Майра Сулейменова
Выбор
Она проснулась от щекочущего ноздри сигаретного дыма. Рядом сидела, улыбаясь подруга. С полу дымились исходящие ароматом чашки кофе, сковородка с жареной картошкой и обожаемые блинчики с мясом.
– Ну, привет, – широко улыбнулась Эрика.
– Привет, – полушепотом едва слышно ответила Соня.
– Как ты?
– Нормально.
– Ничего не замечаешь?
Соня туго соображала, – Нет, а что произошло?
– Посмотри на руки.
Соня перевела взгляд, в местах, где раньше панорамили бляхи, остались слабо различимые неровные контуры. Кожа затянулось. На теле, от болячек ни следа. Исчез зуд.
– Аха, просто какая-то мистика третьего рейха. – вскричала Эрика.
Подруги обнялись.
– Сегодня у нас праздник. Поехали, что-нибудь продадим, накупим вкусностей, позовем девчонок и загудим.
– Только сначала съездим к лекарю.
С этого дня они перешли на «ты». Соня щедро отблагодарила лекаря.
Болезнь остановила брошенный вызов рэкетирам. Сейчас она в силе. Узнав, кто за кем стоит в городе, наняла группировку. Но рэкетнувшие, оказались в весе. Пришлось пригласить не одну группировку. Безуспешно. Игра приняла грязный оборот. К директору гимназии звонили с угрозами вероятности когда-нибудь кто-нибудь совершит наезд на такого-то ученика. Решение директора гимназии короткое, на стол легло личное дело.
– Мы в Сицилии? В городе стрельба, взрывы? – Соня, взяв папку, не оглядываясь, вышла.
Эрика взорвалась, – Одним звонком можно снять ее с места. Поганка. Знаю с кого, что и в каких размерах берет.
Соню к этому времени «крышевали». Она научилась осторожности и наукам бизнеса. Хочешь кушать, плати. Застраховалась со всех сторон: от органов – начальник управления, полковник, с улицы – один из местных авторитетов. Детей перевели в другую гимназию. Реакция старшего сына оказалась не предсказуемой. Вечером с ним выехала на природу. Он упрекал, что по ее вине они переживают скитания. Почему они участвуют во взрослых играх? Вспомнилась квартира, подаренная домработнице. Заявил, учиться не будет. И слово сдержал. С того дня свободное время Соня проводила с ним. Взявшись за руки, они бродили, она бесконечно разговаривала с ним и как-то утром он сказал, что идет в школу.
Но, угрозы не прекращались. Ночью детей вывезли в далекий кишлак. Это развязало ей руки.
В ресторане должна состояться встреча. Люди, рекомендовавшие уверили, ее обидчики этому человеку принесут все с извинениями и подарками. Соня сидела в отдельной кабине. Слышалась игра пианиста. В проеме двери показалось знакомое лицо. – Добрый вечер, Соня. Вы позволите?
– Присаживайтесь.
Его улыбка, жесты говорили о том, что он ее знает.
– Надеюсь, не откажетесь от хорошо прожаренного куска мяса? – он взял сигарету. – Вы разрешите?
И Соня вспомнила. Этот человек встретился в день, когда она с мальчиками осталась на улице. Он перехватил ее на дороге. Привез в ресторан, затем к Эрике. Несомненно, это он. Соня пыталась вспомнить его имя. И память услужливо подняла из архивов разговор с ребятами, рекомендовавшими его. Чингис. Сомнений нет – Чингис. Невероятно. Не ожидала.
– Я знал, рано или поздно вы выйдете на меня. Не удивляйтесь, город маленький. В «нашем мире» слухи разносятся быстро. Правда, в вечер нашего знакомства я не предполагал, что события того утра коснулись вас.
– Но как вы узнали, что я это я?
– Вы извините, ваш детский подход с разборками никого не напугал, прошу прощения, если не рассмешил. Боюсь, кто-то подыгрывал вам. Правда, вашим противникам это стало изрядно надоедать. Вы стали откровенно им мешать, отрывая от основной работы.
– Что вы называете работой? Силой забирать деньги? Оставлять жертв с детьми без средств на улице? Это работа? Вы один из них? Вы ведь сегодня пришли на встречу не для того, чтобы разрешить мои финансовые проблемы и не из милосердия и справедливости?
Это ваш бизнес. Тоже мне работа.
– Насколько я информирован, последние два месяца, с подобными мне, вы при всей брезгливости поддерживали и продолжаете поддерживать активные отношения. Хочу заметить, в этой жизни за все надо платить. За характер в первую очередь. Прощаясь с прошлым, вы выбрали этот путь, намеренно отказавшись от стабильности.
– Вы для чего приехали? Ткнуть в мои ошибки? Научить, как правильно жить? Посмеяться? Игрушку нашли? Которая еще и платит за ваши забавы.
– Не будем ссориться. Обмен любезностями удачно прошел и, думаю, пришло время перейти к вопросу по существу.
– Смотрю, вы обо мне все знаете. В некоторых вопросах информированы больше меня. Я так понимаю, нам осталось обсудить лишь вопрос оплаты.
– Не обижайтесь. К чему столько иронии? Вредно для здоровья. Извините, мне и это достоверно известно.
– Успехов в бизнесе, – сев в машину, зло прошипела Андрюше, – поехали.
– Что-то произошло?
– Нет, все в порядке. Извини.
Вечером приехал Чингис. – Успокоились? Не ожидал такого поворота, – взяв ее за руки, заглянул в глаза, – Простите дурака старого. В знак примирения позвольте пригласить на ужин. Не возражаете?
– Возражать? Вы не дали слова вставить.
– Я не понял, вы приняли мое предложение?
– Какое из двух?
Чингис рассмеялся, – Позвольте, – мягко отстранив Соню, взял из машины букет орхидей.
От ворот раздалась ядовитая насмешка, – Не полный джентльменский набор, сударь. С такими франтами, в свое время, мы не то, что в ресторан, за калитку дома опасались выйти. – Упивалась мама Эрики, пыхтя папиросой. – Смотри малыш, как дядя ухаживает за тетей.
Чингис подошел к ней. – Просто не успеваю преодолевать препятствия. Баррикада за баррикадой. Какой у вас очаровательный младенец.
– Льстец. Я по возрасту тебе в бабушки гожусь. Соня, заходи в дом.
– Дамы милые, в мыслях не было посмеяться.
– Закрой уши дочка. Иди с ребенком в дом. Я ему больше подхожу по опыту и желания у нас с ним одни.
Соня не успела, что-то сказать, как услышала грозное, – Кому сказала в дом!
О чем они говорили, неизвестно. Соня с Эрикой пили «Мускат», дети играли, Ася убиралась, параллельно готовя ужин.
– Ася, накрывай на стол, чай пить будем, – Из-за угла появилась мама Эрики с Чингисом. – Садись. Хватит, девки, кислятину сосать. Помогите Асе, да быстро. – Сев за стол, обвела двор взглядом, успев каждому сделать замечание. За чаепитием нависло молчание, нарушаемое детьми, подбегавшими к столу.
– Что молчите? – окинула взглядом старушка. – Он решит твой вопрос, можешь довериться ему, – обратилась она к Соне. – Потолкуйте, вам есть о чем. Пойдем в дом Эрика.
Встреча была короткой, емкой. Определены сроки, в которые состоится возврат денег. И действительно, Соня получала их частями. Деньги привозили в офис Чингиса. В один из вечеров Соня столкнулась с Максом. Что-то изменилось. Направляясь к машине, пыталась понять, что? Страх. В его глазах исчез страх. Плечи развернуты, голова вскинута. Что-то определенно произошло. И Соня развернулась обратно. В сопровождении ребят Макса входила АГа. Вид не утешительный. Съежившийся. Суетлива. Опущенные плечи. Полубоком втекла, растворилась в разделявшем расстоянии. Соня ускорила шаги. В дверях услышала Макса, – Шаке, она всех обманула. К этим бабкам она не имеет отношения. АГа подтвердит.
Соня, резко раскрыв дверь, вошла. За столом Чингис, грозный. Охрана у окон, дверей. На диване примостились Макс и АГа.
– Как сказал классик «страшно, но интересно». Я пропустила новое восстание или произошла смена власти?
– Проходите, Соня. Тут интересные вещи вырисовываются. – Чингис обратился к АГе – Ну, че молчим? Говори.
– Пусть она выйдет, – мотнула головой бывший компаньон.
– Отчего же? То, что можно сказать без нее, ты скажешь при ней.
От слов АГи голова закружилась, в ушах зашумело, стало удушливо жарко, в глазах потемнело, и Соня потеряла сознание. Очнулась на диване комнаты отдыха. Увидев Чингиса и вспомнив все, заплакала.
– Вас отвезут домой. Отдохните пару дней, я вам позвоню.
Войдя в дом, услышала общего знакомого, убеждавшего Эрику, – Тебе надо ее выгнать, у тебя дети. С самого начала вся эта история была сомнительна…
Соня неслась по ступенькам на второй этаж, дышать нечем, кружилась голова, во рту тошнотворный привкус. «Только бы не упасть». Ничком бросилась на кровать и уткнувшись в подушку, заплакала. Она почувствовала поглаживающую руку, знакомый запах папирос. Уткнувшись в ее колени, зарыдала. Поднялась Эрика. Следом приехал Рус. Слухи стремительно разнеслись. Создавалось ощущение, город живет последней сплетней, никто не смотрит вечерние новости, не пьет чай с вареньем, все только и делают, что, сидя на телефоне передают услышанное, не дозвонившиеся из-за перегруженности линий, спешат оповестить лично. Тишина содрогалась рыданиями Сони.
– Поехали, покатаемся, – предложил Рус.
– Нет, идите в ресторан, – отрезала старушка. Соня перестала плакать. От одной мысли страшно. Это невозможно. По вечерам там собираются много знакомых.
– Это, идея. – воскликнула Эрика, – Соберем всех наших.
Соня лежала, думая, скорее повесится, чем поедет туда, где все знают друг друга и все обо всем. Услышав шум подъехавшей машины, она вжалась, боясь новых неожиданностей. Приехал Мухтар.
Они вошли в ресторан. Друзья Эрики имели определенный вес в различных кругах общества.
Субординация будет жить во все времена. Подходившие приветствовали их, не обходили стороной Соню. Сложно делать вид, что ничего не происходит. Она ловила взгляды, чувствовала активное обсуждение. Не хватало артистизма и смелости. Предательский отек век выдавал заплаканные глаза. Вечер прошел непринужденно.
Вскоре Макс исчез. Должником оказался не только в Ташкенте. Из других городов к нему потянулась ниточка. Он отправился в свободное плавание, рассуждая, страна большая, дураков на его век хватит. Обидчиков посадили, ребята нарвались, видимо на солидного человека. Соня в конце весны арендовала квартиру. Не прошло месяца, подписала контракт. Через три месяца еще контракт, с лихвой окупивший слезы. Контракт, вернувший уверенность и давший больше, чем потеряла.
В один из дней Соня приехала на обед. Сын сидел за уроками.
– Мам, это ты? – послышался его голос.
– Ты обедал? – Соня поцеловала его макушку. Легла на диван. Отчаяние придавило. Казалось, еще немного, и она в нем захлебнется. «Господи если ты есть, прошу, помоги,» – мысленно обратилась вверх. Закрыла глаза, и в мгновении сна пронеслось слово «шлак». Проснулась от звонка мобильного.
«Шлак…что за шлак».
– Соня, добрый день, это брат Эркин Маннановича, Фархад.
– Слушаю вас, Фархад.
– Извините, не могли бы подсказать, где Саша Власов?
– В командировке, вернется через неделю.
– Жаль, он был нужен. Позиция шлака может уйти. Ну, всего доброго.
Перехватило дыхание. Соня резко села на диване. – Стойте на месте, Фархад. Вы где?
– В смысле?
– Вы в каком городе? В Ташкенте?
– Естественно.
– Стойте, где стоите, назовите адрес, я буду. Андрюш, гони на Руставелли. (у ее дома посменно круглосуточно дежурили два водителя.)
– Здравствуйте, Фархад. Что у вас? Что за шлак? В чем его применение? Вы знаете, только я решаю сложные головоломки Власова.
– Проекта нет. Шлак в Казахстане. У нас практически все цемзаводы встали, и я хотел…
Достаточно, продолжения не требовалось. Бывший СНГ – сырьевой придаток. По этой схеме они с Мухтаром начинали с триполифосфата. Первые большие деньги. – Я поняла, Фархад. – Улыбнулась, прервав его на полуслове. – Передам Власову вашу просьбу. Соня села в машину. Фархад смотрел ей вслед. «Зачем ее ждал? Чего хотела?»
Соня перерабатывала информацию, выстраивала сложные комбинации. Продать и заработать на «отходах», это то, чему не придают значение. Потребность шлака, цемзаводы. Не откладывая, принялась за работу. Дома, поцеловав сына, закрылась у себя и составила последовательный план.
Был подписан трехсторонний контракт с фосфорным и цементными заводами. Для дробления шлака требовался чебоксарец. С трудом в одном из ДЭУ нашлась единственная машина, не в рабочем состоянии. Месячная аренда, 1260 уе. На ремонт ушло три месяца. Машину по деталям вывозили в Буку. Последний этап, зарядка аккумуляторов. Их отвезли на двух машинах, оставив на трое суток. Наступил день, планировавший в пять утра начать работу на заводе, простаивавшим несколько лет. Чтобы вызвать доверие к новому делу, беседовала с женами рабочих, оставшихся без выходного пособия, составляя индивидуальный договор. Оказалось, не все как планировалось. На чебоксарец «отцы города» имели виды. Разговор состоялся в кабинете начальника ДЭУ.
– Софья Даировна, – хозяин кабинета говорил под нос, – тут вот какое дело…
– Дело довольно простое, – перебил «господин N», – я забираю чебоксарец. Мой вопрос государственного значения, поставка по взаимозачету фосфорной мелочи в Туркмению в обмен на газ. Будем работать по графику через день. Сутки вы, сутки мы. Считаю, вопрос разрешили демократично.
Ясно, объяснения ни к чему не приведут. Он не владеет ситуацией. Чебоксарец на трейлере перевезти с точки на точку это несколько часов потерь. Встав, улыбнулась, – Я не готова сразу дать ответ. Завтра свяжусь с вами. Сев в машину, отдала команду, – Андрюш, гони, остановишься через км. Отъехав, что-то высчитывала, смотря ввысь. Вернувшись на завод, уехала с водителем трейлера, показала ему высокую точку шлака.
– Пяти часов достаточно, чтобы на вершину поднять чебоксарец?
Трейлер медленно поднял махину. Ее пропуск позволял круглые сутки находиться на территории завода. До утра разобрали машину по запчастям, в несколько рейсов, вывозя их за город. Она решила, если она не будет работать на ней, в которую вложены силы-время, то и никто другой не будет работать.
В восемь утра в кабинете «господина N» передав ключи от чебоксарца, сказала, – Дарю, нашла другой метод работы.
Потом за ней гонялись по всей области, но до этого не было дела. Рабочий день начинался в четыре, длился до двух-трех ночи. Практически не спала. Ритм жизни бил ключом. Все, что сложилось на протяжении двух лет, испытания и переживания, окупилось трудом, вознаградившим Соню.
Через год, попрощавшись со всеми, она с сыновьями уехала из страны.
Была благодарна ошибкам и всем наивным глупостям. Пришло понимание, как дорог каждый промах. Без них не было бы того, что она имела сейчас.
август 2007 г.
Сулька. Встреча первая. Каин
Мы с Танюшкой прощались на перекрестке проспекта возле своих домов. Подошла Сулька, бывшая одноклассница.
– Девчонки, привет.
– Давно тебя не видно.
– Да, родаки с назначением получили хату. Каин институт заканчивает, Коба только поступил. А вы, че тут лазаете?
– Да так…, гуляем.
Неожиданно, рядом с ней, мы почувствовали себя нюнями в слюнявчиках. От нее исходило непонятно волнующе-взрослое. Из-под дымчато-солнечных очков она зорко оглядывала, схватывая все вокруг. Вызывающе независимо стояла, шутоломно провожая взглядом парней. Смех. Жест. Поворот головы. Фигура. Ноги… Ее коленки не торчали неуклюже как наши. Живот подтянут. Наши сравнительно простодушно проглядывались из-за плотных маминых обедов. Но в нас оставалось, что-то объединяющее возраст.
Несформировавшиеся груди, в нас троих выдавали тех самых соплюшек, кем, по сути, мы и являлись.
– Подруливайте к нам, потрещим отпадно.
– Да нет, спасибо, как-нибудь в следующий раз.
– Понимаю, мамки-уроки. – Нас рассматривал прищур со скривленной дугой губ.
– А, что у вас там? – предательски дрогнули мы.
– Взросляк, не детский сад, без мамок-папок-спасибок. Ну че, пошли?
Мы переглянулись, никуда с ней не хотелось, но за живое задело.
Идти оказалось недалеко. За калиткой виднелась сухая неприкрытая земля, местами проглядывала сорно-блеклая одинокая трава. Маленькие домики по периметру двора цепочкой переходили друг в друга. Стены, побеленные набело, местами отбиты до самана. Ветхие двери вели внутрь. Было так неприютно, что нестерпимо захотелось сбежать. Мы с жалостью посмотрели друг на друга, но развернуться не хватило духа. Ущемленные ведомо вошли за Сулей. Парни-девчонки вдоль стен сидя-лежа-вповалку простирались на земляном полу с закатанными глазами. Не успели мы додумать, чем для нас все закончится, как с улицы донеслись звуки сирены, скольжение-торможение автомобильных шин, топот ног.
– Атас… Менты, – испустив крик, Сулька бросилась к выходу.
Мало кто шелохнулся, вялое движение. Мы, выбежав на улицу остановились. Кругом милицейские машины. Страха испытать не успели, лишь недоумение.
– Не трогайте этих, они здесь случайные. – Взяв нас за локти высокий парень подвел к «волге» и зыкнул, – Живо садитесь, где Сулька? – в нем мы узнали Каина. – Вы как здесь оказались?
Из дома выводили не сопротивлявшихся ребят, рассаживали в машины. Мы не успели ответить, Каина окликнул милиционер, передав в его руки, Сулю, – Дуйте отсюда, живо.
Машина, недалеко отъехав, остановилась. Каин, выдернув, Сулю из машины, шамарнул в лицо, остервенело бросил ее на землю и не смотря куда, стал неистово пинать. Мы, не сговариваясь, вывалились следом, бросившись к ним. Отталкивали безжалостного Каина, падали на землю, падали на Сульку, получали от него. Один бог знает, сколько это длилось. Вдруг Каин сел на землю, вцепился в волосы, дернул клок и заплакал навзрыд. Рядом свернулась окровавленная Сулька. Наконец она поднялась, подползла, подперлась спиной к брату и выплюнув сказала, – Каин, ты животное, зачем в живот пинал, я ж только после аппендикса… ты скот… ну, не плачь братишка…
Ценой ее свободы, он сдал кумаривших ребят и едва не убил сестру.
Сулька. Встреча вторая. Коба
Вечерело. Мы с Танюшей болтая дошли до угла и прощаясь, услышали. – Привет, девчонки. Гуляем?
Знакомый прищур, скошенный уголок губ. Сулька. Живо вспомнилась прошлогодняя встреча.
Вопросы-ответы. Благополучно добрались до сарказма. – Ну, а, вы, до сих пор, «мы с Тамарой ходим парой»?
Рассмешила. Вновь захотелось одернуться, что-то сбросить, накинуть взрослость-независимость, немного хамства. Не подав вида, промолчали.
– В пятницу днюха, приглашаю. Не очкуйте, со мной Коба, без братьев ни шагу. После школы пути-дороги разойдутся. Вы и в Москву небось вдвоем, а я… черт его знает, куда предки упекут.
– Извини, не получится, уроки, да и дома не отпустят.
– Без обид, так без обид. Я и не подумала, что вы отпрАшиваетесь.
– Да ты вроде тоже, без сопровождения ни ногой.
– Один-один, ладно девчонки, буду ждать. Все-таки учились вместе. Боятся нечего, Коба в обиду не даст. С теми играми, покончено. А отпрашиваться научу, все просто, дома скажете, что друг к другу с ночевкой пошли.
– А это с ночевкой?
– Чесслов, детский сад, конЕчно с ночевкой! Танцы-коктейли, а не секс-наркотики. – тонкая усмешка губ, слегка приподняв уголки, резче очертила скулы, подбородок. Внутри сжалось.
Неделя пролетела. Вечеринку не обсуждали. После обеда мама позвала к телефону. – Ну, че отпросились?
– Суль, извини, мы не пойдем.
– Ты за себя говори, Танюха сама ответит.
Таня удивилась. – Прошлого раза с лихвой. Каин зверь и Коба не лучше.
– Как вспомню Каина, жуть берет. Я их только по школе знала, а вы-то с одного подъезда.
Но, «мы с Тамарой ходим парой» пришли на вечеринку. Подарки через спину пульнулись на диван. Пожав плечами, мы прошли вглубь. Полумрак. Светомузыка. Орущий. Кричащий. Звенящий. Тяжелый. Рок. Металл. «Queen». «Pink Floyd». «Kiss». «Led Zeppelin». Я не любила ни рок, ни одну из этих популярных мировых групп и уже возненавидела этот вечер, не сулящий нам ничего хорошего. Стол вытянут вдоль стены. Выпивка повсюду. На столе, на журнальном, подоконнике, полках, цветочных подставках. Бокалы – пузатые, высокие, короткие. Фужеры – тонкие, длинные. Стаканы матовые. Рюмки – изящные на ножках, словно фуэтэ балерины. Все наполнено – белым, красным, прозрачным, с газом, без газа… Сигаретный дым в комнате, с балкона, коридора… Смех. Шутки. Обнимания. Кто-то танцует слитно, кто-то, зарывшись в кого-то, кто-то укрыто-прикрыт волосами, кто-то, нещадно жестикулируя прыгал, словно сдавал нормативы. И только мы не вписывались – забито-пугливые, вздрагивающие до икоты.
– Всеее за стооол! – Внесли дымящее блюдо. Кто-то призывал к тишине-выползанию со всех щелей. Кто-то стучал по ножке фужера. Кто-то просил еще танец. Кто-то басил в коридор, требуя скорейшего появления, что только их и ждут. Кто-то с балкона настаивал, начинать без них. И лишь мы моргали, переминались-перетаптывались, не знали куда девать руки, широко раскрывали глаза, кусали губы не зная, как растаять-раствориться и только собрались уйти по-английски, как нас сзади приобняв, повели к столу вкрадчиво располагая, – ДевчУшечки-девУлечки, вырОсли-похорошЕли.
Обернулись. Коба. Посадил нас в дальний угол. Ну, а дальше, понеслось. Мы решили «после стола, хватаем пальто и к выходу». Шутки, поздравления, взрывы хохота. Тянулась предательская улыбка. Курили все. И пили все. А мы сидели, как две курсистки. Тянули лимонад, стыдоба, а что делать? Что покрепче не идет. И дело даже не в родителях, не нравится и ничего не поделать. Все потянулись из-за стола. Мы следом. Закончилось фальшивое настроение. Коба улыбнулся. Попросил меня помочь и введя в комнату, провернув в двери ключ положил его в карман.
Все произошло быстро, я в ловушке. Коба, вроде пьян, запаха не исходило. Странный голос, глаза с поволокой. Вялые движения, но рука твердая. Он прилег, хлопнув по краю кровати, попросил присесть.
– Ты запер дверь… открой, пожалуйста…
– Да-да не волнуйся. Ты только пожалей, погладь меня…
Страх не описать словами. Какая-то больная обстановка. Послышался стук. – Коба, ты зачем закрылся? Нам пора домой. Скажите, кто видел Сульку? Слушайте, не проходите мимо… Помогите открыть… у меня там подруга…
– Да не волнуйся ты, ничего с твоей подругой не произойдет…
– Коба, открой дверь, почему молчишь? Коба, мы все друг друга знаем с детства, наши дворы общались…
Коба то лежал, то спиной подпирал дверь, то стоял у окна и все время монотонно тихо говорил, – подойди, не бойся…
Я села, обхватив колени. Таня ходит-просит-разговаривает с Кобой, ищет Сулю…
Казалось, утро не наступит. Наивно полагалось, с рассветом зло ночи потеряет силу, дверь откроется, войдет свобода.
Дверь действительно раскрылась. Затуманенный разум Кобы в поисках чего-то вышел, – Подожди, пожалуйста, я сейчас вернусь.
Едва его поглотила тьма и он втянулся в сигаретный дым, Танюша, влетев в комнату впихнула в мои руки пальто. Мы бежали к выходу, молясь, чтоб дверь была открытой. Никому до нас нет дела, все расползлись, кто куда. На улице нас по лицу вдарил мороз. Мы неслись по проезжей пустой дороге. Дышали ртом. Глотали стужу. Нам было жарко. От бега-страха. Добежали до дома. Без слов махнули друг другу. Стыдно… дуры… одна и та же ситуация. Глупо, ничего не скажешь. В обоих случаях сыграл комплекс превосходства, Сули над нашей детскостью.
декабрь 2009 г.
Выбор
Я страдающая бронзоманией в поиске подарка по кульжинке отправилась в Жетысу, где в начале последнего ряда в двух магазинах массивные изделия из бронзы продаются в разы дешевле, чем в «Ampir» на Сейфуллина. Но, не в этот день и… придется ехать в «Ampir».
Кто был в Жетысу, тот знает, что на блошином рынке продают не только редкие предметы, но выносят и всевозможный хлам, глядя на который, думаешь, неужели кто-то это покупает? Но, безусловно, да, иначе, никто не оплачивал бы аренду за место.
Мы с мужем решили к парковке пройти через внутренние ряды, надеясь встретить антикварный магазин, т. к. кроме тех двух точек в той локации, других не знали. Случайно взгляд упал на женщину. Красивая. Правильные черты лица современных требований «треугольника красоты». Выраженные скулы. Европеоидный разрез глаз. Выступающий, прямой тонкий нос. Глубокие и сосредоточенные затяжки говорили о стаже курильщика, что не отразилось на цвете кожи. Генетика.
Ее красота противоречила с внешним видом одежды и не вязалась с этой территорией. Но, то, что, эта табуретка ее рабочее место, в этом не было сомнений.
Я шла и вспоминала истории девчонок, которые в юности неожиданно для себя-родителей, делали эмоциональный выбор, перечеркивавший будущее – бросали институт, отказывались от замужества с тем самым, о котором с горечью не раз будут вспоминать. Гордость, эгоизм – это чувства собственного достоинства и предпочтение личных интересов интересам других, так не хватающих одним, захлестывает и губит других.
Мне никогда не узнать, какой выбор когда-то привел такую красивую женщину не в то место. Бегающие глаза вдруг неподвижно замерли и словно застыли…
Вчера поняла фразу «человека делают глаза». Да, не сфокусированный взгляд, это и сильное волнение на внешний стимул, но это и недовольство нехваток всего, чем человек напичкан под завязку.
31 августа 2024 г.
Чистовик, прожитый в черновик…
«Любовь прекрасная, волнующая, восторженная» – первые ассоциации, вызываемые со словом «любовь». Редко услышишь «любовь жестокая, коварная».
Эта история родом из шестидесятых годов, когда боялись накатанных заявлений и решений, принятых партией в отношении тебя.
В город она приехала из глубинки. Мизерный запас слов, слабое образование торгового училища, позволило устроиться продавцом в гастрономе. В неказистом доме с печным отоплением с девчонками снимала комнату – весело, шумно, переругиваясь, сообща живя. Шли годы, кто-то выходил замуж, на ее место приходила другая. Она так и жила, сменяя времена года, одежду, подруг, ухажеров. Пока однажды в парке на танцах не увидела его – открытый лоб, высокий прямой нос, красивый разрез глаз, на все смотревший наивно. Городской парнишка из консервативной семьи. Много читал, учился и учился все время. Институт, впереди московская аспирантура. Ему пророчили успех, баловали родители-брат, ладил с друзьями, ценили преподаватели. Беззлобный, компанейский, юморной. Знал, нравится девчонкам, но приоритеты другие. И сейчас он так и стоял, улыбаясь у стенки. Видел, девчонки поглядывают, немного робел. Подошел школьный друг Марк, на нем с двух сторон висели наперебой болтающие девчонки. Вот он, да обольститель – улыбка, клубились мокрые вихры, казалось, щедро делился счастьем со всеми. И она, зачарованно наблюдая за ними, не делала попыток подойти. Шансы сравнивались к нулям.
Незаметно пролетел год. Она также бегала на танцы. Глазами искала его. Вечерами подруги слушали о бесперспективности отношений. И было с чего – невзрачна, редкие волосы, а «ножки как рожки», говорил герой Янковского. И под лузг семечек ее подначивали, уверяя «Ерунда, он не небожитель. Подумаешь городской, да, фу ты ну ты! Ну, живет он в ведомственном доме, и? Тем более сколько девок такими красавцами брошены, вот он за всех ответит». И на лавке под скосившимся домом куреней, разноголосо неслось по округе «ромашки спрятались, поникли лютики…» разбавляя, «огней так много золотых…» Он тем временем не подозревал о ее существовании.
Злополучный день встречи настал. В разных концах города незнакомые он и она, выскочив из постелей, понеслись в туалет-ванную, приняли душ-почистили зубы, наспех съели завтрак, оделись-обулись, схватали портфель-сумку и стремительно понеслись к неизбежной точке случая. Апокалипсис. Встреча. Столкновение. И непоправимое на всю жизнь.
История умалчивает, как оно случилось у них. Жизнь так все выворачивает, что атеисты становятся фаталистами. Он ли пьян был той летней ночью? Или судьба? Луна ли была не в той фазе? Иль то был ведьмин час, мерцали звезды? Она ли уверенная в себе? Но год, подначенный подругами, не прошел даром. И стала она после той выпрошенной у бога ночи бегать между ним и кабинетом парторга института, показывая справку, заявляя, угрожая. Когда силы покидали, подруги напоминали о клятве «За всех брошенных». «Не жалей! Не бойся! Годы идут, тут квартира, да какая!» И жалобы шли выше, дальше. Характер писем крепчал.
Однажды парторг, надвинув шляпу, надев макинтош, взяв портфель, отправился в путь и позвонил в дверь квартиры, где жили счастливые родители, благодарившие судьбу – два сына многого добившихся. Они любили внуков, лелеяли надежду на младшего сына. Звонок прозвучал. И безмятежно улыбаясь, с простодушием открылась дверь. И зло вошло.
Свадьба. Рождение. Ненависть. Злоба. Жизнь прожили в разных комнатах. Она ненавидела всех – семью, соседей. Родители сгорбились. Соседи шептались. Брат недоумевал. Он в сыне души не чаял, водил в кино, гулял, делал любительские снимки. Она сына любила не меньше и обнимая бормотала, «Папка что сказал… все одно не слушай…» и бубнила-бубнила…
Шли годы. Мальчик пошел в школу. Отец занимался его образованием. Она с порога разуваясь вопила, «Что ты с ним занимаешься, отпусти ребенка… ученого хочешь сделать? Иди к мамке, я те вкусненького принесла…» Опустив голову, отпускал сына. Мальчишка с удовольствием бежал покушать то вкусненькое. А она, закармливая и поглаживая сына, заученно повторяла, «Да не слушай его… а что… он ученым стал что ли?»
Годы шли. На младшего любимца, ачекая предъявила права, не понятная женщина. Не стало родителей. С их уходом все стало плохо. На глазах сына тарелка небрежно летела через стол, «на жри». Он пытался кушать в городе, но надолго ли. Ужинал, когда жена с сыном уходили из кухни. Вещи не стирались, научился стирать. Брат уговаривал развестись, «Разговоры? Ни до кого нет дела. С ребенком общайся. Женишься, будут дети».
Годы летели. В средних классах сын забросил учебу. Он пытался до нее донести, как она катастрофически не права, передергивая сына, не разрешая ему заниматься с ним. В ответ, «Много ты добился, гений…»
В старших классах трагедия вовсе поселилась у них. Сын бросил учебу, не понятно, как аттестат получил. Плохая компания. И только она ничего не замечала. С порога привычно слышалось, «Уроки учишь что ль, брось, иди я те сосучих принесла…»
В торговле при недостачах, шла к мужу, «Звони брату…». Брат помогал по стоимости машины. Девяностые. Работы нет, коммунальные услуги никто не отменял. Взрослый сын не работал, пил. Прошла еще пара десятков лет. Постарел, так же красив. Она все чекая, стойко защищала сына, не позволяла работать. «Вот сыночек… поешь, вот поспи… пирожочки пожарю». Но, однажды сына забрали в милицию, она вбежала к мужу, где он под старым торшером штопал, с порога закричав, «Звони прокурору, все вы одной крови, благородные. Тьфу на вас аристократы. Сына вытаскивай».
Он надел, пятьдесят лет назад модный костюм-галстук, купленный в прошлой жизни в ГУМе, сконфужено обул ноги в старые туфли и от стыда сгорбившись пошел в прокуратуру. Дверь, которая не каждому откроется, перед ним открылась. У старого друга из прошлой жизни, о которой он и забыл, сердце защемило. Он когда-то ему завидовал, думал, «Господи, вот бог щедрый! И уникальные мозги, и красота, и рост. Семья интеллигентная. Ему пророчили звездное будущее. Таких ценят! Как так, звезды? Что произошло на вашем небосклоне? Что за звездные войны, бури? Так не должно было быть!