Сергей Владимирович Еримия
Маяк туманного мыса
Нога нащупала щель между камнями на уровне колена. Рука дотянулась до одной из свай. Я подпрыгнул, ухватился, да так и застыл, раскорячившись. Чудом смог удержаться. Еще одно усилие и удалось схватиться за следующий столб, удалось повиснуть на нем, подтянуться. Еще немного и я уже висел на третьем. Задержался, скосил глаза вниз, ощущая небывалый эмоциональный подъем. Радуюсь тому, что карабкаюсь? Нет, тому, что у меня получается!
Очень скоро я освоился на склоне. Легко перепрыгивал со сваи на сваю, поражаясь тому, что не боюсь упасть. Все шло отлично. По всему видно – подъем скоро закончится. Я уже отчетливо видел часть сохранившегося помоста, идущего практически в горизонтальной плоскости. Казалось, еще немного и окажусь на гладкой каменной вершине, выберусь на ровную поверхность, там будет легче, но тут серую полутьму всколыхнул страшный звук. Громкий, протяжный, заунывный, казалось, будто плачет кто-то навзрыд. Будто не один он, незримый, будто тысячи заблудившихся душ голосят, оплакивая свою тяжелую долю.
Сильный звук быстро распространился по окрестностям. Мгновение и он полностью заполонил меня, овладел мною, подчинил себе, лишил рассудка и способности контролировать тело. Пальцы, до того цепко державшие очередную деревянную сваю, медленно разжались. Точно помню, я упирался, делал все, чтобы не позволить им выпустить опору, но не слушали они меня, я им не указ…
Не могу сказать, как все происходило, более того, не могу вспомнить, что именно произошло. Память запечатлела лишь редкие картинки, несколько морских пейзажей, будто фото из отпуска, на которых присутствовал и я.
Первая и наиболее яркая – трясущийся, как осенний лист я стою внизу у начала подъема, смотрю на окровавленные свои ладони. Следующий кадр – противно потрескивает тонкий лед, меня за ноги хватает подмерзшее болото. Мгновение боли, колокольный звон оглашает окрестности – колено угодило в бок ржавой цистерны, вот что значит снег и дымка плюс полнейшая невнимательность!
Далее сплошная серость. Ноги несли меня, сами несли, я же ничего не мог противопоставить их своенравности, у меня попросту не было сил для этого. Я ничего не мог предпринять, пока не забежал в казарму. Там оцепенение на мгновение ослабило оковы, позволив захлопнуть двери и рухнуть на скрипучие доски старого поддона.
Тут-таки гул снова настиг меня. Он терзал, он мучил. То, что я с каждым мгновением сильнее зажимал уши, не помогало. Я слышал не барабанными перепонками, все тело воспринимало звуковые волны, улавливало их, усиливало и передавало в мозг. Мысли стирались на общем фоне, а может, их и вовсе не было, как минимум, отошли они на задний план, остался лишь заунывный звук, пронизывающий меня насквозь, да желание, одно единственное желание – прекратить эту пытку.
Сквозь серость восприятия пробилась строптивая мысль. Одна. Твердила она, мол, нечего лежать, надо бежать, прочь из казармы, как можно дальше. Надо скрыться, спрятаться в сопках там, куда не долетают никакие звуки. Но скоро и она растворилась в общей серости, тело вновь отказалось мне повиноваться, его всецело поглотил звук, мощный, сильный заунывный.
Боль стала невыносимой, сознание, не выдержав пытки, покинуло бренное тело. Лишившись рассудка, в беспамятстве, я катался по полу, разбрасывая покрывала. Не понимая, что делаю, стянул китель, оторвав половину новеньких блестящих пуговиц, за ним последовала тельняшка. Оставшись в гидрокостюме, затих. Накатила волна блаженства, порожденная пониманием того, что пока сознание не вернулось, не вернется и пытка.
Недолго длилось спокойствие. Чувства воротились, с ними вернулись и мучения. Боль напомнила о себе, но ослабела она, будто свыкся я с нею, сжился, смирился. Будто стал частью ее, будто мой голос также влился в сводный хор плача, в песню, витающую над затерянным побережьем.
Окошко в дальней стене, застекленная его часть, сквозь которую в комнату проникал пепельный свет, быстро, да буквально на глазах потускнело. Вслед за сгущающейся темнотой появилась первая разумная мысль. Превозмогая боль, в сознании блеснуло: «Надо зажечь огонь, согреть помещение, съесть надо что-нибудь, попытаться восстановить силы. Ведь страшный звук не умолкает, продолжает изматывать меня, а мне с ним еще бороться и бороться…».
Разумная мысль, правда, ее разумность тело не оценило. Оно лишь укуталось плотнее и предприняло наивную попытку уснуть. Странно, но у него получилось. Забылись страхи, затихли звуки, все растворилось в блаженном беспамятстве.
Глава пятая
Маячный поселок
Утро порадовало теплом и уютом. Горящие сосновые дрова согревали, дым, насыщенный ни с чем несравнимым ароматом смолы, витал в воздухе, клубился, собираясь в небольшие кучевые облака. Сквозь них просачивался слабенький мерцающий свет, указывая на то, что там, совсем недалеко от меня, печка, что в ней полыхает огонь.
Ситуация менялась. Ощущение домашнего уюта угасало, его становилось все меньше, исчезало оно. Дым, наполнявший комнату, напротив, густел. Лишь небольшая его часть лениво вытекала через щель в неплотно закрытой двери, остальная же едкая взвесь скапливалась внутри помещения, наполняла его. Облако, висящее под потолком, становилось плотнее, опускалось оно все ниже. Вне всякого сомнения, совсем немного времени пройдет и не смогу я разглядеть ни печку, ни удивительный огонек, что согревал меня.
То, что видели глаза, вылилось в печальный монолог:
– Так и случится, – послышалось невнятное мое бормотание, – исчезнут окружающие предметы, растает уютное помещение, а затем не останется вообще ничего. Ни огонька, ни комнаты, ни меня. Все поглотит клубящееся дымное облако…
Искоркой в густеющем дыму блеснула мысль – я вдруг понял, что это не сон, это реальность, и в этой самой реальности я задыхаюсь! Воображение, которое не могло не отреагировать на происходящее, быстренько изобразило чьи-то сильные руки, пальцы, что сжимают горло, не позволяя дышать. Оно быстро угомонилось, но созданное ним видение не пропало. Именно так, я на самом деле видел склонившегося надо мной незнакомца, видел его туманное лицо! Видел нос с горбинкой, шрам, пересекающий левую щеку, черную щетину, наверняка он давно позабыл, что такое бритва. Физически чувствовал пронзительный взгляд холодных темных глаз. Страшный взгляд, страшных глаз, знакомых глаз…
Видение растаяло, давая возможность поработать разуму. Глаза напряглись, кое-как, им удалось разглядеть очертания двери. Руки уперлись в пол и, преодолевая упорное сопротивление ног, запутавшихся в тканевом капкане, потащили тело к выходу, туда, где чистый воздух, где спасение.
Ядовитый дым не давал дышать, отзывался он острой резью в глазах. Ручьями текли слезы мешая видеть. Та маленькая частичка окружающего мира, которую я еще мог разглядеть, неумолимо расплывалась, тускнела, превращаясь в сплошную непроглядную тьму. Казалось, клубы дыма, что захватили пространство комнаты, забрались и в мое сознание, казалось, это их происки, пытаются они сбить меня с пути, остановить. Но это им не удастся, ведь цель уже рядом!
Дверь всего в шаге. Даже сквозь слезы можно различить каньоны-трещины в нижней части составляющих ее досок. Казалось, все получилось, но нет, осталось самое сложное – надо найти в себе силы и сдвинуть с места тяжеленную створку. Она упиралась, я настаивал. Напрягались мышцы, подгоняло упорство, а сознание грозило в любой момент покинуть бренное тело, не планируя вернуться обратно.
Вот и долгожданный скрип. Дверь (она такая тяжелая, когда пытаешься открыть ее лежа на полу!) поддалась. В лицо пахнуло морозным, но таким приятным воздухом. Я глубоко вдохнул, закашлялся, снова вдохнул. Собрался для последнего рывка, выполз в тамбур, нащупал наружную дверь, отрыл ее и кубарем выкатился наружу…
А за стенами моего убежища начинался новый день. До чего же это красиво! Нет, не так, он уже начался, он был в самом разгаре, неяркий, больше напоминающий подкрадывающийся вечер, но такой приятный он и столь долгожданный. Отличная погода. Полный штиль, на небе ни облачка, синее оно, густое, насыщенное, бриллиантами на нем пять холодных блеклых звездочек. Подмигивают они, напоминая о том, что есть на земле места, где день бывает даже ночью. Полярной ночью.
С огромным трудом удалось встать на ноги.
Внимательно, будто видел впервые, я осмотрел окрестности. Это и понятно, можно сказать, заново родился! Как тут не засмотреться, как не впустить в себя новый день со всеми его красотами.
За ночь снега не прибавилось, к тому же вчерашний туман здорово подъел то, что насыпало днем ранее. Утратила земля белизну. Появились черные проталины, целые поляны, лишившиеся снега, камни вокруг, такие мрачные они без свежих зимних шапок.
Следы. У стен казармы, где снег еще не сошел, отчетливая виднелась тропинка, удивительно контрастная на фоне уныло-сероватого пейзажа. Свежие следы! Тот, кто их оставил, потоптался у входных дверей, будто не решаясь войти, далее прошелся вдоль стены, подошел к заколоченному окну с трубой. Там он некоторое время постоял под дымоходом, затем отступил на несколько шагов и…
На ржавой трубе, под защитным конусом, ярко блестящая на фоне рыжей ржавчины, виднелась консервная банка. Она надежно перекрывала путь дыму, заставляя его наполнять комнату и легкие спящего человека, мои легкие!
Несложно догадаться – все прочие мысли тут-таки забылись. Я бросился к окну, к трубе, присел, вглядываясь в отпечатки ног неизвестного. Долго всматривался, но ничего интересного не видел – обычный след, достаточно глубокий, гладкий, безо всякого протектора. Подобные отпечатки оставляют валенки, или то подобие обуви, что защищало мои ступни…
– Нет, не я, я спал! Они не могут быть моими, – прошептал я в ответ на мысль, что буквально излучала сомнение. Ступил в снег рядом с одним из наиболее четких оттисков, убрал ногу, присел, всмотрелся. – Точно не мои. Мои меньше, действительно меньше. Да, ненамного, всего на несколько миллиметров, но ведь меньше. Нет, точно не мои! Да и уходят они непонятно куда. Кстати, а куда именно? Надо проследить…
Жестяная банка обожгла кожу, когда я, не успев толком подумать, снял ее с трубы. Мгновение и сопровождаемая громким криком она улетела в сугроб. Послышалось противное шипение – раскаленный металл плавил снег. Боль, с которой за последнее время я свыкся, тут-таки забылась. Да и разве можно воспринимать всерьез легкое покалывание на кончиках пальцев! Так, мелкая неприятность.
Следы неизвестного проводили меня вдоль стены казармы, заставили свернуть за угол. Там этот некто потоптался немного, будто заглядывал за угол, чтобы убедиться в том, что его никто не видит. Далее он прошелся вдоль короткой стороны здания, снова свернул, снова за угол. Побрел дальше. Судя по состоянию снега, неизвестный останавливался у окна, освещающего мое жилище. Долго переминался с ноги на ногу, несколько минут, никак не меньше, уверен, он прижимался к стеклу, благо кроме стеллажей вряд ли что-либо видел. После он снова свернул, снова за угол. Еще одна короткая стена, поворот, прямо и…
Я оказался там, откуда пришел – у дверей своего убежища. Растерянно огляделся, медленно покачал головой. Глупость какая-то – в погоне за призраком я просто обошел вокруг здания!
– Ничего не понимаю, куда он делся? Не мог же он просто обойти казарму и бесследно исчезнуть! Что? Он мог войти внутрь? Да, но опять-таки нет, тогда бы он оставался там, а… – в одурманенной дымом голове лениво шевелились мысли. – Пройдусь еще раз, внимательнее посмотрю по сторонам.
Повторный обход также ничего не дал. Следы свидетельствовали лишь о том, что ночной мой гость ходил вокруг казармы. Не нашлось ни намека на попытку свернуть в сторону. Мистика! Был, правда, один вариант, несколько фантастический. Следы проходили примерно в полутора метрах от турника. Если мой призрак более или менее силен физически, он вполне мог бы допрыгнуть до перекладины, повиснуть на ней, подтянуться, спрыгнуть на брусья, а уже оттуда перескочить на лестницу. Так, перебираясь со снаряда на снаряд, можно было оказаться на краю площадки, там камень, снега почти не осталось, следовательно, имеется вполне себе реальный шанс уйти незамеченным. Правда, проделать все это в полной темноте, да еще и дважды, туда и обратно! Не знаю, я бы точно не смог.
– И опять-таки непонятно, зачем это ему? – не веря в силу мысли, я начал бормотать себе под нос. – Что я сделал? Из-за чего он пожелал мне смерти? Непонятно, как непонятно и то, где он, незнакомец, где она, незнакомка или где они, незнакомцы? Вопросы все добавляются, а ответов как не было, так и нет. Обидно…
Прогулявшись еще раз вокруг здания, я окончательно растерял последние крохи уверенности. Почувствовав слабину, нахлынули сомнения. «Честное слово, еще совсем немного и я начну думать, что это все я! А что, встал утром, взял пустую консервную банку, вышел, заткнул трубу. После, просто так, для разнообразия, обошел вокруг здания. Зачем? Утренняя прогулка? Прощальный променад? Не понятно. Ладно, допустим, прогулялся, а после? Вернулся в комнату, уснул, не планируя проснуться?».
– Кстати, а кто вообще зажег огонь? Я с вечера не то чтобы заниматься отоплением, я о нем и думать не мог. Странно…
Медленно, стараясь не запутаться в обрывках разрозненных мыслей, я зашел в тамбур. Открыл дверь в комнату, заглянул внутрь. В лицо пахнуло гарью. Печь, ощутив прилив свежего воздуха, ярко вспыхнула, выбросив в воздух облако едкого дыма. Горло, вспоминая, чем ему не так давно довелось дышать, отозвалось приступом кашля. Оставалось только распахнуть обе двери и отойти подальше, туда, где воздух был более или менее чистым.
Дым, плавно вытекающий из комнаты, извлек из недр памяти еще одно яркое утреннее впечатление. Отчетливо и детально вспомнилось лицо. Туманное лицо нависшее надо мною. Странное дело, но и теперь, спустя некоторое время, оно не забылось, не затерялось в памяти, как можно было того ожидать. Напротив, оно казалось еще более живым и реальным. Я все еще помнил черты, мельчайшие детали, выражение и даже блеск глаз…
Увлеченный нахлынувшими воспоминаниями, сам того не замечая, я поднялся на склон ближайшей сопки. Растерянно огляделся. Увидел армейский автомобиль – раскуроченный памятник советской военной промышленности, остановился, в очередной раз удивился своей задумчивой рассеянности, оперся о крыло старенького «Урала». Медленно повернулся в сторону моря. Невольно залюбовался.
Превосходная погода! От недавнего тумана не осталось и следа. Взору открылся удивительный пейзаж, пленила воображение уникальная ни на что не похожая северная красота. Бухта, сопки, мыс – все как на ладони, жаль ярких красок не хватает!
Отбросив мысли и фантазии, что так любят маскироваться под воспоминания, я вдруг понял, что именно в тот момент впервые по-настоящему увидел бухту и ограждающие ее каменные мысы «челюсти»! «Именно так, только сейчас в первый раз я вижу все настолько отчетливо. Все, и низменность с казармой, и оба скалистых мыса и еще один каменный массив вдалеке». Кстати, та каменная громадина по-настоящему заинтересовала меня. Хорошо она видна, высокая, вырастающая из бездны вод морских. Она не касалась мысов, не была продолжением ни одного из них. Трудно утверждать наверняка, но, похоже, от моего берега ее отделял неширокий пролив.
Вернулись вопросы, накинулись на меня, отбиваясь пульсом на висках: «Тот каменный берег, он что? Остров? Материк? А мой?».
Но и это еще не все. Теперь я видел не только воду и нависающие над ней скалы. Я видел и то, что находилось на скалистых мысах, точнее, на одном из них, на том, что слева. Ближе ко мне расположилось черное строение, стоящее практически на краю обрыва, нависая над пропастью. Относительно недалеко оно, буквально в нескольких десятках метров от того места, где меня настиг страшный звук. Было что-то притягивающее и одновременно пугающее в том здании, темное оно, мрачное, к тому же с расстояния, видимое в профиль, оно казалось треугольным.
Гораздо дальше, почти на дальней оконечности левого, как я его назвал «верхнего», мыса, практически сливаясь с окрестной серостью, виднелось еще одно здание. Низкое оно, прямоугольное, будто приплюснутое. Неподалеку от него, стоило только присмотреться, проявилась высокая башня. Маяк! Наверняка это тот, который светил мне, подгоняемому стихией. Точнее, один из них…
То ли это мне просто казалось, то ли так было на самом деле, не могу сказать точно, но небо светлело. С каждым мгновением. Чуть заметно, но неуклонно. Можно было предположить, что скоро взойдет солнце, правда, сам я в это не верил, что-то говорило во мне, шептало, подсказывая, что солнца долго еще не будет. Но это все равно отлично, это своего рода знак, да, вне всяких сомнений – знак. Он указывал на то, что у меня есть несколько часов условного дня, а значит, я смогу, я успею…
– Домик, соседствующий с моей казармой, пуст, заброшен и заколочен. Помимо него единственное на всю округу подобие жилья вон там, на краю мыса у маяка. Значит он там, они там, – размышлял я. – Именно так, они, не иначе! Вот мне и ответ на часть назойливых вопросов. Можно сказать, все становится на свои места! Тот неизвестный, который бродил вокруг моего жилища, и та, неизвестная, которая мне помогала, они живут в том домике! Смотрители маяка? Возможно. Неважно. А что это значит? Значит что девушка, спасавшая меня и неизвестный, пытавшийся меня убить… ну, не знаю, к примеру, у них отношения! Ревность! Возможно? Более чем! Она меня вылечила, он неправильно все понял, вот и результат. Логично! Думаю, мне надо как можно быстрее их найти, поговорить, объясниться, пока меня окончательно не убили…
Мысль показалась разумной. Тем более что она указывала направление и давала надежду. Да, все просто. Я должен добраться до края мыса, найти их, неизвестных, рассказать им все как оно есть. Они поймут, они не могут не понять! От них же я узнаю, где очутился, возможно, они даже помогут вернуться к людям. А не помогут, да и ладно, в любом случае это шанс получить вразумительный ответ на главный вопрос – материк или остров.
Оказалось, я уже не стою на месте, я бегу, буквально мчусь. И откуда такая прыть?! Мгновение и мимо пронеслась спортивная площадка, я чудом увернулся от перекладины, метившей мне точно в лоб. Выбежал на берег моря, с трудом заставил себя остановиться у кромки воды. К тому времени прилив достиг максимума, и легкие волны докатывались до ржавой цистерны, облизывая ее рыжий бок.
Пробегая мимо груды железа, я вдруг понял назначение занимательной емкости с цепью. Никакая это не цистерна! Как мне вообще пришла в голову такая нелепая мысль? Это швартовочная бочка, большой поплавок на якоре, который дает возможность швартоваться кораблям без необходимости использовать собственные якоря. Какой же я непонятливый! Все крайне просто, раньше она стояла посреди бухты, служившей убежищем судам, попавшим в шторм. К ней швартовались траулеры на пути в порт, военные корабли, прибывшие по своей секретной необходимости. Конечно, так и было, а вот теперь бочку зачем-то вытащили на берег, целиком с цепью, с якорем. Наверное, все потому как не нужна она никому более. Ни военному флоту, ни гражданскому, даже немного печально…
Надо же, очередная буквально пышущая нелепостью мысль, а я действительно расстроился. Так захотелось оказаться на железном поплавке, что покачивается на легких волнах. Заглянуть в отверстие, через которое пропущена цепь, вглядеться в изумрудные воды холодного моря. Увидеть своими глазами, уходящие в глубину массивные звенья, огромный якорь, что чуть под углом покоится на дне. Разглядеть его лапы, которыми он ухватился за каменистый грунт, удерживая и саму бочку, и пришвартованный к ней корабль.
Пока мысли лениво вращались вокруг неожиданного и не особо полезного открытия, я карабкался на каменную стену. Теперь это было несложно – вчерашняя разведка не прошла даром. Помня расположение бревен, я легко хватался за одно, перехватывал другое, подтягивался. Полз, благодарил неизвестных мне строителей, поражаясь тому, как они умудрились все это соорудить, да еще и в условиях холодного севера.
Метр за метром я взбирался на склон. Оказавшись примерно на середине подъема, почувствовал легкие отголоски страха. Нет, не высоты я боялся, не такая уж она и большая, к тому же за последнее время я не единожды падал, последний раз вообще днем ранее. То был страх иного рода. Я боялся, снова услышать устрашающий лишающий рассудка гул. Боялся, что все повторится: страх, мгновенно перерастающий в ужас, падение, бегство. Боялся, но почему-то был уверен, что этого не случится, как минимум, в ближайшие часы. На чем базировалась наивная уверенность, сам того не знаю…
Вот и вершина. Подъем закончился. Я оказался на достаточно пологом, но от того не менее сложном для случайного путника участке пути. Это своего рода плоскогорье, приподнятое над уровнем моря на несколько десятков метров. Сплошной камень под ногами, скользкий, гладкий, тщательно сглаженный ветрами и временем, да еще и обрывающийся к морю бездонной пропастью. Чуть не на каждом шагу попадались сюрпризы-ловушки. Самыми коварными из них были трещины. Множество широких и глубоких разломов, засыпанных снегом, они только того и ждали, чтобы я провалился глубже, застрял, ушибся, отказался от своей затеи.
Медленно и осторожно, пальцами ног прощупывая снег перед собой, я брел вперед, жалея о том, что не взял трубу-трость. Вот же глупость, решил что выздоровел, а значит – не нужна она более, забросил в дальний угол.
Тропинка, обозначенная столбиками разрушенного мостика, плавно скатилась с вершины. Теперь она брела по склону, обращенному в сторону продолговатой бухты. Десяток шагов и она раздвоилась. Налево, обратно на вершину вела точно такая же, приподнятая и ранее мощенная досками тропа. Она упиралась в мрачное деревянное строение, будто сошедшее со страниц детской книжки. Такая себе избушка на курьих ножках. Странная она, установленная на сваях, угловатая, будто из кубиков сложенная.
Сначала я хотел свернуть, думал подойти осмотреть занятный домик вблизи, но быстро раздумал. Не стоил он того, невооруженным же глазом видно – нет там никого, давно заброшен. Об этом свидетельствовали не только пустые окна и дверной проем, лишившийся самой двери, но и обвалившаяся часть перекрытия над входом. Время не пощадило и стены, изрядно покосились они, наверняка еще совсем немного, да пару ураганов, как тот, который принес меня и здание развалится окончательно. Словом, мне туда не надо…
Еще буквально несколько шагов и я оказался у сооружения, что заинтриговало меня своим треугольным профилем. Нет, правда, занятное здание, да, собственно, они здесь все занятные. Даже и не скажу, в чем причина, может, неповторимый северный стиль? Вряд ли, они ведь такие разные!
Как бы там ни было, интерес мой моментально улетучился. Здание оказалось обычным деревянным амбаром или сараем, это кому как больше нравится. Единственное, чем оно выделялось на фоне других существующих зданий в мире – конструкция кровли. Передняя стена поднималась вертикально вверх на высоту двух этажей, а односкатная крыша с острым углом спускалась вниз практически до самой земли. Кажется, подобную архитектуру я встречал в каком-то старом вестерне. Там салун был подобной формы, а может, и не было такого….
Входная дверь размерами с хорошие ворота была приоткрыта. Ненамного, оставалась щелочка сантиметра четыре, никак не больше. Старые петли заржавели, практически срослись, удерживая массивную створку не хуже надежных запоров. Попытка войти внутрь окончилась полным провалом. Да не очень-то и хотелось!
В результате я ограничился тем, что прильнул к щелке да как мог внимательно вгляделся в темноту внутри. Ничуть не расстроился, когда ничего не увидел. Ясно же и так – нет там никого, ворота не открывались уже несколько лет, вон даже ветру нет до них никакого дела.
За «треугольным» зданием, в десятке метров от него, совершенно неожиданно нашлась дорожка, да тот самый деревянный «тротуар». Отличная новость! Она довольно-таки неплохо сохранилась, во всяком случае, выглядела вполне надежной.
Я сразу же воспрянул духом. Оно и понятно, дорога, хоть какая бы она ни была, это всегда хорошо. Она куда-нибудь да приведет, к тому же по ней удобно шагать. Все-таки одно дело идти по относительно ровным доскам, а совсем другое прыгать по камням, рискуя провалиться в одну из множества дыр, притрушенных мягким рыхлым снегом.
Получив такой вот неожиданный подарок, я расслабился, растерял бдительность, что тут-таки вышло боком. С громким треском под ногой рассыпалась доска. Жалкая попытка подпрыгнуть, зависнуть в воздухе провалилась, как и я сам. Мгновение и пятка больно ударилась о камень. Я тихо выругался. Руками вытащил зазевавшуюся конечность, тщательно ощупал ее. Судя по отвратительным ощущениям – синяк с кровоподтеком гарантирован. Одна радость, брюки не порвались, вот что значит качественная ткань!
Чрезмерная самоуверенность тут-таки испарилась. Ее место заняла осторожность. Кто знает, сколько еще на моем пути подобных ловушек! Кстати, польза от осторожности очевидна – можно как следует все осмотреть…
Слева от тропинки, взглянув на меня пустым глазом дверного проема, промелькнул небольшой бетонный прямоугольник. Ледник, точно как тот, который совсем недавно обнаружился возле моего жилища. Брат-близнец. Наверняка, как и тот, мой, завален он снегом и льдом, наверняка нет в нем ничего сколько-нибудь интересного.
Сотня шагов по шаткому настилу и вот заметное изменение – он стал значительно шире. Можно сказать, дорожка переросла в небольшую площадь, также мощенную досками и также приподнятую над каменистой поверхностью. В правой ее части, там, где она буквально нависала над обрывом, сохранились остатки ограждения. Несколько в стороне виднелась ржавая лебедка и не менее ржавые рельсы, уходящие вниз к воде. Скорее всего, когда-то по ним «бегала» вагонетка, удобное приспособление, с помощью которого все необходимое поднимали наверх, разгружая подходящие к маленькому причалу лодки и небольшие суденышки.
В той стороне, ближе к морю, настил выглядел практически новым, что не могло не радовать, значит, за состоянием и целостностью всей конструкции кто-то следит. Доски не почернели, не покрылись пятнами плесени, напротив, они лишь немного посерели, а местами и вовсе хранили первоначальный желтоватый цвет древесины. Собственно, если бы не ржавые шляпки гвоздей, можно было и вовсе решить, что капитальный ремонт закончился всего пару дней назад.
Относительно свежий настил заметно поднял мое постоянно колеблющееся настроение. Еще бы, ведь надо всего лишь найти того, кто наводит здесь порядок и все!
Я не удержался, осторожно подкрался к самому краю, лег на дощатую поверхность и всмотрелся вниз. Увидел изъеденные ржавчиной рельсы, доходившие до поверхности воды и уходящие в ее толщу. Рядом с тем местом, где они погружались в пучину, торчали два бревна, наверняка остатки небольшого причала, рядом с ним (скорее всего, это уже игра воображения, не мог я видеть, далеко, да и света маловато), на поверхности моря покачивались листья водорослей. «Морская капуста, – пробормотал я, – ламинария, как ее там…». Фонтанирующее настроение несколько притихло, отсутствие причала внизу навевало грустные мысли, но с другой стороны, может, его разобрали, чтобы восстановить?
Понимая, что в этой части мыса ничего интересного более не предвидится, я попятился назад. Вышел на средину деревянной «площади», огляделся.
Левая половина широкого настила выглядела на порядок хуже. Доски большей частью сломаны, некоторые и вовсе рассыпались в труху. Из балок и свай ржавыми иглами торчали огромные кривые гвозди. Всем своим видом они навевали уныние и отбивали охоту двигаться дальше. Плюс ко всему сопка, склон которой нависал над дальним углом «площади». Мрачная она какая-то, угрюмая я бы сказал. Смотришь туда, а от нее волны негатива идут, густые, насыщенные. В ушах звучит, не умолкая: «Не ходи, сюда, не на что здесь смотреть». Трудно спорить с голосом, так похожим на голос разума, да и зачем, ведь все и так понятно – нет там ничего, разве что туман, но и тот какой-то нереально мрачный. Даже не туман, то клок густой белесой дымки, что застыл в тени огромного камня, будто маленькая, но плотная тучка, что устала и решила передохнуть, отлежаться в темном уголке.
Используя в качестве базового материала безликую серую массу, фантазия взялась за дело и изобразила деревянный дом. Большой, но изрядно покосившийся. Провисел он мгновение перед глазами, послужив сомнительным украшением окрестной серости, да и растаял, не оставив после себя даже воспоминаний.
Игры воображения это хорошо, фантазии фантазиями, но надо было двигаться дальше. Время оно не стоит на месте – условный день стремительно катился к финалу. Темнело, причем на глазах. Тут еще и дорожка! Метрах в пяти от площади количество целых досок заметно сократилось, все чаще попадались полностью разрушенные пролеты, сохранившиеся также не вызывали доверия. Балки прогибались, лаги скрипели, издавая противные звуки – хруст с потрескиванием, будто предупреждали, намекали на то, что скоро сломаются. Пришлось спрыгнуть на камень, идти по нему неудобно, зато он гораздо надежнее.
Скоро я прошел мимо двух расположившихся на противоположных сторонах деревянного тротуара полуразрушенных строений. Не жилые они, сейчас нет, да и раньше таковыми не были. Слишком уж маленькие, думаю, подсобки какие-то или сараи. Пожалуй, я бы их и не заметил, если бы не отражение. Один из них, тот, который слева, он так эффектно отражался в идеально чистой поверхности замерзшего озерца, что нельзя было не остановиться и не залюбоваться.
Недолго думая, я окрестил озерцо «питьевым». «А что, чистый лед, следовательно, чистая вода. Будь в глубине рыба, и ее можно было бы разглядеть. Увидеть, а после поймать…».
– Вот откуда в тебе столько глупости! – пробормотал я. – Наверняка эта лужа промерзает до самого дна, какая там рыба! Хотя, польза от водоема очевидна. Надо будет раздобыть какой-нибудь ледоруб, да наведаться за водичкой.
Сразу вспомнился утренний мой «напиток бодрости» – растопленный в консервной банке снег. Светло-коричневая цвета дешевого чая ужасно неприятная жидкость. Отвратительная вещь! Пить эту субстанцию невозможно, лучше уж жевать снег, он хотя бы холодный…
Впереди и чуточку левее, все отчетливее, несмотря на сгущающиеся сумерки, виднелась башня маяка. Яркая и высокая, ее верхушку украшала небольшая панель солнечной батареи, рядом с которой установлена тренога, поддерживающая прозрачную сферу – световой излучатель. Немного в стороне, разрушенное, как и большинство строений в окрестностях, показалось и прямоугольное здание с кроваво-красным кирпичным пятном на стене, обращенной к маяку – цель моего похода. Сразу за ним, чуть не на краю утеса (так казалось со стороны) расположился аккуратный домик, сложенный из цельных бревен, смотрел он на мир пустыми глазницами оконных проемов…
