Мама взволновано взяла лицо дочери в руки, пытаясь остановить. Но дочь уже неслась к телефону, чтобы обо всем сообщить Эрику.
Он успокаивал ее маму, что Еркешке нужен отдых, что у нее в самом деле лето было напряженным и удручающим, а с Даригой Адамовной он поговорит.
На аэровокзале нет суеты, тихо, спокойно.
– Спасибо, что успокоил маму. – повернулась она к подошедшему с билетами Эрику. – До регистрации два месяца и пока документы переведут в КАЗГУ, я сельхозку пройду со своими. Я не ищу хрустальных туфелек и на королевский бал не собираюсь. Просто здесь чувствую себя, как в брошенном доме, где брожу всухую и скриплю то ли полами, то ли зубами, вся какая-то трясучая, скрюченная, смотри вот-вот и рассыплюсь. Предложила, забери меня без свадьбы. Но ты хотел, как правильно, а получилось, что все вновь поостереглись, предоставить шагам свободу.
– Нет-нет. Все не так. И все, что ты говоришь, это, по сути, ужасно. Я сейчас понял, что мы вновь ни о чем не поговорили. Я никогда не сомневался в тебе. Мне сложно объяснить, но чувствую, что вижу тебя в последний раз. Не покидает ощущение, что тебя украдут.
– Это, тоже по теории вероятности? – рассмеялась она.
В отъезжавшем автобусе в аэропорт она оглянулась, Эрик одиноко стоял от толпы провожавших и грустно смотрел вслед.
Неотвратимость. часть II. Судьба.
Ерке, расположившись на заднем сиденье, ехала по Абая. Бахыт чутко ловил ее настроение. Если она неразговорчива, он, изредка поглядывая на нее в лобовое зеркало, первым тишину не нарушал. Сегодня один из таких дней.
– Быхыт, сдайте. – Она, откинувшись, смотрела назад. – Заберем голосующего.
Заднее стекло плавно опустилось. Безупречные зубы заглянувшего блистали в улыбке. Увидев ее, он отпрянул. – Ерке…?!?
– Садись вперед, Рустем. – стекло вернулось на место.
«Ого-го, побледнел», – Бахыт с интересом наблюдал, – «Засуетился».
Мужчина сел в машину.
«Тишина… мент родился», – усмехнулся водитель.
– Ну, здравствуй, – на правах хозяйки она нарушила молчание, – тебе куда?
– В аэропорт.
– Давно в Алма-Ате?
– Нет, приезжал в банк на подписание контракта, – уместив портфель, развернулся к ней. – Еркеша, – он смотрел на нее и улыбался.
«Ожил», – комментировал Бахыт.
– Удачно? – бесцветно, казалось, ради приличия спросила она.
– Относительно. Как у тебя со временем?
– Увы, ни больше-ни меньше, как подбросить тебя в аэропорт.
– Ты не меняешься.
– Не стараюсь. Устраивает, какая есть.
– Как Жан?
– Заканчивает университет.
– Думает жениться?
– Думает обеспечить будущее матери. Женитьбы в планах нет.
Бахыт, догадался, экс муж.
– Почему банк Казахстана? – беседа в машине шла своим ходом.
– У вас выгодные условия.
В аэропорту слабо улыбнувшись, ограничилась сухим рукопожатием.
– Ты всегда решения принимала самостоятельно, думая только о себе. И от алиментов отказалась. Гордость твоя – твое наказание.
После душа, укутавшись в плед, она лежала и вспоминала. Четверть века назад в ЗАГСе Ташкента, слезы шли потоком не оттого, что, жалея себя, хотелось плакать, они шли изнутри, независимо от ее желания-воли.
За полтора месяца до этого дома шла подготовка к ее свадьбе с Эриком. Предсвадебная суета, ожидания, оборвались… Рустем. Перед свадьбой увез ее в другую республику. В день, когда это произошло она Рустема видела впервые. Рустем, как выяснилось, знал ее давно.
Рустем
Она вышла из общежития. Улицы пусты. Умиротворение. Снег приятно скрипел. Крупные, мохнатые снежинки, вальсируя и хаотично переплетаясь падали на землю. Под матовым светом уличных фонарей они похожи на порхающих бабочек. Она скучала по трескучей зиме. По неломкому хрусту под ногами. По щиплющему щеки морозу. По солнцу, бриллиантом рассыпающемуся по снегу. По конькам-лыжам. По горкам-санкам. Такая зима была в городе, где она родилась и выросла. По непредвиденной случайности учеба в институте проходила на юге страны. Где и воздух другой, и осень не багряная, и зима не зима, а про знойное лето говорить не приходится.
Она с наслаждением шла по тротуару не боясь опоздать на лекцию по политэкономии, времени достаточно. Вскоре голова и шуба покрылись снегом. Она остановила машину. Водитель всю дорогу улыбался, пытаясь ее разговорить, но не нашел с ее стороны поддержки. Она, не принимая возражений, рассчитавшись, вышла.
Рустем. Встреча, перевернувшая жизнь. Кеша не предполагала, что после той поездки он будет год ее сопровождать. Неизвестно сколько бы он ее держал под наблюдением, если б не ее свадьба? Не важно, от кого он узнал о предстоящем событии. Он, не задумываясь своим решением, изменил судьбы двух семей. Еркеша – очередное желание. Состояние его отца давало возможность иметь желаемое.
В спальню постучали, – Еркеш Адамовна, телефон.
– Привет, – голос Марал звенел, – представляешь, Эрик к родакам звонил…
Удивительно, и спустя четверть века они неразрывно следуют друг за другом. Между ними прослеживается определенная связь.
– Марик, я устала давай завтра перезвоню. – И, отключила телефон.
Если бы сегодня было вчера…
Предсказание Эрика сбылось.
С сельхозок она вернулась простывшая, с температурой. Отъезд в Алма-Ату Эрик отложил, категорически противясь вылету в таком ее состоянии. В комнату влетела Кира, – В Ташкенте Ганг открылся, смотаемся?
– Не хочу, что я в Ганге не видела.
– Ну, поехали… я-то его никогда не видела.
– Не хочу.
Студенчество счастливая пора, когда не считаются твое-мое. Повышенная стипендия и деньги из нескольких источников дома, позволяли такси и многое другое. Из этого многого, что покупалось себе, бралось и Кире.
– Хорошо, с утра в институт, послезавтра в Ташкент.
– Я против Ташкента, – расстроенно сопротивлялся Эрик.
– Мы туда-обратно. Если первым рейсом выедем, в Ташкенте будем в восемь, два часа на дорогу. После Ганга смотаемся в ГУМ и обратно.
– Мама гардероб тебе купила на несколько лет вперед.
– Извини, я могу принимать самостоятельные решения?
– Хорошо, съезди. Вышлю деньги до востребования.
– Нет, не стоит, денег достаточно.
– Строго-настрого, не забудь взять паспорт и проконтролируй Киру.
– Зачем паспорта? Мы же не на самолете летим.
– Даже не возражай, другая республика. Могут возникнуть различные ситуации, это дорога. И этот фактор не учитывать глупо.
– Как я могла забыть про теорию вероятности…
– Еркеш!
В этот раз она разумно отнеслась к маниакальной теории и с вечера Кире напомнила про паспорт. Решили выехать в шесть утра, но рассчитав время, вышли позже. Город уже наполнен шумами – треска, гудков, шарканья, дребезжанием скворцов, чириканием, звуков радио, из окон слышно чье-то причмокивания-прихлюпывания чая, смех-плач детей, кто-то спешил, кто-то медленно торопился. Она слегка поежилась. Еще хранилось тепло толстой махры халата, но вкус каши с хурмой перебил сироп от кашля с ненавистной солодкой. На улице теплый ветер гонял желто-жухлую листву. Ноябрьское небо осветило солнце. Подумалось, это юг, а в ее городе ноябрь без грима: сейчас в это время утра темно и промозгло от стылого холода, и наверняка скрип крон и запах сырой листвы, морося наносят штрихи неуюта тем, кто также несется куда-то. Сзади раздался хлопок дверцы машины, чей-то быстрый топот догонял. Оббежав и улыбаясь, задом наперед перед ними бежал парень. – Девчонки, привет. Она его вспомнила.
«К ней температурившей, поднялась вахтер тетя Маша. – Слушай, к тебе там парень пришел, считай, несколько дней тебя спрашивает.
– Даник?
– Тю тебя, я что ж, Даньку не узнаю, который за тобой бегает с первых дней? Не-ет этот другой, красивый.
– А что, Данька не красивый?
– Этот очень уж смазливый, от таких девки шибко плачут. Слышь, а может это жених твой столишный?
– Нет, не жених.
– Да ты горишь до сих пор, смородинки поела? Я вчерась с Киркой передала. Сейчас лимончику с водочкой принесу, так вернее будет, туда его, в чай с малиной бросишь, ложку горячительной нальешь и пропотеешь.
Не сделав двух шагов, тетя Маша вернулась, – этому-то, что сказать?
– Гони его, тетя Маш, не знаю никаких парней.
Через два дня она собралась в институт со всеми попрощаться. Тетя Маша, выйдя с ней кивнула в сторону машины, – Энтот, как не выйду сидит, а че ему сделается? В машине поспит, в столовке поест, там и нужду справит.»
Интересно. Ну, ни к ней же он приехал? Они не знакомы.»
Он, широко улыбаясь, перекатил плечами от прохлады воздуха. «Машину перетопил, перепад температур», додумала она, не подозревая, что прошлой зимой он довез ее до института. Не ответив, направилась к дороге. Почувствовав, что идет одна, оглянулась, Кира разговаривала с ним.
– Представляешь, как нам повезло, он из Ташкента и нас захватит. Здорово! Эй, давай, рули.
Рдея от удовольствия, Кира махнула ему рукой.
– Мы с ним не поедем.
– Ты что, поедем с ветерком и комфортом…
– Нет.
– В путь надо выезжать пока солнце не поднялось.
Кеша, не ответив, отвернулась от него.
– Со мной едет старенькая тетя, она будет гарантом вашей безопасности.
– Во! Теперь согласна?
– На такси до автовокзала и на Икарусе в Ташкент. – Прошипела Кеша. – Иначе никуда. Тетушке привет. – Выплюнув яда, устрашающе посмотрела на Киру.
– Ты, эгоцентристка и змея. Сама замуж выходишь, у самой еще Данька есть. Может, это мой шанс? Ты, как собака на сене: сама не ам и другому не дам. – Шепотом, разъярившись, чтоб он не услышал, Кира надувшись отвернулась.
– Подъезжай. – Кеша недобро посмотрела на парня, ждавшего их решения.
– Я люблю, люблю, люблю тебя… – Кира, смеясь закружилась.
При виде тетушки, Кира шепнула, – Она тут поместится только по частям.
«Престарелой тете» оказалась лет 35. Ей возраст придавал вес. А юности ничего не стоит возрастных сопоставить с древним мамонтом. От ее присутствия в машине стало душно, тесно. И жигули с охом, ухнув вниз, помчались по трассе. Вскоре машина остановилась. Рустем, так звали парня, открыл капот. Время шло. Утихала ярость Кеши. Притихла Кира. Тетушка, не унывая, смешила историями из жизни. Кеша пыталась остановить «Икарусы», идущие на Ташкент, и вернувшись, устало закрыла глаза, спустив кожаную кепку на лицо, слушала тетушку, хлопоты Рустема, реплики Киры. После обеда измученные, въехали в Ташкент. – Девчонки, я виноват, эксплуатируйте не жалея, машина в вашем распоряжении. Куда первым в «Ганг», «ЦУМ»?
Кира посмотрела на молчавшую всю дорогу подругу.
– Я вам посоветую начать с «Ганга». В нем много вещей, о которых мы ранее не знали, другая культура, – улыбнулась неунывающая.
Хотелось сказать, в Алма-Ате «Ганг» открыт давно и товар привозится из московского Ганга, но отмахнулась, «делайте, что хотите».
«Ганг» не удивил. Прогулка по ЦУМу оказалась удачной. Французские духи, брючный костюм, черное вечернее платье подняли настроение. Больше всех впечатлил пеньюар с накидкой в пол, из настоящего атласа, с выбитыми кружевами. Кире взяла духи и вечернее платье, и она ушла еще побродить по магазину. А Кеша, ожидая ее, села на подоконник и стала рассматривать Рустема. Правильные черты лица, ровный ряд безупречных зубов. Такой кэригрантный типаж, представляющий себя этаким сердцеедом.
– Триста восемьдесят шесть рублей, – произнесла кассир, пробив чек. Кеша отсчитала десятки в углубление для купюр.
– Вы позволите, я оплачу. – Рустем положил на кассу деньги. Кассир перевела взгляд на нее. Кеша не вступала в пререкания. – Покупки и расчет мой. – сказав кассиру, пошла прочь. Его пижонство раздражало, как звук скрипа. Оскорбляла вольность поступков, превалирование его желаний. Хотелось нахамить, но сдержала себя. Сзади послышалось, – Еркеша, это мой подарок, что в этом такого? Вы гости…
– Выпендрежник. – Произнесла не оборачиваясь. Накатило негодование. Взглядом поискала Киру. Тревога не отпускала. В этом возрасте она не научилась прислушиваться к интуиции. Оглянувшись, увидела, Кира взяла деньги. Жестким шагом преодолев пространство и выпотрошив ее сумку, швырнула купюры в кассу, схватив ее за руку, выбежала из магазина. На улице темнело. Ноябрь. Сумерки накрыли город. Горклый холодный воздух извещал о заморозках. Листогноя не ощущалось. Под ноги попадались желуди и каштаны. И, как никогда, захотелось к маме: уткнуться в нее, почувствовать, как она перебирает твои волосы, захотелось ее беляшей и пирожков с терновым, а лучше со смородиновым чаем.
– Ну извини, пожалуйста, – пожимая плечами недоумевал он, – я лишь, как мужчина, хотел выразить уважение и, как гостеприимный хозяин, наконец.
Таксист привез их на автовокзал. Вечер неприятностей в разгаре. Последний автобус ушел час назад. Как прокомментировала Кира «посошок сработал». В аэропорту очередь в кассе подошла незаметно.
– Паспорта, – кассир ручкой требовательно постучала по стойке. Кеша с паспортом передала деньги выразительно посмотрев на подругу. Кира подняла глаза, – Ты меня убьешь, я не взяла паспорт.
Кеша склонилась к окошку, – Пожалуйста, придумайте что-нибудь, ведь это в ваших руках. Куда мы сейчас, нас и гостиницы без паспорта не примут.
– Не задерживайте очередь, следующий.
На улице понуро-мрачно, многолюдно-одиноко. При всей сезонной яркости, все-таки ноябрь по ощущениям, эта усталая улыбка от заунывности дождя, присущий только этому месяцу… И только в ноябре чувствуешь свою тоску и ненужность… И зачем она в ноябре выбралась в Ташкент, лучше бы не послушала Эрика и улетела домой, к маме… Ей ведь и раньше фатально не везло именно в ноябре… судьба… Вдохнув холодной воздух, набиравшийся морозности, ассоциативно захотелось в мамину накрахмаленную свежесть.
Рустем неотступно следовал за ними. Про тетушку забыли, пока она не напомнила о себе. – Предлагаю переночевать у моей мамы. Для вас главное: душ, постель. Страшнее ночью в аэропорту, дураков много. Прозвучало ключевое слово «мама». Предложение приняли.
– Еркеш, я заеду в магазин? Дома гости, а нам по дороге.
– Для нас уже не имеет значения.
Вскоре она пожалела. Он объехал столичные гастрономы, опустошил Алайский рынок. От коробок с продуктами машина осела. Наконец, въехали в просторный двор. В темноте длина дома казалась с квартал. Суета. Носились люди, дымились казаны. Вспомнилось, сегодня не ели. Их провели в комнату. Стол от еды ломился. Не выдержав искушений, Кира пробовала по кусочку, по ломтику всего, что было.
– Прекрати немедленно, неудобно. Нас никто не приглашал за стол.
– Фиг с ними, пусть думают, что хотят. Как говорил наш сосед, дед Валдай, «не упускайте возможность выпить и закусить». Интересно, это что? – и это что-то Кира вкусно зачмокав, тянулась к чему-то еще. Дверь открылась, вошла попутчица, всплеснув руками, – Вы, почему не за столом? Дорога утомила, день прошел на нервах, садитесь, это все приготовлено для вас.
От голода и усталости на слова не обратили внимания. Поблагодарив, сели ужинать. К ним присоединились Рустем с другом Аликом. – Знакомьтесь, будущий врач.
Играла классическая музыка. Ужин протекал за разговорами. Кира и Алик ушли танцевать,
поменяв кассету с классики на рок и поп: «BoneyM», «Аrabesque», «Smokie». Пела Gloria Gaynor.
– Не думала, что день закончится так вкусно, – улыбнулась Кеша. – Сожалею, за неудобство, по-моему, в доме ожидают гостей?
– Такие хлопоты приятны. Родители встречают мою невесту.
– Ничего себе! Как так? Ты ведь целый день с нами провел. Подожди, я не поняла, разве это твой дом, а не матери тетушки?
– Оказалось, она уехала к нам, поэтому мы и развернулись, – не вдаваясь в подробности, продолжил, – Мы с моей невестой познакомились в прошлом году. Я накануне приехал к тете и остался у нее ночевать, а утром выезжая в Ташкент увидел ее. Тоненькая в джинсах, шубе. Она под светом фонаря ловила такси. Снег валил хлопьями. Я не романтик, но глаз оторвать не мог. Родители грозились женить, я и признался, что влюблен и год встречаемся.
– Как в кино. Удивительное совпадение, а у меня свадьба через две недели.
Он посмотрел на нее и встал из-за стола. – Извини. Тебе не холодно?
– Есть немного.
– Пожалуйста, вот горячий чай, согреешься. – улыбнувшись, пошел к двери.
Кеша, отчего-то слегка поежившись, перевела взгляд на танцующих.
– Принесите накидку, – крикнув в коридор, он вышел.
Услужливая старушка зашла с большим платком, набросив его на ее голову.
– Не стоит, – Кеша, смущенно поблагодарив, повесила его на спинку стула.
Холод, усталость, напряжение требовали отдыха, и она вышла в поисках тетушки помочь им с ночлегом. С улицы неслась восточная музыка. В гостевых комнатах смех, оживление. Она чувствовала крайнюю неловкость. Они для хозяев – неожиданность, им, собственно, не до них. И, как просить о комнате отдыха? На нее кто-то показал пальцем, кто-то зашептался. Вернувшись в комнату, она расположилась в кресле попытавшись заснуть, что из-за музыки и шума, достаточно непросто. Кира танцевала с Аликом. Заглядывали старушки. Наконец появилась тетушка и не одна. Кеша обратилась к ней, что, им пора отдохнуть, чтобы успеть на первый автобус. К ней подошла женщина. – Милая, это беташар, – и накрыла ее платком.
– Что происходит? – удивляясь, Кеша сняла платок. В ее городе слово «беташар» не было в употреблении, и оно ей ничего не говорило.
Женщина, вновь сделала попытку. Кира все поняв выхватила его из рук подруги и бросила его женщинам. – Вы с ума сошли? – У нее через две недели свадьба, обалдеть…
Гвалт стоял как на птичьем рынке – говорил каждый, и никто никого не слушал. Кеша отказывалась понимать происходящее. Ей хотелось верить, что это они создали проблему и неудобно, что, не разобравшись еще и накинулись на них. – Они хотят нашего участия в церемонии?
– Кешка, очнись. Не понимаешь, что происходит?
По общей реакции она осознавала, да, все так и есть, и испуг захлестнул. «Эрик! Господи! Он предостерегал, убеждал не ездить в Ташкент. Паспорт! О! Он же просил не забыть паспорта!» Набежали слезы. Подошел Рустем. Гам затихал, все взгляды перевели на него.
– Я о тебе говорил.
С ужасом она отказывалась воспринимать действительность.
– Я год о тебе думаю. Это ты, та… девушка в джинсах-шубе… под снегом… Ты не помнишь меня, я тогда тебя подвез к институту.
Она отрицательно мотнула головой, думая, теперь ни за что Эрику не докажет, что она тут ни при чем.
– Приезжая, сидел у общежития. Отец сказал, как закончу институт должен буду жениться. Я решил умру, но привезу тебя. И я снова и снова ездил к тебе, но все не решался подойти. И тут случайно услышал о твоем замужестве. Я испугался, очень сильно…
Она изумленно слушала его бред. В голове пульсировало – «Эрик! Меня дома убьют! Никто никогда не поверит в этот вздор! Господи! Что делать?»
– Поэтому я и решился на этот шаг. Ведь я люблю тебя. Мой отец очень богатый человек, у тебя будет все, что пожелаешь. Ты будешь иметь то, о чем люди не мечтают. Я могу это сделать для тебя. Поверь!
Воспринимать этот абсурд выше сил. Не получалось и взять себя в руки, и остановить неуправляемый поток хаотичного беспорядка мыслей. «Эрик сказал, – «Вижу тебя в последний раз…» Его не покидало ощущение, что меня украдут. И украли. Мама бы сказала – «Не бывает подозрений просто так, доверяй им». Господи, о чем она думает? Как объяснить ему и дома, что она не виновата? Как выбраться и добраться до телефона? Как передать, что она в дикой ситуации? В другой республике! Глупая!!!» – И не сдерживаясь, зарыдала. Рустем вышел. Остальные, переговариваясь, уходили ойбаекая пальцами по щекам. Кира повела подругу к дивану.
Вскоре, с криком, – Что ты сделала с моим сыном? – вбежала та самая с платком, но сейчас со скалкой. – Неблагодарная, в богатую семью ее хотели взять, ах ты…
Кеша не защищалась. Возможно, и пострадала бы, но Кира пытаясь предупредить удар бросилась вперед. Вбежавшие люди вывели рыдающую женщину. За дверью слышались проклятия, беготня.
– Надо выбираться, – Кира нервно подошла к зарешеченному окну. – Возьми себя в руки. – Она начала повсюду заглядывать. – Не мешает забаррикадироваться.
– Ты, вздор несешь, о чем ты говоришь?
– О чем говоришь? Тебя сумасшедшая старуха чуть не убила.
– Не бегай по комнате. Сядь наконец.
Кира развернулась и очень тихо сказала, – За дверью что-то происходит. Эта ведьма не спроста на тебя напала.
– Ничего они нам не сделают.
– Уже сделали, мало? У богатых свои причуды. Долбанут. Закопают. И адью, – однако, послушавшись и несколько успокоившись, села рядом.
Кеша положила голову ей на колени. Кира, задумавшись, гладила ее волосы.
– Интересно как получается, что для одного начало, для другого конец. Как ты думаешь, в конечном результате эти богатые тетушке прогиб засчитают? Она так старалась.
– Аха, в том случае, если в остатке ты все-таки веник, на котором она будет летать…
– Нее, она же толстая…
– Не-не, она мечта и судьба дрыщей…
– Мы, что сплетничаем?
– Нет, витамины кушаем.
Они грустно рассмеялись. На открытие двери девочки напряженно переглянулись и Кира вскочила. – Ты спрашивала, что я рыскаю? Дубину искала на этот случай.
В дверь заглядывали дети, старухи тыкали на нее пальцами. Сквозь суету и поток слов Кеша услышала Киру, «Мало ли, что они хотят, главное ты не хочешь». Слова придали уверенность, действительно, мало ли, что они хотят. Она выберется отсюда и уедет домой. Она не позволит, чтобы за нее принимали решения.
Позже от тетушки узнали, Рустем, получив отказ, пытался уйти из жизни. Истекали третьи сутки. Он зашел без стука. Зарос щетиной, под глазами круги.
– О, великий трагический пришел, – не удержалась Кира.
– Еркеш, мне надо с тобой поговорить, – оглянувшись на Киру, – наедине.
– Брысь, внук Мюнхгаузена, наговорились уже. Отпускай домой. – Кира едва сдерживалась.
– Прошу, выедем из дома, я гарантирую безопасность.
– Ты себя слышишь? Гарантирует он! Мы даже в туалет сходить не можем.
– Мы около дома, – глянув на Киру. – Прошу.
– Аха, у эрмитажа окОло дочку мать укОкала. А ты не вздумай, – сверкнула она в сторону подруги.
Десятки глаз проводили машину со двора. На таштрассу выехали на бешеной скорости, рванув навстречу ночи. Ни тревоги, ни волнения. Сказалось напряжение прошедшего лета и последних трех суток. Под утро кончилось горючее. Они сидели, отвернувшись друг от друга, не проронив ни слова. Утро вступило в права. Появились машины. Проголосовав, на полученном бензине доехали до близлежащей заправки. Вернулись к обеду. Едва Кеша переступила порог, в нее влетела подушка. – Где ты была всю ночь?
Утром они впервые увидели его отца, – Доченька, пожалуйста, прости за произошедшее. За сына, обманувшего и тебя и нас. Отпусти гнев на его мать, будут у тебя дети, ты поймешь ее. Будь счастлива. – Поцеловал ее в лоб.
В дороге никто не проронил ни слова. Рустем всю дорогу за рулем смотрел в лобовое зеркало на Кешу. При въезде в город из цветочного павильона охапками принес цветы. Подъехали к общежитию. Он попросил оставить их наедине. Вновь повисло молчание. Кеша решилась, -
Спасибо, что вернул меня. Я не держу на тебя обиды.
Он не поднял головы от руля.
– Банально сказать, все пройдет, но это точно пройдет. – И с облегчением выскочила из машины.
Студенты высыпали на улицу, кто смотрел в окна, кто-то свесился с балкона. Под гудящее молчание зашла внутрь, и тишина сзади обрушилась. Крики. Драка. Не оглядываясь, она взлетела на свой этаж.
– Кешка, смотри, с ним Данька дерется, – послышался крик с балкона.
Ее не интересовало ни начало, ни конец драки. Девчонки насели с расспросами. Не отвечая, укрывшись с головой, отвернулась к стенке. Кто-то сказал, – Эрик прилетает вечерним рейсом.
И она бросилась вниз. – Теть Маш, разрешите набрать дом.
– Звони, – подвинув телефон вахтерша пошла на нарушение.
С трудом его удалось уговорить не приезжать. – Я хочу побыть одна, прошу.
Никуда не выходя, пролежала сутки. Пора готовиться к отъезду. Неожиданно постучались. Она с головой ушла под плед. Стук настойчиво сносил терпение. Села на кровати, спустила ноги, надела сабо и пошла открывать дверь. Даник. И не один. Рядом махонькая старушка. Кеша догадалась, мама. Посторонившись, пропустила. В другой ситуации поставила бы чайник, сейчас требовательно не спускала с него взгляд. С некоторых пор молчание стало ее спутником. У Даньки от вечной бравады ни следа. Накатило острое сострадание. За последние несколько суток ее перед взрослыми не раз ставили в неловкое положение. От жалости к нему, его маме, к себе захотелось плакать. Чувствовала себя бессердечной и гадкой, что при ней придется говорить неприятные вещи. И тихо-тихо в душе зрел бунт против Даньки. На что рассчитывал? На эту старушенцию? Черт! Черт! Черт!
– Простите, пожалуйста. Дань, идем. – Она готова сорвать зло на двери: пинком, хлопком, привитое уважение к старшим, сдержало взрывавшее ее желание.
– Ты чего приперся?
Он молчал.
– Зачем привез ее?
Он продолжал молчать.
– Ты знаешь, я выхожу замуж! Ты это знал всегда. И будущего у нас не было. Ходил? Ходил. Я звала тебя? Нет. Так что тебе от меня надо? Что я ей скажу? В общем, я ушла к Кире, и пока меня нет и ее больше в моей комнате нет! Вместе с тобой!
Наконец она осталась одна, наревелась, опухла от слез. Проснулась от шваркнувшей о стену двери. – Рустем внизу, представляешь? – влетела Кира.
От накатившей ярости бросилась вниз. Кира едва успела на нее накинуть шубу. На улице темно. Горели уличные фонари. Под козырьком стоял парнишка с параллельного потока. Она мысленно отметила, «Катьку провожал». Мчась к машине, ей казалось, она легко расправится с Рустемом. Но дальнейшее опередило ее действия. Ребята сработали слаженно. Алик, выскочив открыл заднюю дверь, одним движением забросил ее внутрь.
Рустем рванул с места. Она оглянулась, парнишка с параллельного потока бежал, кричал, пытался схватиться за багажник, в конце концов упал в снег. Она зарыдала. Не догнал.
Машина, вылетев на трассу, не сбавляя скорости неслась вперед. Лишь подъехав к пограничному столбу и вспомнив слова Киры, «мало ли, что они хотят… главное, ты не хочешь» она успокоилась. Она знала, как поступит. Во дворе-доме тишина, никого не видно. Кеша проследовала в комнату, где сутки назад провела несколько дней.
– Позови отца. – Дверь перед ним закрылась.
Он вернулся с родителями.
– В вашем доме я не по своей воле. У меня скоро свадьба. Все, что прошу, дайте моей семье знать, что нахожусь у вас, надеюсь на ваш здравый смысл.
Утром с отцом зашел худощавый неуверенный мужчина средних лет. – Халит, мой двоюродный брат, вылетает в Алма-Ату. (Он оказался мужем тетушки. Кирка была права, только эти чудики-ханурики, те еще мечтуны-звездуны.)
Оставшись в комнате наедине про себя им пожелала, «Ну, держитесь крепче!» Дарига Адамовна и Айна Абаевна, бывшие судьи Верховного суда. С удовольствием позавтракав, вышла во двор. Интересно понаблюдать, как и по каким законам живет эта семья. К удивлению, семья оказалась многодетной, Рустем – старший.
Утром следующего дня вернулся Халит. – Вам просила передать, семьи у вас больше нет.
Не заплакала, по-взрослому спокойно произнесла, – Мне нужно три дня.
Она закрыла дверь. В воздухе что-то треснуло. Руки похолодели. Все!
Следующие дни пролежала, уткнувшись в стену.
Не жила. Дышала. Дни сменяли ночь. Ночи сменяли дни.
Во… как это оказывается бывает… когда один шаг до пропасти…
Что произошло?
Как? Почему?
Никто не приехал!
Не помогли?
Бросили!?!
Она в беде!
Ей нужна помощь!
SOS! SOS! SOS! SOS! SOS! SOS! SOS! SOS! SOS! SOS! SOS! SOS! SOS! SOS! SOS!
А, Эрик? Он же любит ее! Он говорил, что чувствует, только она его судьба. Где он?
Тот, кого она назвала чудик-ханурик, мягко назвала… этот дурик-мазурик в Алма-Ате сказал, «Дети уже год, как любят друг друга. Еркеша побоялась и не решилась приехать домой.»))да, простятся твои грехи до праотца Адама))
Вывод сделали. «По этой причине она летом не приехала на свадьбу!»
Истина выяснится спустя время. А сейчас жизнь начала давать первые уроки принимать правильные решения. Родителям Рустема сказала. – Выбор за вами. Отпускайте меня. Проживу без семьи. Закончу институт. Останусь на кафедре. Или ваше предложение на моих условиях. Платок не надену. Про шаровары можете и не говорить. Не умею и не буду: готовить, стирать, убирать, и т.д. и прочее…
Условия приняли. Подготовка к свадьбе заняла месяц. Как не странно, она полюбила эту семью. Младшие братья готовы на все ради нее. Малышня озорная и смешная. Сестренка Аида. Скромная. Тонкие правильные черты лица. Обворожительная улыбка. Перед школой, для Кеши готовила отдельный завтрак. Не подавала ей, что едят сами. Создавала условия, чтоб она чувствовала себя как дома. Отец Рустема, на декаду уехав в Крым, ежедневно посылал ей открытки-телеграммы и вернулся с невероятными подарками для нее.
Отец Рустема – отдельная тема. Кеша не из богатой семьи, но и не из простой. Но, именно он, показал ей другой уровень жизни.
Он не просто баловал ее по факту ее существования, при чем на постоянной основе. И даже не, то, что одевал в «Березке», что для нее, в принципе, было впервые. Он к ней относился особенно. В ее семье с женщинами считались, но она не видела, как это – баловать женщину. Рустем был сыном своего отца. Он с работы спешил с французскими духами, высокими лохмато-курчавыми шапками хризантем. Они никогда не сидели дома. Ужины в ресторанах, у друзей. Она сблизилась с его подругами – сестрами Ритой и Элей, армянки. Вдвое старше их, эмоциональные, веселые, легкие на подъем, хваткие. С ней искренние и заботливые. Тактично, ни вопросом, ни словом, не нарушили запрет сложившихся ее отношений с Рустемом. Однако привязанность к семье и общение с друзьями, не изменили ее позиции к нему. Как он не старался, принять его не смогла.
День свадьбы. Из Алма-Аты прилетел Кадыр Каримович. Он не имел к ней родственных отношений, но имел прямую связь с семьей. Регистрация прошла спокойно. Молодежь праздновала в ресторане «Заравшан». Церемония для старших, на пятьсот человек, планировалась назавтра на лужайке дома.
«Заравшан». Плакать не хотела, но слезы шли. Тушь не текла, веки не набухли. Рустем растерян. Кадыр Каримович, ведя в вальсе, предложил, – Знай, от того, что остановлю свадьбу солнце не перестанет светить. Вернемся домой и это будет честно. Рано или поздно ты уйдешь, не останешься ради денег.
Порыв предложения остановило уважение к отцу Рустема.
Утро регистрации. К старейшинам пригласили молодоженов. Его отец сказал, – Аксакалы. Я невестку принял, как родную. Прошу и вас, принять ее юность. Как и ваши дочери, избалована. Гордая. Молода и не готова стать женой-невесткой. Если поздоровается на русском, простите. Знаю, придет день, и она вольется в обычаи народа, среди которого живет. Увидите с непокрытой головой, помните, в другом менталитете жила. Позвольте ей это, без сплетен-пересудов. Придет время, она будет учить дочь почитать традиции. У нее хватит мудрости, принять законы отцов. Простите и меня старого, не ставшего настаивать и переучивать ее. Преклоняю колени, склоняю голову. Прошу мудрости и понимания. У, нее иное воспитание, образ жизни. Если на торжествах не увидите на ней традиционной одежды и это простите. Это юность. Примите ее открытость, бесхитростность и искренность. Примите за свою капризную внучку. Верю, вы не считаете, меня вероотступником, не уважающим, не чтущим память предков. Придет время, она встретит с поклоном и из ее рук, вы примите чай. Дайте время, уважаемые аксакалы. Полагаюсь на мудрость вашу. Прошу передать мои слова, просьбу, тем, кого сегодня нет. Я верю в нее.