Виктор Васильевич Ананишнов
Ходоки во времени. Время во все времена. Книга 4
– По одному ко мне!
У своего шатра засветилась Зинза, но, наверное, сообразила, что её Бог сегодня не разделит с ней ложе, поникла и скрылась за тяжёлым пологом.
А Иван, заметивший её, стиснул зубы (когда же он будет принадлежать самому себе?), и вталкивал женщин и ходоков в облако.
Кто он? Человек или нет…
Очистив облако от людей, Иван усадил женщин невдалеке от ромта Уленойка и предупредил их ждать и, главное, ни с кем не общаться. А сам в сопровождении дона Севильяка и Джордана спустил вниз жилища.
Уленойк как всегда занимался делом, завещанным Анкой.
Походя. Играя. Наслаждаясь и наслаждая.
КЕРГИШЕТА и ходоков принимал тоже как всегда: шумно. Его фривольности перед гостями повергли Джордана в меланхолию, а дона Севильяка к громогласному одобрению. Иван не медлил:
– Уленойк! – решительно распорядился он. – И вы, – кивнул он на ходоков. – Станем на дорогу времени! Все вместе. Дайте руки!
Он почти вырвал всех троих из реального мира, не заметив произведённого труда. Он словно обволок их собой и увлёк в поле ходьбы. Ему даже показалось: мог бы не касаться их рук, и они всё равно последовали бы за ним, раз он решил взять их с собой.
В реальный мир вернулись среди колючих зарослей низкорослого кустарника. Будто осыпанное пылью солнце – на закате, воздух неподвижен и сух.
– Здесь ты что-то нашёл? – жадно осматриваясь, спросил Уленойк.
– Да!
– Что?
– Место, где можно поговорить, чтобы нас ничто не отвлекало. Особенно тебя.
Уленойк обиделся. Не за себя, как оказалось.
– Твои друзья могли бы обрадовать моих женщин, пока мы с тобой…
– Помолчи, дорогой! У меня к тебе просьба…
Выслушав Ивана, Уленойк равнодушно махнул рукой.
– Пусть живут. Я думал, мы с тобой опять куда-нибудь… Посмотреть интересное.
– Чуть позже! Дон Севильяк, как ты думаешь, Уленойк может достойно представлять нашу команду, когда мы будем разбираться с «удильщиками»?
– Ещё как, Ваня! – одобрил дон Севильяк его предложение.
Уленойк явно понравился ему, зато Джордан, задрав подбородок, пробурчал:
– Какой от него толк? Он же только для одного приспособлен.
Уленойку его слова – комариный укус.
– Квак возьму, – озаботился он, хотя не совсем представлял, куда это его хотят взять с собой ходоки.
– Что возьмёшь – потом. А сейчас… – Иван повёл головой. Облако висело сразу за его плечом. – Возвращаемся!
У входа в ромт за час, на который «промахнулся» Иван с возвращением, случился скандал, совершенно сбивший с панталыка пришедшего к отцу Пирика. Его вызывающее одеяние и желание тут же совокупиться с новыми женщинами наткнулись на их полное непонимание.
Когда облако остановилось и выпустило ходоков, женщины скопом били потомка достославного Анки. И били на виду местных женщин.
Дон Севильяк закатился в громоподобном хохоте. Джордан попятился и вознамерился опять вернуться в облако. Оно его, естественно, не впустило, но и не отторгло, давая ему возможность затаиться рядом с ним. Уленойк разводил руками от невероятного для него зрелища. И только Иван бросился на защиту Пирика, получившего увесистую пощёчину от энергичной Лейбы и болезненный пинок в пах от рассвирепевшей Хелены; дитё её при этом надрывалось криком.
А Пирику просто никак не удавалось уяснить, за что его вдруг стали бить. И кто! Женщины, которым он хотел подарить наслаждение. Это было выше его жизненного опыта и впитанного с молоком матери мировоззрения. Ему всё это казалось нелепым, также как и его отцу – Уленойку. Они даже не возмущались. Не постигали происходящего – и всё тут!
Зато бывшие сёстры по секте позабыли все обиды, накопленные друг к другу в колонии, и сплотились опять вокруг Катрины.
На Катрину Иван обратил внимание только сейчас. Он что-то запамятовал, как вводил её в облако. Правда, в том не было ничего особенного, так как он не помнил и половину тех людей, которых пробивал в будущее. Но она запомнилась ему тем, что была в группе Хиркуса, у него под рукой. Значит, она пренебрегла им ради возвращения со всеми ближе к цивилизации.
И вот приблизились, а тут…
Потоку обличительных, нелестных слов, выплеснутых Катриной на всех мужчин, казалось, не будет конца. Они сопровождались такими же жестами и мощной поддержкой со стороны сестёр.
Уленойк слушал её с открытым ртом, хотя, что именно говорила Катрина, он не понимал. Но ни одна из его многочисленных женщин не могла так долго и эмоционально говорить и делать сопутствующие движения руками, телом и лицом. За отцом прятался Пирик и тоже смотрел на необыкновенную женщину широко раскрытыми глазами.
Впрочем, её речь была доступна только Ивану и Джордану, дон Севильяк английского практически не знал.
Иван вначале пропускал её высказывания мимо ушей, так как лихорадочно соображал, оставлять ли здесь Хелену с Радой. Этот последний вариант, похоже, проваливался. После драчки Уленойк едва ли примет женщин к себе.
А Катрина витийствовала, стало заметно, как много она почерпнула из арсенала Хиркуса: позы, придыхания, перепады звуков…
– Стоп! – рыкнул в сердцах Иван. – Ты куда хочешь податься?
Катрина, прерванная на полуслове, не нашлась, что ответить.
– А вы куда хотите? – набросился он ко всем женщинам. – Не знаете? И я не знаю, потому что не хочу бросать вас на произвол судьбы. А вы изображаете из себя… Пора понимать, не убогие вы какие-то, что каждый народ имеет свои нравы и обычаи. Здесь именно такие!.. Не знаю, что выберет дон Севильяк, но остальные останутся здесь! Не понравится ромт Уленойка, найдёте другой. Здесь женщины ценятся высоко. Всё!
Уленойк, не ожидавший от Ивана такого же напористого выступления, так и стоял с полуоткрытым ртом. Пирик во всём подражал отцу.
И пока женщины приходили в себя от заявления Ивана, Уленойк с уважением сказал:
– Как много слов вы можете говорить подряд. И эта женщина! – он закатил глаза от восхищения. – Пусть она мне будет говорить.
Иван беспомощно оглянулся на дона Севильяка, готового отметить высказывание Уленойка сочным смехом.
– Ты тоже здесь хочешь остаться?
– Что ты, Ваня? – всполошился дон Севильяк и поводил перед своим носом большим пальцем растопыренной руки.
– Катрина! Твоя пылкая речь понравилась Уленойку. Будешь ему рассказывать всякие байки. А вы… Хелена и Рада, попробуйте здесь обжиться. Мне вас девать некуда, а что вас может ожидать в будущем, я не знаю.
Хелена сверкнула глазами, судорожно прижатый к её груди успокоившийся ребёнок опять заплакал. Она воткнулась лицом в свёрток из грубых кож. Рада схватилась за живот.
Иван резко отвернулся. Он им сострадал и злился на себя за это.
– Дон Севильяк! Джордан! В этот… вушбус!.. Уленойк, я скоро приду за тобой. Готовься!
Он почти втолкнул в облако ходоков и Лейбу с Харуссой, не заметив замешкавшуюся Аннет.
Он уже не видел и не слышал, как Катрина разразилась бранью в его адрес. Уленойк с детским восторгом слушал её…
И всё-таки.
Мучаясь сомнениями, живым участием в судьбе колонистов и женщин, участвуя в повседневности, то есть, переживая обычные человеческие чувства, Иван отмечал в себе иное: как бы мимолётность, а оттого незначительность каждого движения его душевных сил. На них наслаивалась холодная отчуждённость ото всего: волнений сиюминутных дел, от необходимости кое-кого пристроить, порой от собственных желаний, как досадливых напоминаний о том, что его что-то ещё зовёт и это надо будет исполнить. Всё это растворялось, разжижалось как капля одной жидкости в бесконечном объёме другой, что даже не заметила ничтожной в себе примеси.
Такой бесконечностью выступало Время во все времена, а капля – его бытие в этом времени.
Иногда он ловил себя на мгновениях, когда он как будто был везде и нигде. И только разум возвращал его к действительности, к последовательности событий, ибо разум человека, как ветвь развития живой материи, хранил в себе индивидуальность.
Пока хранил…
Но и разум размывался и погружался в лоно бесконечности…
Иван вздрагивал, становясь самим собой, ощущал своё тело, усталость, томящую его.
Он видел Джордана, напрягал память, хотел ему сказать или спросить его, но тут же понимал: всё это уже было, было, было…
И будет…
Иван пока не знал, что Джордан сопереживал вместе с ним и так же тонул и захлёбывался во времени…
Сарыя, при виде Джордана едва не хватил удар. Он немо переводил взгляд от заросшего щетиной лица Ивана на злорадно улыбающегося Джордана, тоже заметно обретшего бороду и усы.
– Ты кого привёл? – начал наливаться возмущением Сарый.
– Учитель! – строго сказал Иван. – Прошу без лишних слов и вопросов. Не до того. Симон был?
– Ушёл совсем недавно. Но… Да, Ваня, не то того.
– Вот и прекрасно. Мы с Джорданом отмоемся, а ты приготовь нам что-нибудь поесть. Наголодались за эти несколько дней.
– Три месяца, Ваня!.. Три месяца тебя не было.
– Так долго?.. Странно. Мне показалось…
– Думаешь, опять промахнулись? – спросил Джордан.
– Да нет. Я уже кое-чему научился, сам знаешь. Да и не три же месяца…И на деват это обычный не похоже… Может быть, такой большой сдвиг от нас не зависел… Ладно, разберёмся. Иди, мойся, а я поговорю с Учителем.
Сарый из рассказа Симона знал о некоторых деталях попадания Ивана с ходоками в канал Пекты, а потом его расселении колонистов с использованием временного кокона, подарка Нардита. Иван вкратце пересказал тоже самое. Да и Сарый поведал немногое, но важное: поле ходьбы и кимер ходоков изменились. Сам Сарый уже погружался в прошлое до десяти тысяч лет. Мог бы, наверное, идти и дальше, но не стал рисковать. Иван вспомнил, что дон Севильяк во времени Уленойка чувствовал себя вполне нормально, хотя это было далеко за пределами его кимера. Тогда он как-то не обратил на такой парадокс внимания, а теперь вот узнал, что случилось. Но дон Севильяк ничего не заметил.
– В поле ходьбы стало намного светлее и как будто свободнее, – продолжал Сарый. – Становлюсь на дорогу времени и как в освещённую комнату вхожу. И… – Сарый замялся. – Я теперь, Ваня, даже не хожу, а, понимаешь… Как бы это сказать?.. Двигаюсь, как бы скользя, куда пожелаю. Даже страшновато становиться. И в Кап-Тартар теперь… тоже как въезжаю… Не знаю, что и думать.
– Так вот почему Симона так далеко занесло… И дон Севильяк у Уленойка ничего не почувствовал. Да… Ты знаешь Уршая?
– Как не знать? Знаю. Симон о нём говорил. Ох, Ваня, лучше бы ты…
– Сидел в прорабах. Так?
Сарый забегал глазами.
– Не усидел бы, – сказал он с тяжким вздохом. – Твоё появление, Ваня, как мы теперь понимаем, не случайно. И… – Он оживился. – Показал бы, как…на чём ты теперь… Ну, этот подарок Нардита.
Иван хмыкнул на резкий переход Учителя с темы на тему, подумал об облаке. Оно тут же расплывчатой кляксой повисло у плеча.
– Вот оно… Джордан колымагой его называет. Я – облаком, а Шилема – вушбусом.
– Как ни назови, – Сарый сжался, отодвинулся в угол вместе с табуретом. – И куда ты теперь на нём?
– Знать бы… Моё поле ходьбы тоже изменилось. Да и не полем оно сейчас мне кажется, а… Вижу сразу всё, что в нём делается. Даже отдельных ходоков в нём вижу. Так и Симона заметил, когда за ним «удильщики» гнались. Вот, Учитель… Всё как на ладони. Стоит только взгляд перевести от одной чёрточки к другой. Объём, а не поле. И в нём меня так и тянет раствориться… А зазудит где-нибудь подмышкой, так какое там растворение, если почесаться надо… Потому что человек я, Учитель, из крови и плоти!
– Вот-вот, что человек… Как будто…
Иван вскинул на Сарыя настороженный взгляд. Его покоробило это самое «как будто», произнесённое Учителем с глубоким подтекстом:
«…Да человек ли ты, Толкачёв Иван Васильевич? Или некая видимость в облике человека, якобы когда-то рождённого от обыкновенной земной женщины?
… А ежели так, то не подменили ли тебя? И теперь ты некое воплощение Времени, порождённое неизвестно зачем…»
Вихрь сумбурных мыслей его разум, выдавил долгий выдох, подобный стону.
– Учитель?.. Что – как будто? Я…
Ответа не последовало, ибо раздался радостный голос Джордана, выходящего из ванны:
– Давно я так не отмывался! В самом Фимане, сами знаете, где помыться? А в мерцающую его часть я не ходок. Там неизвестно куда попадёшь. Вместо помывки в грязи извалять могут… Вы это… чего тут? Поругались?
Сарый тут же позабыл о трепетном вопросе Ивана, его занимал Джордан.
– Иди, Ваня, приводи себя в порядок, коль уж ты – человек. Иди, иди, чтобы не слышать, что я скажу этому болтуну и тунеядцу.
Джордан на выпад Сарыя в долгу не остался. Выдал фальцетом:
– Ты здесь вот сидишь как курица на насесте, а мы с КЕРГИШЕТОМ…
– Потому и сижу, – одолел его Сарый, – чтобы Ваня мог придти в свой дом и не заниматься делами, не нужными ему. А ты довесок… Вот ты кто! Под ногами у него путаешься! Зачем пришёл сюда? Когда я прихожу в Фиман, ты нос свой в сторону воротишь, а тут ему, видите ли, и помывка и обед…
Ивану их перебранка – бальзам на душу. Всё стало таким одомашненным, привычным.
Он поднялся, побрёл в ванную комнату. Глянул на себя в зеркало, вновь занялся непростыми размышлениями о себе как о физическом естестве.
Он – человек!..
Или нет?..
Часть двенадцатая
ИЗ ЖИЗНИ ВРЕМЕНИ
Во времени живя, мы времени не знаем.
Тем самым мы самих себя не понимаем.
Пауль Флеминг
Над ней струила слабый свет
Великолепная луна;
Не та, которую ты сам
Так часто видишь по ночам,
А мать её, ясна, горда,
Доисторических времён,
Что умерла ещё тогда,
Как мир наш не был сотворён.
Н. Гумилёв. Мик
Подворье Симона
Они собрались в лесном подворье Симона.
Уршай, осматривая пролом в стене дома, напомнил:
– Сулейкина работа?
Симон рассеянно кивнул, сказал:
– Тогда-то он, наверное, и сбежал к тейшам.
– Я его там не видел, – поспешил отказаться Уршай.
– Плохо смотрел… – Симон подождал, когда все рассядутся на торцах вокруг пня-стола, резко произнёс: – Рассказывай! И подробнее. Что видел, о чём думал?
Уршай привстал, опять сел, недовольно отозвался:
– Рассказывать нечего. Ничего я там особенного не видел! Что можно увидеть, сидя в четырёх стенах? Только раз… Только один раз провели по какой-то улице. Дома красивые, но ветхие какие-то. Вот-вот развалятся. Идём, а с них сыпется… – Уршай ужал в плечи шею и пригнул голову, словно ему что-то попало за воротник просторной кожаной куртки. – Привели в большой зал. А люду в нём: раз, два – и обчёлся. Привели, показали им меня, как диковинку, и назад увели.
– Они и там в масках ходят? – осведомился Иван.
– Не все, но, наверное, каждый третий в маске. Маски разные. От полоски на нос до сплошной, на всё лицо. У некоторых разноцветные. В полоску даже…
– От нас чем-нибудь отличаются?
– Обликом? – добавил Иван вопрос Симона.
Уршай покривил губами, словно в недоумении.
– Не знаю. Китаец отличается от европейца, а тот от негра. А все – люди… Может быть только ушами. Они мне показались большими. Носы… увесистые. Но и только.
– Значит люди, – резюмировал Симон. – Как они с тобой общались?
– Один из них говорил со мной на языке ходоков.
– Сулейка?
– Нет. Я бы его узнал. Мы с ним…
– Знаем, – напомнил Сарый.
Симон молча согласился с замечанием Сарыя.
– Вот и расскажи, о чём был разговор.
– А… Интересовались: кто да что? Вот почему и говорю, не было там Сулейки. Да и говорилось на плохом языке. Так новички говорят. Потом стали спрашивать о тебе, Симон. Называли тебя другом Повелителя Времени. И…приманкой. Он, этот Повелитель Времени, тебя, говорили, в беде не бросит. Просили, чтобы я показал им тебя.
– Просили, значит? И ты показал? – вместо Симона спросил Сарый.
Уршай нахмурился.
– Так получилось, – сказал с запинкой. – Мы только-только вышли в наше поле ходьбы, как столкнулись с тобой. Поле-то ходьбы изменилось. В нём теперь как в степи всё видно. А ты шёл прямиком на нас… Вот и…случилось.
– Ха, случилось! – сказал Сарый, обращаясь не столько к Уршаю, сколько к остальным ходокам. – Сказал бы правду, что тут же и предупредил их о появлении Симона. А то случилось… А ты, Симон, наверное, увидел их и решил как всегда поинтересоваться: кто да что?
– Остынь, Камен. Всё произошло случайно. Это факт. Я их увидел уже после того, как они подступили ко мне вплотную. – Симон огладил колени. – Поле ходьбы изменилось, но… Я заметил некое туманное образование. Вернее, туманную стену, повисшую передо мной, Я хотел в неё войти, посмотреть. Но из неё выступили они… – Симон помолчал, а потом повеселевшим голосом продолжил: – И скажу, побегал же я! Давно уже не пользовался всеми хитростями ухода от погони. Однако прозрачное поле ходьбы далеко скрыться не даёт. Хорошо, что появились вы и выхватили меня.
– Это Ваня тебя увидел и сказал нам, – уточнил дон Севильяк. – Мы-то вначале не поверили… Да. А здорово мы подрались!
Сарый встрепенулся, ожил.
– Кому что! Кто думает, а кому лишь бы кулаками помахать! – недовольно, но со вкусом проговорил он. – Давайте лучше подведём итоги. Уршай нам ничего больше не скажет. Зато явно стало то, что тейши объявили охоту на Ваню. Наша задача…
– Никаких задач, Учитель!
Оборвал его Иван и вскочил на ноги. Выглянувшее из-за туч солнце осветило его.
Он даже в мыслях не хотел выглядеть перед собравшимися ходоками торжественным или высокомерным, но его поза, лицо, фигура, словно по заказу осиянная с головы до ног, голос, каким было сказано – всё это оказалось и торжественным и вызывающе значимым.
И ходоки, видя перед собой как будто перерождённого КЕРГИШЕТА, Ваню, внутренне пережили мгновения настороженности и ожидания чего-то невероятного.
– Никаких задач не будем ставить перед собой. Ни вы, ни я. К так называемым «удильщикам» я пойду сам… Один.
– Ваня… – выдохнул Сарый.
– Да, мои Учители и друзья! Пора уже установить контакт. Поскольку, как я теперь догадываюсь, и мы, и они выполняем одну и ту же функцию. А она такова. Мы даём возможность Времени не только быть, но и контролировать себя. Не знаю, что было вначале его бытия, но с появлением жизни на Земле одновременно появились и ходоки во времени. Их создало Время, чтобы сохранить эту жизнь, успокаивая планету. И когда это ему удавалось, то жизнь торжествовала, бурно развивалась. Но случались провалы, и тогда на планете вымирали многие, так как в их среде не оказывалось в силу каких-то причин особей, чьи возможности позволяли бы Времени создавать из них ходоков…
Иван высказал всё это на одном дыхании, оттого шумно сделал несколько вдохов и выдохов, как после тяжёлой работы, произведённой в спешке.
– Однако! – воскликнул Арно, взбадривая своим возгласом глубокое молчание ходоков.
– Да, это так! – утвердительно произнёс Иван и приглушённо добавил: – Наверное, так оно и было, так и есть. Возможно, что я ещё чего-то недопонял, утверждая так категорично. Но идея появления ходоков во времени именно такова. Мы с вами помощники Времени. О том толковали и мивакуки. О том догадывался Симон. – (Симон вскинул на него взгляд, свёл брови, согласно кивнул) – О том догадываются «удильщики» и даже в"ыги. А глашатаем, что пытается нам подсказать об этом, служит Нардит или Нарданом древних ходоков. Вот почему нам не враждовать с «удильщиками» надо, а объединяться.
Иван выплеснул из себя всё, что хотел сказать и вновь замолчал. И опять дыхание его было частым, ему не хватало воздуха.
– Но тогда, – Сарый оглядел присутствующих на совете, – все эти тарсены… тарзи… и вся иная нечисть, что пасётся в поле ходьбы, – наши единомышленники? Друзья и братья? Но это, Ваня, не так!
– Да уж, – согласился с Сарыем дон Севильяк.
– Пока не знаю, Учитель. Но, может быть, они представляют воинство хырхоро или иных противников Времени. А то и неведомой нам ипостаси того же Времени. Не знаю.
– На них смех дона Севильяка, наверное, не действует, – сказал Арно. – А, дон Севильяк? Не действует?
– А ты при виде их когда-нибудь смеялся? – парировал дон Севильяк и демонстративно отвернулся от Арно.
Арно не отступал.
– А ты всё-таки попробуй! А вдруг? Они и побегут, как те… хырхоровцы.
– Надо было палки мивакуков прихватить, – напомнил о себе Джордан.
Ему здесь сидеть в молчаливости не нравилось. Были бы они в Фимане. Уж он бы не упустил случая чаще высказывать свою точку зрения. А тут один Сарый чего стоит. Симон лоб морщит, что-то думает.
– Ищи ветра в поле, – присвистнул Арно.
– Найти их не трудно, – сказал Иван. – Но помогут ли их палки? Не уверен.
Недавняя его речь, такая важная и новая по содержанию для ходоков, стала размываться в репликах, хотя и связанных с нею.
Однако Сарый вскоре вернулся к началу разговора.
– Ваня, я тебя понимаю. Ты пытаешься оградить нас от «удильщиков». Но общение с ними связано для тебя с риском. Конечно, ты не просто ходок, а КЕРГИШЕТ, и у тебя транспорт для движения во времени. Но их там много и… – Сарый сделал паузу. – Одному идти плохо, Ваня.
– Может быть, и плохо, – согласился Иван.
– Я с ним пойду, – дёрнул подбородком Джордан.
– Сиди уж, – цыкнул на него Арно.
– А вот по поводу риска… – продолжал Иван, прекращая перепалку. На лице его блуждала лукавая улыбка. – А ну-ка, Учитель, попробуй подойти ко мне… Не бойся! С тобой ничего не будет. Ну, смелее!
– Э, Ваня… – Сарый не понимал, зачем он должен подходить к Ивану.
– Учитель!
Сарый нерешительно встал и под заинтересованными взглядами ходоков сделал первый шаг из тех не более пяти шагов, которые его отделяли от Ивана. Он сделал второй, и третий… Он шёл, но не продвинулся к Ивану ни на йоту. Он видел его сидящего напротив, почти рядом, а дойти не мог, точно так же как оторваться от торца, на котором до того сидел.
Время каждый его шаг растворяло в разных своих периодах существования. Шаги Сарыя терялись где-то в прошлом, в бесчисленном многолетии и просторах планеты.
Сарый, наконец, остановился, растерянно всматриваясь вдаль, словно где-то там, а не под рукой находился его ученик.
– Ваня, ты где?
– Я здесь, где был. А вот где ты сейчас, Учитель, это надо ещё подумать. Вчера, в прошлом году или во времена динозавров?.. Не знаю… Всё!.. Можешь теперь подойти, Учитель, – сказал Иван и протянул ему навстречу руку.
Руки их соприкоснулись, вызвав у Сарыя облегчённый вздох и сентенцию:
– Да, Ваня, ты велик, как никто из ходоков, прошлого и настоящего!
Другие ходоки, сеанс управления временем, продемонстрированный Иваном, внимали не только с удивлением, но и с некоторым беспокойством. На их глазах творилось чудо, но и нечто запретное, так как время не предмет для развлечения. Так легкомысленно с ним поступать нельзя!
Нельзя – и точка!
Так их учили Учители.
– Ваня, что это было? – требовательно спросил Симон. И тут же: – Как ты это сделал?
– Как, не знаю. А что было? Мы с Учителем на время оказались в разных временах. Я с вами в этом, а он… где-то.
– На время… В разных временах… – повторил и вздохнул, не меняя позы, Симон. – Н-да…
На поляне повисла тишина. В этой, внезапно возникшей немой сцене, лишь Уршай озадаченно рыскал раскосыми глазами по лицам ходоков, так как то, что знали те о способностях Ивана, а теперь переживали новые его возможности, были далеки и неведомы ему.
– Я, наверное, не так объяснил, – прерывая долгое молчание, сказал Иван. – Но по другому не могу… Пока не могу.
– Ты объяснил всё правильно, – задумчиво проговорил Симон, медленно поглаживая сомкнутые колени. – Но скажу честно, это не укладывается в голове. Я хожу во времени вот уже… – Он пошевелил губами, возможно, подсчитывая годы: – …пожалуй, без малого тысячи две лет.
– Не прибедняйся, – прервал его Сарый. – Много больше.
– Как считать. Дело не в том. А в том, что за эти годы насмотрелся чудес и парадоксов. Входил в поле ходьбы и выходил из него, порой даже не обращая внимания на течение времени… Его нормального течения в нашем, по крайней мере, мире. Это для меня стало постулатом. Законом, в конце концов! Всё потому, что время для меня всегда было первичным. А я – лишь ходок в нём. Так считаю не только я. Время для нас – вне нас. Теперь же вижу, что оно может быть вторичным, управляемым… Тебе, Ваня, дано повелевать им. Вот, думаю, откуда появились эти парадоксальные имена, связанные с тобой. У в"ыгов ты Тот, Кто Остановит Время… Тейши пошли дальше. Ты у них – Повелитель Времени.
Неторопливое высказывание Симона заставило Ивана то мёрзнуть, то покрываться потом. Конечно, всё было так, но, до озвучивания Симоном, он носил это в себе, боясь даже думать о том, чтобы не травить себе душу, особенно после предупреждения Девиса об опасности игры со временем.
Как или в чём выразиться опасность, Иван искал и не находил. Думая, наделял Время разумом, хотя мысль была противна его убеждениям атеиста до корня волос. Тем не менее, в таком понимании он искал утешение: если Время разумно, значит, оно знает, что делает, давая ему возможность «играть» с ним. А раз оно наделило его этим правом, то никакой опасности нет для него.
Но вдруг всё не так? Играя, не заиграется ли он?..
