Из донских атаманов конца XVI века известны еще Василий Жигулин, Иван Нос, Василий Кабан, Прокофий Трубчанин, Степан Ершов, Никита Болдырь, Афанасий Севостьянов, Иван Трубецких. Последний из них происходил из дворян…
…Избранному большинством голосов атаману вручались знаки атаманского достоинства – булава и насека.
Булава как знак начальнической власти становится известной в Европе с десятого столетия. Сохранилось, например, известие, что на печати франкского короля Лотаря (954–987 гг.) было выбито его изображение со скипетром в одной руке и с шестопером (разновидность булавы) в другой. Запорожские казаки впервые получили знаки атаманского достоинства от польского короля Стефана Батория, который в 1576 году послал в знак благодарности за помощь против татар гетману запорожцев Богдану Ружинскому булаву, бунчук и войсковую печать.
Булава донских атаманов состояла из ореховой палки длиной в три аршина (1 аршин = 71 см) с серебряным шаром на конце. Разновидностью булавы являлся шестопер – палка с шестью щитиками-перьями на конце.
Атаманская насека представляла собой длинный жезл с серебряным набалдашником, на котором делались насечки по числу избранных атаманов.
Войсковой атаман обычно избирался на один год, после чего его могли вновь избрать или заменить новым. Бывший атаман возвращался в среду рядового казачества, хотя и продолжал иметь определенный вес и авторитет среди товарищей. Избранному на Кругу атаману казаки беспрекословно повиновались. “Куда наш атаман взор кинет, туда мы свои головы бросим!” – говаривали казаки и шли в огонь и воду за своим предводителем.
Ко второй половине XVII века власть войскового атамана заметно усилилась. “Войсковой атаман, – отмечал историк Сухоруков, – был прямой начальник казаков во дни мира и брани; к его обязанностям относились дела разного рода по внутреннему управлению: он мирил ссорящихся, защищал обиженных, разделял царское жалованье между казаками, принимал посланцев турецких, татарских и калмыцких, вел с ними переговоры предварительно, а потом передавал на суждение Круга”[64].
У казаков существовала нерушимая традиция, согласно которой если войсковой атаман отправлялся во главе казачьего посольства в Москву, то он, обычно, терял свое звание. Это объяснялось традицией борьбы против московского влияния способом аннулирования обязательств, лично данных войсковым атаманом в Москве.
Каждый казачий городок имел своего атамана, а атаман Главного Войска (казачьей столицы) являлся по традиции заместителем войскового атамана. Имелись у донцов и походные атаманы, избиравшиеся на время похода и слагавшие свои полномочия по его окончании.
Самостоятельно и свободно донцы избирали своих атаманов вплоть до эпохи Петра Первого, когда в этом отношении наступили резкие перемены.
Ближайшим помощником войскового атамана являлся есаул, избиравшийся, как и атаман, на Кругу. Сам термин “есаул”, как считают многие исследователи, – тюркского происхождения. “По тюркско-татарско-монгольски, – пишет историк Исаакий Быкадоров, – ясаул от глагола ясаху и в буквальном переводе значит распорядитель, исполнитель. Значение есаулов при атаманах соответственно современному значению начальника штаба”[65]. Донской историк И. П. Буданов пишет, что слово “есаул” тюркского происхождения, что должность эта была “и у Тамерлана, и у турецкого султана и крымского хана. …Была должность есаула и у башкир”[66].
В обязанности есаула входило открытие Круга, вручение вновь избранному атаману знаков его власти и достоинства и вообще всяческая помощь верховному руководителю донцов. Интересно, что если атаман зимовой станицы (посольства), отправляющийся в Москву, избирался всеобщим казачьим Кругом в Главном Войске, то есаула выбирали казаки зимовой станицы.
Есаула, как и атамана, могли переизбрать, после чего он возвращался в среду рядового казачества.
Для принятия решения по текущим делам войсковой атаман собирал на совет опытных, храбрых и уважаемых казаков. Это было началом зарождения казачьей старшины. “Название старшины, – пишет Сухоруков, – в первый раз упоминается в 1649 году в донесении дворянина Андрея Лазарева в Посольский приказ, где слово старшины употреблено вместо атаманы”[67]. Первоначально в старшины принимали исключительно по личным заслугам, а потом, во 2-й половине XVIII века, в старшины стали записывать малолетних сыновей атаманов или заслуженных старшин. В 1754 году казакам запретили производить в старшины без ведома Военной коллегии. При императоре Павле I донская старшина получила жалованное дворянство.
В структуру исполнительной власти донцов входили войсковой дьяк (писарь) и войсковой толмач (переводчик). Писарями, как правило, являлись попавшие в ряды казачества великороссы или украинцы, знавшие грамоту, ибо своих школ на Дону не было почти до середины XVIII столетия (кроме монастырских школ). Отписки с Дона обычно составлялись вместе советом атаманов и старшин, а нередко и всем Кругом. В. В. Сухоруков писал, что казачьи отписки, по сравнению с царскими грамотами, отличались ясностью мысли при лаконизме и сжатости формы. В них всегда точно излагалась суть событий, а не форма, в том время, как в московских грамотах одна и та же идея “жевалась” несколько раз. При этом казачьим отпискам не чужды были сравнения, юмор, противопоставления, и, нередко, образные выражения.
Из всего этого историк Буданов делает вывод, что “Войско Донское имело свое правительство, пусть … еще несовершенное, но оно было правительство, ибо отдавало указы и приказы, которым подчинялись на всей земле казачьего присуду; оно налагало “пеню”, т. е. у него была своя юрисдикция. У Войска Донского было и “войска куренная”, т. е. своего рода штаб. У него было “войска морская”, “войска судовая”, “войска конная”, “пешие люди”, была даже сабля Войсковая.
Документы, исходившие из Главного Войска, скреплялись печатью, на которой был изображен гордый вольнолюбивый олень, “уязвленный” стрелой. По краю печати сверху шла надпись: “Елень поражен стрелою”. Скачущий олень с вонзенной в него стрелой символизировал казака, убегающего от неволи вглубь степей Дикого Поля. Другое толкование этой печати выражалось так: “Даже если всех казаков пронзят стрелы врагов, они твердо будут стоять, защищая свое Отечество”. В 1704 году казаки получили новую печать с изображением обнаженного казака верхом на бочке, но об этом мы расскажем подробней в следующей главе.
Имелись у казаков и свои знамена – символы доблести казачьей.
Первое знамя, полученное донскими казаками за боевые успехи, было послано из Москвы на Дон 18 марта 1614 года[68]первым государем из династии Романовых Михаилом Федоровичем, в избрании которого на российский престол донцы сыграли одну из решающих ролей. Знамя привез на Дон дворянин Опухтин. Это знамя казаки получили не за содействие Романовым в их утверждении на престоле российском, а за подвиги, свершенные в боях за освобождение России от самозванцев и поляков, пытавшихся поработить эту великую страну. В царской грамоте, приложенной к знамени, подчеркивались мотивы пожалованиям донцам этой награды и добавлялось, что знамя даруется для того, чтобы было “с чем против недругов стоять и на них ходить”. Казаки торжественно приняли это знамя, велев по всем часовням петь молебны, и стрелять из пушек и пищалей. В 1643 году знамя это сгорело в часовне Монастырского городка во время неожиданного ночного нападения турок и татар и гибели городка.
Следующее знамя, дарованное казакам за великие подвиги их при взятии и обороне Азова от турок и их союзников в 1637–1641 годах, донцы получили в 1644 году. Это было красное знамя с лазоревой опушкой и государственным гербом России – двуглавым орлом. Надпись на нем гласила: “Повелением государя царя и великого князя Михаила Федоровича, всея России самодержца и при государеве сыне царевиче и великом князе Алексее Михайловиче писано сие знамя на Дон донским атаманам и казакам лета 7152 августа 27 день”[69].
В 1646 году донцы получили кармазинное (красного сукна) знамя с зеленой опушкой за разгром ими сильного войска крымского сераскира Нурадына на реке Кагальник 4 августа 1645 года. Вокруг изображения двуглавого орла на знамени шла надпись: “Повелением великого государя, царя и великого князя Алексея Михайловича всея России самодержца и многих государств государя и обладателя, писано сие знамя на Дон, донским атаманам и казакам 7154 года”. При этом государе донцам было пожаловано еще одно знамя, выполненное из тафты и имеющее изображение льва с палашом. Оно было вручено за подвиги на Азовском и Черном морях, свершенное казаками в неспокойном 1672 году.
Единственное знамя получили донские казаки от царя Федора Алексеевича. Это произошло в 1679 году и вручили его донцам за участие двухтысячного отряда во главе с атаманом Михаилом Самарениным в разгроме турок и татар под Киевом и Чигирином в 1678 году. На этом знамени, ныне не сохранившемся, был изображен крест с насекой и копьем; с правой стороны креста виднелось солнце, слева – луна. Сверху креста шла надпись: “Иисус Назаретянин Царь Иудейский”, а снизу: “Сие знамя великий государь пожаловал атаману и всему Войску Донскому при победе на врагов Божиих и противящихся на мя; лета 7182 января в 22 день”.
Богатой дарениями Войску Донскому знамен была и эпоха Петра Первого, но об этом в следующей главе…
С 1570 года у донских казаков установились дружеские взаимоотношения с московским государем Иваном IV Грозным, который прислал им жалованье, состоящее из денег, селитры, свинца, сукна, хлеба, вина, ядер. За получением жалованья с Дона в Москву казаки, обычно раз в год, на зиму, отправляли зимовую станицу. А для поддержания постоянной связи с Москвой по нескольку раз в год к государю отправлялись легковые станицы (посольства).
Число казаков, входивших в состав зимовой станицы, колебалось от 120 до 150 человек, которые принародно избирались на казачьем Кругу. Поскольку поездка в Москву была связана с различными привилегиями и льготами для ее участников, то попасть в состав зимовой станицы стремился каждый казак. Воеводам пограничных с Доном городов царским указом вменялось в обязанности проверять количество казаков, следовавших в Москву, и возвращать на Дон лишних, против положенного числа, казаков. В случае, если этим “лишним” казакам удавалось прорваться окольными путями до Москвы, им запрещалось выдавать жалованье и кормовые, которые отпускались в Москве не только на все время пребывания там казаков, но и на дорогу в оба пути.
Во главе зимовой станицы стоял атаман, выбранный на казачьем Кругу. Очень часто зимовые станицы возглавляли войсковые атаманы, терявшие по традиции свой высокий пост. Заместителем станичного атамана избирался есаул. Документом, подтверждающим полномочия зимовой станицы, являлась войсковая проезжая грамота, скрепленная казачьей печатью.
Путь в Москву в ту пору занимал от трех до пяти недель, в зависимости от погоды, времени года и состояния дорог. Летом к столице ехали по рекам до Воронежа, оттуда на лошадях до Москвы. Зимой путь лежал через степь до Валуйки, далее на Оскол, Ливны, Дедилов, Тулу, Серпухов[70].
По приезде в Москву казаки прежде всего направлялись в Посольский приказ, тогдашнее министерство иностранных дел, в непосредственное ведение которого они были переведены с марта 1614 года. В посольском приказе тогда существовало два отдела. В первом чиновники занимались приемом иностранных послов, перепиской с иноземными государями и другое. Чиновники второго отдела ведали делами крупных областей Московского царства, которые до недавнего времени были самостоятельными государствами (Казанское, Астраханское ханства и др.). Первоначально донские казаки были “прикреплены” к первому отделу, то есть фактически Дон признавался самостоятельным государством[71]. Затем они были переведены в ведение второго отдела.
В Посольском приказе атаман станицы подавал дьяку приказа войсковую грамоту и челобитную царю. После этого казаков размещали на постой в Замоскворечье, на Ордынской или Пятницкой улицах, по четыре человека в каждом дворе[72].
Поскольку донское посольство в то время, как мы упоминали, приравнивалось к иностранным посольствам, в назначенный заранее день казаки удостаивались аудиенции у государя. Она, обычно, проходила в Малом тронном зале. Дьяк Посольского приказа, как правило ведший прием, возглашал: “Вам, великому государю, вашему царскому величеству донские казаки и станичный атаман их челом ударили!” Казаки низко кланялись царю, после чего допускались к государевой руке. “Великий государь, – продолжал далее дьяк, – его царское величество жалует атаманов и казаков и все Великое Войско Донское и велел спросить о здоровье и службу вашу милостиво похваляет”. Затем ответное слово произносил атаман зимовой станицы, после чего казаков приглашали к роскошному царскому столу отведать государевых угощений. Расторопные слуги обносили смущенных казаков сладкой романеей, расставляя серебряные блюда с птицей и прочими изысканными яствами. Во время обеда атаману, есаулу и всем казакам станицы в отдельности преподносили в качестве подарков сабли, деньги, тафту, сукно, соболей. Атаман получал еще и жалованный серебряный ковш или пищаль редкой работы. В более поздние времена атаману донской зимовой станицы на период его пребывания в Москве отпускалась лошадь с царской конюшни.
В течение нескольких зимних месяцев казаки зимовой станицы несли охрану при государе, выполняя и другую не менее почетную службу. Весной, получив богатое жалованье, зимовая станица отбывала по половодью на Дон. Возвращавшимся с долгожданным жалованьем “зимовейцам” казачьи городки, лежавшие на возвратном пути, салютовали ружейными выстрелами. Дележ государева жалованья происходил в условленный день в Главном Войске – казачьей столице.
Кроме зимовой станицы, по два-три раза в год, а иногда и чаще, с Дона в Москву отправлялись с различными поручениями и известиями легковые станицы, состоявшие из атамана, есаула и 15–40 казаков. В Москве им оказывались такие же почести, как и казакам зимовых станиц. Такая форма связи донцов с московским правительством просуществовала до эпохи Петра Первого.
Как отмечалось, царское жалованье было одним из источников существования донских казаков. Еще в XVI столетии за службу на юге России: прием и проводы царских послов, добывание сведений о намерениях турок и татар, ногайцев и калмыков отдельные отряды казаков получали от царей Ивана Грозного и Федора Иоанновича жалованье. Н. М. Карамзин отмечает, что жалованье в виде хлеба, денег, вина, пороха, свинца, серы, ядер, холста, сукна поставлялось казакам в 1571, 1584, 1592, 1593, 1594 годах[73].
С начала XVII столетия царское жалованье выдавалось более регулярно и всему Войску Донскому в целом. Сначала казаки получали жалованье в Москве, потом базой отпуска донского жалованья стал Воронеж, откуда его на бударах сплавляли в низовье Дона, в казачью столицу Черкасск. Однако и в XVII веке были годы 1613, 1617–1618, 1620, 1626–1627, 1629–1631, 1636, 1670, когда донцы по разным причинам не получали жалованья.
Дележ государева жалованья производился в казачьей столице. В начале XVII столетия оно делилось примерно на две тысячи казаков, в середине этого же века на пять тысяч, а во второй половине XVII века оно распределялось на семь-восемь тысяч казаков[74]. Одним из главных продуктов, в котором остро нуждались казаки, являлся хлеб, на Дону в то время не выращиваемый. Размеры хлебных поставок на Дон в первой половине XVII века доходили до 200 тонн, увеличившись к концу этого столетия до 500 тонн[75]. В XVIII веке эта цифра значительно возросла. Выдача хлеба казакам прекратилась только в начале XIX века, когда Дон в изобилии производил собственное зерно.
К концу XVII века донцы получали примерно следующее жалованье: 5 тысяч рублей, 430 половинок гамбургского сукна стоимостью по 5 рублей 50 копеек за половинку, 230 пудов ружейного и пушечного пороха, 115 пудов свинца, 10 пудов железа, 6500 четвертей (1 четверть = 210 литрам) ржаной муки, 600 ведер вина[76]. В дальнейшем размер жалованья был значительно увеличен в связи с ростом казачьего населения.
Одной из статей доходов у казаков был выкуп за пленных турок, татар, ногайцев и представителей других народностей. Сумма эта часто достигала внушительных размеров, если в плен попадал знатный турок или татарин. Например, за взятого в плен на Азовском море в 1615 году Измецкого пашу казаки получили 30 400 золотых. Крупную сумму заработали они и на азовском паше Мустафе, попавшем к казакам в плен в период Смутного времени.
Существенным источником дохода для казаков являлись морские и сухопутные походы…
…Как только казачья разведка доносила, что татарские конные отряды воровским обычаем хлынули на разорение многострадальной Украины или на окраинные городки Великороссии, несколько сот отважных донцов тотчас бросались на броды и переправы, устраивая неожиданные и эффективные нападения на ошеломленного такой дерзостью противника. Неприятель, как правило, бежал, оставляя казакам награбленное в набеге добро и пленников.
Часто казаки и сами совершали стремительные нападения на Крым или враждебные ногайские улусы. Скрытые мраком ночи или ненастной погодой, донцы, как правило врасплох, обрушивались на врага. Освободив пленников и захватив боевые трофеи, они прорывались сквозь мусульманские кочевья, оставляя врагов в неведении и страхе.
Небольшие, но сплоченные партии храбрецов – от пяти до пятидесяти человек – пускались в рискованные походы к турецкому Азову или к ногайцам на реку Куму. Удальцы “шарили” на конях по степи, отыскивая сакму – след неприятеля, по которому они удивительно точно определяли количество вражеских всадников, направление их движения, время прохождения их на определенном участке Дикого Поля.
Если удавалось обнаружить противника, численно превосходящего их, то нападали казаки на него, как правило, ночью или в дождливую, ненастную погоду, когда так приятно сидеть в теплой кибитке или шатре и так не хочется воевать и умирать на холодной, мокрой земле!.. Нападали всегда стремительно и неожиданно… Короткая рукопашная схватка, яростные крики, звон сабель, пистолетные выстрелы! И вот уже разгоряченные боем победители уходят в степь, оставив на земле кровавые следы и трупы, уводя с собой пленных, лошадей и отбитых у врага русских полонянников. Высокий ковыль, густые кустарники, лес – были верными союзниками казаков…
В стремлении разгромить врага казаки не знали преград. Реки они преодолевали вплавь, держась за гриву верного коня. Одежда и оружие переправлялись на плотно связанных пучках сухого камыша, которые донцы быстро мастерили на месте. Этот способ переправы, заимствованный у азиатских народов, казаки называли переправой на салах.
Каждый отряд донских казаков возглавлялся походным атаманом, которому они беспрекословно подчинялись. “Большие рати, – поясняет историк Василий Сухоруков, – обыкновенно делились на сотни и полусотни, вверяемые командованию есаулов, сотников и пятидесятников. Чины эти, как и походный атаман, избирались самим отрядом пред выступлением в поход, а по возвращении слагали свои звания”.
Получив за свершение успешных сухопутных походов почетное прозвище “степные рыцари”, донские казаки, тем не менее, больше любили морские походы, будучи отличными мореплавателями. Упреждая турецкие и татарские набеги, казаки сами нападали на Анатолийское побережье Турции, доходя до Константинополя, совершали продуманные и эффективные походы на Крым – это разбойничье гнездо хана, откуда на Русь ежегодно обрушивались грабительские набеги конных орд.
Хотя казаки и раньше ходили в морские походы, но первым документальным свидетельством о походе в Азовское море являются указы турецкого султана Сулеймана Великолепного, датированы 1552 годом и опубликованны во Франции в 1976 году[77]. В течение второй половины XVI – в начале XVII веков казаки активно совершали походы в Азовское и Черное моря, держа в страхе турок и татар.
Начиная с двадцатых годов XVII столетия, активность казаков резко возросла, походы в Крым и Турцию следуют один за другим. Эти походы чрезвычайно раздражали турецких султанов и крымских ханов. Султан Мурад II, перед могуществом и силой которого в страхе склонялись многие европейские государи и владетели азиатских стран, говорил: “Ненависть всех христианских народов не мешает мне спать, но казаки причиняют мне бессонные ночи”[78]. И чтобы бессонных ночей было меньше, султан распорядился перевести военный флот в Черное море. Но и это не спасало его державу от стремительных и малопрогнозируемых ударов казачьих флотилий.
Как же совершались казачьи походы?
Задумав очередной морской поход, казаки к весне создавали в своей столице двух-трехтысячный отряд удальцов. Отплытие на “поиски” (так называли казаки свои походы) сопровождалось благоговейными торжествами. Отправлявшиеся в поход и провожавшие их родственники собирались у старинной часовни, служили обедню, пили прощальный ковш вина или крепкого меда и отправлялись на пристань, откуда на стругах уходили вниз по Дону, к негостеприимному и опасному Азовскому морю. Грустная песня “Ты прости, ты прощай, Тихий Дон Иванович,” – негромко лилась над присмиревшим, словно перед бурей и грозой, Доном. Провожающие, грустно помахав вслед уплывшим казакам руками и платками, возвращались к пиршественному столу, чтобы “погладить” дорожку своим ушедшим собратьям.
Суда, на которых донские казаки выходили в море, строились без палуб. Острые с кормы и носа, струги имели от 50 до 70 футов длины[79]. Снаружи лодки тщательно конопатились, обильно высмаливались и для большей надежности обвязывались лычными, сплетенными с боярышником, веревками от кормы до носа. Для прикрытия от неприятельской ружейной стрельбы к обводной веревке казаки привязывали толстые камышовые снопы, крепко стянутые поперек.
Все казачьи струги снабжались двумя рулями – с носа и с кормы – чтобы не терять времени при полном развороте. В хорошую погоду, при попутном ветерке, ставились небольшая мачта с поднятым на реи прочным парусом, который влек струг вперед. При противоположном и боковом ветре донцы спускали парус и дружно брались за весла, которых на каждом струге насчитывалось от 16 до 40. Каждая казачья лодка вмещала 60–100 бойцов.
Запас продуктов, который казаки брали с собой в поход, состоял из нескольких бочонков пресной воды, сухарей, проса, соленой рыбы, сушеного мяса. Водку, вино и любые другие спиртные напитки брать в поход запрещалось: нарушителей этого неписаного закона сурово наказывали (вплоть до утопления), ибо трезвость почиталась у казаков первейшей необходимостью при свершении столь важных дел, каким считались походы против недругов земли русской.
В поход казаки уходили, как правило, в ветхой, малопривлекательной одежде, чтобы лишить неприятеля соблазна поживиться их одеждой, если не дай Бог, придется пасть в неравном бою. В отличие от казаков, турки всегда богато наряжались, нацепляя на свои роскошные и дорогие одежды алмазные и золотые украшения. У казаков же даже на оружии, которое они любили и всегда гордились им, не имелось украшений. Сверкающие на солнце клинки сабель перед походом казаки замачивали в солевом рассоле, чтобы появилась ржавчина, и чтоб “на ясном железе в море глаз не играл”, как выражались донцы. Вооружались казаки пистолетами, ружьями, саблями, луками, ножами, ятаганами. На стругах в уключинах крепились мелкие пушчонки, весьма эффективные в ближнем бою.
Интересной и своеобразной являлась тактика морского боя, которой в течение многих столетий своей истории придерживались казаки. При нападении на прибрежные города противника донцы старались действовать скрытно и стремительно, смелым и быстрым натиском захватывая приморские крепостицы и селения. Если же встречались превосходящие силы неприятеля, казаки благоразумно уклонялись от боя, столь же стремительно, но в полном порядке, отступая к морскому побережью. В устьях неглубоких рек они топили свои струги и быстро рассыпались по побережью небольшими группами, договариваясь встретиться в условленном месте в заранее определенное время. Как только опасность проходила, казаки встречались в обусловленном месте, поднимали лодки и продолжали поход.
На хорошо вооруженные многопушечные и многопалубные корабли с сильной и опытной командой казаки старались нападать ночью. Но, если волей обстоятельств, приходилось схватываться с кораблями-исполинами днем, то донцы старались атаковать противника со стороны солнца, создавая тем самым себе преимущества, а неприятелю помеху. Казачьи лодки быстро окружали турецкий корабль со всех сторон сразу и стремительно шли на абордаж. Начиналась рукопашная схватка, в которой казакам не было равных: недаром турки называли их “самыми храбрыми и страшными из врагов”.
Освободив несчастных галерников и забрав на корабле оружие и ценные трофеи, казаки пускали судно на дно. Как ни жалко им было расставаться с такими прекрасными судами, но управлять многотонными исполинами донцы не умели, да и провести низкосидящие корабли мимо турецкого гарнизона Азова по мелководью в Дон было практически невозможно. На дно! И мощные суда на глазах экипажа и казаков со страшным свистом и шумом уходили в мрачную пучину моря.
Похоронив в море павших товарищей, казаки поворачивали струги к родным берегам, к своей столице Черкасску, где их давно и с нетерпением ожидали жены, дети, отцы, матери, братья и сестры. Живо и красочно представил себе эту картину казачий поэт Николай Туроверов:
Весь город ждет, и жены ждут,
Когда с раската грянет пушка,
И в ожиданьи там и тут
Гуляет пенистая кружка.
А старики все у реки
Глядят толпой на половодье.
Из-под Азова казаки
С добычей приплывут сегодня.
И вот уже обветренные солеными волнами казачьи струги один за другим чалят у старого, много повидавшего, причала. Казаки, разодетые в прекрасные одежды – время пришло! – под гром литавр и песенные мелодии сходят на берег в ореоле победителей. Среди гама и шума слышится ружейная пальба, с короткими интервалами громыхали с городских бастионов пушки, которым весело вторили легкие пушчонки с казачьих стругов. Встречались отцы с сыновьями, братья с сестрами, мужья с женами и матерями. Слезы, объятия, поцелуи!..
А потом был молебен в часовне и всенародное гулянье на майдане. Счастливцы, вернувшиеся из нелегкого похода, рассказывали о своих приключениях, боях и яростных схватках, где было все: и радость побед над басурманами, горечь утрат дорогих сотоварищей, которым никогда уже больше не увидеть голубого неба, не вкусить в кругу милых сердцу людей добрую чару вина, не обнять осиротевших детей и любимую жену!..
На майдане среди радостных криков слышались и горестные причитания: то казачьи вдовы оплакивали своих мужей, сложивших свои косточки на далекой туретчине или безвозвратно сгинувших в бездонной пучине Черного моря.