Софья Сергеевна Маркелова
Правитель Пустоты. Проклятый бог
– Я много слушал ифритов, человек. И сделал определенные выводы. В некоторых вещах эти имперцы не так уж и не правы, пусть даже мои собратья не похвалят меня за такое мнение.
– Они пытали тебя почти год, а ты им… благодарен? – не поверил своим ушам профессор.
– Пытки не продолжались год, лишь несколько месяцев, пока я был еще интересен имперцам. После меня отправили на работы, а, как только они расслабились, приняв меня за послушного пленника, я сбежал и сумел вернуться в Ауремналон.
– Просто так сбежал? Говорят, ифриты безмерно жестоки к своим рабам и сбежать от них практически невозможно. Потому что шанс может и не представиться, а второй попытки и вовсе не будет – ксоло оторвут тебе голову.
– Мне повезло. Я долго их изучал, ждал своего часа. И сумел вернуться домой.
Поняв, что никаких подробностей он не дождется, Аш обиженно вздохнул.
– Но хотя бы что было дальше с тобой и Мелладенией? Вы встретились вновь? – спросил профессор, пощелкивая суставами своих пальцев.
– Ну, как встретились… Когда я попал в крепость, мой отец не пришел в восторг от возвращения своего сына. На меня надели кандалы, бросили в темницу и еще почти месяц подвергали всевозможным проверкам, пытаясь вызнать, не стал ли я перебежчиком, не завербовали ли меня ифриты. То еще удовольствие, скажу я тебе, человек. Когда ты целый год провел по колено в моче и говне у врага в плену, а дома тебя ждет лишь презрение и недоверчивые взгляды вкупе с новыми истязаниями. И в один из дней отец показал мне письмо, в котором говорилось, что Мелладения успешно вышла замуж за одного столичного винодела знатных кровей.
– И ты поверил этой бумаге? – не выдержал Ашарх, даже подскочив на месте от негодования. – Ее вполне мог подделать твой отец, учитывая, как он не хотел твоей женитьбы!
– Ты совсем меня на придурка держишь, человек? – Альв злобно блеснул глазами. – Это было первое, что я подумал. Но через неделю ко мне в тюрьму приехала сама Мелладения. Прекрасная, как и всегда. Прекрасная и совершенно чужая. Я сидел на голом каменном полу в кандалах, вонявший, как зловонное болото, покрытый струпьями и болячками, а она возвышалась надо мной по ту сторону решетки, с головы до пят в гоблинских драгоценностях и нефритовых украшениях, благоухавшая, как цветок плюмерии. Вот она! Королева моих грез! Стояла передо мной, несравненная и недоступная, принадлежавшая другому мужчине.
– Как же так?..
– Она сказал мне, что ждала. Но любая надежда, если ее не подпитывать, рано или поздно иссыхает. Она боялась, что ее красота скоро завянет и, с подачи старейшин, выбрала себе нового жениха. А когда узнала о моем возвращении, то не нашла в себе сил что-то изменить. К тому же по всему Лесу тогда ходили сомнительные слухи обо мне, и на ее репутацию и репутацию ее рода такой брак лег бы темным пятном.
Не в силах произнести ни слова, Аш просто молча сидел рядом, растерянный и опечаленный. Безрадостный конец истории его откровенно подкосил.
– И что мне оставалось делать, человек? – задал риторический вопрос Бриасвайс, поднимаясь на ноги. – Через пару месяцев, когда меня оправдали, я перевелся в Гарвелескаан, подальше от отца, полностью сосредоточившись на службе. Я забыл о Мелладении, медленно вытеснил ее из сердца, хоть до конца это так и не удалось. Но теперь там давно уже живет Руфь. Она хотя бы не оставила меня в трудные времена: была со мной в плену, жила в темницах крепости Ауремналон, выдержала все тяготы и лишения.
Сняв с плеча ручную крысу, Бриасвайс прижал черный комочек к своему сердцу, и пальцами стал поглаживать Руфь по спинке с нежностью, читаемой во взгляде. Вдалеке раздался шум и плеск воды: это Лантея, спрыгнув с камней из-под водопада, выбиралась на берег к Ашарху и альву. Бриасвайс бросил на мокрую девушку ничего не выражавший взгляд.
– Надеюсь, ты будешь осмотрительнее меня, человек, когда решишь довериться своему сердцу. Надеюсь, оно тебя не подведет.
Сделав последний рывок, Лантея оказалась на берегу возле профессора, выбравшись из воды. Влага стекала по ее снежно-белой коже, расчерченной синеватыми венками, на голени ярким красным пятном виднелся старый шрам от ядовитой медузы, но все равно она была прекрасна.
– Просто чудо! – поделилась девушка со спутником. – Очень свежо!
Она тяжело дышала и вся раскраснелась от купания, и широкая улыбка не сходила с ее лица. Свесив алые волосы на один бок, она стала их выжимать, но в этот миг Бриасвайс неожиданно нахмурился, заметив что-то непривычное в облике девушки.
– Человек, скажи ей, чтобы не двигалась.
– Не двигалась? – не понял Аш, задрав голову на альва и надеясь дождаться от него объяснений.
– Скорее! Пусть не шевелится! – крикнул Бриасвайс, одним движением закидывая Руфь себе на плечо и стремительно приближаясь к хетай-ра.
– Тея, стой на месте! Замри! – воскликнул Аш, вскакивая на ноги.
Лантея застыла практически мгновенно, скрючившись в неудобной позе, держа мокрые волосы в горсти. Лишь голубые глаза обеспокоенно метались из стороны в сторону. Едва Бриасвайс приблизился, на ходу сдергивая с пояса пустой бамбуковый тубус и открывая его, хетай-ра видимо напряглась. Только тогда Аш заметил, что на плече девушки, поверх намокшей рубахи, сидела миниатюрная лягушка кобальтового цвета с несколькими желтыми пятнами на спине. Земноводное мирно и молча отдыхало, пока альв одним ловким движением не сгреб ее в тубус с помощью крышки и не захлопнул хранилище.
– Все, – выдохнул Бриасвайс. – Теперь ей ничто не угрожает.
Лантея отмерла и с интересом воззрилась на бамбуковый тубус, внутри которого лягушка прыгала, пытаясь выбраться из своей темницы.
– Что произошло? – спросила девушка у профессора, а он, в свою очередь, обратился с тем же вопросом к заместителю коменданта.
– Это ядовитая лягушка, которую мы называем Синяя смерть, – поделился альв. – Их довольно редко можно встретить в Лесу, и в основном только возле водоемов. Одно касание – и ты мертв. Их кожа покрыта ядовитой слизью, способной остановить сердце за несколько секунд.
Все это Бриасвайс говорил на удивление спокойным и даже менторским тоном, хотя у Ашарха волосы на голове шевелились от осознания того, как скоропостижно могла скончаться его спутница пару мгновений назад. Лантея же, напротив, пришла в восторг от знакомства с земноводным. Через профессора она уговорила альва отдать ей лягушку для личных целей и, весьма довольная своей находкой, скорее удалилась в лагерь, забыв даже обернуться полотенцем.
Когда Аш пришел следом за ней к месту стоянки, то хетай-ра уже пересадила Синюю смерть в небольшой стеклянный флакончик и, вооружившись своими кожаными митенками, явно намеревалась позаимствовать у лягушки каплю ее ядовитой слизи. Профессор не рискнул отвлекать девушку от этого занятия, лишь тихо сел рядом и смотрел, пока Лантея, достав подаренную Оцарио нефритовую шпильку и обнажив скрытое лезвие, тыкала кончиком металла в земноводное. Вскоре на украшении оказался тонкий слой синеватой слизи, и хетай-ра, бережно спрятав лезвие в корпус, убрала вещицу в сторону, а Ашарха попросила выпустить лягушку в дальние кусты.
– Никогда нельзя недооценивать даже такую малую дозу яда, – усмехнулась девушка, стоило профессору вернуться с пустым флаконом.
– Думаешь, этим можно кого-то убить в случае чего? – Аш с сомнением взглянул на тонкую шпильку, покоившуюся на земле.
– За неимением всех моих ядов и оружия, отобранных альвами, это довольно неплохое средство для самозащиты. Главное – уметь им грамотно воспользоваться.
Пожав плечами, Ашарх не стал вдаваться в детали. Он знал и так, что его спутница была одержима любыми ядами, которые попадали ей в руки. Но, к ее чести, и применять их она научилась за время пребывания в пустынях мастерски. Страшно было даже подумать, что бы девушка решилась сотворить со своими соперниками или неприятелями, останься она и дальше жить в Барханах и захотев незаметно и быстро от них избавиться. Никакие дворцовые интриги ее старшей сестры Мерионы и заговоры матриархов даже не шли в сравнение с десятком миниатюрных флакончиков, с помощью которых можно было бы незаметно устранить кого угодно. Грозное оружие в знающих руках. А Лантея определенно неплохо знала, как и где его стоит использовать.
Глава восьмая.
Превратности судьбы
Война заставляет нас позабыть, как должен выглядеть мир.
Пророк Бога Ской Гервасиус
Лесная дорога витой лентой устремлялась вдаль, плутая меж неохватными стволами деревьев хацу. До крепости оставалось совсем недолго. Весь прошлый день караван с раннего утра и до поздней ночи ехал по тропе, практически не делая остановок. Бриасвайс поторапливал отряд, хоть скорость передвижения напрямую зависела от тягловых слонов, а вовсе не от воли альвов. Но тем не менее за два дня с момента отъезда из Алвераха каравану удалось преодолеть расстояние, которое в обычное время путники покрывали за трое суток. Оставался последний рывок – уже к вечеру нового дня Бриасвайс рассчитывал добраться до окраин Гарвелескаана и с самого отправления с места стоянки сидел на облучке передовой телеги и вглядывался вдаль.
Едва ли пустынники были недовольны подобной спешкой. Им и самим не терпелось быстрее покинуть границы Леса и вновь спокойно вздохнуть, забыв о гордых альвах и скинув с плеч тяжкий груз дипломатических обязанностей. Конечно, горечь скорого расставания давила на сердце, но с тех пор, как Оцарио попрощался с отрядом, избрав свой собственный путь, многие в посольстве стали легче относиться к близившейся разлуке. Ведь если избалованный и трусоватый торговец в одиночку рискнул все изменить в своей жизни и уйти в свободное плавание, то чем остальные были хуже.
Местность вокруг неуловимо менялась, и вскоре Ашарх заметил, что караван въехал в густой бамбуковый лес. Было полуденное время, и солнце стояло в зените, пробиваясь сквозь узкие тонкие листья. Вокруг царила всеобъемлющая тишина, нарушаемая лишь едва уловимым дыханием ветра, скользившим меж растений. Толстые одревесневшие стебли бамбука тянулись к самым небесам, и их ровный частокол расстилался во все стороны, насколько хватало глаз.
В тени рощи колонна медленно продвигалась в прежнем направлении, слоны ступали по пыльной ухабистой дороге, периодически на ходу обрывая хоботами мелкие бамбуковые побеги с листьями и засовывая их себе в рот. В этом месте чувствовалось умиротворение и какой-то безмятежный покой, и никому даже не хотелось разговаривать: молча ехали альвы, в тишине сидели и гости Леса, разглядывая вытянутые темно-желтые стебли с зелеными поперечными полосками.
Когда откуда-то со стороны раздался отчетливый шум и слабый треск бамбука, в тот же миг все напряглись, вглядываясь в гущу Леса. Из чрева чащи медленно и тяжело ступал высокий древесный альв, закутанный в грязную рваную хламиду и с потрепанным дорожным мешком за плечами. Едва он вышел на дорогу, то поприветствовал караван на амриле и склонился перед путниками в неглубоком поклоне, вытянув вперед в просящем жесте свои покрытые корой ладони. Аш без особенного интереса разглядывал бедняка, хотя кое-что в облике попрошайки все же вызвало у него вопросы. Древесный альв явно был истощен, весь покрыт паршой и желтоватыми пятнами лишайника, но среди его обносков профессор рассмотрел висевший на шее нефритовый амулет, который явно стоил немалых денег. Вырезанная из зеленого камня эмблема изображала древо хацу, заключенное в круг, и за такую вещицу, наверняка, можно было купить себе и еды, и новой одежды, и лекарств.
Бриасвайс неожиданно жестко отреагировал на появление нищего. Спрыгнув с замедлившейся повозки, он в несколько шагов оказался возле древесного альва и толкнул его ногой в бедро, чуть не повалив на землю. Гневный окрик на амриле заставил попрошайку сжаться, и он, так ничего и не получив, торопливо засеменил к обочине, подальше от каравана. Многие из воинов Бриасвайса и Пелеантада стали гнать нищего еще дальше, бросая в него камни и громко бранясь.
Без промедления процессия двинулась вперед, но, как подметил краем глаза Ашарх, бедняк, выждав, пока повозки отъедут на некоторое расстояние, медленно двинулся следом, прихрамывая и тяжело передвигая свои ноги, покрытые узловатыми корнями. Где-то через час Бриасвайс объявил о коротком обеденном привале, и отряд разместился на обочине, пока слоны, углубившись в бамбуковую рощу, искали себе зелень посочнее.
Рассевшись прямо на земле, альвы пальцами ели из своих мисок сладковатую холодную кашу из перетертого зерна с добавлением воды и сухофруктов. Для чужеземцев эта пища показалась скудной, к тому же жевать ее приходилось долго, но как походная еда и альтернатива опротивевшим фруктам каша все же была не так уж и дурна. Держа в руках свои миску, профессор добрался до Бриасвайса, облюбовавшего себе тихое место на слое поваленного высохшего бамбука в стороне от лагеря.
– За что вы все так жестоко прогнали того нищего? – поинтересовался Ашарх у заместителя коменданта, присаживаясь рядом на корточки.
– Это был один из проповедников Танабе, – нехотя ответил альв, пережевывая кашу.
– Кто это такие? – не преминул спросить Аш, обсасывая кусок высушенной дынной груши, попавшийся ему в каше.
– Крошечная община на юго-востоке Леса, в которой по собственным законам и обычаям живут древесные альвы. Они по-прежнему сохранили свою веру в Омеотана и считают себя прямыми носителями проклятия бога, поэтому и не желают обитать рядом с обыкновенными альвами, которых, по их мнению, нелюбовь всевышнего не коснулась.
– То есть они принимают себя за каких-то прокаженных, что ли?
– Вроде того. Верят, что однажды молитвами все же добьются благословения Омеотана, сбросят с себя узы проклятья и только тогда вернутся к обществу. А пока что они выгоняют всех детей, не обросших корой к десяти годам, в ближайшие поселки и сами постоянно посылают проповедников бродить по Лесу, возрождать веру в Омеотана и звать к себе в общину древесных альвов. Хотя к ним никто в здравом уме идти не хочет, вот они и вымирают потихоньку.
Аш задумчиво облизал свои пальцы после каши и отставил пустую миску в сторону.
– А за что такая ненависть к ним? Я все еще не понимаю.
– Наш народ давно уже перестал испытывать какой-то пиетет перед божественным. Омеотан проклял нас и исчез, и с чего бы это альвам продолжать ему молиться и просить о снисхождении. Но Танабе надеются вернуть благосклонность бога, стелются перед ним, как послушные слуги и других призывают делать тоже самое. Древесные альвы давно стали неотъемлемой частью нашего общества, нашли для себя место в каждой нише, но Танабе продолжают считать своих покрытых корой собратьев олицетворением божественного проклятья. Их проповедники приходят в города и обливают древесных альвов такой словесной грязью, что уши вянут. Они говорят, что древесные альвы грешны уже одним своим появлением на свет, а искупить эту вину можно лишь постом, лишениями и молитвами. Ну и кто станет слушать этих безумцев-отшельников, а?
– Но меж тем община еще живет, – сделал вывод Ашарх. – Значит, на кого-то их проповеди действуют. К тому же, смотри, какие у них упорные приверженцы встречаются.
Указав пальцем в направлении дороги, видневшейся через бамбуковые стебли, профессор откровенно усмехнулся. По лесной тропе брел недавно встреченный древесный альв, который все же умудрился нагнать караван.
– Вот же отребье! – недовольно фыркнул Бриасвайс сквозь сжатые зубы. Но подниматься он не спешил, будто знал, что отгонять упорного проповедника было бессмысленно.
А тем временем древесный альв остановился возле разбитого лагеря и, упав на колени, лицом прямо в пыль, вытянул вперед пустые руки, что-то едва слышно приговаривая. Подручные Бриасвайса и Пелеантада отреагировали неоднозначно. Кто-то просто ушел подальше, другие игнорировали попрошайку, продолжая свою скромную трапезу, но нашлись и недовольные. Один из альвов приблизился к проповеднику и вывалил прямо перед ним остатки своей каши из миски, после с лающим смехом зачерпнул горсть дорожной пыли и присыпал это блюдо, которое впору было предлагать бродячему псу.
Однако древесный альв, проявив неожиданное смирение, голыми руками стал есть кашу вместе с землей, жадно глотая ее под взглядами всего отряда без какого-либо отвращения. Истощенный и обессиленный, он был готов даже на такую пищу, хоть и выглядело подобное зрелище крайне унизительно и прискорбно. Ашарх даже отвернулся, не в силах понять ту ненависть, которую вызывала в сердцах альвов община Танабе.
– Смотри, что будет дальше, – ухмыльнулся Бриасвайс, которого происходившее явно веселило. – Они сами хотят, чтобы с ними обращались как с отбросами, вот они и получают желаемое сполна.
Через несколько минут, когда проповедник доел, он поднялся на ноги и напрямую двинулся к одному из подчиненных Пелеантада. Это был единственный в отряде древесный альв – еще совсем молодой худощавый солдат с бугристыми наростами на коре в районе плеч и большими печальными глазами, запавшими глубоко внутрь черепа и обрамленными темными пятнами мха. Присев рядом, проповедник стал уверенно что-то нашептывать юному альву, и так продолжалось достаточно долго, пока общинник не стал неумолимо повышать голос, распаляясь все больше и больше. И вот он уже не просто тихо говорил с собратом, а, обращаясь ко всем сидевшим в бамбуковой роще альвам, буквально выкрикивал какие-то отдельные пропагандистские лозунги, судя по тону. Кто-то прислушивался к нему с печатью явного скептицизма на лице, другие откровенно гоготали, а отдельные альвы стали швыряться землей, жухлыми листьями и камнями.
Проповедник все терпел, продолжал свою речь, а вскорости, вновь обратив внимание на древесного альва, схватил его за руку стальной хваткой и потянул следом за собой к дороге, явно намереваясь увести глупого юнца в общину силой. Солдат хоть и вырывался, но не ему ростом и крепостью было тягаться с явно более крупным и жилистым собратом.
– Не надо было его подкармливать, – с недовольным цоканьем заворчал Бриасвайс. – Они всегда наглеют после того, как дать им еды. Ну ничего, Пелеантад сейчас разберется.
Щелкнув пальцами, Бриасвайс привлек внимание своего помощника и отдал ему короткий приказ. Поднявшись с места и отерев рот после трапезы, Пелеантад в несколько шагов оказался возле проповедника и своего солдата. Схватив общинника за запястье, он резко и грубо дернул его, вынуждая отпустить пленника, а после без каких-либо слов ударил попрошайку прямо в глаз. Следом была еще пара быстрых ударов по лицу, и после Пелеантад мощным толчком опрокинул проповедника на землю. Дальше в ход пошли ноги, и к своему командиру уже присоединились другие солдаты, без жалости и сострадания избивая сжавшегося в пыли нищего.
Когда тот уже не мог сопротивляться, и только слабо постанывал, размазывая по лицу слюни, смешанные с кровью, Пелеантад приказал воинам подхватить проповедника за руки и ноги и оттащить его подальше от места стоянки. Древесного альва выбросили в кусты, как гнилую корягу.
– Пора сниматься с места, – поднимаясь на ноги проронил Бриасвайс. – И так достаточно задержались из-за этого оборванца, а нам еще нужно успеть добраться до Гарвелескаана к ночи.
– И вы его прямо так бросите умирать посреди дороги? – растерянно вымолвил Аш.
– Этот сброд куда живучее, чем ты думаешь. Он еще и следом за нами пойдет, как очухается, будь уверен. Но к крепости его даже близко никто не подпустит, таким там не место. Вот он и продолжит путников донимать на дороге.
Пока слонов запрягали обратно в повозки, Аш с интересом наблюдал за молодым подчиненным Пелеантада. Юный древесный альв после разговоров с проповедником сник, весь как-то помрачнел и держался обособленно, слабо помогая остальным сослуживцам. Его взгляд метался то и дело к кустам, куда выбросили общинника, но подходить близко он не решался. Видимо, впервые, как и профессор, встретился с членом Танабе и остался под впечатлением. Хотя в больших печальных глазах солдата появились хорошо читаемые сомнения по поводу всего, что он знал до этого момента.
Остаток дороги до Гарвелескаана прошел спокойно. Едва холодные сумерки опустились на Лес, вдали уже показались окраины города-крепости. Слонов распряг все тот же мальчик-погонщик, который и провожал отряд в столицу. Он ловко освободил животных от оглобель и выпустил их отдыхать в чащу, а путники, подхватив свой немудреный скарб, пешком двинулись по направлению к центру города вслед за Бриасвайсом. Альв сиял как начищенная кираса, радуясь скорому возвращению, и, подчинившись внезапному порыву души, он даже предложил посольству отпраздновать их близившийся отъезд:
– Есть у нас тут недурственный трактир. И комнаты в нем на ночь тоже можно снять. Почему бы вам не заночевать там сегодня? Заодно и посидим все вместе, выпьем на прощание, отдохнем.
Обсудив приглашение с Лантеей и остальными, Аш согласился.
– Почему бы и нет, – фыркнул он. – Вот только платить за все будешь ты. У нас нет ни одной вашей монеты до сих пор.
– Я не разорюсь, уж поверь. – Альв усмехнулся и провел пальцами по горсти нефритовых монет с треугольным отверстием по центру, нанизанных на шнуры у него на поясе.
Отпустив Пелеантада и остальных подчиненных, Бриасвайс без промедления повел своих знакомых к трактиру, который, по словам альва, назывался «Разбитной гуляка», и где собирались отдохнуть все служивые крепости по вечерам, поскольку альтернатив в небольшом городе не имелось. Уже на подходе к двухэтажному каменному зданию, заросшему виноградными лозами до самой крыши, из окон были слышны лихие песни и гогот. А стоило Бриасвайсу переступить порог, как и его, и гостей Леса со всех сторон окружил шум, гам, крепкая рыбная вонь и пьянивший спиртной запах.
Изнутри трактир казался больше, чем снаружи. На обоих этажах раскинулись просторные общие залы, где от одной стены до другой тянулись длинные каменные столы и лавки, за которыми группами и поодиночке собрались все защитники этой крепости. По бокам были проходы и в отдельные комнаты, так называемые кабинеты, но, судя по доносившемуся оттуда хохоту и рыганию, их уже давно заняли. Ноги липли к полу и трухлявым тростниковым циновкам, на стенах вместе со связками сухих грибов и никогда не знавшими чистки дешевыми гобеленами соседствовали старые засохшие пятна, прилипшие остатки еды и чья-то рвота.
В целом это был обыкновенный захудалый трактир без особых изысков, но с постоянной публикой. Таких было сотни по всему материку, и все они походили друг на друга, хотя в одних пьянствовали альвы, а в других гоблины, люди или пустынники. Суть от этого не менялась.
– Хорошо, что с нами нет Оцарио, – осматриваясь по сторонам, проронила Эрмина. – Он бы отказался даже близко подходить к такому заведению.
– А мы не столь привередливы, как этот торгаш. Так что для нас вполне сойдет, – заявил Виек, уже подыскивая взглядом свободное место для всей компании.
Они облюбовали край длинного стола возле самого выхода, смахнули с лавок крошки и огрызки и скорее расселись, придвинув поближе чадившие восковые свечи на подставках, чтобы различать лица друг друга в этом полутемном помещении. Подавальщицу удалось перехватить не сразу, но сухопарая высокая женщина в засаленном переднике и с мокрой тряпкой в руках в какой-то момент все же возникла в этой части зала и выслушала у Бриасвайса объемный заказ.
Через десяток минут на столе перед гостями уже выстроились в ряд кувшины с гоблинской медовухой, вином из одуванчиков, сладкими напитками из перебродившего сока агавы и сахарного тростника. Россыпь закусок заняла оставшееся свободное место: в плошках лежали маринованные щупальца осьминога, порезанный тонкими кольцами кальмар, моченые стебли бамбука, белая редька и соленые огурцы. Было много видов рыбы, вяленой и покрытой тонким слоем соли, а также обилие сырых и готовых овощей, названия которых ни профессор, ни его спутники никогда не слышали. Целая миска была отведена под свежие водоросли, а рядом стояло отдельное блюдо с ростками папоротника в дольках острого перца.
– Давайте-ка скорее приступим! – Бриасвайс хлопнул в ладоши и быстро разлил по миниатюрным бамбуковым стопкам сладкую наливку. – Не скажу, что рад был с вами познакомиться, поскольку это будет откровенным враньем, но развлекли вы меня своим появлением неплохо, и за то уже благодарен весьма! Выпьем за ваш отъезд. Пусть путь будет добрым!
Альв одним махом опрокинул в себя стопку и сразу же потянулся за пучком папоротника. Затолкав в рот острую закуску, он потер заслезившиеся глаза и признался сидевшему рядом с ним Ашу:
– Лучше вам будет завтра с самого утра отправиться в дорогу. Так что закусывай хорошо, человек, иначе голова будет трещать.
– Мы никуда не торопимся. Можем выехать из крепости и позднее, – ответил ему профессор, тем не менее все равно отправляя в рот несколько кусочков редьки.
Его спутники облизывали губы после сладкой жгучей наливки и больше наседали на водоросли и рыбу, хотя Эрмина одной из первых смело рискнула попробовать щупальца осьминога и некоторые другие экзотические закуски, выглядевшие наиболее безобидно.
– Не стоит вам задерживаться в Гарвелескаане завтра. Скоро в городе будет неспокойно. Так что отправляйтесь с утра и не добавляйте мне проблем, – настоял на своем Бриасвайс.
– Здесь что-то намечается? – удивился Аш.
– Внутренние дела крепости и Леса чужаков не касаются, – сказал как отрезал альв и скорее наполнил стопку профессора новой порцией наливки.
– Весьма показательное отношение…
– Заткнись и выпей, человек. – Заместитель коменданта сунул в руки Ашарху стопку. – Просто выпей за процветание Ивриувайна и за наш народ альвов. Уважь меня!
Едва пустынники и сам преподаватель пригубили новую порцию наливки, альв уже указывал им на блюда на столе, которые непременно стоило попробовать. Крыса на плече Бриасвайса активно шевелила усами и принюхивалась ко всем запахам, хотя было очевидно, что стоявший в трактире шум и витавшие алкогольные пары были ей не по нраву – грызун постоянно лапами тер нос.
– Не такое уже и плохое угощение, – шепнул на ухо Ашу сидевший с ним рядом Манс, разламывая кожуру какого-то колючего желтого фрукта, от которого отвратительно пахло, но при этом юноша с удовольствием жевал оранжевую мякоть.
– Не боишься, что прихватит живот от такой дряни? – поморщившись от вони, спросил профессор.
– В таком деле главное – сразу выпить. И тогда любую гадость есть можно без страха, – поделился своей мудростью юноша. – К тому же, я надеюсь, что даже если замаюсь животом, вы меня не бросите с Лантеей в этой глуши, а вытащите с собой хотя бы за ворота.
Аш хохотнул и пообещал товарищу не оставлять его с альвами даже если очень захочется.
Тем временем Бриасвайс начал копаться в своем наплечном мешке, который он бросил под стол, и через минуту вытащил оттуда увесистый сверток, в котором что-то бренчало.
– Человек, – окликнул он Ашарха, – пока я еще не слишком пьян и могу разумно мыслить, хочу вернуть вам ваши вещи. Держите. Только драк мне тут в трактире и крепости не устраивайте в нетрезвом виде, а то мне придется усомниться в правильности этого поступка.
Потянув за дерюгу, альв развернул сверток, уместив его на крае стола, и все путники с восторгом разглядели в складках ткани свое давно изъятое оружие. Они уже и не рассчитывали, что дети Леса все же вернут гостям клинки и яды, и Бриасвайс сумел приятно удивить пустынников. Лантея в первую очередь схватилась за стеклянный нож с навершием в виды орлиной головы, подаренный ей братом, и скорее вернула его себе на пояс вместе с остальными клинками, а после придирчиво проверила все флаконы с ядами, пока Эрмина и Виек прилаживали к перевязи свои казенные мечи и ножи. Манс тоже вооружился двумя стеклянными кинжалами и с довольным видом закрепил ножны у себя на ремне. Аш забрал свой гладиус, отерев ладонью холодное лезвие, – эта памятная вещь была ему дорога уже хотя бы тем, что не позволяла забыть, как часто он был на грани смерти и как каждый раз находил путь обратно.
Всем в отряде как-то сразу стало спокойнее.
На дерюге остался лежать лишь одинокий костяной нож, который больше для вида, чем для защиты, носил когда-то на поясе Оцарио. И пустынники смотрели на него с легким сожалением.
– Пожалуй, я возьму его, – неуверенно проговорила Эрмина, забирая нож и засовывая его себе за ремень. – Чего хорошей вещи пропадать.
– Этот бестолковый барышник даже оружия с собой не взял в дальний путь, – с досадой в голосе заворчал Виек. – Ума не приложу, как ему удастся выжить в этом мире с такой пустой головой!
– Он – торговец, а не воин, – проронила Эрмина. – Ничего с ним не будет. Не пропадет.
Виек в ответ на это лишь фыркнул со свистом и скорее вернулся к сушеной рыбе, которую он очищал от костей и медленно жевал.
Вскоре Бриасвайс предложил следующий тост, потом еще один и один. Следом за наливкой он посоветовал гостям попробовать гоблинскую медовуху, и только один Ашарх отказался от ароматного напитка, предпочтя ему куда более легкое вино из одуванчиков. Угощения стремительно убывали со стола, даже самые экзотичные и сомнительные на вид, поскольку аппетит разгорался все сильнее с каждой каплей горячительных напитков.
Лантея рассказывала сидевшим по одну сторону стола с ней Эрмине и Виеку о том, как она впервые пересекла Мавларский хребет, а Ашарх, устало подперев рукой подбородок, во второй раз выслушивал историю о несчастной любви Бриасвайса, поскольку альв откровенно перебрал и никак не мог сдержать свои старые чувства, неожиданно вспыхнувшие в нем с новой силой.
– Как же она была красива! Моя Мелладения!.. – горестно и совершенно несвязно бормотал опечаленный воин, практически не отрываясь от кружки с медовухой.
– Да забудь ты о ней уже! – с легким раздражением посоветовал Ашарх, украдкой толкая локтем в бок Манса, который прикорнул на краю стола, подложив под голову руку. Юноша встрепенулся, вздохнул и потянулся к острому перчику, надеясь взбодриться от его вкуса. Помогло ему это не особенно сильно, но теперь он хотя бы не мог спать, поскольку постоянно открывал обожженный рот, чтобы вдохнуть прохладного воздуха, и смахивал с ресниц слезинки.
– Как я могу?! – тем временем пьяно закричал Бриасвайс. – Она ведь любовь всей моей жизни! Нужно написать ей письмо и срочно его послать… Она должна вспомнить о чувствах, что нас связывали!.. Может, тогда она уйдет от этого напыщенного барана!
Альв подорвался было с места, но Аш грубо схватил его за запястье и усадил обратно. Крыса беспокойно возилась на плече хозяина, пытаясь с него слезть, поскольку перегар ее откровенно нервировал. Бриасвайс повернул голову и звонко чмокнул Руфь в бок, от чего грызун явно не пришел в восторг и стал чистить шерсть.
