Майра Сулейменова
Выбор
Ни советская эпоха, ни перестройка, ни независимость не дала мне от государства жилье.
2-3-4-х комнатные квартиры и дом взаимо-заменяя – покупала. Этот дом построила каким чувствовала. Каждый интерьерный уголок продуман. Картины, антиквариат, мебель – собиралась, покупалась, приобреталась.
Моя жизнь. Мои десятилетия. В них я жила, расставалась, не принимала помощь, преодолевала трудности. Узнавала себя, свои возможности, удивлялась силе, поражалась ресурсам, выстраивала планы. Независимость, это не черта характера. Это, образ жизни. И теперь вопрос:
Независимость ли? Когда в твои почти шестьдесят «некто» произносит «хозяин».
XXI век. НЕзависимое государство?!?
Люди стали нетерпимы. На светофоре замедлишься на мгновение, сигналят, словно эти секунды решающие.
Люди стали равнодушны. Авиакатастрофа в Шереметьево. Погибли люди, находившиеся в конце самолета. Не пробились. Процент на жизнь у них был. Но, впереди находящиеся спасали ручную кладь.
И злишься на все, во что нас мирных, нерасторопных – ввели. Медленными шагами, мастерски продуманными планами. Нас вынуждали отказаться от демократии. Приказы подавались, как наше волеизъявление, наше желание. Мы были покорными. И все время были покорными. Все началось в момент, когда мы начали мечтать о странах, где люди живут лучше нас. Жизнь-то одна. И ее хочется не дрожащей перед завтра.
Какой была моя реакция, в тот январский вечер увидев-услышав? Спокойной. В тот вечер пострадавшие и «некто» собрались за моим столом в гостиной. Выслушали. Был ли это шок? Вошли ли в ступор? Никто не кричал, не требовал, не бил по столу. Пили чай-кофе. Адвокат «некто» прочитал условия выкупа и стоимость сотки. Не было истеричного смеха, рыданий в кулак. Нам всем от пятидесяти и выше. У каждого из нас характер, возможности, харизма. Кто-то раньше, кто-то позже настиг периода, когда мечты и покой идут параллельно. Живя в нашей стране, может никто не удивился, что и так бывает. Накануне встречи я пригласила Лугмара и Бахыта. Задача – сдержанно, без надрыва не торгуясь, дать свою цену.
Мертворожденными глазами «некто» поторговался, но принял. Деньги собрали быстро. Передали. И… И он исчез… надолго.
Декабрь 2021г. Адвокаты нашли его. Они выступили, как народные мстители. И надеюсь, что на процессе у «некто» вся ржавчина вылетела из ушей. Был суд, на котором выяснилось, что он перепродал наши участки. Первыми выиграли собственность пострадавшие с параллельной улицы. И мы выиграли. Не было скандала до потолка. Никто из нас не потерял лицо ни в одной из встреч. Не знаю, что нам помогло. Выдержка, что ни разу не повысили голос, не вышли из себя, это при том, что мы теряли ресурсы и главный из них – время, ведь мы из года в год старели понимая, это наша недвижимость, наша земля, полученная решением акимата, зарегистрированная с кадастровым номером, и каждый из нас на этом участке, построив дома прожили свыше десяти лет. Мы устали изнутри. Но встречаясь друг с другом, улыбались и вели себя так, словно ничего не произошло. У каждого из нас прожитый опыт. Каждый из соседей к достатку пришел своим путем. И у каждого он был свой и отнюдь нелегкий. Так в чем измеряется терпение? Кто-то мне сказал, это сила веры. Так ли это? Ведь если бы все зависело от веры, мы не знали бы слово «невозможно».
Нам пора ввести налог на тупость необразованных, пустых и равнодушных маленьких клерков в акиматах, горкомземах и т.д. Потому что, выдавая кадастровые номера они тупо или намеренно присваивают один номер нескольким. Потому что мы за эти годы, не выражая вслух внутренний вопль, разбились изнутри. В нас слой души слежался в руду. Мы живем в стране, где не работает прайвеси на частную жизнь, где нарушаются права человека признанные всеобщей декларацией ООН на право неприкосновенности.
Получив законные документы, мы с адвокатами стояли напротив сидевшего «некто» с адвокатом. По его ничего не выражающему прозрачному рыбьему взгляду, мы чувствовали себя победителями. В его бесчестной истории, мы остались бессмертными волками, которые еще те старые лисы. Достоинство не сыграть.
декабрь 2021 г.
Осень. Любимая пора
Осень. Любимая пора.
Тихая. Спокойная. Порой дождливая и более пленительная, когда дождь медленно ползучий.
Это и листопад – кружаще вальсирующий, воркующе шуршащий пожухлостью под подошвами.
Это и бабье лето нежной паутинкой, прощающейся с тобой до следующей осени.
Осень. Стремительно затирает твой загар в яркой опушке листвы.
Осень. Полна впечатлений – красот природы, воздуха, наполненного дождем и уходом лета
в кострах жженой листвы.
Осень. В юности это первая влюбленность, когда раз и на всю жизнь.
Осень. Зарождала масштабные проекты, широко и стремительно находившие место в жизни.
Осень… практически все жизненные перемены у меня связаны с осенью.
2019 г.
На изнанке
Бота – рассказчица.
Раджан – ее родная тетя. Врач.
Марал – ее двоюродная тетя. Учитель.
Я – такая же из двоюродных и задающая занудливые вопросы.
Раджан на девичник позвала сестер и племянниц. Мы неторопливо гурманили разнообразием холодных и горячих блюд. Следующий стол ломился видами вкуснейших десертов. Изысканный обед расположил к воспоминаниям. И в тот день, в ударе была Бота, о которой бывает, я пишу. Привожу ее рассказ, не сначала, но для впечатлений и этого отрывка достаточно, чтобы услышанное резюмировать Маяковским, где «Есть дяди как тети. Есть тети как дяди. Есть бляди как люди. И люди как бляди.»
Имена в рассказе Боты изменены.
Я. – После сильной гимназии Астаны, как ты попала в интернат?
Бота. – После переезда из Астаны, я 9 класс отучилась в простой школе. Со мной сидели двоечники, закидывающие и плюющие насыбай. Они завтра со своими 83 баллами пойдут в местный пединститут, и это максимальный потенциал. Я че-то на все это посмотрела, у меня слеза прошла, и я сказала «нет». Мне нужен грант. Учебный год закончился. Я пришла в городскую школу-интернат. Меня не приняли, но взяли в районе. Родителей поставила перед фактом. Папа бушевал. В интернате началась жизнь, о которой я не подозревала, что такое возможно. Перед нами доска. Экзамен ЕНТ сдаем каждую неделю, набирая по 120 баллов. В принципе можно закрыть учебники и нафиг поехать домой. Но, перед директрисой та же доска. «Физика. Кімде физикадан жүз онбес балл?» (У кого по физике 115 баллов?) И «родная» понеслась, «Тттұрыңдар! КАроче, бірінші партАға, бегООм!» (кАроче, бегООм к первой парте). С каждым ее словом наша уверенность крошилась, мелко распадаясь на нет.
Я. – Она со всеми так?
Бота. – Ну да. В нашем 11 классе 20 учеников. В школе по одному с 7-го по 11-ый классов, но душеклочный надзирательный контроль только у выпускников. Мы на ряду с РФМШ должны выйти на республиканский уровень, дать балл. Директриса за это получает бонусы, после чего у нее перья пушатся. Да и дементоров она собрала конкретных деморализующих, они как безупречные друзья иуды. Выбирала типа «Ты чекист, ты можешь их мучить? Да-да. Тогда ты идешь со мной.» К примеру, сижу я с Марой, два урока подряд, все, любимая тема «Мынау екеуінде секси-шмекси (У этих двоих секси-шмекси, им теперь не до уроков, роман) шылқыған қызыл секс, бұлар қыз болып кеткен, бала болып кеткен, сабақ окымайды», как типа заклинание сексикус быстрикус. Телефоны нам нельзя. Если у кого его увидит, забирала, шарилась в переписках, обожала там копаться. При виде фоток, где «типа мы же девочки», понеслось по унавоженной про шылкыған қызыл секс.
В 11 классе я подхватила вшей. В ауле никогда не жила. Башка че-то чешется. А я же не знаю, зудит, ну зудит, покупаю противоаллергические пью их, голова все скребется. Басты ашып қалсақ, бас толған бит. (Заглянули туда, а там все во вшах.) Сәулешкины глаза округлились, как у шотландского вислоухого, «Әй сен сірке тауып алыпсың». А, я, «Что это такое?» «Бота, бИт сенде, бИт, бИт.» (бит-вши) «У меня бит не может быть.» – кричу я.
Тут еще директриса тех, кто набрал 117 баллов на выходные домой не отпускает. И я не знаю, как с ней поднять тему, что у меня там «вообще, кАроче, чтоб я их так забыла, как я их знала». «Антибиты» не помогают. И мама в этот момент ломает правую руку. Всякими неправдами я слезно выцыганила отгул на сутки и еду вычесываться к Сара әже. Приехала к ней, бабушка основательно подготовилась – на столе лежат төрт бит тарақ, үлкен тарақ, (расчески для вычесывания) разные полотенца, эликсиры против вшей. Она открыла голову и кричит, «Мәәә… сенің қалың шашыңды қалай тазалаймыз?» (Как мы это вычистим?) Сара әже тоңқайып, он сағат басымды тазалады ғой. (Бабушка Сара 10 часов без отдыха чистила мою голову.) А за состоянием наших голов каждые две недели следила Бибигуль апай. С ней рядом ходила дежурная, қыздардың басын қарайтын (проверяющая головы) и, если сірке табылса, (они найдутся) в тетрадке «биттегендер», (вшивые) плюсики ставит, позорище. Мне повезло, в тот период ее сопровождала одноклассница Дакошка. Я ей мигаю-киваю, шепчу «Сірке бар, жазбашы пожалуйста». (Не записывай, пожалуйста, я завшивела). И как только сабақтар бітеді (уроки заканчиваются), Сәулешка под прессингом, «Шашымдыыы қарааашы» (посмотри мои волосы).
– Блиииин, запарила, спать хочу.
– Сәуле, пожааалуйста.
Я. – Разве Сара не вычистила?
Бота. – Вшей убрала, а гниды остались. Они мертвые, но к волосам прикрепляются и их только ногтями вытягивать, а у меня густющий волос с кулак, а они по всей репе, их только брей короче. Каждый вечер у нас ритуал. Дверь закрываем, и она предупреждает, «Қазыр только жыйрма минутта онын табамын да и ұйктаймыз, хорошо? (Сейчас только 20 мин и спать)» Сәулешка как-то не выдержала, и «Ботааа, давай подстрижемся-а, это невозможно ғой…»
Я. Состояние шока, ничего подобного не слышала о школе. Недаром говорят, можно и лютую зиму пережить, но морозы не забыть… Да, вы выжившие.
Марал. – Отрабатывали рейтинг школы на ЕНТ. Учителя работают на республику. У меня в этом году трое вышли на республику.
Бота. – Да, чтоб на уровне республики быть. Вы представляете 20 выпускников одного класса и все выпускники на грант. 100% показатель. Это тот случай, когда не срабатывает среднестатистический показатель.
Я. – И все 20 получили грант?
Бота. – Да. Мы все грантники.
Я. – Результат поставлен на унижении, где все ролевые игры, «говорю, что хочу».
Бота. – Да так и говорила нам, «Сендерді қаргыс атсын – будьте прокляты…»
Я. – Перпендикуляр. И в каких случаях она так хлесталась?
Бота. – Если из 25 набирали 24. Недавно с Даной, вспоминая интернатские годы, угорали, что «наши проблемы на сегодня, сто пудово с интерната и пора оттуда выбираться.» Был прикол в 10 классе. Мы все учим-учим, и вдруг в нас стрельнуло, на пробу ходили миллион раз и столько же раз тестники переписали, и понимаем, они одни и те же, даже те, что с Минобразования. Пацаны математики просчитали: 75 % базы одна, нового меняется 25 %. Тупим! В каком году начался ЕНТ? В 89. Выход – начать поиск тестников с 1989-2010гг. Звонили всем тетям-мотям, кто на базар идет, кто есть в Алматыкітап, кто сдавал ЕНТ. Каждый собирал свой профиль. У меня, английский. Тестники подбиты. База готова. В одно скопировали. Оцифровали. И 20 будущих выпускников лежим на втором этаже и гоняем вопросы, все знаем наизусть, нас уже тошнит. Закрываем результат 125 из 125-ти. Раз в полгода проводятся пробные ЕНТ, помимо, что в рамках школы. Все школы одновременно тесты проходят в СХИ. Дают срез до финального, ты его психологически примеряешь к себе, что да как будет на самом деле. Из отпущенных трех часов, укладываемся в 45 мин. Установилась практика, после своего теста, сдавали желающим за бабки: «бір сұрақ бес мың, он мын.» (вопрос от 5 до 10 тысяч). Возвращались с 25-40 тысячами.
Марал. – Это благодаря жесткой муштре, а не эти уси-пуси.
Бота. – Короче, мы эту систему отнивелировали и принесли директрисе, «Вот база. Мы вам 125 баллов наберем, а вы уберите с нас все лишнее. Поставьте четыре основных урока и плюс профильный.» Она идет на сделку, «Сендер базаны күшті етіп жинақтап беріңдер, чтоб келесы жылдарға жарасын, сонда мен қалай қаласаңдар, солай істеп беремін. (Главное соберите пригодную базу.) Мне, к примеру ни химия, ни физика не нужны, и зачеты по этим предметам, пошли автоматом. Разбившись на группы, мы два года учили четыре профильных и английский. Она получила оцифрованную базу и крутила ее до последнего.
Раджан. – Ну и жизнь у тебя в интернате была. При каждом разговоре с твоим отцом Аскаром, слышала, «Бота просто с ума сходит, там же настоящая тюрьма.»
Я. – Одни слова, уже буллинг.
Бота. – Вот от такой жизни Сәуле и лекарствами травилась, и вены резала.
Я. – Это в каких классах?
Бота. – При мне в 10-ом было, но, говорят, до меня в 8-м классе еще три раза.
Я. – А преподаватели знали об этом?
Марал. – Скорее всего, но протекало закрыто, чтобы вверх не уносилось.
Бота. – Да, знали. Так за то, что она вены порезала, на следующий день втройне получала. Мы ржали, «лучше бы ты уж повесилась».
Марал. В мою бытность завучем, у нас ученица тремя таблетками клофелина имитировала самоубийство.
Раджан. – И у нее резко упало давление. – на автомате резюмировал врач.
Марал. – Мы эту девицу потом полгода кошмарили.
Раджан. – Добивали?
Марал. – Отбивали мысли, мучая, «Будешь еще пить? Пей, иди пей…». Через пол года травли, она отошла от этого.
Я. – После суицидальных травм, как у Сәуле судьба сложилась?
Бота. – Все относительно. Доцент. Высокую должность занимает. Я ею восхищаюсь. Она и Мусрепова с любого места цитировала. У нас, литература была на высочайшем уровне.
Я. – Такая память – это природные данные.
Бота. – Все ребята казахским языком прекрасно владели. «Абай жолы», как читали…
Марал. – Уникальный интернат. Айконю хочу туда отдать.
Я. – Ты дочери психику поломаешь. Нет, ни за что бы туда внуков не отдала.
Марал. – После такой школы, они везде пробьются
Я. – Сәуле, это единственный факт?
Бота. – Нужно понимать, что это фоново. Таких как Сәуле было много – папа пьет, у мамы плюс еще четверо детей, жизнь безрадостна, в итоге, мама уезжает на заработки. Пример, мне папа на выходные привозит еду-шоколад, прокладки-колготки, телефон и говорит, – «Ты только держись». То к ним никто не приезжает. Папа стал привозить больше и еды, и прокладок, и бытовых принадлежностей. У многих родителей нет денег, нет и все, и эти девочки, остаются впроголодь, какие там прокладки. К ним әжешка раз приедет с коробкой бауырсақов и бір мың теңгемен (баурсаки и тысяча тенге) – вот на них и выживай.
Я. – В самом деле, как без прокладок?
Бота. – Функция взаимовыручки включалась автоматически. Мы-то знаем, кто как, вот сОвсем… Из дома привозятся банки-склянки. Ночью особенно кушать хочется, после десяти положено спать и ддыж-ддыж в темноте шепот, «Ақтолқын, мамаң колбаса жібердіме?» (Мама тебе колбасу отправила?)
– Иә. (да)
– Қазыр бәріміз колбаса жейік. (Сейчас колбасу будем кушать.) – И уахахатом крадемся к Ақтолқын. Ножа нет, смотрим линейка выглядывает. А утром на уроке апай ойбайлайды, «Әй, жындылар, мына линейка колбаса сасып турғой.» (учитель вопит, – эй, сумасшедшие, линейка-то колбасой воняет) Пацаны на шорохи тихо интересуются, «Қыздар сендерге папа-мамаларың бірдеңе жібердіме? Емааа, қыздар колбасаны берген жоқсындар ғой… (Девчонки, вам чего родители посылку отправили? Э, да вы че колбасой не поделились?)» Вот если девчонки были голодны, то пацаны втройне голодали. Сейчас многие из них в основном на нефтянках работают, и кстати, не пьют. Марат с Кешей поступили в КБТУ, их приняли на олингаз, факультет Энергетики и Нефтегазовой Индустрии.
Я. – По гранту?
Бота. – Да. На втором курсе Марата забрал Шлюмберже (Schlumberger).
Марал. – Проследили их обучение.
Бота. – Это нефтедобывающая французская компания. Через полтора года он в КБТУ взял диплом совмещенный с Шлюмберже французской школы. Работает вахтовым методом 28х28 и ему сразу после института стало падать по три миллиона. Поднимался от менеджера бурения. Сейчас он квартирный магнат. Содержит маму и братишку.
Марал. – Я за такую систему образования.
Я. – Я за нормальную школу, которую сама прошла. Психика не восстановится.
Марал. – Это со стороны кажется. Вот перед нами продукт такого образования.
Я. – Все индивидуально.
Марал. – Нет, у большинства так и срабатывает.
Я. – Не уверена, что у этих 20-ти ребят все в порядке в жизни.
Марал. – Учитывайте фактор семьи.
Я. – Завтра, когда у них будут свои семьи, жди беды. Большинство из них себя чувствовали брошенными. Их в интернат отправили, потому что не в состоянии были содержать. В результате у них на всю жизнь осталась натянутость к родителям от недолюбленности и боль прожитой обиды. Про таких детей есть выражение, – «они становятся собакой там, где их оставили».
Марал. – Это единицы. Основную массу семьи поддерживали.
Бота. – Нет, там у большинства поддержки не было.
Раджан. – Какой ужас.
Бота. – Недавно с Даной ржали. Она вспомнила, как у Сәулешки в пубертат активно усы пошли. Она их сбрила. Зашла в класс, над губами красно. Все угорают. Мало что у нее вечно брови не так срастались, а тут еще усы…
Марал. – Тестостерон. Бедная девочка.
Бота. – Сол Сәуленың до сих пор жігіті де жооқ, ешкімі жоқ (У нее до сих пор никого нет). В этом плане блок стоит.
Марал. – Комплексует, видимо.
Раджан. – Жоқ, мен айтам осы сенің директрисаң, (твоя директриса) она же стихи пишет.
Я. – Да вы, что! Не верю.
Тут мы немного отвлеклись на новый десерт и застучали ложки – мягко, громко, деловито. Поскольку других добрых дел не было, мы со своих околобогемных тем перешли на волнительный топ Ботиных воспоминаний.
Я. – Наверняка старшеклассники влюблялись, как это директрисой незамечено проходило?
Бота. – Ооо, это настоящий скандал! Это драма из серии «грустно-тихо-темно». Мы изнутри все знаем и начинаем шифры вырисовывать, – «передай записку там-то» и 45 человек караулят чтобы они только раз встретились.
Я. – Ей наверняка кто-то докладывал.
Раджан. – Қасқаңын, бетiнiн сорпасы шықан шығар.
Мы все рассмеялись.
Бота. – Если она об этом догадывалась, в нее вселялась епическая сила и шла порка. Прилюдная, уничижительная, что он ее обесчестил, а она, путана, развратница, короче, только и знает, что шлендрает. А девчонка-то всего, что на него посмотрела. Почему она нас так табуировала? Ну, понимаю, боялась, что сджунджуримся и залетим, с пацанами же в одном здании жили.
Я. – Риск был… Но, с вашей дуэньей это тот случай, когда думаешь, чтобы ты сдохла, а говоришь – здравствуйте.
Марал. Подняв палец, проговорила, – Этикет… – Мы снова расхохотались.
Бота. – В интернате три учителя более-менее нас жалели, – «Иә-иә жеңдер-ұйқтаңдар» (покушайте-поспите). По утрам с этажа мальчишек слышим, как одна из них кричит, – «Ужас, мынау ужас». Мы спрашиваем, что за истерики у нее на постоянной основе?
Я. – Пукали, наверное.
Бота. – Аха. «Біз оған осрасфера жасаймыз» и ржут. Они по времени, перед ее входом, начинают пердеть. И Хабиба апай кричит, «Ой мыналардың комнатасы, невозможный ғой…» веселились, как могли.
Я. – Директриса какую дисциплину преподавала?
Бота. – Она была только администратором. Как-то вывела новый закон, на который учителя сказали, – «Ни фига. Мы по домам». Поскольку ее личная жизнь отсутствовала, а наши уроки в три заканчивались, она с нами до десяти вечера и сидела. Не, а че, у нее дом в школьном дворе. Приходила в халате-тапочках, с газетой. Сонда бізге (нам) после обеда до ужина дают вооот такой шелек көже (ведро супа), причем реально шелекқой (ведро), даже бидон емес (не бидон) и три буханки белого хлеба. У пацанов на этаже очередные разборки. Мы выходим гурьбой, идем к школе и слышим, – «Әй қыздар…» (Девчонки)
– Не? (Че?)
– Шелек ұстаңдаршы. (Ведро подержите)
– Ой қойшы. (Отстаньте)
– Қазыр разборкаға барамыз (Сейчас на разборки сгоняем). Короче, оныншы (10-ый) класс лишнее про нас болтает, ана баняның артында (там за баней). А мы как поднимем этот көже? – Ой өздерің алып журеберіңдерші. (Да ну вас)
И они қөжемен екі қолдарында (и они с супом в двух руках) бегут на разборки. Бьют пацанов десятого класса, потом сол шелектерімен (с этими ведрами) возвращаются, в синяках…
В целом все было классно. Если не считать нашу директрису, которая ела госбюджет. Позже мы узнали, что его нам выдавали мощно. Как говорила моя Сара аже, – «давала ложкой, брала половником».
Раджан. – То есть не на қөже и три буханки хлеба.
Бота. – И не тот сраный туалет на улице…
Я. – А душ-баня, а горячая вода?
Бота. – Баня, раз в неделю. Нет ни душа, ни горячей воды. В интернате 4 умывальника и надо вставать в 6.15 чтобы умыться и до 7 поспать, потому что в 7 на 4 умывальника придут 90 человек.
Раджан. – А зимой, как подмываться? Туалет на улице. Представляете, қыздарға, күнде көтенін жуып жата алмайды (девчонкам, как спать ложиться не подмывшись)?
Бота. – Неет, жуып жатамыз күнсайын (Нет, каждый вечер подмывались). Бірақ бәріміз больной яичниктармен шықтық қой (Правда все с больными яичниками остались). Еще это же туалет «МЖ» разделенный по советский, здесь девочки, там мальчики. Для равновесия наши туалеты обменивают, себебі біздікі толып кетті (наш переполняется), а олардыкы (у них) нет. ЕЁмое, сколько мы потом от пацанов слушали, «Ёмааа қыздар, сендердікі тасып жатырғой. (Девчонки, да у вас тут потоп)» Еще коргендерін, қоймай бәрін айтады ғой (Еще, все что увидели перескажут), «анда блиин, ужс деп» (да, там блиин, ужс).
Я. – Как обмен? Они идут в ваш, а вы в их?
Бота. – Ну да. Ананың ішін жиі тазаламау үшін енді бірдеме қылу керек қой. (Чтоб часто не ассенизировать, они и креативят) В морозы у девчонок прокладки столбом вырастают. Пацаны угорали, «Әй қыздар, сендер эйфелевая башня құрып қойыпсыңдар ғой.» (Э, девчонки, да вы здесь эйфелевую башню выстроили)
Я. – Это уличный туалет?
Бота. – Иә, яма ғой. (Да, яма)
Я. – И вы там подмывались?
Бота. – Там и подмывались. И еще әңгіме айтамыз ғой. (Мы там еще сидим и болтаем) Все привыкают. Вообще все становится родным. После 2-х дневных выходных приезжаешь из дома, – и ааа – по всем соскучился. Данка, спрашивает, помню ли, как голову раз в неделю мыли? Ну, помню, ужс… Короче, директриса могла допустить, чтобы всего этого не было.
Бюджет планировал за школой строительство теплых туалетов. Она себе там дом поставила и книги свои публиковала. А нам, типа, шуршите свои задницы на морозе.
Я. – За каждым ее действием стоит безнаказанность.
Бота. – Знала, как деморализовать, она это любила.
Раджан. – У нее прослеживаются явные садистские наклонности.
Марал. – Она, наверное, сталинские времена прошла.
Я. – А сколько ей тогда было?
Бота. – Под шестьдесят. Два года назад, когда я беременная была, ко мне Марат приехал и сказал, что братишку хочет туда отдать.
– ТЫ дурак?
– Слушай, ты же нормальная и без последствий, а он че-то балбесом становится. Поеду и сдам его, пусть посмотрит. Как думаешь?
– Ой-бааай. Да, я там за два года чуть с ума не сошла. А ты-то с Сәулешкой там с 7го класса, вообще ничего не видели, все детство там провели.
Раджан. – Адам болсын дейді ғой. (Хочет чтобы человеком стал)
Я. – А среди мальчиков были суицидники?
Бота. – Да.
Я. – А летальный исход?
Бота. – Нет, не было.
Марал. – Есть фраза, «не законченный суицид».
Бота. – Да. Думаю, пугали. Они родителей просили забрать, но никто не реагировал.
Хотели вызвать внимание, «если сейчас не заберешь, то меня не увидишь, на хрен мне это все не надо». Нас было 9 мальчиков, 11 девочек. Мы исключительно скооперировались. Все классы в субботу домой уезжают, а мы 11 класс, сидим в интернате. Нам два часа дают на баню и обратно за уроки. Домой охота. Папа приезжает, – «Қой енді алып кетемін, (Все, в этот раз я тебя заберу) это уже беспредел. Четыре недели ребенок дома не был.» Я ему говорю, «Уезжай молча.» А он, «Нет, буду звонить.» и я слышу, «Вы нарушаете все границы… Вы размываете ее права…» Я ему, «Я сама сюда напросилась. А ты саботируешь. Ну потерпи.» Он не перестает. – «Слушай, ну нельзя так делать.» – Ходил, права качал. В итоге, не пускали.
Я. – Ты туда с сильным казахским языком пришла?
Бота. – Нет, с очень слабым. Светлана Жетес қызы меня буквально четыре часа у доски держала до потери сознания.
Марал. – У казахского языка разбор предложения сложнее, чем у русского.
Я. – Как можно 4 часа держать у доски?
Раджан. – Өзі сонда шаршамайма? (Она сама не устает?)
Бота. – Вот сондай садисткий энергиясы бар болып тұр ғой. (Вот такая у нее садистская энергия.)
Я. – Разве урок не 45 мин идет?
Бота. – Мы же перевелись на формат, что у нас только основные уроки. Получается понедельник – день казахского языка, то есть целый день, мы со Светланой Жетесовной сидим до посинения.
Я. – Ну, и когда ты не понимаешь урока у доски, ее реакция?
Бота. – Ну, че у них может быть, унижать-кричать…
Я. – А вы не плакали?
Бота. – Неет, мы были пробитые на эту тему. В нас оскорбления, как влетали, так и вылетали, это как из пушки по воробьям. С Данкой пытались повспоминать какие еще нам слова говорились, ухахатываааемся. Сәулешка, точно, их все наизусть помнит. Мы оттуда с богатым словарным запасом вышли, понабрались такого, которого за все годы жизни за пределами интерната больше не слышали, неприменяемые лексические обороты.
Я. – Небывалая история.
Бота. – Да она до сих пор там происходит, че, там небывалого, поколениями туда идут за светлым будущим, думают вот так оно закаляется…
Раджан. – Кто-то закаляется, а кто-то там (свист) с катушек слетает.
Бота. – В итоге, на 1-м курсе, нас из класса в Алматы было семеро, остальные 11 учились в Астане. Как-то Марат звонит, – «Слышь, тема есть. Май-июнь ақша жинаймыз. (Капусту будем рубить)» «Қалай?» (Как?) «Басқалардын орнына ЕНТ тапсырамыз.» (За других ЕНТ будем сдавать) Я говорю, «Блин, че-то я боюсь.» «Ну, если че, команда жиналып жатыр (Команда набирается). Здесь есть человек, он за нас кээнбэшникам башляет. На нас родители выходят. Мы за этих сынков в Шымкенте и Қызыл Орде сдаем ЕНТ. Такса следующая: 115 баллов бір мың доллар (тысяча долларов), 120 балл екі мың доллар (две тысячи), 125 балл үш мың доллар (три тысячи). Давай сен Сәуле екеуің тілді алыңдар (Вы с Саулешкой языки берите), мен математиканы алайын, (я за математику отвечаю) че зря в концлагере жили?» В итоге, я не согласилась. Сдала ЕНТ только по ватсапу. Знала громкие дела, где давали за мошенничество. Думала, на хрен мне это надо?
Я. – А Сәуле?
Бота. – Нет. Марат 2 года гастролерил, год закрывал и жил спокойно. Помощи из дома не получал. Выживать надо. В универе продавал: зарядки, флэшки, что-то копировальное.
Перед ЕНТ, прикол был. Нам, как мантру, твердили «жүз жиырма бес-жүз жиырма бес» (125-125). У нас уже везде 125. В итоге, утром, у Майки нервы сдали. Она идет на завтрак, ее тошнит. Последние три дня директриса над нами коршуном продыху не давала. Мы и так от страха скукожены. И Мая начинает блевать. Думаем, блиин через два часа ЕНТ, а она блюет и блюет. Директриса ее на улицу выводит чароплетствовать, заворачивает кілемге и жерге аластамайды ма, «сүп-сүп-сүп деп» (заворачивает в ковер и ведьмует над ней). Заставляет крутиться по земле. Шаманит над ней. Мы с окна угораем, такие соболезновательные. Майка заходит, мы у нее «ну блевать охота? «Не, как бабка отшептала.
Я. – И сколько она набрала?
Бота. – Все набрали 123-124 баллов. 125 взяли только трое. В КБТУ нашим дали четыре гранта. Я 123 взяла. Думала русский знаю и его не открывала. По нему две ошибки вышли. С экзамена выхожу и в меня Сая апайдан тапок летит. «Бота, позор… те, кто как ты русский не знали и то набрали 125, а ты…»
Марал. – С этого года алтын белгистам изменили сдачу экзамена. Теперь они не сдают в своей школе. Если на ЕНТ они не подтверждают алтын белгі 100%, с должностей снимают директора и завуча.
Бота. – Логично. До 7 класса табель на пятерки идет, потом ребенок съехал, ему для показателя с закрытыми глазами пятерки ставят.
Марал. – 100% алтын белгиста практически ни одна школа не даст. Может один на республику, как пацан, которого 34 мировых ВУЗа пригласили. Остальных будут резать, иначе руководство потеряет места.
Раджан. – Асқар, айтады, «Қалай ол шыдап жүр, қандай упертый, баяғыда мына жерден қашып кетеді деп ойлап едім… мәә қашпайт, мықты екен ғой.» (Аскар говорил, «как она только этот ад выдержала? Такая упертая оказалась, думал сбежит) Ол мынаның бәрін білмейді ғой. (Это он этих ужасов не знал) Он бы там всех засудил бы.
Бота. – В 10м классе у меня психика пошатнулась. Полгода меня грозились выкинуть, т. к. я по математике из 20 стабильно набираю 6, баллы не растут. Все в классе математику щелкают, они все математические олимпиадники. А я ни хрена в ней не понимаю и не знаю, что делать. Марату говорю, «Давай договоримся, ты каждый день мне уделяешь два часа».
– Мне, что делать нечего?
– Каждый вечер по твиксу и сникерсу, в придачу мой ужин. Давай короче, көтеріп берші мағаң 14-ке дейін (подними мне до 14-ти). Мне директриса срок дала подтянуться, либо говорит, «Ты позорище, иди-ка в город». Так мы с Марой на тарелке супа и сдружились. После 10-ти, в столовке сидели. Ол жынданып, «Блииин, түсінбейсің сен короче, Бота» (Он бесился, что я ничего не понимаю). И обратно мне эти косинусы да тангенсы-котангенсы. В итоге я с ним 25 баллов набрала. Он фундаментально мне математику поднял. У меня правда без ужина морда становилась уже. А он говорит, «Ни че-ни че, сен томпақсың, саған жақсы болады.» (Тебе кругляшке это на пользу) Я все худею. Домой приезжаю и папе говорю, «У меня диета. Маған бәрі, сен томпақсың дейді.» (Меня все обзывают, толстой)
Я. – Он, с тобой не делился?
Бота. – Нет. У нас было так. В столовой мест не хватало. На складе холоднючая комната, где хранилась картошка-мартошка. В нем шестеро старшеклассников кушали. Там кайфно, надзирателей нет, можно поболтать. Когда у них заканчивается порция, есть порция ДП. Они картошиной шваркали об дверь «Кезекші, ДП»… как в ресторане. Я Маре свой ужин приносила. Кстати, в этой морозилке, я и училась. Там не заснешь, там все по-другому работает. Тепло одевались, сидели трое-четверо на старом-гнилом диване, вдалеке от социума и погружались в сплошные даты, хронологии.
И вот главный вопрос во всей этой истории – ну набрали мы на ЕНТ нужные баллы и куда с ними поступать? То есть нас готовят и не информируют – куда перспективнее по профориентации. Тупо! Свои 125 отстрелялись, взяли и все, валите. Продакшн-лайн. Остальное, нажрато пофиг. В нашем раскладе – ее усилие на тысячную долю килоньютона, нами забивая свой угол. Да еще среди ее деструкторов двое учителей вечно на похмеле. Географ тоже с краснючей рожей, псих нездоровый, муж Светланы Жетесовны.