Олег Николаевич Савин
Аз есмь Путь, и Истина, и Жизнь. Книга третья
– Авраам был праведен пред Элохим и пророки соблюдали слово Его, но при этом каждый из них приложился к праотцам своим во время своё.
– Неужели ты есть более отца нашего Авраама, который умер?
– И пророки умерли.
“Отцы ваши – где они?
А пророки – разве вечно живут они”?
– Да кем ты считаешь самого себя?
– Вы опять ничего не поняли, – сокрушённо посмотрел Йешуа на блистающие злобной ухмылкой лица фарисеев. – Физическая смерть не является окончательным существованием. Смерть освобождает душу человека и переносит его в иное состояние. И для тех, кто уверует в меня и будет исполнять слово моё, она станет всего лишь переходом из жизни в жизнь. Ибо Йегова есть Элохим Авраама, Ицхака и Йакова. И потому Он является Элохим живых, но не мёртвых. А кто отринет слово моё, перейдёт из этой жизни к мучениям вечным. И это не пустые слова, но слова истины.
Если я прославляю самого себя, то слава моя есть ничто. Есть Отец мой прославляющий меня, который вы говорите, что Элохим ваш есть.
Человеческая слава пуста и непостоянна, она лишь тешит тщеславие. Через дела мною свершённые и учение, Отец прославляет меня и ещё более прославит во время своё.
Но вы не познали Его, я же уподобился Ему. И если скажу, что не знаю Его, стану подобно вам лжецом. Но я знаю и слово Его исполняю.
Вы настолько ревностно относитесь к своим преданиям, что забываете о том законе, который был дан вам изначально. Вы подобно лжепророкам и гадателям, ведёте народ туда, куда и сами не знаете дороги. Своими немыслимыми наслоениями, вы заглушили истинное слово. Лицемерно думая, что выполняя все выдуманные вами предписания, вы становитесь ближе к Элохим и этим познаёте Его. Но это не так. Вы совершенно не знаете ни Его, ни Его воззрение на творение своё. И если я отвергну истину, то стану таким же лжецом и лицемером.
Авраам, отец ваш, восторжествовал, дабы увидеть день этот мой. И созерцал и возрадовался.
– Что?! Посмотри на себя, – усмехнулись фарисеи, махнув руками. – Ещё пятидесяти лет не имеешь, а Авраама видел?!
– Это уже полная нелепица! Некоторые из нас намного старше тебя. Но даже предельный возраст служения в скинии, в пятьдесят лет, не даёт никому права на такие заявления.
– Очнись, безумец! Авраам умер уже много веков назад и его нет сейчас среди нас.
– Он восторжествовал сердцем своим на земле этой, но созерцал и возрадовался, когда уже почил, – посмотрел на насмехающихся Йешуа. – Ибо тело тленно, но душа в вечности, жива. Через меня Отец являет себя миру. Я являюсь посредником между Отцом и человеком. Проводником жизни, любви и света.
Истинно! Истинно говорю вам. Прежде рождения Авраама, Аз есмь. Я Тот, Который есть, был и будет.
После такого изречения возникла удивлённая тишина. Люди просто не могли поверить в услышанное. А затем поднялся шум и гвалт.
– Как только твой язык повернулся это сказать?!
– Кем ты себя возомнил?!
– Только один может сказать о себе такое, и это Йегова Элохим!
– Безумец!
– Помешанный!
– Бесноватый!
– Нужно гнать его отсюда и как можно дальше!
– Чтоб у тебя язык отсох!
– Побить камнями его за слова эти!
И многие фарисеи действительно бросились за сложенными камнями, лежащими у стены. Потому как доработка и доделка Храма происходила до сих пор и камни порою складывались неподалёку, но так, чтобы они не мешали молящимся. Эти фарисеи сжимали камни и кричали во всю глотку, но среди них не было руководителя, кто смог бы взять на себя смелость взять, вывести из Храма и побить камнями учителя, которого прославлял обычный народ. Ведь при этом несомненно собралась бы огромная толпа и тогда неизвестно ещё, какую сторону она примет. Могло статься и так, что побили бы и самих конвоиров. Потому все лишь продолжали кричать и возмущаться.
Йешуа же поднял своё лицо к небу, тяжело и грустно вздохнул, после чего направился к выходу из Храма.
Перикопа 48
Упомонэ пистис
Стойкость веры
У самого выхода из Храма, у его ворот, Йешуа догнал совсем ещё молодой соферим.
– Учитель! – прокричал он. – Учитель!
Наконец поравнявшись, он встал перед ним на дороге. Немного переведя дух, глядя прямо в глаза, он вопросил.
– Я слышал речь твою, но не всё понял. И потому хочу спросить тебя. Что нужно сотворить, чтобы унаследовать жизнь вечную?
Йешуа посмотрел в доверчивые глаза паренька и улыбнулся ему.
– Ты соферим. Тот, кто сведущ в Торе. Она же приводит к познанию. Вот скажи, в законе этом, что предписано? Каким образом читаешь?
– Возлюби Йегову, Элохим твоего, от всего сердца твоего и всей душою твоею и всей способностью твоей и всем разумением твоим, – а немного подумав, добавил. – Также и ближнего твоего, словно самого себя.
– Ты верно ответил, – одобрительно кивнул Йешуа. – Сие соблюдай и будешь жить. Это оправдает тебя.
После чего возобновил своё движение, но соферим вновь его догнал.
– Учитель! А кто есть мой ближний? Потому как фарисеи учат, что ближними являются только праведники, как они сами. При чём ни грешники, ни распутницы, ни мытари к таковым не относятся. Но эти люди всё-таки тоже иудеи, хотя и грешны без меры. Нужно ли таких сторониться? Ведь в законе прямо указано:
“Не мсти и не храни злобы на сынов народа твоего, а люби ближнего твоего, как самого себя”.
Но в том же законе говорится и следующее:
“Не обижай наемника, бедного и нищего из братьев твоих или из пришельцев твоих, которые в стране твоей, во вратах твоих”.
Но разве могут быть иноверцы моими ближними? Они же не иудеи? Как можно воспринимать их как ближнего своего?
Йешуа заметил, что этот вопрос заинтересовал и его учеников.
– По этому поводу, хочу рассказать тебе одну притчу…
… Солнце спустилось за ближайшие холмы, погружая всю местность в сумерки. По извилистой дорожке спешил иудей. Он прекрасно знал скверную репутацию этого пути между Йерихо и Йерушалаймом. Хотя расстояние отделяющее их было в восемнадцать поприщ (27 км), однако извиваясь между скалистых ущелий, она не редко становилась пристанищем для всевозможных разбойников и грабителей. Он слегка задержался в городе священников, и потому его сердце вздрагивало всякий раз, когда раздавались какие-то звуки.
– И кто это у нас здесь по ночам бродит? – услышал он насмешливый голос.
Спереди, из-за ближайшего валуна, показались три тёмные фигуры.
Душа иудея рухнула к стопам, а сердце заколотилось в бешеном ритме. Он хотел броситься назад, но и там ему уже преградили дорогу два человека, демонстративно поигрывая увесистыми дубинами.
Иудей затравлено огляделся по сторонам, но справа возвышалась неприступная скала, а слева, в трёх шагах, рос небольшой кустарник, прикрывающий собою обрыв. Это была ловушка.
– Если так спешит, значит что-то при себе имеет, – засмеялся один из разбойников.
– А ты знаешь, что этот участок дороги облагается пошлиной? – поддержал второй. – И мы просто обязаны соблюдать закон. Правда?
Грабители подошли вплотную, обступив несчастного.
– Ну, что скажешь?
– Разве вы мытари? – выдавил из себя перепуганный иудей.
– Ага, – загоготали в ответ. – Самые настоящие. Особенно вон тот здоровяк. Ну прямо страсть как закон любит. Аж свирепеет.
Бугай, рассмеявшись, с размаху ударил дубиной о землю.
– Так что давай, показывай. Что ты нам принёс?
– У меня ничего нет.
– Ага, ага, – закивал один из татей. – И мы в это сейчас все дружно поверим, извинимся и уйдём. А ну-ка, – приказал он. – Обыщите его.
Один из разбойников быстро прошелестел пальцами по телу пленника.
– У него ничего нет.
– Не может такого быть, – разозлился главарь. – Он идёт из города священников и ничего при себе не имеет? Дай-ка мне его пояс.
Быстро осмотрев, вывернув его наизнанку, он нашёл лишь пару лепт, случайно затерявшихся в складках ткани.
– Не зли меня, иудей! – зарычал главарь. – Ты работал в городе, значит должен иметь при себе деньги. Говори по-хорошему, где они?
– Да, я был в городе, работал, но мне пока что ещё не заплатили.
– И ты, пошёл на ночь глядя домой без заработанных денег? Ох не верю я тебе. Ну-ка, разденьте его.
Но и после этого разбойники ничего не обнаружили.
– Ты хоть понимаешь, что ты наделал? – злобно выпалил главарь.
– Я ничего не сделал, – трясясь от холода и страха, вымолвил иудей.
– Нет, ты сделал! Ты пошёл без денег! Ты потратил наше время впустую! И главное. Ты не оправдал наших надежд! Но для тебя есть и хорошая новость. Знаешь какая?
В глазах бедного иудея вспыхнула искорка надежды.
– Мы прощаем тебе пошлину. Её покроет твоя одежда, когда мы её продадим. А теперь, всыпьте-ка ему хорошенько. Чтобы в следующий раз головою думал.
После чего, иудея стали жестоко избивать. Он бессознательно попытался ползти к кустам, и почти их достиг, когда на него обрушился удар дубины. Несчастный затих и обмяк.
– Эй, я не велел его убивать, – подошёл главарь, пнув лежащее тело ногой.
– Да какая разница. Одним больше, одним меньше. Вон их сколько по округе ходит.
– А и то верно, – плюнул главарь, и разбойники растворились в ночи.
Чуть только забрезжил рассвет, как на дороге появился коэн. Он шёл в Храм, чтобы соблюсти ежемесячную чреду.
Увидев кровь на придорожных камнях, он сбавил свой шаг, а затем заметил и самого несчастного.
– О Всевышний, – хрипло произнёс священник, с опаской оглядываясь по сторонам. – Неужто он мёртв?
По долгу закона, он должен был позаботиться о теле, но это означало стать ритуально нечистым на семь дней, что конечно же лишало его возможности служения в Храме и насыщения от приносимой туда десятины.
– Да позаботится о тебе Всемилостивейший, – заглушив позывы совести, произнёс коэн, поспешно продолжив свой путь дальше.
Прошло совсем немного времени, и к этому месту подходил уже левит, так же спешащий в Храм.
Заметив тело, он тоже остановился, озираясь по сторонам. К этому времени иудей пришёл в себя. Увидев левита, он застонав, приподнял руку. Но левит лишь тряхнул головой, перейдя на другую сторону обочины, заспешив подальше от этого места.
– Я ничего не знаю об этом человеке, – говорил он сам себе, заглушая голос совести и оправдывая себя. – Может быть это разбойник какой? И он нападёт на меня, как только я приближусь. Или он сам виноват в этом. Какое мне дело, до всего этого? Я же не причиняю ему никакого вреда, значит я не понесу за него и греха. И вообще, у меня совершенно нет времени возиться с ним. Даже если он и умрёт при этом, то на всё воля Всевышнего. А я тут совершенно ни при чём.
Его сочувствие выразилось только на словах, в итоге не притворившись в само действие милосердия.
Прошло ещё немного времени, и по округе раздалась цокающая поступь. К месту происшествия подъехал самарянин.
– О Всемогущий?! Что же тут произошло?
Он ловко соскочил со своего осла, подбежав к несчастному.
Перевернув его навзничь, он прислушался. Иудей слабо, но дышал.
– Какие же звери с тобою это сделали?
Затем он быстро сбегал к поклаже, принеся с собою вина и масла.
– Потерпи, потерпи. Сейчас немного будет больно, но потом боль ослабнет.
Самарянин аккуратно возлил вино на раны, смывая грязь и запёкшуюся кровь.
Иудей застонал, открывая глаза.
– Ты пришёл в себя? Вот и хорошо. На, выпей немного вина, это притупит твою боль. Я конечно не лекарь, но сделаю всё, что в моих силах.
Иудей, отпив вина, вновь погрузился в забытьё, а самарянин омыв раны, заботливо и обильно умаслил их елеем, чтобы смягчить раны для скорейшего заживления. После чего, не найдя ничего лучшего, разорвал часть своей одежды на длинные лоскуты, перевязав особо сильные ранения.
– Ну а теперь нужно будет немного потрястись по дороге, – поднимая пострадавшего и укладывая его вдоль хребта осла, произнёс самарянин.
После чего пошёл пешком рядом, заботливо придерживая раненого.
Так они и достигли ближайшего постоялого двора.
Остаток дня и весь вечер он провёл заботясь о совершенно незнакомом ему иудее.
– Как необычно это видеть, – обратился поутру хозяин гостиницы к самарянину. – Это твой знакомый?
– Нет.
– Тогда я совсем ничего не понимаю в этом мире, или мир перевернулся сверху вниз, – изумился хозяин. – Судя по твоей одежде ты самарянин, а он иудей. С каких это пор вы прекратили враждовать?
– Ни с каких, – улыбнулся собеседник. – Наши народы по-прежнему относятся с пренебрежением друг к другу.
– Но ты вчера привёз израненного иудея и ухаживал за ним всё это время. Неужели это ты его так побил?
– Нет. Не я. Но я нашёл его израненным на безлюдной дороге. Разве я мог пройти мимо этого? По сути, конечно мог, но совесть не дала бы мне покоя ни днём, ни ночью. Пусть я по их закону и отступник, но зато я не ушёл от сердца своего. Для меня он прежде всего не иудей, а человек, попавший в бедственное положение. Не враг, которого нужно уничтожить, а душа, которую необходимо спасти. И я надеюсь, что случись такое со мною, люди не отвернутся с презрением и негодованием, а предложат руку помощи.
Вот тебе два динария. Это задаток на два дня. Позаботься о нём хорошенько. И если что-нибудь затратишь сверх того, то возвращаясь обратно, я оплачу тебе все издержки твои.
– Дааа?! – изумлённо посмотрел на выходящего самарянина хозяин постоялого двора. – Такое можно было ожидать от брата по крови, но не от презираемого иноверца. Кто бы мог подумать, что самарянин окажет иудею не только сочувствие, но и сознательно возьмёт на себя все расходы по его излечению.
– …Теперь скажи по совести. Кто, как ты полагаешь, из этих троих, будет ближним, попавшему к разбойникам?
– Конечно с.. – соферим хотел сказать самарянин, но смутился этого. – Сделавший милость ему.
– Ты верно рассудил, – благосклонно кивнул Йешуа. – Для дел милосердия нет различий. Все люди равны между собою пред Отцом Небесным. И потому нужно оказывать необходимую помощь всем нуждающимся в этом. Как оступившимся иудеям, так и иноплеменникам. Ибо все они ходят под рукою Отца Небесного.
В этом мире есть много людей, у которых нет ни друзей, ни семьи. Которым некому ни помочь, ни позаботиться о них.
Но многие желают только оправдать себя, не проявляя при этом милосердия. Забывая, что человека судить будут по той жизни, которую он провёл на земле и по тем добрым делам, которые он совершил.
Нарушают закон не потому что не знают, а от недостаточности любви и самодовольства. Потому спрашивай себя почаще, а веду ли я себя так, как тот самарянин, или же я больше похож на коэна и левита?
Иди, и ты поступай подобно ему. Подтверждая не на словах, а на деле всё услышанное тобою.
После чего проследовал по улице дальше.
***
Продолжая своё движение, ученики услышали призывный возглас, разносящийся по тесным улочкам, ещё задолго до того как увидели вопиющего.
– Подайте слепорождённому на пропитание! Смилуйтесь над немощным! Не оставьте меня в бедствии моём!
Свернув на очередном повороте, они заметили в дальнем крае, человека, лет тридцати, сидящим у стены дома и протягивающего руки к проходящим мимо людям.
– Прошу, смилуйтесь над увечным! Подайте на пропитание!
– Жалко его, – произнёс Иоанн. – Такой молодой, а никогда не видел света дневного.
– Да, горько смотреть на такого, – печально кивнул Филипп. -
“Ждущим смерти – и нет её! – и ищущим её больше, чем клады.
Радовались бы до ликования, веселились бы, если бы нашли могилу.
Мужу, чей путь сокрыт, ибо заградил его Элохим для него.
Ибо стенания мои предупреждают хлеб мой, и крики мои, как вода, изливаются.
Ибо ужас, которого боялся я, пришёл ко мне, и то, чего опасался я, пришло ко мне.
Не успокаиваюсь я, и не утихаю, и не отдыхаю, и пришёл ко мне трепет”.
– Его страдания даны ему за грехи его, – пожал плечами Шимон Канонит.
– Какие же грехи может совершить слепорождённый? – усомнился Андрей. – Он же такой от утробы матери своей. Может ли человек согрешать, находясь вне мира сего?
– Некоторые раввины считают, что таких А-Шем наказует заранее. За грехи, совершимые в будущем, – высказал своё предположение Фома.
– А я вот думаю, что он стал обузой и бременем для своей семьи, в наказание за грех его предков, – задумчиво произнёс Натанэль. –
“Йегова долготерпелив и многомилостив. Прощает вину и преступление, но очистит раскаявшихся, не очистит нераскаявшихся. Он вспоминает вину отцов: детям и внукам, до четвертого поколения”.
Вот почему родители должны думать, свершать ли какой грех? Ведь за него придётся расплачиваться потомкам. Согрешившие-то уйдут, а отвечать за них придётся другим.
– А я считаю, что каждый ответственен только за свои грехи, – посмотрел на товарищей Йаков Заведеев. – Потому как сказано:
“Отец его, так как притеснением притеснял, грабежом грабил брата, и так как недоброе творил средь народа своего, – вот он умирает за беззаконие своё.
И вы скажете: «Почему не несёт сын вины отца?» А сын этот поступал по закону и справедливости, все заповеди Мои соблюдал и исполнял их – он будет жив.
Душа согрешающая, она умрёт. Сын не понесёт вины отца, а отец не понесёт вины сына. Праведность праведника на нём пребудет, а нечестие нечестивого пребудет на нём”.
– Равви, – обратился Йаков Алфеев, указывая на слепого. – Кто согрешил? Этот или родители его? Для чего слепым родился?
Не доходя десятка шагов до того, все остановились. Йешуа пристально вгляделся в страдальца, и тот, почувствовав это, перестал взывать к проходящему народу, а стал прислушиваться, поворачивая свою голову в разные стороны.
– “Точно так, как не знаешь ты путей ветра и откуда кости в беременной утробе, так и не познать тебе дела Элохим, Который всё создаёт, – произнёс Йешуа.
С утра сей семя своё, и вечером не давай отдыха руке своей, ибо не знаешь, что удастся, это или то, или оба равно хорошо”.
Болезни, скорби или утраты – всё это служит только для того, чтобы люди наконец обратились лицом своим к Элохим. Страдания бывают как в виде наказания, так и в качестве испытания. Достаточно вспомнить праведного Ийова, чтобы удостовериться в этом. Неверующий всегда винит всех и вся, не обращая ни на что внимание. Верующий же, прежде всего обращает свой взор к Отцу Небесному, вопрошая прежде всего себя, а за этим, изменяет жизнь свою, отвращаясь от грехов и стремясь помочь ближнему своему.
Намерения Отца, человек не всегда понимает сразу, а лишь по прошествии времени. Так и здесь. Ни сей не согрешил, ни родители его, но это было дано для того, чтобы явить воздействие Элохим на нём. Дабы через исцеление истинно слепого, открыть очи духовно слепых.
“Доступен был для тех, которые не спрашивали Меня, обретаем был для тех, которые не искали Меня. Сказал Я: «Вот Я, вот Я!» – народу, который не назван был именем Моим.
Простирал Я руки Мои целый день к народу непослушному, ходившему путём недобрым по замыслам своим.
Народ, гневящий Меня пред лицом Моим постоянно”.
Пусть они по средствам малого и ничтожного узрят превозношение своё над величием Вседержителя.
Через меня являет себя Отец мой. И потому нам надлежит совершать дела пославшего меня, доколе есть день. Приходит ночь, когда никто не будет в состоянии совершать.
Помните, время коротко. И чтобы не скорбеть потом, обернитесь к Отцу и вершите дела благие.
Когда в мире присутствует свет, мир существует.
Свет не только освещает, но и даёт прозрение. Свет это жизнь.
После чего они подошли к слепому.
– Я слышу множество подошедших людей. Кто вы? – обеспокоенно спросил слепец.
– Не беспокойся. Мы не причиним тебе вреда, – попытался успокоить его Пётр.
– Это великий целитель и он поможет тебе, – произнёс Матфей.
– Не стоит насмехаться надо мною, – опечалился несчастный. – Ведь я не по своей воле таким родился. И все в округе об этом знают.
– Не волнуйся и верь. Он поможет, – погладил слепого по руке Иоанн. – Его зовут Йешуа. Йешуа из Нацрата. Он всем помогает.
От участливого прикосновения слепой немного успокоился.
Йешуа наклонился, взял щепоть придорожной земли в ладонь и плюнув, стал смешивать, превращая это в грязную кашицу.
– Он плюнул, – повертел из стороны в сторону головой слепец. – Да, я знаю о целебных свойствах слюны. Но в моём случае это мало поможет.
Йешуа слегка прикоснулся к его плечу своей рукой и слепец тут же замер, всем телом ощущая разливающийся поток тепла.
Затем Йешуа тщательно обмазал ему глаза грязевой кашицей, полностью скрыв его веки.
И тутже тысячи иголочек пронзили глаза слепого. Но они совсем не вызывали боли, а растворялись в нежном тепле. По всему телу слепца пробегали волны мурашек.
– А теперь иди, – молвил Йешуа. – Умойся в купальне Шилоах. Воды которой, берут своё начало из священной горы Сиона. И будешь исцелён во славу Отца Небесного.
После чего развернулся и направился к выходу из города.
– Азарий! Азарий! – возгласил слепец, когда смолкли последние шаги целителя.
– Я здесь! – выглянул из-за калитки соседский мальчонка.
– Помоги мне. Отведи меня к источнику Шилоах.
– Я сейчас, – скрылся за дверью тот, но через мгновенье вновь возник. И они медленно направились в нужном направлении.
Достигнув открытого источника, слепец осторожно спустился по тридцати трём каменным ступенькам и аккуратно омыл своё лицо.
Его веки затрепетали, впервые в жизни открываясь, впуская Божий свет в его сознание.
Волнение, охватившее того, кто привык жить в кромешной тьме, описать было невозможно. Его охватывал и страх, и восторг, и трепет одновременно.
– Благословен Ты, Адонай, Элохим наш, Владыка Вселенной, давший нам жизнь, поддержавший нас и давший дожить нам до этого времени! – с чувством воскликнул исцелённый, выходя из воды и направляясь в сопровождении изумлённого мальчика в свой дом. Ведь он впервые увидел окружающее и был потрясён и растерян.
Азарий молниеносно облетел всех близлежащих соседей. Потому, весть о небывалом чуде, в одночасье разнеслась по всей округе. И вскорости, невысокий забор бывшего слепого был просто облеплен любопытствующими.
– Посмотрите, – говорили они друг другу. – Не этот ли есть тот самый сидящий и выпрашивающий подаяние?
– Да вроде бы этот и есть.
– Да нет. Разве только похож на него. Есть некое сходство, но не более того.
– Да говорю тебе, что это точно он.
– Такого просто не может быть! Я знаю его с малолетства. И он был совершенно слеп с самого рождения. А этот, вон, посмотрите, зрячий.
– Да ты приглядись. Другого такого не сыщешь во всём Йерушалайме.
– А может это брат его, которого скрывали? А?
Наконец восторженный сын оторвался от слёзных объятий своих родителей и обратился к соседям.
– Не спорьте. Это действительно я. Тот самый, который оглашая на всю окрестность, просил подаяния, сидя у стены дома. Свершилось чудо! Я прозрел! Разом и совершенно!
– Каким же образом отверзлись очи твои? – недоумевали люди. – Что же такого необычного произошло с тобою?
– Человек, называемый Йешуа, сделал грязевую кашицу и намазал глаза мне. Сказав, чтобы я пошёл к Шилоаму умыться. Тогда я пошёл, и умывшись, прозрел. Вот и весь рассказ. Поверьте, я говорю чистую правду, мне незачем лгать.
– Где же он есть?
– Да. Где же этот чудотворец?
Некоторые соседи всё равно взирали с недоверием, а другие желали бы увидеть этого небывалого целителя.
– Я не знаю, – смущённо улыбаясь, пожал плечами исцелённый. – Я же не мог ещё видеть. Ушёл наверное.
Чудесное известие разлетелось по всему городу. Многие приходили лично удостовериться в этом. И немудрено, что за исцелённым пришли молодые фарисеи, уводя того в синедрион.
***
В большом зале собралось довольно много представителей. Все были заинтересованы увидеть новоявленное чудо. Наконец ввели того самого иудея, поставив в центр помещения.
– До нас дошли сведения, что ты чудесным образом прозрел. Это так? – строго вопросил Кайяфа.
– Да, – боязливо произнёс исцелённый. – Целитель, положил мне на глаза грязевую кашицу, и вот, умывшись, я вижу.
– И как же зовут твоего благодетеля? – сощурился Ханан.
– Я слышал, что его называли Йешуа. Йешуа из Нацрата. А более мне ничего о нём неизвестно.
По залу прокатилась волна ропота.
– Опять этот выскочка!
– Он снова возмущает народ своими проделками!
– Да сколько же можно это терпеть?!
– Этот человек не есть от Элохим! Потому что свято не хранит Шаббат!
Но среди гневных выкриков слышались и другие голоса.
– Послушайте! Каким образом грешный человек может подобное знамение сотворить?
– Такое возможно только тому, на ком лежит рука Элохим!
– А разве это повод нарушать закон?! А? А он нарушил! В очередной раз нарушил!
– В Шаббат нельзя исцелять, разве что устранить угрозу для жизни. Неужели для этого слепого была такая угроза?
– Более того, он сделал собственноручно грязевую кашицу. А в Шаббат запрещено размешивание. Даже животным в этот день дают отруби, только вливая воду в них, но не смешивая. А уж размешивать они должны сами.
– Верно! А грязевая кашица это глина, а глина это не что иное как строительный материал. А строительство входит в одно из тридцати девяти работ, строго запрещённых в этот священный день.
– Но посмотрите! Ведь перед нами явное чудо! Это же очевидно! Обычный человек, мошенник и шарлатан, действуя своей собственной силой не способен сотворить такое.
– Кто есть от Элохим, тот соблюдает закон Его и строго исполняет Шаббат. Ибо этот день дан для общения с Небесным. А тот, кто не святит этот день как положено, не может являться вестником от Элохим и творить чудеса такие.
– Вот видишь, – возвысил свой голос Ханан и все моментально успокоились. – Твоё чудо вызвало разногласие в самом синедрионе. А это верховный судебный орган в Исраэйле. Что ты скажешь о человеке сём? – при этом главенствующий сделал особое ударение на слове «ты». – Потому что этот отверз очи твои.
Иудей стоял в полном смущении.
– Ну же, не бойся, – подбодрил его Кайяфа. – Ты же слышал об этом человеке мнение большинства здесь присутствующих. Ты только подтверди это.
В зале повисла напряжённая тишина.
Иудей уже и не рад был своему излечению. Как же было хорошо до этого. Он конечно был во тьме, но когда на тебя выжидающе смотрит столько народу, становится совсем неуютно и не по себе.
– В Писании говорится, что в древние времена, чудеса и знамения часто сопровождали посланников Элохим. Такими были и Моше, и Элийя, – робко начал исцелённый, но далее, уже с уверенностью в голосе продолжил. – И я уверен, что сей есть, истинный пророк Элохим.
– Да что же он такое говорит-то?! – поднялся ропот в зале.
– Какой-то простолюдин теперь будет определять для нас пророков?!
– Да он просто в сговоре с ним!
– А был ли этот сам слепым?
– Верно! Притворялся поди, а молва только слух разнесла. Вот и всё чудо!
– Доставьте к нам его родителей, – мрачно распорядился Ханан. – Уж они-то точно должны знать сына своего. Посторонние могли ошибиться, а уж слова самого исцелённого не стоят и лепты.
Через некоторое время привели его родителей. Они были сильно напуганы, жавшись друг к другу, поскольку впервые предстали перед грозным синедрионом.
– Этот есть ваш сын? – строго спросил Кайяфа указывая на исцелённого. – О котором вы говорите, что слепым родился. Что вы нам скажите? Каким образом тогда он ныне видит? Или же он просто притворялся таковым, чтобы таким образом выманивать деньги у доверчивых иудеев?
– Говорите смело. И не смейте нам лгать, – с угрозой в голосе произнёс Ханан.
– Всё верно. Знаем сего, ибо он есть сын наш и что слепым родился тоже верно, – опасливо подтвердил отец.
– Уж сколько ночей я провела в покаянии, оплакивая слепоту его, – поддержала мать. – Не знаю, чем мы так прогневали Элохим, за что нам такое наказание выпало, но дитя моё от чрева слепым вышло. И до сего дня таким и оставалось. И нас и себя мучая этим. Однако каким образом теперь видит, не знаем. И кто очи ему отверз, мы не ведаем.
– Самого расспросите. Так как сам уже возраст зрелый имеет, о себе самом говорить, – вновь вставил отец.
– Да, да. Так и есть, – тутже закивала мать. – Он уже взрослый, пусть сам скажет.
Всем было заметно, как напуганы были его родители. Потому как по Йерушалайму давно ходил слух, что всех, кто признает нового учителя и чудотворца за Машиаха, того ждёт суровое наказание. Отлучение от синагоги. Практически это означало потерять все средства к существованию в своём же обществе.
Всё дело в том, что у иудеев существовало несколько видов отлучения.
Первый – незифа (порицание). Мог объявляться одним человеком, например учителем Торы и продолжался не более семи дней. Достаточно было того, чтобы подвергшийся наказанию почувствовал себя в одиночестве. Ему было запрещено встречаться в этот период с другими людьми.
Второй – нидуй (отвержение). Накладывался уже на тридцать дней. Наказуемому разрешалось бывать в синагоге, но он входил через особый вход. Весь период нужно было носить траурную одежду и нельзя было приближаться к другим людям ближе, чем на четыре локтя (2 метра).
Третий был самый строгий. Херем (проклятье). Он накладывался на неопределённый срок. В присутствии всего народа произносилась фраза «Да будет проклят». С этого момента к человеку относились как будто к мёртвому. Его имущество изымалось, а сам он изгонялся из общества. С ним запрещено было вообще общаться, а родственникам оплакивать его смерть в случае кончины. Ему запрещено было приближаться к синагоге. Изгой полностью становился отрезанным как от людей, так и от Бога.
Существовал так же и Шамта (отлучение). В зависимости от проступка мог быть средним наказанием между первым и вторым или вторым и третьим. Включая в себя соответствующие черты.
Поэтому неудивительно, что родители были так перепуганы. Если наказание коснётся только их ребёнка, семья ещё сможет это вынести. Но если накажут кого-то из них, как основных кормильцев, то семья будет обречена на нищету, а возможно приведёт и к смерти от голода.
– Его родителей мы хорошенько запугали, – очень тихо обратился Кайяфа к Ханану, чтобы никто их не подслушал. – Но этот выродок сопротивляется. Возможно, что он от своей слепоты повредился рассудком.
– Поддави, – коротко распорядился тот, мрачно созерцая исцелённого.
– Воздай славу Элохим! – грозно прокричал Кайяфа. – Заклинаю тебя перед лицом Йегова, и во имя Элохим нашего, говорить нам правду и только правду! Потому как мы знаем, что этот человек, – потряс пальцем в сторону и вверх глава, – он есть грешник. Ибо ложные пророки, могут творить и ложные чудеса. Посмотри на родителей своих. Не заставляй их переживать, страдая из-за тебя. Просто скажи, что он порочен и преступил наш закон.
– Не бойся мой мальчик, – ласково произнёс Ханан. – Сознайся нам. Это не трудно. И поверь мне, это ничего не будет тебе стоить. Ведь это же не ты нарушил закон? Правда?
– Да я вам уже всю правду сказал, – начал раздражаться исцелённый. – Всё как было. И свершённое чудо никто не сможет отрицать.
Грешник ли он есть я не знаю, а знаю одно. Я был слепым, а ныне вижу.
