Владимир Великий
Между адом и раем
─ Этот старик с красной попой мне когда-то вручал комсомольский билет… А сейчас его могу послать на х…
Услышав общеизвестное слово из трех букв, седовласый ринулся к обидчику. И тут же остановился. Остановился не потому, что силы были неравные. Остановился потому, что этого опять требовал партийный этикет, пусть даже уже сошедшей с политического небосклона организации коммунистов. И еще. И это было самым главным. Он нисколько не сомневался, что партия, несмотря на любые повороты или развороты, все равно останется у власти. И в ее возвращении коммунист Половозов сыграет далеко не последнюю роль. При этой мысли он сжал кулаки и продолжил движение. Перед входом в особняк он заметил двух старушек-ровесниц, они шли ему навстречу. На этот раз Половозов изменил тактику своего поведения. Сделав умное выражение лица, он сначала остановился. Затем улыбнулся и очень четко произнес:
─ Извините, пожалуйста… Вы имеете ко мне вопросы? ─ Презрительный взгляд представительниц слабого пола в один миг его ошарашил. Он хмыкнул себе в кулак, и уже без всякого желания о чем-либо говорить, буркнул себе под нос. ─ Ну, мне все понятно… Коммунисты никому не нужны… Они во всем виноватые… ─ Гробовое молчание женщин старика разозлило. Он в том же духе продолжил. ─ Не забывайте одно. В стране, как и в нашем городе орудуют демократы, бывшие коммунисты…
И на этот раз брюзжание седовласого женщины оставили без внимания. Он махнул рукой и неспеша двинулся к серому особняку. Его глаза были влажными. Настроение ему испортили донельзя. Он все еще недоумевал, почему незнакомые женщины были безголосыми. В своем умозаключении он ошибся. Едва он взялся за ручку мощной двери, как позади себя услышал:
─ Слушай, Татьяна… Это при этом пердуне в Омске ввели ка-а-пи-и-ративные цены… Ух, анархист, Бог его накажет… Ей-богу накажет…
Половозов неспеша обернулся и покачал головой. Затем смачно выматерился. Демократы и на самом деле затуманили людям головы. Он с силой дернул к себе дверную ручку и оказался в знакомом холле. Вошел и слегка опешил. Милиционер, молодой парень, неспеша прохаживающийся по ковровой дорожке от лестницы, ведущей на второй этаж, до небольшого стола, на котором стоял телефон, был ему незнакомый. Удивило вошедшего и его вооружение. Через плечо у него был автомат Калашникова, у пояса резиновая дубинка. Седовласый помахал рукой милиционеру, так он всегда раньше делал, приветствуя охрану, и уверенно двинулся к лестнице.
─ Мужчина, а почему ты так прытью кинулся наверх? ─ раздался голос милиционера. ─ У нас существует пропускная система… ─ Половозов на его слова не среагировал. Произошло это по причине его шока. Он впервые за свою жизнь получил замечание от сотрудника милиции. Он сделал еще несколько шагов по лестнице и тут же перед ним вырос безусый юнец. Его физиономия пылала негодованием, словно, убеленный сединой мужчина, совершил преступление. Сержант пробежал несколько метров вперед наверх и, взяв автомат на изготовку, прокричал:
─ Папаша, еще один шаг и я стреляю… Предупреждаю… Потом пеняй на себя…
«Папаша» отреагировал очень спокойно. Он остановился и внимательно посмотрел на стража порядка, стоявшего на несколько ступенек выше. Затем совершенно спокойно произнес:
─ Товарищ сержант, я вижу, ты новенький… Я все еще не понимаю, почему ты так со мной разговариваешь… Ведь я еще первый секретарь обкома партии… Меня избирали коммунисты, они должны меня и … ─ Продолжить мысль до конца ему не удалось. Перед ним откуда ни возьмись появился майор милиции, он также его не знал. Скорее всего, начальник наблюдал за действиями подчиненного. Офицер лихо козырнул перед носом пожилого мужчины и сквозь зубы процедил:
─ Я все еще не понимаю… Что здесь делает бывший вожак коммунистов? Как мне известно, коммуняки уже не существуют. Власть перешла к демократам… ─ Сделав короткую паузу, работник административно-исполнительного органа продолжил. ─ Мне дан строгий приказ ─ в здание посторонних лиц не пускать. Особенно бывших…
Половозов ехидные реплики жирного мужчины в милицейской форме пропустил мимо своих ушей. Посчитал вести с ним какую-либо полемику бесполезным занятием. Да и опасным. Служивый мог в лучшем случае накинуть на него наручники, в худшем, применить оружие. Он покачал головой, повернулся и неспеша направился к выходу. Некоторое время он ходил по небольшому парку, расположенному в центре города. Ходил несмотря на то, что его ноги были ватными. Его мозг также был отключен от внешнего мира. Одно, что он мог делать сейчас ─ это двигать ногами, что он и делал. Он нисколько не сомневался, если он присядет или даже остановится, ему придет каюк. Прохожие по-разному реагировали на странно идущего мужчину. Одни сочувственно трясли головой, другие злорадно усмехались…
Неудачный визитер окончательно пришел в себя только вечером, когда принял ванну с горячей водой. Затем встал под холодный душ. Подобное ему всегда помогало, особенно тогда, когда он сильно уставал или ждал высоких гостей. Сейчас же было совсем другое. И это другое сильно отличалось от той повседневной жизни, которая изобиловала заседаниями, приемами или повелительной риторикой, исходившей из его уст. Местные средства массовой информации денно и нощно информировали жителей о титанической работе первого секретаря обкома партии, приводили десятки цитат из его выступлений на активах или при встречах с трудящимися. Половозов везде и всегда успевал засветиться. Популярность, пусть даже и в сибирской глубинке, давала ему силы для очередного шага в известность. Порождала очередные идеи… К сожалению, все это теперь только прошлое. Ушло в прошлое и многое другое. Он впервые за много лет не был на главной трибуне города и не махал рукой сотням тысяч людей, проходивших мимо серьезных мужчин и женщин с красными бантами…
Ровно в десять часов вечера хозяин престижной квартиры включил телевизор и тут же его выключил. Слащавые речи перевертышей с партийными билетами об истинной демократии ему порядочно надоели. Он плюхнулся в кровать, стиснул зубы и заплакал. Плакал он не от старческой немощи. Плакал от внезапно пришедшего одиночества. Дочери начисто его забыли. Он им звонил, никто не брал трубку. Не звонили ему и близкие люди, не звонили и соратники по партии. Не звонил и Анатолий Стрельников, его протеже. Все молчали, словно набрали в рот воды или спрятались в землю, как пескари. Вскоре старик заснул. Проснулся он среди ночи и спустился вниз, за почтой. В главной газете области «Омская правда» что-либо полезного для себя он не нашел. Информация местных писак, фамилии которых мало о чем ему говорили, его вообще не интересовала. Одно он знал наверняка. «Новые» писаки и лидеры, есть ничто иное, как бузотеры, рвавшиеся на волне антикоммунизма к власти.
При этой мысли Половозов тяжело вздохнул. И невольно сделал небольшой экскурс в недалекое прошлое, которое лично для него было и не таким уже плохим. Приход к власти лысого мужчины с отметиной на голове во многом его обнадежил. Ускорение и перестройка в какой-то мере сняли груз ответственности, который несли работники партийных комитетов. Да и «первички», досыта наболтавшись, что-то предлагали для улучшения работы. Иван Николаевич при очередной мысли слегка улыбнулся. Плешивого можно было похвалить и не только за это. Он значительно прибавил к его должностному окладу. 850 рублей не так уже и мало. Прибавил не только областным царям, прибавил всем ответственным работникам многомиллионной армии коммунистов. Кроме того, они получали в виде праздничных пособий три оклада в год: к 7 ноября, к 1 Мая и к отпуску (лечебные). И это еще не все. Они имели право на семейные путевки (с 80% скидкой от стоимости) в самых фешенебельных санаториях четвертого Главного управления (Кремлевского) Министерства здравоохранения СССР.
А как там все было организовано и продумано?! Сам Бог мог этому позавидовать. Половозов, как правило, всегда отдыхал с женой и детьми. Однажды он сделал исключение. Поехал один, составил компанию своему другу Молоткову. У Григория полгода назад умерла жена, он хотел разогнать тоску. Друзья отдыхали в подмосковном санатории «Сосны». И чего там только не было?! Кино, бильярд, баня, рыбалка, одним словом, все что хочешь. Однако не это оставило неизгладимый след в жизни сибиряка. Он был поражен поистине божеским сервисом. Куда не посмотришь ─ везде улыбка, доброжелательность. На 70 человек отдыхающих было 250 человек обслуги! В большинстве своем это были молодые женщины, почти одни блондинки. Настоящие русалки, шик земной, да еще какой! Половозов не удержался, согрешил. Он пару раз переспал с одной из красоток…
Старик невольно проглотил слюну. Да и после работы у него была возможность хорошо расслабиться. Не было ни дня или вечера, чтобы кто-то из первых секретарей сельских или городских райкомов не приглашал его на то или иное культурное мероприятие. Как правило, оно заканчивалась подарками и хорошей выпивкой. Вождь входил в бешенство, когда кое-кто из его подчиненных притворялся «девственником», не пил спиртное. Не пить, тем более с начальником, он расценивал как антипартийный проступок. Подобные персоны или «не наш человек» быстро изгонялись из структур власти. Он также не хотел видеть подчиненных и в зоне «повышенного интеллекта», простыми винтиками куда проще управлять… Половозов тяжело вздохнул. И всего этого он лишился?! Ну, уж извините, фигушки. Такого никогда не будет. Он набрал в свои легкие очередную порцию воздуха и выдохнул. И тут же в своей груди он почувствовал сильную боль…
Стрельников сидел за письменным столом, когда в его квартире раздался телефонный звонок. Он быстро подбежал к аппарату, поднял трубку и как обычно скороговоркой произнес:
─ Специальный корреспондент газеты «Сельская жизнь» Стрельников… Чем могу служить? ─ Через некоторое время раздался взволнованный женский голос. ─ Анатолий Иванович… Это звонит из Москвы Светлана, дочь Ивана Николаевича… ─ Фаворит семьи Половозовых отреагировал очень быстро. ─ Да, да, Светлана Ивановна… Я Вас слушаю… ─ Из микрофона вновь донеслось. ─ Я сегодня звонила папе домой и на прежнюю его работу. Он к телефону не подошел. Наверное, что-то с ним стряслось… ─ Стрельников с уверенностью произнес. ─ Светлана Ивановна, не переживайте. Я мигом все узнаю и Вам потом перезвоню…
Дарья Аксенова информацию мужа о звонке из Москвы восприняла хладнокровно. Супруги в это тревожное и неспокойное для них время все еще делали ставку на Половозова. Всякое в жизни бывало и бывает. Сегодня вождя сместили, через день он вновь на троне. Стрельников быстро спустился вниз, к своей машине. Сначала он поехал к трехэтажному особняку, где недавно находился обком партии. Постовой милиционер его без специального пропуска ни в одно помещение не пустил. Вскоре он оказался перед домом, в котором проживала областная и городская знать. На звонок из подъезда в квартире Половозова никто не ответил. Узнать о местонахождении важной персоны у жильцов ему также не удалось. Они на его вопрос реагировали по-разному. Одни улыбались и крутили головой, другие делали недоуменный вид, словно впервые в своей жизни слышали об этом человеке.
Несолоно хлебавши, он направился к своей машине. Открыл дверцу и тут же позади себя услышал мужской голос:
─ Молодой человек… Вы ищите бывшего партийного царя… ─ Стрельников резко обернулся и увидел перед собою высокого мужчину, одетого в осеннее полупальто черного цвета. На его голове была теплая спортивная шапочка, из-под которой выглядывали локоны седых волос.
Незнакомец почти вплотную к нему приблизился, и слегка покачав головой, с некоторой ехидцей в голосе продолжил. ─ Вы, первый, кто за время демократии им поинтересовался. ─ Любимец бывшего высокопоставленного чиновника слегка вскипел. Он решил возразить тому, кто презирал его патрона. Он внимательно посмотрел на худощавого мужчину с несколько болезненным выражением лица, отметив при этом его умные глаза голубого цвета, и с явным недовольством произнес. ─ Извините, меня Ваша личность мало интересует. Я не сомневаюсь, что Вы представитель или сторонник демократов, их структур… ─ Ухмылка на лице незнакомца еще в большой степени вызвала у него огонь ненависти к тому, кто презирал Половозова. Он вновь выдавил из себя. ─ Лично для меня Иван Николаевич был и есть хороший человек. Под его руководством в области было сделано очень многое…
Скорее всего, здесь уже лопнуло терпение и у седовласого. Он слегка полуобнял почти равного по росту мужчину и сквозь зубы процедил:
─ Эх, молодой человек… Жалко, что ты и миллионы подобных, продолжают плавать в партийном дерьме. В том, что у нас много строилось или выпускалось не есть заслуга Половозова. Это заслуга простых людей…
Стрельников слегка опустил голову и стиснул зубы. «Спортивная шапочка» ему порядочно осточертела. К тому же ему было не до дискуссий. Он быстро запрыгнул в кабину и тут же услышал голос своего идейного противника:
─ Слушай, земляк, а может Половозов уже коньки отбросил? Всякое в нашей жизни бывает…
Лысый мужчина в дубленке коричневого цвета от услышанного сначала опешил. Он никогда не допускал, что его патрон может умереть. Это просто невозможно, если учесть современную медицину и все то, что имел Иван Николаевич и его семья, им подобные. Он со злостью зыркнул на своего заклятого врага и дал по газам. Стрельников еще раз подъехал к элитному дому очень поздно, город уже находился в плену ночной темноты. Он сразу же надавил на кнопку звонка, опять никто не ответил. Вскоре он позвонил в милицию. Часы показывали ровно двенадцать ночи, когда два милиционера в присутствии понятых взломали дверь квартиры. Ее хозяин лежал в постели. Лежал без признаков жизни. Несколько позже врачи установили диагноз ─ инфаркт сердца.
Половозов нашел свое последнее пристанище в деревне Милютино, она была его малой родиной. Организация и все расходы, связанные с похоронами, полностью легло на плечи Стрельникова. Он никогда не думал и не ожидал, что общество, которое называлось человеческим, так не по-человечески поступит с тем, кто всю жизнь отдал служению делу партии, делу социализма. Мало того. Светлана, узнав о смерти отца, обещала приехать с сестрой. Обещали приехать и соратники умершего, но никто не приехал. Не было и представителей партий из омского региона. Ни в одной газете города и области не было написано ни строчки о смерти бывшего первого секретаря Омского областного комитета КПСС. Стрельников сначала недоумевал, даже скрипел зубами. Несколько позже он свыкся. Да и времени для размышлений или каких-либо доказательств у него не было. Его попытка похоронить своего патрона на главном кладбище г. Омска закончилась неудачей. Местные власти в один голос заверяли, что сделают все возможное и невозможное для гражданской панихиды умершего. На деле никто из них палец о палец не ударил. Помогала мужу одна только жена, Дарья Аксенова. На городское кладбище она приезжала с большими надеждами дважды, уезжала со слезами. Старший из могилокопателей разводил руками, он до сих пор не имел письменного разрешения.
Было два часа дня, когда на кладбище полузаброшенной сибирской деревушки появился небольшой бугорок из свежевырытой земли. Возле него сидел на корточках мужчина, он плакал. Почему плакал, он и сам еще не понимал. Из своего жизненного опыта он знал одно, что было общепринятым у людей. На похоронах мало кто не плачет. Одни плачут, что потеряли близкого человека. Другие плачут, ожидая свою смерть. Лысый же мужчина с непокрытой головой издавал жалобные, нечленораздельные голосовые звуки от стыда перед своим старшим другом. Он, несмотря на титанические усилия, так и не смог воздать почести, которые были ему «положены». Он тяжело вздохнул и посмотрел на часы. До электропоезда, идущего в Омск, оставалось четыре часа.
Внезапно пошел мелкий снег. Обычное явление природы не рассердило одиночку. Он только поменял место своего нахождения. Присел на небольшой чурбан, лежавший в двух метрах от могилы усопшего. Затем вновь задумался. Его жизнь многие годы была связана с покойником. Круглый сирота, без всякого сомнения, до сих пор учительствовал в деревне Светловке или ей подобной, если бы не появился Иван Николаевич. Неожиданно за его спиной раздался женский голос:
─ Ей, деревня, кого хоронишь? Или пришел память своим родным отдавать?
Стрельников неспеша привстал и повернулся к источнику звука. В его сторону шла пожилая женщина с девочкой. Она сильно прихрамывала на левую ногу. Едва сельчанки к нему подошли, он протянул руку для приветствия и негромко произнес:
─ Здравствуйте… Меня зовут Анатолий Иванович…
Женщина на его приветствие не ответила, как и не представилась. Она, как казалось мужчине, вообще его не замечала. Как и не видела его слез. Немолодая особа, одетая в поношенную фуфайку, на ее голове была вязаная шапочка черного цвета, низко опустила голову и себе под нос скороговоркой пробубнила:
─ Слушай милый человек… У тебя что-нибудь покушать есть? ─ Затем она повернулась к девочке и, слегка погладив ее по голове, с некоторым придыханием произнесла:
─ Моя внучка Катенька… Она с самого утра крошки хлеба во рту не имела…
Полукалека заметно оживилась, утвердительно кивнула головой и с нескрываемой жалостью уставилась на Стрельникова. Он внимательно вгляделся в темно-карие глаза подростка и стиснул зубы. В том, что перед ним стояли нищие люди, он нисколько не сомневался. Он сделал два шага в сторону могилы, затем наклонился и поднял с земли большую хозяйственную сумку. Дарья, понимала, что ее муж ехал не на именины к друзьям, а на похороны, тем более, в глухую деревню. Она доверху набила продуктами питания две сумки. Кроме съестного положила пять бутылок водки. Спиртное было неконвертируемой валютой на территории большой страны, котировалось не хуже, чем золото на мировом рынке. Четыре бутылки выпили могильщики, одну бутылку Стрельников держал про запас. Он все еще надеялся, что на кладбище придет кто-нибудь из местных коммунистов или из района. Пока никого не было.
Он сквозь силу улыбнулся и протянул женщинам сумку. Старшая из них быстро ее раскрыла и, увидев большой крендель колбасы и батон белого хлеба, почему-то неодобрительно хмыкнула. Противоположной на съестное была реакция девочки. Она от радости широко улыбнулась и тут же из ее глаз выступили слезы. От увиденного Стрельников сжал зубы и отвернулся в сторону. Еще несколько мгновений и он бы расплакался, а может даже и зарыдал. Сейчас больше всего на свете его страшила не смерть близкого человека, а то, что происходило на его глазах. Небольшого ростика детское создание, на ногах которого были обрезанные резиновые сапожки, которым, как ему казалось, было уже больше ста лет, плакало при виде колбасы, которую оно, скорее всего, никогда не кушало. В голову лысого невольно пришли эпизоды, когда он, представитель главной партийной газеты участвовал в различного рода презентациях. От недавнего приятного ощущения у него невольно появилась слюна. Его размышления прервала женщина. Она всплеснула руками, и озорно подмигнув калеке, произнесла:
─ Катюша, а что мы с тобою стоим? Да еще при такой непогоде. Пойдем напротив и присядем на скамейку, хоть покушаем по-людски…
Внучка предложению бабушки сильно обрадовалась. Она прижалась к ней и с радостью проворковала:
─ Спасибо, баба Таня… Я сильно замерзла… Сначала побегаю, а потом присяду…
Помахав рукой, она неспеша заковыляла вокруг полудюжины могил, находившихся неподалеку от свежего захоронения. К счастью или к несчастью, снег к этому времени значительно приутих. Лишь его небольшие хлопья лениво падали на кладбищенскую землю, словно укрывали успоших от земных дел и проблем. Стрельников некоторое время стоял и молчал. Появившееся желание поговорить с Татьяной у него пропало. Он сейчас с болью в душе смотрел на маленькую фигурку, которая качалась из стороны в сторону, словно ванька-встанька. Едва она оказывалась рядом с ним, он до боли в глазах напрягал зрение и, увидев улыбку на симпатичной мордашке подростка, невольно улыбался. Улыбался через силу и сжимал кулаки. И тут же себя спрашивал: почему этот ребенок живет в нищете? Кто в этом виноват? Партия или люди, которые не боролись и не борются за свои права? А может виноват в этом тот же усопший, который всю жизнь приспосабливался, чтобы получить наиболее лакомый кусочек? А может в этом виноват и специальный корреспондент газеты «Сельская жизнь», писавший слащавые статьи о мудрой партии, боясь при этом опуститься на дно советского общества?
Неизвестно сколько бы еще времени он стоял, размышляя о «причудах» человеческой жизни, ежели бы его не пригласила к себе Татьяна. Он осторожно присел на полусгнившую березовую доску, лежавшую на земле, и бросил взгляд на металлический столик. Улыбнулся. Татьяна его крендель колбасы поделила на несколько частей. Таким же образом она поступила и с батоном хлеба. Бутылка «Московской» была нетронутой. Причиной этому, скорее всего, было отсутствие стаканов или другой емкости. Заметив вопрошающий взгляд незнакомки, он привстал и двинулся к свеженасыпанному бугорку земли. Рядом с ним лежала небольшая сумка со стаканами. Затем он неспеша открыл бутылку и на треть наполнил прозрачной жидкостью два сосуда цилиндрической формы из стекла. Сделав смурное выражение лица, он посмотрел на женщину. Слегка покачал головой и тут же из уст сельчанки раздалось:
─ Милый человек… Скажи же, за упокой чьей души будем пить?
Стрельников стиснул зубы и пронзил своим взглядом уже далеко немолодую женщину. Ее желтые зубы, как ему казалось, никогда не соприкасались с зубной щеткой. Как и ее осунувшееся лицо не подвергалось макияжу. Его же Дарья Аксенова без искусственного оформления лица, особенно в последнее время, не обходилась. Запах различных красок, кремов, духов очень его радовал. Он был без ума, особенно в постели, когда обнимал стройную женщину и со страстью впивался в ее крашеные губы… Он тяжело вздохнул и покачал головой. К его удивлению, и землячка умершего до сих пор не знала, кого сегодня погребли в холодной земле. Он сквозь зубы процедил:
─ Три часа назад был похоронен Иван Николаевич Половозов, первый секретарь Омского обкома партии, кавалер ордена Ленина… ─ Регалии усопшего мало интересовали Татьяну. Она осенила себя крестом, затем пробубнила под нос. ─ Пусть земля будет пухом для раба Ивана. ─ И в один миг опрокинула содержимое стакана в свой рот. Мужчина последовал ее примеру.
Вскоре незнакомые люди разговорились. Стрельников то и дело поддакивал женщине, хотел как можно больше выудить информации из ее уст. Татьяна, как и миллионы ей подобных, жила в нищете и в политическом бесправии. Ей было всего сорок пять лет, выглядела же она на все шестьдесят. Основной удар по некогда зажиточной семье пришелся на последние десять лет, когда на верхушке партии шла борьба за власть.
Подобное происходило и внизу, в их деревне. Директор совхоза, невзрачный мужичонка, правивший тремя деревнями почти тридцать лет, тащил к себе все, что видел. Крестьяне на его проказы смотрели сквозь пальцы. Знали, что Скоробогатов имел в Омске родного брата, работавшего в облисполкоме. Смотрели сквозь пальцы еще и по другой причине. Совхоз хотя и был убыточным, но жить можно было. Почти все работали, имели неплохое личное подворье. Молодая супружеская чета Слюсаренко по «сытости и богатству» была впереди многих односельчан. Василий работал пастухом, Татьяна доила совхозных коров. Сын и дочь учились в школе.
1988 год стал для семьи роковым. Сына Алексея весной направили в Афганистан, его жена была беременной. Со слезами на глазах родители просили плешивого майора направить их чадо во внутренний округ, хоть на китайскую границу. Военком был беспощаден. Через месяц пришла похоронка. Где погиб их первенец и где его могила до сих пор неизвестно. Молодая вдова очень тяжело переносила смерть своего мужа. Сильно плакала и переживала. Роды у нее были очень тяжелые. Родилась девочка, у которой одна нога была короче другой. Врачи объяснили «дефект» по-разному. Одни говорили, что причиной были нервные расстройства матери. Другие считали, что это последствия ядерных испытаний в Семипалатинской области. Родители Оксаны вместо того, чтобы дочь успокоить, стали упрекать ее в излишней нервозности. Повседневные стрессы несчастная, некогда лучшая ученица восьмилетней школы не выдержала. Однажды ранним утром она залезла в металлическую бочку, наполненную водой, включила в электрическую сеть фен для сушки и укладки волос и опустила его в воду…
Еще через полгода Татьяна похоронила своего мужа и дочь. Трагедия произошла во время празднования нового года. Супруги Слюсаренко пригласили бывших сватов к себе в гости. Сделали они это по просьбе внучки Катеньки, она жила у них. Девочке нравился дедушка Витя, который во время редких визитов очень мило с нею разговаривал и приносил ей резиновые куклы. Пригласили еще и потому, что хотели жить по-человечески с родственниками. Не забывали, что Катя, есть общее создание молодых людей, безвременно ушедших из жизни. Драка началась из-за пустяка. Перед самым уходом домой гости попросили у хозяев взять на ночь к себе внучку. Те наотрез отказались, боялись. Евдокимовы были в дугу пьяные. К тому же на улице стоял сильный мороз. Виктор не на шутку взбесился. Он схватил со стола столовой нож и ударил им в грудь хозяина. На помощь отцу бросилась Ирина, его дочь. Ее попытка выхватить нож из рук пьяного оказалась неудачной. Он нанес несколько ударов по телу подростка. Везти окровавленных людей в районную больницу не пришлось. Сельская медсестра установила диагноз ─ ножевые раны оказались для обеих смертельными…
Уже темнело, когда Анатолий Стрельников и Татьяна Слюсаренко покидали деревенское кладбище. Никто из них не отрицал, что разговор, который в некоторой степени был даже откровенным, обеим пошел на пользу. Катю проблемы взрослых вообще не интересовали. Она впервые в своей жизни досыта накушалась копченой колбасы и сельди в подсолнечном масле. Полукалека крепко сжимала свой кулачок, в руке у нее была хозяйственная сумка. Подарок от незнакомого дяди. Она уже сама ходила за продуктами питания в магазин, который неделю назад закрыли…
В электропоезде Стрельников некоторое время бодроствовал. Он пытался поразмышлять о том, что услышал от крестьянки. Но, увы, не получилось. Сказывалась смертельная усталость. Он протянул ноги вперед и почувствовал теплый воздух, исходивший от электрообогревателя, установленного на полу вагона. И тут же оказался в плену сна…
Через неделю после смерти патрона у Анатолия Стрельникова и его жены Дарьи Аксеновой дела пошли страшно плохо. Их выгнали с работы, выгнали в один и тот же день. Спецкор газеты на работу пришел в восемь часов утра, он всегда приходил на час раньше. Его попытка провернуть ключ в двери своего кабинета оказалась безуспешной. Он вообще чуть было не потерял дар речи, когда изнутри раздалось:
─ Заходите, дверь не заперта… ─ Он неспеша открыл дверь и сделал пару шагов вперед. Приподнял голову и остолбенел. За его письменным столом сидел незнакомый молодой человек с наголо постриженной головой. Увидев вошедшего, он нехотя оторвался от бумаг и сквозь зубы процедил:
─ Ах, товарищ, он же господин Стрельников… Я очистил от хлама письменный стол и гардероб. От них прет коммунистическим смрадом и дерьмом…
Коммунист на реплику «демократа» не ответил. Он стоял в двух шагах перед массивным предметом мебели в виде широкой горизонтальной пластины на ножках и лупал глазами. Раздался телефонный звонок. Сидень неспеша взял трубку, слегка откинулся на спинку кресла и небрежно махнул рукой в сторону мужчины, понуро стоявшего перед ним. Стрельников стиснул зубы и мигом покинул свой кабинет, уже бывший…
В это же утро осталась без работы и Аксенова, заместитель заведующего отделом культуры облисполкома. В отличие от мужа ей не пришлось открывать свой кабинет. На его двери висел небольшой кусок ватмана, на котором красным фломастером было написано: «Подстилка обкомовская… Твой х… сдох… Заминировано…». Она слегка улыбнулась и неспеша направилась к выходу.
Остаток дня и почти всю ночь супруги были погружены в раздумья. Вывод был однозначным. Козни против них начались сразу же после смерти Половозова. И далеко не последнюю роль в этом сыграл Тугодумов, его лучший друг. Они также не сомневались, что в городе по своей специальности им не трудоустроиться. Не говоря уже о том, чтобы вновь оказаться в мягких креслах. Да и времени для раскачки у них не было. В этом они убедились утром следующего дня. В их почтовом ящике лежал конверт без штемпеля. Стрельников неспеша его открыл и заскрипел зубами. Неизвестные предлагали ему через месяц освободить квартиру. Дарья сразу же бросилась в слезы.
Он же решил не сдаваться и не без оснований. В Омске появились десятки новых периодических изданий. Его голова и жизненный опыт будут востребованы. Почти неделю он околачивал пороги газет и журналов. Вчерашние друзья и приятели просто-напросто его избегали. Новоиспеченные редакторы его вообще не принимали. Только через две недели ему удалось трудоустроиться. Удалось благодаря тому, что он не бросил в мусорное ведро свой партийный билет и не вышел из рядов КПСС. Редактор новоиспеченной газеты «Коммунист» большой зарплаты безработному не обещал. Встреча бывшего спецкора общесоюзной газеты «Сельская жизнь» и бывшего редактора областной газеты «Омская правда» закончилась небольшим сабантуйчиком в ресторане. Адам Миронский, к удивлению коллеги, сожалел, что в августе был в Болгарии и поэтому не успел запрыгнуть в лодку «демократии». Стрельников его сокровенные мысли пропустил мимо ушей, словно не заметил. Зато поздно вечером он основательно поразмышлял. Вывод был неутешительный. Для подобных Миронскому ─ власть ничто иное как источник блага, будь она красной или белой. В этом он окончательно убедился через неделю, когда показал ему свой первый материал. Стрельников, побывавший на заседании городского совета как спецкор от коммунистической газеты, не только привел удручающие факты из жизни коммунального хозяйства, но и подверг резкой критике мэра города. Редактор просмотрел рукопись, затем недовольно прошипел:
─ Анатолий Иванович… Мы с тобою по ошибке стали оппозиционерами. ─ Заметив удивленный взгляд опытного писаки, в том же тоне продолжил. ─ Главу города не надо критиковать. Он нам дал три комнаты для редакции газеты, снабдил новой техникой. ─ Затем он перевел взгляд на высокого лысого мужчину, который все еще не понимал тайн новых местных политиков. Хмыкнув себе в кулак, в несколько повелительном тоне продолжил. ─ Господин Стрельников… Вы, как я вижу, не держите руку на пульсе современной политики, хотя уже пора научиться этому. На очередных выборах в местные органы власти мы поддержим Виктора Николаевича, нашего мэра…
