Роман Сергеевич Тимохин
Приключение Арчибальда Д'энуре: в поисках Фиала
– На вашей свадьбе ты была не столь критична.
– Что?
Этот голос принадлежал уже Арчибальду. В секундной тишине, что возникла на полянке, его голос прозвучал, как показалось ему самому, оглушительно громко. Настолько, что у него от стыда даже покраснели уши. Безымянный перевел взор на Д’Энуре и, с хитринкой в глазах, он подошел к нему.
– Да, мой друг, эти двое когда-то были мужем и женой. Ты можешь представить себе такое?
– Но если вы были женаты, то должно быть любили друг друга. Так что, если Вы…
– НИКОГДА!
– НЕТ!
Два голоса полубогов были столь резки, что у Арчибальда пересохло в горле и он проглотил свой порыв воззвать к их прежней любви.
– Видишь ли, мой друг, – Безымянный приобнял его за плечо, встав рядом с ним, – брак этих двоих был браком не по любви, а по расчету. Сэр Гавейн, – он указал рукой на Зеленого Рыцаря, – сильнейший и отважнейший из рыцарей своего времени, получал молодую жену, способную родить ему наследника. Глава дома Бертилак выдавал свою несносную дочь, – его рука указала на Озерную Деву, – первую красавицу севера, за человека, что мог приручить ее необузданный нрав. Ну, или хотя бы попытаться это сделать.
Безымянный развернулся и увлек Д’Энуре за собой:
– Пойдем мой друг, тут нам больше делать нечего.
– Постой, постой, а как же мы? – голос Девы отдавал растерянностью и жалостью.
– Я давал Вам шанс, но Вы его упустили, – спокойно произнес Безымянный не оборачиваясь.
– Так где же мы провинились? – голос Рыцаря был похож на голос ведомого на казнь: безнадежный и отчаявшийся.
Безымянный остановился и не оборачиваясь произнес:
– Впервые за десять веков, вы оба сказали слово «МЫ».
***
Они дошли до своей повозки, что стояла инородным телом на ночной тропинке при полной луне. У самой повозки Арчибальд решил задать мучавший его вопрос:
– Можно спросить?
– Конечно, – судя по всему Безымянный был в отличном настроении.
– А за что они заслужили такое наказание?
– За то, что поломали планы Матери-Богини.
– Тебе известны Ее планы? – с неверием спросила Юиль.
– Не совсем. Как же это объяснить, – он задумался, – представь себе, палитру.
– Палитру? Что это? – влез варвар.
– Такая дощечка, для красок. Ее используют художники. Так вот, представь себе палитру. Разумные смертные не могут видеть ни картины, что рисует художник, ни цвета красок, что он использует. Самое большое на что хватает их познания, так это запах красок, и они лишь могут предполагать, какой же цвет или оттенок находиться на палитре.
Д’Энуре знал, что «здесь» все краски делались из натуральных компонентов, даже магические, так что каждая из них пахла по-своему.
– Мы же, полубоги, – продолжал просветительствовать Безымянный, – можем познать только цвета, изредка, конечные оттенки, что Она использует. Но что будет на картине, каков размер полотна, в каком стиле оно будет написано, даже нам не дано понять. Что касается этих двух, – он указал пальцем на оставшийся за спиной пруд, – то им не дано было прожить счастливо, пока они не примиряться со своим «Я», и не научаться его подавлять. Следовать традициям действительно важно, но нельзя этим увлекаться – это может лишить будущего. Отрекаться от традиций тоже нельзя: именно они и отличают разумных существ от зверей. Они должны были компенсировать недостатки друг друга и стать родоначальниками новой династии, что выведут северные королевства из застойного состояния. Думаю, вы и сами поняли, как тут неважно живется, а?
– То есть, ты знал, что они не помирятся?
– Догадывался. Они слишком эгоистичны в своих порывах.
– Тогда зачем ты гонял меня туда-сюда?
– Я же говорил, испытание. Как в древних мифах и легендах. Я хотел проверить тебя, достоин ли ты и можешь ли правильно распорядиться полученным даром.
– И как? Я прошел?
– Ну…
Фигура Безымянного покрылась темным туманом и на его месте возник старик. Грязный, беззубый оборванец, в плохонькой одежде он прошамкал одними деснами:
– Господин, а не подадите мне хоть что-нибудь: я не ел уже три дня.
Д’Энуре понадобилось время. Он был уверен, что уже его видел, но где, вспомнить не мог. Старик, видя его замешательство достал из воздуха старенький плохонький кафтан и Арчибальда озарило:
– Тот нищий, у моего дома!
– Верно. Ты показал, что тебе не чуждо сострадание.
И снова фигуру окутал туман, а на месте старика стояла Маргарэт, женщина, что он спас от казни орденом Гласящего Древа.
– И это ты?
– Да, – она говорила с сильным акцентом. – Выбирая из двух заведомо проигрышных решений, ты нашел третье. Тем самым показал, что не глуп и рассудителен.
Фигуру вновь окутал туман и Д’Энуре попытался угадать, кто будет в этот раз. Но теперь перед ним стоял бард, что он знал, как Безымянного.
– А следующим испытанием стала твоя попытка помирить двух богов. Ты же и без меня знал, что из этой затеи ничего не выгорит, но все равно решился. Тем самым показал, что готов идти к своей цели. Когда ты не согласился отдать мне Скипетр, то доказал, что не готов жертвовать ради своих целей всем и всеми.
– И что теперь? – спросил Д’Энуре.
– А теперь, мне осталось выполнить свою часть сделки и сказать, кто является владельцем фиала.
– И? – Арчибальд и не пытался скрыть свое нетерпение.
– Он храниться у… Смерти.
– Чего?!
– Я говорю, что его хранителем фиала является Смерть, – медленно, будто говоря с ребенком произнес Безымянный.
– Нет, я это понял, просто… то есть… погоди…
Мысли роились в голове Д’Энуре.
– То есть, я бегал, как курьер, по этим грязевым ваннам, только чтобы узнать, что хранителем фиала был… эм-м-м была… в общем, не важно… что это Смерть?!
– Да, – спокойный голос Безымянного и стресс пережитого в последние дни, вызвал в душе Арчибальда порыв ненависти, и он сорвался:
– Да ты хоть понимаешь, что ты заставил меня делать?! Ты поставил на кон мою жизнь, жизнь моих учеников, возможную жизнь целого народа эльфов, хотя мог просто на просто сказать и так!!! У Смерти же нет святилища, как я его найду?! Проведу обряд АшкЭнте?! Как найти того, кто может переместиться в любую точку мира за секунды, и пока я дойду до туда он тысячи раз поменяет свое место прибывания?!
Поток ругательств, упреков, оскорблений и проклятий срывался с его губ и направлялся в сторону Безымянного, что воспринимал это со спокойствием статуи, чем еще сильнее распалял огонь ненависти в душе Д’Энуре. Такой дикий ор местная природа не слышала ранее и возможно не услышит больше никогда до конца своего существования.
Спустя пять минут Д’Энуре выдохся. Он оперся на колени и тяжело, глубокими вздохами, пытался восстановить свое дыхание. Из-за отошедшей пелены ненависти к его разуму подбиралась пелена страха, так как приходило осознание, кому и что он только что наговорил.
Он сделал три глубоких вздоха и собирался начать лепетать свои извинения, как Безымянный взял инициативу в свои руки:
– Если ты закончил, я могу продолжить?
– Да… я просто… извини… я не должен был… – дыхание восстанавливалось, но все еще не давало полноценно и внятно говорить.
– Ты прав, – перебил потуги Д’Энуре Безымянный, – у Смерти нет святилища, но есть кое-что получше.
– То есть? – Юиль, видя, что ее учитель еще не пришел в себя, решилась взять инициативу в свои руки.
– В этом мире, есть места, что родит… что Смерть и Жизнь считают особо важными, что очень сильно влияли на историю этого мира или историю смертных. Их немного, но если вы туда попадете, то велика вероятность, что они не пропустят такое событие.
– И ты знаешь, где они?
– Не все, конечно, но о некоторых мне точно известно.
– И где ближайшее?
– Ближайшее или ближайшее доступное?
– А есть разница?
– Есть. Ближайшее, на севере, – Безымянный указал рукой по направлению к пруду, откуда они недавно пришли, – на самом севере. Но там такой холод и такие метели, что даже столь сильные существа, как вы, не выживите и замерзните прежде, чем доберетесь до Цитадели Кая.
– А ближайшее доступное? – Арчибальд восстановил дыхание и свое самообладание.
– А ближайшее доступное в Зултанате.
– Далековато…
– Я же говорил, таких мест не много и ожидать, что они будут за углом, не стоит.
– Пусть будет и так. Что это за место?
– Дворец Восьми.
Арчибальд попытался покопаться в своей памяти.
– Не припоминаю чего-то такого…
– Не удивительно. Этот Дворец стоит заброшенным где-то в пустыне, последние несколько веков. По легенде, в те времена жил один шах, что значит «правитель», на языке зулти. Он прославился своим благородством, честностью, любовью к народу и своей любвеобильностью.
– Хм… среди знати полно таких, – усмехнулся, стоявший до этого молчаливым варвар.
Безымянный отрицательно покачал головой:
– Он не был насильником, и его связи не были беспорядочны. Он имел одну законную жену, четырех любовниц и трех любовников.
Легкое отвращение скользнуло по лицу Д’Энуре, что не укрылось от Безымянного:
– Что, старик, не одобряешь?
– Я человек более классического воспитания…
– Кхе… – усмехнулся бард, – еще не известно какое воспитание более классическое. Итак, я отвлекся. Эти семеро, как бы странно не казалось, жили в мире и согласии долгие десятки лет. Они помогали шаху во всем: были его советниками, представителями, министрами и его же главными критиками. В общем, идиллия…
– А потом, все пошло не так?
– Не угадал. Они были столь привязаны друг к другу, что, когда дни шаха в этом мире подошли к концу, не смогли с этим смириться. Оставшиеся семеро велели построить гробницу где-то в пустыне, зашли в нее держа в руках по бутыльку с ядом и велели запереть их так, чтобы никто не смог выбраться изнутри гробницы. Больше их никто не видел, а эту гробницу и стали называть Дворец Восьми. Смерть считает, что это, один из самых великих актов любви в истории смертных. Они оставались верными друг другу много лет и ушли вместе. Вот так вот.
Между ними повисла тишина
– Брехня полная, – не поверил варвар, – сказки для девочек.
– Я не лгу, а верить в это или нет, ваш выбор.
Арчибальд почему-то был уверен, что Безымянный не врет.
– Я выполнил свою часть сделки.
– Ты предлагаешь мне оббегать всю пустыню?
– Это лучше, чем оббегать весь мир, в поисках Смерти, не так ли? Да и потом, я уверен, что в библиотеке Имперской Академии, есть еще больше информации об этом месте. Ну все, старик, пора прощаться.
– Прощаться? Ты думаешь мы не увидимся больше? – Арчибальд поймал себя на мысли, что ему нравиться Безымянный.
– Ха… Кто знает, – усмехнулся Безымянный, – на все Ее воля.
И он, как и много раз до этого, испарился, темно-серым, почти черным, туманом.
***
Путешествие до крепости ордена Гласящего Древа вышло достаточно тихим и спокойным. Д’Энуре радовался возможности не трястись за каждое предстоящее слово или действие, что он должен был сказать. Общение с низшими богами хоть и считалось благословением, но невероятно выматывало.
В ордене их встретил Дарак, со все таким же кислым лицом. Байл, как просветил его заместитель, должен был вернуться через день, самое позднее, два. День ожидания они провели высыпаясь. После отдыха Юиль увлеклась своей писаниной, Тог’рек занимался Крепышом и повозкой, той требовался небольшой ремонт, а Арчибальд слонялся без дела, больше мешаясь людям на подворье. На вопрос о Маргарэт ему сказали, что магистр отпустил ту домой, буквально день-два назад.
Байл вернулся сразу же после обеденной трапезы. И он, и его конь, были все в пыли и грязи. Это говорило о том, как много им пришлось поездить. Арчибальд, узнав это, удовлетворенно кивнул: он не думал, что Байл сидел без дела, но такое трудолюбие подкупало.
Вечером, после ужина, их пригласили в кабинет к магистру. В прошлый раз они туда не попали и Д’Энуре подметил, что Ардгал был большим любителем книг, в основном просветительского характера. Когда они зашли и поздоровались Байл ничего не ответил. Он лишь открыл ящик стола и принялся выкладывать свитки пергамента, сопровождая каждый следующей все более расширяющейся улыбкой.
Когда горка свитков перевалила за дюжину, а Байл светился, как начищенный доспех, он все-таки заговорил:
– Вот. Все эти ордена поддержали наше начинание и послали Его Величеству Абрахаму Второму свои послания. Даже два из Двенадцати Знамен выразили одобрение. Теперь у короля развязаны руки.
– Двенадцать Знамен… Хм… если мне не изменяет память, то это двенадцать самых старых и авторитетных рыцарских орденов севера, верно?
– Все так. К тому же, на территории Ольстланда стоят крепости трех из них, и два магистра так же подали свои пергаменты королю.
На этих словах он извлек еще два пергамента, намного богато украшенные. Один был на нежно голубом пергаменте, с печатью, в виде одного единственного всплеска воды. Арчибальд чуть удивился, но внешне остался все так же спокоен.
– Два… а почему третий не прислал пергамент? Они не согласны или просто далеко находятся?
– Нет, не далеко. У них случилась небольшая неприятность: магистр их ордена не может подписать пергамент, так как находиться в тяжелом состоянии. В их краях появился дуллахан, и в сражении с ним магистр получил сильные повреждения.
– Дуллахан… – медленно произнесла эльфийка, – в легендах говориться, что эта нежить некогда была рыцарем…
– Все верно, леди, – кивнул ей Ардгал. – По легендам, дуллаханами становятся рыцари, что не были правильно упокоены, или же, были осуждены и казнены, как преступники. Людская молва так же говорит, что нечистые на руку рыцари, так же становятся дуллаханами, но проверять все эти гипотезы, никто никогда не решался. Сами понимаете…
– А может, его заместитель подписать послание?
– Нет, к сожалению. Только у магистра есть право писать напрямую Его Величеству. Пока магистр не умер или не был низложен, ни у кого другого такого права нет. Если его подпишет любой другой рыцарь ордена, то послание отправиться прямиком в бюрократическую бездну, на десятки и сотни согласований. Сколько времени оно там проведет, боюсь, даже Мать-Богиня не сможет предсказать.
– А это не помешает Его Величеству дать отрицательный ответ?
– Нет, не помешает.
На этих словах в глазах Байла сверкнул огонек хитреца. Уставший от интриг и обмана Арчибальд лишь тяжело вздохнул:
– Магистр Байл, мы очень сильно устали в этом путешествии и не могли бы Вы нас не томить.
Байл не отказал себе в удовольствии еще посмаковать момент, а после задорно рассмеялся:
– Ха-ха-ха!!! Ладно, хорошо. Я и в правду не самый опытный интриган.
Он открыл ящик стола и достал еще один футляр для пергаментов. Большой и украшенный вязью и печатями, футляр выделялся на фоне всех остальных. Арчибальд не смог опознать печать, была на нем.
– А это чей пергамент?
– Его Величества, – с победоносным тоном произнес Байл.
Д’Энуре был удивлен:
– Так быстро?!
– Ну, я тоже не сидел без дела. Пока Вы путешествовали и любовались красотами севера, я успел собрать все эти письма и попасть на прием к королю. Чуть своего коня на смерть не загнал, пока назад спешил.
– Это достойно похвалы, – искренне сказал Арчибальд и Байл кивком головы принял его благодарность.
– Осталось лишь мне убедить Императора и все, дело сделано.
– Не думаю, что с этим будут проблемы, – Байл все продолжал светиться.
– Почему Вы так решили? Он еще молод и может быть импульсивен.
– Ваш Император действительно молод; молод, но не глуп. Он не может не понимать, что ему нужны союзники и одобрение соседей, иначе, на своем троне он долго не просидит.
Арчибальд молча согласился с ним. Они поднялись и перед самым выходом Д’Энуре задал вопрос, что мучил его давно.
– Знаете во время моего путешествия я повстречал одного… хм… человека.
– И что это за человек, – поинтересовался Байл.
– Это Безымянный. Он намекнул, что у вас состоялась сделка…
– Вот как…
Голос магистра помрачнел, его взгляд потупился и спустя несколько секунд он поднял на Д’Энуре свои серые глаза. Улыбающееся лицо ничуть не изменилось, но его глаза выражали грусть, которую он не смог скрыть.
– Вам предстоит долгая дорога. Думаю, что отдых Вам не помешает, сэр Д’Энуре. Не смею более Вас отвлекать, – кивнул Байл.
Они смотрели в глаза друг другу около минуты и первым отвернулся Арчибальд. Он забрал футляр с королевским свитком, поднялся и вышел, ни произнеся больше ни слова.
В обратный путь они двинулись рано по утру, чуть раньше зари. Если на севере они путешествовали с чувством предвкушения неизвестного, то обратно их сопровождало ощущение скорого отдыха.
Пейзаж менялся соответственно: сезон земли вступал в свои права все сильнее. Там, где еще не давно они проезжали лужи грязи, теперь шла укатанная грунтовка. Тем не менее это не сильно улучшало картину местной разрухи: все те же разваливающиеся форты и посты, все та же растащенная дорога, все те же неприкаянно стоящие деревеньки.
Интересно, подумал Арчибальд, а если бы план Матери-Богини притворился в реальность, и Дева с Рыцарем стали начинателями новой, более ответственной и прогрессивной династии, как бы изменился север? А может быть и не только север? Наверное, и Империи бы не было, а на ее месте были бы мелкие, вечно ссорящиеся землевладельцы, да варвары, набегавшие с юга?
– Что-то не так? – Тог’рек уловил взор Д’Энуре, что невольно вперился в него, когда подумал о варварах.
– Да нет, ничего. Просто подумал, как бы выглядел север, если бы не упрямство тех двоих…
Он не упоминал их имен, но им и так было ясно.
– Да так же было бы… – резюмировал здоровяк, – грязь, холод и больше ничего.
– Не скажи, – парировала Юиль. – Это же Ее планы, так что наврятли бы все было именно так.
– Сколько труда не вкладывай, на камнях урожая не вырастить, – не сдавался варвар. – Ты просто мало путешествовала и не понимаешь, что не важно какие люди, важно где они живут.
Пристыженная, отсутствием опыта путешественника, Юиль замолчала и погрузилась в раздумья, а Арчибальд снова отметил, что Тог’рек не так прост, как кажется на первый взгляд.
Глава 6.
Декаду спустя, Д’Энуре сидел на диване в зале Императорского дворца. Вместе с ним сидели сам монарх, сенатор Альпин, маркиз Булиэнна, представитель народа эльфов Аек Реест и Адонис Юрис, молодой легат второго легиона, что был замечен Императором и повышен исключительно за свои таланты. За исключением охраны, личного секретаря Императора Августа и этой пятерки, никого в зале не было. На столике между двумя диванчиками лежал открытый футляр, что привез Арчибальд, поверх которого был небрежно кинут пергамент, в коем, в завуалированной форме, король Ольстланда предлагал обмен продовольствия Империи на союзничество своей страны. Текст был невероятно красиво украшен, но если кто-то имел хоть малейшее представление о политике, то понимал, что это была просьба о помощи.
Над столом уже несколько минут стояла тишина, которую никто не решался нарушить. Но не текст письма был тому причиной, а недовольство Августа Седьмого. Услышав, что Арчибальд бросил проверку и отправился «…с исследовательской миссией…» на север, глаза округлились у всех и лишь монарх сидел с приятельской улыбкой. Д’Энуре не очень хорошо его знал, так как старался держаться подальше от дворцовых интриг, но даже его опыта хватило, чтобы понять – Август в бешенстве. Молодой человек никак не выказал свое недовольство, и лишь еле заметно дергающиеся желваки, говорили о том, что крылось за этой маской непроницаемого спокойствия.
Последний десяток минут Д’Энуре провел в извинениях и попытках придумать, как же оправдать свое отсутствие, но монарх не отвечал на ни один из его пассажей. Так что Арчибальд умолк, ожидая дальнейшего решения своей судьбы.
– Этот вопрос, господин Д’Энуре, требует большего обсуждения. Сейчас мы не можем дать однозначный ответ. Думаю, в течении декады решение будет принято. А пока возвращайтесь к себе в усадьбу; свою миссию вы выполнили. Остальных я тоже попрошу оставить меня: мне нужен перерыв.
Монарх поднялся и направился к балкону, удивляя всех присутствующих. Они переглянулись и направились к выходу, будучи абсолютно в разных настроениях. Перед самым выходом маркиз улизнул и покидать Императорский дворец им выпало вчетвером.
Император выгнал прислугу и остался на балконе один. Он налил себе вина, посмотрел на прекрасный вид столицы и с гневом бросил кубок на пол:
– Проклятье!
Металлический кубок звякнул пару раз и укатился под стойку с кувшином. Вино растекалось неестественным алым цветом по белым мраморным плитам пола.
– Неприятности, Ваше Величество?
Голос «существа» донесся из-за дерева, растущего в горшке в углу балкона; Август отказывался называть это создание, как-то иначе. Император не мог определить, кто скрывается под черной мешковатой одеждой. Это «существо» вело себя, и как умудренный опытом старец, что четко знает, чего хочет, и как подросток, то непредсказуемо и бурно, то инфантильно и надменно. Ростом существо было на уровне высокого эльфа или низкого человека, что тоже не говорило толком ничего. Комплекция тоже ясность не давала: явных признаков женского организма не проступало. «Существо» показывало, как женскую ловкость, так и мужскую силу. Август начал подозревать, что связных было несколько, поэтому их было так тяжело опознать, но подтвердить свою догадку не мог.
– Этот старик меня до удара доведет. Еще неизвестно, кто быстрее из нас двоих помрет: он от возраста или я, от его выкрутасов.
Такой тон не соответствовал монарху целой Империи, но при «существе» Август не стеснялся: Нулевая Центурия доказала, что знает о нем все, когда оставила ему послание в его магическом сейфе, что мог открыть лишь только он. Эта реликвия была создана при Августе Первым и переходила по наследству. На ней были наложены чары крови из-за чего считалось, что сейф невозможно взломать. Но Центурия как-то смогла это сделать, так что Август Седьмой не видел причин стесняться «существа».
– Как сказал один мудрый человек: «не все шансы и возможности таковыми выглядят», – с ехидством в голосе произнесло «существо».
Юный монарх проклял себя самого, ведь эту фразу он сказал связному сам.
– Думаю, Ваше Величество, Вы способны превратить эту «помеху» в «шанс».
– Как будто у меня есть выбор… Кстати, а что именно старик делал на севере? Вы не следили за ним?
– Следили. Мы знаем, что он посетил крепость ордена Гласящего Древа, а после направился к ордену Озерной Глади. Затем, была крепость ордена Почитания.
Про два последних Август слышал: его учителя, преподававшие ему историю о ближайших соседей, упоминали их в разговоре о Двенадцати Знаменах. Но вот про орден Гласящего Древа он не был в курсе.
«Если у старика и была причина поездки на север, то она точно скрывается в более известных орденах. Или же их посещение было отвлекающим маневром?» – Август углубился в самокопание, откуда его выдернул голос «существа»:
– Далее, он совершил несколько поездок между двумя последними орденами.
– И? – спросил Август после минутного молчания.
– И дальше нам ничего не известно.
Удивлению Августа не было предела:
– Как это?
– Так. Наши соглядатаи и шпионы пропали, без следа. В течении одного дня господин Д’Энуре был без нашего внимания.
– Не думал, что такое возможно…
– Мы удивлены не меньше, но тем не менее это факт. Через день Д’Энуре со своими учениками прибыл в крепость Гласящего Древа и на следующее утро отбыл в Империю, особо нигде не задерживаясь.
– Вы знали, что он не поехал в Королевство эльфов?
– Да, знали.
– Почему мне не доложили?
– Вы не просили, Ваше Величество. Ваш приказ состоял в том, чтобы не мешать старику и держать его подальше от неприятностей. Про то, что нужно докладывать обо всем, вы не распоряжались.
– Считайте такое распоряжение у вас появилось. И как вы могли не догадаться об этом?
– Мы не ваши горничные, Ваше Величество. Мы защищаем саму Империю, а это знаете ли дело достаточно хлопотное, чтобы еще и быть нянькой одному единственному старику. У вас для этого есть своя шпионская служба – ее и задействуйте.
В словах «существа» была жестокая логика. Август не привыкший к таким простым и не замысловатым отказам, почувствовал себя обиженным.
– Кажется, к Вам гости, – сказало «существо», взглянув поверх головы монарха. – Прошу меня простить, Ваше Величество.
Шум листьев и последовавшая за ним тишина говорили о том, что связной ушел. Как он это делал, Август не понимал: в том углу кроме этого деревца ничего не было. Собственно, и дерево стояло там, просто чтобы угол не казался таким унылым. Из раздумий его выдернул стук в стекло: с другой стороны, стучал маркиз Булиэнна. Август жестом пригласил того войти.
– Ваше Величество, – маркиз вошел на балкон и кивнул. – Все в порядке? – его глаза скользнули по растекшемуся вину.
– Все хорошо, маркиз. Я всего лишь был неаккуратен и случайно смахнул бокал вина.
– Вот как. Тогда, я не помешаю?
– Нет, маркиз. Мне как раз нужен свежий пытливый и опытный разум.
Маркиз подошел ближе, а вслед за ним вошли горничные, что тут же принялись убирать разлитое вино и наливать свежее. Они взяли по бокалу и отошли в сторону, чтобы горничные меньше слышали.
– Я все думаю о том пергаменте, что привез Д’Энуре…
– Откровенно говоря, я тоже, Ваше Величество.
– Вот как? – картинно удивился юноша. – И что же пришло вам в голову, маркиз?
– Возможно, стоит поменять местами первую и третью часть плана.
– Хм…
Август и сам подумывал об этом. Раз Ритагрия все равно раньше или позже вернется под «заботливую руку» Империи, так почему бы не начать с нее.
– Это потребует больших затрат ресурсов: мы не планировали начинать с нее.
– Согласен, Ваше Величество. Но мы так же опирались и на то, что им помогут рыцарские королевства, а благодаря такому письму, мы вполне можем навязать им условия невмешательства. Если они их нарушат, то мы можем выдвинуть им справедливые обвинения и другие государства будут вынуждены их поддержать.
– Тогда, остается только вопрос с Прибрежным Хребтом…
– Не думаю, что стоит беспокоиться: мы не полезем в лоб, Ваше Величество. Пока наши обозы с продовольствием пойдут на север, шпионы и подстрекатели подготовят почву. Так что, нам останется лишь прийти и взять, Ваше Величество.
Август был с ним согласен. Он и сам думал так же, но его все еще смущал Прибрежный Хребет. Интересное природное образование, что было направленно в сторону Империи более отвесной стороной, а в сторону Ритагрии пологими спусками. Больше всего хребет напоминал прибрежные горы северных морей, за что и получил свое ироничное название, хоть и располагался в центре континента.
Хребет так же служил естественной границей между двумя государствами и лишь две ветки Тракта, огибающие его с востока и запада, были доступны имперцам. Как обстояли дела на той стороне, стороне Ритагрии, юный Император не знал. Если они разделят армию, а у Ритагрии есть секретные проходы, то даже качественный перевес в уровне подготовки войск Империи может не сыграть никакой роли: разделенные группы войск разобьют каждую по отдельности.
Второй главной особенностью хребта было наличие там большого количества разных руд. Среди них было очень мало ценных, но железа было с избытком. Это и держало на себе всю экономику Ритагрии. Северные рыцарские государства требовали большого количества простого железа, что менялось на золото, древесину, пушнину и немногочисленное продовольствие.
– Тогда, остается утрясти лишь один вопрос, вопрос с нашими добрыми соседями, – так маркиз называл обе Валирии и Фаркаген, что хоть и не проявлял себя никак, занял позицию выжидающего в конфликте Империи Августа и Валирии: поддерживать выгоднее всего победителя.
– Не думаю, что будут проблемы. Они же клюнули на наши уловки?
– Да, Ваше Величество, клюнули. Они продолжают думать, что Вы лишь пытаетесь укрепить свою власть в армии. По крайней мере донесения шпионов это подтверждают, Ваше Величество.
Их план состоял в том, чтобы убедить всех остальных, что юный Император боится потерять власть и пытается вытрясти из армии всех неблагонадежных элементов. На самом деле это было правдой лишь отчасти: Август видел, что армия представляет из себя сброд, не сильнее ополчений других стран. Постоянные перестановки офицерского состава, маневры и учения, порой в откровенной близости к границам других стран, должны были вытрясти из этой толпы с оружием лишних людей, что паразитами висели, впившись в саму плоть легионов. Армии требовались решительные умелые командиры, новое оснащение, постоянный поток ресурсов, в общем, все то, чего армия недополучала последние несколько десятков лет. Адонис Юрис как раз был одним из тех, кто был готов к предстоящим войнам. Маневры легионов происходили по всей Империи, за исключением эльфийских земель, так что переброска пары легионов не должна была быть подозрительной. Но если они увязнут в Ритагрии, остальные ждать не будут: Западная Валирия уже давно точит зубы и ищет «казус белли». Два-три отсутствующих легиона могут перевернуть ход всей войны, а значит медлить в Ритагрии нельзя.
Их план предполагал, что первый удар будет нанесен по Западной Валирии, тем самым показав свою силу, и намерения. Удар должен был стать быстрым и решительным, чтобы сопротивления не было или оно было не значительным. После, армия должна была завладеть частью Фаркагена и вынудить того не предпринимать никаких военных действий. Фаркаген управляется Советом Суффетов – местной олигархией. И при первом же крупном поражении они не будут упрямствовать – их не ведут мотивы мести или дворянских клятв. Ритагрия должна была стать блюдом номер три, на этом празднике жизни. Д’Энуре же дал ему слишком хорошую возможность начать с последней; такими шансами не разбрасываются. Империи требовался новый план действий: вечно продолжать маневры нельзя – соседние государства рано или поздно поймут их настоящее значение, а времени было слишком мало.
Именно по этой причине Император и был в бешенстве. Мелкие хулиганства старика, пусть и столь именитого, его планам не могли помешать. Но вот последствия этих хулиганств…
– Тогда нам нужно собрать Регентский Совет, из тех, кто знает… – Император принял решение. – Тария, Тария!
Его секретарь тут же вошла на балкон:
– Вызывали, Ваше Величество?
– Да. Собери Регентский Совет, но только узкий круг, – чуть тише добавил он.
– Я все поняла, будет исполнено, Ваше Величество, – спокойным без эмоциональным голосом подтвердила приказ секретарь.
– И пусть прибудут сегодня, во второй половине, все без исключений. У нас есть работа; у нас много работы.
***
Д’Энуре получил письмо с приглашением на аудиенцию через три дня; намного быстрее, чем он ожидал. Утром четвертого к парадному входу в его резиденцию подъехала карета, принадлежащая двору Его Величества. Таких карет было немного и все они предназначались для одной цели: доставить искомое в Императорский дворец. В годы правления разных Императоров эти кареты были знамением разных, порой противоположенных течений, что бурлили во дворце. Во времена Августа Первого такие кареты привозили важных людей или тех, кто должен был пристать перед правосудием самого монарха. Поэтому, когда люди видели такую карету, то старались отворачиваться, просто так, на удачу. При Августе Третьем, известным своим разгульным образом жизни, такие кареты доставляли ко двору веселящихся гостей, выпивку или девушек легкого поведения. В народе о тех каретах сложилась своя слава: если Император гуляет, то и нам не грешно. Что ознаменовало появление этих карет при новом молодом монархе еще никто не знал.
