Софья Сергеевна Маркелова
Правитель Пустоты. Проклятый бог
– Оглянись-ка, человек. Хорошенько посмотри вокруг себя и скажи мне, что ты видишь.
Начальник гарнизона с некоторой наигранностью провел ладонью перед собой. Ашарх послушно посмотрел по сторонам. С небольшого балкончика открывался приятный глазу вид на чащу необъятных хацу и мягкий травяной ковер, укрывавший корни деревьев-гигантов. Воздух был свежим и пропитанным приятной едва уловимой сладостью, смешанной с земляной горечью.
– Это мой дом, моя страна, мой народ, – продолжил тем временем Тестариус, не дождавшись ответа. – И я с самой юности борюсь за свободу Леса. Мои предки растили эти деревья тысячелетиями, чтобы хацу укрывали альвов от солнца, дарили им пищу и кров. Но все вокруг жаждут лишь уничтожить эту красоту… Люди, треклятые ифриты, гоблины… Одни – силой, другие – торговлей и хитростью. У альвов нет и не было союзников, мы всегда были сами по себе. Мы боремся против целого мира ради того, чтобы защитить творение наших рук. Чтобы Могучий Лес мог жить… Ты понимаешь это своим ограниченным разумом, человек?
– Да, – не особенно догадываясь, к чему клонит комендант, сказал Аш.
– Тогда скажи мне, за что борешься ты сам?
– В каком смысле?
– Ради чего ты проживаешь каждый день? – начиная терять терпение, перефразировал Тестариус.
– Ради своих товарищей и их борьбы, – чуть помедлив, ответил профессор, поворачиваясь к начальнику крепости и заглядывая в его вытянутые миндалевидные глаза. – Они пытаются защитить свою родину, как и вы. А я лишь хочу помочь им в достижении цели.
– Ты человек, дитя Залмара, и один из тысяч крошечных листиков этого гнилого древа – Залмар-Афи. Какое тебе дело до того, что будет с этим пустынным народом? – неожиданно от себя спросил Бриасвайс, пока Тестариус, слегка прищурив подведенные красной краской глаза, обдумывал слова Ашарха.
– Разве это так плохо, что мне небезразлична судьба целой цивилизации, находящейся на краю гибели?
Бриасвайс ничего на это не ответил, но зато сразу же заговорил Тестариус, и его заместитель быстро перевел слова коменданта:
– Если им суждено исчезнуть под натиском имперской армии, то ни ты, ни военные союзы их не спасут. Ифриты напали на один из их городов, а значит, они на этом не остановятся, отыщут и уничтожат и другие. Генерал-император Кагатт Ястребиный Клюв так или иначе добьется своего.
– Вы пригласили меня сюда только для того, чтобы побеседовать о неумолимости судьбы? – вкрадчиво поинтересовался профессор. – Может, мы перейдем к сути дела?
Тестариус недовольно фыркнул на эту неприкрытую язвительность и отошел на несколько шагов к дальнему краю балкона.
– Мне нравится твой деловой подход… – в свою очередь широко улыбнулся Бриасвайс, поглаживая пальцем черную крысу, по-прежнему без движения сидевшую у него на плече. – Не буду скрывать, комендант хотел кое-что тебе предложить, человек.
Тестариус молчал, отвернувшись от профессора, переплетя узловатые пальцы в замок за спиной и устремив свой взгляд на узор, складывавшийся из ветвей хацу вдалеке. Будто его здесь и не было вовсе. Весь дальнейший разговор взял на себя заместитель коменданта:
– Твоему посольству нужно попасть в столицу, на заседание Высочайшего Синклита, так?
– Верно.
– Вот только старейшины могут и отказать вам в аудиенции. Но, допустим, комендант мог бы договориться, чтобы вас сопроводили в Алверах и даже познакомили с одним из членов Синклита, который мог бы поспособствовать вам оказаться на заседании и быть выслушанными.
– С чего бы это вы решили помогать нам? – мгновенно напрягся Ашарх, переводя взгляд с лица Бриасвайса на спину Тестариуса и обратно. Комендант резко повернулся на месте и сквозь сжатые зубы произнес:
– Я мог бы приказать казнить тебя, человеческий недомерок, и твое посольство в любую минуту без объяснения причин, но Лесу не нужна еще одна затяжная война с соседним государством!.. Да и я все же сторонник взаимовыгодной помощи.
– Взаимовыгодной?.. – протянул Аш.
– Ты же явно не самый глупый человек, – понизив голос и приблизившись к профессору, тем временем вкрадчиво сказал Бриасвайс. – Ты должен понимать, что любая помощь имеет свою цену, и эта цена должна быть соразмерна оказанной помощи.
– И какая цена у вашей помощи? – напрямую спросил Ашарх.
Сделав несколько шагов вперед, Тестариус вытянул средний палец и постучал им по груди преподавателя.
– Те карты, что ты хранишь у самого сердца.
– Зачем они вам нужны? – Аш невольно отступив назад, оказавшись в тесном окружении альвов, и нервно сглотнул.
– Не принимай меня за безмозглого кретина! – воскликнул комендант. – Как только я их увидел, то сразу же прекрасно понял, что это очень ценная вещица. У меня есть знакомые гоблины из торгового клана, которые не поскупятся, когда увидят такое сокровище. Эти карты перевернут ход истории и всего мирового порядка!
– Неужели все дело только в деньгах?
Замолчав, Тестариус скрестил руки на груди и уже куда тише добавил:
– Ивриувайн сейчас как никогда остро нуждается в дополнительных средствах. За эти карты, за шанс получить в свои руки достоверный древний свиток с точным обозначением всех городов полумифических пустынников гоблины мало того, что выдадут огромную сумму, но еще и останутся должны Лесу. И тогда взамен мы потребуем у алхимического клана рецепты их взрывных смесей. Они помогут Гарвелескаану и другим крепостям в обороне, помогут отбросить ифритов прочь от Леса.
– Клан Диш не продает рецепты своих бомб! Это всем известно! Правящие семьи королевства Тхен бережнее всего хранят эти знания! – жарко возразил профессор.
– Так было раньше. А теперь наши северные границы каждый день подвергаются атакам поганых ифритов, вооруженных этими бомбами. Я не знаю, как генерал-императору удалось договориться с гоблинами, но рецепты оказались у него в руках. И если мы не уравновесим шансы, то Лес падет.
– Но ведь если эти карты попадут к гоблинам, то вскорости весь мир узнает о том, где находятся города пустынного народа. И ифриты отыщут их все до одного и уничтожат!
– Они в любом случае их найдут, если уже сумели добраться до первого, – категорично заявил Тестариус. – До того времени, как сведения с карт дойдут до империи, у твоих хетай-ра будет шанс спрятаться получше или подготовиться к обороне. А может, Синклит и вовсе удовлетворит просьбу посольства, и наши народы объединятся, чтобы отстоять все южное побережье материка единым фронтом. Но с взрывчатыми смесями шансов у всех будет гораздо больше.
– Но ведь Синклит может и не согласиться на условия военного союза?
– Вполне. Я повторяю тебе еще раз, человек. Прочисти-ка уши и послушай хорошенько!.. Я пропущу ваше посольство в Алверах и сведу вас с альвом, входящим в состав Высочайшего Синклита. Дальше все уже будет зависеть от вас. Удастся ли тебе убедить старейшину и уговорить сам Синклит? Я не знаю. Да мне и без разницы как-то. Я не буду нести ответственность за их решение. Но после того, как я выполню свою часть сделки, ты отдашь карты. Это честно.
– А если я не соглашусь, то вы развернете наше посольство?
Послышался сдавленный смешок Бриасвайса, и альв признался:
– Ты нравишься мне все больше. Надо же! А ведь я считал людей недальновидными глупцами! Какая ошибка! – Недобрая ухмылка исказила его лицо.
– Каков будет твой ответ, человек? – кратко спросил Тестариус.
Профессор несколько секунд напряженно думал, пытаясь найти выход из этой скверной ситуации, в которой он оказался. Но мысли путались и мешались, а холодная волна страха заглушала все догадки. В итоге Ашарх распрямил вспотевшую от волнения ладонь и протянул ее Тестариусу. Твердое рукопожатие закрепило эту сделку.
Уже уходя из комнаты под конвоем, провожаемый ехидным взглядом Бриасвайса и довольной самоуверенной улыбкой коменданта, преподаватель вновь вспомнил о миске с шишками хацу, которую он так и сжимал в руке всю беседу. Аш рискнул надкусить один желтый плод и сразу же скривился. Он оказался до омерзения кислым и вяжущим рот.
Глава пятая.
В согласии с Лесом
Восьмого числа восьмого солнечного месяца каждый год Высочайший Синклит проводит обряд Лесного Плача. В этот печальный день нет в Лесу альва, что не рыдал бы и не взывал к Омеотану, моля о снисхождении. Многие сотни лет бог не внемлет ничьим молитвам, но есть еще те, кто надеются, что однажды он все же услышит своих детей и простит их.
Старейшина, носящий имя третьего полувека Ингротерт. «Труд о Танабе»
Ашарх резко распахнул глаза. Вязкая темнота вокруг медленно и словно бы нехотя расступилась, прячась в углах и заползая обратно в узкие щели, из которых она была рождена. Он в полном одиночестве находился в крошечной комнате, больше походившей на затхлый склеп, в котором потолок едва позволял выпрямиться в полный рост, а противоположных стен легко можно было коснуться раскинув руки в сторону. Ни свет, ни воздух не проникали в это помещение, дышать здесь было тяжело. И с каждым вздохом это становилось ощутимее.
Мужчина пощупал рукой холодную каменную кладку, но странная комната не имела выхода, она была замурована. Аш тронул потолок, сильнее надавил на шов между двумя плитами. Тонкая струйка песка сразу же побежала между его пальцами и устремилась на пол. Поток не останавливался, даже когда Ашарх убрал руки. Постепенно расширяясь и образовывая на полу небольшую горку, он не иссякал, потому что был везде и всюду за пределами темницы. Ашарх стоял в каменном ящике, глубоко погруженном в пески.
Воздух становился все гуще, каждый вздох не приносил с собой облегчения, а лишь усиливал жгучую боль в груди. Профессор оперся рукой на стену, пытаясь унять тяжело колотившееся сердце, но это ничуть не помогло. Под его ногами помещение медленно наполнял золотой шуршащий песок, мягко укрывая собой каменные плиты.
Дышать стало нечем. Аш схватился за горло: инстинкты кричали ему, что нужно рвать свою плоть, несмотря на боль. И он начал впиваться ногтями в кожу в надежде содрать ее и распахнуть свою грудную клетку, как оконные створки, чтобы легкие скорее наполнил воздух.
Из темных углов на мужчину смотрело множество черных блестящих глаз, влажных и бездонных. Словно по краям комнаты сотни пауков сплели свои паутины и теперь молча наблюдали за пленником, ожидая конца агонии. Ашарх задыхался, чувствуя, как постепенно угасает его разум. Под ногтями застряли клочья разодранной плоти, кровь сочилась из ран. Он упал на колени, на стремительно растущую гору песка. И закричал от безнадежного отчаяния.
***
– Давай поднимайся, человек, – голос Бриасвайса плетью ворвался в кошмар и разбил его на осколки.
Ашарха грубо трясли за плечо. Он резко подскочил на месте, от неожиданности заходясь сухим кашлем, будто все время до этого момента его грудная клетка была сжата тисками, и неожиданно их ослабили. Над профессором склонился Бриасвайс, находившийся явно не в лучшем расположении духа. Он с явным нетерпением тряс Ашарха, в то время как все хетай-ра уже были на ногах и ходили взад-вперед по комнатам, роясь в вещах и настороженно поглядывая на альва, нависшего над преподавателем, как неумолимый рок.
Аш проморгался, нервно огляделся по сторонам, постепенно восстанавливая дыхание и возвращаясь в реальный мир, но перед его внутренним взором все еще стояли черные глаза, которые с интересом наблюдали за его мучениями из углов каменной темницы.
– Не трать мое время. Пора выдвигаться в дорогу, – нетерпеливо бросил Бриасвайс.
– Какую еще дорогу? – не понял Ашарх.
– Сегодня ваше посольство отправляется в столицу. А мне не повезло сопровождать вас, – кисло улыбнулся заместитель коменданта. – Так что поторопись. Не зли меня еще больше.
Кинув в профессора свертком одежды, висевшей на изголовье бамбуковой лежанки, Бриасвайс выпрямился и продолжил бурить медлительного гостя немигающим взглядом. Зато тягостный сон отодвинулся на границу подсознания, хотя призрачная боль в грудной клетке и странный зуд еще остались. Пока Аш в спешке одевался, он мельком заглянул себе за воротник рубахи и с внутренним содроганием увидел красные разодранные ногтями полосы на коже. Похоже, боль ему вовсе не почудилась, и жуткий кошмар частично воплотился в жизнь. Прошлой ночью он так долго сидел над картами Гиртариона, спешно перерисовывая их на отдельные свитки, что сам не понял, когда заснул от усталости, попросту упав на подушку без сил. И тогда и пришел этот скверный сон, из которого, как из вязкой смолы, удалось выбраться лишь к самому утру. Да и то исключительно из-за Бриасвайса и его эффективных методов пробуждения. Теперь же Ашарха терзали беспокойные мысли об увиденном во сне. Он не мог перестать думать о том, что существо, встреченное еще в древнем храме культистов, преследовало его и отныне насылало кошмары. Уже не первый раз за неделю он видел во сне паучьи глаза из тех самых руин.
– Значит, мы едем в Алверах? – хрипло спросил Аш у Бриасвайса, нетерпеливо поглаживавшего крысу, сидевшую у него на плече, на перевязи. Черный зверек низко пригибал голову, позволяя себя почесывать, и дергал длинными усами.
– Да. Я представлю вас одному из старейшин Синклита. Все, как и было оговорено вчера. Или ты уже забыл, человек? – Альв смерил профессора внимательным взглядом, словно проверяя, не собирался ли тот отказаться от заключенного соглашения. Но Аш лишь едва заметно скривился и кивнул.
Он не мог забыть об этой сделке, даже если бы очень сильно постарался. Ему нелегко далась вчерашняя беседа, а хетай-ра и вовсе пришли в ужас от этого договора, когда узнали о нем. Но делать особенно было нечего. Это был их единственный шанс выбраться невредимыми из Ивриувайна, предварительно попытав счастье на заседании Синклита и донеся до старейшин волю матриархов. Заключение союза могло спасти пустынный народ, и ради этого стоило рискнуть всем, что они имели в данный момент.
Едва все посольство собралось и было готово к отправлению, Бриасвайс махнул рукой, приглашая проследовать за ним и быстрым шагом удалился прочь из комнаты. Он вел своих спутников по коридорам, пока весь отряд не покинул здание штаба крепости и не оказался под открытым небом, практически полностью скрытым густыми непроглядными кронами деревьев. Дневной свет, тонкими лучами проникавший через раскидистые ветви гигантов хацу, мягким покрывалом ложился на цветочные поляны и мшистые стволы. Пока посольство в сопровождении Бриасвайса и небольшого отряда подчиненных ему солдат ступало куда-то вглубь Леса, все больше и больше удаляясь от раскиданных по всей территории города-крепости зданий, Аш только и успевал, что крутить головой по сторонам и разглядывать местные красоты. Каменных строений было не так уж и много, и большинство из них тонули в зеленой растительности, опутанные лозами и лианами, спрятанные в укромных садах, полных фруктовых деревьев и цветочных полян, раскинувшихся ковром поверх выступавших из земли корней хацу.
Через какое-то время здания и вовсе закончились, но Бриасвайс все продолжал вести за собой отряд дальше, ступая по узким вытоптанным тропинкам, забираясь в самую чащу. За пределами Гарвелескаана вскоре стали встречаться простые работники, занятые сбором упавших веток с помощью больших серых слонов, запряженных в телеги. Молчаливые великаны тянули свои хоботы к хворосту, сгребая его и укладывая в повозку. И хетай-ра с удивлением проводили взглядами этих внушительных животных, виденных ими впервые, которые работали по собственной воле, никем не управляемые и никуда не уходившие. Некоторые альвы поблизости собирали с земли опавшие желтые шишки и огромные листья, похожие на раскрывшийся веер, которые, подхваченные ветром, мягко падали с верхушек хацу. Многие альвы уверенно и легко лазали по деревьям, цепляясь за кору длинными и ловкими пальцами рук и ног подобно тому, как водомерки скользят по поверхности озера, раскинув свои лапки. Они поднимались так высоко, опираясь на им одним известные выпуклости, что порой их становилось трудно разглядеть, и зеленокожие дети Леса буквально сливались с листвой.
На одной из широких вытоптанных полян, укрытых пожелтевшей листвой, Бриасвайс остановился, подзывая к себе какого-то еще совсем молоденького парня, отдыхавшего у корней ближайшего дерева, росшего у тропы. Рядом с поляной ютилась скромная обмазанная затвердевшей на солнце глиной постройка, больше походившая на шалаш, а возле нее валялись разбитые бамбуковые телеги, колеса с поломанными спицами и обрывки тканевой упряжи. Едва нескладный подросток, постоянно отвлекаясь на разглядывание чужеземцев, выслушал приказы заместителя коменданта, он скрылся где-то в глубинах чащи, а через пять минут уже вернулся к посольству. И прямо за ним медленно и неторопливо ступали вереницей три слона. Они шли, величественно подняв головы и помахивая своими розоватыми ушами, чтобы отогнать вившихся вокруг мух. Белоснежные бивни на концах были вымазаны зеленым соком, а колоннообразные ноги почти до колен оказались испачканы подсохшей грязью. Едва молодой альв выкатил откуда-то из-за своего шалаша три целые бамбуковые телеги и принялся сноровисто впрягать в них слонов, Аш окончательно разуверился в реальности происходившего.
– Мы что, поедем в столицу верхом на слонах? – с невольным трепетом в голосе спросил он у Бриасвайса. Тот ответил на этот вопрос каким-то презрительно-высокомерным взглядом.
– Никто не ездит верхом на слонах. В Лесу даже малым детям известно, что, несмотря на свой внушительный вид, спины слонов слабы, и верховая езда лишь навредит этим животным. Мы запрягаем их в облегченные телеги и следим, чтобы нагрузка на хребет была минимальна.
– Я даже подумать не мог, что когда-нибудь в жизни увижу этих диковинных созданий так близко. – Аш разглядывал слонов, которые покорно позволяли опутывать себя мягким снаряжением и впрягать в оглобли. – С такой мощью, как у них, альвы давно могли бы использовать слонов в войне с имперцами. Почему вы до сих пор это не сделали? Ведь если облачить их в броню и заострить бивни, то с такой силой мало что сравнится!
– Этим вы, люди, и отличаетесь от нас, – с презрением процедил Бриасвайс. – Вы на все готовы пойти, лишь бы облегчить себе жизнь и отправить других на войну вместо себя. Готовы даже терзать невинных животных. Слоны имеют такое же право на мирную и спокойную жизнь, как и любые другие мыслящие существа. Почему они должны страдать и умирать в войне, принуждаемые к этому погонщиками, а? Никто в Ивриувайне никогда не посмеет доставить боль животным или же подчинить их своей воле, как каких-то бесправных рабов.
– Но ведь сейчас мы собираемся как раз таки использовать этих слонов, чтобы они тащили повозки с нами? – растерялся Ашарх.
– Мы никого не принуждаем. Эти слоны добровольно пошли за погонщиком, потому что их попросили. Если они откажутся везти телеги, им беспрепятственно позволят уйти обратно в Лес.
У профессора от этих слов возникло еще больше вопросов, но он решил не злить и без того явно пребывавшего в дурном расположении духа Бриасвайса своим глупым любопытством.
Как только все было готово, путники расселись по местам, забравшись в простенькие бамбуковые повозки. Шестеро солдат, посланных комендантом для сопровождения, заняли первую телегу, а вот Бриасвайс уселся вместе с посольством, явно не собираясь оставлять чужаков без присмотра. Последняя из повозок, которую везла небольшая слониха без бивней и с пятнистым розовым хоботом, была отведена под съестные припасы, питьевую воду и другую поклажу. Едва только Бриасвайс махнул рукой, вереница медленно и неторопливо двинулась с места, направившись вглубь Леса, куда вела узкая тропа.
Слоны ступали мягко, чуть покачиваясь из стороны в сторону и постоянно норовя что-нибудь ухватить хоботом: чаще всего это была трава, опавшие листья и ветки, но когда им попадались спелые шишки хацу, то животные сразу же заталкивали лакомство себе в рот. В скором времени едва заметная глазу дорога раздалась вширь, и теперь это была вполне себе наезженная колея, на которой изредка встречались каменные столбы, отмерявшие расстояние и не позволявшие далеко отклоняться от спрятанного в густом Лесу тракта.
– Долго мы будем ехать? – поинтересовался Аш у сидевшего на облучке Бриасвайса.
Альв, следивший за дорогой, нехотя повернулся к профессору и кратко бросил:
– До Алвераха не больше четырех дней пути.
– Неблизко. Так весь зад отобьем на этих телегах – пробормотал Ашарх, подскакивая на очередной кочке.
– Не нравится – слезай и ступай пешком, человек! – раздраженно прошипел Бриасвайс.
– Да я ничего такого не хотел сказать! – сразу же пошел на попятную преподаватель, выставив перед собой раскрытые ладони. Но альв уже завелся на пустом месте и замолкать не желал.
– Будь благодарен, что комендант вообще согласился пойти вашему посольству навстречу! Вам предоставили все необходимое и даже сопровождают в столицу, а ты тут еще возникаешь?..
Бриасвайс начал ругаться на своем родном языке, из-за чего его дальнейшие слова Ашарх совершенно не смог понять. Все смешалось в одну сплошную чушь, полную свистов, шепотов и ропота на амриле, сквозь которую лишь изредка просачивались отдельные фразы на ифритском.
– Непомерная наглость!.. – подвел итог альв, а глаза его гневно блестели. – Вы, люди, совершенно не умеете быть благодарными, ни миру, ни тем, кто его населяет!
– Мне жаль, что я проявил такое непочтение, – сразу же извинился Аш, чуть склонив голову.
В ответ на это Бриасвайс лишь громко фыркнул, раздув свои узкие ноздри, смотревшиеся двумя щелями на лишенном носа лице.
– Если бы не прямой приказ Тестариуса, я бы даже возиться с вами не стал! – добавил он. – Будто мне больше нечем заняться, как сопровождать ваше дрянное посольство в Алверах! Целая неделя моего времени просто сфинксу под хвост!..
– Это было не наше решение, – не удержался от замечания Ашарх.
К его удивлению, альва это даже не задело.
– Да знаю! Но крайним все равно оказался именно я!.. Тестариус посчитал, что только мне можно поручить это сопровождение, сколько я ни твердил, что у меня есть дела в Гарвелескаане! Но ему плевать на все вокруг, кроме себя самого и Леса… Зазнавшийся выскочка…
Последние слова Бриасвайс пробурчал едва слышно, значительно снизив тон. Срыв собственных планов явно вывел альва из душевного равновесия, и теперь скверное расположение духа было достаточно объяснимым фактом. По крайней мере, Аш сделал для себя вывод, что Бриасвайс просто не мог смириться с тем, что им, несмотря на высокую воинскую должность, помыкали, как каким-то новобранцем, мнение которого ничего не стоило для коменданта.
– А ведь мне вчера показалось, что вы с Тестариусом неплохо ладите, – протянул профессор, машинально поглаживая пальцами гладкие борта телеги. – Получается, я ошибся? Вы друг друга на дух не переносите?
– С чего это ты сделал такие выводы? – прищурившись, спросил альв.
– Он навязал задание, которое идет вразрез с твоими планами, – позволив себе фамильярное обращение на «ты», ответил Ашарх. – Ты, кажется, и вовсе не одобряешь его идеи по защите Леса.
– Да неужели?
– Вчера ты ни единым словом не поддержал Тестариуса. Думаю, эта сделка тебе претит.
Бриасвайс неожиданно усмехнулся и дернул себя за кончик высокого хвоста, в который были убраны его длинные каштановые волосы.
– Мне лишь было интересно, что ты станешь делать, когда комендант поставит тебя перед подобным выбором. Это было банальное любопытство, ничего лишнего, ведь до этого дня все встреченные мной люди боялись идти на подобные риски – проще сбежать, поджав хвост, чем бороться за свою правду… А так, конечно, идеи Тестариуса до крайности наивны. И поддерживать их может лишь такой же беспросветный кретин, как и он сам. Это не про меня.
– Значит, ты не веришь в то, что Ивриувайн однажды заставит ифритов отступить? – Профессор не поверил своим ушам. – Мне всегда говорили, что альвы – патриоты до мозга костей. Что вы безоговорочно верите в победу Леса и будете его отстаивать до последней капли крови…
– Мир меняется. То, что когда-то казалось нормой, теперь становится блажью. Лес давно уже стал пережитком прошлого. Это всего лишь деревяшки, человек, в которых нет ни жизни, ни души, ни благости. Но многие упорно не желают в это верить. И хотят проливать свою кровь ради зеленых рощ и полян, будто вокруг недостаточно других более важных ценностей. Я же не вижу в этом смысла.
– Что ты тогда делаешь в этой крепости на должности заместителя коменданта? С такими убеждениями тебе бы податься в мыслители, но никак не на военную службу.
– В Ивриувайне очень сильно влияние семей. Старейшины рода следят за исполнением всех традиций и обычаев, воспитывают детей в единственно верном, по их мнению, ключе. И когда меня послали на прохождение обязательной службы еще в мальчишестве, я был горд, что пойду по пути своих предков. Я из кожи вон лез, чтобы стать лучшим, чтобы дослужиться до высокого звания и бороться за Лес плечом к плечу со своими братьями и сестрами…
– А что случилось потом?
– Неважно, – сказал как отрезал Бриасвайс. – Важно лишь то, что я прозрел. И осознал, что многие десятилетия своей жизни потратил на защиту страны, которая никогда не победит в войне. Потому что на этой земле ценность в первую очередь имеют не жизни альвов, а деревья хацу. Тысячи солдат гибнут за бездушные деревяшки, и всех это устраивает!
– Наверное, потому что так было заведено в Ивриувайне еще с начала веков…
– Ты прав. Потому что мы привыкли существовать по указке старейшин. Порой мне кажется, что в Лесу уже не осталось ни одного по-настоящему свободного от власти ограниченного Синклита альва: все живут по заветам предков, под их тотальным контролем, чтобы в итоге к концу жизни превратиться в таких же разбитых маразмом стариков и учить молодежь провонявшим плесенью идеям, поскольку ничего иного за свой век никто и не видел.
– Но ведь ты все равно остался на военной службе, при крепости, несмотря на то что не видишь смысла в этой войне, судя по всему. Почему ты не бросил все? – приподняв бровь, спросил Аш.
– Потому что мне не все равно на мой народ, – тихо проговорил Бриасвайс. – Я хочу бороться за лучшую жизнь для своих сородичей, а не за сохранность хацу, потому что Ивриувайн – это не Лес, Ивриувайн – это альвы. Я должен донести эту мысль и до своих собратьев, понимаешь? А единственное место, где мне под силу это сделать – именно здесь, на передовой.
– Неужели? – с сомнение пробормотал профессор, щелкнув костяшками своих пальцев.
– Здесь есть шанс добиться высокого положения. А в этом мире быть услышанным просто: достаточно лишь получить в руки необходимую власть, и твой голос уже обретает силу.
– Похоже, ты рассчитываешь занять скоро должность коменданта?
– Начальник крепости – это лишь первая ступень! Однажды, если мне хватит сил, я поднимусь достаточно высоко, чтобы ко мне прислушались и эти древние старики, сидящие в Синклите, и все молодые альвы Ивриувайна. И тогда, кто знает… Возможно, Лес наконец изменится.
Растянув губы в кривой улыбке, Бриасвайс хмыкнул и потрепал по холке свою смирную крысу, перебравшуюся с плеча к нему на колени.
В словах альва было что-то мечтательное, будто в душе он видел себя романтиком, надеявшимся изменить мироздание одним своим желанием. И все же Ашарх не до конца был уверен, что Бриасвайс говорил все это искренне. В хитром взгляде карих глаз без устали метались лукавые искры, которые то загорались, то гасли, и понять, что же из сказанного было правдой, а что выдумкой для доверчивого слушателя в лице профессора, казалось трудновато.
До самых сумерек, опустившихся на Лес синей пеленой, отряд продвигался сквозь череду деревьев в достаточно неторопливом темпе. Слоны неспешно ступали по колее, таща за собой телеги, но стоило приблизиться вечеру, как животные еще больше замедлились, а потом и вовсе по собственной воле свернули куда-то в сторону, начав ломиться сквозь густой кустарник и растительность.
– Все, приехали, – бросил Бриасвайс профессору на ифритском и ловко выпрыгнул из повозки на землю, начав что-то командовать своим солдатам, которые тоже спешно высаживались.
– Что-то случилось? Или мы разобьем здесь стоянку? – не сразу сориентировался Аш.
– Слоны устали. Встанем лагерем возле дороги, – отрывисто пояснил альв и одним из первых стал распрягать животных. Как только оглобли с легким стуком упали на траву, слоны один за другим стали разбредаться по округе. Двое первым делом скрылись где-то за деревьями, явно собираясь углубиться как можно дальше в Лес, а третий остался ходить недалеко от места стоянки, понемногу обрывая листья с кустов.
Никакого костра альвы разводить не стали. Как понял Ашарх, для них непочтительной грубостью было разжигание открытого огня на природе, ведь пламя и дым уничтожали растительность и губили деревья, которые дети Леса почитали как одушевленных существ. Без костра в лагере было темновато, хоть голубоватый свет, исходивший от хацу, и пронизывал Лес со всех сторон. Альвы с комфортом обустраивались на выступавших корнях, растягивали между стволов тканевые гамаки, в которых, видимо, и намеревались провести ночь, и собирали по округе свежие фрукты. Как уже успел заметить Ашарх, фруктовые деревья в Ивриувайне были распространены повсеместно, и даже за один неполный день профессор неоднократно видел, как вдоль дороги тесной чередой стояли целые сады, полные экзотических плодов. Их клевали птицы, срывали звери и собирали альвы, и сладковатый запах фруктов постоянно висел в воздухе, правда, вместе с тучами мошки.
Последнее, вообще, было настоящей напастью. Из-за жаркого влажного климата, царившего в Лесу, вокруг отряда постоянно вились комары размером с палец, мелкая надоедливая мошкара и крупные наглые слепни, только и норовившие залезть под одежду и укусить побольнее. Днем, проникавшие сквозь густые кроны солнечные лучи еще разгоняли насекомых, заставляя тех прятаться в тени, но стоило наступить сумеркам, полчища гнуса выходили на охоту. Более привычные альвы сразу же обмазали открытые участки тела соком пережеванных листьев с какого-то пахучего куста, а вот посольству приходилось нелегко: большей частью все попрятались по гамакам, завернувшись в них, как в кокон.
Сидеть вне укрытия остался только профессор, поскольку спать ему еще не хотелось. Склонившись над масляной лампой и плотно закутавшись в свой потрепанный дорожный плащ, он некоторое время работал над пустынными картами, продолжая делать зарисовки и ни на что не обращая внимания. Альвы, выставив часового, тоже скоро отправились спать, и весь лагерь затих. Забравшись по коре на нижнюю ветвь одного из деревьев хацу, караульный принялся нести свой дозор, вглядываясь в чащу, окутанную мягкой синевой.
