Михаил Александрович Елисеев
Европейское турне Кирилла Петровича
– Пожалуйста, Сонечка. Тише.
– Да как ты…
Кирилл Петрович не успел остановить Софи, когда её ладошка влепила няне звонкую пощёчину. Не сдержавшись, старушка расплакалась.
– Софья! – громогласный бас графа сотряс стены. Мужчина подошёл к нянечке и приобнял её, пытаясь успокоить. – Немедленно отправляйся спать!
– Спать? Ещё только семь вечера! А я ещё не ужинала.
– Обойдёшься без ужина! Ты наказана!
С минуту продолжалась борьба двух взглядов: отца и дочери. Наконец девушка отвернулась и зашагала прочь. Мужчины в курительной комнате постепенно отворачивались, возвращаясь к прежним занятиям. Представление закончилось.
– Я могу вам помочь? – произнёс Кирилл Петрович возбуждённому графу, на что тот печально покачал головой:
– Нет, сударь. Нам уже ничто не поможет.
Кирилл отвернулся от них, и пока поправлял складки пиджака, услышал, как Илья Иванович успокаивает нянечку:
– Ну-ну, Анна Илларионовна. Всё хорошо. Успокойтесь.
– Я… я… простите…
– Вам надо успокоиться. Отправляйтесь-ка ужинать в столовую, а потом я договорюсь, чтобы вас пропустили в женскую комнату отдыха.
– К высокородным дамам? Но я же…
– Не спорьте, Анна Илларионовна! Там сегодня будет петь оперная певица под аккомпанент оркестра автоматонов, а я знаю, как вы любите слушать такие вещи.
Кирилл вернулся к Николаю Григорьевичу.
– Что ни говори, дерзкая девчонка, – произнёс консул.
– Таким отношением к окружающим она и отца, и нянечку в могилу сведёт.
Пять минут спустя, когда Николай Григорьевич ушёл к себе в каюту переодеться к ужину, Кирилл отошёл к бару, чтобы пропустить одну рюмочку. Здесь он столкнулся с Алексеем, который по-прежнему работал над уничтожением алкогольного запаса «Фёдора Ушакова». Его пиджак был повешен на спинку стула, а две верхние пуговицы сорочки расстёгнуты.
– Зря вы так с девушкой, молодой человек. – Кирилл подсел к нему рядышком, – Не моё конечно дело, но с чего вы так прицепились к барышне? Разве она заслуживает подобного обращения?
Держа бокал в неровно дрожащей руке, молодой человек повернулся к нежданному собеседнику и с интересом стал рассматривать его.
– Я помню вас…
– Да, около десяти минут назад я разнимал вашу драку.
– Нет, раньше. – Алексей рассмеялся. – Вчера за ужином. И тогда вы показались мне приличным человеком, – он опрокинул в себя содержимое бокала и указал бармену, чтобы тот повторил, – который не болтает по пустякам.
Кирилл Петрович догадался, что сейчас этот человек, как и многие в состоянии алкогольного опьянения, начнёт перед ним изливать свою душу. Не слишком приятная процедура для трезвого собеседника.
– Софи… я знаком с ней уже давно.
– Об этом я догадался, – кивнул Кирилл.
– Было это почти два года назад. Она обещала стать моей женой, но её папенька в резкой форме отклонил мою кандидатуру жениха. И она, – Ермолкин облокотился на стойку, – она пообещала, что уговорит папеньку. Софи вскружила мне голову настолько, что я по неопытности и наивности своей даже посмел подарить ей бриллиантовый браслет и рубиновое ожерелье, которое когда-то принадлежало моей матери. Тем самым я пытался привязать её к себе и… может, доказать свою любовь и то, как много она для меня значит?
– Вы действительно поступили глупо, – ответил Кирилл.
Стоявший за стойкой бармен, состоящий из шестерней, поршней, парового котла и наружной оболочки, напоминающей рыцарские доспехи, регулярно подливал в бокал парня.
– Спустя время я и сам осознал это. – Алексей хлопнул себя по лбу, – Но тогда… тогда я верил в её ответную любовь. Ведь она, вопреки воле отца, решилась на побег со мной. Мы таились на одном постоялом дворе под Москвой, и Софи… она даже позволила мне некоторые вольности.
«Э-эх, если бы вы только знали, скольким мужчинам она эти вольности позволяет!», – усмехнулся Кирилл про себя.
– Нас всё таки поймали. Софи вернули в дом и заперли в её комнате, а я пытался объяснить Илье Ивановичу, что мы любим друг друга. Нам позволили один-единственный раз поговорить, при этом в комнате находилась её нянечка. И она…
Алексей выпил немного, собравшись с духом:
– Она неожиданно сказала, что между нами всё кончено. Разумеется, я потребовал, чтобы она вернула мне назад браслет и ожерелье, ведь это была память об умершей маме. Софи… эта су… – он прикусил язык, боясь того, что его ругательство попадёт в чужие уши, – Она решила оставить драгоценности себе, говоря, что я их подарил, а подарки не возвращают.
– Знакомая история.
– Она пригрозила рассказать всем, будто это я сам уговорил её сбежать, затащил в постель и обесчестил. Хотя, признаться честно, я там был далеко не первый.
Одним большим глотком он снова осушил бокал.
– Знаете, что для меня было самым мерзким в её поведении? То, что она надела одну из драгоценностей в этот вечер! Воровка!
Парень готов был снова подозвать бармена, на что Кирилл Петрович остановил его:
– Кажется, вам на сегодня хватит.
Алексей посмотрел на него, будто впервые в жизни видел:
– А знаете что? Я пойду к ней прямо сейчас и потребую браслет и ожерелье назад. – Хлопнув ладонями по стойке, он встал, едва не упав на пол. С большим трудом он всё-таки надел пиджак, с пятой попытки попав в рукава. – И пусть только попробует отказать! Всем скажу, что она воровка!
Кирилл некоторое время наблюдал за тем, как юноша, лавируя зигзагами вдоль столиков и диванов, шёл к выходу, спотыкаясь на каждом углу и прося прощения у всех, кого ненароком задевал. В этот момент он напоминал Кириллу автоматона Сиволапа, который, если верить словам хозяина, также любил задевать и сносить всё вокруг.
Когда пришло время ужина, и все остальные сидели вокруг стола в ресторане «Ушакова», делая официантам заказы, Софья была вынуждена прозябать в своей каюте первого класса.
Меряя каюту шагами, девушка разделась сама и в сердцах швырнула платье на спинку стула. Туда же отправились и остальные детали белья. Оставшись обнажённой, девушка подошла к раскрытому иллюминатору. Свежий ветер осушил мелкие капельки пота, выступившие на висках.
Откуда-то сверху доносились голоса гуляющих по палубе пассажиров. Детский смех и гомон взрослых наполнял вечерний воздух. Им было весело.
Красивое личико Софи исказила гримаса злобы:
«Ненавижу вас! Как сговорились все сегодня!»
Закрыв круглое оконце и вернувшись к кровати, Софи надела лёгкую ночную сорочку и легла в постель. Она, конечно же, могла пойти и против папеньки, как часто делала это раньше, и остаться за ужином, однако прекрасно понимала, что ей там совсем не будут рады… даже грузинский князь, который подарил ей прошлой ночью волшебные минуты счастья. Тем не менее, злость на весь белый свет вымотала её, и она решила последовать приказу отца и отправиться спать.
«Что б вы все провалились!»
Она перевернулась на бок, подложив ладонь под голову. Так ей легче засыпалось. Погрузившись в дремоту, девушка через какое-то время услышала, как дверь в каюту приоткрылась. Краем глаза она заметила узкую полоску света, возникшую на полу. Она что же, забыла запереться? Впрочем, неважно; это либо кто-то из обслуживающего персонала, либо…
– Оставьте меня, папа. Я не хочу с вами разговаривать.
Тишина. Было только слышно, как человек, стоявший в дверях, чем-то щёлкнул. Затем едва слышное царапанье. Да кто же это такой?
– Ах, да оставьте же меня в покое! – Софи спросонья запустила в незваного гостя подушкой, после чего тот, наконец, закрыл дверь.
– Сам ведь хотел, чтобы я спала, а теперь ещё и будит! – полусонно пробормотала она под нос.
Возвращаться за подушкой не хотелось, Софи просто распласталась на постели, раскинув руки и ноги. Сон всё никак не шёл.
Часы тихо отстучали девять вечера. Она ворочалась с боку на бок. В комнате стало душно, но ей было лень дойти до иллюминатора и открыть его. Прошло ещё полчаса, а папенька, который обычно заходил к ней перед сном, всё не появлялся.
«Что же это они, всё ещё трапезничают?»
Ей отчего-то стало жарко. Грудь вспотела, а дыхание участилось.
– Тоже мне, Северное море, – пробурчала она под нос. – Брехуны.
Кто-то говорил ей, что в эти широты иногда заплывают небольшие льдины с самой Арктики, значит здесь должно быть холодно, несмотря на середину лета. Откуда такая духота?
Девушка заставила себя встать с постели, с твёрдым намерением раскрыть все иллюминаторы и впустить в помещение ночную прохладу, но почти сразу же, как только её ступни коснулись ковра, с громким «А-ай-й!!!» вскочила обратно на кровать. Происходило нечто непонятное – пол в каюте неимоверно раскалился.
– Да что же это такое! Няня!!!
Уж Анна Илларионовна не задерживается в столовой для прислуги, она всегда быстро ест, так что уже должна была прийти. Но услышит ли? Стены между каютами толстые.
На её крик никто не отозвался – видимо все ещё ужинали.
Мрачные догадки стали приходить в её головку, но девушка боялась признавать их. Она должна была убедиться в этом сама. Софи осторожно коснулась ковра на полу пальцем ноги, тут же одёрнув ступню – температура возросла ещё больше. Тогда она взяла одеяло и бросила его на пол в направлении двери. Теперь она смогла по нему быстро подбежать к выходу и дёрнуть ручку. Дверь не поддавалась. Она не была закрыта на ключ, но что-то с обратной стороны не позволяло открыть её даже на малейшую щёлочку. Отдёрнув занавеску, она глянула в окошко двери, но увидела только противоположную стену коридора.
– Э-эй! Кто-нибудь, выпустите меня!
Щёлкнув выключателем, Софи зажгла свет электрической люстры. Девушка увидела то, чего так опасалась – поворотная ручка темперметра была отвинчена. Там, где должна была быть эта резная деревянная деталь, торчал лишь короткий штырёк с выемкой. Самое страшное было то, что ручку, судя по положению выемки, переключили на максимальную красную десятку так, что даже сам темперметр стал краснеть от высокой температуры. Софи попыталась поддеть и зацепиться за штырёк ногтем, но только обломала его да обожгла пальцы.
Софи повернулась к комнате и оглядела её. Девушке показалось даже, что отполированный до белизны паркетный пол в некоторых местах стал темнеть, а в воздухе запахло горелым деревом. Бахрома ковра стала тлеть и вспыхивать мелкими искорками. Пот лил с неё, будто она была в бане.
Попробовать вышибить дверь письменным столиком? Но до него сначала нужно как-то добраться по раскалённому полу. И ещё неизвестно, сможет ли она вообще пододвинуть эту тяжесть. Стулом? Скорее он расколется после удара об металлическую дверь.
Она ничего не могла сделать! Её не слышат, и сама она не может выбраться из ловушки. Дверь в её каюту находилась в конце коридора, так что надежда на то, что кто-то будет проходить мимо и услышит её мольбы о помощи, была крайне мала. От ощущения безнадёжности из глаз сами собой полились слёзы.
– Да помогите же кто-нибудь!
Неожиданно в окне двери мелькнула тень. Повернувшись к выходу, Софья замерла от неожиданности – она совсем не ожидала увидеть этого человека.
– Открой! Прошу тебя, открой! – лицо Софи заливали слёзы, – Прости меня за всё! Я знаю, что сделала тебе плохо! – она заломила руки в молитвенном жесте, – Умоляю, открой! Я задыхаюсь!
Лицо в окошке двери оставалось беспристрастным и молча наблюдало за несчастной. Минута за минутой.
– Ты!!! Я ненавижу тебя! Ненавижу! – Не дождавшись помощи, теперь всю свою ярость девушка выплеснула в лицо человека, стоявшего по другую сторону двери. – Сгори в аду!
– …И после этого они мне говорят: «Извините, но у нас для вашей затеи не хватит всех финансов Империи!» – закончил Степан Аристархович свою историю.
Все сидящие за столом рассмеялись вместе с рассказчиком.
– А я всегда говорил, что когда дело доходит до стоящих открытий, наши чиновники жадничают, – заметил Николай Григорьевич.
Как и в прошлый раз, центральный столик заняла та же компания, что и в первый день плавания. Невольно сдружившись за разговорами, они уже не желали других соседей, что было естественно.
– Было бы хорошо, если бы нашу мужскую компанию разбавила цветущая юность нашей несравненной Софи, – добавил Семён Михайлович, стукнув стоящего рядом металлического слугу по груди, – Даже Сиволапу нравится общение с девушкой, хе-хе-е! Даром, что железный, а тоже мужик!
– Но ведь вместе с нами леди Бичем! Разве вам её мало? – Консул поднял бокал, направив его в сторону англичанки, – Ваше здоровье!
Женщина ответила ему улыбкой и кивком.
Вернувшийся Илья Иванович сел за свой стул:
– Ещё раз прошу прощения за отлучку. Я присмотрел за Анной Илларионовной, нашей нянечкой. Она сейчас в женской комнате отдыха, слушает оркестр. Старая женщина, я стараюсь хоть как-то развеселить её, дабы она позабыла о выходке Сони.
– Я бы тоже хотела послушать их. – Леди Бичем повернулась к графу. – Кажется, там должна была выступать одна оперная певица, которую мне расхваливали. Но я всё-таки предпочла остаться с вами и отужинать, господа.
Последним заявлением она вызвала улыбки у мужчин за столом.
– Не в обиду будет сказано, – сказал Никита Григорьевич, поправляя пенсне, – но не слишком ли взрослая ваша дочь для няни? Ей бы подошла… не знаю, есть ли такая должность в России, но в Британии подобное распространено. Это называется «компаньонка».
– Что-то вроде служанки-подружки в услужении аристократки, – уточнил Кирилл Петрович. – И получающей за это необременительное занятие деньги.
– Ах, ну что вы! Анна Илларионовна с самого детства была при Сонечке. Сейчас она, конечно же, исполняет обязанности компаньонки, хотя мы в доме все по привычке зовём её нянечкой.
– Никто не может сказать, где спрятался господин Алексей? – спросила леди Бичем, – Симпатичный юноша. Он вроде бы хотел отужинать с нами?
– Ермолкин? – уточнил консул.
При упоминании этой фамилии граф сморщился:
– После его выходки в курительной комнате не имею ни малейшего желания видеть его снова. – Вооружившись вилкой и ножом, Илья Иванович вернулся к тарелке с мясным рагу и картофельным гарниром. Разумеется, в меню это блюдо имело возвышенно-претенциозное название на французский манер.
– Кажется, он порядком набрался и отправился в свою каюту, – ответил Кирилл Петрович. – И видимо, спать он будет всю ночь как убитый.
– Надеюсь, ничего интересного не произошло, пока я отлучался? – За столик рядом с леди Бичем присел князь Дадиани.
– Князь! Я вам никогда не прощу! Вы оставили меня одну! – нарочито возмутилась англичанка, указав ему вилкой в грудь. – И хотя господин Степан и веселил меня своими историями, всё же мне было скучно без вас.
– Извольте, но ведь прошло всего пять минут, – ответил Рустам, взглянув на карманные часы.
– Почему это леди Бичем переключила своё внимание на князя? – Наклонившись к уху друга, спросил Кирилл Петрович.
– Испытывает мою ревность, – улыбнулся Николай Григорьевич. – Вот увидите, завтра она снова будет гулять со мной под ручку, и смотреть влюблёнными глазами.
– Пять минут, – произнёс Степан Аристархович, задумавшись над словами грузинского князя. – Иногда за пять минут можно сделать очень многое.
Ужин продолжился.
Софи огляделась в поисках выхода. Дверь, ведущая в соседнюю каюту прислуги, была бы спасением, но ей достался однокомнатный номер лайнера; каюта нянечки располагалась через стенку и имела отдельный вход.
Она была заперта.
Девушка задыхалась. Желая глотнуть хоть немного свежего воздуха, Софи, бросив матрас с кровати на пол к стене, пробежала по нему и распахнула иллюминаторы каюты. Высунув наружу голову, она стала кричать:
– Помогите! Умоляю, спасите! Меня заперли!
Софи услышала, как сверху на борту «Ушакова» заголосило несколько прогуливавшихся пассажиров. Кто-то звал старпомов и матросов. Кто-то перегибался через фальшборт, чтобы рассмотреть – из какой каюты доносится голос.
– Не волнуйтесь! – услышала она отдалённый мужской голос. – Сейчас вам помогут!
Она совсем не заметила того, как почти сразу же после открытия иллюминаторов вспыхнуло одеяло, брошенное на пол у двери, а бахрома ковра занялась огнём. Слишком поздно почуяв запах дыма, она обернулась, с ужасом увидев, что к одеялу и ковру добавилась обивка стульев и дивана. От горящего одеяла огонь перекинулся на шёлковые обои помещения, добравшись до потолка.
– Помогите! – У неё началась истерика. – Пожар! Я горю!
Не помня себя от паники, Софи забралась на письменный столик, едва не опрокинув чернильницу и уронив несколько листков чистой бумаги, которые, едва коснувшись пола, тут же вспыхнули, превратившись в пепел. Она обхватила колени и тихонько застонала, не в силах ничего поделать. Она выдыхала только одно-единственное:
– Ненавижу…
Когда всё помещение наполнилось густым дымом, она могла только откашливаться, не в силах произнести ни слова.
Кирилл Петрович заметил сквозь стеклянные двери, как по коридору суетливо забегали слуги.
– Кажется, что-то случилось, – обратил он внимание остальных.
Все присутствующие повернулись к выходу, видя, как помимо обслуживающего персонала запаниковали и некоторые пассажиры.
«Пожар!» – это слово быстро появилось в воздухе сначала из коридора, затем повторилось за несколькими столиками.
– Прошу прощения, – Николай Григорьевич остановил официанта, – Из-за чего весь сыр-бор?
– Ваше благородие, горит одна из кают первого класса.
– Бог ты мой! Кто-то уронил свечку? – изумился Степан Аристархович.
– А какая именно? – спросила леди Бичем.
– Если я не ошибаюсь, то восьмая.
– Это… это каюта Софьи Ильиничны? – уточнил Рустам, устремив взгляд на графа.
Илья Иванович неожиданно подскочил со стула и стал шарить по краю стола. Так и не найдя желаемого, он вдруг не к месту спросил:
– Простите, вы не видели, куда делась моя трость?
Коридор пассажирского отдела был битком набит любопытствующими.
–Я прошу вас всех выйти на верхнюю палубу! Вы мешаете тушению пожара! – закричал старший помощник капитана. Ему пришлось пригрозить, – Если вы не разойдётесь, то пожар перекинется на соседние каюты. Вы все хотите сгореть?
В толпе возмущённо зароптали.
– Отправляйтесь на палубу!
Когда коридор опустел, за исключением особенно упёртых человек, члены команды смогли беспрепятственно встать в ряд с вёдрами от водонапорных труб к горящей каюте. Передавая друг другу полные вёдра, они принялись тушить огонь. Дым, вырываясь из помещения, поднимался к потолку коридора.
– В чём дело?
К старпому подбежал один из младших офицеров:
– Пассажиры с нижних кают жалуются на раскалённый воздух. Там потолки горячие. Вот-вот вспыхнут.
Мужчина, недолго думая, ответил:
– Возможно, это из-за перегрева электричества. Прикажите вырубить на всей палубе подогрев полов. Э-эх, надо было с самого начала сделать это. Ох уж эти новшества – за всем и не уследишь.
К старшему помощнику, прихрамывая, подбежал Илья Иванович:
– Пропустите! Там моя дочь!
Следом, стараясь не мешать матросам, шли Кирилл Петрович, Николай Григорьевич и Семён Михайлович, за которым семенил его металлический слуга.
– Она должна быть там! – Илья Иванович схватил мужчину за рукав и сильно затряс его, – Умоляю! Спасите её!
– Она внутри? – удивился старпом, – Но там ведь невозможно…
Кирилл Петрович, пресекая дальнейшие разглагольствования офицера, подбежал к распахнутой двери каюты и заглянул внутрь. Все стены и пол были охвачены ревущим огнём, несмотря на старания матросов. Всполохи пламени в редкие моменты достигали самого потолка. Горела вся мебель в комнате, а на кровати… едва видимая в вихрях огня, лежала Софи, свернувшись калачиком. Ночная сорочка на её теле уже почти вся обуглилась. Она молчала.
– Может её ещё можно спасти. – Кирилл подозвал учёного, – Семён Михайлович! Прикажите Сиволапу войти туда и вынести Софью!
– Сиволап! – мужчина повернулся к своему слуге, – Ты всё слышал? Иди!
Кивнув начищенной до блеска усатой головой, автоматон не колеблясь вошёл в самый центр пекла. Огненные языки лизали металлическую обшивку, не в силах пробиться внутрь. Медленно двигаясь, он всё же умудрился опрокинуть горящий столик, который после падения на пол взметнул в воздух сноп искр.
– В нём нет горящих элементов? Картона или бумаги? – спросил Кирилл Петрович, опасаясь, что спаситель застрянет в каюте.
– Нет, все соединительные части скреплены металлическими тросиками, а перфокарты заключены в плотную коробку. Так что моего Сиволапа можно бросать хоть в огонь, хоть в воду, – махнул рукой учёный.
Автоматон был едва виден за сплошной стеной огня и клубов дыма. Вот он нагнулся над кроватью и протянул руки.
– Что случилось? С Софи всё в порядке? – Сзади к ним подошли леди Бичем под руку с князем Дадиани.
– Очень на это надеюсь, – ответил Кирилл.
– Он несёт её! – воскликнул граф. – Несёт!
В проёме двери появился объятый дымом автоматон, держа на руках едва живое тело, покрытое множеством чудовищного вида ожогов. Сгоревшая ночная сорочка во многих местах намертво прилипла к коже.
– О господи! – Сзади появилась Анна Илларионовна, вернувшаяся из женской комнаты отдыха, – Сонечка! Она жива?
Кирилл Петрович перехватил Софью у Сиволапа и опустил её на пол.
– Софи, дорогая! Умоляю, очнитесь!
Веки дрогнули. Девушка едва разлепила глаза, которые не хотели открываться из-за сгоревших и слипшихся ресниц.
– Она жива! Хвала Богу! – воскликнул отец несчастной, – Прошу, дайте мне пройти к ней!
Обожжённые губы чуть приоткрылись, выпустив в задымлённый воздух всего одно едва слышное слово:
– Ненавижу…
Софья Ильинична потеряла сознание, скончавшись через пару минут.
Невозможно передать словами горе безутешного отца. Он сидел на полу, обнимая погибшую дочь, пока мимо него сновали туда-сюда матросы с вёдрами воды, занимаясь тушением пожара. Суетящийся экипаж не мог знать, что испытывал родитель, столь трагически потерявший своё дитя. Нянечка присела рядом, положа одну руку ему на плечо, и горько плакала. Стоящие рядом пассажиры стали невольными свидетелями семейной трагедии, боялись уходить и даже шевельнуться, будто это могло нарушить напряжённую тишину горя.
– Откуда здесь это? – Кирилл Петрович повернулся к предмету, лежащему рядом с дверью восьмой каюты.
Все пассажиры, проследив за его взглядом, также посмотрели на пол коридора.
– Это… это ведь моя трость. – Илья Иванович дрожащей рукой указал на неё. Он с трудом проглотил подступившую слюну, – Я потерял её. Откуда она здесь?
Старпом пожал плечами:
– Этой тростью была подперта ручка двери, – признался мужчина, – так что невозможно было выйти наружу.
Часть 3.
Все пассажиры сидели по своим номерам. Попутчики, ставшие невольными свидетелями трагедии, обеспокоенно переговаривались между собой, обсуждая происшедшее на борту. Те, кто не мог уснуть, поднялись в курительную комнату, где автоматон-бармен был в силах обслуживать их хоть до самого утра, и также говорили о пожаре в восьмой каюте.
Граф с телом дочери находился в корабельном лазарете, боясь отойти от Софи даже на минутку. Слёзы перестали течь по старческим щекам, так как Илья Иванович всё, что можно, уже выплакал. Он только сидел рядом с койкой, на котором лежало обгоревшее тело покойной, накрытое простынёй, покачивался из стороны в сторону, словно находясь в некоем трансе, и смотрел на то место, где должно было быть её лицо.
Матросы, справившись с огнём, убирали вёдра и откачивали лишнюю воду. Они двигались совершенно молча и стараясь не издавать лишнего шума, будто в знак уважения перед умершей. Уставшие и перемазанные сажей, они уходили в свои каюты и, вымотанные, тут же засыпали.
Время было уже немногим за полночь, и в каюте оставались только несколько офицеров и старпом.
– Э-эх, и добротная кровать была… теперь только на угли.
Некоторая доля цинизма помогала справиться с ужасом пережитого.
– Ваше благородие, вы бы пошли, выспались, – отозвался один из офицеров, глянув на старпома из-за плеча.
– На том свете отосплюсь, Сухов.
– Обломки убирать, ваше благородие? – переспросил Сухов.
– Погодьте, – мужчина поднял раскрытую ладонь, – Ещё всё осмотреть надобно.
– Для чего?
– Здесь могут быть какие-то личные вещи погибшей, которые граф хотел бы оставить себе.
Пиная носками сапог обломки, офицеры бродили по обгоревшей каюте, в то время как в проходе стоял один из гражданских, который всё никак не желал уходить.
– Почему один иллюминатор заперт? – спросил старпом, – Я же просил всё раскрыть, чтобы выветрить запах гари.
– Кайма оплавилась, ваше благородие. Тут такой жар был, что даже металл потёк.
В подтверждение своих слов, Сухов подошёл к окну и лично подёргал ручку несколько раз.
– Не понимаю, как так получилось-то? – недоумевал старпом.
– Может она включила слишком высокую температуру? – неожиданно спросил незнакомец, стоявший в дверях.
– Её ведь предупреждали об этом? – мимоходом спросил старпом младшего офицера Сухова.
– Все пассажиры, плавающие каютами первого класса и имеющие услугу подогрева полов, в первую очередь предупреждаются о возможной опасности, – отчеканил офицер.
Незнакомец, не обращая на матросов внимания, принялся осматривать оплавившийся темперметр, отковыривая кончиком ногтя чешуйки сажи.
– Пока не подавайте электричества на обогрев полов. Не дай Бог, ещё одна из кают вспыхнет, – старпом продолжал отдавать распоряжения офицеру, – Нашей компании и одной смерти на борту по самые уши. Сейчас ещё и жалобы начнутся.
– Они уже начались, ваше благородие, – ответил офицер. – Некоторые пассажиры первого класса жалуются на холод в каютах.
– Пускай тогда берут пример со второго и третьего класса, где люди по старинке греются одеялами. Ведь жили же раньше как-то без этих темперметров. Веками. – Мужчина пристально посмотрел прямо в глаза Сухову. – Ни в коем случае не включайте эти обогреватели! Какие бы деньги вам ни предлагали.
– Если честно, то уже предлагали… , – признался мужичок.
– А почему было сразу не поставить на ручку какие-нибудь ограничители? – снова подал голос незнакомец, потерявший интерес к оплавившемуся устройству.
– Не моя вина, – пробурчал старпом, бросив через плечо. – Недоработка инженеров. – Он сильно нахмурился, наконец-то обратив более пристальное внимание на надоедливого пассажира, – Прошу прощения, вы вообще кто таков будете?
Мужчина прошёл в центр комнаты и протянул руку:
– Меня зовут Кирилл Петрович.
– А не пойти ли вам спать, Кирилл Петрович? – Старпом высокомерно бросил взгляд на протянутую ладонь, не шелохнувшись.
– Можно и так, хотя я могу сходить к капитану и попросить его, чтобы он всячески содействовал мне в моём начинании. Чин позволяет мне сделать это.
– В начинании чего? – Старпом всё-таки пожал его руку.
– В начинании расследования.
– Тут нечего расследовать. – Мужчина махнул ладонью. – Девчонка позабыла о предупреждении и включила обогрев пола на полную мощность.
Кирилл, недоверчиво хмыкнув, снова подошёл к двери, указав на темперметр:
– Ручка была выполнена из дерева?
– Да, так и есть.
– Но ведь огонь был не настолько сильным, чтобы она полностью сгорела, верно? Да, металл оплавился, но ведь от деревяшки должно же было остаться хоть что-то?
– От таких предметов остаётся хотя бы уголёк или пепел, – ответил оказавшийся рядом Сухов.
– В таком случае, где же эта ручка?
– То есть, как это где? – Опешивший от неожиданности, старпом повернулся к косяку и осмотрел темперметр.
Вместе с ним за компанию дверной косяк осмотрел и Сухов.
– Действительно, ручки нет, – старпом наклонился и стал осматривать пол, – Возможно, она выпала?
– Выпала? – брови Кирилла вздёрнулись вверх, – Настолько слабое крепление со штырём? Или это тоже недоработка инженеров?
– У вас есть своё мнение? – старпом начал выходить из себя.
– Разумеется! Ручку специально повернули на максимум и отломали. Затем закрыли дверь и подставили трость, чтобы девушка не смогла выйти наружу.
– Вы… – мужчина перевёл дыхание, – … вы понимаете, на что вы намекаете? Да ведь это же… убийство.
Последнее слово он еле слышно прошептал, будто боясь, что такая страшная догадка достигнет и его младших помощников.
– Да, это убийство, – кивнул пассажир. – Без сомнений.
– Матерь Божья, – Сухов прикрыл рот рукой.
Кирилл развернулся и пошёл к выходу:
– Последую вашему совету и пойду спать. – На секунду остановившись в дверях, он добавил, – Мне надо о многом подумать.
Утром, когда в их каюту постучались, консул уже стоял в гостиной, нервно поправляя завязанный уже в сотый раз платок.
– Да-да, войдите.
– Я не помешаю?
На пороге возник Семён Михайлович, за спиной которого с невозмутимым видом стоял Сиволап, возвышаясь над хозяином на целую голову.
– Николай Григорьевич, доброе утро. Вы уже завтракали?
– Ещё нет, но, пожалуй, что и не пойду, – мужчина снова развязал платок.
Учёный с автоматоном вошли в гостиную, прикрыв за собой дверь.
– С вами всё в порядке? – поинтересовался мужчина.
– Мне не по себе. Нервы, – признался консул. – Вчерашнее происшествие…
– Я понимаю вас. Тоже не мог уснуть полночи. И много думал об этом. – Учёный смело сел в кресло, так и не дождавшись приглашения. – Меня сильно беспокоит эта трагедия.
– В ней чувствуется какая-то неправильность, – отметил Николай Григорьевич, поправив съехавшее на нос пенсне.
Собеседник встрепенулся:
– Вы тоже это заметили?
Консул теперь всем корпусом повернулся к учёному, заинтересованный темой разговора:
– Да. Словно всё было подстроено. Ещё вчера вечером я слышал от других пассажиров о том, что Софья якобы сама захлопнула дверь и сломала темперметр. – Мужчина нервно хохотнул. – Но в это слабо верится. Я мало знал эту девушку, но в ней чувствовалась жажда жизни. Она ни за что не сделала бы подобное сама. Всё указывает на то, что это сделали намеренно. И эта трость…
– Ею будто бы подперли дверь, верно? – заметил учёный. – Вчера об этом говорил старпом. Но значит ли, что это было…
Они почти одновременно высказали вслух витавшее в воздухе подозрение:
– Убийство.
На минуту в гостиной повисла тишина. Каждый думал о своём.
– Скажите, ваш сосед, Кирилл Петрович… если мне не изменяет память, он в своё время отличился тем, что блестяще раскрывал некие преступления в Петербурге и Москве. Я прав?
– Да, это так, – кивнул консул. – Но я ещё не успел поговорить с ним по этому поводу. Впрочем, он и сам особенно не распространяется на эту тему. Думаете, стоит его расспросить?
– О-о, ещё как! – Семён Михайлович вскочил с кресла. – Он у себя?
Сделав пару шагов, Николай Григорьевич постучался в соседнюю каюту. Услышав изнутри приглушённый голос, мужчины вошли. Внутри они застали Кирилла Петровича, полностью одетого для выхода, сидящего за столом над исписанными листами бумаги.
– Любезный друг, вы не будете против, если мы вас прервём?
– По какому поводу? – поинтересовался Кирилл.
– Видите ли, повод этот в свете недавних событий довольно-таки деликатный, – Семён Михайлович сложил руки.