Валерий Железнов
Ошибка Архагора
Вошедший оправился от короткого замешательства и безмолвно склонил голову в приветствии. Девушка ответила поклоном.
– Ступай к нему, – прервала паузу Варвара, – плох совсем, время дорого. Он многое тебе сказать должен.
Стеналь без раздумий шагнул к лавке и преклонил колени у ложа Архагора.
– Я прибыл, о, мудрейший, – тихо произнёс молодой жрец.
– Силы покидают меня, наклонись ближе, – еле слышно прошептал старец.
Старик долго что-то шептал на ухо молодому человеку, а тот, затаив дыхание, слушал, стараясь не упустить ни единого слова мудрейшего учителя.
Варвара и Ясна спешно занялись сборами в дорогу. Да только не велик скарб у бедной сироты. Тёплая одежда, зима впереди, провизии на несколько дней, да берестяной туесок со снадобьями. Вот и вся поклажа.
– Вот и всё, что я должен был тебе рассказать, – из последних сил шептал Архагор, – поклянись, что доставишь Её в Храмовый город. Она должна взойти на престол. Она величайшее сокровище мира, береги Её, следуй за Ней.
– Клянусь, мудрейший! Ничто не остановит меня кроме смерти!
– Верю в твой разум, да поможет вам Солнце. Теперь я спокоен, моя миссия закончена, я нашёл Её. Теперь мне легче уйти из этого мира, но исправить последствия моей ошибки предстоит Ей и тебе,– старик устало сомкнул веки и замолчал.
– Какой уход, мудрейший? Я доставлю Вас на корабль, и мы вместе отправимся домой! – Пылко возразил Стеналь.
– На корабль вам путь заказан, – неожиданно вступила в разговор Варвара, – злые люди уже здесь, они перекрыли единственный выход из долины на юг. Вам придётся уходить через горы на север. В земли диких племён они может и не сунутся. Медлить нельзя. Уходите!
– Я не могу оставить Вас, учитель, в таком состоянии!
– Нет, я останусь здесь – это приказ! – Из последних сил повысил голос Архагор. – Отныне все твои помыслы связаны с Ней. Забирай мой медальон и кристалл – там всё. Помни клятву!
– Да, мудрейший, слушаюсь, – покорно ответил жрец. И, обернувшись к старухе, сказал,– я готов.
Варвара обняла Ясну и прошептала ей на ухо:
– Прощай, Солнышко моё ясное, я всегда буду с тобой. Медальон свой, подарок матери твоей, носи всегда при себе. Древний он, и имеет волшебную силу, поможет в трудную минуту. Это знак царей.
– Бабушка, бабушка! – сквозь навернувшиеся слёзы пролепетала девушка. – А как же вы?
– Не беспокойся за меня, ангел мой, ничего со мной не случится. А старец наш прошёл свой путь земной, ему уже нечего опасаться.
Все обернулись к лавке. Седовласый страрец безмолвно вытянулся на смертном одре. На восковом лице его застыла счастливая улыбка. Старуха поцеловала, всхлипывающую девушку в лоб, коротко сотворила знамение и обратилась к Стеналю:
– Благослови и тебя господь, молодец! Знаю, не порушишь клятвы. Вижу душу твою чистую, да сердце бесстрашное. Береги её, самое дорогое тебе отдаю. Об учителе твоём я позабочусь. Не горюй о его кончине, он достойно прожил долгую жизнь, и легко ушёл в другой мир. Он счастлив. А теперь присядем, чтоб путь был лёгок.
Уже за калиткой, в темноте, когда Стеналь увязывал к седлу поклажу, Ясна шёпотом спросила Варвару:
– Бабушка, а почему я перестала слышать его мысли, как только он вошёл в дверь?
– О, дитятко моё, это великое таинство. Но не суждено тебе сейчас открыть его. Придёт время, и сама ты поймёшь всё. Хороший он, жаль, если ты вновь начнёшь проникать в его помыслы. А пока тебе это и не понадобится. Он весь открыт перед тобой. Однако поспешайте.
Во мраке таяли фигуры. Молодой мужчина вёл в поводу коня с юной наездницей. Позади них следовал большой волкодав. Старуха сотворила широкое знамение им во след и украдкой стёрла уголком платка слезинку с морщинистого лица своего. Буян обернулся, почуяв движение старой хозяйки, и бросился к ней. Лизнул Варваре морщинистые ладони, и, со щемящей грустью, заглянул в глаза. Жалобно взвизгнул, тоскливо что-то рыкнул, прощаясь, и бросился догонять растаявших во тьме беглецов.
*
Под утро ударило било. Ночной сторож дед-Бурка заметил зарево на краю деревни и поднял тревогу. Горела избушка старой бабки Евдохи. Мужики выскакивали из своих домов заспанные и одетые наскоро, но каждый бежал с багром, топором или ведром. Вслед за мужиками поспешали испуганные причитающие бабы, некоторые тоже с вёдрами.
Первые подоспевшие к пожарищу мужики бросились первым делом выводить из сарая скотину. Изба уже занялась буйным пламенем, и тушить её не было смысла, а вот спасти животину и соседние постройки ещё можно было попытаться. Перекинется огонь на сараи, а с них и на соседские дворы – тогда беда! С пожаром боролись всем миром. Поливали водой соседние постройки, тушили головни, вылетавшие из объятой пламенем избы. Староста быстро расставил всех по местам, даже бабы перестали выть и причитать, а занялись делом. Лишь в стороне от всех стояли четверо паломников в старых серых плащах с надвинутыми на лица капюшонами. На них никто не обращал внимания в суматохе, а меж тем необычные это были паломники. Трое крепких высоких мужчин скрывались под серыми плащами, а четвёртый, пониже ростом и менее внушительной комплекции, держал в руке поводки двух внушительных охотничьих псов. Когда к рассвету пожар начал утихать, странная четвёрка лже-паломников незаметно удалилась и укрылась в зарослях осоки на берегу озера. А утром в остывающем пепелище нашли обгоревший скелет человека.
– Что делать будем, боярин? – спросил один из паломников.
– Что, что! Искать будем, если головы вам дороги! – зло прошипел Фома Благовидов, а именно он был четвёртым паломником, только что вернувшимся из деревни.
– Кого ж искать-то, сгорели все, поди? – осведомился другой.
– Как же, сгорели! – парировал Фома. – Народ вон болтает, что только один скелет на пепелище нашли, похоже, старика нашего сожгли. Да он нам теперь и без надобности. А остальные где?! Трое их должно там было быть. Бабка с внучкой там жили, и старик этот, чтоб ему повылазило, у них на ночлег остановился. В деревне их нет, и не сгорели они, ушли, значит. А ещё я у калитки заметил свежие следы подков. Всадник был ночью. Бабка эта нищенкой жила, а стало быть, и конь не её. Может статься, ещё кто-то с ними ушёл. Следы-то потом затоптали мужики, а я вот эти следочки на дороге приметил как расцвело. И ведут они на север. Стало быть, и нам туда. Теперь меня больше всего эта внучка интересует. А что если она и есть спрятанная дочь Всеволода – царя?
– Да какой там север, выход из долины только один – на юг, – попробовал возразить первый.
– Цыц! Грамотный больно, как я погляжу! – оборвал его боярин. – Если они на юг подались, там их наши встретят. А вот если они решились уйти в северные земли, нам их ловить.
– Так ить непроходимые горы там, нет отсюда пути в северные земли, – не унимался первый. Может, они вкруг озера до монастыря подались, там спрятаться хотят?
– Да уймись ты, грамотей! Слушай, что боярин тебе говорит! Не дураки они, коли нашу погоню упредили, а стало быть, понимают – и в монастыре не укрыться им от слуг царя Антиоха. Есть дорога на север. Бывал я в этих местах по-молодости. Старики говорили, что единственная тропа через непроходимые хребты может вывести в земли северных племён. Мало кто про неё знает. А если им она ведома, так один у них путь. Я бы так и сделал. Жаль собаки сейчас след взять не могут, да я и сам не хуже собаки след возьму. Хватит лясы точить, седлайте коней!
Расседланные кони были спрятаны в зарослях ещё ночью. Четверо преследователей быстро оседлали своих скакунов и бросились в погоню. Иногда Фома останавливался, соскакивал с лошади и принимался разглядывать дорожную пыль.
– Нет, голубки, не уйдёте вы от меня! – злорадно пробурчал он себе под нос, и в голос добавил. – Свернули они с дороги монастырской, в лес подались, в горы. Мужик пешком, а бабы верхом, и собака здоровенная с ними. Вперёд!
Углубившись в лес, преследователи несколько раз теряли след, долго петляли, прежде чем находили его вновь. Собаки так и не смогли взять следа. Ни одной вещи, принадлежавшей беглецам, у боярина не было. Он ещё надеялся на свежий конский помёт, но видно беглецы не позволили лошади оставить свои метки на дороге. Так, надеясь только на свой острый глаз и звериное чутьё, он и вёл погоню. До самой темноты преследователи петляли по лесистым подъёмам. Беглецы умело путали след.
Ночью боярин Фома решил остановиться на отдых. Плутать по ночному незнакомому лесу бесполезно, да и небезопасно – можно напороться на притаившегося хищника или попасть в ловушку беглецов. А то, что добыча так просто не достанется ему, он понял уже давно. Сначала этот неуловимый старик, который пешком ускользал от дюжины конных преследователей, теперь этот неизвестный всадник, появившийся невесть откуда. Да и про бабку говорили, что она ведунья и знахарка. Эти, девчонку так просто не отдадут!
К вечеру следующего дня погоня вышла к отвесной каменной стене, уходившей под облака. Нашли и брошенного коня беглецов. Собаки внимательно обнюхали оставленные при коне вещи, и наконец-то взяли след. Псы уверенно рванулись вправо вдоль стены, а четверо всадников поспешили за ними. Спустя некоторое время ищейки вывели преследователей к еле заметной тропе, круто поднимавшейся среди скал.
– Спешиться! – приказал боярин. – Дальше полезем налегке, оставить всю поклажу с конями. Доспехи сбросьте, а одёжу тёплую наденьте. Взять только оружие и еды немного.
Они начали подниматься по крутому серпантину тропы вслед за, высунувшими языки, собаками. Подъём был тяжёл даже для сильных тренированных воинов и их выносливых псов, что уж говорить о беглецах, среди которых старая бабка и молоденькая девица. Карабкались вверх, пока ночная тьма не остановила их. На одном из уступов остановились на ночлег. Фома Благовидов был уверен, что теперь особо рисковать незачем, завтра он их нагонит и схватит.
С утренними сумерками возобновили преследование и ближе к вечеру поднялись на небольшую площадку перед узкой щелью в скале. Площадка была припорошена снежком, и на нём отчётливо видны были следы – мужских сапог, женских войлочных сапожков, и собачьих лап. Женщина была только одна. Фома поморщился от досады – ошибся он в своих расчётах, стареть стал, подводит чутьё. Знать, старуха осталась в долине. Ну, да чёрт с ней, пропади она пропадом – старая ведьма. И до неё очередь дойдёт. Вот почему беглецы двигались так быстро. Теперь его интересовала только молодая беглянка. Осталось преодолеть эту узкую расщелину, протиснуться в которую мог только один человек.
Буян остановился у выхода из расщелины, коротко гавкнул, привлекая внимание хозяйки. Они ушли вперёд и не сразу заметили, что пёс остался позади. Ясна обернулась, позвала собаку, но волкодав не тронулся с места, а лишь протяжно заскулил.
– Он не хочет идти дальше, он зовёт тебя, – сказал Стеналь.
– Я сейчас, – ответила девушка и вернулась к псу.
Она присела на корточки и погладила большую серую голову. Пёс смотрел на хозяйку умными грустными глазами. Что-то прорычал негромко, несколько раз взвизгнул по-щенячьи, повиляв хвостом. Затем обернулся к щели и громко зарычал, свирепо оскалив клыки. Вновь обернулся к хозяйке, уткнулся ей в колени, а потом принялся облизывать её нос и щёки.
– Я всё поняла, Буян, спасибо тебе. Если останешься жив, иди в деревню, ищи бабушку.
Она поцеловала примолкшего волкодава в чёрный влажный нос, поднялась и пошла молча прочь. Пёс провожал её печальным взором. Он прощался с ней.
– Буян останется здесь, – сказала, всхлипнув, девушка. – Он задержит их. Идём.
Когда они скрылись за поворотом тропы, пёс встал и углубился в узкую щель, навстречу преследователям. Он подходил к выходу как раз тогда, когда послышались голоса людей и запах двух охотничьих псов. Остановился и стал ждать. Когда первый из людей сунулся в щель, он бросился на него с громким грозным рычанием. Человек мгновенно отскочил назад, едва не попав в мёртвый захват волкодава. Умный Буян не стал преследовать врага, а отступил от выхода назад. Сейчас не люди были его целью. Охотничьи псы-ищейки представляли наибольшую опасность для его хозяйки. Их-то и надо было обезвредить в первую очередь.
Люди на площадке поняли опасность столкновения со свирепым волкодавом в таком узком месте и соваться снова поопасались. Они сделали то, чего и ждал от них Буян. Они пустили вперёд своих собак. Те давно почуяли врага и со свирепой готовностью ринулись в бой.
Волкодав полностью перекрывал всю ширину расщелины и находился в выигрышном положении. Псы не могли напасть на него одновременно. Передний затормозил перед соперником, оскалив пасть, а задний с разбегу вскочил на спину переднего, оттолкнулся от неё и попытался перепрыгнуть через врага, чтобы оказаться у него сзади. Буян сразу понял этот хитроумный приём. Он мгновенно поднялся на задние лапы и полоснул клыками по растянувшемуся в полёте брюху вражеского пса. Шкура с треском разошлась, освобождая наружу розово-синие внутренности. Первый пёс в это же мгновение сделал бросок к горлу Буяна, но тот успел защититься лапами. В узком пространстве бойцы сошлись в смертельной схватке. Где-то сзади визжал от боли покалеченный прыгун.
Опытный волкодав рвал глотки матёрым волкам, этот же охотник-ищейка оказался довольно лёгкой добычей. И если бы не волочащий кишки прыгун, он бы справился с ним быстрее. Подранок вцепился Буяну в холку предсмертной хваткой, пока тот рвал шею первого врага. Затем пришла очередь умирать и подранку. Буян выплюнул кусок вырванной гортани и, извернувшись, вцепился в бок второго врага. Хоть тот и свирепо сопротивлялся, но смерть его тоже была недолга.
В пылу боя волкодав не заметил, что в расщелину вслед за собаками протиснулся человек. И лишь теперь он заметил в руках человека лук. Тот натягивал тетиву, целясь в победителя. Реакция сработала мгновенно. Укрыться было негде, оставалось только распластаться на земле в момент пуска стрелы. Лучник целил в грудь стоящей собаки, потому стрела только свистнув, задела правое ухо и вспорола шкуру на спине. Одной раной больше, одной меньше. Боль ушла, вытесненная ненавистью и горячкой схватки. Буян метнулся к стрелку, пока тот вынимал из колчана следующую стрелу. Стрелок не успел. Мощные челюсти сомкнулись на его шее. Человек выронил лук и рухнул под напором тяжёлого волкодава. Но воин не собирался сдаваться просто так. Он выхватил из ножен кинжал и, теряя сознание, всадил лезвие по самую рукоятку собаке в живот. Это не принесло ему спасения, мёртвая хватка сомкнулась навсегда. Второй кинжал коварно ударил Буяна в спину. Потом другой человек бил его кинжалом ещё и ещё. Глаза застилала кровавая пелена, боль парализовала всё тело, силы стремительно таяли, но он умирал счастливый. Умереть в бою, защищая хозяйку – это ли не счастье. Троих врагов он унес с собой на тот свет. Последнее что он почувствовал с восторгом – это предсмертные конвульсии жертвы. Затем наступила тишина. Стало спокойно и легко.
Маленький серый щеночек вновь забавно прыгал по двору вокруг прелестной девочки с непослушными солнечными волосами.
Они почти бежали вверх по заснеженной тропе к вершине хребта. Но дышать в разряженном горном воздухе становилось всё труднее и труднее. Вдруг Ясна охнула и остановилась.
– Что случилось? – бросился к ней Стеналь. – Тебе плохо? Нечем дышать?
– Он умер! – медленно выдавила из себя девушка, тяжело дыша. – Буян погиб!
– Он сам выбрал этот путь – отважный пёс. Нам нужно идти. Идём! – Жрец потянул её за руку.
– Он погиб из-за меня, – медленно промолвила Ясна, глядя остановившимися глазами себе под ноги.
– Да, твой Буян погиб за тебя, но если мы не будем торопиться, его смерть напрасна, – холодно и настойчиво сказал Стеналь, увлекая её за собой.
Девушка поддалась, но как-то неохотно, отрешённо. Они вновь карабкались по крутому подъёму. До вершины оставалось совсем немного. На другой стороне хребта начинались чужие земли, и это было слабой надеждой, что преследователи отстанут.
Дикие северные племена враждовали друг с другом и потому чужаков не жаловали. Мало кому удавалось вырваться живым из их плена. Фома это прекрасно знал, но отступать не собирался. У него и его людей выбора не было. Либо он поймает беглянку, представит её Антиоху, и получит награду от хозяина, либо лишится головы. Так лучше сгинуть в этих диких заснеженных горах, чем позорно расстаться с жизнью на плахе под радостный гул мураванской толпы. Спрятаться от гнева антиохова в других княжествах не удастся – там его вздёрнут на дыбу с неменьшим удовольствием, а правители других государств вряд ли возьмут его под свою опеку. Потому он и гнал своих людей в погоню, невзирая на все трудности и опасности. Только эта упрямая девчонка могла спасти его жизнь, только её жизнь он мог поменять на свою. Два отличных пса-ищейки и лучший стрелок его остались лежать бездыханно на площадке у той проклятой щели, но остановить Фому Благовидова это не могло никак.
Вот она вершина хребта. Всего несколько десятков шагов вверх по крутому склону до расщелины, засыпанной снегом. Она прорезает гребень насквозь, а по ту сторону начинается пологий спуск. В этом узком проходе относительно тихо. Там можно будет передохнуть, да и защищаться в случае нападения там легче. Но девушка совсем выбилась из сил, и каждый шаг давался с трудом. Сначала он пытался тянуть её за собой на ремне, но она постоянно спотыкалась и падала. Нести её на руках по крутому подъёму никак не получалось, и он, отбросив все приличия, просто подталкивал её впереди себя пока они не добрались до прохода.
Стеналь выпрямился на небольшом уступе, перевёл дыхание и обернулся назад. Внизу показались три фигуры. Они хорошо были видны на фоне запорошенной снегом лощины. "Это хорошо" – подумал Стеналь – "Значит две собаки и один человек остались в той узкой щели. Молодец Буян!". Но преследователи двигались быстрее, чем он предполагал. И хоть им ещё предстоял крутой подъём к гребню хребта, времени на отдых ему всё равно не хватит. Преследующие оказались упорными людьми, отступать они не собирались, погоня будет продолжаться и на заснеженных просторах по ту сторону хребта. Что ж, придётся двигаться дальше без отдыха. Он наклонился над сжавшейся в комок девушкой, чтобы взять её на руки и двинуться с этой драгоценной ношей в проём ущелья.
Фома, прищурясь, вглядывался ввысь. Зрение его никогда не подводило. И на этот раз он разглядел узкое ущелье на вершине гребня. Он понял, что беглецы сейчас исчезнут в нём, а с другой стороны уже начинается спуск.
– Стреляйте в него! – приказал боярин своим людям.
– Плохо видно, он в белом плаще, – посетовал один, выхватывая из колчана лук и прилаживая стрелу.
– Убейте его, а не то я вас…! – взревел Фома.
Два лука натянулись, и через мгновение стрелы со свистом рванулись к цели.
Каким-то внутренним чутьём Стеналь ощутил внезапную смертельную опасность, когда уже поднял на руки Ясну. Он ещё не осознал, что за опасность им грозила, но инстинктивно повернулся к преследователям спиной, закрывая девушку своим телом. И почти одновременно ощутил два тупых удара в спину. От неожиданности он потерял равновесие и, выронив ношу, повалился на неё сверху сам. Думать и обращать внимание на боль было некогда. Стеналь попытался приподняться и вновь получил два удара. Один в голову, а другой в левый бок. "Всё!" – мелькнула мысль – "Четыре стрелы – это смертельно! Всё пропало! Я не выполнил миссию!" Но через секунду он понял, что жив и не потерял способность двигаться. Сознание работало в бешеном ритме. В доли секунды он успел удивиться и трезво оценить ситуацию. Вновь схватив в охапку девушку, он, пригибаясь, бросился в спасительный проход. Ещё две стрелы разочарованно пропели у него над головой, когда он уже был в безопасности.
– Да он заговорённый, что-ли?! – досадливо воскликнул один из стрелков.
– Морды кривые! Стрелять разучились! – орал боярин.
– Ей богу попал! – оправдывался стрелок, отступая от налетевшего с кулаками начальника.
– И я две стрелы в него всадил, провалиться мне на этом месте! – защищался другой.
– Что ж он из железа выструганый!? А? – не унимался раздосадованный Фома. – Четыре стрелы! А?
– Чёрт его знает, может, бронь на ём! – неуверенно предположил первый стрелок.
– Кой дьявол бронь! Вы, собаки, без броней их догнать не можете! А он что ж, в броне, да с девкой на руках в этакую высь взобрался?
– Ну, значит, заговор на него наложен, – ещё более растерянно бормотал второй стрелок.
– У, псы смердящие! Уроды криворукие! Вперёд, в погоню! – бранился Фома, подгоняя кулаками своих подчинённых. – Не догоните, сам вам глотки перережу, бараны!
А меж тем, Стеналь с Ясной на руках, утопая в снегу, пробирался по узкому ущелью. Выход был близок. Боль в теле напоминала о миновавшей опасности, но к боли он привык с детства. Лишь страшная усталость наваливалась безжалостным зверем. В глазах всё плыло и мутилось.
"Как же так?" – размышлял он – "Четыре стрелы попали в меня, но ни одна не пробила плащ и шапку? Это замечательно, но странно!"
И вдруг на губах своих он ощутил тот самый, очень странный поцелуй, который на прощанье подарила ему Светозара. Откуда-то из глубины сознания вместе с видением её прелестных грустных глаз всплыла мысль: "Ведь это она, милая сестрёнка, защитила меня своим волшебством. Подарок-то оказывается не только роскошный, но и заговорённый".
– Я очень хочу, чтобы ты быстрее доставил её сюда. Она по праву займёт трон, а я спущусь в долину и буду простой девушкой, – вдруг услышал он, сказанные Светозарой слова.
– Вернусь, я обязательно вернусь, сестрёнка, – шепнул он светлому призрачному образу.
– Береги её, а я буду беречь тебя своей любовью. Я люблю тебя! – словно нежным тёплым ветерком долетели её слова.
– Люблю?! – удивился он, ибо понял, что сказано это совсем по-другому, с каким-то иным загадочным смыслом, как тот таинственный поцелуй.
– Осторожно, любимый!!! – вскрикнул образ тревожно, и мгновенно потерялся в бешеной круговерти снежной пыли.
Они летели куда-то вниз, кувыркаясь и ударяясь об острые скальные выступы. Раскрытый в крике рот мгновенно забился снежной кашей пополам с каменной крошкой. Глаза ослепли от мутной пелены. Мысли спутались в бесформенный клубок, и лишь один инстинкт руководил мышцами. Он как мог плотнее обхватил руками и ногами свою бесценную ношу, принимая на себя большинство ударов. Падение быстро закончилось, перейдя в стремительное скольжение по ледяному жёлобу. Тот же инстинкт заставил его совладать с хаотичным кувырканием и скользить на спине, превратившись в некое подобие саней для драгоценного груза. Ещё множество ударов досталось ему пока, теряя сознание, он не осознал, что сумасшедший спуск закончен.
Трое мужчин стояли на краю пропасти, тяжело дыша. Они тоже смертельно устали. Подъём на гребень отнял последние силы. Они только что вышли из ущелья и сразу обратили свои взгляды на пологий спуск, начинавшийся справа. Но там никого не оказалось. Поверхность снежного покрова оставалась девственно чистой, ни единого следа.
– Куда ж они запропастились? Ну, чисто заговорённые! – удивился один из мужчин.
– Куда, куда, да в пропасть они сорвались! – догадался Фома Благовидов и указал на край обрыва прямо перед собой. – Гляньте, срез-то свежий. Видать, вместе со снежным карнизом вниз и рухнули.
– Ох и высотища! Поди, расшиблись насмерть.
–Туда им и дорога, нам на руку, – зло процедил Фома, – спустимся, найдём девку, и домой. За наградой!
– Дай хоть отдышаться, боярин. Куда они мёртвые-то денутся, – взмолился один из преследователей.
– Ладно, доставай харчи, отдохнём, – после короткого раздумья согласился начальник.
Ясна очнулась от противного вкуса жидкости, которую кто-то вливал ей в рот. Она закашлялась и, открыв глаза, попыталась привстать. Девушка не испугалась, нет, но зрелище было не из приятных. Отвратительного вида создание с всклокоченными свалявшимися волосами, коричневой морщинистой кожей клыкастой морды, держало в узловатых руках череп какой-то птицы. Он, по-видимому, и служил сосудом для той противной жидкости. Само существо было закутано в старые облезлые шкуры. На первый взгляд это было сущее чудовище. Но немного придя в себя, девушка разглядела за щёлочками век добрые карие глаза. Их взгляд лучился состраданием и нежностью, разительно контрастируя со всем отталкивающим видом странного человека. Свет этих глаз удивительным образом успокаивал и вселял уверенность в безопасности. Девушка успокоилась и снова опустилась на меховое ложе, повинуясь жесту существа.
Они находились в круглом жилище, каркас которого состоял из огромных костей какого-то животного. Сверху жилище обтянуто толстыми шкурами. Отверстие в своде давало мало света, и туда выходил дым от очага в центре строения. По-видимому, она находилась в жилище одного из дикарей, обитавших в северных землях. Девушка огляделась украдкой и разглядела в полумраке на другой стороне очага фигуру лежащего мужчины. Скорее всего, это был Стеналь. Узнать его можно было только по белому меховому плащу, укрывавшему нижнюю часть тела. Он был без сознания и весь облеплен какими-то лепёшками.
– Где я? – задала вопрос Ясна, хотя слабо надеялась на ответ.
– Жив, однако! Шипко удача твоя, девка! – произнесло существо старческим ласковым голосом.
– Ты кто? – удивляясь, задала следующий вопрос девушка.
– Мангра я, шаман, однако. Охотники качуры нашли твоя и мужик в горы. Шипко плохой мужик, скора уйдёт к своим богам. А твоя бог шипко сильный, шипко любит твоя. И мужик твоя шипко любит. Сам помирай, а твоя спасай.
– Как помирает?! – спохватилась девушка и рванулась к нему.
Но боль во всём теле сковала мышцы, замутила глаза и лишила сил. Она вновь рухнула на подстилку и тихо заплакала от бессилия. Ей вспомнились сильные его руки, тепло широкой груди. Как нёс он её, утопая в снегу, обессиленную и замёрзшую. Как уютно ей было в тех объятиях. Вспомнила она и то, что не разомкнулись спасительные объятия даже в страшном падении, когда крик ужаса утонул в снежной лавине. Какое-то странное щемящее чувство родилось в ней, доселе ей неведомое. Она представила, что этого человека больше не будет рядом, и ужаснулась. Ей стало страшно. И этот страх заставил превозмочь боль. Девушка из последних сил поползла к его изголовью, усилием воли удерживая ускользающее сознание. Это небольшое расстояние в два шага далось ей с неимоверным трудом, но она доползла и припала губами к его опухшему от кровоподтёков лицу. Шаман, молча, наблюдал за девушкой и в конце одобрительно цокнул языком.
– Здоровый девка! Любишь мужик? Твоя жить будет долго, а мужик помирать.
– Нет! Нет! – взмолилась Ясна, умоляюще глядя в добрые глаза безобразного чудовища.– Спаси его! Он не может умереть! Это не справедливо! – и вдруг в отчаянии выкрикнула. – Если он умрёт, и мне жить незачем!
– Мангра не бог, однако – шаман. Лежи тихо, Мангра с богами говорить будет. Скажут жить – будет жить. Скажут помирай – мужик помирай. А твоя нельзя помирай, твоя – Солнце, на твоя бог метка положил. Твоя никак нельзя помирай!
Шаман схватил бубен и колотушку, поднялся во весь рост и медленно начал обходить очаг. Он затянул странную песню, похожую на волчий вой. Время от времени он швырял в очаг щепоть серого порошка. Пламя коротко вспыхивало и давало обильное облако белого дыма. Пляска шамана всё ускорялась. Бубенцы, спрятанные в шкурах, бренчали всё быстрее, а песня становилась всё пронзительнее и яростней. Вскоре перед затуманенным взором Ясны бешено скакал и крутился непонятный вихрь. Яростно колотил бубен, перезвон бубенцов слился в сплошную трель, и всё это покрывал режущий уши визг.
Когда Ясна снова очнулась, шаман сидел в ногах Стеналя и держал в корявых своих пальцах его ступни. Он то щупал подошвы, то трогал пальцы, а то, как будто, прислушивался к ним.
– Ай, ай, ай, – качал он головой, а потом, уловив вопросительный взгляд девушки, произнёс, – его бог чужой, далеко, моя не говорить с ним. Твоя бог ближе, проси твоя бог, шипко проси! Хочешь мужик живой – шипко проси! Мангра лечить будет.
И она просила, просила своего бога со всей искренностью юной души, что бы даровал он жизнь человеку, ближе которого, как оказалось, нет никого на этом свете теперь. "Любишь!" – сказал шаман, но что понимают люди под этим словом? Она пока не знала. Знала только, что за жизнь этого израненного человека отдала бы свою собственную жизнь. Она молилась постоянно, лишь иногда забываясь сном от усталости.
Однажды очнувшись, Ясна увидела, как Мангра поит Стеналя из того же черепа птицы. Молодой жрец был в сознании. Он морщился от противной жидкости, но упорно глотал, подчиняясь требованию шамана. Жизнь маленькими глотками входила в него. И первое, на что упал его прояснившийся взор, была копна непослушных солнечных волос. Он улыбнулся и подумал: "Жива!" А когда оба достаточно окрепли, Мангра рассказал им историю их спасения:
Стеналь с Ясной на руках вышел на край подтаявшего снежного карниза. Тот не выдержал тяжести, и всё рухнуло вниз, увлекая за собой массы снега и каменной крошки. Охотники из племени Качуров охотились в горах, когда с хребта сошла лавина. Выжить в лавине почти невозможно, но пришельцам несказанно повезло – они угодили в туннель, промытый талыми водами в толще ледника. Основная масса лавины пошла по верху, а они по жёлобу туннеля выкатились к замерзшему озеру. Белые волки уже подбирались к беззащитным телам, когда подоспели охотники. Качуры не любят чужаков и вполне могли бы оставить непрошенных гостей замерзать на льду, но необычные солнечные волосы девушки привлекли их внимание. Один из охотников хотел отрезать их и принести в жертву богу охоты. Но как только он откинул прядь за левым ухом, его словно обожгло огнём. На коже девушки горел красный ангел, а на шее её висел серебряный медальон с таким же ангелом. Шаманы всех северных племён знали древнее сказание и ждали пришествия этого ангела. Как можно было оставить в беде человека с такой отметиной. Охотники решили отнести пришельцев в своё стойбище и, по приказанию вождя, передали шаману. А ещё охотники видели трёх вооружённых мужчин, которые спускались с горного хребта, явно желая захватить двух пришельцев, но увидев охотников, оставили свои намерения и повернули назад. Шаман, узнав пророческую отметину, воздал хвалу богам и принялся лечить пострадавших. Мангра лечил всеми доступными ему способами, но если девушку-Солнце поднять на ноги удалось быстро, то здоровье её спутника внушало серьёзные опасения. Сначала шаман даже подумывал оставить его в покое и дать ему легко уйти к своему богу, но, то ли усердные молитвы девушки, то ли невероятная живучесть молодого человека убедили его в целесообразности дальнейших попыток исцеления. И правда, боги оказались благосклонны к молитвам, к стараниям шамана и упорному желанию жить самого умиравшего. В скором времени Стеналь уже мог самостоятельно принимать пищу и дело пошло на поправку.
