Валерий Железнов
Ошибка Архагора
После еды, сытость и усталость свалили путника в сладкое забытьё сна. Но не всё его сознание затуманила дрёма. Какая-то малая часть бодрствовала и бдительно несла караульную службу; при малейшей опасности готовая поднять тревогу, приводя тело и мозг в боевую готовность. Так до утра он и проспал, лишь к ночи перебравшись на траву и завернувшись в плащ.
А с первыми лучами Солнца веки его разомкнулись, и отдохнувшие мышцы, упруго подбросили тело. Завтракать он не стал, так как на горизонте показался парус. Маленький парусник приближался именно к его бухте.
Молодой жрец Солнца вновь поднялся на палубу сытый и довольный. Его аккуратно расчёсанные, длинные каштановые волосы крупными волнами разливались по плечам. Одет он был в белоснежный хитон, а на ногах его красовались новые жёлтые сандалии из мягкой кожи. И лишь потрескавшиеся ногти на пальцах ступней свидетельствовали о тяготах пути, который преодолели эти ноги. Погода стояла прекрасная. Лёгкий ветер плавно гнал вперёд парусник. Бирюзовая грудь океана дышала ленивой зыбью. Мелкая волна бежала поперёк неё. Молодой человек прислонился к борту и с удовольствием разглядывал проплывающий берег.
В какой-то момент взгляд его зацепился за чёрное пятно среди прибрежных скал. Напрягая зрение, всматривался он в странный предмет, несвойственный местному ландшафту. Что-то до боли знакомое чудилось ему в очертаниях этого чёрного пятна. Что это!? Неужели это то, что ему кажется? Знакомый рисунок мачт, знакомые с детства обводы корпуса. Чёрный корабль! Призрак это или реальность? Уж не видения ли посетили его уставший мозг? Но нет, это не галлюцинация. Всё чётче вырисовывались зловещие формы на фоне коричневых скал.
– Что это? – обратился он к капитану судна, указывая в сторону берега.
– Это сидит на камнях большой пиратский корабль, уважаемый Стеналь, – почтительно ответил капитан.
– Значит это явь, – произнёс тихо жрец, и задал новый вопрос, – а давно сел на скалы этот корабль?
– Давно, очень давно. Лет пятнадцать назад. Здесь все знают про него. А вы разве не знали?
– Я впервые в этих краях, и ничего о нём не слышал. А можем мы подойти к нему?
– Я бы очень рекомендовал вам не делать этого, – насторожившись, ответил капитан.
– Мне просто интересно. Если он здесь так давно, почему его ещё не растащили местные жители? Строевой лес в этих местах очень дорог. Или я ошибаюсь?
– Вы правы, хорошего дерева здесь мало, – ответил серьёзно собеседник, – но ни один здравомыслящий человек не приблизится к этому кораблю. Там живёт Смерть!
– Тогда почему его до сих пор не разбили волны штормов?
– Шторма здесь не часты, а корабль этот заколдован. Его не трогает ни гниль, ни огонь. Проклятое место!
– А что, пытались его поджигать?
– Да, чтобы не распространял заразу, – пояснил капитан и продолжил, – все, кто осмелился приблизиться к нему, заболевали неизвестной болезнью и умирали в страшных мучениях.
– И что же?
– Ничего. Так и оставили его в покое. Прокляли это место, и никто больше не приближается к нему.
– Странно. И интересно.
– Если вам дорога жизнь, уважаемый, забудьте про него.
Через три недели небольшая парусная лодка приближалась к проклятому месту. Там на камнях, среди торчащих со дна скал покоилось чёрное тело большого парусного корабля. По мере приближения к нему становилось видно, что время всё же не пощадило прочный корпус корабля. В проломы корпуса хлестала вода. Обветшавший такелаж болтался как рваная паутина, гнилые лохмотья парусов полоскал морской ветер, гулявший и по внутренностям корпуса, врываясь через разбитые иллюминаторы кормового салона. Несколько рей были сломаны и свисали на гнилых снастях. Удивительно, что брошенное командой судно прожило ещё так долго.
Стеналь, а именно он управлял маленьким парусником, спустил парус и приготовился к высадке на проклятый берег. Он не боялся заразиться страшной болезнью, заранее приняв меры предосторожности. Защитная мазь покрывала всё его тело, а одежда пропитана была специальным отваром из особых трав. Дыхание его будет защищать курильница, дым которой убивает любую заразу, витающую в воздухе.
Молодой жрец ловко спрыгнул на пологий берег и закрепил канат за большой валун. С чувством некоторого трепета он принялся разглядывать чёрный труп некогда грозного корабля. Сначала никаких признаков жизни не обнаруживалось. Но потом он нашёл еле заметную тропинку, ведущую от корабля вглубь густых зарослей кустарника. За кустарником, на широкой поляне обнаружилось почти свежее кострище. Не далее как неделю назад здесь кто-то побывал. Странно! А ведь это место проклятое. Значит, нашёлся бесстрашный человек.
Жрец решил вернуться к кораблю и обследовать его. С одного из камней на борт был перекинут трап. Добраться до трапа не составляло труда, и посетитель взошёл на борт без приглашения. Доски рассохшейся палубы заскрипели под ногами, будто старец-отшельник приветствовал паломника в своём скиту. Старый корабль узнал одного из своих многочисленных членов экипажа. Всё ему здесь было знакомо, мало что изменилось с тех пор, как он последний раз сошёл с чёрного борта.
– Я знал, что ты вернёшься, Таракан, – проскрипел другой голос. Знакомый голос.
Молодой человек повернулся на голос, и заметил во мраке дверного проёма кормовой надстройки призрачный силуэт. Там стоял человек.
– Если это ты, капитан Рейгонар, выходи! Если же это призрак капитана, сгинь бесследно! – и он совершил широкое знамение.
– А ты сильно изменился, сынок, – с горькой ухмылкой проскрипел капитан.
– Не смей называть меня своим сыном! – негодуя, крикнул жрец. – А вот Тараканом можешь называть по-старинке. Это имя меня нисколько не оскорбляет.
– Обидчивый какой. Но ведь ты действительно мой сын, – выйдя наружу, сказал Рейгонар.
То, что предстало взору, представляло ужасное зрелище. Парадный костюм пиратского капитана надет был на живом куске мяса. Кожи на лице и руках видно не было. Запёкшиеся коросты кое-где оторвались, обнажая гнойные язвы. Два красных слезящихся глаза лихорадочно блестели из-под полей шляпы. Знаменитая рыжая грива волос исчезла вместе с кожей. В проёме рта виднелся лишь один клык и несколько гнилых обрубков зубов. На человека этот разлагающийся труп был мало похож. Даже видавший виды молодой жрец ужаснулся от мерзкого вида бывшей грозы океана.
– То, что ты зачал меня, изнасиловав какую-то женщину, не делает тебе чести, а то, что ты продал меня как вещь, вообще лишает тебя права называться отцом.
– Раз ты так зол на меня, значит, ты пришёл отомстить, – произнесло уродливое чудовище.
– Нет, смерть была бы для тебя наградой, – сурово ответил Таракан, – детское желание давно прошло, убивать тебя я не стану. Не для того я хотел встретить тебя ещё раз. Телесные страдания посланы тебе за все твои злодеяния, и смерть не скоро освободит тебя. Но облегчи свою душу, если она у тебя есть. Скажи мне, кто моя мать?
Рейгонар присел на ступень трапа и с многочисленными паузами повёл свой рассказ. Так много он никогда в жизни не говорил:
– Это было давно. В заливе Эр-Гади, на юге того континента, – он кивнул в сторону океана, – я захватил галеру эмира. Добыча была богатой. Но главным трофеем для меня стала дочь эмира Зурна. Правда, весь флот эмира бросился в погоню за мной, но куда им до меня… Первый и последний раз в жизни, я испытал чувство, которое глупое человечество называет «Любовь». Эта девушка была действительно прекрасна. Много красивых пленниц уложил я под себя, но эту долго не позволял себе тронуть. Её жгучая ненависть ко мне лишь разжигала огонь желания. Сломить её мне так и не удалось. Отчаявшись получить её любовь, я дал волю своей похоти и наслаждался ею как только мог. Она несколько раз пыталась наложить на себя руки, но я не позволил ей умереть. А когда родила тебя, мне она надоела, и я продал её работорговцам, предупредив, что за неё можно получить огромный выкуп от эмира. Что стало с ней дальше, я не знаю. Но я вижу, ты впитал красоту и гордый нрав матери, хоть и вскормила тебя чёрная рабыня. От меня же тебе досталось лишь сильное выносливое тело.
Может и правильно, что тебя выкупили жрецы. А возможно, ты бы стал знаменитейшим пиратом, превзойдя даже меня. Хотя… видишь, как я кончил. После того как я доставил вас в столицу, Архагор сполна рассчитался со мной и с командой. Часть этих ублюдков сразу же сбежало от меня. А оставшихся не хватило, чтобы справиться со страшным штормом, который тогда налетел так внезапно. Это небывалое явление в этих тихих местах. Мой корабль выбросило здесь на скалы, а сам я свалился в жуткой лихорадке. Это ваш Архагор, наверняка, наслал на меня болезнь. Остатки моей команды испугались заразы и сбежали как крысы с корабля. А несколько оставшихся, передохли, заразившись от меня. Меня же смерть пощадила, но болезнь превратила меня в кровавый кусок мяса. По ночам я вою от боли. Алкоголь уже не заглушает её, и лишь дурманящий порошок из листьев ракала слегка притупляет страдания. Я много раз пробовал покончить с собой, но в последнее мгновение руки опускались. Смерть действительно отказывается наградить меня. Возможно, я бы подох от голода, но нашлись жадные люди, которые рискуя, продают мне пищу за моё золото, им до сих пор набиты трюмы этого корабля. Даже вместо балласта в киль заложены золотые слитки. Эти люди оставляют еду на поляне, а я бросаю в костёр горсть монет. Так и мучаюсь я все пятнадцать лет в этом проклятом месте. Никто не избавит меня от страданий: ни ты, ни я сам, ни кто-либо другой. Хотя, местные жители и пытались сжечь меня вместе с кораблём, но смоляной состав, которым пропитано дерево моего корабля, не горит. Это секрет моего рода – рода конунгов Ронголандов, проклятого народом рохов, что живут на узкой полоске Рохоновых утёсов вдоль северо-западного побережья того континента за то, что когда-то братья перебили друг друга в борьбе за королевскую корону, оставив их без правителя, а страну ввергли в хаос. Я последний из этого рода. Ну, это дела далёкого прошлого…
Наверное, уже никто, кроме меня, не знает секрет приготовления негорючей смолы. Тебе, по наследству, достанется много моих секретов. Всё, что я знаю, записано на негорючей бумаге и спрятано в сундуке, под настилом гальюна. Мне больше некому всё это оставить. Ты единственный наследник. Подожди, не возражай! Чем бы ты ни занимался, какую бы ты веру ни исповедовал, всё это может тебе пригодиться. Бери, я не держу на тебя зла. Но и не жду от тебя прощения, – закончил исповедь капитан.
– Золото – лишь металл, а знания и опыт – есть истинное богатство человека. И только за это я говорю тебе "Спасибо". Сундук я возьму, а всё остальное пусть останется при тебе. Прощай.
– Прощай, Таракан, прощай сынок, – еле слышно прошептал капитан, а потом громко прохрипел вслед, – помни, в твоих жилах течёт королевская кровь двух династий! Возможно, это тебе тоже пригодится.
Ответа не последовало.
*
Вот уже тринадцать лет нет на континенте места, где бы люди могли жить, не вздрагивая от малейшего шороха. Тринадцать лет льётся кровь, тринадцать лет властители всех государств не могут найти путь к согласию. Рыдают без родителей сироты, родители оплакивают погибших детей. Жёны стенают над трупами убитых мужей. Мужчины рвут волосы и воют от бессилия, хороня тела своих любимых. Зачем эта бессмысленная война? За что гибнут лучшие сыны народов? Как осушить реки слёз и крови? Вопросы эти не находят ответа вот уже тринадцать лет.
Кто мог подумать тогда, четырнадцать лет назад, что в стенах столичного храма Солнца, в зале Магического Ока, нельзя говорить откровенно и правдиво? Оказалось, что и здесь есть вражеские уши. Кто бы мог подумать?
Через год после того, как на трон взошла новая верховная жрица и правительница Солнечных Гор Светозара, в столицу Туртелиакан прибыли послы всех соседних государств. Они от имени своих государей заявили, что истекло тридцать лет, как в Солнечных Горах нет правительницы и верховной жрицы, ибо Светозара не является таковой по праву. Она, якобы, не та, за кого её выдают. Никакие уверения в ошибочности таких заявлений действия не возымели. Послы требовали предъявить доказательства подлинности Дитя Солнца. Но как предъявить их? Ведь их действительно не было. Внешность девочки не убедила послов. Солнечный меч в её слабой руке лишь светился белым пламенем, но не имел мощного поражающего воздействия. А "Ковчег" вовсе её не слушался. Как можно доказать им, что слабое несмышлёное дитя не в силах совладать ещё с мощью всевышних артефактов? Но и не это оказалось главным. Основным аргументом недоверия послужило отсутствие на теле Светозары божественного клейма.
И что бы ни говорили жрецы и правительство Солнечных Гор, ни один аргумент не воспринимался протестующей стороной. Они твердили лишь одно: если по истечении тридцати лет на трон не взошла истинная верховная жрица, пророчество считается утратившим силу. А по сему, эра главенства Солнечных Гор над всем континентом закончилась. Ничто теперь не сдерживает правителей соседних государств от предъявления ей накопившихся претензий. А претензии носили в основном территориальный характер. Кому-то нужны были плодородные долины. Кто-то требовал богатые рудники в горах. Другие требовали выплаты дани в возмещение мифического ущерба, причинённого за время главенства государства Солнечных Гор. Все хотели урвать жирный кусок от тела богатого соседа и спешно собирали войска, зная, что мирным путём удовлетворить свои требования не удастся. И через год война пылала уже на всех границах. В рядах агрессоров тоже не было согласия, и они перегрызлись между собой. Немногочисленные войска Солнечных Гор не могли противостоять натиску хорошо подготовленных и несметных полчищ захватчиков. Они отступали с боями, отдавая врагу одну провинцию за другой. Меньше года понадобилось нападавшим для захвата большей части территории огромного государства. Врагов удалось остановить только ценой неимоверных усилий. Кровью переполнились реки. Воздух почернел от дыма пожарищ. Тысячами трупов завалены многочисленные поля сражений. Дикое зверьё одурело от обжорства человеческим мясом. В руках защитников Солнечных Гор осталась только одна столичная провинция с несколькими горными селениями и Храмовый город в заоблачных высотах неприступных гор.
Казалось бы на этом можно закончить войну, но она полыхала повсюду. Каждый воевал с каждым. Все словно посходили с ума от запаха крови и жажды наживы. Через пять лет ужасной бойни население на континенте сократилось втрое. Всеобщая война приобрела характер вялотекущего конфликта. Никто не хотел уступать и первым предложить мир противнику. Будто какая-то неведомая зловещая сила сталкивала народы в беспощадной бессмысленной войне. Но ни у кого уже не осталось сил на решающее сражение, которое могло бы уничтожить противника или заставить его капитулировать. Мелкие стычки небольших отрядов вспыхивали повсеместно. И уже трудно было разобрать, чьи войска нападают, и на кого нападают. Любой мог быть врагом.
Обнищание и разорение царило на некогда процветавших территориях. Торговля и ремёсла зачахли. Страх и подозрительность воцарились в душах людей. Эпидемии ужасных болезней косили мирное население, и неоткуда было ждать помощи. Казалось, не будет конца бесчисленным смертям, а война затихнет только тогда, когда воевать уже будет некому.
Таракан вырос на этой войне. После того как его приняли в ученики, ему дали новое имя – Стеналь. Что на местном наречии означало "Железный". Получалось, что именем ему стало прозвище, полученное в Мураване. Все эти годы он учился и воевал. Только его война проходила не в армейских колоннах с оружием в руках, не в кровавых битвах. Его готовили как и прежде выполнять тайные поручения. Жрецы Солнца вообще не принимали участия в открытых боевых операциях на полях сражений. Они всё время пытались найти выход из создавшейся труднейшей ситуации. Тайные переговоры, разведка, подкупы и тому подобные акции были их уделом. Стеналь не раз пробирался по вражеской территории, выполняя тайные поручения. С возрастом приходил бесценный опыт, а потому и задания становились всё труднее и опаснее. Своей безупречной службой и успехами в учёбе Стеналь заслужил право перейти из учеников в касту жрецов. Не все жрецы возвращались назад. На руках молодого жреца умер от ран его наставник и старший друг Масар. Второй учитель Даруг, совершив немало подвигов, перешёл в ранг старших жрецов. И его тело страдало от многочисленных ран. Но не зря было затрачено столько сил и нервов, пролиты реки пота и крови.
И вот теперь стали заметны успехи многолетней деятельности самоотверженных и незаметных служителей верховного божества. Некоторые военачальники согласились не возобновлять набегов на соседей. Двух правителей удалось склонить на свою сторону и заключить союз. Южная Спаргия заявила о своём нейтралитете и вышла из войны. Но если с противниками ещё и можно было договориться, ведь они тоже устали от войны, то с многочисленными разбойничьими шайками договориться было почти невозможно. Власти плохо контролировали свои территории, и этим успешно пользовались грабители. Как и в любое смутное время просыпаются и вылезают из своих вонючих нор самые мерзкие и отчаянные человеческие твари. Они не подчиняются никому. Нападают на всех, кто слабее их. И пусть недолговечны их разбойничьи банды; на их место приходят новые, пополняемые негодяями всех мастей или просто отчаявшимися людьми из разорённых войной селений, потерявшие всякую надежду на иную жизнь, кроме преступной.
Три года назад, когда надежда на окончание войны стала реальной, Архагор сложил с себя полномочия старшего жреца Солнца и отправился за океан, дав обет исправить свою роковую ошибку, отыскав истинное Дитя Солнца. Тяжесть собственного греха лежала на нём непомерным грузом, и он любым путём желал искупить свою вину. Но начавшаяся война и Высший Совет не позволили ему отправиться в путешествие раньше. А теперь он бродил по далёким странам как простой паломник.
Архагор разыскивал девочку с божественным клеймом, а в это же время узурпатор власти в Славии, царь-самозванец Антиох, узнав, что дочь Всеволода и его племянница жива, повелел своим людям тайно отыскать законную наследницу престола. Лишь она одна осталась в живых после гибели царской семьи. И только она мешала ему править государством на законных основаниях. Ведь если не останется в живых никого из детей прежнего царя, трон должен занять его младший брат. Поиски девочки, имени которой никто не знал, начались недавно. Раньше этому мешала война с кочевниками и разразившаяся вслед за ней междоусобица славских князей.
*
Уголёк плавно скользил по белой штукатурке стены, выводя чёткую выверено-изогнутую линию. Блестящие детские глаза с восхищением следили за каждым движением руки монастырского художника. Каким божественным даром нужно обладать, чтобы создавать эти прекрасные картины? Такой вопрос задавала она себе не раз, наблюдая, как рождались сначала неясные контуры, а потом стена расцветала чудесными красками. Сердце замирало от радости, когда волшебные кисти и рука старого мастера рождали изображения райских птиц, благородных крылатых коней, строгие, но ласковые лики святых. Ах, как бы и ей хотелось уметь рисовать так же красиво, как он. Но пока из-под нетвёрдой детской руки выходили каракули, вычерченные палочкой на песке, лишь отдалённо напоминавшие птиц и животных. А пока она всё время, свободное от уроков, тайком наблюдала за волшебством монастырского живописца. Тайком – это она так думала, а острый глаз отца Филония давно примечал в тёмных углах блеск двух прекрасных сапфиров. Старчески ухмылялся в реденькие седые усы, но делал вид, что ничего не замечает. И он в детстве так же восхищался работой живописца. Долгие годы прошли в упорном учении, прежде чем ему было доверено расписывать фресками божьи храмы и писать лики святых на досках драгоценного алебастрового дерева. Пусть смотрит, пусть учится. И даже если ничего у неё не получится, видения прекрасных картин заронят в младую душу живительные зёрна добра. Ребёнок, умеющий восхищаться и понимать красоту, не сможет вырасти злым и алчным человеком.
Так думал старый художник. Но не все разделяли его мнения. Одноклассники и учителя считали её не от мира сего. Сторонилась она шумных детских забав, не играла с подружками в куклы, не выказывала особого рвения в учёбе. Лишь учитель каллиграфии не мог нахвалиться своей ученицей. Лучше всех выводила она буквицы, ровнее и аккуратнее всех ложились на восковую дощечку её строчки.
А впрочем, думали многие учителя, зачем девочке науки? Подрастёт, выйдет замуж, нарожает детей и забудет всё, чему учили. Зачем женщине география и арифметика? Читать, и то не обязательно. Но раз уж было указано взять её в монастырское обучение, так тому и быть. Тем более что сам настоятель указал обучать сиротку наряду с другими детьми.
Долгими северными зимами жила Ясна при монастыре в учёбе и церковных послушаниях, лишь изредка навещая свою названную бабушку Евдоху. Когда озеро покрывалось льдом, бегала она одна в деревню. Была у Ясны и названная мать Молодила. Но давно уже не живёт она с ними в этой деревне. Лет уж шесть прошло, как увёз её с собой красивый кормщик Ратмир. Полюбил он молодую женщину и сдержал слово, данное ей. Разыскал в этакой глуши и взял в жёны. Не хотела Молодила уезжать без девочки, да уговорила её бабка Евдоха:
– Езжай, милая, езжай, раз уж счастье тебе привалило. Свою семью строй, своих деток рожай, а об этом ребёнке я позабочусь, да и монастырь её не оставит. И тайну её я тоже сберегу.
И уехала Молодила из деревни с лёгким сердцем. Ведь указ, данный ей царём Всеволодом, утратил силу. Не было в живых прежнего царя. Не было в государстве прежнего порядка. Захвативший трон Антиох, объявил себя самодержцем после гибели всей царской семьи. Другие наследники ему были не нужны. Некоторые князья и бояре не поддержали царя-самозванца и объявили о неповиновении. И вот уже который год страну раздирают междоусобицы. В этой кровавой кутерьме нет никому дела до маленькой девочки и бывшей придворной няньки.
А девочка росла под присмотром бабки. С самого малолетства Евдоха замечала в девочке много необычного, и взялась развивать эти необычные способности по-своему. Долго жила на этом свете старая женщина, много чего знала и умела. Вот и решила передать свои навыки названной внучке. Бродили они по лугам и лесам, вдоль ручьёв и по берегам озера. Учила бабка девочку слушать растения, понимать животных, улавливать смысл шума ветра и журчания воды. Учила распознавать полезные травы, собирать их и готовить разные снадобья. Радовалась, что пришлась эта учёба девочке по душе. Жадно впитывала внученька бабкины знания. Когда же пришла пора отдать Ясну в монастырское ученье, открылась и ещё одна способность ребёнка. Очень удивилась старая бабка, когда увидела нацарапанную прутиком на прибрежном песке собачонку. Дар божий живёт в ребёнке, и загубить этот дар – великий грех. Сама Евдоха даже подпись свою никогда не умела поставить, а не то что рисунки рисовать. И поэтому радовалась каждому новому рисунку внучки.
А внучка упорно старалась научиться рисовать. Только вот на песке много не изобразишь, а пачкать белые монастырские стены грешно, вощёные дощечки выдавали только на уроках. Вот она и придумала рисовать угольком на бересте. Уж этого добра в лесу полно. И рисовала девочка всё, что видела вокруг, только вот жаль, красок не было у неё.
Как-то, после долгих сомнений, осмелела Ясна настолько, что решилась показать свои художества отцу Филонию. Когда старец отдыхал после трудов праведных, к нему в мастерскую вошла Ясна.
– Ну, здравствуй, дитя божие. С чем пожаловала к старику? – видя замешательство девочки первым начал мастер.
– Позволь батюшка Филоний полюбоваться на творение твоё чудное, – стесняясь, промямлила Ясна.
– Да ведь видела ты мои творения не раз, а вот что у тебя там за спиной? Что ты мне принесла, да показать боишься?
Девочка, смущаясь, протянула толстую связку берестяных листов.
Мастер с серьёзным видом принял их, развязал верёвочку, и долго внимательно разглядывал детские рисунки. Всё это время девочка стояла у двери, опустив глаза и, затаив дыхание, ждала приговора художника.
После долгой паузы старик поднял к потолку глаза и тихим шёпотом произнёс:
– Чудны и неисповедимы дела твои, Господи. Зачем наделил даром великим это ангельское создание? – затем опустил взгляд на Ясну и обратился к ней ласково. – Ну и зачем ты мне это принесла? Что ты хочешь от меня услышать?
– Не знаю, батюшка. Бабушке Евдохе очень нравится, а ребята смеются.
– Бабушка твоя умная женщина, а ребята просто глупые по молодости лет своих. Не обижайся на них.
– Я и не обижаюсь.
– Да от меня-то ты что хочешь? – спросил сочувственно старик.
– Научи, батюшка Филоний, меня рисовать так же красиво как и ты, – на одном дыхании выпалила девочка и замолчала, залившись стыдливым румянцем.
– Вона ты чего захотела! – полушутя хмыкнул Филоний. – Да видано ли дело, чтобы женщине доверили храмы расписывать или писать святые лики?! Ишь куда замахнулась!
– Я об этом и не мечтаю, – придя в себя, смело заявила она, – хочу просто писать красоту: цветочки, птичек, зверюшек лесных, бабушку Евдоху и тебя батюшка.
– Эк, она как вспыхнула, во характер-то! А ведь младенец ещё!
– Научи, батюшка Филоний, богом прошу! – бросилась девочка на колени, и схватила для поцелуя сморщенную ладонь мастера, испачканную красками.
– Ну, ну, неча мне руки лобзать, не святой, чай! – отдёрнул руку старец. Потом погладил её по голове и с жалостью в голосе добавил. – Не могу я взять тебя в ученики, только мужеска рода должны быть ученики этого ремесла. А ты будущая жена, не положено тебе.
– А ты не бери меня в ученики, дозволь только приходить к тебе в мастерскую и помогать тебе делать всякую грязную работу, – с мольбой глядя в глаза художнику, упрашивала Ясна.
– Ну, коли так, приходи. Помогать никому не запрещено. Было бы желание и острый глаз. А теперь беги отсюда, хитрая лисичка. После уроков приходи.
Ясна вспорхнула и, счастливая, бросилась к двери, забыв поблагодарить своего нового наставника. Из-под сбившейся косынки вырвалась на свободу непослушная прядь сверкающих как полуденное Солнце волос. Счастливая она неслась по тёмному коридору, едва касаясь ногами пола. Словно невидимые крылья ангела несли её лёгкое тело. А старый художник улыбнулся вослед, и решил, что возьмёт на душу маленький грех ради спасения божьего дара, не дав ему угаснуть.
Весной, как только вскрылось озеро, учеников распустили на каникулы. Кого-то забирали родители, а Ясну бабушка ждала в деревне. С небольшим заплечным мешочком девочка впрыгнула в лодку. Невелика была её поклажа, но бережно несла она свой мешочек. Драгоценным грузом в нём лежали заботливо завёрнутые в рогожку малюсенькие глиняные кувшинчики. Краски! Яркие разноцветные краски! Вот драгоценность, которую она так оберегала. Под присмотром старого мастера приготовила она их из разных минералов и драгоценных камней, а он, вопреки канонам, разрешил взять ей немного с собой.
Многому научилась Ясна у отца Филония, хоть ничему специально он её и не учил. Просто делал всё так, чтобы она могла рассмотреть и понять все его секреты. Иногда, как бы разговаривая с собой, пояснял свои действия. Все вечера и выходные дни проводила она в его мастерской или рядом с ним на лесах. Безропотно выполняла самую грязную и монотонную работу. Часами растирала в ступе минералы. Вязала кисти, складывая их волосок к волоску. И всё это не зря. С невероятным упорством постигала девочка мужское ремесло. А душа старого художника пела от радости, видя такое рвение и стремительный рост мастерства.
Через пять лет Ясна окончила обучение в монастырской школе. Провожал свою ученицу и отец Филоний. Сильно постарел он за эти годы. Слабыми сухими руками гладил он непослушные сверкающие волосы, прижавшейся к нему, девушки-подростка. Дрожащими высохшими губами поцеловал он её в лоб и промолвил срывающимся голосом:
– Вот и пришла пора прощаться, ангел мой. Я счастлив, что успел перед кончиной передать тебе всё своё умение и все свои секреты. Такого талантливого ученика у меня ещё не было, и я уйду в мир иной с радостью великой, дав развитие такому несравненному дарованию. Жаль только, что некуда тебе будет приложить свой талант. Не позволят тебе писать серьёзные картины. Но ты не бросай это ремесло, оно душу твою ангельскую согреет и кусок хлеба насущного тебе принесёт. Ступай девонька своей дорогой. Прощай.
Вся в слезах покинула Ясна келью старого живописца. Душа её переполнялась благодарностью и разрывалась от горечи расставания с любимым учителе
Вот и окончено обучение. Ничто теперь не держит её в этой долине. Можно уехать куда-нибудь. Но мудрая бабушка Евдоха охладила пыл юной мечтательницы. Объяснила, что пока нет более спокойного и безопасного места, чем в этом божьем закутке некогда великой державы, а особенно для неё.
– А почему, бабушка, именно для меня?
– А потому, внученька, что не закончила ты ещё своё обучение. Есть ещё наука, которой ты пока не постигла.
– Опять учиться? – капризно надув губы, спросила девушка.
– Есть в тебе ещё один дар, которому раскрыться было рановато до сей поры.
– Какой ещё дар? И батюшка Филоний, и ты всему меня научили. Ничего другого я не хочу.
– Молодая ты ещё и глупенькая. Попробуешь – захочешь. От такого ремесла ещё никто не отказывался.
– Да какому ещё ремеслу ты меня хочешь обучить? – возбуждённо спросила Ясна.
– В тебе, солнышко, таится сила необычная. Не простое ты дитя, и родилась ты не просто так. Особый жребий тебе выпал. Великая тебе предстоит работа. А для этого нужно учиться.
– Да какая-такая работа великая мне предстоит? Бабушка, не томи душу, не говори загадками.
– Рано тебе ещё узнать тайну твоего рождения, только пятно родимое за твоим левым ушком не простое. Божественное клеймо на тебе лежит в виде красного ангела. Ты уже умеешь разговаривать с птицами и зверьём, знаком тебе язык трав и деревьев, нет для тебя тайны в голосах ветра и воды. А я ещё научу тебя читать мысли людские и предвидеть на много лет вперёд. А дар твой изобразительный тебе в этом только поможет.
Широко открытыми от удивления глазами смотрела Ясна на открывшуюся вновь бабку Евдоху.
– Бабушка, а ты колдунья, да? – спросила шёпотом девушка, немного придя в себя.
– Не колдунья, а ведунья. И зовут меня не Евдоха, а Варвара. От самого зачатия твоего следую я за тобой, и покуда не превзойдёшь ты меня мастерством, не будет мне успокоения ни на этом свете, ни на том.
