Салма Кальк
Та, которую я люблю
65. Вик
Только отдай мне ту, которую я люблю
БГ
Понедельник пришёл, как перед тем было воскресенье, а после того придёт вторник. Неотвратимо.
Утром на обходе Илья сказал, что если снимок и УЗИ сегодня покажут, что процесс идёт хорошо, – значит, можно будет отправляться домой. Но не на работу – ещё на неделю ограничения в передвижениях, то есть, говоря по-русски, лежать, прижавши жопу, и развлекаться книжками и фильмами, но никак не стрельбой и рукоприкладством. И что сегодня ещё ставить уколы и делать физио. И снимать швы. Снимок и швы сейчас, а УЗИ после обеда. Но в целом всё заживает хорошо.
Вик только кивал – а что ещё оставалось-то? Прилежно вставал, ходил, куда от него хотели, и подставлял под процедуры нужные части тела.
К обеду появилась Полинька. Принесла еды, заставила съесть. И только потом достала из своей сумочки то, что он сейчас не мог организовать сам, и в чём ему пришлось просить помощи. Вкус у Полиньки безупречный, поэтому заказанный предмет выглядел как надо. Он ещё подумал – не слишком ли вычурно? Да нет, нормально. Красиво, очень красиво. И пока прибрать. Если не сегодня – то завтра он положит известно что на все рекомендации про постельный режим и сам отправится выяснять, что в мире происходит. И в его жизни – тоже.
Полинька пожелала ему удачи во всём происходящем и сказала, что у неё пока дела, но к моменту выписки они с отцом подъедут.
Потом он даже спал, проклятая слабость брала своё и периодически просто отключала организм. А потом тупил в телефон. А потом случилось-таки чудо – дверь отворилась, и вошла Вероника.
Посеревшая и замученная. Что ж там такое? Ладно, уже неважно. Главное – она здесь.
– Здравствуй, душа моя, – Вик встал, подошёл и обнял её.
И тут же отошёл, потому что она осталась безучастной и смотрела настороженно.
– Привет, – сказала совсем тихо, он едва расслышал.
– Так, понял. То есть ничего не понял, на самом деле, но садись и рассказывай.
Вик взял её за руку, подвёл к кровати и усадил, а сам сел рядом.
Она смотрела на него и молчала. Смотрела… как будто в последний раз, чёрт побери. Как будто видела что-то, никому более недоступное.
– Тогда хоть скажи, как там принц Уэльский.
– Скучает, – вздохнула она. – Я утром его видела.
И снова замолчала.
– Да что ж ты молчишь-то? – он уже не знал, как же сделать, чтобы она, наконец, заговорила, поэтому продолжил совсем не так, как собирался сначала. – Вероника, пока ты снова не сбежала и не спряталась, скажи мне, пожалуйста, такую вещь – ты выйдешь за меня замуж?
Глаза распахнулись, в них билась какая-то невысказанная мысль. Неужели она сейчас скажет, что давно замужем и втайне от всех воспитывает пятерых детей?
Она продышалась и сказала совсем другое:
– Но как ты можешь звать кого-то замуж, если помолвлен с племянницей Полины Николаевны?
Вик ни черта не понял. Что? Какая, к хренам, племянница?
– Вероника, ты о чём сейчас? – осторожно спросил он.
– Как, все говорят, что у тебя есть невеста где-то там и что она подходит вашей семье по происхождению, статусу, богатству и что там ещё бывает, – сообщила она.
– Чего? – он смотрел на неё и вот вообще ни хрена не понимал.
Что за чушь она несёт? Кто только придумал, убить мало! И вот из-за этой херни она где-то там сидела и что-то себе выдумывала?
– Вероника, ты откуда это взяла?
– Вся контора говорит. Что Валентин Фёдорович так сказал отцу Сашки Татарниковой!
И тут он вспомнил. И начал ржать. Вот просто складываться пополам, и дырка в спине тут же напомнила, что не надо так, а надо тихо и осторожно, и закашливаться надо тоже тихо и осторожно. Но всё польза – она встревожилась, смотрела уже как-то по-человечьи, не как сначала.
Вик отдышался, взял её за обе руки и сказал:
– Душа моя, а почему же ты не пришла и не спросила – какого хрена ты, такой-сякой, обещался кому-то там в Европах, а спишь со мной? Я уж не говорю о том, почему ты вообще поверила какой-то хрени про меня и не пришла и не рассказала мне эту забавную, без сомнения, сплетню.
– Да потому, что где ты, а где я, небо и земля.
– Вероника, душа моя, ты гонишь, прости за просторечное выражение в такую минуту. Но ты делаешь именно это. Я тебе мало говорил, что люблю? Так скажу ещё раз, и не раз, и вообще. Тебя люблю, а не какую-то племянницу Полиньки, ни одну из них.
Вероника прикрыла глаза: кажется, там были слёзы. Он, не раздумывая, обнял, растрепал тщательно уложенные волосы, зарылся в них носом, а потом поднял к себе её лицо и поцеловал.
– Прости меня, пожалуйста, – прошептала она. – Я очень, очень тебя люблю.
И тоже обняла.
– Воистину, нет дурака глупее умного дурака, – усмехнулся он. – Надо ж было придумать!
Ну то есть придумал-то отец, чтобы эта дура из отдела договоров отстала, и не обидеть никого, мать их. И они ещё поржали, помнится, над прикольной мыслью, потому что отец явно не видел своей невесткой ни Элку, при всех её достоинствах, ни маленькую Доменику, ни давно и счастливо замужнюю Джину. Кто бы мог подумать, что в этот бред поверит не только дура Александра, но и умница Вероника?
Она по-прежнему молчала, только хлопала ресницами, и слёзы всё ещё бежали. Да что за ерунда, в самом-то деле! Он вытер ей слёзы, то есть сначала попытался пальцем, но это был дохлый номер, тогда он нашёл что-то типа полотенца, и тут уже дело пошло.
– Давай договоримся: если вдруг что-то непонятное, то ты приходишь и спрашиваешь. Хорошо? Да мало ли кто что придумает! Знаешь, сколько про всех нас придумывали разного? И ничего, мы до сих пор живы. Так мы договорились?
– Да, – выдохнула она. – Ты прав, я дура.
– К счастью, обычно ты умная. А иногда со всеми случаются досадные моменты. Ты, главное, не молчи, хорошо?
– Хорошо, – она не сводила с него глаз.
– Тогда вернёмся к тому, с чего начали. Вероника, ты выйдешь за меня замуж?
Она сначала просто смотрела своими зелёными глазами ему в глаза, потом нерешительно кивнула, потом тихо сказала:
– Да, я выйду за тебя замуж.
– Спасибо тебе за это, душа моя, – сначала поцеловать, а потом достать коробочку, открыть, показать – о, каким стал её взгляд! – и, наконец, надеть ей кольцо.
Взять её руку и любоваться.
– Очень красиво, – выдохнула она. – Необыкновенно.
Угу, задача так и формулировалась – чтоб необыкновенно, и непременно с зелёным камнем. Размер был установлен заранее по её колечкам, которые очень удачно завелись в его доме. А вот потом гад Петя Яковлев всё испортил, и пришлось не самому листать каталоги и ставить задачу, а объяснять её Полиньке. Но у Полиньки хватало знакомых; из разных посланных ему вариантов Вик выбрал этот и угадал. Курьер сегодня утренним рейсом привёз кольцо Полиньке, а она доставила к нему. И всё сошлось.
И наконец-то она расслабилась и улыбнулась. И можно было посадить её на колени. Раздевать прямо здесь – не самая хорошая идея, в палате, всё же, проходной двор, но…
Именно проходной двор, чёрт их всех забери! Дверь отворилась, и вошёл Илья.
– О, здесь всё хорошо, как я понимаю. Думаю, станет ещё лучше.
Веронику ему официально представили ещё на позапрошлой неделе. И сейчас он с улыбкой смотрел на то, как она с невозмутимым видом пересела на кровать рядом с Виком. О нет, дальше её никто сейчас не отпустит.
– Ты выпроваживаешь меня? – хорошо бы!
– Да, – кивнул Илья. – За две недели ты мне тут изрядно надоел вместе со всем твоим семейством, и я хочу отправить тебя под надзор Полины Николаевны и Вероники Андреевны. Твои внутренности в достаточно приличном состоянии, так что отправляйся домой.
А потом двери снова открылись, и привалила целая толпа. В палате сразу же стало тесно. Хорошо хоть детей не потащили, и тётю Нину с Тёмычем, а все остальные пришли полным комплектом – отец и Полинька, Майк и Лис, и Линочка. Вик показал им руку Вероники с кольцом, и их подняли с кровати и обняли все разом, ему так показалось. Отец хотел увезти всех в Листвянку праздновать, но Вик сказал, что хочет домой. Тем более что там принц Уэльский, и он, говорят, скучает.
66. Вероника
Не шей ты мне, матушка, красный сарафан
Народная песня
Она никогда не думала, что факт её грядущего замужества станет для кого-то поводом для праздника. Да она этот момент вообще никак себе не представляла. А теперь вдруг оказалось, что вот. Как-то всего слишком много – и проблемы, и криминал, и больница, и сплетни, и вот – кольцо. Охренительное кольцо. Очевидно, зелёный камень был изумрудом, а торчащие вокруг бриллианты на маленьких лепесточках изображали капли росы. Только огранённые.
Подобные кольца Вероника видела только на картинках и на женщинах из семьи Ледяных. Что Полина Николаевна, что Алиса носили в соответствующих местах весьма замысловатые композиции. А у Лины единственное кольцо было на левой руке, зато какое – пронзительно-синий кристалл в чёрной филигранной оправе, размером в фалангу среднего пальца. Вероника никогда в жизни не встречала таких кристаллов, но это определённо была не пластмасса и не стекло. Что ж, возможно, теперь она когда-нибудь сможет спросить Лину, что это за минерал.
Из больницы родители Вика отправились в Листвянку, а все остальные – к Вику домой. Ох, теперь же – к ним с Виком домой, Вик говорит именно так. Дома встретил Чарлик, его печальный мяв раздался, уже когда открывали входную дверь. Вик сгрёб его в охапку, и он тут же принялся громко урчать и подхрюкивать.
Далее Вик на правах болезного сел на диван, туда же к нему забрался накормленный кот, Майк сел рядом, а Вероника принялась судорожно вспоминать, что вообще в этом доме можно поесть. Оказалось, что ничего делать не надо, потому что из Листвянки привезли ещё одну кучу еды. Лина поставила на стол два пакета и сказала Веронике:
– Слушай, у кого сегодня помолвка? Иди к жениху, ладно? А то он, бедняга, совсем соскучился.
Так Вероника оказалась избавлена от хозяйственных забот. Лина и Алиса накрыли их небольшой стол, Майк принёс вина.
– Скажи, тебе Илюха пить-то разрешил?
– А то, – радостно закивал Вик. – Меня уже три дня не капали, он сказал – теперь можно.
– Тогда понеслась душа в рай, – рассмеялся Майк.
Разлил вино, отнёс бокалы жене и сестре.
– Счастья вам, дорогие, – Лина поцеловала их по очереди. – Вик, я очень за тебя рада. Вероника, ты нам всем очень нравишься. Привыкай, мы сумасшедшие, но хорошие.
Алиса сказала:
– Мой сын заявил, что если дядя Вик не женится на Веронике, тогда он сам это сделает. Старший сын, – уточнила она. – Мне кажется, у него хороший вкус.
Майк хохотал.
– Да-да, и устроит свадьбу из отложенных денег.
– Каких отложенных денег? – не понял Вик.
Вероника тоже не поняла.
– А, точно, вы же не знаете развязку душещипательной истории про деньги, – расхохоталась Лина. – Сейчас расскажу. Помните же, да, как наши чудесные старшие дети ходили попрошайничать в порт и на рынок? Тётя Нина ругалась, что ей стыдно глаза на улицу показать, мама увещевала, что приличные люди так не делают, но детям это было – как об стенку горох. Дети просидели в карантине позапрошлые выходные, а когда ты, Вик, добавил нам в жизнь немного перца, остались в Листвянке без надзора мамы. Увы, я мать-ехидна, сплю до обеда и не пасу своё детище ежечасно, у Лис была куча заказов в городе, они и почуяли слабину. Две недели они там делали примерно что хотели. И в воскресенье отправились туда опять, смывшись от тёти Нины. Только они не прочухали, что дома был папа. И когда оказалось, что уже обед, а детей след простыл, то именно он отправился их искать. Что характерно, нашёл, именно там и именно за тем, привёл домой и стал копать эту дивную историю. Оказалось, что дети заелись с тётей Ниной на тему общих вопросов собственности и уважения к чужому труду. Что-то ей не так ответил кто-то из них, не докапывалась и не знаю, кто – Сашка или Аннушка. Ну и она взялась их стыдить – мол, ни копейки ещё в жизни не заработали, а уже права качают, и ещё что-то в этом роде. Аннушке палец в рот не клади, она и сказала – что они с Сашкой такие же члены семьи, как и она, и с таким же правом там жить, есть-пить и всё такое. А тётя Нина продолжала их стыдить – мол, никто они и звать их никак, даже по дому не помогают. И было это ещё и при ком-то из помощников.
Дети обиделись, три дня думали и придумали вот это всё. Натрясли с китайцев денег и предполагали делать это до конца каникул. И тут папа. Ну, папу мало чем в жизни удивишь, он поговорил с тётей Ниной, и много кто хотел бы быть свидетелем того разговора, но увы. А дальше был чудная сцена – как она извинялась перед детьми в присутствии тех самых помощников, которые слышали исходную ссору. А дети извинялись перед ней. Далее папа взял детей за шкварники и велел расколоться – зачем им деньги. Дети впали в ступор – потому что понимали, что на жвачки и что там ещё – это всё фигня, там вагон жвачки можно было купить, или целый поезд даже, и ненавистную тёте Нине еду из KFC есть до конца каникул. Ну типа мало ли что, вдруг им захочется, например, кому-нибудь подарок сделать? Не знаю, кто из двоих это придумал, но оказалось верно. В общем, Александру папа предложил подумать, что если люди будут нести ему деньги сами, без выпрашивания, то дадут больше и охотнее. Анна же была отправлена посоображать о том, что петь оперные арии надо не на остановке маршрутки в Листвянке, а в предназначенном для этого месте, там тоже дадут больше. После чего было постановлено завести детям карты и положить туда эти деньги. Ну то есть тратить их они смогут, но папа узнает – куда и зачем.
Вы как хотите, а я довольна. Правда, Майк получил подзатыльник, а меня дёрнули за косу, но я считаю, мы легко отделались, а? – Лина пихнула брата в бок. – Так что, Вероника, мотай на ус. Если ваши будущие дети начнут выпрягаться по мелкому – зовите маму, и она их устыдит, а если по-крупному – то папу, он вставит им мозги на место.
Вероника просто сидела и хлопала глазами. Ну да, доведись до её мамы – она бы повела себя как Нина Фёдоровна, и даже говорила бы теми же самыми словами. Очень уж знакомо – про ни копейки не заработали и не помогают. Но как же легко все вот эти люди смотрят на подобные вещи! Со смехом и шуточками.
Шуточек хватало. Майк вспомнил, как отец их с Виком наказал за то, что они ушли на целый день из Листвянки в лес и никому не сказались. А было им семь и восемь лет соответственно. Лина вспоминала, как доставалось ей, когда она дралась с мальчишками в школе. И потом ещё когда она наполучала двоек по физике, её заперли дома – чтоб решала задачи, а она вылезла в окно второго этажа, потому что у неё были дела. И Алисе тоже было что вспомнить.
– Ник, у тебя что, никогда не было братьев и сестёр твоего возраста? – догадался Майк.
– Нет, – она покачала головой. – Я со всех сторон самая старшая.
– Ну тогда осваивайся, – рассмеялась Лина. – Так-то у нас ещё Шатийоны есть, их тоже трое, и Элка.
– А Элка-то тебе не Шатийон, – фыркнула Алиса.
– Элка сама себе Элка. А давайте позвоним ей и расскажем крутую новость об увеличении империи?
– А давайте…
Пока Лина искала свой телефон, включала в нём интернет и искала контакт, Вик тихо говорил Веронике:
– Элка – тоже наша сестра. Она очень крута много в чём, тебе понравится. Только она терпеть не может, когда её называют Элкой.
– Но мы всё равно называем, – смеялся Майк.
– Ага, и она не любит конфеты «рафаэлло», – вторила ему Алиса, – потому что это почти её полное имя.
Лина не сразу, но дозвонилась, и заговорила, очевидно, по-итальянски.
– Часть нашей семьи совсем не говорит по-русски, увы, – пожал плечами Вик.
– Она очень рада и желает вам огромного счастья, – сообщила Лина.
Потом она включила громкую связь, и хрипловатый далёкий голос что-то им говорил, и Вик что-то отвечал. Потом тот же голос сказал по-английски, что его неведомая обладательница рада приветствовать Веронику в семье. Вероника смогла только поблагодарить.
– Эй, ты чего? – Вик обхватил её за плечи и стёр пальцем сырость из-под глаза.
– Так я думала – просто замуж, а меня как будто удочерили и в большую семью берут, – проговорила она.
– А как говорит отец, штаны носков не заменяют, – рассмеялся Майк. – Замуж тебя берёт вот он, а мы все – именно что в большую семью.
А потом Вик сказал, что хватит болтать, он уже хочет положенных им чудес, и пусть Линн возьмёт в кладовке гитару и уже поёт.
Лина не возражала. Она принесла гитару, настроила… В общем, если Вероника и считала когда-то, что кто-то хорошо поёт, то теперь она об этом напрочь забыла. Потому что Лина пела так, как никто и никогда. Как будто говорила и рассказывала. Как будто глядела в душу. И все сомнения не то что показались ерундой, да они просто потерялись где-то по дороге. Вот она, Вероника, а вот её любимый мужчина, и они вместе. Остальное значения не имеет.
Голосом разума выступила Алиса. Она сказала, что ей завтра работать к полудню, а кое-кому и пораньше. Оказалось, что времени – два часа. Майк сообщил, что никто уже никуда не идёт, что Вик с невестой пусть проваливают в спальню, а они останутся здесь на диване. Лина заявила, что на диване не хочет, пусть ей надуют матрас из кладовки и дадут кота.
Матрас надули, кота дали. Вероника пожалела, что увезла домой вещи. Вик поржал и сказал – ну, ходи опять в моём банном халате.
Когда все утихомирились наконец и они закрыли за собой дверь в спальню, он вынул её из халата, обнял и зарылся носом в макушку.
– Не сбегай больше, хорошо?
– Хорошо, – она гладила руками его большую горячую спину, осторожно касаясь свежего шва. – А что сказал ваш чудо-врач про разные нагрузки?
– Он сказал – на работу не ходить. А про не ходить в постель с девушкой разговора не было. С невестой, кстати, тем более. Не переживай, мы недолго. И тихонечко, ОК?
А дальше он её поцеловал, и слова стали не важны.
67. Вик
Ты вернёшься, чтобы вернуть этот мир
Олег Медведев
Он проснулся в тишине. И – слава всем высшим силам – у себя дома. Как же дома-то круто, не передать. Да лучше в лесу спать в мокрой палатке или в зимушке, где натоплено так, что дышать нечем, или в грязной машине, чем в самой хорошей больнице, хоть бы и у Ильи в отдельной палате!
Телефон известил, что уже почти полдень и что с утра звонил отец. Вик сначала написал пару слов Веронике – что уже не спит и поговорит с ней, как она сможет, и перезвонил отцу. Тот главным образом интересовался – всё ли в порядке, все ли живы после того, как вчера явно отмечали. Вик даже встал и выглянул наружу – там на балконе сидела Линн и беседовала с его котейшеством. Остальных уже и след простыл. Ну, значит, всё хорошо, так и сказал.
Линн сообщила, что её сначала разбудили ни свет ни заря, потому что она им проход в кухню перегораживала, и всё-таки прогнали на диван. Майк и Вероника уехали, Лис осталась и тоже ещё спала. Но в двенадцатом часу поднялась сама и подняла её, чтобы Линн закрыла за ней дверь, ей пора на работу. У неё группа каких-то пафосных французов, их нужно везти в Листвянку. А она, получается, ждёт, пока проснётся Вик, и развлекает котика. Котик ел, пил и посещал горшок. Также драл коврик на балконе и сиденье стула на кухне, и не желает ли дорогой братец Вик по этому поводу завести коту когтеточку? А то прости-прощай клёвый кожаный диван. Если желает, то она, Линн, знает место, где делают на заказ целые дворцы, получается здорово. Скажем, если они с Анной посмотрят и подарят котику дворец? Конечно же, его высочеству нужен дворец, а он как думал? Маленький столбик, который его котик обдерёт за неделю? Опять же котики имеют свойство увеличиваться в размерах и количестве, вдруг их станет два?
Вик слушал болтовню сестрёнки и смеялся. Какие, на хрен, два, тут один всё пространство занимает! Но здорово, что она приехала, что у неё, по большому счёту, в жизни всё так, как она хочет. Депрессующая Линн – непростое зрелище, её тут же хочется утешать, а она не утешается, и думает всякое мрачное, и потом это ещё рифмует, и кладёт на музыку, и получаются жуткие песни. Очень классные, но необыкновенно тяжёлые. Поэтому пусть радуется, от этого всем хорошо.
Линн рассказала, что через пару недель уже собирается обратно – но не напрямую, а сначала куда-то на большую игру по Толкину. Ну и хорошо, пусть. А что Аннушка? Аннушка потом приедет с Полинькой, пусть расслабляется перед суровой школой в компании старшего брата и его друзей.
Они выпили кофе, и даже что-то поели, а потом Линн убежала – у неё, оказывается, какая-то встреча старых друзей. Чего-чего, а этого добра у сестрёнки хватает.
Кот наелся, набегался и уснул.
Времени было – два часа дня. И вот скажите, что теперь? До вечера ещё далеко, на работу сказали не ходить, а чего делать-то?
Вероника позвонила и рассказала, что там у неё. Про подготовку к переходу в банк дяди Ивана и про разное другое, местами любопытное. И сказала, что после работы заедет в Академ, там вещи и дела, а потом уже приедет домой. Так и сказала – приедет домой. Чудесно.
А дома вообще есть что пожрать? Вик посмотрел в холодильник, оказалось – есть. На сегодня ещё точно хватит. И можно, например, взять рыбий хвост, отрезать кусочков от присланного варёного языка, кинуть кусок коту – как же без этого – и потом уже сесть размышлять.
О том, что семья приняла Веронику, и это хорошо. Он помнил, как представил семье Станиславу, как она везде ходила, всё и всех рассматривала и морщила нос – почему не так, как она привыкла. Это сейчас он понимал – опасалась, не знала, чего ждать. А тогда просто сказал ей – морщить нос нечего, всё хорошо, будет так, и никак иначе. Что в голове у человека в двадцать три года? Хрень всякая. Она ему очень нравилась – просто до дрожи в коленках и умопомрачения, хоть она была и не рыжая, а блондинка. С тех пор, кстати, ни на одну блондинку не посмотрел, воротит с них. А что было у неё – наверное, желание замужества, тем более что он представлял из себя очень неплохой вариант уже тогда. Что жили с его родителями, даже, точнее, не с родителями, а с отцом – ну, тогда все так жили. Тем более, у них была не комната в маленькой трёшке, и даже не комната в большой трёшке на Грязнова, а по сути, собственная квартира в большом доме, и машина у него уже была, на автобусе в город ей ездить не приходилось. В общем, это сейчас он такой умный и понимает, что нужно было с ней или вовсе не связываться, или замуж не звать. Но он был юн и бестолков, ловил каждый адресованный ей взгляд – красивая блондинка, грудь-задница-волосы, все дела. Ухоженная и хорошо одетая – тёща с тестем старались, чтобы у единственной дочки были шансы. Да они и без него были бы. Шансы. Но с ним – побольше. Тёща вообще приехала в Листвянку и принялась ходить по дому и только что не обнюхивать каждую вещь – что сколько стоит. Потом, очевидно, побеседовала с дочкой, и Станислава разом сменила гнев на милость, перестала морщить нос и принялась всем улыбаться.
Впрочем, отец и дед у неё были нормальные. И Вик с ними хорошо общался, а их отец даже как-то немного задружился.
Его брат и сёстры ей не нравились, впрочем, она им – тоже. В лес ходить она не хотела, говорила, что ей не нравится спать на холодном и жёстком и ходить в сырости, и ещё вещи на себе таскать. Угу, таскать. Взять топор ей бы ни в жизни в голову не пришло. Своё и то пыталась ему спихнуть. Притом что он был не против облегчить ей жизнь – только чтобы улыбалась.
Да ну её к чёрту. Живёт себе – и пусть. И он будет жить. А прошлое – пусть остаётся там, где есть сейчас.
Воспоминания всколыхнули некую мысль – о прошлом и о людях из прошлого. Некую вполне определённую мысль, которая уже приходила сто лет назад, ещё на корпоративе. А теперь додумалась до конца.
Вик позвонил Майку, Паше Демьянову и Михаилу Григорьевичу. И просил всех быть у него дома, часиков так в восемь.
Потом позвонил Веронике и тоже попросил – постараться приехать к восьми. Дело, конечно же, дело. Но для неё – не только оно.
