Лина Вальх
Повешенный
Уильям Генри Белл. Еще одно болезненное напоминание о детстве и об отце. Воспоминания, которые Уильям пытался спрятать как можно дальше на пыльный чердак своей памяти и как можно реже доставать. Но они все равно яркими маскарадными красками пробирались сквозь узкие щели, услужливо подкидывая Уиллу очередной повод задуматься о своей жизни.
Вскрывать старые раны было больно, но подливать масла в никогда не заживающие – до сладкого одурманивающего тумана в голове приятно.
Алан легонько толкнул Уильяма в бок и кивком указал на вылезшего на импровизированную сцену Анхеля. Испанец хлопнул несколько раз в ладоши, привлекая к себе внимание гостей, и широко улыбнулся, раскинув руки в подобии приглашающих объятий.
– Дамы и господа! Уважаемые сеньоры и прекрасные, очаровательнейшие сеньоры! Прошу минуту вашего внимания. Для нас большая честь приветствовать здесь сегодня нашего почётного гостя, что столь любезно согласился посетить наш скромный праздник…
Слова Анхеля потонули в аплодисментах толпы, когда из неё на сцену вышел уже знакомый мужчина в маске козла в сопровождении миниатюрной девушки.
– Интересно, он действительно считает, что его слова сейчас здесь так нужны? – скептично протянул Алан, выдыхая сизый дым.
Уильям промолчал. Жизнь действительно была забавной штукой. Почему-то именно в этот момент в его голове снова вспыхнули воспоминания последних недель, а под лопаткой зачесалось сказать крутящиеся на кончике языка слова. Уилл не знал, как Алан отреагирует, но он чувствовал, что сейчас самый подходящий для этого момент, – нельзя было быть уверенным, не встретятся ли они снова только через еще несколько месяцев, как это нравилось Алану.
– Я решил уйти…
Алан обернулся к нему настолько резко, что по позвоночнику Уильяма пробежали холодные влажные мурашки, слова вылетели из головы, а во рту мгновенно пересохло, и даже большие глубокие глотки вина не могли этого исправить.
– Что? – Алан всем своим видом пытался показать, что ему это всего лишь послышалось. – Ты хочешь меня оставить? Не ожидал я такого от тебя. После всего, что я для тебя сделал…
– Я решил уйти из этой больницы, – спохватившись, повторил Уильям, почувствовав, как внутри что-то сворачивается от неприятного ощущения, что тут же отступило. – Уже подыскал другое подходящее место в пригороде. Там как раз нужен хирург. И не так далеко от квартиры, которую… вы мне арендовали.
Алан молчал, поджав губы, и продолжал смаковать ими кончик наполовину выкуренной сигареты. Молчание было худшим, что ожидал Уильям. Было бы проще, если бы Алан сразу высказал ему все, что думал, но он лишь стоял и курил, отвернувшись от Уильяма и буравя взглядом сенатора. Словно Уилла здесь не было.
– Мы вернёмся к этому вопросу позже. – Алан бросил сигарету себе под ноги и носком вдавил в пол. – А пока у тебя есть время подумать над своим поведением.
Портсигар со звоном опустился на стол рядом с Уиллом. Уильям непонимающе уставился на Алана, но тот лишь загадочно улыбнулся и выскользнул сквозь полукруглую арку, исчезая среди галдящей, как маленькие воробьи, толпы. Уилл тяжело вздохнул и поправил ленты вокруг головы: Алан вызывал порой жуткую головную боль, но сейчас Уильям не был уверен, что ему это просто кажется.
Уже спустя несколько мгновений светлая макушка Алана вынырнула около Анхеля, а рука уверенно отодвинула испанца в сторону, что рассмешило Уильяма. Но он сдержался, отдав проходящему мимо официанту бокал.
– Я бы хотел воспользоваться правом хозяина этого вечера и пригласить эту очаровательную даму на танец. Если, разумеется, вы не против.
Голос Алана пронёсся по всему залу так, словно не было всей этой шумящей толпы. Сенатор обернулся вместе с дочерью, и теперь Уильяму стало хорошо видно ее аккуратную простую маску, в которой не было абсолютно ничего лишнего. Только плавные линии и золотая окантовка.
Высокий мужчина улыбнулся и коротко кивнул Алану.
– Конечно. Она вся ваша, мистер Кёниг.
Уильяму пришлось немного привстать на цыпочках, чтобы рассмотреть что-то за спинами мельтешащих зевак.
Девушка отпрянула от Алана и отступила на несколько шагов назад, стоило только ему протянуть руку. Все ее движения казались Уильяму медленными, ленивыми, заторможенными. Она чуть наклонила голову, изучая Алана внимательным взглядом, а затем зевнула, прикрыв рот маленькой ладошкой.
– Прошу меня извинить. Я слишком устала для танцев.
Даже под маской было видно насколько удивлённым было лицо сенатора, а взгляд, которым он посмотрел на дочь, выражал полнейшее непонимание. Лицо Кэтрин же было спокойным и отчуждённым, и она поспешила обратить своё внимание на тут же окруживших ее полукругом молодых мужчин. Уильям стоял достаточно далеко, чтобы разобрать, что они ей говорили, но по движениям их рук, по лёгкой полуулыбке на лице Кэтрин и по ее смеху было легко понять, что они определённо нахваливают ее и одаривают своим чрезмерным влиянием. Сенатор что-то еще сказал Алану – этого уже не было слышно в поднявшемся гуле и заигравшей музыке, но Маккензи его не слушал.
Губы Алана были изогнуты в довольной усмешке, когда он обернулся к Уиллу и начал пробираться сквозь расступающуюся перед ним толпу. Мужчина еще пару раз оборачивался на Кэтрин, но каждый раз тут же отводил взгляд, задумчиво поджимал губы и взъерошивал уложенные волосы. Он даже почти не заметил Уильяма, и тому пришлось отскочить в сторону, пропуская Алана к оставленному на столе портсигару. Тонкие пальцы Маккензи тут же вытащили сигарету, и мужчина посмотрел на Уилла полными маленьких лукавых чёртиков глазами и довольно ухмыльнулся.
– Что ж, Уильям. Кажется, мои дела в этом городе наконец сдвинулись с мёртвой точки. Я бы хотел поближе познакомиться с этой очаровательной мисс О'Брайан. Так что… тебе придётся повременить со своим увольнением.
Глава IX. Сестра
Декабрь, 1932
Анна умерла на Рождество.
Уилл тяжело выдохнул. Он уже добрых несколько минут стоял перед входной дверью новенького выкрашенного в серую краску дома, прижимал к себе обёрнутую в вощёную бумагу коробку и в нерешительности держал сжатую в кулак ладонь в нескольких сантиметрах от звонка. Пару раз он закрывал глаза, делал глубокие вдохи и говорил себе, что вот сейчас он это сделает, сейчас он опустит палец на звонок или в крайнем случае вкрадчиво постучит привычным для себя ритмом. И каждый раз поджимал губы, понимая, что не может этого сделать. В какой-то момент он даже был готов развернуться и уйти, сделать вид, что ничего этого не было, но его тут же остановили два холодных серых глаза и насмешливый голос в голове: «Ты так и не поговорил с сестрой. Как печально».
Дождь нещадными жирными каплями барабанил по тонкой натянутой ткани зонта, и Уилл вторил ему тремя уверенными и громкими ударами в дверь. Прислушиваться было бесполезно – все заглушала сплошная стена ливня, и все же Уиллу показалось, что где-то в глубине дома, сквозь окруживший его купол, быстро застучали женские каблуки. Заглянуть в окно Уилл побоялся и уже было собрался развернуться и уйти, как замер, настороженно глядя на поворачивающуюся дверную ручку.
– Кого там еще?.. – дверь распахнулась, и в грудь Уильяму едва не врезалась невысокая женщина. – Уилл?!
– И тебе доброе утро, Мэгги. – Неловкость, которую Уилл испытывал сейчас, могла сравниться только с тем, когда Даниэль в самом начале работы в клинике попросил посторожить в коридоре на случай, если следующий пациент придёт слишком рано. Белл переминался с ноги на ногу и с надеждой заглянул в глаза сестры: – Могу я войти?
Маргарет выгнула дугой бровь, при этом вторая осталась неподвижной, и поджала губы.
– Нет, – сухо ответила женщина, прикрывая дверь в прихожую. – Сейчас для этого не самый подходящий момент.
– Марджи, кто там пришёл?! Это Уильям?
Маргарет сдавленно выругалась под нос, тут же перекрестившись, и, прошипев что-то про «Чтоб вас всех побрал», оглянулась, спешно пытаясь захлопнуть дверь перед носом Уилла:
– Нет, это разносчик газет, и он уже ухо…
– Это я, мам!
Уилл ловко проскользнул в образовавшийся между Маргарет и дверным косяком проем, на ходу стягивая перчатки. Все было в точности, как он запомнил в свой последний визит. Просторная светлая прихожая, узкая лестница на второй этаж и гостиная прямо напротив входной двери. Даже отцовское кресло стояло на том же самом месте, размеренно покачиваясь от порывов вентилятора. Уилл напряжённо сглотнул: переступив через порог, он с головой нырнул в своё прошлое, чувствуя, как воспоминания мелкими мошками налипают на его кожу, оставляя после себя крупные чешущиеся пятна.
Зонтик зазывно щёлкнул и опустился в угол , коробка уместилась рядом, и Уилл поспешил скинуть с себя промокшее насквозь пальто. Жмущие новенькие ботинки сквозь силу были стянуты с ног, и Уилл с облегчением выдохнул, разминая затёкшие ступни. Маргарет прожигала брата недовольным взглядом и нетерпеливо стучала ногой, сложив на груди руки. Уилл в ответ на это лишь неловко улыбался и невпопад усмехался, вешая пальто и шляпу.
– Такая погода сегодня отвратительная, Мэгги, – прикусывать язык было уже поздно, а первая пришедшая в голову мысль как можно хуже подходила, чтобы разрядить накалившуюся обстановку. – Ты так не думаешь? – Уилл заглянул в зеркало, приглаживая растрепавшиеся волосы и встретился с Маргарет взглядом.
– Да я как-то и не обратила внимание. Вроде было солнечно, – женщина повела плечами, откинув за спину длинные каштановые волосы, и тут же поспешила добавить с кислой улыбкой: – пока ты не пришёл.
– И я тебя люблю, Мэгс.
Уилл схватил обёрнутую в бумагу коробку, быстро поцеловал сестру в лоб, пока она не успела опомниться, и тут же поспешил в гостиную, получив вслед мокрым полотенцем по спине и нарочито громко и обиженно выдохнув «Ай!».
В гостиной пахло апельсинами, гвоздикой и корицей. И это было единственным, что напоминало Уиллу о приближающемся Рождестве: выпавший в начале недели снег быстро превратился в чавкающую под ногами серо-коричневую грязь, а зарядившие дожди смывали ее в канализацию вместе с надеждами на холодное и приятное глазу Рождество. Невысокая ель размашисто раскинула свои ветви, прогнувшиеся под тяжёлыми игрушками, а ряд носков выстроился над камином. Маленький мир внутри дома разительно отличался от пустой, украшенной одним только венком на входной двери квартиры Уилла. Но он не мог сказать, что это отличие было не в его пользу.
Вслед за приятным ароматом горячего вина в нос ударил приторный запах ванили, пережаренного мяса и шалфея. Все, что Уильям не любил в Рождестве и с чем приходилось мириться из года в год. Индейка, которую к полуночи уже невозможно есть, горячие напитки, которые сквозь силу заливаешь в себя, и бесконечная череда поздравлений, которые повторяешь из года в год, настолько заученно и сухо, что уже и сам не веришь в то, что говоришь.
Уголки губ нервно дёрнулись, стоило Уильяму вспомнить Рождество в прошлом году и недовольное лицо отца. Это было даже забавно: каждый раз, как Уильям появлялся на пороге родительского дома, его встречали колкие слова, холодный воздух и чёртов запах сгоревшей индейки.
– Билли, мой мальчик!
Полный неподдельной радости голос из гостиной разорвал повисшую между Уильямом и Маргарет напряженную тишину, и он тут же поспешил воспользоваться возможностью.
– Я Уилл, мам, – улыбаясь, сквозь плотно сжатые зубы пробормотал Уилл, наклоняясь и целуя мать в щеку.
– Да-да, Билли, – проворковала женщина, приобнимая Уилла за плечи, и добродушно хохотнула, когда он отстранился. – Как твоя поездка в Англию? Не слишком понравилась тамошняя еда, да? Помню, мы с твоим отцом ездили еще по молодости в Лондон. Так там, скажу я тебе, даже в ресторанах еда была настолько жирной и невкусной, что я еще месяц мучилась изжогой. Правда потом выяснилось, что я просто была беременна тобой, – женщина заливисто расхохоталась, и Уилл с трудом сдержал рвущуюся наружу улыбку.
Коробка опустилась на стол, и Уилл удобно развалился в глубоком мягком кресле, сцепив пальцы в замок и похлопывая ногой по паркету, пока Маргарет терпеливо стояла у него над душой. Он чувствовал на себе ее недовольный осуждающий взгляд, но продолжал с безмятежной улыбкой наблюдать за суетящейся над столом матерью, чьи пальцы ловко раскидывали карты веером, а редкие выцветшие брови хмурились, каждый раз как она разочарованно цокала, сгребала карты и начинала все заново.
– Я тут пасьянс раскладываю, – женщина положила на стол очередную карту и сдержанно хохотнула своим высоким тёплым голосом. – Могу и тебе погадать, Билли.
– Меня зовут Уилл, мам. – Уилл на секунду закатил глаза. – Прошу, не надо звать меня Биллом.
– Конечно, сынок. Раз тебе не нравится «Уилл», я не буду тебя так звать.
Маргарет прыснула в кулак над ухом у Уильяма и попыталась спрятать рвущийся наружу смех в сдержанном почтительном кашле, как всякий раз делала их мать в обществе своих подруг или свекрови. Хорошие манеры – главное, чему их учили с самого детства. Хорошая жена, приличная работа и уважаемые в обществе знакомые – главные признаки успешного человека, которым Уильям никогда не станет. К расстройству своих родителей и к своему полному внутреннему одобрению.
– Давай-ка поглядим. Что у тебя там карты говорят…
Маргарет многозначительно кашлянула и опустилась в кресло напротив. Они с Уильямом прожигали друг друга взглядом и одаривали ехидными ухмылками, как когда-то в детстве. И только тихо напевающая себе под нос рождественские песенки мать отделяла их от того, чтобы высказать все, что вскипало внутри двух старших отпрысков семьи Белл. Они смотрели друг на друга, нервно сжимая подлокотники кресла, повторяли каждое действие друг друга. Стоило Уиллу закинуть ногу на ногу, как Маргарет делала то же самое, игнорируя осуждающий взгляд матери. Стоило Маргарет подпереть щеку кулаком, и Уилл повторил это движение, с улыбкой глядя на сестру.
– Так-так-так, – мать постучала ногтем по столу, вглядываясь в разложенные перед ней карты. – Что это тут у нас?
Женщина так низко склонилась над ними , что, казалось, еще немного и она упадёт , разобьёт нос, и Уиллу придётся оказывать ей первую помощь. Однако, к удивлению Уильяма, его мать тут же отпрянула от потёртых старых кусков бумаги и снова всплеснула руками – этот жест начинал выводить Уилла из себя, но он просто продолжал мягко улыбаться и делать вид, что все хорошо. Маргарет проследила за взглядом матери и подалась вперёд, с интересом разглядывая разложенные по аккуратным островкам карты.
– Что там такое? – Маргарет нахмурилась, перебегая взглядом с одной карты на другую, и напряженно прикусила губу; ее пальцы нервно перебегали по подлокотнику, и с каждой секундой лицо старшей сестры становилось все мрачнее.
Уилл поднял глаза к потолку и постарался не слишком позволять себе выражать лицом все, что он думает о карточных гаданиях, к которым так была неравнодушна вся женская половина семьи Белл. Король бубен все еще яркими вспышками неожиданных совпадений всплывал в памяти Уилла, но тот предпочитал отмахиваться, скидывая все на волю случая и свою мнительность.
– Беда, Марджи. Ой, что же делать! – запричитала мать и снова всплеснула руками. – Страшная беда. Но я не могу понять ничего из этого расклада. Бессмыслица какая-то. Что же творится-то.
Теперь уже и Уильям привстал на своём кресле, щурясь и рассматривая то, от чего так сокрушалась его матушка. Пара червей, пики и бубны. Ничего, что могло бы заинтересовать карточных игроков, но, судя по всему, что-то важное для экзальтированных барышень девятнадцатого века, к которым Уильям был готов смело отнести и свою старшую сестру, в тридцать три года проявлявшую удивительные чудеса наивности и отрицания науки.
Впрочем, винить ее он не мог. Он и сам получил в детстве весьма посредственное образование, а все, что знал сейчас, жадно впитывал будучи подростком. Финансы, которым его пытался научить отец, пригодились ему, только когда пришло время платить за жилье, а знание нескольких законов не спасло Уильяма от заслуженного наказания. Французский язык – Уильям усмехнулся, чувствуя, как язык сворачивается в трубочку, губы округляются, а из горла начинает вырываться хриплый гортанный звук, когда он пытается грассировать, – пригодился ему только один раз, когда он пытался объяснить французскому гостю, что теперь это деньги Уильяма, а добираться до родной Франции придётся вплавь.
– Кто-то неравнодушный и известие из казённого заведения, – пробормотала Маргарет. – И…
– Приближающиеся неприятности из-за ошибочных действий, которые приведут к приятному сюрпризу, – закончила за неё мать Уилла. – Бессмыслица какая-то.
– Действительно, – с ехидной улыбкой протянула Маргарет, откинувшись на спинку кресла. – Какая бессмыслица. Не очень-то похоже на предсказание будущего.
– Не стоит так сокрушаться, maman, – последнее слово Уильям выделил с особым усердием, как делал это в детстве. – Это всего лишь карты. Они не могут предсказывать будущее. Только отнимать ваши деньги. Или находить неприятности, – Уилл негромко рассмеялся.
Маргарет метнула в его сторону мрачный взгляд потемневших от беспокойства глаз, и Уилл осёкся, поперхнувшись воздухом. И мать, и сестра выглядели настолько правдоподобно, что Уильям даже забеспокоился: ни одна из них не верила в получавшиеся расклады уже больше десяти лет. Сейчас же взгляд Маргарет если и не пытался убить Уильяма на месте, чтобы он потом не мучился, так точно сулил ему инвалидность. Которая, к сожалению, не освободила бы Уилла от работы.
– Да бросьте, – Уилл состроил непонимающее выражение лица и развёл руками. – Неужели вы все еще всерьёз к этому относитесь? Это же просто…
– Уилли!
Уилл не успел среагировать, как на его шею ураганом накинулось нечто в красном пышном платье и повисло, крепко прижимаясь всем телом и тяжело дыша в шею.
– А кто это у нас такой большой? – Уильям подхватил девочку под мышки и усадил к себе на колени. – Какая красавица выросла. Смотри, что я тебе принёс, Мэри. – Уилл потянулся к подарку, несколькими уверенными движениями порвал обёрточную бумагу и открыл крышку. – Нравится? Даже у английских принцесс такой куклы нет. У неё даже глазки закрываются, если положить на спину. А какая кожа фарфоровая, ты погляди. И такая бархатистая, словно настоящая. Тебе нравится?
– Да-а, – девочка заворожённо смотрела на обрамлённое мелкими кудряшками личико куклы, а затем схватила и с силой прижала ее к груди. – Спасибо! Ты самый лучший на свете брат! Теперь Лиззи удавится от зависти!
Уилл сдержанно улыбнулся, чувствуя, как к щекам приливает краска, и поправил завитые в кудряшки короткие волосы сестры, все еще с довольным донельзя видом рассматривавшей куклу в руках. Мэри вертела свой подарок, заглядывала под пышное платье, накручивала на пальцы искусственные кудри, усаживала на колени и крутила нежные фарфоровые ручки. Она пристально изучала свой подарок и делала в общем-то то, что Уилл привык делать со своими пациентами, а затем заёрзала на коленях и подняла на старшего брата взгляд.
– Я услышала твой голос, но не хотела вам с Марджи мешать, – Мэри наклонилась поближе к Уиллу с заговорщицким видом и прошептала ему на ухо, прикрыв рот ладошкой. – Она все время ходит и бурчит на тебя, когда тебя нет.
– А ты что?
– А я сижу у себя в комнате и все слушаю. Чтобы тебе рассказать, – девочка с гордым видом посмотрела на Уилла, а потом неожиданно несильно стукнула его кулачком в плечо, но Уилл все равно болезненно охнул. – Ты обещал приходить почаще, а сам не сдержал своё слово. Ты куда пропал? Я скуча-ала. Считала дни, сколько тебя уже не было.
– Я тоже, Мэри, я тоже. Прости. У меня было очень много работы, Мэри. Обещаю, больше не исчезать так надолго, – Уилл заправил тёмную прядку за ушко сестры и поцеловал ее в висок.
– Без тебя тут скучно. Марджи все время нудит…
– Так, Мэри, ты уроки сделала?
– У меня каникулы!
Мэри соскочила с коленей Уилла и, показав Маргарет язык, быстро убежала по лестнице, громко топая своими маленькими ножками. Уилл сдерживался не больше нескольких секунд, прежде чем взорваться громким и искренним смехом, смахивая накатившие на глаза слезы. Маргарет только тяжело выдохнула и потёрла глаза, громко, чтобы все в доме слышали, прося у бога сил пережить еще один год, – быть старшей сестрой было сложно, а быть одновременно сестрой и матерью еще и невыносимо.
Мать Уильяма, уже раскинувшая новый расклад, недовольно цокнула языком и покачала головой, уставившись в карты, а затем в очередной раз всплеснула руками и заохала – все это так подходило какой-нибудь старушке, какой была бабушка Уилла, и так не подходило еще взрослой и зрелой женщине, которой была его мать. Уилл проглотил последний смешок и напрягся: он знал, что последует за этими жестами матери, и как и всегда хотел впервые в жизни ошибиться.
– Сходите, проведайте Анну, а я пока за детьми присмотрю. – Слова матери тяжёлыми плитами опустились на грудь Уильяма, и женщина тут же поспешила добавить, заметив, как замешкались Уилл и Маргарет: – Сходите-сходите. Не заставляйте ее ждать. Узнайте, как ее ребятишки. Уж больно давно она мне ничего не писала. И не звонила.
– Пять минут роли не сыграют. Сначала я закончу готовить, а потом мы с Уиллом сходим. Не волнуйся. И не нервничай. Тебе нельзя.
Маргарет поднялась и поцеловала мать в щеку, а затем коротким кивков указала Уильяму на кухню. Сгрёбши остатки подарочной обёртки, Уилл поспешил вслед за сестрой, не забыв напоследок еще раз заверить мать, что они непременно сходят, проведают Анну и все ей передадут. Как только найдут в себе силы это сделать. Рождественские встречи – так они с Маргарет всегда называли недолгие прогулки по городу и молчаливое созерцание ровного ряда гранитных плит в каждый канун праздника. Почему именно Рождество, – время, причинявшее обоим слишком много боли, – ни Уилл, ни Маргарет уже не помнили, но отчего-то Уильяму казалось, что стоит копнуть глубже и он непременно вспомнит.
Но хотел ли он этого?
Маргарет вплыла на кухню походкой опытной и ответственной хозяйки, чьи указания не подразумевают возмущений или отказа, на ходу обвязывая вокруг талии схваченный со спинки стула фартук. Маргарет остановилась около кухонной столешницы и медленно обхватила пальцами рукоять огромного ножа для рыбы. Пальцы несколько раз пассажем обхватили холодный металл, заставив Уилла занервничать, женщина вытащила из деревянной корзинки луковицу и тут же со звоном бросила нож.
– И откуда же у тебя деньги на такой дорогой подарок? – Маргарет резко развернулась, взглядом старшей сестры уставившись на плюхнувшегося за стол Уилла.
– А откуда у вас теперь такой дом? – с улыбкой парировал Уилл.
Маргарет обречённо простонала. Цветастый фартук сестры просто не располагал к тому, чтобы серьёзно воспринимать ее грозный вид. Уилл развалился на стуле, играясь маленькой ложечкой, что попалась ему под руку, и только довольно лыбился сестре. Маргарет сделала несколько глубоких вдохов и подошла к холодильнику.
– Ты просто невозможный. Есть будешь? – дежурным тоном матери бросила Маргарет.
– Не откажусь, – довольный, как кот, отозвался Уилл, сложив локти на стол и подавшись вперёд.
Наполненная до краёв макаронами с сыром тарелка со звоном опустилась на стол перед Уиллом. Маленькие рогалики из теста даже не были слипшимися – Уилл хотел бы научиться готовить их так же хорошо, но каждый раз он забывал, что за макаронами надо следить, а не читать одновременно очередное издание анатомического атласа или модный роман ДюМорье об очередной несчастной любви. Увы, Уилл мог испортить даже яичницу, и от голодной смерти его спасало существование в этом мире хлеба, колбасы и кофе.
– Так значит, ты снова вернулась к мужу? – Уилл вонзил вилку в несколько макаронин и отправил их себе в рот.
Маргарет передёрнула плечами и с остервенением разрубила хрустнувшую луковицу. Уилл сквозь силу сглотнул ставшие неожиданно липкими макароны и дотронулся до лба, проверяя, нет ли на нем выступивших от страха капелек пота. Нет, его кожа была сухой и холодной, а внутренний голос говорил, что сегодня ему не придётся доставать из своего тела острое кухонное орудие. Маргарет молчаливо продолжила нарезать лук, и Уилл, немного успокоившись, продолжил свой неожиданный обед, надеясь, что сестра не услышит то, как довольно урчит от еды его голодный желудок.
– Да, – наконец ответила Маргарет, заставив сердце Уилла замереть от неожиданности, а самого Уильяма подпрыгнуть на месте и схватиться за грудь от испуга. – Тебе что-то не нравится? Должна заметить, между прочим, что мой муж приличный человек и работает в банке…
– Твой муж жулик, Мэгги, – усмехнувшись, закатил глаза Уилл. – Он обворовал людей, не вернув им их вклады. Не уверен, что приличный и честный человек так бы поступил, когда на дворе кризис и все борются за последние центы.
– По крайней мере, мой муж не обкрадывает пьяных олухов, проворачивая школьные трюки, – тоном самого авторитетного аргумента ответила Маргарет.
Уилл на мгновение задумался.
– Действительно. Он обкрадывает трезвых олухов. Это несомненно огромная разница.
Маргарет обернулась, чтобы высказать очередную колкость о способах заработка Уильяма, но осеклась и сглотнула заготовленные слова, стоило ей увидеть довольное, как у мартовского кота, лицо младшего брата. Уилл закинул в рот еще несколько макаронин, и попытался оторвать от подбородка повисшую на нем прядку расплавленного сыра. Задача неожиданно оказалась слишком непосильной для Уильяма, и вместо того, чтобы избавиться от еды на лице, он лишь больше все испортил: теперь в сыре были рукава его рубашки и галстук, а Маргарет расхохоталась своим чистым хрустальным голосом.
Уилл поднял на сестру взгляд и только сейчас заметил то, что должно было уже давно привлечь внимание опытного врача.
– Тебя можно поздравить?
– Ты о чем? А, это… – женщина опустила взгляд на заметно округлившийся живот и рассеянно отмахнулась откуда-то взявшимся половником. – Спасибо.
– Надеюсь, на этот раз ты посоветуешься со мной при выборе имени для ребёнка, – Уилл наигранно насупился от обиды и ловко подхватил вилкой сыр, подтягивая ко рту и тут же стягивая его зубами с зубцов. – Ты должна мне два имени. Не забывай.
– Чтобы ты назвал его Даниэлем? – хмыкнула Маргарет, скептично выгнув бровь и сложив на груди руки. – Ну уж нет. Мне хватает одного Даниэля в твоей жизни.
– Почему сразу Даниэлем? Может это будет Даниэлла? – Уилл усмехнулся: щеки Маргарет вспыхнули от недовольства, и женщина открыла было рот, чтобы ответить на предложение Уильяма, как тот вскинул руки, снова заляпав себя сыром: – Ладно, брось, Мэгги. Ты покраснела как в тот раз, когда я выкинул твою любимую куклу в пруд. Я же шучу.
Увернуться от летящего в него полотенца Уилл смог только потому, что слишком хорошо и слишком долго знал свою сестру. Маргарет ничего не говорила: лишь тяжело дышала и прожигала Уильяма взглядом таких же темных, как и у него, синих глаз. Уилл улыбался, но эта улыбка давалась ему сквозь все большие усилия – выдерживать осуждающий взгляд сестры никто не мог достаточно долго, и даже он , человек, который вырос рядом с Маргарет и был как никто другой натренирован находиться с ней в любую погоду ее души, обычно сдавался через несколько минут.
Бросив вилку на стол, Уилл вздохнул и потерянно взмахнул руками, мол, «Я не знаю, чего ты от меня хочешь, женщина». Он стиснул зубы, напряженно копаясь в воспоминаниях, хотя каждое из них причиняло боль, и, собравшись с духом, почти шёпотом пробормотал в воздух:
– Если будет девочка, назови ее Фелицией.
Он не рассчитывал, что Маргарет в принципе его услышит сквозь шум вскипающей воды. Счастье обернулось для их семьи нестерпимой горечью на губах и седыми висками отца. Но почему-то именно это имя заставляло Уильяма чувствовать тепло. Губы Маргарет дёрнулись в лёгкой улыбке, и женщина слегка наклонила голову набок, прищурив глаза, отчего в уголках пролегли неглубокие добродушные морщинки.
– Я подумаю.
Натянувшееся между ними одеяло напряжения в одну секунду ослабло, и Уильям почувствовал, что дышать стало намного легче – он больше не ощущал невидимых электрических разрядов, щипавших его кожу, тяжелый плотный, как покрывало, воздух не давил на грудь, а губы не сводило от улыбок. Да и Маргарет выглядела вполне довольной сложившейся ситуаций. И все же Уилл чувствовал, что еще нельзя расслабляться – каждый раз, когда он терял бдительность, Маргарет стремительно наносила один удар за другим, поражая его в самые болезненные точки, как молния поражает одиноко стоящее в поле дерево. Так что Уильям решил немного перехватить инициативу и перевести разговор в безопасное для себя русло.
– И да, это не макароны с сыром, а сыр с макаронами. – Уиллу наконец удалось отцепить от себя последние кусочки проклятого сыра, и теперь он усиленно оттирал салфеткой остатки следов. – Вы ограбили сырную фабрику? – Уилл неловко усмехнулся, и этот смешок больше напомнил ему кряканье утёнка, отставшего от своей матери.
Маргарет с такой силой закатила глаза, что можно было услышать, как натягиваются нити в ее голове, ответственные за это движение. Женщина рассеянно отложила в сторону все кухонные принадлежности и оперлась о край столешницы, негромко мыча под нос детскую песенку. Уилл вернулся к макаронам, которые за время его борьбы с сыром успели немного остыть, но от этого не стали менее вкусными или несъедобными. Постепенно кухня заполнилась молчанием, прерываемым только воодушевлённым чавканьем Уильяма и стуком ноги Маргарет.
– Итак, – наконец с сарказмом бросила Маргарет, как только Уилл отставил в сторону опустошённую тарелку и налил себе в стакан воды, – ничего не хочешь мне рассказать?
– Ммм, нет? – с сомнением посмотрел на сестру Уилл, круговыми движениями заставляя воду в стакане проноситься по стенкам.
Маленькие шестерёнки в голове Уильяма задвигались с ускоренной силой. Ему определённо было нечего сказать сестре, но щекочущее нервы чувство подсказывало , что добром этот разговор не кончится. Маргарет смотрела на него с прищуром, морщила широкий вздёрнутый нос и осуждающе качала головой, словно Уилл был нашкодившим школьником, который не хотел признаваться в самом страшном в своей жизни – несделанной домашке.
– Мне звонил Даниэль. – Он хотел бы, чтобы этот разговор закончился на одной этой фразе, но Маргарет продолжила, окончательно добивая Уильяма и его желание не убивать Даниэля: – Четыре месяца назад. Сказал, что ты вышел на работу, как будто ничего и не произошло. Как ты хочешь, чтобы я это все понимала, Уилл? Четыре месяца и ни одного сообщения о себе. Я думала, мы семья. Или я тебе нужна, только когда у тебя проблемы, а когда все хорошо, ты…
