Сергей Иванович Чекалин
Заветные сказки
Сейчас, вот, церковники наши ждут чуда от науки, которой многое известно о ДНК и которая определяет, принадлежат ли найденные кости цесаревичу Алексею и княжне Марии, канонизированным церковью. Ждут решения. Хотят, чтобы это определилось с вероятностью в 100% (для принятия решения достаточно 99,9%). Это раньше Бога искушали, как Елена с Константином при определении Того Самого Креста, на котором был распят Иисус: по очереди на обнаруженные кресты клали мёртвого, которого тут же рядом, по воле случая, проносили мимо. На одном из них мёртвый и воскрес! Вот он, Крест-то! А сейчас ждут чуда от науки, которую раньше уничтожали, а силе своего Бога не доверяют, не верят ей. А ведь решение-то житейски божественно простое. Какое? Да известно же какое! Надо воздействовать благоуханием исследуемых мощей на больного или очень мёртвого человека. Как это часто и делалось, когда не знали о ДНК. А сейчас так нельзя, оказывается. По нескольким причинам. Например, потому, что не следует подвергать опасности дальнейшие жизни выздоровевшего или воскресшего, потому что наверняка набросятся на них досужие учёные, будут крутить-вертеть, прослушивать-просвечивать, да и разберут, в конце концов, по винтикам на грузила. Другая причина – закон наш гражданский. По этому закону нельзя открыто заниматься мошенничеством и шарлатанством. А закон надо соблюдать. Есть и другие причины, о которых не буду распространяться, но если призадуматься немного, то и они окажутся на виду. Да вы и сами об этом не только предполагаете, но и знаете. Думаю и надеюсь.
Тут хоть это и не чудо, а может быть, и таинство, скорее всего – не таинство. Речь идёт об отпевании покойного. Это, конечно, чудо, потому что не отпетый покойник не будет хорошо себя чувствовать там, в последнем пристанище. А отпетому повезёт больше. При отпевании следует соблюсти определённый процесс чтения определённых молитв, текстов Священного писания и пр. Процесс этот установлен. Если у тебя есть эта определённая последовательность, есть эти тексты, то, находясь в трезвом уме и здравой памяти, не будучи даже и верующим, вполне можно этот священный обряд выполнить. Разве нет? Какие тут могут быть препятствия? Оказывается, есть. В августе 2010 года, в морге одной из больниц Москвы было объявление, что Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл (примерно через год после своего избрания) не благословляет отпевать покойника вне церкви (в больницах, моргах, на кладбищах и прочих местах). Ну, мы-то своего отпели прямо при морге, вернее, нам его отпели, думаю, что Бог на это не обидится и примет благосклонно отпетую душу. Обидится Патриарх? Ничего страшного, он от нас далеко, а Бог – вот тут, рядом. Ведь Он же находится везде, а значит и рядом с тобой. А Патриарха Кирилла вполне можно оправдать за его отношение к таким отпеваниям. Ведь для церкви – это, несомненно, потеря. А Патриарх, проявляя заботу о церкви, очень любит денежки, впрочем, как и все благосостоятельные люди, оправдывая своё не слишком маленькое благосостояние в американских «зелёных» и всякой недвижимости.
Мы не называем наши церковные (божеские) суды инквизицией. Ну ладно, тогда поговорим об инквизиции католической. Какая разница, Бог – один, Иисус – один, Мария-Богородица – одна. Друг от друга недалеко живём, можно сказать, даже, вместе. Вот, например, известный исторический факт. В середине XV века в городе Аррасе проходили гонения на ведьм и колдунов. Были сожжены и утоплены в реке сотни невинных горожан. Город с ума сошёл, потому что дошло до того, что мужчины, женщины и даже дети приходили с повинной и признавались, что вступили в сговор с дьяволом, душу ему продали, что дьявол научил их летать по воздуху, управлять молнией, губить людей и животных, уничтожать посевы. (А вот здесь усматривается и наша инквизиция, не церковная, а коммунистическая, сталинская, один к одному.) Только после выяснилось, что главный инициатор гонений был сумасшедшим. (Нашего Сталина тоже в этом смысле не назовёшь здоровым.) Да, сумасшедшего, вероятно, к ответу призвали, но, всё же, невинных не оправдали, потому что, как говорили, вряд ли Бог допустил бы невиновному оказаться под подозрением, под пыткой и костром. О чём говорить! Конечно, не допустил бы, безвинных-то. Так вот! Никого и не оправдали, иначе попрёшь против Бога. А Он на этот счёт смолчал, тайно для нас. (А ведь точно также и говорили во времена сталинских репрессий: раз признаётся, хотя бы и под пыткой, то виновен. Один к одному списано.) Даже знаю, почему Он смолчал, глядя на эти безобразия. Если кто-нибудь заинтересуется тем, почему Он смолчал, обратитесь ко мне, – расскажу.
Почему хдесь упоминается церковная инквизиция рядом со сталинской? Да можно и не сталинскую, а и другую какую привести. На наш век хватило всяких. Да потому, что это чистая тирания, церковная ли, от власти ли. Безудержная. Если до этого допустить.
Про нашу православную инквизицию говорить не стоит. Не тот размах, как у католиков. Что тогда вспоминать про такие мелочи. Тем более, что если не виновен, то там Бог и разберётся.
И ещё один чудесный вопрос – о всепрощении в православии при покаянии, какой бы ты грех не совершил, нарушив одну или все заповеди. Чудо покаяния и чудо прощения. Покаявшийся грешник остаётся безгрешным и прямиком идёт в Царство Божье, на известную Небесную Родину, знакомиться с Ионафаном и его сестрой Лидией, а заодно и с мальчиком Вильгельмом. Это покаяние, которое легко может быть совершено человеком, развязывает ему руки, даёт возможность безнаказанно совершать любые смертные грехи. Да, легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому пробраться в рай. Но совсем нетрудно сделать это желаемое богатому. За один поход в церковь либо дома у себя перед иконой. И никакого страха перед Божьим гневом. Только успеть бы покаяться. Почаще, на всякий случай, делать это, как библейский герой многострадальный Иов за своих сыновей и дочерей. А потом – собирай, продолжай, своё богатство. Обворовывай бедных, отбирай у них последнее, казни их морально и физически. Что делалось и делается до сего времени кающимися преступниками.
Если осмыслить процесс покаяния и последствия этого, то тут явно усматривается прямое попустительство. Это как раз сродни отпущениям грехов за деньги, как это процветало в недавние времена в католической церкви. Больше заплатишь – больше грехов и отпустится. Об этом уж говорено-переговорено, но можно и ещё раз повториться. Повториться о расширенной распродаже кусочков Креста Господня, частиц мощей какого-либо святого, кусочков или лоскутков от какой-либо одежды Самого Главного, или Самой Главной, или, опять же, какого-либо святого. И даже можно было всучить самому страждущему соломку из яслей, в которых родился Иисус. Да, скажут в оправдание, это же всё люди делали. Конечно, люди. Но ведь их Никто не остановил. И снова – мне, например, понятно, почему не остановил. Я, вероятно, уже и поднадоел с этими «понятно почему и знаю почему».
Очень правильную мысль приводит в одном из своих репортажей Ольга Богуславская. Мысль эта – не её, она так и сказала, что не её:
«Бог охотнее терпит тех, кто Его отрицает, чем тех, кто Его компрометирует».
Хоть и большая получилась эта глава, но не могу не привести мысли братьев Стругацких («Понедельник начинается в субботу»), отнесённые ими к главному герою Привалову:
«Все мы наивные материалисты, думал я. И все мы рационалисты. Мы хотим, чтобы всё было немедленно объяснено рационалистически, то есть, сведено к горсточке уже известных фактов. И ни у кого из нас ни на грош диалектики. Никому в голову не приходит, что между известными фактами и каким-то новым явлением может лежать море неизвестного, и тогда мы объявляем новое явление сверхъестественным и, следовательно, невозможным. Вот, например, как бы мэтр Монтескье принял сообщение об оживлении мертвеца через сорок пять минут после зарегистрированной остановки сердца? В штыки бы, наверное, принял. Так сказать, в багинеты. Объявил бы это обскуратизмом и поповщиной. Если бы вообще не отмахнулся от такого сообщения. А если бы это случилось у него на глазах, то он оказался бы в необычайно затруднительном положении. Как я сейчас, только я привычнее. А ему пришлось бы либо счесть это воскрешение жульничеством, либо отречься от собственных ощущений, либо даже отречься от материализма. Скорее всего, он счёл бы воскрешение жульничеством. Но до конца жизни воспоминания об этом ловком фокусе раздражало бы его мысль, подобно соринке в глазу… Но мы-то дети другого века, мы всякое повидали: и живую голову собаки, пришитую к спине другой живой собаки; и искусственную почку величиной со шкаф; и мёртвую железную руку, управляемую живыми нервами; и людей, которые могут небрежно заметить: «Это было уже после того, как я скончался в первый раз…». Да, в наше время у Монтескье было бы немного шансов остаться материалистом. А мы вот остаёмся, и ничего! Правда, иногда бывает трудно – когда случайный ветер вдруг доносит до нас через океан неизвестного странные лепестки с необозримых материков непознанного. И особенно часто так бывает, когда находишь не то, что ищешь. Вот скоро в зоологических музеях появятся удивительные животные, первые животные с Марса или Венеры. Да, конечно, мы будем глазеть на них и хлопать себя по бёдрам, но ведь мы давно уже ждём этих животных, мы отлично подготовлены к их появлению. Гораздо более мы были бы поражены и разочарованы, если бы этих животных не оказалось или они оказались бы похожими на наших кошек и собак. Как правило, наука, в которую мы верим (и зачастую слепо), заранее и задолго готовит нас к грядущим чудесам, и психологический шок возникает у нас только тогда, когда мы сталкиваемся с непредсказанным, – какая-нибудь дыра в четвёртое измерение, или биологическая радиосвязь, или живая планета… Или, скажем, изба на куриных ногах…».
Если внимательно, с сомнениями ли, возражениями ли, согласием ли, верой ли, сопоставлениями ли и пр., почитать Священные Книги, то можно всё-таки увидеть, верующий ты или нет – не важно, что Бог напропалую экспериментирует на нашей земле, не зная, чем этот эксперимент закончится. Пускает действия людей и природы на самотёк, но тут же говорит, что это делается по Его воле. Какой же это самотёк, если ты, заходя в речку искупаться, оказываешься в безводной пустыне? Вот тебе и раз! А я к бабушке в гости собралась! Даёт человеку возможность совершить поступок, о последствиях которого Сам уже знает. И уж как ты тут не изворачивайся – последствие приготовлено. И во всех Своих экспериментах Он требует, чтобы Ему пели славу. Слава Тебе Господи! Слава Тебе! Слава Тебе! И так бесконечно и от всех. Эти требования записаны одним из основных законов веры. Как же Ему это не противно? Такая непроходимая лесть и такая непреодолимая любовь к Себе! А может быть, Ему уже всё это надоело? Так скажи тогда нам, напрямую, мы поймём.
Сказать-то Некому (именно с большой буквы, чтобы было совершенно однозначно).
Аминь!
Анти-Екклесиаст или Анти-Проповедник
Кинь калач за лес – пойдёшь и найдешь.
(Поговорка).
Горе людям, не знающим смысла своей жизни.
Блез Паскаль.
А что сверх всего, сын мой, того берегись:
составлять много книг – конца не будет,
и много читать – утомительно для тела.
Еккл. 12:12.
Начну, пожалуй, со своего стихотворения, которое названо мной «Из Екклесиаста» (в ответ на приведенный выше эпитет из Книги Екклесиаста или Проповедника):
Грозил Проповедник, что к Богу на суд
Тот явится, кто веселится до срока,
Кто думает праздно: «Зачем этот труд?»
Не видит в веселье судьбы и порока.
Писал Проповедник трактат для юнца.
Тем грешен был сам, но давал всем советы:
«Ты книг не пиши – им не будет конца,
И книг не читай – утомительно это».
Если обратиться к Интернету, то можно пояснить для себя, что «Екклесиаст» является книгой без сюжета. В ней отсутствуют картины современного ей общества. Её автор не летописец и не прозаик. Он – мыслитель. Произведение это многослойное. В единый узел здесь сплелись смех отрицания и улыбка утверждения, поиск и разочарование, тонкое наблюдение и мудрое обобщение. Восставший против химер иудаизма, автор Екклесиаста высказывает своё негативное отношение к теории «того света» и небесного суда:
«Участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом».
Греческое название книги «Екклесиаст» является точным переводом еврейского названия «Кохелет» (от кохал – собрание) – говорящий в собрании, т.е. проповедник. Она в Ветхом Завете так и называется Книгой Екклесиаста или Проповедника. Древние христианские экзегеты (Ориген, святитель Василий Великий, святитель Григорий Нисский, блаженный Иероним и др.) определяли, что эта книга является прощальной и покаянной речью царя Соломона, примерно подобно аналогичным прощальным речам пророка Моисея, последователя Моисея – Иисуса Навина и пророка Самуила.
Я постарался отметить более-менее главное в писаниях Екклесиаста.
В этой главе приводятся цитаты из Книги Екклесиаста или Проповедника (Ветхий Завет), выделенные мной в тексте жирным шрифтом без ссылок на стихи…
Эта книга написана в середине III в. до н.э. в Палестине, принадлежавшей в то время царству Птолемеев. Автор, Екклесиаст, о себе ничего не говорит. Да и никто о нём ничего вразумительного не может сказать. Хотя и называет он сам себя сыном Давидовым, царём Иерусалима. Но дальше этого не пошло. Скорее всего, что этот сын Давидов и был известный мудрец Соломон. Это, конечно, не мои догадки, а догадки многочисленных исследователей. Но написана эта книга намного позже, чем жил Соломон, лет через шестьсот от этого, в связи с чем те или иные догадки не имеют, пожалуй, для того никаких оснований. Екклесиаст не упоминается и в церковной службе. Псевдонимы там не в ходу.
В своей книге Екклесиаст говорит о каком-то отвлечённом человеке, который безрассудно наслаждался жизнью, а потом спохватился и стал спрашивать самого себя о смысле жизни. Вполне возможно, что в этом отвлечённом человеке Екклесиаст имел в виду именно себя. Но, судя по уму и таланту автора книги, речь идёт в ней о любом человеке, который должен и обязан задумываться о смысле своей жизни. Не видеть бесполезность своей жизни в бесконечных повторяющихся, как он говорит, событиях, а определять в них в каждое время своё место.
«Что пользы человеку от трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце… Идёт ветер к югу, и переходит к северу… Все реки текут в море, но море не переполняется… Не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием».
И сказать нечего – мудрец! Да нет, он был, конечно, умён! Появись он приблизительно в это время, вряд ли стал бы говорить о вечном и неизменном круге в природе и жизни. Правда, пусть тогда не попал бы этот умник в Священную Книгу, но написал бы другую, тоже философскую, может быть, даже и более священную. Но даже и по тем временам странно, что Екклесиаст вклеился в священное многостраничье своими мыслями объёмом в ноль целых семь десятых процента от объёма Библии.
В первой главе Проповедника всё возвращается на круги свои. И всё повторяется. Так кто же это может отрицать? Так оно и есть. Действительно:
«Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит».
Но это каждый раз другое солнце. И когда оно «восходит», и когда оно «спешит», и когда мы не видим его. И реки текут к морю, и возвращаются, чтобы течь потом другой рекой, пусть и той же Печорой, но другой. И человеческий род приходит совершенно другим. Хотя имя ему – люди – так и остаётся неизменным. И «земля пребывает во веки», но в каждый момент её жизни – другой. И со всем остальным – то же самое. Да и Земля во веки пребывать не собирается, как и Солнце, как наша Галактика, да и вся Вселенная (в видимом и предполагаемом нами объёме), даже если бы этого захотел Сам Создатель. Правда, про Вселенную можно поспорить. Скорее всего, что она будет пребывать вечно. Чему быть – того не миновать. Дотекут реки до своего моря, а вернутся потом совсем другими, независимо от нас и нашего сознания, да и никакого другого. Вернутся без нас, естественно, потому что мы «пребываем» здесь «не вовеки», а очень короткое время. Гераклит же об этом говорил, что меняется всё безудержно. Ах, у Вас, господин Проповедник, школа другая. Вот, может быть, поэтому и возник вопрос у Вас:
«Что пользы человеку от всех трудов его?»
Это, г-н Проповедник, чистый эгоизм. Вопрос-то такой надо было задать: «Что пользы человечеству?» И тогда из книги Вашей надо пересмотреть всё, что касается личного Я. И если это сделать, то мало чего останется. Но, к чести Вашей, останется, потому что местами у Вас проблёскивает, да и не проблёскивает, а ярко блестит мысль о пользе жития, для чего оно, это житие.
Да, бесспорно «…мудрый умирает наравне с глупым». Но неправда, что «мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни всё будет забыто».
Доказательством тому, что это не так, являетесь хотя бы Вы сами. Кстати, и о многих глупых человечество помнит и даже очень долго хранит о них память. Только вот «вечно» – понятие относительное. И в этой относительной вечности Вы прочно заняли своё место. Читают до сих пор Ваши размышления мудрецы и глупцы. Здесь тоже надо заметить, что понятия «мудрый» и «глупый» тоже относительные. Сами Вы себя назвали мудрым:
«Я возвеличился и приобрёл мудрости больше всех…, и сердце моё видело много мудрости и знания».
Ну что тут сказать? А какой же глупый себя таковым, глупым, будет величать? Конечно, все мы мудрецы. Только одни говорят о себе так вслух, а другие об этом помалкивают, да и подобных себе глупцами хотя бы вслух стараются не называть. Да и вполне закономерно, что существует как мудрая глупость, так и глупая мудрость. Два лица (две Луны) одного явления.
«Всякое знание – полезно, полезно и знание заблуждений ума, ошибок чувств».
Это уже Луна М.Горького, отражённая в его «Несвоевременных мыслях».
«И возненавидел я весь труд мой…; потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем».
Вот так, и не больше! Вам жаль трудов Ваших для глупого? Боитесь, что он поумнеет? А что же в этом плохого? Боитесь, что труды Ваши под солнцем достанутся другому мудрому? Почему же Вы уверены, что другой мудрый не отринет их? Либо использует для приведения в чувство глупого. А тогда уж Вы точно окажетесь глупцом, потому что сами пишете, что
«Грешному даёт (Бог – С.Ч.) заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму перед лицем Божиим».
Просто обычное явление, что умный человек, а Вы, господин Екклесиаст, таковым и являетесь, не ценит своего труда, осознаёт малость его и ничтожество перед бесконечным, перед тем, что можно было бы ещё сделать. Чем больше делаешь, тем больше остаётся несделанного. Это и угнетает, поскольку факт этот известный. Так же, как и у Вернадского («Дневник. Наброски фактов, мысли»):
«Время быстро идёт. Какая-то тоска, недоконченность чувствуется. Куда и для чего возбуждается сознание? Какой смысл деятельности? Легче ли будет, когда станешь настоящим борцом? А стать борцом нет сил, нет знания. – Или нет веры, нет желания?»
Можно и даже нужно согласиться с Лео Ростеном:
«Цель жизни заключается не в том, чтобы быть счастливым, но чтобы что-то значить, создавать, быть полезным, наложить свой отпечаток на окружающую действительность».
Можно и даже нужно поспорить с А.Франсом, сказанном им в книге «Восстание ангелов»:
«Но кто из нас может похвастаться мудростью? Недалеко простирается предвидение человека, и все предосторожности нередко оказываются тщетными. Удары судьбы неотвратимы, никому не дано избежать своей участи. Все наставления разума, все старания бессильны против рока. Горе нам! Слепая сила, управляющая светилами и атомами, из превратностей нашей жизни строит порядок вселенной. Наши бедствия находят себе место в гармонии миров».
Но есть здесь и другая Луна, которая засветила у А.Зиновьева [6]:
«Екклесиаст, сын царя и царь, сказал: суета сует, всё суета. И ещё сказал он: всё – суета и томление духа. Он говорил и многое другое, в частности и такое: кто умножает познание, умножает скорбь; умный умирает наравне с глупым; всё произошло из праха и возвратится в прах. Это всё тот же Екклесиаст сказал, что нет ничего нового под солнцем: что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться.
Мало кто теперь соглашается с этим. Стоит заикнуться, что, мол, ещё Екклесиаст сказал то-то и то-то, как тебе в ответ посыплются контраргументы. А самолёты?! А космические полёты?! А атомная энергия?! А медицина?! А?! А?!. И если вы не согласитесь со своим оппонентом, он перечислит вам все достижения цивилизации за последние две тысячи лет. Слушаете вы его, киваете в знак согласия головой: мол, да-да, конечно, – а про себя думаете: суета всё это, суета сует, всяческая суета и сплошное томление духа. Да разве не об этом говорил сын царя и царь Екклесиаст?! Взгляни вокруг себя! Вот учёный. Он пятьдесят лет жизни угробил на то, чтобы сделать полезный вклад в науку. Во всём отказывал себе. Ночей не спал. Страдал. А кто знает о его вкладе в науку? Десяток таких же, как он, чудаков; сотня проходимцев от науки, разворовавших его вклад и приложивших огромные усилия к тому, чтобы о нём никто не узнал. А вот певец. Голосок слабый. Да и слух не очень-то. Затянут в джинсы так, что половые органы вот-вот разорвут их. Хрипит в микрофон чудовищную ерунду. Кривляется всеми членами. А миллионы людей неистовствуют, слыша и видя это. И имя его у всех на устах. Вот спортсмен, на долю секунды быстрее всех пробежавший какую-то дистанцию, на сантиметр выше всех прыгнувший в высоту или на полоборота больше других перевернувшийся вокруг себя. Его портрет во всех газетах и журналах. Сильные мира сего почитают за честь встретиться с ним. И вот борец за лучшую жизнь для людей в своей стране, проведший долгие годы в тюрьмах, передумавший все важнейшие проблемы современности и потерявший всё. Он скитается в поисках грошовой работы. Выше бесед с низшими чинами служб безопасности он никогда не поднимается. Вот знаменитая на весь мир актриса, которая не знает, как ей истратить миллионы, и вот другая – безвестная, унижающаяся перед самыми ничтожными проходимцами, чтобы заработать копейки. А взгляните на них! Вторая красивее и талантливее первой. Но первая опередила её на пути в кровать режиссёра. Послушайте этого замечательного политика! Даже в нашем мире, сплошь набитом дураками, трудно найти дурака, который превзошёл бы его по дурости. А между тем нет газеты в мире, которая выходила бы без его портрета, его речи, упоминания о нём. И послушайте вот этого, никому не известного человека. Какие глубокие суждения! Какой точный анализ ситуации! Какие верные предсказания! Но укажите мне одного политического деятеля в мире, который хотя бы выслушал его совет, а не то, что последовал бы ему! Нет памяти о прежнем, говорит Екклесиаст, да и о том, что будет, не останется в памяти у тех, которые будут после. А Данте! А Шекспир! Помним же мы о них! «Конечно», – соглашаюсь я. А про себя думаю: кто помнит, как помнит и зачем помнит? Не для них помнят, а для себя. И не помнят вовсе, а прикрываются памятью и эксплуатируют её. Какое дело вот этому Иванову до Шекспира?! Он не понимает Шекспира, он не любит его, ему скучно от Шекспира, он говорит о нём чушь. Но ему важно приобщить себя к Шекспиру, дабы все видели, что он не просто Иванов, а Иванов, посягнувший на Шекспира, причастный к Шекспиру и даже кое в чём превзошедший его. Нет памяти о прежнем – прав этот сын царя и царь Екклесиаст. Есть лишь суета сует и томление духа».
Вот она какая, другая-то Луна.
А мораль басен г-на Проповедника простая, как и сотворение мира:
«…Бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом всё для человека; ибо всякое дело Бог приведёт на суд, и всё тайное, хорошо ли оно, или худо».
Думаю, что именно эта фраза и явилась основополагающей для включения Книги Екклесиаста в сборник Священных Книг. Если исходить из этого, то, конечно, нечего здесь напрягаться, трудиться, размышлять о будущем, которое у всех одно, как и у всего живого (здесь повтор об участи человека в мире):
«…Участь сынов человеческих и участь животных – участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом…»
Нет, преимущество есть. Вы, г-н Проповедник, написали, а мы прочитали. А они? Да и по Вашим словам:
«Веселись, юноша, в дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за всё это Бог приведёт тебя на суд».
Вот оно, величайшее из величайших преимуществ. Оно только у человека:
«Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время разрушать, и время строить…».
И много других дел, которые подвластны только человеку. И ещё преимущество: человек знает, что, в противовес Вам, «ничто не вечно под луной». Ему только принадлежит осмысленный выбор, как жить? И он отвергает то,
«Что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».
У Вас, г-н Екклесиаст, как у мудреца, много было печали в мудрости. Это естественно, потому что Вы чувствовали, если не видели, бесконечность познания, которую человеку объять невозможно. Потому что Вы стремились познать мир и увидели бесконечность познания. А это весьма и весьма печально. Тем более, что впереди-то:
«…Кто приведёт его посмотреть на то, что будет после него?»
Вчера, ты было так давно!
Часы стремглав гоняют стрелки.
Бывает время пить вино,
бывает время мыть тарелки.
Игорь Губерман.
«Время! Это время жизни, время творчества, время прошлого, время будущего. Это то, что можно взять, а отдать нельзя. Это бег времени, потери времени и его убийство», – так сказал об этом горняк В.Ж.Аренс, как он выразился – на склоне своей жизни.
Да и со временем этим что-то не совсем вяжется. Правильнее-то было при Ваших рассуждениях говорить (если использовать русский язык): «Бремя разбрасывать камни, и бремя собирать камни; бремя насаждать, и бремя вырывать посаженное; бремя любить, и бремя ненавидеть; бремя искать, и бремя терять; и так далее. Именно бременем всё это и является. А время, о котором Вы говорите, является только составляющей частью этого бремени. От него и происходит суета сует, которую определяет указанная составляющая часть.
И ещё что не понятно! Вы что же, г-н Проповедник, в Бога не верите, что ли? Зачем это Вас куда-то тащить смотреть на содеянное Вашими трудами? Жизнь-то там вечно-бесконечная. В раю ты будешь либо в не очень удобном месте. Знать-то должен, как там небо коптят оставшиеся мудрые и глупые. А если этого нет, то зачем тогда Бог со своими крайностями, адом и раем? Что же тогда там хорошего, даже в раю? И рай и ад в таком случае наказания идентичные.
Да и нет ничего плохого в том, что
«…Человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек не трудился в исследовании, он всё-таки не постигнет этого…»
Что же этого бояться, если человек осознаёт невозможность полного познания? Он печалится об этом, а дело своё всё равно делает. И не для себя лично, а для человечества, состоящего из глупых и мудрых: праведных (мудрых) и грешных (глупых); из богатых (глупых) и бедных (мудрых); из раздающих богатство (мудрых) и жадных (глупых); из ищущих путей к Царству Небесному (мудрых) и отвергающих это (глупых).
Осмысленное познание – это неотъемлемое свойство человека, каким бы он ни был. (Но здесь надо иметь в виду, что понятия «мудрый» и «глупый» – весьма и весьма относительные. Можно совершенно однозначно переставить эти слова. Например, как и выше, человечество состоит из праведных (глупых) и грешных (мудрых); из богатых (мудрых) и бедных (глупых) и т.д.)
Можно к этому упомянуть древнегреческого философа Эпикура, который сказал, что «для мудрого достаточно одной человеческой жизни, а глупый не будет знать, что ему делать с вечностью».
Поэтому все Ваши рассуждения, г-н Екклесиаст, Вы же и Проповедник, изложенные в двенадцати главах, можно значительно сократить. Останется от них только один вопрос и один, единственный, ответ. В этом вся Ваша мудрость, причём – не малая. Весь Ваш труд вполне возможно отредактировать и оставить в нём Ваши же слова, на любой взгляд – великие. Тогда вот так бы звучала Священная Книга Екклесиаста или Проповедника:
– Что пользы человеку от трудов его?
– Отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдёшь его.
Как и в армянской, кажется, народной мудрости: «Сотвори добро и кинь его в воду». И тогда не будет
«…ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это – доля его…»
А увидишь только труды свои, а не плоды их, и будешь наслаждаться и надеждой доброго их произрастания. Вот она, «суета и томление духа», вечная «суета-сует», пока жив человек на Земле.
