Стоял сентябрь 1760 года. Леса Пруссии, России и Польши оделись в золотой осенний наряд. Но мало кто любовался в эти дни прелестями ранней осени, ибо на полях Европы пятый год полыхала большая война, в которой Россия в союзе с Австрией и Францией сражалась против Пруссии и поддерживающей ее Англии.
Русские войска, разгромив в нескольких крупных сражениях армию Фридриха Второго, готовилась «навестить» его в городе Берлине – столице Пруссии. Положение короля после понесенных от россиян поражений было незавидным, о чем и признавался он в письме своему другу маркизу Д’Аржансу: «Во всю мою жизнь не бывал я еще в толь затруднительных обстоятельствах, как в нынешнюю кампанию, и верьте мне, что надобно ещзе чудесам быть, чтоб преодолеть нам все предусматриваемые мною трудности. … Не знаю, переживу ли нынешнюю войну, но буде сие случится, я твердо предпринял остальные дни проводить в уединении, в филозофии и дружбе». Тогда-то русское командование и решило нанести удар по Бердину…
Экспедиция на прусскую столицу с самого начала мыслилась как кратковременное предприятие, имевшее, главным образом, морально-политический смысл. Отряд, специально для этой цели сформированный русским командованием, состоял из трех гусарских, двух гренадерских полков и четырех отдельных батальонов пехоты. Командиром его был поставлен генерал Г. Тотлебен. Поразмыслив, главнокомандующий русской армии Фермор велел усилить ударную мощь этого отряда и повернул корпус графа Захара Чернышева на Берлин.
Донские казачьи полки находились в составе обоих русских отрядов, двигавшихся на Берлин: под начальством Тотлебена состояли донские полки Луковкина, Попова и Туроверова; у графа Чернышева – казаки бригадира Федора Краснощекова, полковников Дячкина и Абросина. Все это были боевые командиры, прошедшие испытания не в одном сражении и имевшие многочисленные раны и награды. Среди них заметно выделялся бригадир Федор Краснощеков, имевший великолепную боевую биографию. Начав служить в 1727 году в Персии, а затем на Кубани в составе полка своего отца И. М. Краснощекова, Федор в 1736 году участвовал во взятии Азова. Потом дважды в 1738 году побывал в Крыму, в Бахчисарае, логове хана, которого Федор Краснощеков сумел захватить в плен[208]. Произведенный в армейские полковники, он в 1741 году под командой своего отца участвовал в войне со шведами. За год до начала Семилетней войны Федор Иванович получил бригадирский чин. И вот теперь в ранге походного атамана вел казаков на Берлин.
Шли столбовой дорогой, обсаженной столетними дубами, трепетными березками и гладкоствольными тополями. Стояла удивительная погода, в голубизне осеннего неба тянулись на юг птицы, уныло оглашая воздух прощальными криками. И вдруг в лад с этими печальными птичьими голосами в небо взвилась грустная казачья песня:
Как из-за маленького-то лесочку
Чуть наносило, братцы, голосок,
Как не звериный голос, слышно, человечий
Казака-то, слышно, да донского,
По прозванью казак да Краснощек.
Федор Иванович, наклонив голову, слушал песню про отца, убитого в неравном бою со шведами в далеком 1742 году, вспомнил, как вез его в гробу в Черкасск, и слезы невольно появились в уголках глаз. Он быстро смахнул их рукавом кафтана и, привстав в седле на стременах, зычным голосом прокричал: «Рысью – марш!» И лавина всадников, поднимая пыль, понеслась по широкой осенней дороге к Берлину.
На рассвете 20 сентября 1760 года передовые казачьи сотни показались у предместий Берлина. Горожане еще спали, досматривая приятные сны и не подозревая о приближении русских кавалеристов. Берлин того времени представлял собой тихий стодватцатитысячный город, где имелся отличный тыловой госпиталь для раненых офицеров и генералов прусской армии. Как раз в эти дни в городе залечивали раны лучший генерал короля Фридриха фон Зейдлиц и старый фельдмаршал фон Левальдт, армия которого была сокрушена русскими в битве при Гросс-Эгерсдорфе.
Бдительная стража, заметив в утренней дымке бородатых всадников с длинными пиками, подняла тревогу. Зарокотали сигнальные трубы, суетливо заметались на высоких городских стенах солдаты гарнизона, одна за бухнули гулкими выстрелами крепостные пушки, тревожа горожан.
– Русские у стен Берлина! Казачьи орды прорвались к сердцу европейской цивилизации! – с пафосом доложили коменданту Берлина фон Рохову дежурные офицеры. Страшная паника охватила жителей города. Крупная буржуазия, родовитая знать в быстроконных каретах спешно покидали Берлин через Потсдамские ворота, где пока еще не наблюдалось русских пикетов. Бюргеры торопливы закрывали ставни каменных домов, запирали дубовые двери, хороня имущество в подвалах и укромных местах. В неопределенности прошел день… Ночь пала на город, но мало кто спал в Берлине, опасаясь ночной атаки русских.
Утром двадцать второго сентября к Берлину с основными силами своего корпуса подошел генерал Тотлебен. Ознакомившись с обстановкой, он послал в город офицера с письмом к фон Рохову, предлагая ему сдать город и обещая не трогать жителей и их имущество. У Бранденбургских ворот послание Тотлебена было передано прусскому офицеру. Наступило затишье.
В просторной зале берлинской ратуши, отстроенной много десятилетий назад, собрались за широким дубовым столом комендант города фон Рохов, генерал фон Зейдлиц и фельдмаршал Левальдт. На столе, покрытом большой картой Берлина, лежало письмо-послание Тотлебена с требованием сдачи города. Хмуро уставившись в карту, фон Рохов заговорил:
– Господа! Русский генерал Тотлебен требует, чтобы я сдал город без сопротивления, в противном случае грозит сжечь Берлин бомбами и разрушить королевский замок. У меня в наличии только полторы тысячи солдат его величества, а у Тотлебена три тысячи гренадер, гусар и тучи казаков, кои заполонят Берлин, превратив его в бедлам.
– Не поддавайтесь панике, фон Рохов! – сурово возразил Левальдт. – Нам с генералом фон Зейдлицем случалось попадать и в более тяжелые ситуации, но мы всегда с честью выходили из любых положений, ибо мы – солдаты великого короля Фридриха!
Более деловой и менее эмоциональной была речь генерала Зейдлица. Он согласился, что наличных сил действительно мало, заметил, что со дня на день у ворот Берлина должны появиться принц Вюртембергский и генерал Гильзен с десятитысячным войском. «А пока, – спокойно заключил Зейдлиц, – нам следует вооружить добропорядочных подданных его величества короля – берлинцев свинцом и огнем ответить на притязания дерзкого неприятеля!» Уверенные и деловые речи старых воинов ободряюще подействовали на фон Рохова, и он отказом ответил на ультиматум Тотлебена.
Как только Тотлебену доложили о решительном отказе берлинского коменданта сдать город, он приказал батареям, установленным к тому времени на Темпельгофской горе, открыть огонь гаубичными бомбами. Для берлинцев настали хлопотные часы: они тушили зажигательные бомбы, быстро поднося песок и воду…
Донские казачьи сотни в это время настойчиво рыскали по окрестным дорогам, добывая пленных и ценные сведения о противнике. Именно донцы первыми узнали о приближении из Померании к Берлину пятитысячного корпуса принца Вюртембергского. Тотчас было доложено Тотлебену, но он, по непонятным причинам, бездействовал, и принц под звуки фанфар и радостные крики берлинцев вошел в город. Тотлебен вынужден был отойти к местечку Копеник, расположенному в двенадцати километрах от Берлина. Вся надежда теперь легла на подходивший к городу корпус графа Чернышева.
Туманным рассветом двадцать шестого сентября два гусарских и три казачьих полка Чернышева подошли к Берлину. В тот же день атаман Краснощеков был вызван к графу на совет. Недовольный преступной медлительностью Тотлебена, граф молча разглядывал карту Берлина. Собравшиеся офицеры также молчали. «Господа, – негромко и отрывисто заговорил Чернышев, – нам надлежит исправить ошибки генерала Тотлебена и занять войсками деревни, по трактам к Поцдамским, Слесским и Котбусским воротам лежащие, а также захватить форпосты перед Копеникскими и Бранденбургскими воротами вплоть до реки Шпрее, для того, чтобы по сей стороне реки никто не мог как ни в город, так и из оного выйтить». Оборотившись к Краснощекову и стоявшему рядом с ним подполковнику Подгоричани, граф добавил: «Вам, атаман, и вам, подполковник, примечать также, чтоб с правого фланга гусары неприятельские не беспокоили и в тыл войскам нашим не въехали. С Богом, на Берлин!»
Четырежды вступали войска Чернышева в бой за город. Яростные схватки развернулись под древними стенами Берлина. Казачьи полки Краснощекова, Попова, Абросина, Луковкина, Туроверова с переменным успехом бились с знаменитой кавалерией Зейдлица. Наконец, противник стал изнемогать. Все реже и реже выезжали пруссаки на бой, пока, наконец, прослышав о подходе на помощь Чернышеву корпуса Петра Панина, не покинули Берлин под покровом глухой сентябрьской ночи. Фон Рохов объявил русскому командованию о желании сдать Берлин. Капитуляцию вместо заболевшего Чернышева принял Тотлебен.
Тихим утром 28 сентября 1760 года русские войска, сотня за сотней, полк за полком, вступили в поверженный Берлин. Играла музыка, цокали копыта российских коней по берлинской мостовой, победно развевались боевые знамена, а вдоль улиц, на тротуарах, молчаливой толпой стояли берлинцы, наблюдая как русские войска входят в их город. Один из очевидцев этого события писал: «Несколько тысяч казаков и калмыков с длинными бородами, с суровыми взглядами, невиданным вооружением: луками, стрелами и пиками, проходили по улицам. Вид их был страшен и в то же время величественен. Они тихо и в порядке прошли в город и разместились по деревням, где им были отведены квартиры». Жители города, ожидавшие традиционных в таких случаях бесчинств и грабежей, с облегчением и радостью увидели, что россияне мирно заняли отведенные им квартиры, не помышляя о погромах.
В сражении за Берлин пруссаки потеряли около тысячи человек убитыми и ранеными. Потери русских были значительно меньше: в числе погибших под Берлином числилось и четырнадцать донских казаков. Подчеркивая важную роль донцов и легкой кавалерии в этих боях, граф Чернышев отмечал: «Сие толь удачное дело предписывать можно особливо храбрости нашего легкого войска, которое пехоту и кавалерию весьма мужественно атаковали».
Взял с города большую контрибуцию, захватив королевскую казну, уничтожив пушечный завод, суконную фабрику, арсенал, склады оружия и амуниции, русские войска покинули Берлин. Последними его оставили донские казаки. Стоял октябрь 1760 года, лили осенние нудные дожди, до солнечного и победоносного мая 1945 года, когда донцы снова побывают в Берлине, оставалось 185 лет…
После взятия Берлина русскими войсками, а потом и падения сильноукрепленного Кольберга, положение Фридриха Второго стало невыносимо тяжелым, и он уже подумывал о самоубийстве. Но от полного разгрома и крушения его спасла неожиданная кончина императрицы Елизаветы Петровны. Наследовавший ей на престоле император Петр Третий, восторженный поклонник прусского короля и прусских порядков, поспешил заключить с ним мир, отказавшись от всех завоеваний русской армии. Но в целом Россия вышла победительницей в этой нелегкой войне, значительно укрепив свой международный авторитет.
Войско Донское за боевые успехи в Семилетней войне было награждено белым знаменем с золотым тиснением и словами: «Дано сие знамя ея Императорского Величества верным подданным Войску Донскому за оказанную им в минувшую Прусскую службу. Лета от Р. Х. 1764».
Многолетние войны между православной Россией и мусульманской Турцией велись многократно, начиная с шестнадцатого столетия. Поначалу русским было трудно в этой нелегкой борьбе, и часто их вынуждали заключать невыгодный мир с противником. Но ко второй половине восемнадцатого столетия россияне, набрав силу и мощь, начали ломить османов, стремясь получить заветный выход в Черное море.
6 октября 1768 года Турция, усердно подстрекаемая Францией, объявила новую войну Российской империи. Зимой 1769 года татарская конница хана Крым-Гирея совершила опустошительный набег на Украину и Нижний Дон: это было, по выражению великого историка Сергея Соловьева, последнее в русской истории татарское нашествие.
Для ведения боевых действий русское командование образовало две сильные армии во главе с генералами Румянцевым и Голицыным. Донские казаки численностью до десяти тысяч человек вошли в состав обеих армий. Всего сквозь горнило сражений этой войны прошло около двадцати тысяч донцов.
Летом 1769 года Первая русская армия под командованием выдающегося полководца Петра Румянцева заняла ряд селений в Молдавии, захватив сильную турецкую крепость Хотин, в штурме которой отличились казаки. Потеря этой твердыни нанесла столь ощутимый удар по престижу султана, что он приказал казнить великого визиря, обвинив его в измене. В этом же году донцы отличились во взятии русскими войсками Таганрога и Азова. Больше в кампании 1769 года крупных сражений между русскими и турками не произошло. Донцы же несли беспрерывную разведывательную службу, постоянно схватываясь с турецкой конницей.
Военная кампания 1770 года началась с отражения русскими войсками попытки турецкого корпуса переправиться через Дунай: в этом бою особо отличились казаки полковника Мартынова. 16 июня 1770 года у селения Рябая Могила произошло грандиозное сражение между 72-тысячной турецко-татарской армией хана Каплан – Гирея и 39-тысячным русским корпусом под командованием Румянцева. В битве активное участие приняли донские казаки. Храбрость и воинское мастерство российских солдат и полководческий талант Петра Румянцева сыграли решающую роль: противник был разгромлен. Преследуя поверженного неприятеля, Румянцев настиг турок, загнав в укрепленный лагерь на реке Ларге. В новом сражении, произошедшем здесь седьмого июля, русские солдаты добились очередной блистательной победы.
Но турки не было сломлены окончательно. Обе противоборствующие армии получили подкрепления, готовясь к новым сражениям: в числе прочих полков в войско Румянцева влился казачий полк Алексея Иловайского, будущего войскового атамана.
В середине июля 1770 года Иловайский, находившийся впереди русских позиций, заметил как со стороны турецкого лагеря на поле выдвинулась разноряженная конная группа, в составе которой, судя по пышному одеянию, находился и главнокомандующий османской армии – великий визирь, в подзорную трубу рассматривавший позиции русской армии. Решение пришло мгновенно…
– На конь! – скомандовал Иловайский, и мощная лавина казачьей конницы понеслась навстречу ничего не подозревавшему визирю.
Схватка, развернувшаяся на глазах солдат обеих армий, едва не завершился пленением визиря, которого спас быстроногий арабский скакун. Довольный результатами боя, Румянцев велел встретить донцов Иловайского почетным барабанным боем и громовыми криками «ура!»
А потом была грандиозная победа в Кагульской битве 21 июля 1770 года, когда Румянцев разгромил 150-тысячную армию турецкого визиря Халиль-паши. Донцы, храбро бившиеся в ходе сражения и довершившие разгром противника разительным преследованием, получили специальные серебряные медали, отчеканенные в честь этой победы.
Несколько дней спустя казачий полк Алексея Иловайского отличился во взятии крепости Измаил, а другие донские полки достойно показали себя в штурме Браилова, Килии и Бендер – сильнейших турецких крепостей. В результате победоносной кампании 1770 года российским войскам удалось закрепиться на левом берегу в нижнем течение Дуная, полностью прервав сухопутную связь между армиями султана и крымского хана. Это был несомненный военный успех, но к победоносному миру он еще не приводил.
По плану военной кампании 1771 года, главный удар наносила по Крыму Вторая русская армия под командованием генерал-аншефа В. М. Долгорукого, в составе которой находилось несколько донских казачьих полков. Большая же часть донцов находилась в Первой армии Петра Румянцева. Основная ее задача заключалась в удержании Бессарабии, Молдавии и Валахии, препятствии перехода турок через Дунай, что давало возможность оттянуть сюда крупные силы султана, содействуя этим овладению Крыма армией Долгорукого.
Активные боевые действия начались в конце мая: Вторая русская армия двинулась в Крым. Впереди шли казачьи полки – глаза и уши русской армии. В ночь с 13 на 14 июня 1771 года начался штурм Перекопа, захваченного в результате двухдневных боев. Здесь отличились казаки полковников Кутейникова и Колпакова[209]. В сражении с блеском участвовал будущий донской атаман и герой Дона и России Матвей Платов.
Двадцать второго июня пала Евпатория, двадцать девятого – сдалась Кафа. К концу июня Крым был занят русскими войсками. Хан вынужден был подписать договор, согласно которому Крым объявлялся независимым от Турции и вступал в союз с Россией.
Успех сопутствовал и Первой армии Петра Румянцева, разгромившей турок при Бабадаге и под крепостью Исакча в октябре 1771 года. В этих боях отличились казаки донского полковника Голова, захватившие массу пленных и обильные трофеи[210].
Военная кампания 1771 года, принесшая россиянам ряд блестящих побед, заставила турецкое командование запросить перемирия, продолжавшегося год. В ноябре 1772 года русские заключили договор с крымским ханом Сахиб-Гиреем, по которому Крым объявлялся независимым от султана и входил под покровительство России.
Боевые действия возобновились в апреле 1773 года. Донцы активно вели разведку, добывая пленных и трофеи и участвуя в многочисленных стычках с османлисами. Вскоре развертывание армий противников завершилось, приспела пора битв и сражений. В начале июня 1773 года донские казачьи полки приняли участие в разгроме двенадцатитысячного турецкого корпуса Абдулы на реке Карасу, а потом ви в боях у крепости Силистрия и в сражении при деревне Кайнарджи в конце этого месяца.
В этой кампании с боевыми качествами донских казаков познакомился будущий великий полководец России Александр Васильевич Суворов, отметивший позже «храбрость, стремительный удар и неутомимость Донского Войска». Боевая дружба донцов с Суворовым продолжалась вплоть до кончины генералиссимуса.
Бои и сражения на дунайском театре борьбы продолжались до глубокой осени 1773 года. Семнадцатого октября казачьи полки Голова и Денисова разбили сильный отряд турок при Карасу, взяв в плен восемсот янычар и захватив четыре пушки и десять знамен. А казачий полк Михаила Давыдова разгромил неприятеля у местечка Кадик.
Дожди и распутица прекратили боевые действия на всех театрах русско-турецкой войны. Кампания 1773 года успешно завершилась. Россияне ждали следующего года, чтобы победоносно закончить войну в целом.
И в самом деле, военные действия, развернувшиеся на русско-турецком фронте в 1774 году, были весьма успешными для наших войск. Второго июня корпус генерала Каменского, в составе которого находились казачьи полки Иловайского, Устинова, Денисова, в ожесточенном сражении разгромили турок у Базарджика, захватив сам город. В его овладении решающую роль сыграли донцы, которые сумели выманить янычар из города, куда тут же стремительно ворвалась регулярная кавалерия Каменского. В рапорте Румянцеву генерал Каменский «похвалил храбрость в сем деле майора Денисова и донских полков есаулов Ежова и Астахова, сей последний взял знамя»[211]. Казачьи полковники Устинов и Иловайский были представлены к награждению специальными золотыми медалями, которые и получили в дальнейшем.
9 июня 1774 года Суворов в сражении при Козлуджи разгромил сорокатысячную турецкую армию Абдул-Резака. Эту битву начали и завершили донские казаки. В тот же день отряд генерала И. П. Салтыкова нанес поражение туркам у Туртукая. В июне русские войска перешли Балканы…
Турция запросила мира. Заключенный в июле 1774 года Кючук-Кайнарджийский мирный договор закреплял независимость Крыма от Оттоманской Порты. Азов и прилегающие к нему земли навсегда отходили к России. Дополнительно она получала в свое владение Керчь и крепость Еникале, а также Днепровско-Бугский лиман с крепостью Кинбурн. Таким образом, Россия получила желанный выход в Черное море.
За боевые успехи в этой войне рядовые казаки были награждены серебряными медалями с надписью «Победителю» Заключен мир с Портой 10 июля 1774 года», а казачьи полковники получили специальные золотые медали с соответствующими надписями[212]. Войску Донскому от имени императрицы Екатерины Второй 9 октября 1774 года было пожаловано знамя «За отличную службу против турок».