Михаил Иванович Шипицын
Знакомство с Парсифалем Рихарда Вагнера
Заключение
Исследователи литературно-исторических корней Вагнеровского Парсифаля в основном согласны относительно главного источника сюжетной линии, – это средневековая легенда о Граале, о которой повествует «Парциваль» Вольфрама фон Эшенбаха. История в своей простоте повествует о развитии Парциваля от неотёсанного простака до короля Грааля. Эшенбах представил главные ценности средневековья – семью, кровное родство, рыцарский код, придворную любовь и религию – в замысловатых перипетиях сюжета, в котором Парциваль совершает свой процесс возмужания. Тем не менее, большинство исследователей согласно в том, что невзирая на очевидные сходства сюжета, деталей и характеров, окончательная драма, созданная Вагнером, представляет собой радикально изменённую версию основного сюжета романса Эшенбаха и совершенно самостоятельное произведение искусства. То, что объединяет обоих авторов, – это религиозность, которая характеризуется особой индивидуальной и нетрадиционной манерой, отличной от организованной церкви.
Вагнер предлагает новую интерпретацию легенды Грааля, основанную на пессимистическом мироощущении Шопенгауэра. Его Парсифаль основан на совершенно отличной системе ценностей, которую можно найти в средневековом тексте. Сюжет оперы фокусируется на акте искупления страдальца, совершённого избранником, который через своё возмужание становится достойным этого искупления. Вагнер создаёт мифологию искупления, где спасение состоит в осознании страдания существования и как вытекающий из этого осознания вывод, заключающийся в том, что спасение возможно лишь через отказ от индивидуальной воли и её проявлений.
При рассмотрении оперы в религиозно-философском аспекте исследователи творчества Вагнера находят, что Парсифаль Вагнера музыкально цитирует основные сакраментальные переживания: празднование Причастия, омовение ног, скорбь Страстной Пятницы, исповедь и обряды отпевания: у него они становятся изолированными элементами, которые связываются в новой интерпретации и представляют переживание духовного характера, отличное от традиционной христианской литургии. Со своей концепцией Парсифаля Вагнер намеревался создать синтез христианской и индийской религий на основе философии Шопенгауэра: Парсифаль обладает интроспективной, глубоко сострадательной природой, позволяющей преодолеть эгоизм и стать истинным последователем Христа. Его интуитивное просветление и высшая мудрость достигаются через идентификацию со страдающим индивидом По мнению исследователей эта идея связывает философию Шопенгауэра, буддизм индийской «Махаяны» и традиционную легенду Грааля, оттенённую в определённом христианском стиле.
При критическом анализе музыки Вагнера исследователи находят много новых элементов, которые стали не только вехами для последующих поколений композиторов, но отразили социальные, политические, культурные и философские идеи его времени. Те самые элементы, которые подвергаются критике, при более пристальном взгляде находят своё развитие у современных композиторов, не брезгующих в своей выразительности цитатами и намёками на Вагнера или Штрауса, или Шенберга. Акустический контекст, в котором современная музыка воспринимается сегодняшним зрителем, делает относительными любые экстравагантности.
При рассмотрении оперы в театрально-историческом аспекте исследователи обращают внимание на тот факт, что договор 1887 года о защите авторских прав гарантировал Байройту интернациональную публику и в то же время стимулировали интерес к Парсифалю как исключительной опере, продолжавшийся до Первой Мировой Войны. Между 1918 и 1945 годами интерес к Вагнеру как культурной личности возрождается, но становится скорее идеологическим, нежели музыкальным, поскольку нацисты проявляли особый интерес к Байройту. Большинство интерпретаций Парсифаля на сегодняшней сцене отклонились от прямолинейного прочтения в христианском стиле, который процветал в середине двадцатого века. Тем не менее, время Пасхи всё ещё отмечает пик представлений года, но всё меньше оперных домов в состоянии продолжать традицию. Даже если оставить понятие священного христианского произведения за границами обычной оперной сферы, Парсифаль остаётся сложной, серьёзной и дорогостоящей постановкой. Как и в первые годы двадцатого столетия, постановки Парсифаля опять преодолевают континенты и океаны, но не как самостоятельно действующие оперные гастролёры или как одолженные поставленные ранее представления, но как совместные артистические и финансовые проекты между оперными компаниями.
В заключение хочется обратиться к читателю с настойчивым советом: если Вам предоставится случай быть зрителем Вагнеровского Парсифаля, – не упустите его, потому что каждое представление оперы оказывается незабываемым культурно музыкальным событием.
Приложение
Синопсис Парсифаля
Акт Первый
Парсифаль, главный герой, обладает характеристиками Будды и Христа, а его миссия, как и миссия героев предыдущих опер, Лоэнгрина и Зигфрида, принести избавление от страдания и обеспечить искупление. Кундри, женский персонаж Парсифаля, находится под колдовством Клингзора, чародея и врага рыцарей, охраняющих Священный Грааль. Она принуждена служить Клингзору некоторое время и в своём служении с помощью заманивающих дев приводит к грехопадению рыцарей Грааля, попадающих ей на пути. Время от времени она получает свободу от своего служения и стремится заслужить прощение за свои прегрешения став законной служительницей Грааля. Она идентифицируется с Магдаленой и Иродией германских легенд, которая посмеялась над Спасителем, проходившим мимо по дороге на Голгофу и обременённого тяжестью своего креста, и за её издевательский смех она была осуждена на странствования и вечный смех. В Первом Акте Парсифаль не имеет понятия о жалости, высшей моральной добродетели. Впервые он проявляет своё незнание жалости и недостаток сострадания беспричинно убивая священного лебедя. (Барри, 133) Гурнеманц, рыцарь Грааля, горько упрекает его вдохновлённой речью, что заставляет Парсифаля осознать грех, совершённый им. Это является первым шагом на пути просветления Парсифаля, – он научается чувствовать жалость к живым существам. Ему ещё предстоит подняться выше и научиться ощущать жалость к людям. Такая возможность является ему, когда Гурнеманц приглашает его принять участие в церемонии Святого Грааля. Король Грааля Амфортас, который был обезоружен и ранен Священным Копьём в битве с Клингзором, обречён страдать до тех пор, пока «невинных простак, просвещённый через сострадание» сможет закрыть его рану прикосновением к ней того самого копья, которое пронзило его. Каждый раз, когда Амфортас обнажает Священный Грааль, его силы возобновляются и его страдания продолжаются; поэтому каждый раз он скукоживается от ужаса перед своей обязанностью. Однако он обнажает чашу, благословляет ею хлеб и вино, которые приобретают магическую силу и служат причастием братству рыцарей. Парсифаль оставался свидетелем скромной трапезы, но чувствует себя совершенно озадаченным, а когда Гурнеманц спрашивает его о его состоянии, тот не в силах ответить. Из неуважения к церемонии он изгоняется из храма.
Акт Второй
Во Втором Акте Парсифаль оказывается в саду Клингзора и становится мишенью козней Кундри, но вместо того, чтобы поддаться её поцелую любви, он с неожиданностью осознаёт страдания Амфортаса и провидит судьбу Кундри. Охваченный в первый раз состраданием к ближнему, он желает помочь Амфортасу, а заодно и Кундри. Так он становится «невинным простаком, просвещённым через сострадание». Но Кундри вне себя от своего проигрыша и отказывается слушать его объяснения, что, даруя ей свою любовь он осудил бы её на продолжение её мизерного существования. Она проклинает его на странствия по миру в поисках короля Амфортаса. Однако, Кундри оказывает тем самым великую услугу Парсифалю: через любовь он познал сострадание и из жалости он был подвигнут на то, чтобы предоставить другим свою помощь. С этого момента его характер совершает преобразование: теперь он владеет ситуацией и осознаёт своё предназначение спасителя. Появляется Клингзор и мечет священное копьё в Парсифаля, но копьё повисает над его головой, Парсифаль захватывает это копьё и делает им знак креста. (Барри, 134) В одно мгновение замок исчезает и сад обращается в пустыню, а Кундри падает без сознания.
Акт Третий
Последний Акт посвящён поиску Парсифалем замка Грааля, долгому и безуспешному из-за проклятия Кундри. Наконец, поиск закончен и Парсифаль исцеляет Амфортаса, принимает из его рук Священный Грааль, который испускает магический свет. Над головой Парсифаля кружит нисходящий голубь; Кундри валится безжизненно на землю; Гурнеманц и Амфортас подают на колени перед святым Парсифалем, между тем как невидимые голоса нежно поют о спасении.
Либретто
РИХАРД ВАГНЕР
ПАРСИФАЛЬ
ТОРЖЕСТВЕННАЯ СЦЕНИЧЕСКАЯ МИСТЕРИЯ В 3-Х ДЕЙСТВИЯХ
Место действия:
В области и замке стражей Грааля «Монсальват»: местность в характере горных склонов «готической Испании».
Одеяние рыцарей Грааля и пажей напоминает орден тамплиеров: белые рыцарские хитоны и мантии; однако вместо красного креста в качестве эмблемы на щитах и мантиях вышит парящий голубь.
Акт Первый
Лес, тенистый и величавый, но не мрачный.
Скалистая почва. Посреди сцены – лесная прогалина, на заднем плане опускающаяся к лесному озеру, лежащему ниже уровня сцены. Налево поднимается гористая дорога, ведущая к замку Грааля.
Восход солнца.
Гурнеманц, бодрый старик, и два пажа, совсем юные, спят, расположившись под одним из деревьев. Слева, со стороны замка, раздаются торжественные звуки тромбонов и труб, играющих утреннюю зарю.
Гурнеманц
просыпается и расшевеливает пажей
Гей! Го! Стражи лесов!
Стражи сновидений! Скорей проснитесь хоть утром!
Оба пажа вскакивают на ноги и, пристыженные, тотчас же снова опускаются на колени.
Слышите зов? Всевышний Бог своим избранникам внимает!
Он тоже опускается на колени рядом с ними; молча творят они общую утреннюю молитву. Когда звуки тромбонов и труб умолкают, все трое поднимаются.
Ну вот, – и к делу! Час настаёт! Пора царя встречать в купальне…
Он смотрит налево.
Должно быть, уж несут его: вот два гонца спешат вперёд…
Со стороны замка входят два рыцаря.
Мир вам! Ну, как сегодня царь? Чуть свет – он к озеру стремится… Но травы, что Гаван отважной хитростью добыл, – надеюсь, помогли ему?
Первый рыцарь
Надежды брось, – ты ведь знаешь всё… Лишь с новой силой вернулась вскоре злая боль; всю ночь страдал он тяжко, и вот спешит теперь к воде.
Гурнеманц
печально поникнув головой
Тщетно всё! Леченье там бессильно, где только милость лечит! Ищите травы и напитки вдаль летя, по всей земле: спасёт одно лишь, нет, один лишь!
Первый рыцарь
Но кто же он?
Гурнеманц
уклончиво
К делу теперь!
Первый паж
повернувшись вместе со вторым пажом к заднему плану и глядя направо
Смотри! Дикарка мчится к нам!
Второй паж
Ха! Летает по ветру грива лошадки!
Первый рыцарь
А! Кундри там?
Второй рыцарь
Наверно, с важной вестью…
Первый паж
А конь задохся!
Второй паж
Мчался в облаках!
Первый паж
Ползёт по земле теперь!
Второй паж
Подметает гривой мох!
Все с живостью смотрят направо.
Первый рыцарь
Вот спрыгнула Кундри с коня!
Кундри торопливо устремляется на сцену, почти шатаясь. Дикое одеяние, высоко подобранное; пояс из змеиных кож с длинными концами. Распущенные косы волос развеваются в беспорядке; тёмный, медно-красный цвет лица, острый взгляд чёрных глаз, по временам дико сверкающий, чаще же пристальный и мертвенно-неподвижный. Она подбегает к Гурнеманцу и суёт ему в руки маленький хрустальный флакон.
Кундри
На! Возьми же! Зелье…
Гурнеманц
Из каких оно стран?
Кундри
Тех стран далёких не знаешь ты… Это редкий сок – в Аравии всей сильнее нет уж ничего… Брось вопросы! Я устала…
Она бросается на землю.
Шествие пажей и рыцарей, несущих и сопровождающих носилки, на которых распростёрт Амфортас, появляется с левой стороны. Гурнеманц, оставив Кундри, тотчас же оборачивается лицом к прибывшим.
Гурнеманц
в то время, как шествие входит на сцену
Вот он, они его приносят… Увы! Как тяжко видеть это! В расцвете полном гордой мощи, прославленных героев царь – своих страданий слабый раб!
пажам
Ах, тише! Царь… сейчас стонал…
Пажи останавливаются и ставят носилки на землю.
Амфортас
немного приподнимаясь
Вот так! – Благодарю! – Мы отдохнём…
Мучений ночь ушла, в лучах проснулся лес! В святых струях и я найду отраду: затихнет боль, недуга мрак прояснит… Гаван!
Первый рыцарь
Царь, Гаван ждать не стал: целебной силой трав, с таким трудом добытых, он не помог тебе и полетел искать бальзамов новых.
Амфортас
Самовольно? Пострадать он может, так мало чтя завет святой! Беда таким отважно-дерзким: их тайно ждёт Клингзора сеть! Вы мне покоя не тревожьте! Я жду того, кто мне обещан! "Любовью мудрый", – так иль нет?
Гурнеманц
Да, так ты нам сказал…
Амфортас
– "простец святой"… и он, быть может, близко… Как знать, – не смерть ли это?..
Гурнеманц
Но сейчас ещё испробуй средство…
Он подаёт царю флакон.
Амфортас
рассматривая флакон
Какой таинственный флакон!
Гурнеманц
Он для тебя в Аравии найден был.
Амфортас
А кем он найден?
Гурнеманц
Зверьком, что там лежит. – Эй, Кундри, встань!
Кундри отказывается подняться.
Амфортас
Ты, Кундри? Тебе я вновь обязан, прилежный наш гонец? Ну что ж, бальзам твой испытаем мы; спасибо, друг, за труд и верность.
Кундри
беспокойно ворочаясь на спине
За что? Ха, ха! Бальзам бессилен! Ступай! Прочь, прочь! Туда!
По знаку Амфортаса шествие трогается с места и удаляется в глубину заднего плана. На сцене остаются Гурнеманц, уныло смотрящий в след ушедшим, и Кундри, продолжающая лежать на земле. Пажи то уходят, то вновь приходят.
Первый паж
юноша
Эй! Слышишь, ты!
Чего лежишь там, как дикий зверь?
Кундри
Ведь звери здесь священны?
Третий паж
Да! Но священна ли ты, вот это ещё вопрос!
Четвёртый паж
тоже юноша
Её волшебный яд, пожалуй, сгубить вконец властителя может…
Гурнеманц
Гм! Разве она так зла? Как трудно нам порой воителю-брату в далёкий край посланье Грааля доставить, не зная притом, где он! Кто тогда, упреждая нас всех, вдаль летит и мчится назад, удачно, верно исполнив всё? Кормить её не надо вам, нет от неё вам забот, но грянет беда, – и в помощь вам она стрелой готова лететь, – и никаких не ждёт наград. Быть может, Кундри злобна, но вам-то она полезна!
Третий паж
Не верю ей… Смотри, как зло она глядит на нас!
Четвёртый паж
Язычница, волшебница…
Гурнеманц
Да, верно, с проклятием на душе… Вновь, быть может, она живёт, чтоб страшный грех из жизни прежней ей был прощён Творцом небесным… Если она свой путь спасенья в беззаветной службе братству ищет, – благ этот путь, и Кундри права: нам служа, – спасёт себя!
Третий паж
А разве невинна она в том, что беда постигла нас?
Гурнеманц
подумав
Да, если долго с нами нет её, всегда несчастье нам грозит… Давно знаком я с ней, Но Титурель её знает дольше. В тот год, когда он строил замок, её нашёл он спящую, как труп холодный, в кустах. Вот так и я нашёл дикарку, когда постигла нас беда, что тот лихой злодей за горами позорно так на нас навлёк.
обращаясь к Кундри
Эй, ты! Слушай, скажи, где пропадала ты в тот день, когда злой враг копьё унёс?
Кундри мрачно молчит.
Ты помочь бы могла тогда!
Кундри
Мне… всё равно…
Четвёртый паж
Ты слышишь сам!
Третий паж
Она верна, она храбра, – так пусть отыщет нам копьё!
Гурнеманц
угрюмо
Ей не под силу…
Слабы мы тут все…
сильно волнуясь
О, чудотворное, святое копьё! Ты мне сверкнуло в отверженной руке!
погружаясь в воспоминания
С таким копьём, Амфортас слишком смелый, ты был злодею страшен, он весь в твоей был власти!.. Вблизи дворца царь вдруг исчез из глаз: к красотке жгучей в сеть попал герой, в её объятьях он забылся… Копьё из рук упало… Смертельный крик!.. Бегу скорей: смеясь, стоял волшебник там, схватил копьё и с ним пропал. Отбив царя, ему прикрыл я бегство, но – здесь, под сердцем, был он тяжко ранен, – и раны кровь унять нельзя!..
Первый и второй пажи возвращаются со стороны озера.
Третий паж
Ты видел Клингзора?
Гурнеманц
возвратившимся пажам
Царю не легче?
Второй паж
В воде он бодр.
Первый паж
От зелья стихла боль.
Гурнеманц
про себя
Нет, эту кровь унять ничем нельзя!..
Третий паж
Скажи нам, отец, поведай всё: ты знал Клингзора, встречался с ним?
Третий и четвёртый пажи ещё раньше уселись у ног Гурнеманца; теперь к ним присоединяются и первые два.
Гурнеманц
Титурель, святой герой, – тот знал его… В те дни, когда неверных злая мощь христианской церкви тьмой грозила, он избран был, – к нему в святую ночь с небес спустились ангелы Божьи… Они несли вечери тайной чашу, – святейший Грааль, Христа прощальный кубок, куда с креста стекала кровь Его, – и то копьё Страстей, что кровь пролило… Святыни эти, память высших тайн, послы небес вручили в дар царю… Святыням он построил храм святой. Вам, посвящённым, ведь известно, что к Граалю путь закрыт для грешных, что только чистый сердцем достоин посвященья, достоин подвиги свершать спасенья, чудесной силой наделённый. Грааль обрести тот человек не мог… Но всё же Клингзор пытался к нам примкнуть. Внизу, в долине, как отшельник жил он; а там вблизи цветёт неверных край… Как там он жил, чем грешен был, не знаю, но тут он клялся, к святым стремился! Не в силах пыл страстей в душе смирить молитвой, он сам плоть умертвил себе, мечтая так к святым пройти, но с ужасом наш царь отверг его. Тогда безумец в ярости решил служить отныне силе злой, добыть чародейством власть и мощь: ад внял ему… Пустыня стала вдруг цветущим садом, теплицей дьявольских красавиц; там он героям Грааля сети ставит, маня усладой злой и грешной: кто соблазнён, тот не вернётся! Уж многих он у нас похитил! Царь Титурель, преклонных лет достигнув, вручил державу сыну; и вот Амфортас порешил, борьбу начав, зло чар пресечь… Но дальше вам известно всё: копьё теперь в руках врага! Самих избранников он может ранить и Граалю даже дерзко угрожает!
Во время того рассказа Кундри часто, в бешеном беспокойстве, стремительно оборачивалась.
Четвёртый паж
Наш первый долг – копьё вернуть назад!
Третий паж
Ха! Кто вернёт, тому хвала и честь!
Гурнеманц
после некоторого молчания
Пред одинокой чашей в мольбе горячей пал Амфортас и Божья слова ждал тоскливо… Мерцаньем дивным засияла чаша, – и вот бесплотный дух чудесно начертал, как знаменье небес, слова надежды: "Любовью мудрый, простец святой: жди его, – он избран Мной…"
Четыре пажа, глубоко взволнованные, повторяют изречение. Со стороны озера внезапно доносятся крики и призывы
Рыцарей и пажей
Ах! К нам! Сюда!
Эй! Где святотатец?
Гурнеманц и четыре пажа вскакивают с места и испуганно оглядываются. Дикий лебедь усталым полётом прилетает с озера; он ранен, с трудом держится в воздухе и, наконец, падает на землю, умирая. С момента его появления раздаются восклицания:
Гурнеманц
Что там?
Пажи
Вот! Здесь! Летит! То дикий лебедь! Стрелой он ранен!
Другие пажи и рыцари
прибегая с озера
О, горе! Горе!
Гурнеманц
Кем он убит?
Второй рыцарь
подходя
Приметой доброй он царю казался, кружась так плавно над водой, – и вдруг стрела…
Пажи и рыцари
приводя Парсифаля
Вот он! Вот он! Вот оружье!
Первый рыцарь
вынимая стрелу из груди лебедя и указывая на него
И стрела, как у него!
Гурнеманц
Парсифалю
Скажи, – лебедь убит тобою?
Парсифаль
Ну да! Всех птиц с налёта я бью!
Гурнеманц
Шутя убил? И нет раскаянья в тебе?
Пажи и рыцари
Кара злодею!
Гурнеманц
Тяжкий, страшный грех!
Как ты решился, – здесь, в святой дубраве, где кроткий мир тебя объял? Ведь звери леса мирно шли к тебе! Ты у них ласку нашёл! Что пропели тебе наши птички? Чем лебедь тебя прогневил? Подругу искал он, звал её летать над озером вместе в круги, крыльями нашу воду святить… Где же сердце твоё? Иль любишь ты по-детски только стрелы пускать? Нам он дорог был, а что он тебе? Вот, взгляни, здесь ранен он, и жизни уж нет: вниз крылья повисли, на снежных перьях кровь запеклась, померкли глаза, видишь их взор?
Парсифаль слушал его с возрастающим волнением; теперь он ломает свой лук и бросает стрелы.
Постиг ли ты свой грех тяжёлый?
Парсифаль проводит рукой по глазам.
Мой сын! Сознал ли ты свою вину? Как мог ты так согрешить?
Парсифаль
Не знал я ничего…
Гурнеманц
Кто ты такой?
Парсифаль
Не знаю…
Гурнеманц
Но кто отец твой?
Парсифаль
Не знаю…
Гурнеманц
Сюда кто тебя направил?
Парсифаль
Не знаю…
Гурнеманц
Как имя твоё?
Парсифаль
Их было много, но я теперь уж все забыл…
Гурнеманц
Не знаешь ничего?
про себя
Такую глупость я видел у Кундри лишь!
Он обращается к пажам, которые собрались в большом числе.
Пора! К царю спешите, на озеро! Ну!
Пажи благоговейно кладут мёртвого лебедя на носилки из свежих веток и удаляются в сторону озера. В конце концов остаются только Гурнеманц, Парсифаль и – в стороне – Кундри.
Гурнеманц
снова обращаясь к Парсифалю
На всё ты мне ответил незнаньем; так сам говори, – ну что ты знаешь и помнишь?
Парсифаль
Родимую помню, звать Горюшей её; в лесу и в степи пустынной жили мы с ней.
Гурнеманц
Где взял ты лук и стрелы?
Парсифаль
Я сам сделал их, чтоб из лесу орлов гонять могучих.
Гурнеманц
По виду ты и сам орёл высокой крови, зачем же мать не дала сыночку оружья получше?
Парсифаль молчит.
Кундри
по-прежнему лежащая в стороне под деревьями и устремившая острый взгляд на Парсифаля, теперь грубым голосом отвечает за него
Сынок по смерти отца родился, когда в бою сражён был Гамурет; и мать, спасая сына от судьбы такой же, вдали от битв, в пустыне его глупцом растила, простушка!
Она смеётся.
Парсифаль
прислушивавшийся с живым вниманием
Да! И раз в долине мимо меня на чудных животных едут два блестящих мужа; я хотел быть таким же, – со смехом умчались они. Я вслед бежал, но так и не мог догнать их. Пустыней горной шёл я – то вверх, то вниз; то ночь была, то снова день; мой лук меня охранял против больших людей и зверя…
Кундри
поднявшись с земли и подойдя к мужчинам, горячо
Да! Все великаны дрожали пред ним! Отважный ребёнок хищникам страшен!
Парсифаль
удивлённо
Кому я страшен? Скажи!
Кундри
Злодеям!
Парсифаль
Кто угрожал мне, тот, значит, зол?
Гурнеманц смеётся.
Кто же добр?
Гурнеманц
снова серьёзно
Мать припомни; её ты бросил, – она тоскует и слёзы льёт.
Кундри
Уже не льёт: ведь она умерла.
Парсифаль
в крайнем ужасе
Как? Невозможно! Ты лжёшь!
Кундри
Ну да, при мне она скончалась, глупцу привет посылая.
Парсифаль в бешенстве бросается на Кундри и хватает её за горло.
Гурнеманц
удерживая его
Безумный мальчик! Насилье опять?
После того, как Гурнеманц освободил Кундри, Парсифаль долгое время стоит словно в оцепенении.
Гурнеманц
На что ты сердит? Она не лжёт, притом всё знает; мы верим ей.
На Парсифаля нападает сильная дрожь.
Парсифаль
Я.… слабею!..
Кундри тем временем бросилась к лесному источнику и приносит теперь рог с водой; она сначала опрыскивает Парсифаля, а затем даёт ему напиться.
Гурнеманц
Вот так! Так по завету Грааля:
чтоб зло смирить, злу воздайте добром!
Кундри
печально отворачиваясь
Добра я не знаю, – хочу покоя…
Пока Гурнеманц отечески ухаживает за Парсифалем, она плетётся, незаметно от них, к лесному кустарнику.
Кундри
Покоя мне, усталой!.. Заснуть!.. Будить никто не должен!..
пугливо вздрагивая
Нет! Ужасно!.. Сна не надо!
Она глухо вскрикивает и начинает сильно дрожать; затем беспомощно опускает руки, низко склоняет голову и, шатаясь, медленно подвигается дальше.
Сил больше нет! Пора пришла… Надо… надо… заснуть!
Она опускается, как подкошенная, на землю позади кустарника, и с этого момента её более не видно. Со стороны озера слышно движение; на заднем плане видны рыцари и пажи, шествующие с носилками обратно.
Гурнеманц
Уже несут царя назад; высоко солнце; пойдём со мной к смиренной трапезе братской: кто сердцем чист, тех Грааль святой и поит, и кормит.
Мягким движением он закидывает руку Парсифаля себе за голову, а сам берёт юношу за талию и так ведёт его, двигаясь весьма постепенно.
Парсифаль
Что значит Грааль?
Гурнеманц
Сказать нельзя; но, если ты его избранник, ты эту тайну сам узнаешь. Ну вот! Теперь я вижу, что ты чист: к нему ведь нет совсем пути, и только тот проникнет к Граалю, кого он сам к себе направит…
Парсифаль
Далеко мы, а я едва иду…
Гурнеманц
О да, мой сын; в пространстве время здесь!..
Гурнеманц и Парсифаль как будто идут, в действительности же сама сцена незаметным образом постепенно изменяется движение декораций слева направо: лес исчезает, в стеноподобных утёсах открываются ворота, замыкающие в себе обоих путников; затем последние снова показываются в восходящих галереях и словно проходят их. Раздаются постепенно нарастающие и долго выдерживаемые звуки тромбонов; слышен также приближающийся колокольный звон. Наконец путники приходят в величественный зал с колоннами, осенённый высокими сводами купола, пропадающего в вышине; свет проникает в зал только через этот купол. Оттуда же несётся возрастающий перезвон.
Гурнеманц
обращаясь к Парсифалю, который стоит как очарованный
Теперь внимай! Мне надо знать, ты сердцем чист и прост, но мудростью какой ты наделён?
На обеих сторонах заднего плана открываются большие двери. Справа торжественным шествием входят рыцари Грааля и один за другим размещаются, во время нижеследующего пения, за двумя длинными накрытыми столами, которые стоят параллельно друг другу и перпендикулярно заднему плану, причём середина зала остаётся свободной. На столах нет никаких блюд, поставлены только кубки. Два отряда пажей более быстрым шагом проходят через зал и устанавливаются в глубине.
Рыцари Грааля
К последнему причастью готовься каждый день: быть может, завтра скроет тебя могилы сень! Кто в сердце нёс любовь, тот будет призван вновь: к бессмертью приобщён, блаженство вкусит он!
Через противоположную дверь пажи и братья-служители выносят на сцену Амфортаса, лежащего на носилках; ему предшествуют четыре мальчика, несущие ковчег, накрытый пурпурно-красным покровом. Эта процессия направляется к середине заднего плана, где на возвышении, под балдахином, стоит ложе, на которое и опускают Амфортаса. Перед ложем стоит продолговатый мраморный стол, подобный алтарю; на него мальчики ставят накрытый ковчег.
Голоса юношей
доносятся со средней высоты зала
Спасая грешный мир, в венце терновом, Он пил страданий чашу. За Него страдая, с весельем в деле Христовом прольём кровь нашу! Он смертью крестной смерть попрал и к жизни вечной нас призвал!
Голоса мальчиков
с предельной высоты купола
Здесь Веры Храм! Здесь голубь к вам, посол Христа, слетает! Здесь всем дано святое вино, здесь Жизни хлеб всех питает!
Когда все рыцари заняли свои места за столами, и пение кончилось, наступает полная и продолжительная тишина. Из сводчатой ниши в самой глубине заднего плана, позади ложа Амфортаса, раздаётся, словно из могилы, голос старого Титуреля.
Титурель
Мой сын, Амфортас! Готов ли ты?
Молчание.
Мне суждено ли видеть Грааль ещё раз?
Молчание.
Смерть приму ли, не лицезрев святыни?
Амфортас
в порыве мучительного отчаяния приподнимаясь на ложе
Горе! Мукам нет границ! Отец мой! Ах, ещё раз ты сам сверши обряд! Жив будь, жив, а мне дай скончаться!
Титурель
В гробнице жив я милосердием Христа, но слаб я для служенья Граалю. Ты службой грех свой искупи! Снимите покров!
Амфортас
запрещая мальчикам открыть ковчег
Нет! Нет, не в силах я! О, страданье! Кто измерит бездну мук, что мне приносит вид, отрадный вам? Что значит рана, что её огонь против тоски и пытки злой – пред алтарём мой долг вершить! Тяжко наследье, что мне досталось! Я, только я один греховен, и мой удел – служить святыне, безгрешных питать великой благодатью! Спаситель, мною оскорблённый, меня карает страшной карой! К Нему, в его утехе кроткой в тоске душа стремится: из мрачной тьмы, где сердце стонет, Его достичь я должен! – Вот час настал, – И луч нисходит на святыню святынь… Покров упал…
устремив неподвижный взгляд в пространство
Небесный дар, божественный хрусталь сиянным пурпуром горит… И болью сладостной охвачен я: источник святейшей крови вливает мне в сердце благодать… Но вот греховная кровь моя безумной волною течёт тогда обратно, в этот грешный мир страстей, гонима ужасом диким… И снова мчится она, плотину свою прервав, здесь изливаясь из раны Его, тем самым копьём нанесённой мне! Из этой раны Спаситель наш за всех людей страдая, кровавые слёзы спасенья лил в томленье святом сострадая… Из неё теперь, в священнейшем храме, у стража крови Господней, у вождя дружины Христовой горячая кровь греха бежит вечным потоком порочной страсти, и нет преграды для неё! Помилуй! Помилуй! Милосердный боже! Ах, помилуй! Сжалься над грешным, рану закрой мне! Для смерти блаженной дай мне воскреснуть!..
Он падает в полном изнеможении.
Мальчики и юноши
со средней высоты
"Любовью мудрый простец святой: жди его, – он избран Мной…"
Рыцари
тихо
Он был тебе обещан… С верою жди и долг исполни свой!
Голос Титуреля
Снимите покров!
Амфортас снова молча приподнимается, медленно и с трудом. Мальчики разоблачают золотой ковчег, вынимают из него Грааль – античная хрустальная чаша, – с которого тоже совлекают покров, и ставят святыню перед Амфортасом.
Голоса
с высоты
"Вот тело Моё, вот кровь Моя! Завет любви примите!"
Амфортас благоговейно, творя молитву, склоняется над чашей. Тем временем в зале распространяется темнота, постепенно сгущающаяся до полного мрака.
Мальчики
с высоты
"Вот кровь Моя, вот тело Моё! Здесь с вами Я всегда!"
Ослепительный луч света нисходит сверху на хрустальную чашу, которая начинает всё ярче и ярче пламенеть сияющим пурпуром, мягко озаряя все и вся. Амфортас, с просветлённым лицом, высоко подымает Грааль и тихо веет им во все стороны, благословляя хлеб и вино на алтаре. Ещё при наступлении сумерек все опустились на колени и теперь устремляют благоговейные взоры на Грааль.
Голос Титуреля
О, светлая радость! Как милостив ныне Господь!
Амфортас опускает Грааль, который начинает постепенно бледнеть по мере того, как тьма в зале рассеивается и наступает прежнее дневное освещение. Тогда мальчики снова убирают чашу в ковчег и накрывают последний покровом, как было прежде. Во время последующего четыре мальчика, взяв с алтаря два кувшина и две корзины, наделяют всех хлебом и разливают вино в кубки.
Все приступают к трапезе, в том числе и Гурнеманц, который оставил рядом с собою свободное место и теперь знаком приглашает Парсифаля принять участие в трапезе. Но Парсифаль продолжает стоять в стороне, немой и неподвижный, словно не сознавая ничего происходящего вокруг.
