Понсон дю Террайль
Маргарита Валуа: Прелестная ювелирша. Любовница короля Наваррского

VI

Некоторое время в ответ на стук Ноэ никто не отвечал. Наконец девичий голос робко спросил:

– Кто здесь?

– Это я, Паола! Откройте, не бойтесь!

Паола открыла дверь, Ноэ скользнул в лавочку, и девушка поспешила запереть за ним дверь.

– Но как вы решились стучать прямо в дверь? – спросила она, увлекая молодого человека к себе в комнату.

– Я знал, что вы одна, – ответил Ноэ. – Я прямо из Лувра и должен сообщить вам ужасные вещи!

– Ах, боже мой! – со страхом отозвалась девушка.

Ноэ уселся рядом с нею, взял ее за руку и сказал:

– Ведь, кажется, я уже говорил вам, что я родственник господина Пибрака, капитана королевской гвардии? Ну так вот, благодаря ему мне пришлось сегодня обедать с королем!

– Вы должны были понравиться ему, Амори, – с гордостью сказала Паола, – ведь вы такой милый!

– Вы мне льстите! – нежно заметил Ноэ, целуя ее руку. – Итак, во время обеда к королю явился городской голова Жозеф Мирон и потребовал от короля правосудия, так как обнаружено возмутительное злодеяние.

Прерываемый возгласами ужаса девушки, Ноэ рассказал Паоле, как было обнаружено убийство на Медвежьей улице и как неопровержимыми уликами было доказано, что убийцей был Рене.

– И самое ужасное в этом то, что нам теперь придется расстаться! – закончил он.

– Расстаться? – крикнула Паола. – Но это невозможно!

– Паола, – грустно возразил ей Ноэ, – ваш отец оказался негодяем, и вам нужно выбирать между ним и мною. Но это ваш отец, вы любите его… а потому… прощайте, Паола!

Ноэ хотел встать, но Паола бросилась к нему, обвила его шею своими руками и крикнула:

– Нет! Нет! Лучше умереть!

– Так вы готовы последовать за мной? – спросил Ноэ, взволнованный искренней страстью девушки.

– Хоть на край света!

– И если я потребую, чтобы вы бросили отца…

– Я брошу его!

– Но вам никогда не придется увидеть его!

– Так я не увижу его! Я люблю тебя!

– В таком случае до завтра, Паола… до завтра, возлюбленная моя!

– Ты возьмешь меня с собой?

– Да, завтра с наступлением вечера я заеду за тобой!

Паола проводила его до дверей и, когда он ушел, залилась слезами.

– Быть дочерью убийцы! – шептала она. – Какой позор!

А Ноэ, направляясь к своей гостинице, думал: «До известной степени Генрих прав: дочь Рене будет отличным залогом против покушений Рене. Но вот я-то что стану с ней делать? Жениться на ней я не могу и не хочу, а как бы красива ни была любимая женщина, рано или поздно настанет час разлуки… А потом, люблю ли я ее? Паола очень красива, но… Миетта?»

В этом раздумье он дошел до дверей гостиницы, где его уже ожидал человек, игравший не последнюю роль в событиях предыдущей ночи, а именно Вильгельм Верконсин.

– Ах, сударь, сударь! – сказал Вильгельм, бросаясь к нему. – Знаете ли вы, что случилось?

– Конечно знаю, – ответил Ноэ.

– А я-то в это время помогал госпоже Лорьо бежать! Если бы я был там в это время…

– Так и тебя тоже убили бы, только и всего! – договорил Ноэ.

Этот аргумент произвел свое действие на Верконсина.

– Но как же ты узнал обо всем этом? – спросил Ноэ. – Ведь ты хотел укрыться у какой-то тетки, потому что после бегства госпожи Лорьо тебе нельзя было показываться на глаза хозяину!

– Да видите ли, господин Ноэ, тетка попросила меня сходить получить причитающуюся ей ренту, и я не мог отказать ей в этом, так как она очень хорошо относится ко мне. Ну, вот…

– Постой! – под влиянием внезапно мелькнувшего соображения остановил его Ноэ. – Ты, кажется, говорил, что у твоей тетки собственный дом?

– Да, сударь, в Шайльо.

– И ты с ней очень хорош?

– Еще бы! Ведь она считает меня своим наследником!

– Ну, это обыкновенно бывает достаточным мотивом для совершенно обратного отношения!

– А вот тетка и теперь говорит, что я могу смотреть на ее дом и состояние как на свои собственные!

В этот момент послышался шум чьих-то шагов: это возвращался домой счастливый Генрих Наваррский, забывший в своих грезах обо всем на свете и, конечно, о Вильгельме Верконсине. Поэтому немудрено, что его очень удивило присутствие приказчика покойного ювелира.

– Ба, что вы делаете здесь? – спросил он.

– Тише! – ответил ему Ноэ, увлекая за собой в дверь Вильгельма. – Мы поговорим обо всем в комнате! Вильгельм окажет нам серьезную услугу! – шепнул он принцу.

Все прошли в комнату Ноэ.

Тут он спросил Вильгельма:

– Велик ли дом твоей тетки? То есть смогут ли поместиться там еще двое?

– О, конечно, сударь!

– Понимаешь ли, еще двое таких, которые прячутся и не хотят, чтобы их нашли?

– Да ведь не в Шайльо ищут тех, кто скрывается! – ответил Вильгельм.

– Еще недавно, – сказал затем Ноэ, обращаясь к принцу, – вы вторично советовали мне, Анри, приберечь Паолу в качестве заложницы! Ну так Паола выразила мне полное согласие последовать за мной хоть на край света…

– Но ведь ты говорил о двоих! – заметил Генрих. – Кто же второй?

– А Годольфин?

– Как? Ты хочешь поместить их вместе?

– А почему бы и нет? Годольфин ненавидит Рене и обожает платонически Паолу, и если мы поместим их вдвоем, то он и не подумает вернуться к Рене!

– Что же, ты, пожалуй, прав, – ответил Генрих. – К тому же нам еще, пожалуй, удастся узнать что-нибудь от Годольфина!

VII

В то время как Ноэ занимался с принцем Наваррским вопросом о наиболее безопасном помещении Паолы и Годольфина, Крильон входил к королю для доклада.

– Приказания вашего величества в точности исполнены, – доложил он. – Рене арестован по выходе от ее величества королевы-матери.

– А! – сказал король нахмурясь. – Значит, придется выдержать еще натиск с ее стороны! Она не отдаст нам даром своего любимчика, предстоит упорная борьба!

– Ну, ваше величество, – ответил Крильон, – когда король хочет чего-либо, с ним не борются!

– Я буду непоколебим, друг мой Крильон! Ей меня не разжалобить!

В этот момент в дверь тихо постучали.

– Что нужно? – крикнул король.

Вошел Рауль, красивый паж.

– Ее величество королева-мать умоляет ваше величество разрешить ей прийти к вашему величеству. Ее величество пыталась уже пройти к вашему величеству, но часовые…

– Хорошо, пусть она войдет! – сказал король. – Да оставайтесь здесь, герцог! – сказал он Крильону, заметив, что тот встал. – Вы увидите, по крайней мере, король ли я, когда я хочу этого!

Вошла Екатерина Медичи. Она была грустна и одета во все черное.

– Ваше величество, – сказала она, обращаясь к сыну, – я пришла по очень важному делу!

– Я слушаю вас, ваше величество!

Не отвечая, Екатерина бросила на Крильона взгляд, как бы говоривший: «Чего торчит здесь этот нахал?»

– Говорите, ваше величество, говорите! – продолжал король. – В присутствии Крильона можно говорить о чем угодно: самое имя «Крильон» равносильно понятию о порядочности!

– Ваше величество, – сказала тогда королева, досадливо закусив губы, – я пришла просить вас освободить человека, оказавшего большие услуги монархии!

– Монархия не имеет привычки сажать в тюрьму своих слуг! – холодно возразил король.

– Этот человек открыл важный заговор!

– Так его, должно быть, уже вознаградили за это!

– Я почтила этого человека своей дружбой и доверием, а его схватили и отвели в тюрьму!

– Уж не говорите ли вы о Рене Флорентинце, ваше величество?

– Да, ваше величество, я говорю о нем.

– Ну, так ваши сведения вполне точны: герцог только что исполнил это дело!

– А, так это герцог? – сказала королева, бросая на Крильона убийственный взгляд.

Крильон только поклонился в ответ.

– Неужели это было сделано по приказанию вашего величества? – продолжала королева со слезами в голосе.

– Ваше величество, – ответил король, – я уже давно предупреждал вас, что Рене подлый убийца и восстановит против меня весь Париж.

– Но Рене безвинно оклеветали!

– Ну, уж в этом пусть разбирается суд!

– Как? Его будут судить? – воскликнула королева.

– Я уже докладывал вам об этом вечером, – холодно ответил король. – Его будут судить и… осудят, надеюсь!

– Но, ваше величество, Рене – необходимый человек…

– Для вас, может быть.

– Нет, для трона, для монархии! Он проникает в тайны прошлого и будущего, раскрывает заговоры…

– Позвольте, значит, он – колдун?

– Если хотите, пожалуй, да…

– Так зачем ему ваше заступничество? Если он обладает сверхъестественной силой, его не удержат в тюрьме никакие запоры! Нет, довольно, ваше величество! Я достаточно долго снисходил к вашему заступничеству, больше я не желаю терпеть такое безобразие. Рене будет судим и менее чем через неделю покончит свою подлую жизнь на Гревской площади, а для того чтобы это было вернее, я поручаю ведение дела Крильону. Герцог! Назначаю вас королевским верховным судьей в этом процессе и приказываю довести до конца следствие по делу об убийстве Самуила Лорьо, для чего в ближайший присутственный день вами должно быть созвано заседание парламента. Если выяснится, что Рене виноват – в этом я ни на минуту не сомневаюсь, – он должен быть колесован живым и потом четвертован на Гревской площади!

– О, пощадите, ваше величество, пощадите! – крикнула Екатерина, бросаясь к ногам короля.

– Полно вам, – ответил король, поднимая ее, – я не могу щадить такого негодяя!

– Так вы отказываете мне?

– Отказываю!

Это было сказано таким тоном, что настаивать было невозможно. Королева ушла, с трудом сдерживая рыдания, но это не помешало ей бросить на Крильона убийственный взгляд.

– Ну-с, – сказал король, когда Екатерина ушла, – доволен ты мной, герцог?

– Очень доволен, ваше величество! Вы были непоколебимы! Я хотел бы только узнать, облекаете ли вы меня полной властью в этом деле?

– Разумеется!

– Так что я могу отстранить тех членов парламента, которые покажутся мне слишком трусливыми, чтобы осудить Рене?

– Можешь, герцог!

– В таком случае ваше величество может уже приказать заняться постройкой королевской трибуны на Гревской площади, потому что не пройдет и недели, как Рене будет казнен!

В дверь опять постучали, и снова вошел Рауль.

– Что еще? – спросил король.

– Ее высочество принцесса Маргарита желает видеть короля!

Карл IX не успел ответить что-либо, как в дверях показалась хорошенькая принцесса.

– А, это ты, Марго? – сказал король. Готов биться об заклад, что знаю, зачем ты пришла! Наверно, ты видела королеву-мать, и она натравила тебя на меня, чтобы просить за Рене?

– Не совсем так, ваше величество: королева только хотела бы повидать этого несчастного!

– Ну уж нет, Марго!

– Но, ваше величество, только повидать!

– Ей-богу, ваше величество, – вмешался Крильон, – если вы поручите мне сопровождать ее величество, то я ручаюсь вам, что ей не удастся подкупить ни губернатора, ни тюремщика, ни меня!

– Ну что же, пусть! – согласился Карл IX. – Можешь передать матери, Марго, что я разрешаю ей посетить завтра Рене в тюрьме, но с тем, чтобы ее сопровождал герцог Крильон.

– Благодарю вас, ваше величество, – ответила принцесса, – я пойду сообщить королеве эту добрую весть!

Король ласково поцеловал ее руку и сказал с улыбкой:

– Кстати, знаешь ли, этот гасконский дворянчик, сир де Коарасс, танцует просто на удивленье!

– Неужели? – сказала Маргарита, слегка краснея.

– И он очень умен!

– В самом деле?

– Ну-ну! Ты это знаешь не хуже меня, милая Марго! Ступай! Мы еще поговорим с тобой об этом!

Маргарита ушла, сильно смущенная, а король, пришедший в отличное расположение духа от проявленной им твердости, принялся хохотать.

– Бедная Марго! – сказал он. – Нет, решительно наш кузен, герцог Гиз, сделал большую ошибку, уехав в Нанси!..

А в это время Рене, не смыкая глаз, лежал на соломе в углу своей камеры. С болезненной яркостью вспоминалось ему все, что пришлось испытать со времени ареста… Грубое обращение Крильона, встреча с губернатором, затем внушение, сделанное Крильоном тюремщику: «Этот негодяй будет соблазнять тебя золотом и милостью королевы-матери, но помни, что я сверну тебе шею, если ты не исполнишь своего долга!»

Сколько унижений, о, сколько унижений! Все погибло! Да, Годольфин исчез! Его похитили, чтобы овладеть Паолой…

И Флорентинцу вспомнилось предсказание цыганки… Неужели Паолу соблазнил какой-нибудь дворянин? Ведь тогда все кончено! Тогда конец его могуществу, его влиянию…

А ведь беарнец предсказывал, что зловещие силы грозят его положению! Нет, видно, все погибло! Видно, нет уж ему спасения!

В таких думах провел Рене всю ночь и часть утра. Затем он немного забылся, но вдруг знакомый голос, послышавшийся за дверью, вывел его из этой моральной летаргии.

– Боже мой, боже мой! – говорил этот знакомый голос. – Как можно было поместить бедного Рене в это ужасное место!

– Это отделение для убийц, ваше величество! – ответил голос Крильона.

– Герцог, клянусь вам, что он невиновен!

Рене вскочил и сделал безумную попытку разорвать свои оковы: он узнал голос Екатерины Медичи. Действительно, королева-мать снизошла до самоличного посещения зловещих подземелий, желая навестить своего дорогого Рене.

Послышался скрип отпираемого замка, и в камеру вошел тюремщик, который воткнул горящий факел в специально для этого устроенный крючок на стене. И тогда Рене увидел, что в камеру входит королева, показавшаяся ему ангелом-избавителем.

– Мой бедный Рене! – взволнованным голосом сказала она, растроганная бедственным состоянием своего фаворита. – Разве нельзя снять с него кандалы, герцог? – обратилась она к Крильону.

– Увы, нет, ваше величество! – ответил тот.

– Герцог, берегитесь! – злобно крикнула Екатерина.

– Ваше величество, – почтительно, но с полным достоинством ответил Крильон, – я подчиняюсь лишь королю, моему единственному повелителю!

– Ваше величество, ваше величество! – взмолился Рене. – Дайте мне возможность выйти отсюда! Разве вы не королева? Разве вы недостаточно могущественны для этого?

– Моего могущества не хватает даже на то, чтобы заставить снять с тебя кандалы! – ответила Екатерина. – Король, мой сын, обращается со мной хуже, чем с последним из своих подданных! Герцог! – снова обратилась она к Крильону. – Я не буду просить вас расковать этого несчастного, только дайте мне возможность поговорить с ним наедине!

– Это невозможно, ваше величество, – твердо ответил герцог, – я должен присутствовать при вашем свидании – так приказал король!

– Ну, это уже слишком! – крикнула Екатерина и, наклонившись к Рене, сказала ему по-итальянски: – Говори вполголоса!

– Тысяча ведьм! – буркнул Крильон. – Меня обошли: по-итальянски я не понимаю!

– Я тщетно молила о твоем освобождении, – сказала Екатерина, – король непоколебим! В понедельник соберется парламент, и тебя подвергнут пытке. Но все же я не теряю надежды! – Рене взглянул на нее, и в его взоре блеснула радость. – Тебя будут допрашивать с пристрастием ^[8], но, если ты настоящий мужчина, ты выдержишь пытку и ни в чем не признаешься.

– И что тогда?

– Тогда, быть может, мне удастся спасти тебя. Я не могу ручаться, но попытаюсь, во всяком случае!

– Ах, – вздохнул Рене, – я заранее знаю, что погибну, и цыганка сказала правду!

– Цыганка?

– Да, ваше величество, еще в детстве мне предсказала цыганка, что у меня будет дочь, которая станет причиной моей смерти, и это случится тогда, когда она полюбит дворянина. Для того чтобы избегнуть этой участи, я поставил ее под надзор молодого человека, который хранил ее, словно легендарный дракон. И вот у меня похитили этого молодого человека! Это сделано, очевидно, для того, чтобы соблазнить дочь…

– Но может быть, ты ошибаешься, и все это произошло совсем не так, Рене, – сказала Екатерина. – Ведь и цыганка могла ошибиться.

– Но беарнец сказал мне то же самое! – грустно ответил Рене. – А он умеет читать в звездах тайну будущего…

– Беарнец? О каком беарнце ты говоришь?

– О господине де Коарассе.

– О том самом, который посадил тебя в погреб, который так нравится королю, но внушает мне большую антипатию?… И ты говоришь, что он…

– Он сказал мне такие вещи, о которых на всем свете мог знать только я один. Еще вчера только он предсказал мне, что случится со мной…

«Однако! – подумала королева. – Надо будет познакомиться поближе с Коарассом, если это так!» – и затем спросила:

– Что же именно он предсказал тебе?

Рене в общих чертах познакомил королеву с сущностью предсказаний беарнца.

VIII

Некоторое время королева задумчиво молчала.

– А уверен ли ты в том молодом человеке, который должен был охранять твою дочь? – спросила она потом. – Может быть, он попросту предал тебя?

Холодный пот выступил у Рене на лбу при этом предположении, но он сейчас же вспомнил, что Годольфин говорил о его делах лишь во сне, а просыпаясь, забывает обо всем. Кроме того, Годольфин ровно ничего не знал о том, что открыл беарнец в прошлом Рене.

– Нет, ваше величество, – сказал он, – даже Годольфин не знал того, что узнал гаданием сир де Коарасс!

– Это очень странно! – пробормотала королева.

– Ваше величество, умоляю вас – возьмите под свою защиту мою дочь! Заприте ее, лишите мужчин возможности видеть и говорить с ней! Иначе я пропащий человек!

– Обещаю тебе, что сделаю все. Я возьму твою дочь в Лувр и буду следить за ней.

– И прикажете найти Годольфина?

– Его найдут! – сказала королева.

Луч надежды мелькнул во взоре Флорентинца.

– Не теряй бодрости духа! – продолжала королева. – Я постараюсь доказать твою невиновность. Пусть у них имеются улики против тебя, лишь бы ты сам выдержал допрос и не выдал себя. Но если ты признаешься, тогда ты погибнешь! А сегодня вечером, – продолжала она, наклоняясь к его уху, – потребуй священника. Ни одному преступнику не отказывают, раз он желает исповедаться. Этот исповедник принесет тебе мои инструкции! – Королева встала и сказала Крильону: – Герцог, я готова! До свидания, бедный Рене!

Крильон постучал рукояткой шпаги в дверь, и сторож сейчас же отпер ее. Герцог, как истинный рыцарь, предложил королеве кисть своей руки – таков был в то время обычай, что дама опиралась на протянутую руку кавалера, – но королева холодно и надменно отказалась от его помощи.

Когда они вышли из подземелья, Екатерина взглянула на герцога, и ей пришла в голову мысль сделать попытку склонить в свою сторону непоколебимого, честного Крильона.

– Герцог, – сказала она, – мечтали ли вы когда-нибудь о шпаге коннетабля?

– Конечно мечтал, ваше величество!

– О! – протянула Екатерина, бросая на Крильона взгляд, полный самых заманчивых обещаний.

– Только я никогда не мечтал, – прибавил с обычной грубоватой откровенностью Крильон, – о возможности получить шпагу коннетабля путем предательства, помогая, например, бегству преступника, доверенного моей порядочности!

– Какие громкие фразы! – бледнея от злости, сказала королева. – Ну и… любезностью вы не отличаетесь!

– Меня зовут Крильон, – просто ответил герцог.

«Хорошо же! – подумала Екатерина. – Настанет день, когда я раздавлю тебя!»

Носилки ^[9] королевы-матери стояли у ворот Шатле. Екатерина движением руки простилась с Крильоном и не пригласила его сесть в ее экипаж, а усевшись сама, сказала камергеру:

– На остров Святого Людовика, в улицу того же имени!

Носилки направились по берегу Сены до Малого моста и перешли на остров Святого Людовика. На улице того же имени перед большим старым домом королева приказала остановиться, вышла и собственноручно ударила в молоток, висевший у дворовой калитки. Дверь открылась. Королева вошла в большой запущенный двор. Старой служанке, вышедшей навстречу королеве, Екатерина сказала:

– Мне нужно видеть президента Ренодэна!

– Идите за мной! – ответила та.

Екатерина поднялась по лестнице в верхний этаж и, по указанию служанки, прошла в кабинет, где за письменным столом работал какой-то человек, одетый во все черное. Это был президент суда Ренодэн. Он был еще молод, но его лоб покрывала сеть морщин – следствие долгих, неустанных трудов. Его взгляд отличался ясностью и подвижностью, тонкие губы придавали лицу выражение злобы и бессердечности.

Он с удивлением смотрел на посетительницу, лицо которой было скрыто густой вуалью; когда же служанка ушла, затворив за собой дверь, Екатерина подняла вуаль, и президент не мог удержаться от почтительного изумления:

– Как? Вы… здесь… ваше величество!

– Ренодэн, – сказала королева, – вы стали президентом благодаря мне, помните это!

– Ваше величество осыпали меня своими милостями, и признательность моя безгранична! – ответил судейский крючок.

– Я пришла, чтобы испытать, велика ли эта признательность, – ответила королева и без всяких недомолвок рассказала президенту всю историю с убийством Самуила Лорьо. – Что же сделать, чтобы спасти Рене? – спросила она, окончив свой рассказ.

– Ваше величество, – ответил Ренодэн, – я президент Шатле, но не парламента!

– Не пройдет и трех месяцев, как вы будете президентом парламента, – холодно ответила Екатерина, – но до тех пор…

– До тех пор надо спасти Рене! Но ведь парламент неподкупен. К тому же ваш фаворит заслужил такую единодушную ненависть, что парламент осудит его с особенным удовольствием!

– Да, но допросом заведуете вы, и если Рене ни в чем не сознается…

– Но ведь даже невинные признаются в чем угодно под пыткой, – улыбаясь, возразил Ренодэн. – Конечно, будь я один с палачом, то можно было бы смягчить допрос, но мне соприсутствуют двое судей, отличающихся неподкупностью.

– Рене вытерпит и ни в чем не признается.

– Но это не помешает судить его, так как кинжал и ключ явятся совершенно достаточными доказательствами!

– Это правда! – пробормотала королева, пораженная вескостью довода.

– Вы упомянули, ваше величество, что у Рене перед самым преступлением исчез приказчик. Вот если бы можно было разыскать его, то мы уж заставили бы его взять вину Рене на себя!

– Это отличная мысль, – ответила Екатерина. – Но где найти пропавшего?

– Или же… да, да! – задумчиво продолжал президент. – Мне кажется, что я найду способ спасти Рене. Но он должен вынести пытку и ни в чем не признаваться!

– Он выдержит!

– Не могли бы вы, ваше величество, принять меня сегодня вечером в Лувре?

– Хорошо! Будьте в девять часов около потерны, выходящей на набережную. К вам подойдет человек, который проведет вас ко мне.

– Хорошо, я буду вовремя, ваше величество!

– Значит, до вечера, Ренодэн! – сказала королева, уходя из кабинета, и, сев в носилки, приказала нести ее на мост Святого Михаила.

Перед лавочкой Рене она застала довольно большую толпу соседей и кумушек, оживленно говоривших о чем-то. На королеву никто не обратил особого внимания, так как густая вуаль мешала узнать ее, что же касалось носилок, то они были без гербов и могли принадлежать любой из дам высшего общества, в изобилии посещавших парфюмера королевы.

Екатерина постучалась в запертую дверь, но ей никто не ответил. Она постучала еще сильнее, но по-прежнему одно молчание было ответом ей. Тогда она обратилась к группе соседей, разговаривавших о чем-то около лавочки.

– Скажите, пожалуйста, друзья мои, – спросила она, – ведь это лавка Рене Флорентинца?

– Да, сударыня.

– Разве его нет дома?

– Говорят, что он в тюрьме! – весело сказала хорошенькая торговка.

– Ну а его дочь?

– А вам она нужна?

– Да, нужна.

– Ну так вы пришли слишком поздно, сударыня, потому что птичка уже вылетела из гнезда!

– То есть… как? – с ужасом спросила королева.

– А так! С четверть часа тому назад к лавке подъехали носилки, сопровождаемые двумя замаскированными всадниками. Судя по их наряду, это должны были быть очень важные господа! Один из них постучал в дверь, красавица Паола вышла – мы узнали ее, хотя она тоже нацепила маску. Дочку парфюмера посадили в носилки, захлопнули дверцу и… поехали!

Екатерина слушала этот рассказ с чувством невыразимого ужаса. Ей вспомнилось все, что только что рассказывал Рене. Неужели цыганка не ошиблась и парфюмеру действительно грозит неизбежная беда?