Татьяна Николаевна Зубачева
Мир Гаора. 5 книга. Ургайя
– Это-то ты откуда взяла? – спросил он нарочито небрежно.
– А хозяйчик из города бумагу привёз. Газета называется. Хозяин как прочитал, так сразу о крови своей вспомнил и забрать решил. Да не к нам, а бастардами своими, вот!
– А вот я тебя за лохмы сейчас! – вошла в гараж Нянька. – сама гультайка и парню работать мешаешь!
Взвизгнув, Трёпка метнулась к воротам и вылетела из гаража, всё-таки получив от Няньки тычок в спину.
Оглядев застывшего у машины Тихоню, Нянька сказала:
– Про Амрокс всё знаешь.
Она не спрашивала, но Тихоня кивнул и уточнил:
– До него ничего не помню, а потом… – и вовремя осёкся: ведь сказать, что всё, так это придётся и про такое рассказывать, что ни ему, ни Рыжему уже не жить, – по-разному, Старшая Мать.
– Память как выжигают?
Тихоня зябко передёрнул плечами и нехотя рассказал про электроды и пульты, пояснив, что и на других… мальцах-галчатах видел, ну, когда уже клеймёным, но до продажи, помогал уборщикам. Нянька кивнула.
– Железяки эти из головы когда вытаскивают?
Тихоня пожал плечами.
– Всем по-разному. Мне перед продажей. Но всё равно… не могу вспоминать, больно.
Нянька снова кивнула и повела разговор уже о деле: как получше уложить перину, подушки и подарки мамкам с вотчимами, чтоб и под рукой и удобно.
Когда она ушла, Тихоня прерывисто вздохнул и вернулся к мотору, стараясь не вспоминать и не думать ни об Амроксе, ни о… о чём другом таком. А то опять голова разболится.
Дочитав статью, Коррант придирчиво оглядел листок, исчерканный понятными только ему – ну, и соратникам-однополчанам, прошедшим ту же школу – значками, скомкал его и сжёг в пепельнице. Да, всё так, и, если вспомнить те, читанные в Аргате у сослуживца статьи, и сопоставить с изменениями, то тенденция прослеживается весьма ясная и с невесёлыми – мягко говоря – перспективами. Эпоха перемен… чтоб ей в Тарктаре гореть и в Коргците замерзать. И, как шутят алеманы, никуда ты не денешься из этой подводной лодки. И, пожалуй, да, стоит иметь всю подборку и отслеживать продолжение, которое стервец-писака обещает. Амрокс сейчас наверняка утечку ищет, такие подробности никаким интервью не нароешь. Но, скорее всего, не найдут – раз продолжение обещано. Но это их проблемы. Займёмся своими.
Он крикнул Милуше, чтобы убирала кофейник, и дом обрадованно зашумел. Пришла Гройна и, сказав, что Гард сидит с детьми, учит их делать бумажные самолётики, девочки тоже увлеклись, решительно взяла газету.
– Я должна это прочитать.
– Читай, – пожал плечами Коррант. – Только здесь. И оставишь в левом нижнем ящике. И… постарайся не плакать.
– Даже так, – несколько удивлённо сказала Гройна, устраиваясь на диване.
Коррант мимоходом коснулся её плеча и вышел, плотно, но без стука прикрыв за собой дверь: тоже понятный всему дому сигнал, что в кабинет без зова не входить.
После ухода Старшей Матери, Тихоня старательно закончил обихаживать фургон и, чтобы не лезло в голову растревоженное расспросами прошлое, взялся за порядок на стеллажах и верстаках.
Пришёл хозяин, мрачно сосредоточенный, но не злой. Проверил готовность фургона и распорядился:
– Пока Рыжий не вернётся, на общих работах.
– Да, хозяин, – склонил голову Тихоня.
Хозяин ещё постоял, глядя на него, будто хотел то ли сказать, то ли спросить о чём-то, но не спросил, ушёл.
И Тихоня облегчённо перевёл дыхание, оглядел гараж, проверяя, как его приучил Рыжий, всё ли после работы убрано на свои места, и побежал к Тумаку, на общие работы. Уж там-то никто к нему ни с чем таким не полезет, там он уже совсем свой.
Гард честно весь день возился с младшими братьями и сёстрами. Гирра удалось успокоить неожиданно легко одной фразой, что, дескать, если тебе так дома не нравится, то отец может тебя в Амрокс отправить, а воля отца священна. Видимо, что-то об Амроксе и так знают, потому что Гирр сразу замолчал. А дальше всё покатилось как-то само собой, путаясь и переплетаясь. Ну, у отца, как всегда, дела, мама посидела в его кабинете, вышла с заплаканными глазами и стала вместе с Куконей готовить в детских кроватки, бельё, одежду, а кроватки тащили то ли с чердака, то ли из кладовки, позвали Тумака, и тот их подправлял, он предложил помочь, но его в меру добродушно погнали, и он вернулся к братьям… Гахра и Гонха стали помогать маме, но быстро то ли устали, то ли помешали, и их отправили к старшему брату, к нему. Сидели за раздвинутым круглым столом в гостиной, делали бумажные самолётики и кораблики, потом играли в старую, но всегда интересную «догонялку» разноцветными фишками на старой исцарапанной и местами вытертой до дерева игровой доске, потом обедали. После обеда малышню уложили спать, отец с мамой тоже ушли в свою спальню, а он сел было в гостиной на диван с пачкой выписываемых отцом журналов и сам не заметил, как задремал.
Всё как обычно… И да, и нет. Да, спокойная тишина в доме, знакомые с детства шорохи и скрипы благополучной усадебной жизни, блаженное чувство защищённости, и… и нет, он теперь знает гораздо больше о… да, именно, как сказал отец: об этом все знают, но об этом не говорят. Знай и молчи. Почему? Да потому, что все это знают и тоже молчат. И, как это, да, вспомнил: «Думать ты можешь, что угодно, но говорить должен, как положено». А на уроках «Познания Огня»: «О запретном не размышляй». Мысли путались и расплывались. И последней достаточно внятной мыслью было восхищение отцом, что так быстро, мгновенно всё понял и решил…. Достойно решил. По-офицерски.
В гостиную заглянула Нянька, покачала головой, глядя на спящего на диване среди разбросанных журналов уже не подростка, а почти юношу, и ушла, приказав Милуше:
– Потом приберёшь.
Милуша кивнула.
– Ага, Старшая Мать, – и нерешительно: – Ну до чего ж на Тихоню похож…
– И чего? – строго посмотрела на неё Нянька.
– Ну… может тоже… одна кровь?
– А кто ж знает, у кого и с кем там было, – отмахнулась Нянька. – А парня не береди, вспомнит, так сам вспомнит.
– Ну да, Старшая Мать, – согласилась Милуша. – Мать-Вода сама его вынесет.
И вечер покатился своим обычным будничным, даже обыденным порядком. На обеих половинах всё уже было решено, так что и разговоры тоже самые обыденные.
К радости Тихони, никто его ни о чём не расспрашивал, и спать все пошли как обычно. А что Трёпке дали подзатыльник, чтоб не шастала ночью где ни попадя, так это уж тоже если не в привычку, то не в новость. Как в сок девка вошла, так и начала колобродить, ума-то и раньше не было, а теперь и вовсе кошка-кошкой, да и дурной, вот свезут на переклёпку, взрослый ошейник наденут, тогда и посмотрит хозяин, пускать тебя на расплод или нет, а пока брысь, и чтоб тебя не видно и не слышно было.
А с утра началось… Выезжали затемно, чтобы успеть вернуться к ужину. Гарда Коррант посадил рядом с собой в кабину, честно объяснив сыну:
– Чтобы без меня языком не трепал.
Гард насупился, но подчинился и целых двадцать долей – треть периода – молчал, а потом всё-таки не выдержал.
– Отец…
– И чего? – усмехнулся, глядя на дорогу, Коррант.
– А газета…
– Со мной, – и пояснил: – Управляющим дам почитать, пока Нянька будет детей к передаче готовить.
– А я …
– А ты будешь рядом со мной стоять, смотреть и молчать.
Гард несколько озадаченно кивнул.
– И вот что, – Коррант говорил теперь тихо и очень серьёзно. – Другие статьи этого автора есть?
– Есть, – кивнул Гард. – Целая подборка. Но… только почитать уже полсотни гемов, а насовсем и в переплёте, где вырезки на картон подклеены… сто гемов по знакомству. А то и больше. И… – он замялся, не зная, как объяснить отцу смутное чувство тревоги, – ну, этим такие торгуют…
– Я понял, – перебил его Коррант. – Тогда не связывайся, конечно. Но если вдруг… нет, не надо. Сам приеду и решу. Но ты читал?
– Просмотрел, – вздохнул Гард. – Мы на ночь вскладчину комплект взяли расшитый. Ну и… второпях. Там… там такое есть… Как кровь выкачивают, органы вырезают на пересадку, а кожу срезают… на перчатки и сумочки… Отец… это страшно, в самом деле…
– Значит, и Ведомство Крови ковырнули, – пробормотал совсем тихо Коррант и вздохнул: – Хреново.
Гард ждал пояснений, но отец молчал, хмуро глядя на дорогу.
– А здесь ещё совсем зима, – попробовал возобновить разговор Гард.
– Так мы же Дамхар, – поддержал попытку Коррант. – Провинция. Вот и отстаём от столицы. Ладно, сынок. Это ещё не самое… Бывает и хуже.
– Победа будет за нами, да, отец? – улыбнулся Гард. – А Рыжий говорит, что, кто выжил, тот и победил.
– Фронтовик, – усмехнулся Коррант. – Там этому быстро учатся. Второгодники не выживают, – и вдруг, не повышая голоса: – Нянька, всё подготовила?
– А как же, – откликнулась она из фургона, так что Гард даже вздрогнул: – Всё как положено, так и будет.
– У Тихони узнала что-нибудь?
– До Амрокса он ничего не помнит, – исключающим дальнейшие расспросы тоном ответила Нянька.
Коррант кивнул, искоса посмотрел на сына.
– Подъезжаем. Будь рядом, говори и делай только по моему слову.
– Понял, – Гард невольно напрягся, вглядываясь в показавшиеся засыпанные снегом домишки посёлка.
Гаор вернулся из рейса как раз к обеду. И сначала удивился отсутствию в гараже малого фургона: обычно хозяин для своих поездок брал легковушку, а если на срочный развоз, то почему крепёжные ремни сняты и лежат у стены? И где мальца носит?
Вбежавший в гараж Тихоня сначала получил лёгкую словесную вздрючку за то, что оставил ремни на полу, а не переложил на стеллаж, а то бы и повесил, вон крюки свободные, а на полу они подмокнут… Тихоня с ходу подключился к обычной работе по послерейсовому обслуживанию фургона, сразу сообщив Гаору, что хозяина нету, так что…
– Так что с отчётом успеется, – кивнул Гаор. – Понятно. А куда он умотал, да ещё на фургоне, не знаешь?
– Да тут такое было!
И Тихоня рассказал о телеграмме, приезде Гарда и какой-то газете со статьёй про Амрокс, из-за которой хозяин вспомнил про своих, ну, что от поселковых рождены, а им уже пять есть, вот-вот на сортировку и торги повезут, и поехал забирать их в законные дети…
Гаор внешне небрежно, что далось ему с трудом, спросил:
– А что за газета?
– Не знаю, – вздохнул Тихоня. – Гард из Аргата привёз, так хозяин только хозяйке дал прочитать, и Гарда с собой увёз, чтоб никому не разболтал. И… Старшая Мать про Амрокс, – Тихоня передёрнул плечами, как от озноба, – приходила спрашивать, ну, что я помню. Я и честно сказал, что до него ничего не помню. И про электроды рассказал, ну, как через них память выжигают.
Гаор кивнул, старательно, даже со злостью отгоняя мысль, что аргатская газета – это «Эхо», а статья про Амрокс – его. Нет, не бывает таких удач. Но… ох, лишь бы… А если посмотреть… в кабинете… Хозяина нет, и, если не в сейфе…. То найдёт, хоть одним глазком глянет. Гаор сгрёб сумку с бланками и накладными и велел Тихоне заканчивать с фургоном без него.
– Пойду отчёт напишу и на столе оставлю.
Тихоня пытливо посмотрел на него, но промолчал, не спросил ничего, будто… то ли всё понял, то ли не понял ни хрена.
Не скрываясь, но и не привлекая внимания, Гаор прошёл на хозяйскую половину, тронул дверь кабинета… Заперто?! Ну… не сдержавшись, он выругался вполголоса.
– Ага, – сказал за его спиной голос Милуши. – Даже убрать не дал, аж на ночь закрыл. А ключа и у хозяйки нет.
Гаор обернулся к ней.
– И с чего это? – поинтересовался он.
– А то тебе Тихоня уже не растрепал, – фыркнула Милуша.
Гаор обнял её, изображая пылкое любопытство, и она, оглянувшись для проверки: нет ли поблизости хозяйки, быстрым жарким шёпотом рассказала ему о вчерашней суматохе.
От версии Тихони её рассказ отличался некоторыми подробностями, но названия газеты и она не знала.
– Даже Старшей Матери глянуть не дал.
– А она что, грамотная? – искренне удивился Гаор.
– Ну ты и… – Милуша даже задохнулась, подбирая точное, но не слишком обидное слово.
– Понял, – кивнул Гаор и плавно перевёл разговор: – А как же мне отчёт сдать?
– А к вечеру вернётся, тогда и сдашь, или завтра с утра. Ну, это если злой вернётся.
– Дело, – согласился Гаор, быстро чмокнул Милушу в щёку и вернулся на рабскую половину.
Жаль, конечно, но не ломать же замок, да и если газета в сейфе, то там ему ни быстро, ни тихо не справиться. Хреново, но… «Чудес не бывает, о них не мечтай». Была когда-то песенка, с таким припевом, Жук ещё любил её напевать, копаясь в своих бумагах, стоп, о нём тоже не думай… Гаор забросил сумку обратно в кабину большого фургона, а тут и Трёпка прибежала звать их на обед, а заодно и с Тихоней потискаться. Но тот, к её удивлению и даже обиде, держался холодно и неприступно. Удивился и Гаор, но ни одобрять, ни порицать не стал: в таких делах каждый сам за себя. Но Тихоня всё-таки по дороге в кухню, шуганув Трёпку подальше от них, замедлил шаг и тихо сказал:
– Ну, я тут подумал… Я-то как чистокровный смотрюсь, так если что, если в меня пойдут… ведь в Амрокс отправят. Не хочу.
Гаор понимающе кивнул. Надо же… а соображает малец… по-взрослому. Сам он этого не то, чтобы не опасался, а… а просто не думал, да и вряд ли… он же неспроста Рыжий, и полукровкой его ещё в училище дразнили, пока у него кулак не окреп.
А в кухне тепло, даже жарко от раскалённой печи и пахнет едой, и разговоры все обычные житейские. У господ-хозяев своя жизнь, а у нас своя, и они нам – по хрену!
Коррант неспешно, без резких поворотов и рывков вёл фургон между уже чуть осевших снежных валов, прислушиваясь к голосам сзади. Детский лепет, а вот засмеялся Гард, а Няньки не слышно, значит, вмешиваться ей не нужно. Что ж, может, и впрямь это – лучший вариант выхода из сложившейся ситуации. Да, семеро детей – это, хм, не пятеро, и проблемы ещё будут, но… но последствия отказа могли быть гораздо серьёзнее. И – как обычно пишут в правительственной газете – в свете выявившихся тенденций… вот именно. Завтра с утра отвезти Гарда на станцию, оттуда в Ведомство Крови и Храм, оформить малышей по всем правилам, и… и всё. Дюжина детей – это в легендах хорошо и красиво, а времена давно уже не те. Нет, прошло всё удачно, даже лучше, чем ожидал. Видно, Нянька каким-то своим способом предупредила… а ведь и раньше подозревал, что рабы – да, именно так, и заткнитесь столичные чинуши, правда всегда надёжнее, самого-то себя не обманывай – рабы живут своей жизнью, и там много такого, чего лучше не знать. А ведь малышей подготовили, чтоб ни плача, ни цепляния за мамок, а вот что одежду для них не захватил, хотя… опять же неспроста оба в полотнянках и не подстрижены, а обриты наголо, Гард удивился, но Нянька сказала, что от вшей, мальчишка и поверил, как же, вши – вшами, но тут тоже какой-то обычай. Но спорить не будем, похоже, не во вред. И, наверное, пора бы опять остановиться и вывести малышей – он усмехнулся – на оправку. И самому не помешает, после поселкового самодельного пива, хорошо его варят в семнадцатом и угощают, не скупясь.
– Нянька! – бросил он, не оборачиваясь. – Не укачало вас там?
– Мы в порядке, отец, – ответил Гард.
– А выйти не помешает, – откликнулась Нянька. – Сейчас одену их.
Оденет? Она что, и для них захватила?! Ну, Нянька… ну, ничего не упустит!
Коррант плавно затормозил и вышел выпустить пассажиров. Ну да, чтоб Нянька чего-то упустила… не было такого на его памяти, и не будет. Оба малыша в прогулочных зимних комбинезонах: голубом и розовом.
– Давай-давай, – подтолкнула Нянька Гарда, – большой уже. Отвернись да отойди.
Гард послушно присоединился к отцу, и они вдвоём отошли на другую сторону дороги.
– Отец…
– Ну? – Коррант, щурясь от уже низкого солнца, оглядывал снежную равнину.
– Я понимаю, будет теперь трудно, я… можешь снять моё содержание. Я подам на стипендию, ещё есть практика, нам там теперь платят, немного, но что-то, и ещё… найду приработок.
– Угу. А с другой стороны и смотреть не будем? – усмехнулся Коррант и, видя недоумение сына, пояснил: – У экономии две стороны. Одна – увеличить доход, а другая – сократить расходы. Эффективно только их сочетание.
Гард кивнул.
– Понятно. Я… думал…
– Живи, как жил, – очень серьёзно сказал Коррант. – Твоё содержание я уменьшать не буду, но о второй стороне думай, чтобы… – он вздохнул. – случаи всякие бывают, так чтоб тебя врасплох не застали. Мало ли что.
– Я понял, отец, – так же серьёзно ответил Гард.
– Всё, и больше об этом не говорим, – Коррант резко обернулся к машине. – Сядешь рядом.
– Да, отец.
Они вернулись к машине, Коррант впустил Няньку с малышами в кузов и предупредил:
– Сейчас быстро поедем. Держитесь.
– А как же, хозяин, – закивала Нянька.
Малыши только молча переводили взгляды с неё на Корранта и обратно. Коррант улыбнулся им, и девочка осталась серьёзной, а мальчик неуверенно улыбнулся в ответ.
Когда машина уже тронулась, Гард негромко сказал:
– Отец, они привыкнут.
Коррант кивнул.
– Следи за дорогой, – и пояснил: – Темнеет уже, и хочу спрямить.
– Понял.
Гард подтянулся и сел так, чтобы хорошо видеть и боковое, и заднее зеркальца.
Ну вот, мальчишка теперь при деле, а со своим – он мысленно усмехнулся – штурманом-наводчиком можно и о другом, не менее важном подумать. Интересные вещи управляющие рассказали, и даже кое-какие бумаги показали, что буквально сегодня с утра из Ведомства получили. Конечно, вряд ли это из-за статьи, скорее, сначала там, на вершинах власти зашевелились, а уже потом дали отмашку, чтобы нас, так сказать, морально подготовили. Видите ли, теперь весь молодняк на первоклёпку с точным указанием номеров и кличек родителей, а полукровки по личным заявлениям и опять же с указаниями.
– Нет, капитан, ты понимаешь, – бушевал вполголоса управляющий в семнадцатом посёлке, потрясая только что прочитанной газетой. – Ну, какие же сволочи, а?! Ну, решили там, – и кивок, указывающий на потолок, – прищучить эту сволочь, что Амроксом заправляет, у них свои счёты, нас это не касаемо, так им нужно нас сволочами выставить. Ну, вот же читай, да-да, только что курьер отъехал. «Подготовительные мероприятия», чтоб им из Тарктара в Коргцит и обратно, ну, некуда им бумагу девать, списки поимённые им понадобились.
Поимённые списки поселковых для клеймения и отдельно на каждого полукровку, рождённого от… свободного – да, это очень серьёзно. Понятно, что полукровки угодят в тот же Амрокс, но останется чёткая фиксация: кто и почему сдал свою кровь. И если что, то предъявят. Закон обратной силы не имеет? Ну, когда очень надо, то очень имеет, Ведомство Юстиции найдёт, как это сделать. Вот аггел палёный. И негласной, но традиционной премии за сдаваемых полукровок не будет, тоже негласно, но предупредили, что расчёт только по общему списку. Так, что получается? Наплодил? Либо признавай своим, либо записывай поселкового вотчима отцом, и… и всё. И живи дальше сволочью, мразью, отказавшейся от своей крови. Многие, ох, многие на этом и в монетах, и в купюрах потеряют. Ну, кто и сколько, это по заказам сразу выявится. Хреново, но не смертельно. И есть тут варианты, с Рыжим и Тихоней интересные комбинации могут быть. Ну, Рыжий уже весь в трудах, и нареканий на его… творчество нет, а вот с Тихоней… может интересно получиться. Но не будем спешить, посмотрим, подумаем, а там…
– Отец, второй поворот направо.
– Спасибо.
Гард невольно просиял от полученной похвалы. Если честно, то в посёлке он, не то, чтобы растерялся, а даже испугался, когда встал перед толпой… лохмачей. Да, рядом был отец, а между ними и толпой стояла Нянька, как всегда, бесстрашная, всезнающая и всемогущая, и по её даже не слову, а еле заметному кивку от толпы отделились двое: женщина с ребёнком на руках, а за ней бородатый мужчина. И закутанного в какое-то тряпьё малыша, с рук на руки отдали отцу, а отец отдал женщине платок, а мужчине зимнюю куртку. И малыш не плакал, и не вырывался, а только таращил чёрные круглые, как у Гриданга, глазёнки. Пока ехали до другого посёлка, он опять сидел рядом с отцом, а из кузова доносился негромкий говор Няньки с неразличимыми незнакомыми словами и такие же непонятные ответы малыша, но ни плача, ни крика. А в другом посёлке он опять, пока отец разговаривал с управляющим, топтался возле фургона со спящим, как сказала Нянька, его, да, теперь братиком, а сама Нянька бегала где-то между домами. А потом повторилась передача из рук в руки, и дальше он уже ехал в кузове, сидя на разостланной перине, знакомился с братиком и сестричкой, играл с ними в «ладошку-хлоп» и учил, как по-ургорски называть родителей, а ещё «да» и «нет», «хорошо» и «плохо». Нет, всё было сделано, как надо и как должно. И что разговоров с управляющими он не слышал, это тоже отец правильно решил: не надо ему этого знать, он не ребёнок уже, чтобы во всё лезть, а, когда не знаешь, то и не проболтаешься, всё-таки… будущее только Огню видимо.
Совсем стемнело, но фары уже выхватывают из синей темноты знакомые приметы, а вон и ворота на задний двор, но отец подъезжает к переднему крыльцу, и сразу распахивается дверь, и мама в одном платье сбегает навстречу, а за ней Куконя, и в распахнутых дверях вся четвёрка младших братьев и сестёр.
– А ну, все в дом! – весело командует отец.
Нянька передаёт маме и Куконе спящих малышей, а вот и Рыжий подбегает, и отец коротким властным жестом приказывает ему отогнать фургон в гараж. Милая домашняя суета. И Гард облегчённо перевёл дыхание, глядя на эти хлопоты и с предвкушением вдыхая вкусные запахи из кухни. Ужин, похоже, будет обильный и почти праздничный.
Отогнав фургончик в гараж, Гаор передал его Тихоне, взял сумку с бланками и пошёл сдавать отчёт. Сейчас, в суматохе, газета может оказаться на глазах. Но… когда он, получив разрешение, а вломиться с ходу всё же не рискнул, вошёл в кабинет, хозяин как раз захлопнул дверцу сейфа, запер её, спрятал ключи в карман и вернул на место маскировочную полку. Гаор постарался скрыть вздох разочарования, но, судя по хозяйской ухмылке, получилось это у него плохо. Отчёт был принят сразу и без нареканий.
– С этим всё. Легковушку на завтра подготовь, выезжаю на рассвете.
– Да, хозяин.
– Всё, ступай!
Ехидная ухмылка на хозяйском лице недвусмысленно объясняла, что всё понятно и ни хрена не отломится, а вот поездка на «кобыле» вполне возможна. Гаор гаркнул вполголоса уставную фразу повиновения и строевым разворотом покинул кабинет. Вот аггелы палёные-копчёные, ну… не сволочь ли? Убудет от него, что газету посмотрят? Дело-то уже сделано, новоявленные бастарды уже в детской, их там купают, кормят, переодевают. Но задерживаться на хозяйской половине ему незачем, ещё и в самом деле нарвёшься. И не может такого быть, чтобы и Старшая Мать так уж ничего и не знала, вот её и расспросим.
Но и за ужином навести разговор на газету не удалось, и появление в доме новых хозяйских бастардов не обсуждалось, хотя кое-что интересное услышал. Тумак, ходивший опять помогать с кроватками и старой лошадью-каталкой, спросил, чего это малышню наголо обрили, неужто так завшивели.
– Да нет, – отмахнулась Нянька. – Высветлили к сортировке, а то чёрненькие оба.
– Ну да, – кивнула Большуха. – А теперь-то и незачем.
Гаор постарался скрыть мгновенно возникшую досаду, что не узнал вовремя о таком способе спасения от Амрокса, можно было бы и добавить к основному тексту… а нет, наоборот, нельзя о сопротивлении писать, это с потрохами поселковых матерей сдать. Так что и тут всё к лучшему, но на заметку взять надо, и, похоже, эту хитрость давно знают. Как же много того, что «все знают и не говорят», спасибо тебе, Кервин, пусть тебе светло и тепло за Огнём будет, без твоей наводки… Он не додумал, на мгновение ужаснувшись открывшейся перспективе бессмысленности, бесцельности жизни без… этого. Снова серая пустота?! Стоп! У тебя ещё не все листы сделаны!
–Рыжий, ты чего? – обеспокоилась его молчанием Красава.
– А? – встрепенулся он. – Да ничего, это я так… Вспомнил, – и заставил себя усмехнуться, – вспомнил, как меня от матери забирали.
Понимающие сочувственные кивки, разговоры снова о житейском, простом и обыденном. И тоскливого шёпота Тихони: «А я и этого не помню», – никто будто и не заметил.
Когда дом окончательно затих на обеих половинах, Коррант вернулся в кабинет и сел за бланки заказов. Раз он завтра всё равно едет в Центр, то заодно заглянет ещё кое-куда уже по своим вопросам, да хотя бы уточнить новые нормы поселкового довольствия. Да, всё обошлось даже лучше, чем ожидалось, чем могло обернуться. А наметившиеся тенденции… До конца весеннего сезона надо съездить в Аргат. Надо? Значит, сделаем. Он пододвинул календарь с уже размеченными рейсами и стал прикидывать и передвигать сроки и даты.
Еле слышно скрипнула дверь. Он демонстративно не поднял головы, дав жене незаметно подойти и, присев на подлокотник, обнять себя за плечи. И только тогда откинулся на спинку, коснувшись щекой её груди.
– Всё в порядке, – Гройна поцеловала его в висок. – Дети спят. Гард настоял, чтобы ему постелили на полу в комнате мальчиков. А с девочками осталась на ночь Куконя.
– Гард молодец.
– Да. А Гриданг так рад, что он теперь не самый младший, – Гройна улыбнулась. – И малыши чистенькие и здоровенькие. Ты их когда оформишь?
– Завтра. Отвезу Гарда на вокзал и зайду в Ведомство, моего слова теперь достаточно. И в Храм.
– Молебен?
– Да, и открою счета, – Коррант так же улыбнулся. – Как всем.
– Да, конечно, ты прав. Но… но на этом всё?
– Да, – твёрдо ответил Коррант. – Больше не будет. Этих бы поднять.
– Ты прав, – повторила Гройна. – Пойду, не буду тебе мешать. Да, а газета…
– Завтра отдам Гарду, он увезёт. И… это не секрет, но не надо говорить об этом.
– Я поняла. И… захватишь мой браслет?
– Конечно, – даже слегка смутился Коррант. – Прости, чуть не забыл.
Она сняла с левой руки и положила перед ним свой «материнский» браслет с двумя большими красными, одним большим синим и двумя маленькими синими камушками – по числу дочерей и сыновей, рождённых ею и бастардов её мужа. Старая, даже древняя традиция, но соблюдаемая многими в Дамхаре, правда, камни бастардов не все вделывают в свои браслеты, но они все – её дети, она сама давно решила, что слова храмовой клятвы о готовности любить всех детей мужа – не просто слова.
– Если возможно… Отдай переделать на все камни одного размера.
– Как скажете, владычица души моей, – улыбнулся Коррант, целуя жену в ладонь.
Она снова поцеловала его в висок и вышла.
Коррант посмотрел на браслет и сдержал невольный вздох. Да, это непредвиденная и, скажем так, не самая малая трата, но… шагнул, так иди до конца. А ещё учил сына экономии.
* * *
