Татьяна Николаевна Зубачева
Мир Гаора. 5 книга. Ургайя
Торр Ард держался в строю вбитой до автоматизма привычкой. Рявкнули над ухом: «Подъём!» – подскочил, сунули в руки шмотки – натянул, не глядя и не думая, и побежал на оправку, пихнули за стол – сел, поставили миску с кружкой – заглотал и выхлебал, не ощущая вкуса, крикнули: «Стройся!» – тоже не проблема. А задумываться нельзя. «Если солдат задумался, то он труп!». И в строй встал, куда пихнули. А вот проморгался, вдохнул-выдохнул, а чего ж нет команды «Смирно!»? Ну, раз не дали, так можно… аккуратненько. Ой, а чего ж он крайний левый? Аж за девчонками-малолетками стоит. Это ж позорище, это ж его как последнего… даже про себя не подумаешь, сразу холодом обдаёт… или – он осторожно покосился по сторонам – нет, смотрят спокойно, с любопытством, но… а вдруг, это позором здесь не считается? Ладно, пока не выяснил, то и трепыхаться с этим не будем. Ага, по рабочим бригадам стоят, вызывают, старшие докладывают и за ворота. Ну, этот развод он с плотины уже сколько раз видел, и даже оттуда их разножка глаз царапала, хотя чего и взять с дикарей. А вон и гаражная, и, да, как его, Рыжий командиром, ну, хоть на него можно смотреть, выправка, шаг уставной, а остальные… ну, сброд сбродом.
Старшая по внутренним работам доложила о полноте состава, включая дневальных, и комендант мысленно отметил, что, называемое ею число как раз на единицу меньше стоящих в строю. Однако, не иначе, как Рыжий просветил и научил. Ну, нету этого в списках, так что пусть, как хотят, так и используют. Рубашку и штаны ему нашли, найдут и остальное вещевое с пищевым. Если захотят. А не захотят или захотят по-другому… Так на всё воля Огня. И, приняв рапорт, комендант разрешил приступать к работам.
Плац опустел, потому как, что и кому делать, все сами знают, а нет – Старшая Мать словом и рукой своей твёрдой направит. Торр на несколько мгновений остался посреди плаца в одиночестве: ему-то куда и чего?
– Четырок!
Торр растерянно оглянулся на странное слово, почему-то не отозвавшееся в голове болью.
– Оглох, что ли?
Его дёрнули за рукав. Крепкий светлобородый мужчина властно повёл его за собой, на ходу объясняя:
– В нашей палатке будешь. Сегодня на обустройство тебе, ну, и отлежишься малость, а завтра уж работать поставим.
Это что, теперь его так звать будут? Ну… ну… Додумать Торр не успел, оказавшись в палатке с шестью двухъярусными койками. Пять более-менее застелены, но заправлены плохо, вернее, совсем не заправлены, в училище бы за такое разгильдяйство строгий карцер на трое суток, не меньше, и не считая всего остального, ну, дикари, как есть дикари, а на шестой на обеих свалены какие-то мешки, свёртки и тюки.
– Твоя нижняя будет, – распорядился светлобородый. – Бутуз, помоги ему, а то и руки-крюки, и чтоб не тыркался по-пустому.
Невысокий, но широкий, почти квадратный светловолосый парень, похоже, ровесник, кивнул и оглядел Торра с нескрываемым, но не злым любопытством.
– Ладноть. Давай, паря.
Торр, помедлив, ответил кивком.
Когда плац опустел, на наблюдательных пунктах плотин опустили бинокли и оторвались от оптических прицелов. Ну… ну, и о чём тут говорить?
– Живой…
– Пока…
– Трахали да не дотрахали…
– Тянут, сволочи…
– Похоже, целый…
– Дурак, видел, с кем его поставили?
– Пожрать хоть дали?
– За общим столом сидел…
Капитан спецвойск Таррон опустил бинокль. Конечно, для дела и поддержания боевого духа лучше бы задохлика забили. Хотя… дикари не тронули чистокровного… тоже можно обыграть, но не здесь. И это – по большому счёту – уже пустяки, головная боль другого ведомства, а думать надо о своём. Потому как выводы неутешительные. Карьера… ну, получил он, пока не звание, а должность и основу для дальнейшего роста. Но вот куда? Не к расстрельной ли стенке. Потому что если собрать вместе все слухи и обмолвки, то получается очень неприятная тенденция. Похоже, что решили спецвойска прикрыть, и решили на самом верху и не сегодня, и даже не вчера, и началось это… да, с отставкой старого генерала, новый-то командующий генерала спецвойск так и не получил, и ужимают, задвигают, и… да, нужно думать, как говорят согайны, о запасном аэродроме, чтобы вовремя сменить курс и приземлиться там, а не в совсем другом месте.
Таррон убрал бинокль и, окончательно забыв об уже не значащихся в списках подчинённой ему части, приступил к своим обязанностям командира точечного гарнизона.
* * *
Королевская Долина. «Орлиное Гнездо»
573 год
Лето
7 декада
Орнат Ардин удовлетворённо ещё раз просмотрел тетрадь учёта опекаемых – пришлось сделать после этой аггеловой перерегистрации в дополнение к карточкам – и нескрываемо полюбовался последней записью о передаче в счёт патриотического долга двух особей мужского пола. Красиво сделано. Никакой утилизации, для которой теперь надо придумывать обоснование, писать заявку, нет-нет, патриотический долг – Отечество попросило две особи мужского пола – вот, пожалуйста, Ардинайлам ничего не жалко. А такой маленький нюанс, что Королевская Долина всегда выполняла такой долг сугубо добровольно и в той форме, какую сама считала нужной и возможной, а теперь пришло вполне официальное напоминание… игнорировать, разумеется, не будем, но учтём. Что ещё один шаг по ликвидации традиционных привилегий сделан, что Королевскую Долину медленно, но неуклонно приближают, нет, приравнивают к остальным… хм, теперь уже не подданным, короля-то нет, но… вот именно, даже про себя, даже мысленно не будем договаривать. И то, что не из грязи во дворцы поднимают, а из дворцов опускают в грязь, тоже учтём и запомним. Но это тоже… задел на будущее. А на сегодня… На сегодня он, наконец, избавился от старой сволочи – Мажордома и полностью очистил подвал от крови Фрегора. Патриотический долг? Ну, так получите: никчёмного и слегка повредившегося в уме старика, годного только на утилизацию, и дерзкого – вот же поганая кровь! – мальчишку. А уж куда вы их денете, уже только ваша печаль и забота.
Голован, проследив издали, как Мажордом и Вьюнок исчезли в утробе «серого коршуна», невольно перевёл дыхание с облегчением. Всё-таки старик, даже отстранённый уже официально от дел, мешал. А Вьюнок… тоже та ещё головная боль. Нахватался в третьей спальне всякого, да ещё на телохранителя тренировали, так что в подвальных разборках мог стать опасным противником. А куда его теперь… не наша печаль и забота. Дерзок мальчишка и… слушает, кивает, а потом такое выкинет, что и не знаешь, как с этим справиться, чтобы себе на пользу повернуть. Хотя бы на этой регистрации, когда всех и каждого осмотрели – ну, допустим, непривычно, но… – так ещё и опросили, номер, прозвище, номера и прозвища родителей, хорошо, хоть удалось заранее узнать и предупредить, кому что говорить, а всей ребятне поменяли ошейники на номерные, и тоже под запись. Ну, с купленными было проще, те сами всё знали, хотя тоже говорили, что раньше такого, чтобы прозвища, да ещё родительские, спрашивали, не было, но что сами знали, то и называли. А вот с родовыми… Тот же Мажордом мог ляпнуть сдуру имя отца, да ещё похвастаться, что он брат Первому Старому. Пришлось по-жёсткому объяснять. Так и тут Вьюнок отличился. Ну, мать назвал, как и есть: Вербочка, а на вопрос об отце вместо приказанного: «Не знаю», – выпалил: «Рыжий!». Хорошо, что приезжим всё равно, что писать, даже не поинтересовались, а почему раба с таким прозвищем среди взрослых нет. Так и пронесло. А потом сообразил, что Вьюнок тем самым себя в полукровки перевёл и за третьей спальней закрепил. Ушлый малец, с таким потом могло всякое начаться. Второй Старый тоже удивился – эта старая сволочь всех поимённо и по родословной знает, но промолчал, принял и понял. И сбагрил удачно. Ну всё, было, прошло, и думать об этом нечего.
* * *
Аргат. Ведомство Учёта Несамостоятельного Контингента
573 год
Лето
8 декада
1 день
Капитан Ведомства Учёта Несамостоятельного Контингента сверил настенные часы с наручными и стал убирать бумаги в разложенные на столе папки.
Сначала в эту. Где на обложке, как и положено, намертво зафиксирована выписка из общего указа Главы, касающаяся его лично и его подчинённых:
…Обязать Ведомство Учёта Несамостоятельного Контингента передать Военному Ведомству 10 особей мужского пола в возрасте 20 – 25 лет по уровню здоровья не ниже I категории.
Это было выполнено в предписанный срок, рекламаций не поступило. И предписание о ежегодном повторении мероприятия уже внутри.
А теперь эта. И так же с соответствующей наклейкой:
… Обязать Ведомство Учёта Несамостоятельного Контингента передать Военному Ведомству 100 особей мужского пола в возрасте 7 – 8 лет по уровню здоровья не ниже I категории.
Сотню набрать, конечно, было сложнее, но справились, хотя все региональные на уши поставили и даже пришлось из «патриотического долга» дёрнуть несколько особей. И тоже предписание о ежегодном повторении внутрь. Вот так.
Ночь начинается по команде: «Отбой!», – а осень по команде: «Приступить к занятиям!». Обычно, это первый день первой декады осени, но в этом году для военных училищ она началась за три декады до официальной даты с факта получения контингента обучаемых на вспомогательных отделениях, а проще говоря, с сотни клеймёных семилеток. А для отцов-командиров ещё раньше, зимой, когда они получили приказ о формировании в своих училищах новых отделений. Пришлось покряхтеть, покрутиться, где-то упираться рогом, а где-то скакать разнузданным галопом, вразумлять, вздрючивать и обламывать подчинённых и самих себя. Потому как уж слишком не просто ново, а… даже слова не подберёшь, только армейский фольклор, но результат налицо.
Во внутренний двор Ведомства Учёта Несамостоятельного Контингента плавно въехала колонна из пяти генеральских «коробочек» и пяти армейских автобусов. Въехали и развернулись для посадки и выезда. Десять водителей остались на местах, а из «коробочек» вышли генералы – отцы-командиры училищ, деловито, без начальственной вальяжности. У каждого за спиной и чуть сбоку по капитану с лейтенантом – командирский состав будущих отделений. Из автобусов бодро выскочили и выстроились в шеренгу десять… Капитан Ведомства Учёта Несамостоятельного Контингента, приготовившийся к сдаче заказанного материала, невольно покрутил головой. Ну, надо же. Он же сам передавал их… да, совсем недавно, и сезона не прошло, генералам, и тогда, ну, здоровые, ну… лохмачи как лохмачи, а сейчас… и выправка и осанка. Надо же… недаром говорится, что строевая и из обезьяны человека сделает. Ну, из обезьяны, может, и получится, но ведь и из лохмачей получились… люди не люди, но уже вполне… человекообразные.
Удивление «учётчика» заметили. Никто, разумеется, вслух ничего не сказал, но горделиво-насмешливые улыбки промелькнули на лицах всех приехавших. А надзирательницы уже выгоняли во двор толпу босоногих и оборванных мальчишек, испуганных, зарёванных, пытающихся прятаться друг за друга, шарахающихся от надзирательниц… Генералы и офицеры рассматривали «контингент» с насмешливым интересом, а дядьки, сохраняя уставную стойку, помрачнели: все они ещё хорошо помнили свои первые сортировки, боль от клеймения и первые торги.
К радости капитана и остального персонала Ведомства Учёта, «заказчики» ни полного осмотра, ни детальной переклички делать не стали. Окинув деловито-одобрительными взорами детскую толпу, генералы кивками передали командование капитанам, те – лейтенантам, а уже те… лохмачам? Однако, новшество. Но явно весь порядок действий был продуман и, скорее всего, отработан, ну, нет, с лохмачами выдрессирован заранее.
Выслушав приказ и уже вполне привычно щёлкнув каблуками и рявкнув положенную по Уставу формулу подчинения, дядьки приступили к выполнению: разбить толпу на двадцатки и рассадить по автобусам.
Ни вытаскивать, ни ловить никого не пришлось. Малыши сами кидались им в руки подальше от надзирательниц. Наблюдавшие за работой дядек офицеры быстро с понимающими улыбками переглянулись. Да, решение о создании ещё одной, так сказать, промежуточной ступени в иерархии из, хм, аборигенов оказалось правильным.
Закончив погрузку и проделав все положенные манипуляции с докладами вышестоящим о выполнении, «заказчики» уехали, что позволило персоналу Ведомства Учёта Несамостоятельного Контингента облегчённо выдохнуть и вернуться к обычному распорядку. Всё-таки сотня мелких особей, да ещё со строжайшим приказом не допустить никаких… хм, эксцессов, могущих повлечь понижение категории, то есть, не ударь, не пихни, не толкни, а о дубинке и речи быть не может, сильно напрягали, ведь, ну, как без физического воздействия удержать эту ораву в рамках элементарного послушания. Но теперь – слава Огню – пусть головы у генералов болят.
Колонна пронеслась по улицам Аргата на одну из номерных, то есть обозначенных как стратегические, шоссейных дорог и направилась в «Лагерь-полигон №1». И хотя было заранее решено, что, как и с дядьками, распределение контингента проведут перед самым началом занятий, генералы решили поприсутствовать, не вмешиваясь без крайней необходимости, на первой перекличке и общем осмотре. Хотя бы для того, чтобы при возникновении такой необходимости, сразу без волокиты отправить брак обратно «учётчикам», затребовав замену. В командирских машинах наскоро разбирались полученные в ведомстве карточки, чтобы хотя бы по порядку номеров, а то в автобусы для скорости сажали, не сверяя.
…
– Оставим пока как есть?
– Да, но наш явно по выбору хватал.
– Ну, Чеглок своего не упустит.
– И не забудет чужого прихватить.
– Десантнику положено.
…
– По возрасту ровненько подобрали, а по здоровью…
– Посмотрим. Явных… хм, хлюпиков я не заметил.
– Да, поселковые крепыши – это вам не мусор из Арботанга.
– Что, все из посёлков, капитан?
– Да, генерал.
…
– Ого, а это как затесалось?
– Что?! Вот сволочь, всё-таки подсунул!
– Спокойно, лейтенант, на месте сразу вынем и отправим обратно.
– Что там?
– Место рождения, командир, – и зачитывается строчка из карточки. – Королевская Долина. «Орлиное Гнездо».
– Не может быть!
– Патриотический долг?
– Скорее всего.
– Даже интересно.
– Посмотрим?
– Да, и не спешите с решением. Может, сумеем использовать.
…
В автобусах было тихо. Перепуганные, ничего не понимающие малыши только тихо всхлипывали, сидя на жёстких сиденьях и послушно держась за указанные скобы. Дядьки, занимая места, положенные для старших по перевозке, зорко наблюдали за подопечными. Что и как делать «при транспортировке личного состава в небоевой обстановке» им объяснили и даже пару тренировок провели. Пока всё в порядке, никого не укачивает, а что плачут… ну, так ничего, пусть привыкают. Плавное покачивание и неяркий свет потолочных плафонов – все окна и перегородка, отделявшая кабину водителя, плотно закрыты светомаскировочными шторами – нагоняли сон, да и трое последних суток были и суматошными, и нелёгкими, но… раз надо, значит, надо. Это они и раньше знали, а уж теперь-то… Приказы не обсуждают, а выполняют. Это им всем в первый же день объяснили. Сначала: «Вы теперь не хозяйские и не господские, а армейские!». А потом про приказ. И понеслось… Думали, что не выдержат, сломаются, а там прямая дорога в газовню, но кто на страхе, кто на упрямстве, а кто и на злости, но выдержали все. И всё. И строевую, и заучивание Устава и молитв, и обучение грамоте, и работы по кухне и общему обустройству, только и сидели, что за едой, и лежали после отбоя. Хотя… грамота была не самым сложным, нет, не самым противным, да и училка… оказалась и с пониманием, и… Так что, как её, да, аттестацию все прошли, вся их десятка, и получили звание дядек, петлицы на воротник по цвету училища и соответствующую кокарду на каскетку. И даже гулянку им разрешили, выдали доппаёк и отпустили в «поле» на всю ночь.
Жур тряхнул головой, отгоняя накатывающую дрёму, и оглядел … будущих подчинённых. И натолкнулся на внимательный серьёзный взгляд. Ага, чернявенький и востроносый, ну, чистый галчонок, и ловкий: чуть из рук не вывернулся при посадке.
Пока для Вьюнка ничего особо страшного или трудного не было. Ну, на регистрации ошейник заменили, больно, конечно, когда заклёпку вскрывают, голова и всё нутро дрожат и потом внутри долго дёргается, больно, но не смертельно, так об этом ему и раньше рассказывали, в третьей спальне у всех по две, а то и три переклёпки было, ну, сортировка, тоже уже проходил ещё в питомнике перед отправкой в Большой Дом, ну, выдернули и в «серый коршун» засунули. Так об отстойнике и торгах ему тоже в третьей спальне много рассказали и научили и что кому сказать, и как себя держать, это сразу после той регистрации, все ведь слышали, как он Рыжего отцом назвал, как вниз спустились и в спальню вошли, так ему сразу сказали: «Ну, ты теперь совсем нашенский», а что его не оставят, а продадут или сдадут «на органы», он ещё в питомнике слышал. Там, правда, только грозили этим, но вот решил Второй Старый, сволочь Северная, убрать кровь Фрегора, вот и… Всю обслугу Фрегора спустили вниз, комнаты законсервировали, тут и последний поселковый дурак всё бы понял, а когда Рарга и его пятёрку уволили и спортзалы тоже законсервировали… Вьюнок невольно вздохнул. Вот о чём он жалел, так о тренировках, нет, он сам втихаря потихоньку повторял всё, чему учили и что сам подсмотрел, но это же совсем не то. А так-то… нет, всё у него было хорошо, и ни первая, ни вторая спальня к нему не цеплялись, как двинул пару раз, так и отвалили, а что стали «дикарём» обзывать, так… так, а всё-таки куда везут? Мажордом, вот тоже дурак, всю дорогу ревел и трясся, вот его сразу и отправили, прямо на входе сказали, что этого «на запчасти», другой бы, может, и не понял, а он ещё от Рыжего, пусть ему за Огнём тепло и светло будет, про запчасти узнал. Вьюнок снова вздохнул. А если рискнуть и спросить? Этот, как его назвать, ну, хотя бы как в третьей учили, дядей, далеко стоит, пока дотянется, успеешь под сиденье нырнуть, чтоб вскользь пришлось.
Вьюнок глубоко вдохнул, покосился на сидящего рядом зарёванного ровесника, нет, из другой камеры, не знает он его, значит, и на помощь рассчитывать нечего, и открыл рот:
– Дяденька… – и по-поселковому: – Дяинька, а нас на органы везут, да?
Жур даже оторопел на мгновение. Откуда… ну, так об этом, самом страшном страхе им самим ещё в родных посёлках говорили, не пугая, а предупреждая, что голозадые господа-хозяева могут и такое сотворить, чтоб берегли свою категорию, пока у тебя по здоровью первая, тебе многое другое простится.
Вместо него ответил второй дядька – Желдак.
– В армию едем. Вы все теперь армейские.
Всхлипывания затихли, и смотрела теперь детвора не так со страхом, как с удивлением.
– Это как? – пискнул белобрысый малец с последнего ряда.
– Работать будем? – подал голос ещё один с выгоревшими до желтизны вихрами.
– Отставить разговорчики! – внушительно, но без злобы рявкнул Жур, краем глаза успел поймать расплывшегося в улыбке черноглазого востроносика и продолжил «вразумление»: – Порядка не знаете, так и молчите. Служить будете. Всё по Уставу будет.
Он говорил так похоже на Рыжего и почти теми же словами, что Вьюнок еле удержался от восторженного крика: «Так ты свой!».
– И не дяинька я, а дядька, звание у меня такое, дядька Жур. Спросить, чего хочешь, так сначала по Уставу. Дядька Жур, разреши обратиться. А когда я разрешу, скажу: «Обращайся», – тогда и спросишь. Все поняли?
Малыши дружно, но уже молча закивали, и Жур перевёл дыхание. Ну вот, не хуже, чем у капралов получилось. Встретился глазами с Желдаком, тот кивнул и незаметно показал одобрительный жест, которым их за удачный ответ или правильно выполненный приём награждали капралы. И Жур ещё раз порадовался, что при сортировке, тьфу ты, распределению по училищам его поставили в пару с Желдаком. Интересно, эту ораву им оставят или тоже всех перетасуют?
– А ты рисковый, – шепнул Вьюнку сосед. – Я бы не смог.
Вьюнок так же шёпотом ответил слышанной ещё в питомнике фразой:
– Кто не рискует, тот…
Закончить он не успел, так как автобус остановился, и дядьки скомандовали:
– Привал. Выходим на оправку.
Если первого слова никто не понял, то второе всё объяснило, и ребятня дружно сорвалась с мест, сразу создав плотную пробку в центральном проходе. Несколькими подзатыльниками дядьки восстановили порядок, открылась дверь и… Ослепительно яркое солнце, зелёный и пёстрый от цветов травяной склон, деревья по невысокому длинному гребню…
Приведя ребятишек окриками, а непонятливых и пинками в «чувство с разумом», дядьки повели свои команды в лесок на оправку, а потом и к роднику умыться и попить, ну и… а это уже только нашенское, господам-командирам и знать об этом не надо, их оно не касается, а Уставом ни пить, ни умываться не запрещено, а что ты при этом говоришь, так кому не надо, тот и не услышит. И без толкотни, по училищам подходим…
– Осади, Жигарь, Зимняк своих ведёт.
– В очередь, десантура, артиллерия, вперёд! …
Вышедшие из машин – почему бы и не размяться, привал в армии всегда общий – офицеры, не вмешиваясь, но зорко и даже придирчиво наблюдали за действиями дядек. Что ж… вполне… и даже очень… стараются и справляются… И поить из родника, не заморачиваясь флягами и запасами, тоже вполне оправданно.
– Похоже… есть контакт.
– Тасовать пока незачем.
– Согласен.
– Перекличка с осмотром и вперёд!
– Да, две декады на полигоне, и по местам.
– Думаете, в общем заезде сойдёт незаметно?
– Ну, это как поставим.
– Во всяком случае без ажиотажа.
Быстрый обмен кивками, и капитан из Общевойскового Училища раскатисто скомандовал в лучшей «кавалерийской» манере:
– По маши-ина-ам!
Дружно рявкнули, повторяя команду, дядьки, подгоняя к автобусам уже не плачущих, а гомонящих – родниковая вода всех и взбодрила, и ободрила – босоногих мальчишек.
А в автобусах… Ух ты-ы! Светло и всё видно! За время привала убрали шторки. Возникшую толкотню – все хотели к окнам – дядьки быстро пресекли, подзатыльниками и пинками рассадив как раньше сидели.
– С мест не вставать! За скобы держаться! И не орать!
Но когда автобусы стронулись и поехали, то мелькание за окнами у многих вызвало головокружение, и малыши стали жмуриться и отворачиваться, особенно оказавшиеся с солнечной стороны.
Вьюнок сидел у центрального прохода и даже слегка свесившись вбок, чтобы видеть в лобовом стекле несущуюся навстречу дорогу. Правда, дядька, стоя у входной двери, наполовину обзор загораживал, но всё равно – интересно, и голова не кружится, и глаза не ломит. Вот весной, когда его уже выпускали из подвала, как подсобника на работы в саду, то однажды посадили рядом с шофёром на маленький грузовичок, чтоб помогал при загрузке мусора, тогда, да, первую метку (1,152 км.) еле усидел, чуть не вырубился, а потом ничего. Нет, похоже… похоже, ему повезло. И родниковая вода оказалась, в самом деле, вкусной и… и сильной, совсем такой, как ему шёпотом рассказывали в третьей спальне и даже научили, как пить и что при этом говорить, и он уверенно, как все, не черпал ладошками, а окунал лицо и сказал всё правильно. Вьюнок совсем беззвучно повторил: «Вода, вода, обмой меня, унеси горести прошлые, принеси радости будущие» и ещё: «Мать-Вода, мимо беды пронеси». А многие из его автобуса – их так и водили пить, как ехали – говорили чуть ли не в полный голос, и дядьки не запретили, и сами так говорили, только тихо. Так что… и здесь будет хорошо, лучше, чем было.
* * *
