Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие
– Зачем, Лида?
– За тем, чтобы уметь это делать, за тем, чтобы вырасти умелым человеком.
– А мама умелый человек?
– Конечно!
– И Максим?
– И Максим.
– Лида, мой папа Эдвард?
Вот так, без всякого перехода. Я охнула, упала перед ним на коленки и прижала к себе.
– Что ты, Ванька? Почему ты решил?
– Эдвард говорит на меня сынок. И на руки всё время берёт, а ещё целует.
Я заглянула в глаза мальчика. Взгляд его серых глаз был серьёзен и безмятежен.
– Нет, Ваня, Эдвард тебе не отец. Ваня, это серьёзный и длинный разговор. Мы поговорим после, хорошо?
Он кивнул и, отвернувшись от меня, крикнул:
– Деда, вот Лида! Я её привёл…
– Серёжа, ты, правда, способен лишить Катьку материнства? – спросила я, подняв к нему голову.
Падая сверху, лунный свет освещал выпуклости его лица, но глазницы под нахмуренными бровями оставались озерцами тайны.
– Нажаловалась?
– Поверила и испугалась.
– Не знаю, Лида! Когда говорил, думал, что это единственный выход для Ивана.
Я покачала головой.
– Для Вани это беда. Ваня любит Катю.
– Знаю. Расскажи, что ты Ивану сказала про отца?
– Не я. Катя рассказала. Она с нами в оранжерею пошла, сама и в земле с Ваней возилась, сама и в ошибке своей повинилась, солгала, что отец Вани не знает о нём, потому что она рассталась с ним задолго до Ваниного рождения. Прощение просила.
– А Иван что?
– Хорошим человеком растёт у нас внук, Серёжа. Они на пирамиде, которую Василич придумал, укроп сеяли. Ваня на табуреточке стоял, Катя подле него на коленках. Так Ваня прижал голову Кати к грудке и, пока Катька плакала, ладошкой её по голове гладил. Серёжа, у Кати всё наладится, ей только помочь надо.
– Посмотрим. Раньше надо было воспитанием заниматься, видел, чем взрослее, тем требовательнее становится, а я восхищался, думал, хорошо, когда у девочки характер сильный. Поздно разглядел, что не характер это вовсе, а желание подчинить себе.
– Катя поняла это про себя ещё, когда беременной была.
– И что?
– Работает.
– Я боюсь, что перед нами ещё одна проблема встанет. Ты видишь, что с Эдвардом происходит?
– Вижу. Время идёт, и его тоска по Катьке растёт. Анюта опять беременна, опять мальчик. Говорит, будет рожать до тех пор, пока не родит девочку. Эдвард соглашается, он детей любит.
– Любит. Вопрос, от какой женщины больше? Ивана с рук не спускал, целует, сыном называет. И Катю… взглядом в неё уткнётся и будто намертво прикипает, Борис его зовёт, а он не слышит, глаз от Кати отвести не может.
«Катя мучительно ищет себя. А когда найдёт, тогда случится беда, – тоскливо подумала я, -потому что, познав себя, Катька разглядит и Эдварда. И что тогда будет? А будут осколки от нескольких жизней. Неет, Катя разбивать семью не станет. И будет страдать? Оох! И так не так, и эдак не так. И помочь, ничем не поможешь!»
– Маленькая… дай ротик.
Я потянулась к нему. Он поцеловал нежным длинным поцелуем и вздохнул.
– Соскучился. Давно молчишь. О чём думаешь?
– Вспоминаю последние события. Осмысливаю. А ты?
– А я перестраиваю бизнес. Теперь знаю, что нужно делать. Павла, вот посоветуй, куда определить. Беспокоится – денег, говорит, не скопил, а тут ребёнок родится, надо успеть хотя бы на образование сыну заработать.
– Что так? Его самого не оставили, и сына его не оставят.
Серёжа покачал головой.
– Правильно Павел мыслит, отец сам должен позаботиться о будущем своих детей.
– Ох и балда! – ахнув, усовестилась я. – Думала с обретением крыльев и ума прибавится, ан нет, самой, однако, умнеть придётся.
Серёжа тихонько рассмеялся.
– У Паши дар договариваться. Он легко завязывает знакомства, легко получает скидки, преференции, умеет найти нужную информацию.
– Согласен. Так и решим – попробуем его в роли коммерческого директора.
ПАША
– Маленькая, не помешаю? – спросил Паша и постучал по открытой двери кухни суставом пальца.
– Нет, Паша. Чаю выпьешь?
– Нальёшь, выпью. К тебе сегодня очередь, не пробьёшься.
Он сел к столу, и я подала ему чашку с чаем. Пить чай Паша не стал, молчал и крутил чашку на блюдце, пока не разлил. Я поторопила:
– Паша, ну говори уже!
– Ты из офиса ушла?
– Да.
– А я?
– А что ты, Паша? Что для тебя меняется?
– Ольга беременна.
– Я знаю, милый. Сегодня увидела, выказать радость только не посмела. – Я протянула руку через стол, растрепала его чуть поредевшую шевелюру, потом погладила по щетинистой щеке. – Я рада, Паша, даже не знаю, как и сказать, как рада. Когда свадьба?
– Не хочет Оля свадьбу, просто распишемся и всё.
– Неет… что ты? Семья обидится. Пусть не шумная свадьба, но праздничный обед вы не можете отменить.
– Буду разговаривать. Мы в понедельник поедем заявление в ЗАГС подавать.
Я покачала головой.
– Совсем я от дома отбилась, как могла не заметить ваших отношений? С меня свадебное путешествие!
– Да не хочет Оля ничего!
– Угу! Это ты весь мир объездил, а она где была? Пару раз на море съездила? Кто ещё знает?
Ухмыльнувшись, он отрицательно покачал головой.
– Что, я первая?! Ух ты! Подожди! – Я вскочила и побежала в кабинет, достала из сейфа золотой слиток и вернулась обратно. – На! – Сунула слиток ему в руку. – Это суюнши называется – подарок за радостную весть, казахский обычай.
Паша некоторое время растерянно смотрел на жёлтый прямоугольник с клеймом, потом протянул мне его обратно.
– Маленькая, я не…
– Бери! – прикрикнула я. – Нельзя отказываться! Давай мы с тобой чаем отпразднуем.
Я долила в чашки чаю, подняла свою, приглашая Пашу чокнуться. Он сунул слиток в карман и протянул свою чашку.
– Пашенька, будь счастлив! Любви и ласки тебе! Сынов и дочерей!
Мы чокнулись и отпили из чашек. Паша поставил чашку на блюдце, помолчал и спросил:
– Маленькая, ты, правда, без него бы не вернулась?
– Паша, я вернулась.
– Да… мы на УЗИ… я поздно узнал. Катя малых уже привезла из школы. Побежал к домику, а они там снаружи ругаются. Катя кричит: «Лучше бы разошлись, она всю жизнь папу мучает! Сама говорит, что любит, а сама…» Тут Саша, как закричит: «Замолчи! Что ты знаешь? Максим, скажи ей, пусть она замолчит!» – Саша всегда всем улыбается, а тут сердито и совсем по-взрослому одёрнула Катю. Катя вначале опешила, потом тоже рассердилась и хотела ответить Саше. Макс её голову прижал к себе и попросил Сашу: «Саша, говори».
«Папа умер бы в пятьдесят два года, и тебя, и Вани, и Макса, и меня с Андреем не было бы, если бы не мама. Маша умерла бы от крови в мозгу в тридцать семь, Василич бы после этого водку пить стал, его бы зимой мёртвого на улице нашли. Стефан бы с обрыва прыгнул. Паша, – в меня пальчиком ткнула, – в тюрьму бы попал, там в драке его бы ударили ножом и бросили, из него бы кровь вся вытекла. Про всех остальных тебе тоже рассказать?»
«А дед?» – это Катя спросила.
– Дед заплатил бы за… Максим, как называется, когда врачи убивают?
– Эвтаназия.
– Да. Он бы наркоманом стал на сильных уколах. Маминой любви на многих людей хватило, чтобы их жизни исправить.
А Катя ехидно так спрашивает: «Сашка, папа с мамой встретились, когда им по пятьдесят пять было. И папа был жив, как ты понимаешь!»
«Жив, – говорит Саша. – Мама в сорок девять лет взмолилась о своей половинке, любить захотела. Потому папа и не умер. Катя, я с тобой больше не хочу спорить. Я маме должна помочь». После этого села на ступеньку крылечка, ладошки друг против дружки поставила и уставилась в просвет между ними. Андрей к ней подсел, обнял её. А она ему говорит: «Ты деду помоги. Ему плохо сейчас, он чувствует, что маму теряет». Максим спрашивает: «Саша, а я могу как-то помочь?» «Да, – отвечает Саша. – Думай о маме и папе хорошо». Я тоже стал думать хорошо – о тебе получается, а о нём… А потом Саша заплакала и стала причитать: «Мама, мамочка, не уходи, остановись. Я прошу тебя, мамочка. Мамаааа…», – заплакала в голос, трясётся вся, всхлипывает, кулачками глазки растирает. Маленькая, у меня и сейчас сердце разрывается…
Растопырив ладонь, Павел старался остановить слёзы, вдавливая большой и указательный пальцы в глазницы, шмыгнул носом.
– Макс её на руки взял, а она вырывается, крутится в его руках. Он её прижимает к себе и спрашивает:
– Сашенька, Саша, не плачь, скажи, что случилось, что с мамой? Почему ты перестала помогать?
– Не могу яааа… пусти меня… мамочкааааа… зачем…
– Саша, скажи мне…
– Мама зеркалом закрылась, – это Андрей сказал. Во время всего разговора он, как сел, так и сидел на ступеньке. Маленькая, глаза у него были, как у старика усталые.
Макс закричал:
– Говори толком, каким зеркалом?
– Экраном. Саша энергию маме отправляет, а она отражается.
– А папу мама тоже закрыла?
– Папу? – Андрей помолчал немножко, потом говорит: – Нет, папу нет.
Макс Саше и говорит: «Сашенька, ты к папе обратись, скажи ему, что мама с ним уходит. Скажи, не может она остаться без него». Как только он начал говорить, Саша затихла, заторопилась с его рук, опять на ступеньку уселась, ладошки опять растопырила, всхлипывает, последние слёзки по щёчкам скатываются. Маленькая, не знаю, какая ты в детстве была, но Сашка на тебя похожа один в один!
Он опять шмыгнул носом, помолчал, давая себе время успокоиться.
– Минут через пять она ладошки убрала, Максу улыбнулась и говорит: «Спасибо, братик». Повернулась к Андрею, обняла его ручками: «И тебе, Андрей, спасибо! – Тут же охнула: – Деда!», и побежала маленькими ножками прочь. Андрей за ней. Максим догнал их, обоих на руки подхватил и бегом к дому припустил.
Я тихо спросила:
– Паша, а Катя что?
– Катя? А что Катя? Катя проплакала всё время, губы и руки свои искусала, чтобы в голос не реветь.
Я улыбнулась.
– Как я.
Паша покосился на меня, но говорить ничего не стал.
– Серёжа, у нас замечательные дети! – Я выпрямилась и сразу стала ближе к его лицу.
Он чуть повернул ко мне голову и блеснул глазами.
– Хочу ещё раз поблагодарить тебя – спасибо за таких умных и талантливых детей. Я счастлива, что они похожи на тебя!
– А я счастлив, что именно ты мать моих детей. – Я не видела, я услышала, что он улыбается. – И похожи наши дети на тебя. Саша, та и вовсе твоя копия. Я тебя увидел, тебе пятнадцать было… Сашке восемь… – Сергей помолчал, по-видимому, воскресая в памяти мой юный облик и сравнивая его с обликом Саши, и произнёс: – Саша ещё не сформировалась, но так же гибка, а уж улыбка, взгляд, смех в точности твои. Как и характер. А как она танцевала на своей маленькой Герде в вашем дуэте! Ты же дома почти не бывала, когда вы успели поставить танец?
Я пожала плечом.
– Успели. Герда очень музыкальна. Она, как и Плясунья, рождена не для бега, а для танца. А Сашка и бесстрашная, и неутомимая, и очень талантливая! – Я рассмеялась. – И упёрта, как мул. Стефан устоять перед её натиском не может, сердится…
Серёжа расхохотался, надавил щекой на мой лоб, понуждая запрокинуть к нему лицо и, приблизившись к губам, шёпотом повторил:
– Вся в мать! Оформится, что я с вами двумя буду делать? Как охранять?
Отдаваясь поцелуям, я укоризненно промычала:
– О! … Не придумывай!
Сегодня все его поцелуи были лёгкими и нежными… сдержанными, словно он утратил страсть.
– Боюсь я за тебя. Али сказал, о тебе в пустыне легенды складывают. Помнишь, ты нашла воду в песках? Арабы сложили песню о том времени, когда Богиня выпустит воду на поверхность, и пустыня зацветёт. Богиня – это ты, та, что не стареет и рожает нестареющих детей. Мужчину, которого Богиня избирает, она наделяет даром вечной молодости и успехом в делах.
– Уже и в успехе твоём я повинна! – возмутилась я и спросила: – Как Его Высочество?
– Бодр, смеется, говорит, поживёт еще! Операция прошла успешно. Мечтает встретиться с тобой. Хочет зимой в Сочи приехать, жалуется, язык стал забывать.
– Я тебе не сказала, Эльза возвращается. Домик, что с Давидом покупали, решила продать. Макс должен подыскать риелтора.
– Как тебе удалось её уговорить?
– Напомнила её же обещание.
– Какое?
– Как-то Эльза сказала: «Лида, я приеду туда, куда ты меня позовёшь». Я и позвала. Серёжа, нам нужно ещё один коттедж строить. Скоро семейных квартир будет не хватать. Новый конюх семью привезёт. Летом свадьбы намечаются – Паша с Олей поженятся, Люся с Семёном.
– Стефан с Женей.
– Чтоо? – изумилась я. – Женя и Стефан?
– Маленькая, они с год уже спят в одной постели!
– Боже мой, вся жизнь семьи мимо меня прошла…
Маша давно разведала, почему у Павла с Женей не заладилось. Делая Жене предложение, Павел поставил её в известность, что в его жизни есть одна главная женщина, но с нею он никогда не сможет быть вместе. Женщина эта не представляет угрозы для Жени, и он, Павел, будет любить Женю и искренне заботиться о ней настолько, насколько он сумеет это делать.
– А Женька и нос задрала! И что? Не гордилась бы, глядишь, ребят бы нарожала, да и Пашка мужик неплохой, за мужем жила бы. А теперь кому она нужна? Лет-то ей пятьдесят, или уж больше? стукнуло. – Маша махнула рукой, ставя точку на судьбе Жени. – Гордячка, одним словом! – И, покосившись на меня, поинтересовалась: – Ты-то знаешь, кто та Пашкина зазноба?
Помню, лицо моё загорелось так, что на глазах выступили слёзы. Но Маша не стала меня пытать, отвернулась и протяжно вздохнула: «Оох, батюшки-светы».
Я вспомнила, как проворно Стефан спрятал от меня образ Жени, когда наполнял светом свою матрицу, и засмеялась. «Господи, дай им счастья взаимной любви!
– Молишься о счастье Стефана? – подтрунил Серёжа. – Не жалко верного поклонника терять?
– Не подглядывай! Ох, Серёжа, они стареют… любимые, дорогие нам люди стареют. Стефан ходит уже не так размашисто. Василич часто задрёмывает под звук разговоров, прямо за столом похрапывает. Маша не столь гордо несёт венценосную голову, да и в короне кос серебро поблёскивает. Андрей старше их, но не сдаётся, и осанка, по-прежнему, прямая, но как-то усыхает весь, ладони всё у́же, и кожа на руках всё прозрачнее…
Внезапно у меня пересохло во рту: «Сколько… сколько они ещё будут со мной?» – возникнув внезапно, мысль билась, как мотылёк, навязчивая и страшная, кружилась в голове, воскресая к жизни боль потери и страх остаться одной – страх не раз изведанный, изгнанный, как мне казалось, навсегда и неожиданно вернувшийся.
– Что ты, Девочка? – встревожился Серёжа. – Чего испугалась?
– Они уйдут, уйдут один за другим! Где взять силы, чтобы провожать любимых? Как пережить боль, если отношения совсем ещё неисчерпаными рвутся по живому?
Сергей прижал мою голову к груди, то ли защищая от бед, то ли понуждая умолкнуть. Но я не унималась:
– Люди мечтают о бессмертии, не понимая, сколько потерь оно сулит! Какой стимул найти, чтобы вновь и вновь создавать отношения, зная, что и новые люди тоже уйдут? Где взять силы провожать одних и встречать других? Нет, слишком длинная жизнь опустошает душу, медленно, но неизбежно убивая в человеке человеческое – потребность взаимодействовать с себе подобными!
– Глупости говоришь, Лида! – одёрнул Сергей. – Если что и убивает потребность создавать отношения, так это не бессмертие, а страх. Маленькая, давай для начала узнаем, что такое бессмертие. Помнишь ты говорила, что училась жить в сейчас?
– Да. Я с Настей жила будущим, стремилась всё предусмотреть, всё подготовить, надеясь потом жить хорошо и счастливо.
– Ох, Лида! – шёпотом воскликнул Сергей, как только я заговорила о Насте. Сожалея, что напомнил о самом тяжёлом периоде моей жизни, успокаивающе покачал меня в объятиях и прошептал: – Девочка моя, твоя жизнь была такой трудной, что ты боялась признать, что уже живёшь.
– Наверное, – безразлично согласилась я. – Но думаю, ещё страшнее было признать, что и жизнь Насти – это всё, что есть.
Серёжа опять охнул. В туннеле я узнала, что в нём жило чувство вины за то, что не нашёл меня раньше и не помог ни мне, ни Насте. Воскресать чувство вины я не хотела и поторопилась изложить ответ, как можно лаконичнее:
– Потом будущее меня интересовать перестало, и я стала жить в прошлом, потому что там осталась моя жизнь с Настей. Я жалела, что раньше не умела ценить нашу жизнь, ставшую бесконечно ценной тогда, когда я её потеряла. А потом я поняла, что проживание каждого дня со всеми его событиями и чувствами – это и есть жизнь, и только те, кто наслаждается каждой минутой жизни, на самом деле и живут.
– И подобная сосредоточенность на настоящем нисколько не отменяет размышлений о будущем и памяти прошлого?
– Да.
– Тогда объясни, что случилось? Люди, которых ты боишься потерять, сейчас с тобой, и, вместо того чтобы наслаждаться жизнью с ними, ты решила отравлять себя горечью неизбежного расставания?
– О, Серёжа! – Пристыженная нелепостью собственных страхов, я спрятала лицо на его груди. «Пошёл вон, болван!», – гнала я из себя страх остаться одной, одновременно стараясь почувствовать крылья за спиной.
– Маленькая моя, моя любимая Девочка, мы только начали жить. Всего три дня прошло, как я понял, кем и чем ты являешься для меня. Я ещё о любви своей тебе не рассказал. Ты ещё не всех детей мне родила. Я жду, когда ты вновь забеременеешь. Хочу вновь увидеть чудо твоих превращений, хочу видеть, как растёт животик, как ты округляешься и становишься похожей на шарик, как ямочки на щёчках появляются. Хочу вновь увидеть, как ты ищешь глазками, что бы ещё в ротик затолкать.
– Ты думаешь, у нас ещё будут дети?
– Будут, Маленькая. Помнишь, наш первый поход в Айю, мы желания загадывали у мокрой колонны? Мы стояли в очереди, а я никак не мог определиться, что именно загадать. Уже и палец в дырку затолкал, когда вдруг мысль пришла: хочу, чтобы ты со мной стала мамой. Я даже испугаться не успел – пока рукой крутил, увидел, что обнимаю тебя беременную – красивую-красивую, успел подумать, хорошо бы так раза три. Потом, когда Макс сообщил в монастырь, что скоро роды, я подумал: «Случилось раз, случилось два, случится и в третий раз!»
Я рассмеялась.
– Мы в желании совпали! Я тоже именно это в Айе загадала, но только проще. Я загадала, чтобы наш союз был освещён детьми, а когда крутила руку, увидела тебя с детьми на руках, мальчиком и девочкой.
– Именно так, Девочка! Нет в этом мире ничего предопределённого. Нет ничего, что не смог бы изменить человек. Каждой мыслью, каждым решением мы пишем свою судьбу!
– О, Серёжка, как ты прав! Дай я тебя поцелую!
Слишком жарко, слишком пылко бросилась я его целовать. Торопливо отвечая, он останавливал меня:
– Тише, Девочка… не так горячо… мы не одни.
– Не одни? – Переводя дух, я пыталась сообразить, о ком он, и вспомнила коротко остриженных попутчиков из самолёта. – Они что, и за нами наблюдают? … И в доме?
Не отвечая, Серёжа вновь успокаивающе покачал меня в объятиях.
«Пришла пора усилить безопасность», так сказал Серёжа, а Макс сказал, что старается защитить бизнес. А ещё у нас в доме враг, это Тахмина сказала. И кто он? – Я обмякла и, размышляя, привалилась к груди мужа. – Володя? Неет… не может быть. Без всяких аргументов. Просто я ему доверяю, хотя чувствую его опасную силу. Пожалуй, это самый опасный человек из всех, кого я знаю. Он, как туго скрученная пружина, покоящаяся до поры до времени под добродушной внешностью и незлобивым зубоскальством. Станислав? Наш новый конюх родом из Польши. Невысокий ростом, но широкий в кости и сильный. Прекрасный наездник! Появился два месяца назад и пока ещё присматривается к семье. На первой встрече он так прямо и заявил:
– Пани, полгода. Я посмотрюсь. Потом скажу окончательно. Я два года в России, что хочу, не нашёл.
– Станислав, у вас есть семья?
– Пани, называйте меня Стас. Моя семья – девочки, пять и восемь. И мама.
– Мама?
Он высокомерно заявил:
– Мама моя. В Польше при разводе дети могут остаться с любым из родителей.
– Ясно. Ну что ж, Стас, присматривайтесь.
Впрочем, он уже не присматривается, а решил. Весь день пристально наблюдал за праздником – останавливаясь то там, то сям, прислушивался к разговорам, сам участия не принимал. Только вечером за вином углубился в какую-то беседу с Василичем, а прощаясь со мною на ночь, уведомил:
– Пани, я остаюсь. Ваш муж я уже сказал. Я беру отпуск, еду в Польшу за семью. Вам надо садовник. Мама моя дизайнер сада.
И этот вряд ли. Он с гонором, но, думаю, слишком прямолинеен для агента. Остаётся Савелий. Как бы он не старался быть открытым и искренним, он именно старается, чувствуется в нём некий тайничок, ключик от которого он тщательно прячет. Я бы на сам тайничок не обратила внимания – людей без личных тайн не бывает, если бы не видела его усилий спрятать ключик. Неужели, всё же он? Сколько он у нас? Почти восемь лет!»
Потрясённая обретением новых способностей, я старалась меньше всматриваться в людей, и зря! Савелия надо было посмотреть! Я потянулась к уху Серёжи и едва слышно спросила:
– Серёжа, у нас в доме соглядатай?
Тело его напряглось. Помедлив, он так же, прижав губы к моему уху, спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Ведунья сказала, что в доме враг. Савелий?
Серёжа кивнул.
Перед моими глазами вновь всплыл образ Савелия, два дня назад вместе с Пашей помогавшего мне готовить плов. Я наблюдала за тем, как неумело он чистит луковицу. Почувствовав мой взгляд, Савва, не отрываясь от своего занятия, весело заявил: «Вот вы и вывели меня на чистую воду, Лидия! Каюсь, неумелый я поварёнок, взысканий на кухню в училище не получал. – Бросая очищенную луковицу в чашку, он поднял ко мне лицо. Лицо его улыбалось, а взгляд был настороженно пытлив. – Зато я стал специалистом по напольным покрытиям – всё, что графине угодно – паркет, кафель, линолеум, всё приведём в надлежащий вид! А ещё моя страсть – унитазы. Правда-правда! Неужели Женя не говорила, что у меня в квартире всегда чистые полы и сантехника?»
– Почему не избавишься? – спросила я Серёжу.
– Важнее те, кто за ним стоит.
– Володя – контрагент, который у меня «под прикрытием»?
– Да.
– Как ты узнал про Савелия? Его Макс неоднократно проверял.
– Андрей поймал его на нескольких несоответствиях. Нашли возможность копнуть глубже.
– Андрей? Малой? – Серёжа кивнул. – Макс знает? – Серёжа кивнул. – И Павел? – Серёжа кивнул в третий раз.
– Расскажи про угрозу бизнесу.
Серёжа неохотно процедил:
– Они обнаружили, что существует нечто, что сравнимо по масштабам с их владениями.
– Они?
– Кукловоды. Криптократия. Точного названия нет.
– Мировое правительство?
Он, кажется, поморщился.
– Нет. Они слишком жадны и завистливы, чтобы объединиться. Они те, кто жаждет решать судьбы мира, и выскочек они не любят.
– Макс сказал, что он «распыляет» следы финансовой деятельности, но некто обнаружил более ранний след и выяснил, что след ведёт в Россию.
– Да. То, что они обнаружили, привело к Николаю, а это тупик. Не те масштабы. Плохо, что они стали заниматься Россией. До сих пор они считали, что бизнес России у них в руках. Поэтому я размыкаю империю, дроблю на куски.
– Стараешься избежать прямого боя?
– Старался. Теперь незачем, теперь я знаю о них всё. Я рад, что мы вернулись. У нас дети, внук, будут ещё дети, будут ещё внуки, нельзя оставлять им Землю.
– Я ничего не поняла из объяснения Макса, поняла только, что Макс умеет проникать в «нейросеть» компьютеров, что для него это безопасно, потому что он всегда опережает их на несколько шагов.
– Лида, Максу ничего не угрожает. Не бойся за него, Девочка, и за нас всех не бойся. У нас долгая жизнь впереди, и уйдём мы из жизни тогда, когда сами решим уйти. – Тема Сергею не нравилась, и он увёл разговор в другую сторону: – А в следующей жизни мы снова будем вместе!
– Обещаешь? – рассмеялась я.
– Конечно, Малышка, я ещё не насытился тобой!
– Не насытился?
– Да, Лида! Ты моя! Моя навеки!
А я подумала: «Будущего не знает никто. А предсказание – это всего лишь одно из видений провидца, к тому же и интерпретированное им самим!»
Небо на горизонте стало светлеть. Медленно захватывая пространство, нежной розовой дымкой разгоралась заря… и вдруг, словно застыдившись, вспыхнула ярче и тотчас поддалась – приняла в себя могучее молодой ярью светило. Расплавленным золотом облился горизонт, воды океана тоже получили дар и на гребнистых спинах понесли золото к берегу. Засмеявшись, я вскочила и, простирая руки к Владыке Дня, воскликнула:
– Здравствуй, Солнце!
Серёжа встал рядом, мы смотрели, как, набирая силу, свет прогоняет тени ночи. Размываясь, теряя плотность, тени цеплялись за кроны деревьев, укрывались за стволами, за камнями, искали убежища в каждой впадине на земле. Но тщетно. Владыка Дня вставал над миром.
Взяв за руку, Серёжа потянул меня за собой:
– Пойдём в воду.
– Серёжа, я думала, мы одни… купальник не…
– К чёрту купальник! Пойдём!
КОНЕЦ,
Октябрь 2018 – 5 марта 2021
