Леопольд Валлберг
Соломенный век: Сутемь

Он показал на девчонку, которая с сердитым видом восседала на его плечах. Никак злилась, что не тот извозчик попался. Подхватив на ходу пару камешков со склона, Рустам всучил их насупившейся девчонке.

– Покажи им, как ты забрасывала тех негодяев! Ы-ыр!..

Рустам наигранно зарычал и неловко швырнул камешек вниз. Увидев в этом прекрасный повод выпустить своё дурное настроение, девчонка откликнулась на вызов и ответила негромким, но более яростным и естественным рычанием.

– Ы-ы-ыр!

И швырнула свой камешек.

– Во! Твой дальше улетел! – Рустам признал своё поражение, бегло глянув вниз (ребёнка легко заверить тем, что он, де, точно отсюда различает среди несчётного количества камней их два). Подобрав ещё два не менее убойных снаряда, он всучил их девчонке. – На, засунь себе в кармашек про запас, и если попадутся разбойники, кричи и бросай со всей силы! Как Кира учила.

Миракандцы машинально оглянулись, высматривая ту, чьё имя подозрительно часто упоминалось. Арест говорил, что у них имеется одна-единственная винтовка, а её видели только у одного человека за спиной. Никто другой ни разу не взял её в руки, да и владелец не подавал виду, что готов кому-то доверить её. Рустам мог безобидно обмануть ребёнка, но в том, чтобы водить взрослых за нос, никто не видел никакого смысла. Даже при всех очевидных признаках воины с трудом принимали кажущееся для них невозможным. Они, наверное, быстрее бы поверили – если бы не это расстояние между стрелком и целью! Тут даже самые отъявленные хвастуны прикусили бы язык.

Один из мужчин даже остановился, ошалело смотря на склон соседней горы и прикидывая, на сколько сот метров нужно переставлять прицел, чтобы пуля попала точно в цель.

Скромность красит девушку – говорят в народе. Тогда, пожалуй, следует сразу безоговорочно признать самую красивую из всех, которую они до сих пор видели. Ибо Кира никаким образом не упомянула за завтраком о своих заслугах.

Она шла в самом хвосте, замыкая шествие со своим ручным волком. Из-за плеч у неё выпирал ствол винтовки, на боку висела набитая чем-то сумка, на другом под пояс рядом с чехлом ножа был привычным образом заткнут чекан, в одной руке она держала копьё, опираясь на него, как на посох, а в другой несла арбалет, ухватив его большего удобства ради за дугу. С таким грозным арсеналом она могла в горных условиях одна сдерживать целый отряд разбойников.

Надо будет ещё раз приглядеться к ней получше на следующем привале.

Слишком она особенная. Как тигрица в своре собак.

Жаль, что нельзя потрогать, чтобы убедиться, что она настоящая.

Точно ведь не поверят дома.

Часть 2. Равиль

Только подумать, как быстро всё может измениться. Вроде смотришь в безоблачную синеву, которая ничем не предвещает беды, и вдруг, нежданно-негаданно, гром среди ясного неба.

Равиль, седовласый старик преклонного возраста, и Назар, коренастый мужчина лет сорока, думали об одном и том же, шагая по улицам города. Встречные приветливо здоровались с ними, с некоторыми они успевали переброситься на ходу вежливыми фразами. Каждому было видно, что они не просто прогуливаются по городу, а идут в определённом направлении. Нетрудно было даже догадаться, в каком.

Мираканд считался большим городом. Раскинувшись между гор, он тянулся на много километров во все стороны, забираясь зданиями и на гору, где склон был более пологим. Во время большой войны он не был разрушен бомбёжками до основания, и в нём уцелело много зданий. Со временем они обросли пристройками и бараками, разбив город на разные кварталы. Не все были равномерно заселены, почти полгорода фактически пустовала, медленно зарастая деревьями и бурьяном, ибо жители стремились селиться ближе к центру. На внешней стороне, между крепостными стенами и двухметровым валом, который опоясывал весь город, жили в основном крестьяне, животноводы – там было достаточно места для постройки сараев и возведения хозяйств, – а также кочевники, которые довольствовались за время пребывания и убогим жильём.

Туда и направились сегодня градоначальник с комендантом. В одном из таких пустынных районов теперь ютились беженцы из Сутеми.

Годы спокойной жизни были прерваны. И здесь уже год с беспокойством следили за тем, что намереваются предпринимать южане на другом берегу Бурной, но пока те были далеко за горами, густыми лесами и быстротечными реками, а правящие круги не имели точных сведений о их количестве и месторасположении, никто не хотел идти на риск и выдвигаться с войском навстречу, ослабляя этим городской гарнизон. Тревожная весть из Сутеми опередила донесения разведчиков из дальних окраин на два дня, и все они в один голос подтверждали факт начавшейся переправы южан на северный берег. Вслед за этим из лесных деревень в город потекли жители целыми караванами, чтобы переждать набег южан под защитой гарнизона.

Следуя давно выработанной тактике, город готовился к осаде. Градоправитель заботился о благоустройстве прибывающих день за днём беженцев со всей округи, а комендант отсылал наряды, чтобы быть в курсе происходящего в дали, докуда невозможно было дотянуться взглядом даже сквозь самую мощную подзорную трубу, и доставал со складов запасы оружия и стрел, распределяя их между ключевыми постами и частями, сформированными из новобранцев.

Падение крепости многое значило для Мираканда. Со стороны южан это было прямым объявлением войны столице, и теперь город жужжал, как потревоженный пчелиный улей. Между двумя сторожевыми башнями в горах и городом постоянно патрулировали воины, а перед ущельем, по которому шла дорога в соседнюю крепость, был выставлен отряд заграждения для сдерживания неприятеля, если бы тот вознамерился пойти этим путём. Беженцы из Сутеми странным образом пришли не по нему.

Зная получше этот народец, вообще не следовало этому удивляться. Бывший предводитель всегда охотно вёл себя как неотёсанный грубиян и таким поведением олицетворял собой всё лесное племя. Авантюрист и задира – так можно было в двух словах охарактеризовать его. Да будет земля ему пухом.

Новый предводитель ещё не выявился. Каждый раз приходилось разговаривать с кем-то из мужской компании, кто брал слово за других. Назара это не особо напрягало, ибо его делом было обеспечить город достойной охраной, а лагерь беженцев находился внутри его. Мирские вопросы насчёт обеспечения жильём, продовольствием и прочим его не касались. Это всё должен был решать Равиль. А он, руководствуясь своим проницательным умом и долгим жизненным опытом, точно определил, что в этом муравейнике есть своя королева и именно она является тайным лидером, которую муравьи-солдаты прикрывают.

Эта неопрятная дева с жёстким взглядом была для всех настоящей загадкой, ибо сумела совершенно непонятным образом – для жителей демократичной столицы, – своей непостижимой силой подчинить горделивых дикарей. В ней угадывался острый ум, это Равиль распознал быстро, и для него главным вопросом был тот, каким дипломатом она окажется, когда настанет её черёд говорить за всех. Как командир она без всякого сомнения успела показать свои сильные стороны. Провести табор женщин и детей с боями через горы с горсткой воинов было подобно чуду. Когда они спустились с гор и ступили в пределы города, именно на ней задерживались пытливые взгляды горожан, и ни о ком другом не ходило нынче столько пересудов в городе. Что было поразительнее всего – мужчины из гарнизона Сутеми, которые спаслись после жесточайших боёв за свои стены, смотрели на незнакомку с такими же изумлёнными лицами, как горожане. Словно они её совершенно не знали.

Как только дозорные со смотровой башни заметили в горах приближающихся путников, они подожгли на вершине сигнальный огонь, предназначенный для экстренных случаев. Этого не делали уже так много лет, что многие и не помнили, когда и по какой причине последний раз в городе объявляли чрезвычайное положение, так что легко можно было представить себе, какой эффект это произвело на жителей. Прибывшие люди были изнеможёнными от многодневного похода через горы настолько, что на них больно было смотреть. Большинство детей уже не в состоянии были идти, и их несли на руках взрослые или волочили за собой на волокушах. Табор растянулся в очень длинную вереницу – кто-то мог идти быстрее, кто-то вообще больше не мог. Первые спустились с гор в полдень, упав родным в крепкие объятия со слезами, последних принесли на носилках ближе к вечеру. Миракандцы сразу же бросились сообща обустраивать соседей, забыв о былой неприязни. Дорога, что вела из центра города к лагерю сутемьских беженцев, теперь не бывала безлюдной. Здесь постоянно ходили туда-сюда горожане, доставляя необходимые вещи, продукты и оказывая другую посильную помощь, а также наряд воинов, патрулирующий окраины города, который никогда не прочь был свернуть на часик-другой и поговорить по душам с хмурыми мужиками, изрядно потрёпанными в кровопролитных боях.

Кое-какие контакты между жителями Сутеми и Мираканда всегда были, охотники и торговцы постоянно кочевали с места на место, кому жизнь в городе надоедала, переселялся всей семьёй – нередко в Сутемь; кто-то наоборот – переезжал в столицу, где жизнь и веселее и богаче. Любой горожанин, впервые пришедший в лагерь по какому-то поводу (поделиться добром – самый лучший), невольно искал глазами какие-нибудь знакомые лица. Когда находились даже дальние родственники, эта встреча скрашивала радостью унылую и удручённую атмосферу, царившую здесь. На лицах людей глубоко отпечаталось то, что им пришлось пережить. Дети не прыгали и не лазали по развалинам, а жались кучками, боясь отходить далеко от матерей. Женщины хозяйничали у костров, обхаживали больных и раненых. Мужчины наспех латали прохудившиеся крыши бараков, заделывали дыры в стенах и чинили двери. И в гуще этого муравейника почти всегда можно было без труда заметить муравьиную королеву, которая не считала нужным прятаться в каких-то недрах и трудилась наравне с другими.

Сложив в уме картину из всего, что Равиль узнал (а как градоправитель он узнавал очень и очень многое) и увидел сам при посещениях, он сделал свои выводы. В далёком прошлом ему посчастливилось сыграть пару шахматных партий с Ларсом, и он вовсе не считал его настолько неподатливым и грубым. Человек с таким стратегическим мышлением заслуживал лучшего, нежели погибнуть при попытке осуществить свой отчаянный замысел. Но вероятно самая большая его заслуга была в том, чтобы распознать достойного последователя (и эти малоизвестные сведения градоправителю удалось узнать). И вот его сегодня Равиль непременно намеревался вызвать на откровенный разговор. Пересекая пустырь, который вёл к главной площади лагеря, где всегда горели костры и сновали жители, он завидел знакомую фигуру перед бараками. Высокопоставленных лиц здесь тоже уже знали, и некоторые из мужчин, заметив их приближение, бросали свои занятия, неспешно стягиваясь туда, где в данный момент находилась Кира (ещё один верный знак). Оставив своё занятие при подходе гостей, она встала в ожидании. Чуть в стороне, как обычно делала, не встревая в разговор. Равиль усмехнулся про себя. Удобная и обманчивая тактика женщин, которой можно легко подкупить даже искушённых.

Кира доселе не вела прямых разговоров с градоначальниками, поэтому эта встреча началась с некой заминки, когда взгляд Равиля остановился на ней. Обе стороны толком не знали, как приветствовать друг друга. Одним как-то не пристало начинать разговор с церемониальных фраз, а другим казалось диковатым просто начинать сразу говорить по делу, без привычных отступлений. Тем более с женщиной, которая всегда вела себя с некой отстраняющей прохладцей. И пока Кира выжидающе смотрела на лица дипломатов, Равиль выискивал глазами какой-нибудь повод, чтобы с него начать разговор. Вероятно, его смущала и сбивала с толку даже не разница в культуре общения, а вот этот её взгляд. Словно на тебя смотрел хищник, изучая на предмет того, что ты за зверь и как от тебя защищаться или нападать. Очень неудобный взгляд, заставляющий слегка нервничать.

Назар только вскользь посмотрел на Киру и отвёл глаза в сторону. У него не было особых тем и компанию Равилю он составил по его же просьбе из вежливости, поэтому предоставлял ему первое слово. С самой первой встречи эта девка его раздражала. Он ещё не мог понять, чем именно. Может, своим прямым, беззастенчивым взглядом. Может, всем своим независимым видом. Или тем, что он вообще не переносил женщин в роли предводителей. Ладно, если бы она решала мирские вопросы – но командовать воинами? Абсурд какой-то! Назар был убеждён в том, что женщинам не место в войсках, разве что в роли поварих и медсестёр. И больше всего его бесило, что она всегда носила за спиной винтовку, словно боясь с ней расстаться даже на минуту. Без сомнения это была очень ценная вещь, которой следовало дорожить, тем более теперь, когда гарнизон Сутеми остался почти безоружным. Но чтобы делать это демонстративно, при чём коллективно, ибо никто из соплеменников не смотрел на неё с завистью, а скорее наоборот – как на символ власти, словно это скипетр, – казалось Назару явным преувеличением. Это выглядело так, будто мужчины решили сообща побаловать самую привлекательную девушку, задаривая её всем, чем только могли. Вот тебе, пожалуйста, самое лучшее оружие, развлекайся в своё удовольствие. Если хочешь, мы даже на руках тебя носить готовы, ты только знак подай…

Что в это время испытывала Кира к нему, Назар не мог уловить. Она ко всем гостям относилась одинаково прохладно. К ней даже дети редко подбегали. Человек, который выделяется чем-то необычным из толпы, всегда притягивает к себе пристальные взгляды. А она выделялась своей обособленностью. Комендант с интересом выслушивал впечатления своих подчинённых о новоприбывших, и о ней в каждом разговоре обязательно упоминалось хотя бы вскользь. Нехотя Назару пришлось принимать и её в статусе наиболее влиятельных людей в сутемьской компании.

Уж не ревновал он её случаем, как более опытного боевого командира? Чем, собственно, Назар мог похвастать? За годы пребывания на посту коменданта у него ни разу не было возможности показать себя на поле брани в деле. Когда беженцы прибыли и рассказали о своих злоключениях, всем стало очевидно, что в горы длинноволосую девку понесло не сдуру, и пустись она с табором в более лёгкое путешествие через ущелье, никто бы не вышел с этой стороны из него. Даже миракандцы уважительно отзывались о ней, наслышавшись рассказов, в достоверности которых никто не смел усомниться.

– Я хочу ещё раз выразить вам мои соболезнования, – начал Равиль с самого главного. – Ваши потери для нас такая же скорбь. У нас были в прошлом разногласия в некоторых вопросах, но это не должно служить поводом отворачиваться друг от друга. Мы всегда рассматривали весь наш народ как большую семью, а в какой из них не бывает ссор? И беда, которая приключилась с вами, это и наша беда.

Сутемьские воины спокойно изучали свои руки и землю под ногами, выслушивая участливые слова градоначальника, который искренне хотел примирения.

– Этой беды можно было избежать год назад, – сказал мужчина с ожогами на лице, который стоял чуть позади. В его сиплом голосе слышалась горечь эмоций, которые он сдерживал. – Тогда вы предпочли отвернуться. А теперь эта беда идёт большими шагами сюда.

– Что думаешь ты? – обратился Равиль напрямую к Кире.

Это был самый удобный момент, чтобы перевести разговор в другое русло, который уже сейчас начал упираться в ожидаемые притязания. Градоправитель внимательно наблюдал за тем, как поведёт себя девушка. Она вдумчиво посмотрела на лица товарищей вокруг. Это был не робкий взгляд, спрашивающий позволения сказать своё мнение.

– Я думаю, что вам следует лучше задуматься о потерях, которые ждут вас, – ответила Кира суховато. – Южан не остановят горы. Река их тоже не остановила. Крепость для них тем более не преграда.

– Не хочу никого унизить, но Сутемь плохо годится в сравнение с Миракандом, – осторожно заметил Назар. – Как численно, так и в плане вооружения.

– У вас есть чем остановить роботов? – прямо поинтересовалась Кира, предупредив вспыльчивые реплики товарищей.

Назар замялся. Это был неожиданный выпад в его сторону. Он готов был с лёгкостью убедить любого, насколько грамотно обустроен город для защиты и как вышколено войско, готов был даже провести экскурсию для наглядности… Про наличие артиллерии у неприятеля он тоже был осведомлён и мог успокоить тем, что против одной пушки они могут выставить целых три. Но что касалось тактики обхождения с роботами, тут ему было нечего предъявить. Машины давно уже не проезжали по здешним окрестностям, и если бы не разруха, которую они оставили после большой войны, про них бы многие забыли. Но списывать их со счетов было бы опрометчивым. Люди уже однажды сделали эту роковую ошибку.

– А зачем им на нас нападать?

– Вот об этом я не догадалась спросить, когда последний раз их видела! Хотя мне тогда и некогда было, я радовалась, что вообще могу свободно дышать.

Теперь Равиль видел перед собой настоящего лидера. Это была не наглая и сумасшедшая девка, которой захотелось поиграть на эмоциях, это был лютый вожак, который вступил в схватку с соперником. Никто из мужчин не встревал со стороны, пытаясь перехватить у неё слово. Только Аскар ограничился тем, что внёс краткое пояснение во избежание недоразумений.

– Она была в плену, – сказал он. – Мы её нашли среди болот за три дня до того, как началось наступление.

– В плену у роботов? – съехидничал Назар.

– Роботы не берут никого в плен. Либо ты им друг, либо мёртв, – спокойно ответила Кира, не поддаваясь на провокацию. – Как я вижу, вы им точно не друзья.

– Тебе удалось бежать? – неподдельно удивился Равиль. – Тогда ты наверняка знаешь больше?

Ещё как!

– Я знаю столько, сколько можно узнать за год сплошного кошмара.

Ещё один выпад. Это был тонкий намёк на то, что Мираканд слишком долго терпел недружелюбных соседей под боком. Именно этот немаловажный нюанс торчал большой занозой в отношениях между Сутемью и столицей. Ларс настаивал на превентивном нападении и активной защите на дальних рубежах, чтобы предотвратить вероятную переправу южан через Бурную, а Мираканд предпочитал бездействовать в роли наблюдателя. А одного гарнизона лесной крепости было однозначно мало, чтобы рассчитывать на какой-то успех. Даже захват Сходки в прошлом году не послужил веским аргументом, чтобы сподвигнуть Мираканд на более решительные действия – а это была уже прямая угроза Сутеми.

Равиль вздохнул и окинул взглядом окружающих. Разговор явно не клеился. Кира оказалась таким же жёстким и немногословным дипломатом, как и её предшественник. Градоправитель, в отличие от Назара, не испытывал к ней антипатии, но чувствовал некую скованность в отношении, которая обычно бывает, когда между людьми была в прошлом серьёзная размолвка. Странно лишь то, что они не могли быть в прошлом знакомыми. И тем не менее оба интуитивно чувствовали этот неприятный привкус. Антипатии Назара ещё больше усложняли положение Равиля, от которого теперь требовалось тонкое чутьё, чтобы вывести разговор в более конструктивную плоскость. В конце концов они пришли ведь ради этого сюда, а не чтобы устраивать перебранку.

Его глаза остановились на шахматной доске, которая осталась стоять на пне. Когда они подходили, Равиль успел заметить, что с этого места вставали трое: Кира, Аскар, которого проницательный старик охарактеризовал для себя как первого советника, и вон та женщина с робким взглядом, которая ушла на почтительное расстояние, продолжая искоса наблюдать за ними со сложенными на груди руками. Даже она всем своим видом показывала своё недоверие гостям.

Фигуры на доске говорили опытному игроку о том, что это была скорее не прерванная игра, а задача для решения ситуации. Как бы охотно Равиль сыграл сейчас партию! Нет лучшей атмосферы для делового разговора, чем за умной игрой. Во-первых, собеседники расслабляются, забывая о внутренней напряжённости, а во-вторых, по манере игры можно кое-что узнать и о характере человека напротив.

– Ты учишься играть в шахматы? – спросил Равиль, показав на игральную доску.

Аскар сдержанно рассмеялся. Какая лестная оценка его способностей!

– Я сама даю уроки, – холодно ответила Кира, даже не улыбнувшись.

И опять на её лице считывался укор. Равиль начал теперь понимать, почему они не могут найти общий язык. Они не могли привыкнуть к тому, что эта девушка обладает качествами, которых обычно ожидают от мужчин. Метко стрелять (слухи до всех ушей уже успели донести), принимать твёрдые решения и играть в шахматы – совершенно неженскую игру, которая требовала наличие жёсткой логики и дальновидности.

– Не предложишь ли сыграть партию? – Равиль улыбнулся.

– С удовольствием, – равнодушно дёрнула плечами Кира. – Но я не играю просто так.

Этот человек не переставал удивлять, раз за разом заставляя одного недоумевать, а другого в очередной раз ухмыляться. Поведение Назара потихоньку становилось уже неприличным. Он вёл себя так, будто только и ждал удобного повода для открытой ссоры.

– И на что ты готова играть?

– Наше войско против вашего.

– В каком смысле?

– Если я выиграю, то мы наберём себе столько воинов, сколько нужно.

– Нужно – для чего? – с наигранной простотой спросил Назар. Его терпению неумолимо приходил конец после всех выходок этой самозванки.

– Для того, чтобы отбить назад Сутемь.

Назар развёл руками и фыркнул. Это была последняя капля.

– Чем вам здесь плохо? – Равиль постарался сгладить накалённые эмоции, которые уже готовы были выплеснуться за край. – Мы дали вам приют не на время, вы можете обосновываться в городе насовсем!

– Как долго вы собираетесь валять дураков?! – вспыхнула Кира, заговорив гневным тоном. – Сутемь была всего лишь разминка для южан! Вот уже год, как они спокойно зачищают весь берег Бурной и готовятся к нападению. А вы вместо того, чтобы удерживать их на том берегу, позволяете спокойно переправляться! Теперь у них все дороги под полным контролем, и вам действительно больше ничего другого не остаётся, как отсиживаться здесь. По мне можете хоть лопнуть от своей храбрости, но я сильно сомневаюсь, что у вас на открытой местности будут против них хоть какие-то шансы, так что я не собираюсь тут сидеть и на всё это смотреть. Если вы действительно хотите знать моё мнение, то единственное, что может сейчас спасти город – это ударить им в тыл, чтобы заставить растягивать силы на два фронта! А это можно сделать только в обход через Сутемь! Хотя, о чём это я?.. Может быть вы и не собираетесь с ними воевать? Вы так миролюбиво к ним всё это время относились, что я на их месте ожидала бы, что вы и город так же миролюбиво сдадите.

На площади воцарилась тишина. Мужчины переглядывались между собой, осмысливая высказанное. Даже на лицах сутемьчан отражалось неподдельное изумление. За посиделками на дозоре они многое из своей жизни успели рассказать Кире, в частности о проблематике с южанами и всем сопутствующим, но никто из них не думал, что скупая на слова «болотная кикимора» сможет так чётко всё обобщить. Равиль с Назаром тоже хлопали глазами. Возразить им было нечем, хотя кое-кому и очень хотелось. И разве не для этого они шли сюда, чтобы обсудить план действий? Равиль всей душой желал сейчас такого человека, у которого был бы хоть какой-то продуманный план – и решимость, претворить его в действие. Но что самое важное: чтобы этот человек точно знал, что происходит там, за горами; чтобы он рисовал себе картину в своём воображении не на шатких донесениях и слухах, а располагал достоверной информацией и сам своими глазами это видел. Сейчас этот человек стоял перед ними. Глупо было лишь то, что это была женщина, посмевшая открыто поставить на кон свои амбиции, которые были на голову выше комендантских, а Назар ни при каких условиях не смог бы смириться с положением подчинённого перед таким полководцем. Эти два человека при любом положении дел взаимоисключали друг друга.

– Так как? – спросила Кира, показывая на шахматную доску и напоминая о предложенной партии. – Или с вами можно играть только на раздевание?

Посмотрев на Назара, она дёрнула бровью и лёгким жестом откинула волосы с плеч. Этот приём был скаутам уже знаком, но в отличие от своей первой жертвы: Ларса – второй жертве Кира подарила вместо кокетливой улыбки циничную усмешку. Её тело показывало, какое оно соблазнительное, а глаза говорили, какое ничтожество перед собой видят. Мужчина на её месте сейчас показал бы вместо этой утончённой издёвки крайне пошлый жест.

Это был теперь пинок ниже пояса (заслуженный – подтвердил бы любой сутемьчанин). Едва только успев открыть рот, чтобы отпустить не менее хамский ответ, Назар пошатнулся от полученного удара в челюсть, еле устояв на ногах.

– Это Ларс перед смертью велел тебе передать! – язвительно сказал Аскар, тряхнув ладонью.

Назар потёр щёку с розовеющим отпечатком кулака, сплюнул и посмотрел на него налитыми злобой глазами. Люди вокруг всполошились. Драку никто затевать не намеревался, и всё произошло слишком быстро. Сказывалось нервное напряжение, которое даже самых терпеливых доведёт до чёрточки. Аскара сразу оттянули назад, а Равиль встал между зачинщиками мордобоя, чтобы унять обоих. Сейчас всем следовало вздохнуть и успокоиться.

– Что это? – спросила Кира, показывая Равилю на грудь, где свисало ожерелье, которое вывалилось из-под верхней одежды.

Она всё ещё смотрела холодным взглядом, не выражая расстройства по поводу крайне неловкой ситуации, в которой она была также повинна. Мало того – она не просто не жалела, а даже как будто нацелилась на новую жертву для своих насмешек.

– Вы носите женские украшения?

Равиль окончательно опешил. Женщина! Ты, в конце концов, когда-то прекратишь издеваться над ними? Или тебе доставляет удовольствие учинять драку между мужчинами? Оглядев сутемьских мужчин, Равиль понял, что она не насмехалась, а искренне интересовалась этой вещью. Женщина ведь! А какая из них не заинтересуется украшением, пусть и крайне простеньким?

– Ты серьёзно не знаешь? – недоумевающе спросил он.

– Откуда ей знать, если она выросла в лесу? – опять встрял Аскар. – Она-то и в Сутеми ни разу не была, пока мы её с рейда не привели! Мы вообще не знаем, кто она такая, а мужики из гарнизона даже её имени не знали, когда мы все пришли сюда.

Вот он сейчас точно насмехался над ними. Для шутки это было слишком глупо, но и для правды абсурдно. Порицательно покачав головой и махнув рукой, Аскар обратился к Кире, которая ждала вразумительных объяснений.

– Это здесь такой символ власти. Народ каждый год собирается, чтобы сообща выбрать правителей. По бусинам всем видно, сколько за него проголосовали и что доверили. Белые камни – за мир, чёрные – за войну. Ну, это кому что важнее. Кому-то хочется пасти овец и выращивать овощи, а кому-то хочется, чтобы в городе была надёжная охрана. Смотря, кто к чему тяготеет, всегда получается так, что у кандидатов разные сочетания, и один тогда перенимает должность градоправителя и отвечает за хозяйство, а другой – должность коменданта и отвечает за войско. Я правильно объясняю?

– В общих чертах – да, – подтвердил Равиль.

– А почему так мало бусин? – спросила Кира. – Получается, что не все могут выбирать?

– Кстати, да – почему? —тоже поинтересовался Аскар.

– Выбирать могут все, – пояснил Равиль. – И приезжие тоже. Счёт просто идёт сперва десятками, а потом сотнями.

– У нас всё проще. Кто показал, на что способен, тому и править, – с толикой небрежности сказал Аскар и показал себе на щёку, намекая Назару на полученный тумак. – Как у дикарей. Это у нас решает.

– Ты хочешь сказать… – Равиль недоговорил, с намёком показывая на хрупкую девушку.

Наконец у него появилась возможность не только перевести разговор на другую тему, по и вынудить оппонентов открыто признать то, чему Равиль долго искал подтверждения. Ответной нападки он не боялся – бить старика не стал бы ни один мужчина, считающий себя таковым. К тому же Равиль знал, что с сутемьскими людьми нужно разговаривать на их языке, сильно присоленным грубыми и язвительными насмешками, чтобы чего-то добиться.

– Она победила умом, – без обиняков ответил Аскар. – Это наши белые и чёрные камни: ум и сила. У нас тоже один из главарей больше думает, а другой больше делает. Рука и голова.

Он ради убедительности этой простой философии постучал себе по лбу. Равиль довольно усмехнулся уголками рта. Замечательно! Вот теперь самое время попросить всех пойти заниматься своими делами, и уединиться с главным ответственным для более спокойного разговора с глазу на глаз.

Равиль не успел озвучить свою просьбу, как вновь застыл в замешательстве. Кира, достав из кармана похожее ожерелье, как у градоначальников, задумчиво морщила лоб, сравнивая их и пытаясь найти взаимосвязь. Набор чёрно-белых камней у всех отличался: у Равиля преобладали белые камни, у Назара – чёрные, у ожерелья в руках Киры было одинаковое соотношение. Но это были однозначно миракандские камни. И это была однозначно не подделка, ибо за такое грозило суровое наказание.

– Откуда это у тебя? – полюбопытствовал Аскар, удивлённый не менее других наличием такой вещи у девушки, выросшей в лесной глуши.

– От моей матери, —задумчиво ответила Кира. – Это всё, что мне осталось от неё в наследство. Она мне никогда не говорила, откуда у неё это. Я всегда думала, что это просто украшение…

– Как звали твою мать? – с волнением спросил Равиль.

– Юна, – ответила она с промедлением.

Теперь ему всё стало ясным. Как же он раньше не разглядел знакомые черты на её лице? Этот открытый взгляд и поджатые губы, говорящие о её упрямстве, которое могло доходить до неистовства. Эта воинственность и жёсткость слов. Даже если бы он мог забыть последнюю женщину, некогда серьёзно претендовавшую на высший пост в городе – к тому же любой из двух, – он уж точно не мог забыть свою любимую племянницу. Больше десяти лет уже минуло с тех пор, как он получал какие-то известия о ней (от торговца, передавшего привет из далёкой Сходки), – и вот вдруг перед ним её взрослая дочь. Его внучатая племянница.

– Юна… – с трепетом выдавил из себя Равиль и нерешительно подступил к Кире. – Ведь это была моя племянница! Даже больше – как родная дочь.

– А-а-ха-ха! – прервал трогательную сцену хохот Захира. Прихрамывая, он протиснулся сквозь толпу и встрял между ними. – А я-то все эти дни думал, кого ты мне напоминаешь? Я помню твою мать, когда она к нам перебралась! Милаха, прямо смотри и завидуй. Да и отца твоего хорошо знал.