Майра Сулейменова
Выбор
Последняя фраза придала решительность и Шолпан мягко взяла ее за локоть. – Попьем чай.
Семью познакомила с гостьей. Проводив ее в зал и оставив с детьми, Шолпан бросилась на кухню ставить чайник и мясо на бешбармак. – Мы не бросим ее на улице, скажи, что она останется с нами, –заглянула она в глаза мужа.
Он, не проронил ни слова. Видя состояние жены, не мог сказать «да», но и «нет» произнести не смог. – Пусть остается, – решился он.
Чаепитие прошло за разговором. На кухне раскатывая тесто обдумывала, какие подобрать слова, чтобы, не обидев, оставить ее дома. И снова позвала мужа, – Как глава семьи ты должен сказать, мы ее не отпустим.
Так бабушка осталась жить в этой семье. Ведение хозяйства взяла в свои руки. Шолпан с мужем врачи, ночные смены уже не отражались на детях-быте.
Однажды бабушка, предупредив, ушла на два часа. Вернувшись, передала Шолпан холщовый мешок, – Раскрой доченька, – мягко сказала она. Шолпан развязав узелок, вынула несколько предметов, отдельно завернутых в льняные мешочки. Развернула и ахнула – старинные алка, браслеты, перстни, шаш бау…
– Теперь и ты не откажи, когда-то ты произнесла эту фразу. Прими от меня на память, передашь дочери. Вы моя семья. Я Ваша семья.
Бабушка занималась домом – готовила, пекла, ходила по магазинам. Педагог по образованию, детей подготовила к школе. Благодаря ей, все в доме перешли на казахский язык. Готовила детям приданное, из лоскутков шила құрақ корпе. В одном порыве прошли двадцать лет. Дети учились в институте, когда ее не стало.
Жизнь удивительна и непредсказуема. В ней встречаются люди как семья Шолпан! Поступок ее семьи и поступки домуправа с риелтором это алгебраические уравнения со множеством переменных, в которых никогда не найти корень и их не удастся решить.
2013 г.
Наследство
Буддистская притча. «Крестьянин в одну почву сажает два семени. Семя сладкого сахарного тростника и семя горького нима. Природа дает одно питание, семена получают воду, солнечный свет, воздух. Тростник наливается сладостью. Ним разливается горечью в каждой жилке.»
Красивая пара, красивые отношения. Заработав в 90-х, они, переехали в Испанию. У каждого из них второй брак и дети из первых браков. Его дети остались с первой женой. Ее единственный сын уехал с ней.
Построить бизнес оказалось сложно. Вернуться назад не позволила гордость. Она, обещая сыну полную компенсацию, продала его квартиру и деньги вложила в бизнес.
Шли годы. Сын овдовел, оставшись с дочкой. Они и сами старели. Возрастным парам свойственно обсуждая вслух, эгоистично надеяться уйти первым.
ОН, страшась одиночества, понимает о кардинальных изменениях, ведь забота и уход безвозвратно уйдут с ней. Дети не будут знать в какой тумбе крем от подагры, где от суставных болей, не имея представления о рознящей пропорции мята-грейпфрут-апельсиновой заварки в утрене-вечерних чаепитиях. Ни прогулок вечерами, ни совместных чтений, ни танцев вдвоем. Никто не заменит ее, после нее останется – пустота.
ОНА боится, проснувшись, больше не наслаждаться букетом у изголовья. Никто, ласково балуя, любя, лепестками не осыплет постель. Никто другой увлеченно не расскажет о жизни черных носорогов, не будет цитировать любимых авторов, читать наизусть.
Забудутся кофе по утрам и безумно вкусные воскресные завтраки. Ни романтических вечеров со свечами. Ни путешествий с прогулками. Останутся – слезы, печаль и скорбь.
Ушла ОНА. Жизнь продолжается. Время неумолимо подняло вопрос наследства. Забыты беззаботные годы жизни. Остались два человека. Один забыл, что заменил отца. Второй забыл, что называл его отцом. Непонимание. Обиды. Мелочность. Придирки. Раздражение.
Не с кем поделиться. Кому рассказать? Окружающие верили в сказку отношений, были очевидцами романтической любви. Мужчины погрызиваясь со своей половинкой завидовали ему. Женщины поскуливая от несбыточных желаний подзавидывали ей.
И вспоминая притчу о сахарном тростнике и ниме, думаешь – природа добра к одному и сурова к другому? Природа ни добра, ни жестока, она работает по неизменным законам помогая проявлять качества различных семян. Питание способствует семени раскрыть качества, дремлющие в глубине. Каково семя, таков и плод. Какова причина, таков результат.
Пустота, образовавшаяся после ее ухода, проявила с ним непонятное и чуждое– от злости ли, от безысходности ли. Возможно, оно было заложено изначально, но глубоко сокрыто, проявившись в потерянном одиночестве.
Была ОНА. В семье было согласие, единые решения, совместный отдых и вино на террасе. Словно они жили под одним знаком зодиака – один порыв, одно дыхание. При ней, горечь нима уравновешивалась сладостью тростника. Тростник скрадывал сущность нима.
Природа держится на равновесии противоположностей.
Тростник или ним. Сладость или горечь. Ни плохой, ни хороший. У каждого своя дорога.
сентябрь 2015 г.
С написания рассказа прошло семь лет. И за эти семь лет я наблюдала аналогичные истории, произошедшие еще в трех семьях после ухода одного из супругов. И в каждой истории мужчины не были типажами тех самых плохих парней, в которых обычно влюбляются хорошенькие девчонки.
* Второй брак, который продлился свыше двадцати лет до ее ухода. ОНА в брак вошла успешной и обеспеченной с трехлетней дочерью. Счастливый брак. В нем были и порывы с ужином в Париже. И дом мечты. И вечера с бокалом на побережье океана. Дочь вышла замуж, развелась, родила, вернулась. Пришло время. ОНА ушла. ОН остался… в доме. И дочь, выросшая на его руках, осталась с дочерью… … ….
* Второй брак, который также продлился свыше двадцати лет до ее ухода. ЕЕ муж обожал ЕЕ внучку. Безмятежно проходила жизнь. ЕЕ старенькая мама, оформила дарственную на квартиру, но первой ушла, не она, а ДОЧЬ. ОН, в день похорон пасынку подложил на подпись бумаги, которые тот, не сомневаясь в необходимости, подписал, тем самым отказавшись от доли наследства по вкладам. Старенькой маме позвонил адвокат, – «вдовец ЕЕ дочери имеет законное право на квартиру в центре города, которую она отписала дочери».
* В третьей истории у обоих супругов первый брак. Прожиты тридцать лет. Бездетная пара по наследственной причине мужа. Последние годы ОН болел. ОНА ухаживала за ним, ставя уколы, меняя памперсы. За месяц до его ухода узнала, ОН квартиру отписал племяннику, которого ОН когда-то развел, сделав все, чтобы жена племянника ушла с годовалым ребенком, не претендуя на жилье. ОНА, узнав о роли мужа, спросила, правда ли это? И услышала, – «Женщина никогда не останется на улице, завтра выйдет за другого, у которого и дом, и машина.» Видимо, и с ней решил, ОНА не останется на улице, завтра выйдет замуж за того у которого и дом, и машина.
Думается, в каждой истории, женщины из чувства доверия не страховали будущее родных, не подозревая, что их мужчины в шаге – переступить порог «наследственной» ненависти.
Деление наследства раскрыло в них то, о чем возможно они в себе и не подозревали, не догадываясь, какие лисы в них спрятавшись, затаились, словно тайна.
Да, у каждого индивидуальна и рептильная часть мозга, и хрупкость психики, как и уровень кортизола в крови. Своя стрессоустойчивость. Но любовь, несущая ответственность, главный закон отношений.
Узнай ОНА ЕГО таким при жизни, наверное, сказала бы, – «так вот ты какой цветочек аленькой». Добавив, – «отпустила и забыла». Но, если и бывали посылы, на них закрывались глаза. Ложь, которую говоришь себе, это во что веришь, чтобы не разрушить, что имеешь.
ноябрь 2022 г.
«Signature»
Всякий раз мчась по Аль-Фараби, Эла скользила взглядом по баннеру «Signature». Сегодня поднялась по Алма-Арасану и проехав «Тау-Дастархан», остановила машину вдоль речки, достала шезлонг с пледом. Шум воды, разбивающейся о камни и влажно-холодный воздух гор не давали сосредоточиться. Вскоре, набрала Иринку и предложила поужинать.
На первое взяли бугламу. Торопиться некуда. Им принесли вино. Скрывшееся солнце в воздух привнесло прохладу. Укутавшись в пледы, заказали хачапури на кеци и шкмерули.
– В тебе все-таки грузинская кровь преобладает над еврейской.
– Если ты судишь по выбору кухни, то скажу, что в нашем городе еврейской кухни один-два.
– Но я только «за», так как с пряностью грузинской кухни мало какая кухня сравнится. –
Иринка потянулась за сигаретой и после медленного затяга растянуто выпускала дым.
– Как будем возвращаться? Если остановят, прав лишимся, а за подогрев-то «штука».
– За рубежом в разумных пределах алкоголь и руль вещи допустимые, у нас это бизнес, – договорив, Эла набрав по телефону дочь, попросила забрать их.
– Любишь ты всех в ханжестве обвинять.
Эла положив телефон на стол, спросила, – ты видела баннер «Signature»?
Ирина, долила вино и прикурив сигарету, ответила, – И не раз.
Эла удовлетворенно хмыкнула, – Что напомнило?
Но Иринка не ответила, а задумчиво произнесла, – Вот интересно, нас сегодняшних, умудренных и матерых, по порталу закинуть в наивное и непорочное прошлое, как бы мы там поступили? Все так разумно и по дельному изменили и жили б сейчас хуже некуда?
Эла рассмеялась. Ирина в молодости Элу считала иррациональной и алогичной. В 90-х зарплату выдавали талонами на продукты, бытовую химию. Наличные берегли. А Эла на работу пешком пойдет, но на последние рубли покупала вытянутые-на ножках, без ножек пузатые-овальные или растянутые метровые интерьерные штучки. Покупала книги, энциклопедии. И пузырьки «Signature» или «Ispahan». Если попадался парфюм «Splendid» покупала сразу пару флаконов, а там всего-то 25мл, но с потрясающе нежным ароматом. Дома перед дочерью извинится-улыбнется, поднимет плечо и скажет, – «как-нибудь прорвемся». В этом постоянстве она была вся. За ней в вестибюле оставался шлейф тюльпанного поля с холодным бергамотом. При том, что ничего схожего между парфюмами не было, но это было то, что доступно. Она умела завершить образ, построенный на контрасте простоты и изыска. Всегда подтянута. Помешанная на себе. Не дружила с кокетством. Было, голодала, но в гости не напрашивалась. По вечерам она ее по-соседски звала к себе, но Эле гордость не позволяла к чаю взять печенье, несколько глотков чая и только. Ни при каких трудных обстоятельствах, принцип «с гречки отбивных нажарить» был не про Элу. Это отношение к себе и к жизни.
– Казалось, еще вчера с дефицита и нехватки всего не знали, а что завтра? – Эла вытащила ее из воспоминаний.
– Разве мы могли мечтать о «французском доме», джипе и домработнице с водителем?
– И вправду, нас через портал перекинь в прошлое, с сегодняшними знаниями и анализом, с коммуникативными стратегиями, что бы имели в сухом остатке? Неужели осторожничая остались бы сейчас без ничего?
– Это при том, что в те времена мы все были Рая-Рая из сарая.
– По сути, нас тогда не только мозги вытянули, но и дерзость. И мы не смотрели, что все, что делаем «не по хуану сомбреро».
– Аха, но боялись, что «пошлют к маме». Они снова рассмеялись. – Трудно нам евреям в этой жизни все дается… трудно, но все.
Вновь стоял дружный смех. И решили, что скорее всего стали бы олигархами.
2018 г.
Братец остывший рис
Аэропорт. Я взглядом обвела зал ожидания и сделала выбор сесть рядом со спокойно беседовавшими двумя дамами. Уточнив, свободно ли, села, расчехлила телефон, но невольно заинтересовалась поднятой ими темой. Вернув телефон на место, с интересом прислушалась. Две собеседницы одного возраста, плюс-минус лет по шестьдесят.
Вдова. Дети взрослые. Внуки.
Второй брак. Дети взрослые. Внуки.
Вдова. – Осознание, что его не ценила и, что при нем имела насыщенность и полноту жизни пришло после его ухода. Нет его. И уклада оказывается нет. Сейчас плачУ сполна. И начав платить понимаю, что плачу и за что плачу.
Второй брак. – А когда наши отношения начали тускнеть, я еще пыталась их остатки занафталинить. Но, оказалось, как только с эрой поклонения покончено все-точка, словно не было страсти, бешенной ревности. Даже не предполагала, что так возможно. Получается, пока сама в нем растворяешься, от него многое и вынесешь.
Вдова. – Но, вы вместе?
Второй брак. – Только название. По-сути один бюджет, одно хозяйство.
Вдова. – Но спите вместе?
Второй брак. – Что вы, давно в разных комнатах.
Вдова. – Спросила, потому что и мы спали врозь. Сейчас понимаю, какая-то была ошибка. Чувства начинают теряться с этой ступени. Вернуть бы назад, прижалась и спала на его плече. Не спорила, не доказывала, кто прав, а так и жила бы. В удовольствие пила с ним чай, намазывала ускаманское масло на бородинский, а сверху отварной говядины, посыпав черным перцем. Вы еще многое в состоянии исправить, чтоб потом не сожалеть.
Второй брак. – Поздно пить боржоми, когда почки отвалились. – рассмеялась она. – Хотя не спорю, спать раздельно – зло. Но, вопрос исправления актуален, когда он актуален, хотя бы одному, это не наш случай.
Вдова. – Тут уж с вами не соглашусь. Это осуществимо, только когда оба осознанно готовы объединиться, поверьте горькому пониманию. Муж до последнего обо мне заботился, переживал, готовил завтраки, покупал цветы. А меня где-то накрепко перемкнуло, где-то я переступила точку-невозврата, и как на партнера на него перестала смотреть.
Второй брак. – Извините, а осознание потери пришло, поняв, что нет шансов выйти замуж или чувство вины?
Нависла тишина. Никто ее не прерывал.
Вдова. – Хороший вопрос. И… ответ один, одиночество.
Второй брак. – Получается и сознание вины от одиночества? Нееет. В моем случае все иначе. Я всегда мирюсь с виной. Порой жалко его-себя, но поздно.
Вдова. – Если вкус вины остр, значит проблема и нежелания идут от вас. Так почему не расстаться? Возраст? Страшно остаться одной? Одиночество, ответ на многое. А ваши дети к нему и в целом к ситуации как относятся?
Второй брак. – Вы правы, грешна, отсюда и вина. Увела из семьи. Женила на себе. Дочь с зятем с ним дружат. Видя мою байгу с ним, опекают его. Наедине скажут, «мама, ну че ты?». К нему относятся как к младшему брату. Мой и его зять одевают его из своего гардероба. У японцев есть выражение «братец остывший рис», это вот как раз про нас.
Вдова. – Это как, «братец остывший рис»?
Второй брак. – У японцев развиты традиции. Первыми за столом обслуживают взрослых, затем старших детей, пока очередь дойдет до предпоследнего ребенка, так как самый младший всегда при матери, рис остывает, предпоследний, он последний по рангу.
Вдова. – «Братец остывший рис», емко. Тогда, пожалуй, не только дети, но и я в конце его жизни к нему относилась, как к тому «братцу». А он, наверное, чувствовал себя, истекшим срок годности. Ну, а то, что дети на стороне слабого, это с незапамятных времен. Так происходит, когда дети видят несправедливость. Защита от внешнего раздражителя.
Вновь воцарилась тишина.
Вдова. – Ну, а какой есть шанс повторного брака? Где знакомиться? У работающих какой-никакой, но случай может подвернуться.
Второй брак. – Вы правы. Знакомиться негде. После развода, я сполна испытала значение «одиночка-разведенка». Даже в гостях ненароком ловила взгляды подруг, улыбаются-шутят, но боятся за своих. И печальное «но», твое второе лицо. Эти слова напрочь истреблены в моем лексиконе, – разбавив сарказм смехом.
Вдова. – Вы нас внимательно слушаете. – обратилась она ко мне.
Я. – Извините, непроизвольно, но слушаю.
Второй брак. – Вы замужем? Как у вас?
Я несколько растерялась. – Да, замужем. У вас состоялся интересный разговор. Это частое явление, что исчезает или правильней сказать теряется яркость эмоций и желания быть вместе, но виноваты оба. – Я еще не собралась и не была готова к дальнейшей дискуссии, и чувствовала себя не совсем комфортно.
Второй брак. – А ваше мнение, когда пары живут в разных спальнях?
Я. – Мне кажется, на это не стоит обращать внимание. Вы же согласны, на что ставишь акцент, то и срабатывает. Потом, может кто-то болен, а в одиночку и выспишься, и не будешь жертвой чьего-то пука. Вообще, зло то, что считаешь злом. Главное, внутренние установки.
Второй брак. – Да, она с мужем сама из разных спален.
Мы рассмеялись. Объявили мой рейс. Я попрощалась. Пожелали друг другу хорошего полета.
Небольшой разговор открыл несколько тем.
«Источник ли зла спать раздельно?»
«Отношения, когда отношений – нет»
«Осознание потери, после потери»
«Одиночество. Время. Пространство. И ты в нем.»
Раздумывала о зависимости от «внешнего обсуждения» и веса во «внешнем социуме». И катастрофа, что одиноким и вправду негде знакомиться. И глобальный дефицит внимания. И бедственный фактор экономической нестабильности, когда цены космические, зарплаты не соответствующие. И наблюдение, что за рубежом пенсионеры путешествуют, сидят в кафе не только за чашкой кофе, делает тебя в собственных глазах безнадежно пустым, больным, никчемным.
январь 2019 г.
Монолог шестилетней давности
Интерес писать начался с любопытства взять интервью, вслед – первые рассказы, позже – баловство мастихином по холсту, вскоре «Tikkurila» легла на комоды-буфеты. Дальше-больше, спокойный размеренный шаг жизни привел «настроение» к отшиванию одежды исключительно из натуральных тканей. Попробовала руки на инсталляции из дерева. На этом мое странствие вернулось в свое кочевье – играть словом. В нем мое состояние покоя.
По сути, мне когда-то очень повезло, что тридцать лет назад слово «любовь» у меня ассоциировалось и со словом «работа». Видимо поэтому, идеи генерировали, срок реализации был минимальный. Результат, у меня шквал восторга и новый проект.
Мое новое хобби не предполагало, что публикации у женщин вызовут желание встреч, к чему я оказалась не готова. Незаметно их приезды ко мне стали традицией – задают волнующее, поднимают неразрешимое для себя, реже любопытствуют. Отказать не могла. Но, что говорить лицом к лицу? Я не психолог. Терялась-злилась и не нашла ничего лучше, как развлекать. Ситуацию изменила встреча после одного рассказа. Читательница проживала похожую историю героини. Написала мне и приехала. Она сидела в кресле. Наблюдала мое фиглярство. Я чувствовала ее готовность разрыдаться. Но, я не могла взять ответственность консультации. Не имела права давать советы. И замолчала. Она не подозревала, что и я на грани слез от безысходности. Я ушла варить кофе и думала, «решись уже и откажись писать».
И сев в кресло напротив начала вслух рассуждать «монолог в пространство».
После той встречи я отошла от психологических тем и перешла на легкий жанр. Читательницы исчезли. Прошло несколько лет. Вышел рассказ «Братец остывший рис». Позвонила та самая читательница, пригласила на встречу с ней и ее подругой. Непринужденно разговаривали. Неожиданно подруга подняла тему рассказа, и я предложила обратиться к психологу, но… теперь был черед читательницы «монолога в пространство».
Женщины возраста 50-60-ти лет. Казалось, настиг покой, многое достигнуто, быт налажен, но исчезло сексуальное влечение к мужу. Муж. Полон сил, идет в ногу со временем.
Она. Высокая самореализация, достаток, и… внутреннее опустошение.
И не от того, что не было любви и жили-сроднились или потому что так сложилось. Нет.
Масса обстоятельств – усталость, рутина, возникшая разность требований, которые раньше были не столь выпуклы на фоне решения текущих задач.
Знаю женщин, для которых нет ничего страшнее равнодушия. Знаю истории, когда отношения в прошлом, и от ее снулости, к ней холодны. Ужасает результат, где уже нет места такту-терпению. Масса вопросов и непонимания: как незаметно к этому пришла? А в 50 унизительно жить из чувства ответственности, выполнять супружеский долг, заботиться, потому что его жалко, учитывать его возраст, думая, куда пойдет? Был бы моложе, сказала, успеет обустроиться.
Все сравнительно.
У кого-то произошла переоценка, изменились приоритеты.
Для кого-то нетерпимо, с чем приходится жить.
У кого-то грехи, выше бытовых и чувственных понятий.
У кого-то сожаления.
У кого ужаснее…? Каждому есть, что сравнивать, относительно с чем примеряться. Ловя на мысли, пусть это самое большее «зло» осознать, как сравнительно недавно открыл эту важность, как «сожаление».
И я в этом возрастном рубеже, порой проживаю, что и мои героини, читательницы. Есть ли всем довольные? Не задающиеся вопросами? Возраст, вносит коррективы ритма и размеренности. С которым мужская природа еще не мирится, а некоторый процент женщин выстроили комфортный формат, но не могут выразить вслух, боясь остаться не услышанными. Невысказанность, превалируя, незаметно усложняет многое в отношениях.
Моя гостья, вспомнив мучительный уход мамы, осознала, маму мучили «сожаления» – подтачивали, подминали под себя, заставляя принимать, мириться, говорить, «у других хуже» и жить дальше, улыбаться коллегам в институте, не показывать виду соседкам, скрывать от подруг-родственников, что на самом деле жизнь «sos». Больно и обидно, она повторила маму, проживает ее путь, наступает на те же непримиримые жизненные ситуации перед «коллегами, соседками, подругами, удачливыми родственницами».
Все плохо – не хочется улыбаться, делать вид, что жизнь прекрасна, нет сил мириться с тем, что твои ресурсы исчерпаны, а ему хочется, когда всё – ВСЁ. Но, как это «всё» произнести? Когда не хочется ссор, выяснений отношений, ничего не доказывать, отбивать ответы. Украдкой наблюдая, думать, «неужели не понимает, не чувствует? Или у него тоже безысходность, своя, мужская – привычка, удобства и тоже отработанные ресурсы. У него не тот возраст покорять женщин. Он мамонт, изжитый, ему не построить новое. Здесь все нажитое, привычное».
Страшное слово «привычное». А что еще страшно? Чего надо пугаться, остерегаться, опасаться? Не бояться? Но как? Вы все продолжаете подавать, готовить, гладить и спать с ним. И каждый раз говоря, делая – думаете, взвешиваете, проигрываете. Решаясь, останавливаете себя, вновь задаетесь теми же вопросами. «где жить? ну разменяется квартира, а не получится остаться в центре? а сократятся привычные метры, а если размен отбросит от центра? что тогда?» Впервые радуешься, хорошо, нет детей, вот где была б засада, а так, вдвоем несчастье перекатываем. Так живут некоторые из коллег, соседок, подруг, родственниц. Жизнь прошла, утешаясь – у некоторых похуже. Подумаешь, постель делить? велика беда…
И вот, нет рекомендаций. Человек не может поделиться счастьем-удачей. Есть здравый смысл – тет-а-тет. Называя вещи своими именами, что не устраивает, чего хочется. Взвесить перспективы, не обманываясь не обольщая себя. Попробовать мысленно прожить тот-иной ход дальнейшего. Примерить возможные ощущения, завтра и вправду 60. Возможно, не разводясь, разменяв квартиру, пожив раздельно, будет совместное общее завтра. Может случайно встретившись в городе, будет ответная благодарность, что отпустили друг друга. Потому, что в постели компромисса нет и он имеет право полноценно жить.
И я, ни на чьей стороне. Я за покой в душе. Я за внутреннюю свободу. *и, кажется, возраст бескомпромиссен.
август 2020 г.
Вопросы-ответы
Задают вопросы, на которые ищут ответы.
Один из них записала. «Я познакомилась с мужчиной. Но мы с ним разные. Ничего не читает, ничем не интересуется. Мое окружение считает, он меня не достоин. Мы не пара.»
Когда говорят, мужчин достойных нет, можно утверждать обратное и о женщинах. Достаточно мужчин благородных, образованных и умных. Это утверждение от внутреннего зубастого одиночества.
Как бы я выбрала мужчину выходя замуж с детьми? Со мной многие не согласятся, но для меня в вопросе главный критерий – его отношение к моим детям. И в этой цепочке, не я главное лицо. Дети. Большинство женщин моего поколения из советского прошлого не получили полового воспитания. Все, что касалось интимных отношений в семьях табуировалось. Вплоть до того, когда перед телевизором при целовании героев фильма детям закрывали глаза. Это больше вопрос не стыда, а дикости и игнорирования.
Новые отношения. В которых многими женщинами не учитывается, что мужчины во все времена и всегда в состоянии охоты – либо за добычей, либо за влечением. В наши дни для утоления потребностей соответствующий список расширен – питье, травка-порошок, и с прочим-прочим…
Женщине во время усталости, недомогания и массе других объективных причин, не до секса. Ряд женщин, в интиме, и вовсе менее раскованы. Мужчина, разочаровавшись в ожиданиях, выразит недовольство. И примеров много. Одна из них, дети. Ущипнув, прикрикнув, задев плечом-словом. Завтра больше. И! В любом исходе жизни с ним или без него, дети останутся с обидой. Центр боли ассоциировав с мамой.
2017 г.
Эрик Габитович
Ляля – рассказчица.
Камилла – ее мама. Тимур и Рауф братишки Камиллы.
Эрик Габитович – дедушка Ляли, отец Камиллы.
Тайба Маратовна – бабушка Ляли, мама Камиллы.
Я. Я не знакома с Эриком Габитовичем, но слышала, о нем говорили «родился не в свое время». Рассказывали о его хулиганствах в школе, что он больше времени провел не за партой, а в коридорах. Слышала, как в период его работы первым секретарем райкома партии, он вечерами обходил район и, видев шумных ребят, вмешивался, отправляя их по домам. Масштабно мыслил. Обладал даром доставать корма, сельхоз технику. Многие проекты проводил в ходе сделок, не ожидая выделения бюджета. Мы знаем, в СССР было перераспределении экономических благ. И он, завязанный в структуре, понимал, в стране поступенчатого процесса, ожидая, теряет время.
Недавно мне о нем рассказала Камилла. «Как-то он маме привез костюм «Chanel». Открыв коробку, она разочаровалась, «Куда его надену? В гости не смогу, только на работу.» Папа во «Фр.Доме» костюм обменял на шарфы. Лишь взяв в руки пакеты шарфов, узнала стоимость и возмутилась, «лучше б деньгами дал, сколько бы костюмов на рынке купила».
Сам он одевался от «Pierre Cardin», пользовался дорогим парфюмом. Любил делать подарки. Думаю, в прошлой жизни он был царем, т. к. в этой жизни жил по царским установкам. В 80-х г., он за пять лет председательства колхозом, превратил его в показательный, Республиканского значения. Тротуары выложил брусчаткой, разбил парк с фонарями, качелями, беседками, построил дома, школу, детсады, асфальтировал дорогу до трассы. В конце 80-х стал главой администрации. В одном из районов области не было газа. Газовую трубу выгодно проложить от ближайшей точки, но ждать решения властей, значило затянуть исполнение проекта. Отец договорился с властями Саратова, находящегося в 300 км, на бартер, газ на мясо. Населению предоставил бизнес-план. Объяснив, сейчас газ от государства не получить. С каждого двора собрал скот. Бартер «мясо-газ» состоялся. Карьерный рост отца шел вверх. Куда бы его не переводили, он для нас строил дом, проводил отопление. Шли жалобы, что государственные деньги уходили на строительство личных домов. Обвиняли в махинациях. Закончилось дисциплинарным судом. Государственную дачу, машину, 4-х комнатную квартиру забрали. Он обменял дом на квартиру в Алма-Ату, и мы переехали. Дома практически не бывал. Но, если он дома, дом полон людей. Ему непременно надо что-то делать и того требовал от окружающих. Когда он уезжал, мы расслаблялись, но, когда возвращался, мы хватались кто-за что, лишь бы он видел: все работают – кто огород поливает, кто пыль снимает. Строгий. Мы его боялись. В наших отношениях не было отношений папа-дети. Один его взгляд решал все. Если он в настроении, то дома хорошо. Нет настроения, мы дышать не могли.»
Ляля. У меня о нем краткие и яркие воспоминания. Мой день рождения, мне пять лет. 6 утра. Звонок в дверь. Аташка заходит с огромным сенбернаром, у которого на шее красный бант, гора шаров, шоколад-торт. Мы все «вау». 95 год. На улице нет света. Мои одноклассники козюльки ковыряли. А у меня сенбернар. Вот такие жесты. Правда через два месяца мы Бена ему вернули. Его в квартире держать невозможно. Он рос ежедневно. Такой зажравшийся песик, который уже не кушал сосисок. Маленький кашалот. Необъятный, ленивый. Бестолочь. Бен трагично умер. Он был странный. Если видел открытую дверь машины, сразу в нее впрыгивал. По вечерам, мы его катали. Однажды резвясь в поле, он увидел открытые двери маршрутки, сорвался к ней, запрыгнул и уехал. Мы бегом к машине, маршрутку догнали, когда Бена уже ссадили. Три месяца объявления шли по телевизору, висели на остановках, домах. Нашли его на стройке с огромной гематомой. От страха кто-то его избил. Папа привез его домой, но через 2 месяца Бен умер.
Я. Не могу слушать истории про животных.
Ляля. Папа про дедушку рассказывал, как он по приезду из Италии, Японии снимет с себя плащ и накидывает на него, «Вот тебе плащ.» «Я себя королем чувствую. Каждый раз привозит четыре мешка мяса, казы, трехлитровые банки черной икры.»
Я, лет с пяти, помню его светские тусовки. Он любил новые технологии. Не был ни луддитом, ни технофобом. Любил все последнее. Привез огромную стереосистему. Мы на нее смотрели, как на нечто из будущего. Усилители, диски, кассеты. Любил звать гостей, а может не любил, статус вынуждал. Мы к приему готовились за 4 дня. Он контролировал процесс, что-как будет, вплоть до зубочисток. Дотошный. Ему не надо кричать, его одно слово или взгляд – прошибал. Говорил в основном на казахском. Я вечно слонялась и мешала. Расскажу историю, по сути, уголовная статья. На тусовки деда приходила пара. Он харизматичный. Она шикарная. Он с улыбкой объявляет, что идет со мной на улицу. Все умиляются. Родителям неловко. Мы типа ушли, но тихо входим в спальню бабушки Тайбы. Там мы мерили трусики, платья, красили ногти. Сейчас даже вспомнила его голос-жест «одень бабушкин жемчуг… ну-ка покружись». Я шестилетняя перед ним верчусь на носочках.
Я. Его жена с гостями, а он с тобой в спальной, и никто ничего не замечал?
Ляля. Да. Настолько он не контролировал свой порок зная, в доме мой отец, который по характеру бешенный и мой всемогущий дед.
Я. Он надевал на себя женскую одежду?
Ляля. Чулки.
Я. Снимал брюки?
Ляля. Нет, складывал брючину и натягивал на них чулочки. Просил, чтобы и я надела, со словами, «смотри я тоже одеваю». Вообще чудак был.
Я. Когда он тебе ногти красил, ты ему в ответ красила?
Ляля. Даже на ногах, руками не ограничивался.
Я. Сколько по времени вы отлучались?
Ляля. Ну, больше часа.
Я. И тебя-его не искали?
Ляля. Он же объявлял, что ушел со мной на улицу. Когда приглашали гостей, я его жутко ждала, торопила время, – «когда-когда же он придет».
Я. Единственный человек, кто с тобой играл с переодеванием и крашением ногтей, можно сказать ты его любила.
Ляля. Да-да, любила. А он, псих оказался. Чудовище, и все.
Я. Сколько ему было лет?