М. П. Астапенко
История Донского края
4. Образование Войска Донского. Казачьи городки и станицы
Формирование разрозненных казачьих групп в военно-политическую организацию, позже названную Войском Донским, происходило во второй половине XVI столетия. Историк В. Н. Татищев относил образование Войска Донского к 1520 году, правда, документы, которыми он располагал для обоснования своего утверждения, ныне, к сожалению, утрачены.
Донской историк Ис. Ф. Быкадоров, автор интересного исследования “История казачества”, считал, что “образование Донского Войска” независимой казачьей республики потребовало продолжительного времени и происходило в промежутке между 1520 и 1546 гг. В это время возникли в степной полосе поселения донских казаков – “зимовища” и “юрты”, но не существовало еще городков, т. е. укрепленных крепостей”[32].
Примерно такой же точки зрения придерживается подавляющая часть историков, пишущая или писавшая на тему донского казачества.
“Зимовищами” у казаков назывались временные поселения. “Последние, – уточняет историк В. Сухоруков, – составляли только временный приют для казаков, по большей части зимний, состоящий из шалашей или землянок”[33]. Несколько зимовищ, объединенных общей территорией, назывались юртом. В более поздние времена этот термин обозначал земельные владения казачьих станиц.
Чуть позже у казаков появились станицы. “Так, – отмечает Сухоруков, – называлось всякое общество казаков в деревянных избах или землянках, имевшее своего атамана”[34].
С конца XVII – начала XVIII века все казачьи поселения, кроме Черкасского городка (ныне станица Старочеркасская) стали называться станицами. Такое название сохранилось на Дону и ныне. В дальнейшем развитие казачьего хозяйства породило такое явление, как хутора, основывавшиеся вдали от станиц в степи или в местах охоты и разведения скота, “Жители хуторов, – отмечал историк Сухоруков, – несмотря на отдельное поселение их, суть граждане какой-либо станицы, в которой они ведомы по внутреннему управлению, обязаны исправлением всех общественных служб и повинностей”. Но это будет несколько позже, в XVIII веке, мы же снова вернемся в середину XVI столетия…
Казачьи городки появились на донской земле в середине XVI века. В 1549 году ногайский князь Юсуф жаловался Московскому царю Ивану IV на разбои донских казаков, отмечая, что они во главе с атаманом Сары-Азманом “на Дону в 3 и 4 местах городки поделали”[35]. Где располагались эти городки, и как они назывались, князь не уточняет, но историки примерно установили их местонахождение и название. “Старинные иностранные карты и другие исторические данные, – пишет Ис. Ф. Быкадоров, – дают возможность сделать вывод, что этими казачьими городками были: Атаманский городок, близ устья р. Аксая; г. Красный Яр, верстах в 10–15 выше по реке Аксаю (был, возможно, вблизи устья Мишкинской балки, которая получила название по имени атамана Михайлы Черкашенина) и Раздоры Нижние в 15 верстах от Атаманского вверх по Дону, считая от устья Аксая. Последнее название ведет к заключению, что в то время существовали на Дону и Раздоры Верхние (Донецкие) в устье западного рукава Северского Донца[36].
Атаманский городок и Красный Яр к 1569 году были разрушены турками и больше не возобновлялись казаками. На месте Атаманского городка долгое время был разменный пункт, где казаки обменивались с татарами и турками пленными; здесь же встречали турецких послов, следовавших в Москву, и провожали московских дипломатов, едущих по поручению царя в Константинополь или в Крым.
В это время – 1570–1572 годы – на Дону возникло несколько новых городков, которые основали запорожские казаки, пришедшие сюда и осевшие между Раздорами Донецкими (Верхними) в устье Донца и Раздорами Нижними, близ впадения Аксая в Дон. Среди этих городков был и Черкасский, ставший впоследствии на долгие годы столицей донского казачества. По поводу его основания и названия в исторических документах говорится: “… Из призванных, по царскому повелению, с Днепра пяти тысяч запорожских казаков, под предводительством князя Вишневецкого, в 1569 году, когда турецкое войско для возвращения паки татарам отнятых у них россиянами царств приходили под Астрахань, большая часть осталась на Дону и построила себе в 1570 году особливый городок, назвав оной Черкасский, по имени городка своего, на Днепре построенного”[37]. К истории Черкасского городка мы еще не раз вернемся в нашем повествовании, ибо слишком большим был его вклад в общую историю донского казачества…
Другая группа казачьих городков возникла на Донецком острове, образуемом рекой Доном и двумя устьями Донца: здесь стояли Раздоры Верхние, Семикарокор, Кочеты, Бабий. Чуть выше острова располагался Ведерниковский городок.
В исторических документах 1593 года упоминаются четыре новых казачьих городка, поставленные “близко Азова, на Манычи, да в Черкасской и в Раздорах”[38]. Этими городками были Раздорский (ныне станица Раздорская), Манычский, Черкасский и Монастырский.
Надо отметить, что устройство новых городков в ту пору было делом свободным. “Возможно, – поясняет донской историк Х. И. Попов, – что какой-либо наиболее удалой и энергичный казак или товарищество таких казаков во время своей молодежной “гульбы” встречали место, на котором с удобством можно было “всякий промысел чинить”. Это обстоятельство давало им мысль собрать вокруг себя несколько храбрых товарищей и устроить на этом месте свой стан. Таким образом, в случае удачи, организовывалась “станица” и устраивался городок”[39].
Как же выглядели первые казачьи городки?
Многочисленные документы и исследования позволяют реконструировать внешний и внутренний вид казачьих городков…
…Они представляли собой небольшие укрепления, обнесенные двойными плетнями или бревенчатыми стенами – внутренней и внешней – пространство между которыми плотно забивалось землей. Наружную стену обвешивали острыми колючками сухой акации. Небольшие пушки на стенах городков всегда готовы были дать отпор неприятелю. Внутри городка располагались землянки и бревенчатые избы, называвшиеся у казаков куренями, в которых жили донцы.
Казаки не особенно боялись, что враги разорят их городки: они быстро восстанавливали разрушенное, благо под рукой всегда были лес, дерн, земля. Вот почему в ответе крымскому хану, который грозил разорить на Дону все городки, казаки писали: “Зачем тебе так забиватца далеко? Мы люди небогатые, городки наши некорыстны, оплетены плетнями, а обвешаны тернами, а надобно их доставать твердо головами, на посечение которых у нас сильные руки, острые сабли и меткие пищали, а стад у нас конских и животинных мало, даром вам в путь забиватца”[40].
Численность донских казаков в XVI веке была невелика и составляла несколько тысяч человек. В 1604 году донцы, поддержавшие Лжедмитрия I, обещали прислать ему в помощь с берегов Дона 10 тысяч бойцов; значит, было кого посылать. Во время Смуты Дон оскудел казаками: часть ушла к Болотникову в его бунташное войско, часть подалась к самозванцам, так что к 1625 году численность казаков на Дону едва достигала пяти тысяч человек. После изнурительного Азовского “осадного сидения” на Донской земле оставалось не более восьми тысяч человек. К середине XVII столетия количество казаков достигло 12–14 тысяч. Ко времени подавления разинского восстания здесь проживало около двадцати тысяч человек[41]. К концу XVII столетия население Дона составляло примерно тридцать тысяч человек. Впрочем, точного числа казаков никто не ведал, ибо сами они с недоверием и подозрительностью относились к любой попытке государевых чиновников пересчитать их и их собственной “отчине”, почитая это прямым покушением самодержавной власти на исконные казачьи права и свободы.
Что касается числа казачьих городков на Дону, то до середины XVII века их можно было пересчитать на пальцах рук… К 1672 году их насчитывалось уже 48[42]. Большой приток на Дон великороссов и украинцев в 80-е годы XVII века резко увеличил число городков, которые кроме Дона, появились на Донце, Хопре, Медведице, Бузулуке, Северском Донце, Иловле. К концу XVII столетия число донских городков приблизилось к сотне[43].
5. Казачий говор. Одежда. Жилища. XVI–XVII веков
Как же выглядели, в чем жили и как одевались донские казаки в XVI–XVII столетиях? … Как известно, в казачье братство вступали русские, украинцы, белорусы, поляки, турки, татары, калмыки, грузины, черкесы и представители многих других окрестных Дону народов, и это не могло не оказать своего влияния на формирование своеобразного типа донского казака. “Такое слияние разноплеменности”, – отмечал историк Сухоруков, – сделало в наружности донцов какую-то особенность и дало им, если можно сказать, собственную – казачью – физиономию, довольно отличительную от людей чисто русских. … Казаки имеют сложение тела твердое, крепкое и здоровое, более дородны или дебелы, нежели сухи и сухощавы; лицом большею частью смуглы, с темными волосами. Обладают мощными физическими силами. Духом большею частию смелы, храбры и отважны; характером живы и веселы; в движениях проворны и легки”[44].
А вот уникальное описание донского казака Сергея Дмитриева, пойманного в Новгороде, сохранившееся в “Новгородских кабальных книгах” за 1599–1600 годы: “Ростом человек средний, лет в полтретятцать (25 лет. – М. А.), бороду бреет, усат, волосом рус, очи серы, верхнего зуба спереди половина вышиблена, у левой руки долонь у мизинца стреляна, в левом ухе серьга”[45]. Этот казак, по всей вероятности, был из верховых городков, ибо верховцы отличались как раз сероглазостью и русыми волосами. Что касается низовых казаков (низовцами считались казаки, от Качалинского городка начиная), то они, по большей части, были брюнетами, черноглазыми и черноволосыми, остроглазыми…
Своеобразным был и язык казаков. “Язык на Дону смешанный, – писал Сухоруков, – и заключает в себе два наречия: велокороссийское и малороссийское, много испорченные и измененные… Кроме сего, много примешано слов татарских и калмыцких, относящихся к домашней утвари, конской сбруе». Другой донской историк Евлампий Кательников (1774–1854) в вопросе о языке и происхождении донских казаков считал, что «донцы-верховцы могут быть признаны в происхождении из той части России, где употребляют слова: што, чаго, яго и подобные им вместо: что, чего, его». Донцы-серединцы, по мнению Кательникова, больше подходят «к правильному русскому», а «донцы-низовцы… примечаются происходящими от России Малыя. Слова, до ныне употребляемые: хиба, нема, був и прочие то свидетельствуют».
Жили казаки первоначально в землянках, а потом стали строить деревянные дома, называвшиеся куренями. Этот термин, как считают некоторые историки, происходит от монгольского куря – стойбище, круг; да и расположение комнат в таком доме шло по кругу, вокруг печки. Донские историки, занимавшиеся этой проблемой (Сулин, Быкадоров и др.) пришли к выводу, что курень “по типу постройки, безусловно, новгородского происхождения, и обычная окраска его в желтый цвет, установилась, вероятно, преемственно от новгородцев”[46].
Курени первоначально крылись чаканом, камышом, лубом или тесом, а позже железом. Вокруг дома шел небольшой балкончик – балясник. Внутри куреня насчитывалось не меньше трех комнат: стряпная, спальня, чистая или зала.
Казачьи курени в XVI–XVII столетиях были, как правило, деревянными, но по данным некоторых исследователей (Свиньин, Буданов), “некоторые городки имели каменные замки”[47]. С XVIII века казаки строили и каменные дома-курени.
Своеобразной была и одежда казаков. Дома, в обыденной жизни и в походах донцы носили “одежду домодельную”: зипуны, плащи, бурки, штаны, рубахи, кожаные сапоги, ремни… На дружеские пиры наряжались по-праздничному. Одни появлялись в роскошных лазоревых атласных кафтанах с частыми серебряными нашивками, дополнительно украшенными жемчужными ожерельями. Другие щеголяли в камчатых (шелковая плотная ткань с узорами) или бархатных полукафтанах без рукавов и темно-гвоздичных зипунах, опушенных голубой камкой с шелковой, гвоздичного цвета нашивкой. Многие казаки одевались в камчатые кафтаны с золотыми турецкими пуговицами и серебряными с позолотой застежками. Лазоревый зипун дополнял наряд. На ногах казаков красовались сафьяновые сапожки, а на головах – куньи шапки с бархатным верхом. Впрочем, известный казачий историк и писатель П. Н. Краснов писал, что были у казаков “шапки из курпея с суконным шлыком”, а “обувь была разная – … лапти, поршни и сапоги”.
Широкий шелковый турецкий пояс-кушак с заткнутыми за него ножами придавал донцам внушительный вид. Все были вооружены: кто русской пищалью, кто персидской саблей с турецким луком-саадаком, кто рогатиной с пистолетом, а кто и всем сразу.
Многие казаки предпочитали басурманскую одежду русской, ибо эта одежда, широкая и просторная, не стесняла движений, была удобной в быту (дома) и в бою.
Что касается одежды донских атаманов, то, судя по описи 1630 года, когда в Москве по приказу царя арестовали казачью легковую станицу, атаман одевался в золотой кафтан с серебряными пуговицами, атласный или шелковый халат, из такой же ткани штаны; зимой к этому наряду добавлялась теплая шуба на куньем или другом столь же ценном меху.
Женская одежда была похожа на турецкую и татарскую. Как одевались казачки в первой половине семнадцатого века, точно не известно; с большой степенью достоверности можно судить об одежде донских казачек со второй половины семнадцатого столетия.
Но об этом мы расскажем в последующих главах.
6. Территория Всевеликого Войска Донского. XVII век
Примерно с 1572 года разрозненные казачьи группы объединяются, образовав мощную военно-политическую организацию (республику) под названием Войско Донское (или Всевеликое Войско Донское). По поводу термина “Всевеликое Войско Донское” известный донской исследователь С. Г. Сватиков писал: “Некоторые историки думают, что это был титул, данный царями за отличия. На самом деле Собор писал всему Войску, всей Донской колонии, а не отдельной части ее. … Всевеликое Войско означало в XVII веке все Войско Донское, находящееся в сборе”[48].
Другой донской историк И. П. Буданов, касаясь этого же термина, отмечал в своей книге “Дон и Москва”: “Слово “великое” есть подлинный и признанный Москвою титул Войска Донского; оно есть выражение признательности и уважения как со стороны самого Московского царя, так и со стороны освященного собора и всей земли, ибо измученные и истощенные как тиранией предшествующих царей (Ивана IV, Бориса Годунова), так и многолетней междоусобицей, а также вторжением внешнего врага, население почувствовало всю благость вооруженной казачьей интервенции. И с другой стороны, почему слово “великое” в отношении донского и других казачьих войск Москва стала прилагать только после Смутного времени, до этого же времени она не употребляла”[49].
Столицей Войска Донского с момента его образования – “Главным Войском” – стал Верхний Раздорский городок. Главное Войско пребывало здесь до 1620 года, когда столицей Дона стал Монастырский городок, располагавшийся на правой стороне Дона между Аксаем и станицей Старочеркасской. С 1637 по 1641 годы главным казачьим городком был отбитый у турок Азов. В 1642–1644 годах казачья столица вновь переехала в Монастырский городок, после гибели которого в 1644 году Главным Войском на 161 год стал Черкасский городок (с 1644 по 1805 гг.). Последней столицей казачьего Дона был Новочеркасск (1805–1919 гг.).
Территория, занятая в то время донскими казаками, определялась бассейном Дона, кроме его верховий, и бассейнами Бузулука, Хопра, Медведицы и Донца. Пространства, лежавшие за Доном, к югу, были пустынны, там до 1784 года кочевали ногайцы, западной границей казачьей территории долгое время было устье реки Аксай, откуда границы Войска Донского простирались до реки Калмиус. Выход в Азовское и Черное моря запирала мощная турецкая крепость Азов. На севере границы земли донских казаков тянулись до устья рек Богучар и В. Ворона, где несколько позже возникли городки Богучар (1615 г.), Хоперский и Пристанский.
7. Органы власти у казаков. XVI–XVII вв.
Своеобразной была структура власти у донских казаков того времени…
Высшим законодательным органом у них являлся Круг. Происхождение этого термина объясняется тем, что при обсуждении своих дел казаки собирались в круг, в центр которого выходили атаман, есаул и другие “начальные люди” донских казаков, пользовавшихся уважением за свое удальство, силу и ум. В исторических документах само выражение “казачий круг” появляется в 1554 году, когда донские казаки, “сведав, что царь Иван Грозный задумал поход на Астраханское ханство, приговорили в своем кругу вспомоществовать ему”[50]. Всеобщий войсковой Круг собирался обычно раз в год, весной, в Главном Войске.
Принимать участие в Кругах имели право только казаки не моложе 16,5 лет. Все остальные категории донского населения – работные люди, зажилые бурлаки, тумы (дети казаков и восточных женщин) – не допускались в Круг, равно как и женщины, которых в XVI – начале XVII веков практически не было на Дону. Лишались возможности быть в Кругу пенные казаки, то есть те, кто провинился перед Войском и на кого наложена пеня. Непременным условием для участия в Круге была трезвость: пьяных казаков с позором изгоняли из Круга, накладывали на таких пеню.
Как высший законодательный орган, Круг решал важнейшие вопросы казачьей жизни: объявление войны, заключение мира, посылка вспомогательных войск на службу к государю, прием царских, султанских, шахских, ханских и прочих посольств, отправление собственных, казачьих послов в Москву и к окрестным правителям; в компетенцию Круга также входили церковные и монастырские дела, выбор войсковой власти, прием и изгнание из рядов казачества, занятие новых земель и основание городков (станиц), разрешение земельных споров между казаками и станицами (городками), женитьба и развод, суд над главными преступниками, прежде всего над изменниками казачьему делу. Предателей обычно казнили, надев на голову мешок и кинув в Дон: “В куль да в воду!” …За более мелкие преступления принародно секли на майдане или забивали в колодки и бросали на отсидку в сырой подвал.
Как же проходили казачьи Круги?
…По звуку колокола на майдан со всех сторон городка стекались казаки. Когда их собиралось достаточное для проведения Круга количество, появлялся казачий предводитель – атаман со знаком верховной власти – булавой – в руке. Одновременно в Круг вносился бунчук – символ общевойскового достоинства, состоявший из длинной ореховой палки с серебряным с позолотой шаром, из которого выпускались белые лошадиные волосы (символ свободной воли). Помощник атамана – есаул в это время громко возглашал: “А ну помолчи, атаманы-молодцы, атаман наш войсковой трухменку гнет!” Атаман снимал в знак уважения перед казаками трухменку (высокую барашковую шапку), и все со священником читали молитву, после чего начиналось обсуждение, которым руководил войсковой атаман. Из уважения к Кругу донцы решали все вопросы стоя.
Одобряя какое-либо решение на Кругу, казаки кричали: “Любо!” Если что им не нравилось, то раздавались крики: “Не любо!” Утвержденные решением большинства постановления Круга становились законом, выполнить которые обязан был каждый казак. Ослушников ждало строгое наказание.
Каждый казачий городок управлялся своим Кругом. Если на нем принимались спорные решения, не устраивавшие одну из сторон, то спор этот переносился на разбирательство войскового Круга, решение которого считалось окончательным.
В таком виде казачьи Круги просуществовали вплоть до эпохи Петра Первого (начало XVIII века), когда прерогативы Круга были значительно сужены. Но об этом мы расскажем в последующих главах книги.
Исполнительная власть принадлежала войсковому атаману. Термин этот одни исследователи образуют с тюркского языка и трактуют, как “вожак”, “главарь”, “предводитель”; другие историки считают, что слово это польского происхождения – “гетман”; скандинавского “Headman” или немецкого “Hauptman” – старший, главный человек[51]. Иной точки зрения в этом вопросе придерживался известный казачий историк Исаакий Быкадоров, который писал: “Атаманами (ватаманами) еще в XVI веке назывались предводители ватаг (станиц) новгородских ушкуйников, промышлявших по рекам Каме и Волге и морям – Балтийскому, Белому и Хвалынскому (Каспийскому)”[52].
Самое раннее по времени упоминание слова атаман относится к 1460 году, когда оно встречается в грамоте белозерского князя Михаила Андреевича.
Выборы атамана проходили, как известно, на Кругу. Обычно разные группы казаков выдвигали своего вожака из наиболее авторитетных идоблестных сотоварищей. Когда завершались споры по выдвижению кандидатов на пост атамана, есаул возглашал: “А любо ли вам, братья-казаки, избрать атаманом нашим… (и называл имя, отчество или прозвище казака). Если названный казак подходил по своим достоинствам на столь высокий пост, то донцы мощно кричали: “Любо!” или: “Не любо!”, – если он им не нравился.
Первым донским войсковым атаманом, известным по историческим документам XVI века, был САРЫ-АЗМАН. О нем известно немногое. Н. М. Карамзин в своей “Истории государства Российского” по этому поводу кратко заметил: “Казаки гнушались зависимостью от магометанского царства, …и в 1549 году вождь их Сарыазман, именуясь поданным Иоанна, строил крепости на Дону”. Более подробные сведения о первом известном донском атамане даются в грамоте ногайского князя Юсуфа, датированной 1550 годом, на имя царя Ивана Грозного. В ней говорится: “Холопи твои, нехто Сарыазман словет на Дону в трех и в четырех местах городы поделали, да наших послов и людей наших, которые ходят к тебе и назад, стерегут, да забирают, иных до смерти бьют”[53]. Иван Грозный дипломатично ответил возмущенному князю, что “те разбойники, … живут на Дону без нашего ведома, от нас бегают. Мы не один раз посылали, чтобы их переловить, да наши люди добыть их не могут. Вы бы сами велели их переловить и к нам прислали, а мы приказали бы их показнить”[54].
Кто же такой Сары – Азман, откуда родом, как жил и чем знаменит? На эти вопросы точно ответить невозможно, ибо документы, которые позволили бы это сделать, исчезли в пучине сурового времени, осталось одно только имя первого донского атамана – Сары – Азман… Да и имя ли это?… Донской дореволюционный историк Е. П. Савельев пишет, что “Сарыазман – слово персидское, бывшее в употреблении у ногайцев и означающее “удальцы”. Вот одним из таких удальцов и был первый донской атаман. Историк С. Щелкунов, опубликовавший основательный очерк о происхождении казачества и первых службах донцов России, называет Сары-Азмана “татарином – мусульманиным”, добавляя, что “Сары-азман – личное имя или прозвище”. Более определенную точку зрения на сей счет высказали ростовские ученые Н. С. Коршиков и В. Н. Королев. “Сары-Азман, – считают они, – возможно, был татарином, азовским или мещерским, но мог быть и русским, носящим татарское прозвище”.
Вторым известным по документам донским войсковым атаманом был СУСАР ФЕДОРОВ, имя которого упоминается в исторических документах в связи с взятием царем Иваном Грозным в 1552 году Казани, когда Федоров возглавил здесь донских казаков. Что касается столь странного для православного человека имени – Сусар – то уже упоминаемый нами донской историк Евграф Савельев пояснял, что “на Дону крестили свои, выборные, священники и давали крещаемым свои казацкие имена, нисколько не справляясь со святцами, да у них их и не было. Эти имена древле казацкие. Таковы Сусар, Ермак, Ермачко, Молчан, Смага, Дружина, Замятня, Путила, Безсон, Дороня и многие другие”[55].
Сусар Федоров отличился в штурме Казани, и с тех пор сведения о нем исчезают из исторических документов. Имена последующих донских казаков Федора Павлова, Андрея Шадры, Ляпуна появляются в русских документах периода взятия Астрахани и присоединения Астраханского царства к русской державе (1554–1556 годы); все они приняли активное участие в этих событиях. После взятия Астрахани имена Павлова и Ляпуна исчезают из исторических документов. Атаман же Шадра, о котором упоминает в своей “Истории Российской” В. Н. Татищев, с тремя сотнями доблестных единомышленников ушел с Дона в кумыцкие степи за Терек и в устье реки Акташе основал городок под названием Андреев[56], положив начало гребенскому казачеству[57]. Историки по разному определяют причины ухода Шадры на Терек. Евграф Савельев считал, что Шадру вытеснил с Дона Ермак со своей дружиной, что “у Ермака вышли раздоры с Андреем. Партия его была сильней, и он гнал Андрея вверх по Дону, до нынешней Нагавской станицы, где Дон делает поворот с северо-восточного направления на запад”[58]. Другие исследователи полагают, что отряд Шадры потерпел кораблекрушение и спасшиеся казаки поселились в Кавказских горах, “заселили здесь в одном пустынном городке, укрепились в нем и, пополнив число выбывших товарищей новыми прищельцами, назывались гребенскими казаками”[59]. К 1580 году Андрей Шадра государевым указом был переведн на Терек, к Терскому городку, “и вместе поселенными здесь стрельцами и отрядом донских казаков стал родоначальником терских казаков”[60].
Донской атаман 1570 года Михаил Черкашенин происходил, по всей вероятности, из запорожских казаков, на что указывает его произвище – “Черкашенин”, “черкас” – запорожский казак. В 60-е годы XVI столетия он возглавлял казачьи отряды, опустошавшие причерноморские турецкие крепости, в том числе и Азов. Чтобы заставить Черкашенина отказаться от нападений на Азов, турки и татары, организовав засаду, захватили в плен его сына Данилу. Узнав об этом, Черкашенин во главе сильного и мобильного отряда казаков скрытно подобрался к Азову и в результате энергичной атаки сумел овладеть частью его укреплений. В плен к Черкашенину попал шурин турецкого султана Сеин со свитой из двадцати человек. Однако вызволить своего сына Черкашенину не удалось и он был казнен в Азове. В период атаманства Михаила Черкашенина у донцов сложились хорошие взаимоотношения с царем Иваном Грозным, который с 1570 года стал платить казакам жалованье “за их службы” на юге Московского государства. В годы Ливонской войны (1558–1583) атаман Черкашенин во главе трехтысячного отряда донских казаков явился на поля сражений и успешно бился с немцами, “оказывая чудеса храбрости”, что отметил даже Н. М. Карамзин в своей “Истории государства Российского”. Атаман Черкашенин погиб при обороне Пскова от войск польского короля Стефана Батория в 1581 году[61]. Его гибель оплакана в русской исторической песне “Смерть Михайлы Черкашенина”, в которой он почему-то назван “атаманом польским”.
Следующим атаманом этого периода был НИКИТА МАМИН, имя которого впервые упоминается в грамоте царя Ивана Грозного от 17 августа 1571 года. Историк В. Д. Сухоруков по этому поводу писал: “В 1570–1576 годах Иоанн искал у султана мира, но гордый Селим, несмотря на неудачный поход его войск (имеется ввиду гибель султанских войск в задонских степях во время похода 1569 года под Астрахань. – М. А.) и несчастие, Азову приключившееся, замышлял новую войну с Россиею и возбудил крымского хана к нападению на пределы оной с многочисленною ратью. Казаки усугубили разъезды свои по степям крымским и, сведав о намерении хана идти с огнем и мечом на Россию, известили об этом Иоанна и воевод его, но не могли спасти Москвы, которая весною 1571 года обращена хищным Девлет-Гиреем в пепел… Чрез два или три месяца после того Иоанн послал в Азов казачьего атамана Никиту Мамина с каким-то тайным поручением”[62]. В чем состояла истинная цель посольства Мамина в Азов, неизвестно, точно так же, как неизвестна дальнейшая судьба этого атамана.
Имя последующего донского атамана – Ивана Кишкина – появляется в переписке 1584 года между царем Федором Иоанновичем и турецким султаном. Вступив на престол после смерти Ивана Грозного, его сын, царь Федор Иоаннович, отправил в Константинополь послание султану, в котором выразил желание жить с ним в мире и дружбе. Султан, выражая в ответном послании царю благодарность за желание мирных отношений, требовал пресечь враждебные действия донского атамана Ивана Кишкина, который “с товарищи, живут под нашим городом Азовом и по азовским урочищам людей наших теснят и многие убытки чинят”. В конце послания султан добавлял, что если царь “сведет” с Дона казаков во главе с атаманом Кишкиным, то он обещает унять от нападений на русские окраины азовцев, крымцев и ногайцев. Но Федор Иоаннович и не думал “унимать” Кишкина, который верно служил ему и являлся противовесом волжскому разбойному атаману Юшке Несвитаеву, ограбившему государева посла Дмитрия Благово, но разгромленного в отместку за это Иваном Кишкиным. Осенью 1586 года царь вызвал Кишкина в Москву и наградил “великим… жалованьем да поместьем…” С этого момента след лихого атамана теряется. Может он, покинув вольных казаков, мирно жил и тихо скончался в подаренном ему государем поместье, а может нашел славную смерть в одной из многочисленных схваток с турками или татарами, и тело его приняла древняя донская земля, за которую он, не жалея, лил свою и чужую кровь…
В документах конца XVI века (1592–1599) встречаются фамилии нескольких атаманов, наиболее известным из которых был Семен Воейков. По происхождению он вел свою родословную от известного дворянского рода[63], а на Дон попал, спасаясь от царской опалы. Здесь он выдвинулся и к 1592 году стал атаманом, укрепившись в Раздорском городке. Появившийся в начале 1592 году на Дону государев посол Григорий Нащокин, следовавший в Азов, Кафу, и Константинополь, встретился в Раздорах в Воейковым и велел собрать казаков в Круг. На нем посол зачитал царскую грамоту, в которой донцам за регулярное жалованье деньгами, хлебом, вином, селитрой, свинцом и ядрами предлагалось заключить мир с азовцами. Некоторые казаки возражали против заключения перемирия, говоря, что в азовском плену сидят многие их товарищи. Но Воейков, поддержанный атаманом Вышатой Васильевым, уговорил казаков согласиться на это предложение государя. Эта поддержка стоила Вышате Васильеву жизни, ибо возвратившиеся из похода казаки обвинили его в измене делу казацкому и утопили в Дону, несмотря на сопротивление его сторонников. Эта казнь своего же товарища, свершенная на глазах царского посла Нащокина, отрезвила казаков. Они повинились перед послом и согласились помириться с азовскими турками, что и было сделано при посредничестве опытного в дипломатическом деле Нащокина.
