Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие
– Хочешь, пойдём поговорим, – предложила я.
Её глаза наполнились слезами, торопливо отставив от себя чашку с чаем, она поднялась.
Пересекая гостиную по диагонали, мы направились в лекторий. Из кабинета вышла Катя и, так же, пересекая гостиную по диагонали, только из другого угла, решительно направилась ко мне.
– Даша, ты иди, – попросила я, останавливаясь, – я сейчас подойду.
Катя начала с претензии.
– Мама, когда ты со мной поговоришь?
– Детка, я не знала, что ты нуждаешься в разговоре. С Дашей поговорю, потом с тобой, хорошо?
– С Дашей… – губы Кати скривились, – тебе кто угодно дороже меня! Я как из кабинета не выгляну, ты всё время с кем-то разговариваешь. Мама, пожалуйста, выдели и для меня время!
– Конечно, Катюша. Иди поцелую.
Катя порывисто прижалась ко мне и прошептала:
– Я сегодня так испугалась!
– Знаю, детка! Прости, моя девочка, не сердись. – Уходя от неё, я оглянулась и заверила: – Я быстро, Котёнок.
В бывшей игровой комнате, вновь ставшей лекторием, снова проводились «Встречи трёх», а на самом деле «Встречи двух», потому что постоянными участниками встреч были Саша и Андрей, а третий участник часто менялся – это могла быть я, Катя, мог быть Макс или Серёжа, иногда Андрэ, словом, тот, у кого была возможность.
Даша примостилась на маленьком стульчике Вани и, упираясь локтями на колени, разглядывала носки своих роскошных туфель. Не поднимая глаз, она спросила:
– Маленькая, почему меня никто не любит?
Я опустилась на пол рядом с ней.
– И преуспела я, деньги хорошие зарабатываю, клиентки меня на части рвут, подарками задаривают, а не любят. И дома тоже.
– Сама, Даша, люби и награды не жди. Делясь любовью, любовью пополняешься. Дари добро. Ты, Даша, людям очень задолжала.
– Стефана забыть не могу… – сдавленным голосом прошептала она и вдруг вскинула на меня глаза и задиристо спросила: – Ты думаешь, мужчины мне внимания не оказывают, не замечают меня? И замечают, и на свидания приглашают! Да только мне никто не нужен!
– Стефан мог полюбить тебя, но ты ему не позволила, Даша, – со всей мягкостью в голосе, на какую была способна, вынесла я приговор её надеждам.
Даша всхлипнула и, крепко зажмурив глаза, замотала головой из стороны в сторону. Словно стараясь удержать рыдания, она прижала ко рту обе ладошки, выталкивая слова сквозь них:
– Потеряла… Анюту… Стефана…
Я поднялась и обняла её.
– Ну что ты, Дашенька? Почему же ты Анюту потеряла? Анюта любит тебя и ждёт, когда ты найдёшь в себе силы вернуться к ней и мальчикам. Что и надо, так это выстроить отношения с Эдвардом. Но и это достижимо. Твой зять ценит семью и будет рад пополнить семью тёщей. Слышишь? Ох, Даша, если бы ты знала, как Анюта ждёт и надеется видеть тебя в роли бабушки! – Поглаживая её по спине, я добавила: – Семья – это труд, Даша. Большой труд, но очень, очень благодарный.
Плечи Даши опали, и она обмякла. Я наклонилась и заглянула ей в лицо.
– Даша, я рада, что ты не шагнула за край, рада, что ты нашла силы остановиться.
Она вновь замотала головой и выдавила:
– Не сама… пила я. Сашенька… Саша помогла.
«Сашка – Чистая Душа. Чистая душа может исцелить даже самого презренного, потому что передаёт исцеляющий свет Любви не искажённым своим личным осуждением. Саша принимает человека таким, какой он есть. А нам, счастливо встретившим Единственного среди сотен людей, непременно нужно корректировать его, да так бескомпромиссно, что и отношения, и жизнь можем довести до полного крушения, прежде чем прозреем и ужаснёмся своим деяниям».
– Саша умеет любить, Даша, а нам приходится любви учиться. Я вот Серёжу сегодня чуть не потеряла.
Отвлекая Дашу от горестных сожалений, я озадачила её:
– Хочу тебя о помощи просить. Завтра гости съедутся, боюсь, не смогу дамам уделить должного внимания, ты подменяй меня, развлеки разговорами о модных новинках… ну да ты лучше меня знаешь, чем девочки интересуются.
Улыбнувшись слабой улыбкой, Даша пообещала:
– Хорошо, Маленькая. Спасибо. Ты иди, тебя Катя ждёт. Я ещё посижу.
С навязанной ролью Даша справилась виртуозно – с порога обволакивая гостью вниманием, тонко раздаривала комплементы: то туалет похвалит, то украшения, а то цветущим видом восхитится. Вовлекая в дамский кружок, выбирала нужную тему – с кем-то о детях-внуках разговор поведёт, с кем-то новую диету или средство от морщин обсудит, а с кем-то и на ушко о чём-то тайном перешепнётся.
«Светское» поведение Даши вызвало возмущение у королевы кухни:
– Барыня-то, бизнесменша, клиенток, поди, новых среди гостей ищет? Гордая! Как хозяйка себя ведёт, слышу, всё рассказывает что-то, поучает, а эти курицы и рты разинули.
– Маша!
– Не машкай! – прикрикнула она и бросила лопатку на противень.
– Маша, я сама Дашу попросила о помощи. И гостьи обласканы, и я свободна. Ты же знаешь, не могу я больше пяти минут о девичьем трепаться.
– От! Опять у неё Дашка хорошая! Забыла, как она тебя грязью поливала?
– Маша, пора прошлое оставить в прошлом.
– Отмывай чёрного кобеля добела! Жалей! Дашка когда про тебя со Стефаном брехала, ты ведь беременная была, одна, без Сергей Михалыча весь дом тянула. Она тебя пожалела? Нет! Я-то, дура, тоже ведь ей, бесстыжей, поверила!
– Даша заплатила очень дорогую цену…
– Угу. Заплатила! Пьянкой, что ли? Ты ещё Стефана уговори опять на ней жениться! – сверкнув глазами, Маша грозно остерегла: – А меня не проси! Не забуду я делов её пакостливых! Дашка ноги тебе должна целовать за то, что ты не выгнала её и жить при себе оставила, работу для неё выдумала. Ишь! Бизнес у ней свой! Она, бесстыжая, и спасибо тебе ни разу не сказала!
– А я надеялась, ты мне поможешь.
Маша умолкла и, спустя немного времени, подозрительно спросила:
– А ты чего хотела-то?
– Хочу Дашу в семью вернуть, а без тебя мне не справиться. И пить Даша бросила, и с людьми общаться научилась, да с одиночеством в одиночку не совладать. Вину она свою помнит, боится, что в семье попрекать будут.
Слушая, Маша вновь засверкала глазами, в сердцах сунула мне в руки блюдо с рыбой и крикнула:
– Неси!
– Маша, если не вернуть Дашу в семью, она погибнет, а вернётся она только, если ты её приветишь.
Маша с размаху накрыла блюдо крышкой и подтолкнула меня к двери.
– Иди от греха! – и ворчливо добавила: – Подумаю я!
Перед разговором с Катей, я решила отправить спать малых.
Андрей по-прежнему стоял рядом с Максимом, положа руку на плечо старшего брата, по-прежнему крутил головой, но теперь уже на четыре стороны – к кружку мужчин присоединился Павел.
– Сынка мой воин! – Я ласково обняла его со спины. – Спать пора. Завтра будет новый день и новые разговоры.
– Да, мама. Я Сашу жду.
– А где Саша?
– Саша с Катей в кабинете.
– Таак. Отправляйся, милый, к себе. Сашу я сейчас вызволю.
Дверь кабинета была плотно закрыта, и я постучала. Целую вечность ждала, пока на мой стук откликнутся. Открыла дверь Катя, молча повернулась ко мне спиной и пошла к своему креслу. Серьёзная и сосредоточенная Саша сидела против неё на диване, поджав под себя ножки.
– Саша, пора спать.
– Мамочка…
– Пора спать, детка. Андрей уже пошёл к себе.
Саша неохотно начала подниматься с дивана. Обняв её, я успокоила:
– Всё хорошо, маленькая. Я скоро приду поцеловать тебя.
Она многозначительно заглянула в мои глаза, передавая эстафету поддержки Кати, кивнула и пошла к двери. Я села на её место.
– Слушаю, Котёнок, о чём ты хотела поговорить?
Катя помолчала, разглядывая свои пальцы, потом порывисто переместилась ко мне на диван и, обняв, уткнулась носом в мою шею.
– Спряталась? – рассмеялась я. – Теперь говори.
– Мама, я сегодня довела до крика терпеливую Сашу. Сашка ни на кого никогда не кричала, а на меня накричала!
– Сегодня, детка, всем нелегко пришлось. О чём вы сейчас с Сашей говорили?
– О чём я ещё могла говорить? Просила прощения! Спрашивала. Я сегодня чувствовала себя самой бестолковой в семье, даже хуже, я чувствовала себя лишней. Все спасали папу, а я… мне кажется, я только мешала. – Катя сделала паузу и спросила: – Мама, почему ты никогда не рассчитывала на меня? Ты всегда полагалась на Макса, ты полагаешься на маленьких Сашу и Андрея и никогда на меня. Я что, не заслуживаю доверия?
Я вновь рассмеялась.
– Обкрадываю тебя? То общением, то доверием.
Помедлив некоторое время, Катя вынырнула из укрытия и сердито буркнула:
– Прости. Предлагаю разговор начистоту, без эмоций, по-деловому.
– Давай, – согласилась я и пригладила её, вздыбившиеся от нырков туда-сюда, волосы.
– Что со мной не так?
– Опасно полагаться на того, кто и сам едва стоит на ногах.
– Поясни.
– Катюша, ты так увлекаешься собственными переживаниями, что вначале требуется оказать поддержку тебе. Проблема в том, что тот, кто падает, уже падает, и ему не нужна подножка, ему нужна поддержка.
– Ясно! – Катя помрачнела и поторопила: – Дальше.
– Вместо того чтобы разрешать ситуацию, ты ищешь виновных в случившемся. Суд уместен после того, как спасли всех участников происшествия.
– Дальше.
– Катюша, это всё.
– Спасибо, мама. Мне надо подумать.
– Ты думай, я поцелую малых и вернусь.
Едва не бегом я покинула кабинет, а дальше – бегом, перепрыгивая через ступеньки, понеслась наверх, в комнату Сашки.
САША
Саша занимала комнату, в которой раньше жила Катя. Катя вышла замуж и комната освободилась. Продумывая интерьер своего жилища, Сашка сразу заявила, что Катина мебель ей не нравится:
– Мамочка, тут, как в домике у Балби – тесно, я хочу, чтобы у меня воздух жил.
Бродя по мебельным магазинам, мы долго не могли понять, что это – «воздух жил», пока Саша, сидевшая на руках у отца, не закричала:
– Папа, вот! – Она указала ручкой на закуток всевозможных этажерок и навесных полок ручной работы и радостно засмеялась. – Вот же!
Мы с Сергеем переглянулись.
– Ясно. Повесим мы тебе, Сашка, гамак под потолком, к нему лестницу верёвочную, и будет у тебя воздух жить. А, и правда, зачем тебе домик Барби, куда лучше жилище Тарзана!
Пришлось Сашин переезд из детской отложить на полгода. Серёжа сам придумывал мебель, рисовал, советовался с технологами, наконец, по счастливой случайности на одном из сайтов познакомился с дизайнерами из Испании – ярыми противниками прямых углов и корпусной мебели. Сообща, они придумали интерьер Сашиной комнаты. Перед запуском мебели в производство Сергей показал мне рисунки на экране компьютера:
– Лида, посмотри, что получилось.
– О, Серёжа! Это хорошо и для девочки и для юной девушки! – восхитилась я, а рассмотрев на рисунке необычный, чтобы не сказать странный, предмет, призванный, по всей видимости, служить кроватью, растерялась. – Подожди! Кровать… раковина?
– Да, кровать в форме раковины. Материал – хрусталь. Не беспокойся, всё эргономично и безопасно.
– Хорошо, Серёжа, в целом мне нравится… Саша, а ты одобряешь?
– Я одобляю. Одобррряю! – поправила она саму себя.
Комната Саши получилась воздушно прозрачной, как она и хотела.
Саша ещё не легла, воевала с волосами перед зеркалом в ванной – такие же густые, как у Серёжи, и тонкие и волнистые, как мои, они легко электризовались, разлетались и вновь спутывались.
– Давай помогу. – Я ещё раз расчесала её волосы деревянным гребнем и заплела их в косу.
Перед кроватью Саша сняла халатик и голышом нырнула под одеяло. Улыбнувшись, я вновь подумала, какие разные у меня дети – Катя любит мягкие объёмные пижамы, а Сашка, как и я, не признаёт одежду для сна. Дождавшись, когда Саша устроится, я наклонилась к ней и спросила:
– Трудный денёк?
Она кивнула.
– Как ты справляешься, видя изнанку людей?
– Сегодня не справилась, на Катю накричала.
– Коришь себя?
Она опять кивнула.
– Прости и отпусти. – Я уточнила: – Прежде всего, себя прости, маленькая.
– Да, мама. Я слышала про камни вины и видела твои и папины крылья.
– Как? Я же закрылась! Я не помню, чтобы я сняла экран.
– Я тебя видела через папины глаза.
– Можно увидеть человека через посредника?
Саша пожала плечиками.
– Это только сегодня так получилось. Раньше не получалось. Вернее, я не знала и не пробовала. – Она обняла меня за шею. – Ты не бойся, я не смотрю, что не надо.
– Ох, Саша, я и за тебя, и за себя боюсь. Нельзя нарушать личностную неприкосновенность людей. Без спроса, будто вор в замочную скважину подглядываешь. – Я расцеловала её в обе щеки.
– Мама, я сегодня очень испугалась.
– Да, детка, я знаю. Сашка, если бы не ты, мы бы не вернулись. Как тебе удалось папу разбудить?
– Я не сама. Максим подсказал к папе обратиться. Я папе сказала, если он не вернёт тебя, то и нам с Андреем нечего делать на земле.
– Сашка, не смей так говорить! Дети живут для себя, не для родителей.
– Чтобы я и Андрей могли сделать то, что должны, ты нужна.
– Ох, детка! – Я за плечики выхватила её из кровати и крепко прижала к себе. – Девочка моя, любимая моя девочка, живи свою жизнь. Слышишь? Саша, твоя миссия – это, прежде всего, проживание своей жизни и только в параллели с этим служение другим, не наоборот. Помни это, детка!
Я покачала её в объятиях и опустила обратно в кровать; всматриваясь в синие серьёзные глаза, прошептала:
– Благодарю, Саша, ещё раз благодарю. Благодаря тебе, мы все остались жить – и папа, и дед, и я. – Я ещё раз её поцеловала. – До завтра? Встретимся на конюшне?
– Спокойной ночи, мамочка.
– Доброй ночи, детка. Добрых снов. Спи, Сашенька.
Я выключила свет и вышла из комнаты.
АНДРЕЙ
Постучав в дверь сына, приглашения я не дождалась и приоткрыла её.
– Сынок?
– Мама, заходи, я сейчас. – Голос Андрея доносился из ванной вместе с шумом воды.
– Андрей, холодно у тебя!
Я подошла к открытому окну, переставила механизм на форточку и пощупала батарею – холодная. Зябко обняв себя руками, села в кресло. Комната Андрея была обставлена ещё более скудно, чем комната Макса – тахта, этажерка, стол и рабочее кресло. И никакого намёка на интересы – на полках этажерки стоят школьные учебники разных эпох – современные, позднесоветские, учебники эпохи Сталина, несколько словарей разных языков, географический атлас. Поверхности стола и комода девственно пусты.
Андрей вышел из ванной.
– Так нельзя, милый, выбери что-то одно, или батарею выключай, или окно открывай.
– Да я поставил проветриваться, пока купаюсь. Я бы потом на форточку переставил.
Я передёрнула плечами.
– Прости, мама, я не подумал. – Взяв за уголок, он потащил одеяло с тахты. – Накройся.
– Ты ложишься уже?
Он кивнул.
– Тогда я к тебе на тахту сяду, и вместе накроемся.
Мы сели рядышком; набросив на обоих одеяло, я обняла его.
– Саша сегодня очень испугалась, мама.
– Я знаю, милый. А ты?
– Нет. Я – нет. Я знал, ты вернёшься.
– Знал?
– Да. Если бы ты не вернулась, тогда я зря на Землю пришёл. Я знал, что и папа вернётся.
– Почему?
– Ты бы без него не вернулась.
– Ты говорил об этом Саше?
– Она не верит в обречённость служения. Саша считает, что у человека всегда есть выбор.
– Обречённость?
– Да. Это, как приказ, как чип вплетается в структуру.
– О чём приказ?
– Я не знаю. Я что-то должен изменить в мире, и моё служение связано с твоим.
– Но ты воин?
– Да. И Саша тоже. Мама, мы очень сильные. Вы сегодня зря испугались, что мы из школы одни ушли. Иногда я смотрю на Сашу и понимаю, что она может убить.
Я завозилась, собираясь ему возразить, но он опередил:
– Нет, мама, подожди, я неправильно сказал. Я хотел сказать, у Саши силы хватит. Саша может силой своей убить, понимаешь, даже сейчас, когда она маленькая. Я тоже могу. Но я не хочу.
– И не надо, милый. Славен воин, что одерживает победы без кровавого боя.
– Да. Я помню, что ты сказала. Мама, я знаю, тебя Катя ждёт, но давай помолчим пять минут.
Я теснее прижала сына к себе и, целуя влажную после душа вихрастую макушку, наслаждалась минутами близости, ещё не зная, что ровно через двадцать лет его отец примет на себя миссию сына – выступит воином, убьёт и уйдёт, оставив сына строить новый мир.
Хоть и был день ярко солнечным, но к вечеру стало холодно, и завершать праздничный вечер мы перебрались в дом. Гости частью уже разъехались, а те, кто остались в усадьбе на ночь, перемешались с домочадцами, развлекая и себя, и хозяев неспешными разговорами.
Саша и Максим в четыре руки музицировали на фортепьяно. Оба любили джаз. Я слушала их импровизацию, присев на ступеньку музыкального подиума, и поглаживала Амура, водрузившего голову мне на колени. Из открытой двери лектория волнами приносились возбуждённые голоса ребятишек, а когда детские голоса стихали, слышался голос Кати.
Леди и Бо́ян, вынужденные оставаться снаружи, лежали мордами на пороге лектория, повизгивая, возили хвостами по полу и то и дело напрягали лапы в желании рвануться внутрь – Леди к Кате, а Бо́ян, судя по всему, к Стефану, который, видимо, тоже был в лектории.
Андрей протиснулся между псами, осмотрелся и направился ко мне.
– Хочешь помолчать? – спросила я и отвела руку, приглашая его в объятия.
– Нет. Я поговорить пришёл.
Он сел и посмотрел мне прямо в глаза.
– Мама, я решил поступать в суворовское училище.
«Сейчас?! – мысленно возопила я, мгновенно погружаясь в жаркую отупляющую волну страха. – Восемь лет… один, без семьи, без защиты… как?»
– Надо только особое разрешение получить. В училище принимают с десяти лет…
«Господи, спасибо!..»
– …после четвёртого класса.
«Четвёртого? Андрей и Саша сейчас в четвёртом…»
Вытирая намокшие ладошки о подол платья, я твёрдо сказала:
– Нет. – Начала: – Андрей…
Он перебил:
– Мама, так лучше.
– Нет. – Я поискала глазами Серёжу.
Он смотрел на меня из противоположного конца гостиной, так же спокойно и серьёзно, как смотрел на меня его сын. И я поняла – вопрос решён. И разрешение от кого надо они получат. Андрей рослый и крепкий мальчик, и в этом году он кончит четвёртый класс.
Андрей произнёс:
– Мама, если ты говоришь «нет», я не буду настаивать.
– Сыночка, зачем сейчас? – залепетала я. – Как же музыка, живопись? Катя говорит, у тебя талант. Кончишь школу, потом в училище…
Андрей молчал, не спуская с меня глаз, всё понимая и прощая мне мою слабость. Я сухо всхлипнула.
– Как Сашка без тебя?
– Саша согласна.
Я искала аргументы и понимала бессмысленность поиска – раз Серёжа дал согласие, значит, всё взвешенно, и аргументы «за» превалируют. А в данный момент обсуждается последний аргумент «против» – это я, точнее, мой страх и нежелание отпускать от себя сына. Затаив дыхание, я спросила:
– В Москве?
Андрей кивнул, и я с облегчением выдохнула, даже засмеялась, ухватившись за спасительное: «Рядом! Господи! Станет невмоготу, можно увидеться!». И вновь всхлипнула.
– Андрей, почему вдруг?
Он медленно покачал головой.
– Я давно решил. Не говорил, потому что… ты и папа…
– Ясно. – Я прижала его к себе.
Амур тихонько скулил, переживая вместе со мной.
КАТЯ
Из комнаты Андрея назад в кабинет я бежала. Плюхнувшись на диван, выдохнула:
– Уфф, согрелась. В комнате Андрея холодно, как на улице. Окно открыто, батарея отключена.
Катя, видимо, только что отёрла слёзы – ресницы слиплись, в носу хлюпает. Я решила не принуждать её расспросами, надеясь, что она сама расскажет о причине слёз. Но она заговорила совсем о другом:
– Мама, помнишь, ты говорила о десяти правилах жизни? Ты можешь их назвать?
– Конечно, Катюша. – Я взяла в руки телефон и нашла в заметках нужную запись:
Правила счастливой жизни.
*Принимай себя такой, какая ты есть. Только так ты имеешь возможность стать лучше. Борьба с собой всегда поражение.
*Уважай потребности своего тела, не насилуй его, учись договариваться.
*Используй сознание при взаимодействии с миром, чтобы не пропустить Красоту.
*Живи Сейчас. Оставь Прошлое в прошлом и не захламляй мозги переживаниями о Будущем, иначе рискуешь потерять Жизнь.
*Будь благодарна каждому событию и каждому человеку, посетившему твою жизнь. Плохое учит, хорошее приносит радость.
*Будь полезна. Добровольное служение наполняет жизнь смыслом и увеличивает её продолжительность.
*Будь экологичной в отношениях. Эмоциональное насилие люди узнают и без тебя.
*Мечтай, чтобы знать, зачем живёшь.
*Живи на позитивном поле, тогда жизнь станет легче.
*Любую беду рассматривай с позиции любви. Оставь отчаяние неудачникам.
Подала телефон Кате. Она с минуту изучала текст и спросила:
– Можно я перешлю их к себе?
– Почту за честь, Катюша.
Катя проделала в телефоне необходимые манипуляции и вернула телефон мне.
– Спасибо.
– Что случилось, Котёнок? – мягко спросила я.
Катя опустила голову и промолчала.
– Ну хорошо, не хочешь говорить, не говори. У меня есть ещё вопрос. Что ты думаешь делать с Ваней? Родитель не может не выделять время на ребёнка…
– Мама! – Катя подняла на меня измученные глаза. – Папа меня уже отругал за Ваню. Я забыла, что Насти нет. Весь день не работала, а завтра праздник… работы накопилось…
– Катюша, сегодняшний вечер только иллюстрация. Ваня…
Я остановилась, потому что из непросохших глаз Кати вновь полились слёзы. Она хлюпнула носом и горестно пожаловалась:
– Мама, папа сказал, если я через неделю не предоставлю ему план воспитания Вани на ближайший год, он усыновит Ваню!
«Усыновит?!», – едва сдержала я вопль удивления. Протянула руку и привлекла дочь к себе.
– Мамочка! Папа никогда со мной так не разговаривал! Помоги мне! Только ты его сможешь остановить! Ты не знаешь, каким жёстким может быть папа!
Я всё ещё не могла поверить в угрозу Серёжи. Абсолютно нереальным было и то, что Серёжа мог быть столь суровым с любимой дочерью.
– Папа сказал, что у меня перед глазами пример прекрасной матери, а я ухитрилась ничему не научиться… сказал, если я столь бестолкова, что не знаю, как воспитывать ребёнка, нужно было тупо повторять то, что делаешь ты с малыми! Мамочка…
– Чччи… детка.
– …папа сказал, что я такая же ленивая мать, как Даша! Мамочка, я… мамочка… – захлебнулась она слезами, – я… я люблю Ваню!
– Я знаю, Катя. Чччи… успокойся…
Первое своё слово Ваня сказал поздно, в возрасте двух с половиной лет, но буквально в считанные недели от отдельных слов он перешёл к связным предложениям. Поскольку с мальчиком с рождения говорили только по-русски, я поинтересовалась, не пора ли начать учить языки, на что Катя отрезала: «Не пора! Зачем торопиться? Зачем у ребёнка беззаботное детство отнимать?» Я понадеялась, что, будучи рассерженной по какой-то, уже и не припомню, причине, Катя всего лишь поддалась желанию обвинить меня за насыщенное всевозможными занятиями своё детство, а, перестав сердиться, одумается и начнёт заниматься с сыном. Но этого не случилось. Памятуя о её страхах, что Ваня вырастет «пустым», я лезла с вопросами и советами: «Детка, ребёнок сам не разовьётся, интересы ребёнка нужно развивать… Катюша, почему Ваня растёт на руках деда? Почему, кроме как книжку с дедом читать, у Вани нет никаких других занятий?» Понимания я не встретила, и Ваня так и остался брошенным на руки деда Андрэ.
– Завтра я начну разговаривать с Ванькой по-английски, – немного успокоившись, начала строить планы Катя, – деда попрошу, папу… трёх языков для начала хватит…
– Нет, детка, не ты. Мать должна разговаривать с ребёнком на родном языке. Язык – культурный код нации, хочешь, чтобы Ваня сознавал себя русским, ты должна говорить с ним по-русски. Проси папу и Макса, деда я уже предупредила.
Катя кивнула и продолжала:
– Надо посмотреть, как Ваня рисует…
– Посмотри. – Я поднялась, нашла в шкафу папку с рисунками Вани и подала ей.
– Я тебе платье намочила, – заметила она, забирая у меня папку. Просмотрела листы с обычными детскими каракулями и разочарованно протянула: – Даа… талантов у Ваньки нет.
– Макс считает, что у Вани хороший слух, – не согласилась я, и Катя смутилась. – У Вани пытливый ум. Он наблюдателен и помимо детских задаёт совсем недетские вопросы. У Стефана, например, недавно спросил: зачем людям разного цвета глаза? Заметь, не почему разного цвета глаза, а зачем они разные. А на прошлой неделе дед сетовал, что приходится использовать интернет, чтобы отвечать на вопросы Вани.
– А мне Ваня не задаёт вопросов, – прошептала Катя.
– Возможно, потому что ты на них не отвечаешь?
Катя мучительно покраснела и признала:
– Папа прав, я плохая мать. – Она резко поднялась с дивана и бросила: – Пойду умоюсь. – Достигнув двери, оглянулась. – Мама, помнишь, мы говорили о счастье? Самое большое моё счастье в Ваньке. Я стану хорошей матерью, мама, я обещаю! – Катя уже шагнула за порог и вновь оглянулась. – Я только сегодня поняла, что ты для меня сделала, какими бесценными дарами одарила.
Катя выскользнула за дверь, а я сидела и думала о том, что самое бездумное отношение у человека ко времени. Ни секунды не задумываясь, человек тратит время на что угодно, зачастую на пустое, но времени на собственное дитя не находит.
ВАНЯ
Для Вани утро выдалось непонятным и травмирующим.
Спускаясь с Катей по лестнице к завтраку, Ваня обрадовался, увидев за столом обоих дедов и меня, заторопился, натянул, а потом бросил Катину руку и подбежал ко мне.
– Доброе утро, Лида!
– Доброе утро, Ваня! Как ты спал, милый?
– Хорошо, Лида! А у меня сегодня дел много, мне деда вчера сказал! Мы будем огонь жечь.
– Огонь вы будете разводить, Ваня.
– Да, разводить. – Из моих объятий Ваня потянулся ручками к Андрэ. – Деда, доброе утро! Ты сегодня здоровый?
– Bongour, petite-fille. Je vais trés bien.
Ваня озадаченно посмотрел на деда – глаза деда улыбались, голос был ласков, а говорил он что-то непонятное. Не высказав вслух удивления, Ваня попятился и, обойдя мой стул, подошёл здороваться к Серёже.
– Деда, доброе утро! Я сил набрался! Мы когда огонь будем ж… разводить?
– Good morning, Ivan. – Серёжа подхватил Ваню на руки. – First, the son will cut the meat.
Глаза у Вани округлились, вместо того, чтобы прильнуть к Серёже, он упёрся ладошками ему в грудь. Серёжа растерялся, не зная, то ли прижать к себе испуганного малыша, то ли отпустить.
– Ваня, – позвала я.
Малыш оглянулся и посмотрел полными слёз глазами.
– Не пугайся, мальчик, иди ко мне, я всё объясню.
Беря Ваню на руки, я с укором взглянула на Катю. Она жалко пролепетала:
– Я не успела сказать…
Я принялась рассказывать внуку, что, начиная с сегодняшнего дня, он отправляется в увлекательное путешествие в царство Лингвистики, где будет встречаться и знакомиться с разными словами, начнёт дружить с ними, а оба деда и Максим будут помогать ему в этом путешествии. Ваня прервал:
– Я не хочу линвистики, Лида.
– Почему, Ваня?
– Не хочу!
Я поднялась из-за стола и вместе с ним направилась в диванную зону гостиной. Мальчик крепко держался за мою шею. Катя за спиной что-то лепетала в своё оправдание, видимо, обращаясь к Серёже. Серёжа молчал.
– Чем ты напуган, Ваня? – спросила я, усаживаясь на диван. – Скажи мне, я не понимаю.
– Я подумал, со мной не хотят говорить. Я не хочу языков.
– Не хочешь, значит, так и будет. И без языков жить можно. Будешь, как я.
– Как ты?
– Как я. Я, Ваня, кроме русского не знаю другого языка. Потому мне, как калеке, всегда требуется помощь.
– Какая помощь?
– Помощь переводчиков.
Дальше было ещё хуже.
У мангала к Серёже присоединился Эдвард. Сыновья Эдварда – старший Роман и того же возраста, что и Ваня, Борис находились тут же и с отцом разговаривали по-английски. Поддерживая их обучение, Серёжа тоже общался с ними по-английски. И Ваня оказался в одиночестве. Пересиливая обиду, мальчик настойчиво обращался к деду, дед отвечал ему, но в общей беседе принять участие Ваня не мог. Дошло до того, что быстроумный и быстрословный Борис осмеял Ваню. Ваня сжал кулачки, из последних сил сдерживая слезы. От конфуза его спас Роман, сурово одёрнувший младшего брата. Получив выговор и увидев недовольный взгляд отца, Борис извинился перед Ваней и предложил помощь:
– Ваня, смотри, the fire, – мальчик указал пальчиком на горевшее полено, – огонь значит, или flame tongue – язычок пламени, или ещё bonfire, – он широко развёл ручками, – костёр, значит. Ты меня спрашивай, я тебе помогу.
Беззвучно шевеля губами, Ваня повторял незнакомые слова. А Катя глотала слёзы, издалека страдая за сына.
– Лида!
– Ну вот. – Я накрыла крышкой казан и оглянулась к бежавшему внуку. – Что, Ваня? Засекай, Паша, время – сорок пять минут, и будем есть плов!
– Лида! – Ваня с разбега уткнулся в мои ноги. – Тебя деда Серёжа зовёт! Шашлык пробовать!
– Уже приготовили? Ну пойдем, будем снимать пробу!
Ухватив меня за руку, Ваня забегал немного вперёд, чтобы заглянуть мне в лицо, и делился своими достижениями:
– Лида, а я уже много слов выучил! И по-немецки, и по-английски. Это Максим по-немецки со мной разговаривает, а деда по-английски, но деда и так, и так может. И Максим тоже. А Борис по-немецки не может! Но, если он попросит, я помогу ему! Лида, – Ваня в восхищении округлил глаза, – а мама знает пять языков! – Он растопырил передо мной пальчики. – Пять!
– Шесть, Ваня!
– Шесть? Мама сказала: английский, немецкий, французский, – Ваня остановился, загибая пальчики на руке, – ещё итальянский и… – Шевеля губами, Ваня ещё раз пересчитал языки по пальчикам и вспомнил: – Арабский, вот! А по-арабскому, мама сказала, её Стефан учил!
– Верно, арабскому языку маму учил Стефан.
– Арабскому. А ещё какой язык мама знает?
– Ещё русский язык, Ваня. Родной! Родной язык надо знать особенно хорошо! – Я присела, развернула мальчика к себе и спросила: – Ты перестал бояться?
Он кивнул.
– Лида, деда и Максим со мной понятно разговаривают. А ещё мне Андрей помогает. Лида, Андрей маленький, но он больше мамы языков знает.
– И Саша знает много языков. Это потому, что они сразу учились говорить на всех языках, которые известны в семье.
– А Максим знает древнюю латынь, он сказал. Лида, а что это древняя латынь?
– Язык науки. Сотни лет языком науки была латынь, а ещё раньше, до латыни, языком науки был арабский язык.
– А сейчас?
– А сейчас язык науки – английский. Подожди, Ваня, не беги, выслушай меня. Я хочу сказать, что горжусь и восхищаюсь тобой!
Ваня помолчал немного и спросил:
– Почему, Лида?
– Потому, что ты сделал правильный выбор – ты выбрал учиться, а знать – это лучше, чем не знать. Ещё потому, что ты мужественно вёл себя. Я видела, как тебе было обидно, когда ты оказался вне общения, но ты сдержался и преодолел обиду. И самое главное, что меня восхищает, это то, что ты готов оказать помощь, когда твоя помощь потребуется.
– А Борис надо мной больше не смеётся. Лида, он такой же, как я, а уже на лошадке катается.
– Ты тоже скоро сядешь на лошадку.
– Я знаю, мне деда сказал. Он сказал, меня сам учить будет. Пойдём! – Ваня вновь ухватил меня за руку и потянул за собой, торопясь туда, где интересно. – Ты говорила, что после обеда мы пойдём работать, а куда мы пойдём?
– Мы пойдём в оранжерею. Заведём тебе личную грядку, и ты сам будешь выращивать растения.
