Лина Вальх
Повешенный
Глава VII. Пациент
Июль, 1932
Тусклая лампочка рвано мигала от перепадов напряжения, и Уильяму приходилось все время напрягать глаза, чтобы рассмотреть что-то во вскрытой грудной клетке человека перед ним. Не сказать, что это ему помогало, потому что даже при хорошем дневном свете он вряд ли смог бы разобрать, что было лёгкими, а что рёбрами этого несчастного – сейчас его внутренности больше напоминали фарш, изредка булькающий, когда слабо бьющееся сердце совершало очередной виток крови по организму в тщетной надежде на спасение.
Пустой театр, обычно набитый гудящими от предвкушения сотрудниками и студентами, сейчас молчал. Было ли причиной этому раннее время операции или то, что оперировал Уильям, оставалось для хирурга большим вопросом, о котором он хотел сейчас думать как можно меньше. Раздробленная грудина юноши на столе вспыхивала вместе с лампочкой, и Уилл раздражённо чертыхнулся, вытаскивая щипцами мелкую дробь. Чудом было уже то, что сердце оказалось не задетым, но состояние пациента оставалось неудовлетворительным настолько, что Уильям сквозь силу заставлял себя проводить операцию.
«Случайно упал на дробовик», – сказали в приёмном покое двое высоких мужчин в дорогих костюмах, многозначительно похлопав Уильяма по плечу и бросив парня к его ногам, как мешок с картошкой.
«Вы знаете, что делать», – добавил один из них, понизив голос и сунув в карман белого халата несколько купюр. – «Надеемся на плодотворное сотрудничество».
Клапаны аппаратов глухо ухали в такт дребезжанию лампы, а сердце несчастного в последний раз сквозь силу перелилось ударом и замолкло. Уилл выдохнул, так и замерев с разжатыми щипцами, которыми уже нацелился на очередную дробинку. Собственное горячее дыхание под маской обжигало потрескавшиеся губы, а голова в туго затянутом чепце чесалась и ныла.
Щипцы глухо звякнули об металлический поднос. Короткий взгляд на часы, и Уильям отвернулся от операционного стола, коротко бросив стоящим рядом сёстрам:
– Время смерти – четыре часа сорок семь минут.
Солнце только показало свои первые лучи, пробираясь вперёд мягкой поступью, когда Уилл устало стянул с себя ненавистные маску и шапочку. Окрасившаяся в алое ткань рухнула на пол, а вода в раковине потекла багровым вином.
«Перчаток нет», – так прошлёпала старыми губами сгорбленная медсестра, увидев перед собой Уильяма.
Кровь струйками стекала по коже, цепляясь за длинные тёмные волоски на руках маленькими каплями. Перчаток нет. Уильям сквозь силу улыбнулся воспоминанию об этой милой сценке, в которой и старуха, и Уилл делали вид, что все в порядке. Всего лишь обыденная ситуация – позволить хирургу измазаться по локоть в крови пациента. Сдавленный болезненный смешок вырвался из груди Уилла, и мужчина с остервенением начал тереть кожу, ощущая лёгкое пощипывание. Перчаток нет. Как нет и привычного хорошего отношения: только одна медсестра смотрела на него с обожанием во время операции, да и та вскоре изменит своё отношение, поддавшись мнению старших.
Ноги гудели, и дрожь от них сильной вибрацией проходила по всему телу, казавшемуся Уиллу после нескольких часов за операционным столом мягкой подушкой с перьями. Он едва чувствовал руки, и каждое движение казалось ему чужим, словно это не он управляет своими пальцами и руками, а кто-то другой, дёргающий за ниточки как кукловод. Грубая щётка оставляла после себя длинные борозды, но Уилл не прекращал тереть руки, пытаясь снять кожу и обнажить наконец окружающим все, что копилось внутри него.
Уилл вздрогнул, когда маленькая женская ладошка легла ему на плечо, а тонкий тихий голос пробормотал «Не мучайте себя. Все уже отмылось». Часы противно тикали, когда Уилл выходил из операционной, громко хлопнув дверью и оставив молодую сестру в растерянных чувствах.
Они думали, он не видит? Они думали, он не замечает взглядов, которыми смотрят на него? Не слышит громких голосов, стоит ему пройти по коридору и поздороваться? Первый день на работе оказался для Уильяма еще более тяжёлым, чем он изначально думал, лёжа на диване в своей новой гостиной и пялясь в потолок под хриплое жужжание радио.
Ключ щёлкнул в дверном замке, обещая Уильяму несколько часов спокойствия и сна. Верхний ящик стола распахнулся, и Уилл вытащил из него массивный будильник, заведя несколькими оборотами: проспать обход не хотелось, да и позволять сёстрам найти его спящим в запертом кабинете Уильям не собирался. Действовать на опережение было лучшим вариантом. Ноги на стол, халат вместо одеяла, и вот мысли уже медленно утекают песком в часах, позволяя забыться мягким облаком сна.
Ему снился дом. Маленький пруд около него и высокая скрипучая качель, спрятанная в тени раскидистого дуба. Усеянные маленькими розовыми цветами кусты и пахучие лилии, которые любила высаживать его мать. Ему снился дом. И высокая мягкая постель, прохладная после целого дня, в которую он забирался, укрываясь одеялом с головой, как в маленький замок. Ему снилось все то, что давно отняло время, растоптав и перемолов своими нещадными жерновами взросления. Улыбки сестёр стёрлись и погасли, родительский дом покосился под порывами ураганов, а лилии завяли и поникли, как поник и сам Уилл, уверенно вышагивая по коридорам больницы с высоко вздёрнутым подбородком.
Уильяма разбудил долгий и настойчивый стук в дверь. Кто-то колотился с той стороны, а будильник, еще не прозвонивший, продолжал негромко тикать, отмеряя оставшийся час сна. Выползать из сладкой пелены полудрёмы Уиллу не хотелось, но каждый удар по дереву колоколом разносился телу, болезненной вибрацией пульсируя в голове.
Кресло скрипнуло, и Уилл протёр глаза, несколько раз моргнув, чтобы скинуть с себя последние остатки сладкого сна. Кресло снова скрипнуло, и Уильям, надев на ходу халат, обогнул стол и в несколько шагов подлетел к двери. Его пальцы замерли в нескольких дюймах от ключа в нерешительности и спустя несколько мгновений уверенно схватились за него, провернув три раза. Три маленьких замочка отщёлкнулись, и Уильям распахнул дверь, едва не столкнувшись с неожиданно возникшей перед ним медсестрой в свежем чистом чепчике и новеньком переднике.
– Д-доктор Белл. А вы… как… что? – девушка отшатнулась, запнувшись о ковровую дорожку и едва не завалившись назад.
Уильям медленно через силу вздохнул и оперся предплечьем о дверной косяк.
– И тебе доброе утро, Грейс, – слегка насмешливо протянул Уилл, обведя девушку взглядом, а затем уже более сухо и словно для галочки добавил: – Как всегда прекрасно выглядишь.
Грейс только растерянно таращилась на него – это было всяко лучше всех тех недоверчивых и полных недовольства надменных взглядов, которых Уилл уже насмотрелся за прошедшие двенадцать часов с момента начала смены.
– А что вы здесь делаете? – пролепетала Грейс, быстро моргая своими длинными ресницами.
– Работаю, – нетерпеливо хмыкнул Уилл, мысленно прикидывая, насколько у него сейчас помятый вид, и радуясь тому, что за прошедшую неделю с чем-то его волосы успели отрасти до практически прежней длины. – Если ты вдруг забыла. Проверь пациента в тридцать третьей и не забудь раздать лекарства. И проследи, чтобы мистер Джонс не вставал с кровати. Как я вижу из его карты… – Уилл осёкся, понимая, что никакой карты у него в руках нет. – Как я увидел в его карте, ему только зашили аппендицит. При этом вчера он уже подскочил и начал делать приседания. Что ж, – Уилл цокнул языком и покачал головой. – Придётся ему полежать у нас на пару недель дольше.
– Да, хорошо, доктор Белл.
Уилл с трудом подавил рвущийся наружу зевок и собрался вернуться к своему сну – он на это надеялся. Вот только Грейс продолжала стоять перед ним посреди коридора, привлекая и без того лишнее внимание, и заламывала руки.
– Еще какие-то вопросы, Грейс? – бровь Уильяма выгнулась дугой.
– Я… я не ожидала вас здесь увидеть. Наверно, это не моё дело. Просто это так неожиданно и…
– И ты задаёшься вопросом, почему я снова работаю? – закончил за неё Уильям. – Что ж, это действительно не твоё дело, Грейс, и не суй свой симпатичный носик, куда тебе не следует.
К счастью для Грейс Меррифилд, обычно слова Уильяма доходили до неё с большой задержкой – будь то предписания для пациента, признание в любви или же болезненный яд, рвущийся сквозь спокойную маску доктора Белла.
И снова Уильям не смог уйти. Маленький червячок в его голове по имени Даниэль любезно подкинул воспоминание, принёсшее мужчине, возможно, больше всего пищи для размышлений в последние дни, что он провёл в холодной постели, укрываясь только тонким подранным в боях с самим собой покрывалом. Уилл сжал ладонь в кулак, приложив его к губам и уставился на Грейс, буквально ощущая, как слова маленькими огоньками пляшут на кончике его языка.
– Ах да, – будто бы внезапно вспомнив, с театральным удивлением заметил Уильям, – я слышал ты помолвлена. Совет вам да любовь. Уверен, ты будешь прекрасной женой.
– Уильям, я…
– Как закончишь – жду в операционной. Если еще что-то интересно, то советую поговорить с начальством. Я с тобой говорить на личные темы не собираюсь. Да и ты, предположу, не горишь желанием общаться. И не опаздывай. Пациент не переживёт лишние пять минут, пока ты будешь пудрить носик.
Захлопнуть дверь перед самым носом Грейс оказалось еще более тяжёлой задачей, чем смотреть ей в лицо и разговаривать. И все же Уильям это сделал: прижался спиной к двери и напряженно вслушивался в удаляющий стук каблуков своей – нет, уже давно не своей – девушки. Или их отношения изначально были обречены, как любой союз молоденькой медсестры и столь же молодого хирурга? Наверно, Уильям никогда не узнает ответа.
Сон уже давно покинул Уилла, все карты пациентов прочитаны вдоль и поперёк, все заметки внесены в маленький кожаный блокнот, до предстоящей операции оставалось еще слишком много времени, а заняться доктору Беллу было на удивление нечем. Даже радио стало раздражать. Количество сигарет слишком быстро уменьшалось в помятой пачке, пока Уильям, прислонившись к металлической пожарной лестнице, курил и наблюдал за просыпающимся городом.
Жаркое июльское солнце плавило асфальт и стены домов – они плыли в лучах, извивались волнами стекольных отражений и взрывались яркими вспышками. И вместе с ними плавился и сам Уилл, взъерошивая уложенные гелем волосы и выпуская вверх серый прогорклый дым. Сейчас ему как никогда захотелось тех приторно-терпких сигарет, что курил Алан Маккензи, вместо дешёвого и едкого табака, оседавшего на языке плотной плёнкой.
– Да, я понимаю, что ваша проблема очень деликатная, и я…
– А мне кажется, вы не понимаете. Я пришла к вам за помощью, а вы говорите, что не можете ничего сделать? Что не видите никакой проблемы? Я ожидала от вас большего. Надеюсь…
Последние слова потонули в визге промчавшейся полицейской машины. Уилл вскинул голову, без удивления обнаружив, что голоса раздавались из окна кабинета Даниэля – он принимал парой этажей выше и обычно врывался к Уильяму не через коридорную дверь, а сквозь балконное окно. Уилл безуспешно прислушивался: теперь к шуму проснувшихся машин добавилось монотонное дребезжание поездов и стук колёс по рельсам. Сделав последнюю затяжку, Уилл бросил окурок вниз и поспешил обратно в кабинет, чтобы успеть добраться до Даниэля раньше, чем его оживлённый разговор закончится.
Уилл не любил подслушивать. Обычно у него это получалось случайно. Он всегда оказывался в нужном месте в нужный момент, чтобы узнать информацию, но порой начинал жалеть об этом уже через несколько минут, когда дела приобретали опасный для жизни поворот. Так что все тайны Уильям предпочитал поскорее забывать, с головой уходя в работу и бессонницу, которая хорошо помогала рассеять внимание.
Сейчас же Уиллу даже не нужно было прислушиваться: крик из кабинета Даниэля был слышен даже в конце коридора. Стоило Уильяму ступить на последнюю ступеньку, как до его ушей донёсся еще один фрагмент слишком горячего и напряженного разговора. И чем ближе Уилл подходил к двери Даниэля, тем ясней становилось, что беседа приобрела чересчур острые обороты.
– Послушайте, давайте мы еще раз все хорошо обсудим, и я честно скажу вам все, что думаю по вашей ситуации. Мы не можем торопиться и делать ложных выводов. Вы должны понимать, что это в ваших же интересах.
– Это в ваших интересах. Всего хорошего.
Уилл едва успел увернуться от распахнувшейся двери и спрятаться за ней, как в коридор ураганом выбежала девушка. Она не стала утруждать себя тем, чтобы закрывать за собой дверь. Только остановилась, оглянулась и, заметив лестницу, промчалась мимо Уильяма. Девушка громко цокала каблуками по паркету, нервно теребила сумочку в руках и то и дело разъярённо трясла копной огненно-рыжих волос. Она остановилась около самой лестницы , громко выругалась и вскинула голову, устремив свой взгляд в сторону Уильяма.
Уилл видел, как время замедляется. Пыль неспешно парила в проникающих с улицы лучах солнца, а маленькие яркие зайчики игрались в волосах девушки. Уилл вдохнул – и этот вдох обжёг его лёгкие раскалившимся за несколько секунд воздухом. Уильям горел, он клокотал изнутри от незнакомого до этой секунды гнева, а кровь вскипала под его кожей, пульсирующими струями устремляясь к сердцу. Два раскалившихся до бела золотистых омута глаз всплывали пузырями расплавленного металла и разрывались маленькими опаляющими каплями.
«Теперь ты доволен? Сынок…»
Уилл вздрогнул – голос отца раздался совсем рядом – и обернулся, но позади него была только горчично-жёлтого цвета стена. Пальцы с силой сжали металлическую дверную ручку. Тихие шепчущие голоса становились все громче, надвигались на Уильяма лавиной, и он тонул в этих золотистых глазах, из последних сил цепляясь разумом за реальность.
«Позор семьи. Надо было позволить тебе умереть. Тогда я был бы сейчас жив…»
Слова отца раскатами грома пронеслись по коридору, столкнулись с женским плачем и взорвались криками чаек и змеиным шипением баллона с газом. Уилл дотронулся до уха – тонкая липкая дорожка устремилась по линии челюсти, оставляя после себя знакомое ощущение, но его пальцы все так же были чистыми. Он дотронулся еще раз, чувствуя, как кровь с новой силой хлынула из разорванных контузией отцовского крика ушей, но кончики пальцев только чувствовали под собой пульсирующую багровую жидкость: его халат все так же был чистым, а на руках не было ни капли крови. Горло пересохло, а охватившее его чувство всепоглощающего страха сменилось эйфорией.
Уильям плыл. Он стоял на ногах, но пол двигался волнами, и Уильям плыл вместе с ним. Он вскинул голову и посмотрел на незнакомку, словно надеясь привлечь к себе ее внимание. Цеплялся за неё взглядом – она была единственным ярким образом в потускневшем коридоре и казалась Уильяму единственной ниточкой к спасению.
Но смотрела девушка не на него, не на Уильяма, а на появившуюся из-за двери тёмную копну Куэрво. Даниэль выглядел вполне спокойным, но все его черты заострились, искажаясь уродливой маскарадной маской. Линии его лица плыли, заворачивались в петли и взрывались фейерверками. Даниэль был спокоен и смеялся. Истерично, надрывно и сломлено, а его смех отражался эхом от стен, взрывался барабанными перепонками и выбивал из груди последние остатки кислорода, заставляя Уилла хватать воздух ртом. Незнакомое ему ощущение надвигающейся волны поднималось, сердце сдавленно сжималось, стуча настолько плавно и неторопливо, что казалось мёртвым, а пальцы начали дрожать.
Мир казался Уильяму неестественным. И главным чужаком в нем был Уильям.
Все закончилось слишком неожиданно. Коридор перестал кружиться и сжиматься. Смех Даниэля стих, а липкая дорожка крови исчезла. Даниэль был спокоен и привычно приветлив. Он выглянул из-за двери, махая на прощание незнакомке.
– И вам тоже до свидания! – крикнул вслед пациентке Даниэль.
Уилл оглянулся, но девушки уже не было. Она исчезла, оставив после себя тонкий аромат крепкого кофе и цитрусовых.
Куэрво растерянно выдохнул, зарылся пальцами в волосы на затылке и сделал пару кругов на месте, выходя из-за двери. Он, казалось, не замечал Уильяма ровно до того момента, как тот громко скрипнул дверью, закрывая, и шагнул в сторону, глядя на друга сверху вниз. Даниэль подпрыгнул на месте, вскинув голову и полным недоверия и неверия взглядом уперся в грудь Уильяма, где на халате изящными каллиграфическими буквами были вышиты инициалы врача. Даниэль пару раз моргнул, прежде чем перевести взгляд выше.
– Уилл! Черт возьми! – наверно, крик Даниэля было слышно даже на первом этаже. – Ты что здесь делаешь?
– А по моему халату не видно? Вроде как работаю. Ну или пытаюсь. Это не очень просто делать, когда все вокруг на тебя пялятся и удивляются твоему появлению, – Уилл устало выдохнул, проводив взглядом группку местных медсестёр. – Ты уже второй человек, который спрашивает, что я делаю в больнице. Не стоило, наверно, возвращаться, раз моё присутствие вызывает у вас вопросы.
– Нет-нет-нет, – тут же активно зажестикулировал Даниэль, всем своим видом выражая протест, – даже не думай мне тут такое говорить. Ты здесь – и это лучшее, что было со мной за последнее время!
– Даниэль, мы виделись с тобой две недели назад. Прошло совсем немного времени.
– Да. Но теперь я могу набить тебе рожу и мне ничего за это не будет.
Сначала Уильяму показалось, что ему послышалось. Но даже через несколько секунд Даниэль не перестал самодовольно улыбаться, уперев руки в бока в позе, выдающей любого властелина этого мира. Ну или сумасшедшего. Ни в первом, ни во втором варианте Уилл нисколько не сомневался, зная, насколько врачи его специализации подвержены влиянию собственных пациентов.
Поэтому Уильяму оставалось только потереть лоб, всплеснуть руками и поднять глаза к скрытому за потолком небу.
– Ты сдурел?
– Это ты сдурел, – обиженно цокнул в ответ Даниэль. – Ты хоть представляешь, что мы здесь все пережили? Я, Маргарет, больница?
– В последнюю нашу встречу ты был более дружелюбным.
– А что ты от меня хотел? – Даниэль вопрошающе развёл руками и на всякий случай осмотрелся по сторонам. – Чтобы я вывалил на тебя все проблемы, которые нам пришлось разруливать из-за того, что ты решил вляпаться в дерьмо? Кто же мог предугадать, что великий и ответственный Уильям Генри Белл решится преступить черту закона и покинуть наше общество на неопределённый срок, не предупредив никого из нас?
– Из-за твоего брата на минуточку, – резонно заметил Уильям.
– Но ему искренне жаль, – тут же с улыбкой парировал Даниэль.
– Охотно верится.
Уильям поджал губы. С его стороны было бессмысленно заводить этот разговор, потому что ни Даниэль, ни Анхель не признают, что, помимо Уильяма, виновных в случившемся было намного больше. Он не снимал с себя ответственности, потому что взрослые мальчики сами думают и принимают решения, а не ведутся на уговоры других, но и отрицать причастность Анхеля Уилл не мог, каждую ночь просыпаясь от приходящих к нему кошмаров, главным действующим лицом которых был кузен Даниэля. Возможно, Уилл был бы рад видеть Анхеля болтающимся в петле. Но он знал, что этого никогда не произойдёт, – Куэрво был слишком изворотливым, чтобы так глупо закончить свою жизнь, а вот Уиллу стоило бы чаще переживать за свою шею, вокруг которой сейчас с силой стягивался узел галстука, как еще полгода назад угроза умереть в двадцать шесть лет.
– Я, между прочим, несколько недель потратил, чтобы привести в порядок все твои дела здесь. Оказалось, хирурги – не слишком сговорчивый народ, – недовольно пробурчал Даниэль, скривив лицо. – К тому же еще и высокомерный.
– Ты о чем? – понимающе пробормотал Уилл.
– Да так. Забудь.
Даниэль отмахнулся и еще несколько долгих секунд изучал Уильяма пристальным взглядом, словно они не виделись не пару месяцев, а несколько лет. Наконец, удовлетворив своё любопытство, Даниэль довольно и мечтательно улыбнулся, словно увидел перед собой что-то божественно прекрасное, и хлопнул себя по бокам, изрядно напугав этим жестом Уилла.
– А чего это мы стоим в коридоре, как осужденные перед казнью? – Даниэль неловко крякнул собственному каламбуру. – Давай, проходи, садись.
Даниэль распахнул дверь своего кабинета. Все выглядело точно так же, как Уильям это запомнил: дорогое кожаное кресло, дубовый стол, больше подходящий для какой-нибудь юридической конторы, и позолоченные часы, которым было самое место на камине, а не на столе врача какой-то захудалой клиники. На вопросы, почему он работает именно здесь, Даниэль всегда отвечал так же уклончиво, как и на все остальные вопросы. Кабинет Даниэля Куэрво разительно отличался от всех остальных помещений больницы, а в своей практике мужчина не выходил обычно дальше своего кресла, просиживая дни и халаты, на которых регулярно появлялись дыры в районе бёдер.
Даниэль активно замахал Уиллу из глубины кабинета, а затем отвернулся, роясь в каком-то шкафчике. Дверь хлопнула за спиной Уильяма, подгоняемая сквозняком. Стекло подозрительно зазвенело, и через мгновение Даниэль обернулся, в одной руке зажав горлышко бутылки, а в другой – два гранёных стакана, которые когда-то ему подарил сам Уильям.
– Тебе налить?
– Я на работе, – с напускной серьёзностью буркнул Уилл, опускаясь в кресло пациента.
– Я тоже. И что? – Даниэль с удивлённо-обиженным видом развёл руками. – Мы в Чикаго, Уилл.
– Не нужно оправдывать свой алкоголизм средой , – едко отозвался Уильям, закинув ногу на ногу и сложив на груди руки.
– Сказал мне лучший шулер города. И только попробуй мне доказать, что ты занялся этим неблагодарным делом не потому, что живёшь здесь, – Даниэль не дал Уильяму сказать хоть что-то в своё оправдание, выставив вперёд руку и указав на него пальцем. – Уилл, дружище, место во многом определяет наш характер и строит наши личности. Живи ты где-нибудь на юге – ты был бы совсем другим человеком. Плантатором скорее всего. Выращивал бы хлопок, бил рабочих кнутами и развлекался с хорошенькими молоденькими девушками на сеновале. – Даниэль было рассмеялся, но осёкся под осуждающим взглядом Уилла, которым тот обычно смотрел на людей, в чьих умственных способностях сомневался. – Так что брось ломаться, как монашка перед дьяволом, и выпей со своим другом. Я полгода ждал этой возможности.
Слова Даниэля имели смысл, и Уильям не нашёл, что на них ответить. Он молча следил за тем, как Даниэль разливает по стаканам янтарно-жёлтый напиток, напевая себе под нос модную песенку, и нервно тёр подушечки больших пальцев друг о друга. Как только стаканы были наполнены до краёв, Даниэль небрежно подтолкнул один из них к Уильяму, благополучно расплескав добрую часть напитка, и с размаха опустился в кресло.
– Ну, рассказывай, – хлопнул в ладоши Даниэль.
Уилл непонимающим взглядом уставился на друга. Брови сдвинулись к переносице, сомкнувшись в глубокой и рваной морщинке, взгляд синих глаз потемнел, а челюсть напряглась до нервного скрежета в зубах.
– Что?
– Ну, как именно ты сейчас сидишь передо мной и почему я не узнал об этом сразу же, как ты приехал домой, – Даниэль вёл себя так, словно Уилл был маленьким ребёнком. – Почему ты мне не позвонил?
– Телефон подключат только на следующей неделе.
– Понятно-понятно. А чем ты… – Даниэль замолчал, прижав кулак к губам и на мгновение задумавшись. – Точнее, сколько ты уже тут?
– Полторы недели, – скупо бросил Уилл, пытаясь показать, что он не в настроении разговаривать.
Их общение с Даниэлем очень часто напоминало игру слепого с глухим: Уильям пытался отвязаться от навязчивого и профессионального заглядывания в душу и разум, а Даниэль делал вид, что не замечает, как его лучший друг пытается скрыть важные детали своей жизни, от которых могло зависеть достаточно многое. Включая будущее самого Даниэля.
– И ты только сейчас вышел на работу? Что ты делал все это время, malparido, раз даже не удосужился сообщить о своём освобождении своему другу?! – полным обиды голосом возмутился Даниэль.
– Не поверишь, – Уилл буквально почувствовал во рту горечь, с которой слова вырвались из него. – Сходил в кино. Трижды. Каждый вечер набирал полную ванну горячей воды, смотрел на неё и слушал радио. А еще я никогда не думал, что буду радоваться гудящему холодильнику и капающему крану. Сантехник обещал прийти еще через неделю.
Даниэль промолчал, смерив Уильяма понимающим взглядом, и только негромко промычал, словно подводил для себя какие-то итоги. Резко выдохнув, Даниэль опрокинул в себя свой стакан виски и отставил его в сторону. Пальцы мужчины ловко пробежались по столу, словно это была клавиатура рояля, и схватили одну из толстых папок.
« Карты пациентов» – так гласила крупная изящная надпись на обложке.
Часы мерно стучали. Иногда Даниэль зачем-то протягивал к ним руку и что-то поправлял, чтобы затем вновь вернуться к изучению разложенных перед собой бумаг. В какой-то момент Уиллу даже показалось, что Даниэль забыл о присутствии друга в кабинете, но Куэрво тут же вскинул голову, улыбнулся Уильяму и вновь опустил взгляд на мелкие убористые строчки. Они молчали, и это молчание давило на Уильяма, напоминая ритмичным тиканьем те долгие минуты, проведённые в одиночестве, когда единственным развлечением были собственные мысли и проплывающие в маленьком окошке высоко под потолком звезды.
– Хотя назвать то, что я здесь, освобождением, у меня вряд ли повернётся язык, – наконец, не выдержав, сказал Уильям, несколько раз сжав и разжав ладони.
– В смысле? – Даниэль оторвался от бумаг и вскинул на Уилла взгляд.
– Я не уверен, что, кхм, все было достаточно законно, – Уильям перевёл взгляд на часы, только сейчас заметив, что в них был встроен маленький маятник, который нужно было периодически подталкивать. – Однако мне сказали, что моя свобода – результат мирного дипломатического общения. Придётся поверить на слово. Раз уж проверить это я все равно никак не смогу. Да и не хочется снова лезть во все это. Предпочту поскорее забыть, как страшный сон.
Сердце перехватила невидимая рука, сжав в своих тисках. Кровь прилила к ушам, зашумев морским прибоем, а отступившая после бессонных ночей боль в голове пронеслась по швам с новой силой. Уиллу показалось, что весь его череп трещит, хрустит и грозится вскрыться неровными зубчатыми краями.
– Кто?
Даже без уточнения было ясно, что Даниэлю до смерти интересно, кто приложил руку к освобождению Уильяма. Долго скрывать это у Уилла все равно не получилось бы – и Анхель, и Алан были знакомы друг с другом, и в какой-то момент правда выплыла бы наружу вместе с весенними ручейками, а Уильям оказался бы в достаточно щекотливой ситуации. Так что оставалось только заглянуть в глаза своей гордости, пожать губы и бесстрастно ответить:
– Натаниэль Кёниг. – Каждая буква раскалённым металлом боли отпечаталась в голове Уильяма, и он поморщился, потерев круговыми движениями висок.
Брови Даниэля поползли вверх, и мужчина едва сдержал рвущуюся сквозь маску хладнокровия обеспокоенную улыбку.
– И что? Он ничего не попросил взамен?
– Почему же. Все как и всегда, – Уилл пожал плечами, взъерошив слегка вьющиеся тёмные волосы и пропустил пряди сквозь пальцы. – Он помогает мне – я помогаю ему. Для него это всего лишь бизнес. Не более. По крайней мере, он это описывал именно так, – тут же поспешил пояснить свои слова Уилл, заметив полный подозрения взгляд Даниэля. – «Ты мой человек, и я не могу позволить, чтобы мои люди прохлаждались, пока я горбачусь на благо этого общества», – не дословная цитата, но что-то такое он и имел в виду.
От Алана Маккензи не было известий все эти полторы недели, и Уилл был этому рад. Ни загадочных писем, ни внезапных автомобилей перед порогом – только блаженная тишина квартиры, жужжание лампочки и надоедливые мухи, пробирающиеся из-под приоткрытого от жары окна в прохладу помещения. Могло бы показаться настоящим раем, если бы не маленький красный неровный овал, которым была обведена дата выхода на работу с «вынужденного больничного». И если бы не ощущение пустой растерянности, преследовавшей Уильяма, – все последние дни до выхода на работу его не покидало чувство, что он встречался с Аланом и совсем недавно, но, как бы он ни силился, вспомнить при каких обстоятельствах и когда, он не мог. Ему казалось, что они о чем-то говорили.
Но чем больше Уильям думал об этом, тем нереальней ему казалось собственные мысли.
Даниэль потёр лоб и взмахнул рукой, выписав кистью пару кругов в воздухе. От этих фигур в глазах у Уилла начало двоиться, а отступившая на несколько минут головная боль вернулась с новой силой.
– А ты… уверен, что это все-таки безопасно?
– Знаешь, Даниэль, у меня как-то и в мыслях не было отказаться, когда меня посреди ночи подняли, повели в неизвестность, а потом втолкнули в машину и пожелали хорошего пути, – едко отозвался Уилл, прожигая друга взглядом. – Наверно, мне стоило сопротивляться и остаться там, да?
– Ты слишком резко реагируешь, дружище. Я же просто предположил…
– А я не очень хотел оставаться и ждать, пока мне запихнут куда-нибудь дубинку, а потом изобьют ею изнутри. Ощущения будут не из приятных, скажу я тебе. Я видел одного такого счастливчика в паре камер от моей. – Уильям нервно усмехнулся, и в этом смехе не было ни капли веселья, только холод и болезненная насмешка. – Вид у него был жалкий. А он ведь всего лишь не поделился сигаретами с Томми. А я, – Уилл развёл руками и извиняюще улыбнулся, – просто стряс с этого ирландца почти все деньги, что у него были. Надеюсь, мы с ним больше никогда не встретимся в этой жизни.
Даниэль расхохотался, запрокинув голову и схватившись за живот. Его плечи вздрагивали от каждого судорожного выдоха, вырывавшегося из его тела. От этого смеха губы на лице Уилла невольно изогнулись в улыбке.
– Я даже не сомневался в том, что ты даже там не упустишь возможности кого-нибудь раздеть, – Даниэль шутливо пригрозил Уиллу пальцем.
– Если есть угроза, что тебя разденут, надо брать инициативу в свои руки.
Двусмысленность этой фразы дошла до Уильяма только через мгновение. Его щеки резко запылали, воротник рубашки стал тесным, а воздух вокруг нагрелся. Уилл сдавленно сглотнул и, схватив свой стакан, опрокинул в себя все до последней капли под добродушный и искренний смех Даниэля.
– Эх, Уильям, Уильям, – покачал головой Даниэль. – Вот смотрю на тебя порой и гадаю, почему ты все еще не мой пациент.
– Потому что я скорее вскрою себе череп, – сглотнув набежавшую во рту слюну, ответил Уилл, – чем дам тебе в нем копаться своими загребущими ручонками.
Способность Даниэля решать проблемы ментального характера всегда поражала Уильяма. При всей неспособности Анхеля Куэрво хоть немного различать эмоциональное состояние собеседника, его кузен в пределах своего кабинета проявлял феноменальные умения.
