полная версия

Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие

День второй

Проснулась я в чудесном настроении, и снилось мне что-то очень хорошее. Не открывая глаз, боясь вспугнуть сновидение, я зарылась лицом в подушку. Попытка ни к чему не привела, сон улетел бесследно. Я выставила нос наружу, чуть-чуть приоткрыла один глаз и увидела луч солнца, пересекающий спальню, в луче радостно плясали пылинки. Засмеявшись, я отбросила одеяло и скатилась с кровати; кинулась к окну и остолбенела, наткнувшись взглядом на переброшенное через спинку кресла моё вчерашнее платье, на бюстгальтер поверх платья, на повешенные рядом с ним, хранившие форму моих ног, чулки. На полу носок к носку, пятка к пятке стояли туфли. Я попятилась и осела на кровать, чувствуя, как запылали уши.

«Господи! Это же Стефан меня раздел. Принёс сюда и раздел. – Я упала спиной на кровать. – Это был не сон, я слышала, как он сказал: «Я врач». Нет, он сказал: «Я её врач», видимо, как аргумент на возражения Андрэ. – Я застонала сквозь зубы. – Только вчера я дала себе слово – не оставаться со Стефаном наедине. И вчера же его нарушила…»

Я вспомнила полные ненависти глаза Даши, её перепачканный рвотой, обвиняющий рот.

Праздничность солнечного утра погасла, вздохнув, я поднялась с кровати и, на этот раз, зацепилась глазом за посторонний предмет. У входа в гардеробную комнату стояла большая коробка, усеянная разноцветными штемпелями.

«Посылка… – сердце радостно подпрыгнуло, – Серёжа!»

Ещё не дойдя до коробки, поняла от кого она – доставили мой заказ – туалеты для меня беременной. «Привезли, наверное, когда я гуляла со Стефаном». Я поплелась в ванную.

Запыхавшаяся Люся прибежала как раз тогда, когда я собралась сушить волосы.

– Ой, Лидия Ивановна, а я уже два раза приходила, а вы всё спите. А сейчас меня Марь Васильевна из-за стола вытолкала и, видите, как вовремя! Она будто чувствует вас!

– Доброе утро, Люся. Так ты позавтракать не успела?

– Неет, я давно позавтракала, – она захихикала, – там Марфа про спектакль вчерашний рассказывает. Представляете, актёры на сцене голыми играли? Совсем! Представляете? И мужчины, и женщины! Марфа говорит, так режиссёр литературное произведение увидел. А Марь Васильевна ей: «Что он увидел? Твой режиссёр и произведение не понял, а то и не читал, раз только письки и сиськи там увидел!»

Люся высушила мои волосы и, собирая их в косу, стала строить планы на день:

– После завтрака будем за ручками ухаживать. Все сроки прошли, а вам всё некогда. Сегодня дверь закрою на ключ и никому не открою, хоть даже сам Макс Сергеич заявится. Обойдутся и без вас.

Максим Макс Сергеичем стал неожиданно для себя и благодаря Маше. Уразумев, что теперь он глава семьи, Маша и сама стала называть Максима по имени отчеству, и пресекала любую фамильярность в его отношении со стороны домочадцев.

– Люся, разберёшь посылку сегодня, завтра один из присланных туалетов мне понадобится.

– Конечно, после обеда и займусь. Вас там граф Андрэ к завтраку уже ждёт, а ещё дядечка Витечка. – Она вновь захихикала. – Василич сегодня опять будет сердиться, что лошадки застаиваются, граф Андрэ сегодня не катался.

Уложив косу на затылке, она закрепила её несколькими заколками и отошла назад, любуясь на свои труды. Я поднялась из кресла и почувствовала едва ощутимый толчок, прислушалась и с нежностью погладила живот. Словно отвечая на ласку, кто-то из деток или оба сразу вновь пошевелились, я засмеялась.

– Шевелятся! Раньше, чем Макс и Катя.

Люся в немом восторге широко распахнула глаза. Но детки затихли.

– Люся, утром мы маникюр делать не будем.

С лица девушки тотчас сбежала улыбка, и она собралась возражать:

– Как это…

Я предостерегающе покачала головой.

– Сразу после завтрака я уеду по делам.

– А когда? Мы каждый день откладываем! – Она пошла следом за мной в гардеробную. – Даша смеётся, говорит, что я неумёха, говорит: «Маленькая при мне аккуратные ручки имела, не то, что сейчас». И причёски, говорит, она делала вам лучше, а я всё косу, да косу.

– Завтра и ты сделаешь лучше. Будешь гладить новые наряды, придумай к каждому причёску, и об украшениях не забудь.

Она оглянулась на посылку, вновь посмотрела на меня – небольшие, узкого разреза глаза её смотрели с недоверием.

– Я придумаю прическу, и вы согласитесь, чтобы я её сделала? На выход, что ли?

Я рассмеялась.

– Ты же стилистом собралась стать! Только не забудь, начёс и фиксаторы мы не используем. А пёрышки, Люся, мы будем чистить сегодня после обеда и сразу все. И ножки, и ручки, и… что хочешь. Мне надо поразмышлять, вот и совместим. – Я повернулась к ней спиной, и она застегнула молнию на моём платье. – Ну вот, – я надела туфли, окинула взглядом своё отражение в зеркале, обняла живот и закончила фразу: – пошли мы жить новый день.

Перед лестницей я встретила пахнувшего лошадьми Максима, щёки его горели румянцем, глаза смеялись.

– Мама, доброе утро! – Он подхватил меня под коленки и поднял над собой, я от неожиданности вскрикнула, а он расхохотался и закружился волчком. – Мама, моя красавица мама, день-то какой! Солнце, снег искрится миллионом радуг!

Я рассмеялась, наслаждаясь его мальчишеским восторгом. Рассматривая тёмный пушок над верхней губой, прикоснулась к поросшей тем же пушком щеке и внезапно осознала его мужественность: «Вырос!» Щемящее чувство утраты его детства захлестнуло, и я всхлипнула:

– Сынка, мальчик мой!

Максим перехватил меня за талию и бережно прижал к груди.

– Ну что ты?

– Совсем взрослым стал, – вновь всхлипнула я. – Мой сын – мужчина. Максим Сергеевич.

Он опустился лицом в мои волосы и спросил с величайшей нежностью:

– Так что же ты плачешь?

– Не знаю… плачется… с бабьей дури, наверное, – и я рассмеялась сквозь слёзы.

– Катька насмешничать будет – Макс Сергеич.

– Не будет. Отчество к имени просто так люди не прибавляют. Ну всё, милый. – Я вытерла ладошками глаза. – Ставь меня на ноги, я успокоилась. Пойду, дед уже заждался.

– Я скоро присоединюсь к вам.

Я начала спускаться по лестнице, Максим вдогонку крикнул:

– Мам, одну тебя в Париж я не отпущу! Вместе поедем! – Он вновь захохотал. Смех оборвала хлопнувшая дверь его спальни.

За столом сидели двое – Андрэ и Стефан.

– Доброе утро! – поздоровалась я. – Андрей, прости. Вначале проспала, потом с Максимом встретилась.

– Слышал хохот его, понял, что с тобой смеётся. Доброе утро, детка. – Приподняв моё лицо за подбородок, он удовлетворённо кивнул. – Вижу, спала хорошо. Свежа, как цветочек. – Он выдвинул мой стул. – Садись, детка. Красивая ты, многих женщин беременность уродует, ты только краше становишься.

Я села и оказалась лицом к лицу со Стефаном.

– Доброе утро, Стефан, – промямлила я и, видимо, начала краснеть – вид моих чулок и бюстгальтера на спинке кресла, по-прежнему стоял у меня перед глазами. – Благодарю, что вчера… помог.

– Виктор нервничает, – произнёс граф, – он на смотрины дома хотел в десять выехать.

Будто подслушав, Виктор показался из дверей кухни и закричал:

– Маленькая! А я уже испереживался! Сиди-сиди, – остановил он меня, готовую куда угодно убежать от Стефана, – потом поцелуемся! С добрым утром!

– С добрым утром, Виктор! – ответила я и плюхнулась на место.

– Хотел уже сам бежать будить тебя, да подглядеть хоть глазком, как красавицы спят! Так не позволили мне!

– Тебе дай волю, так ты и вовсе спать не дашь, – проворчала Маша, шествуя за коляской Виктора, – с шести часов будить собираешься! – Маша несла мой завтрак, в другой руке держала высокий стакан со свежеотжатым овощным соком.

Я всё-таки уговорила её не приносить сок к дверям спальни.

– Доброе утро, Маша. – Я на мгновение прижалась к её пышному, теплому боку.

– Доброе утро, детка. Жульен сегодня с крабом.

– Пахнет очень вкусно.

– Сегодня утро доброе, Маленькая, – вновь напомнил о себе Виктор, – морозное. Небушко ясное, синее, как глазки твои. Надеюсь, и поездка наша доброй будет!

– Пусть будет доброй, Виктор. Спасибо, Маша.

– Ешь, детка, пока горячий. На здоровье! – Маша заняла позицию за спинкой моего стула, приготовясь дать бой, если Стефан попытается притормозить мой аппетит.

Макс пришёл к завтраку, когда вдогонку за жульеном я доедала уже второй по счёту бутерброд с сыром и отварным мясом.

– Чем кормишь, Маша? – спросил Максим, усаживаясь на своё место.

– Я тебе, как и Маленькой, жульен сделала. Оля, где ты там? – оглянувшись к кухонной двери, поторопила она помощницу. – А хочешь омлет вот с копчёным лососем или свиные колбаски… – и Маша захлопотала, предлагая выбор из нескольких блюд и нескольких видов закусок, включая вчерашний рыбный пирог. – Для тебя, Максим Сергеич, оставила, подумала, вдруг захочешь? Чаще мне надо рыбный-то печь. Это Сергей Михалыч мясной любил, а ты в Маленькую уродился – рыбой, да грибами постишься. – И Маша поставила перед Максимом тарелку с большим куском пирога.

Максим засмеялся.

– Много мне, Маша. Даже после выездки четырёх лошадок много.

Маша молча разрезала кусок на две части и оставила оба куска на тарелке, потом перехватила из рук Ольги миску с жульеном и поставила перед Максом.

– Приятного аппетита, Макс Сергеич, – пожелала она и даже чуть поклонилась ему, а после, видимо, для острастки, грозно взглянула на Стефана и ушла на кухню.

– Андрей, ты неважно себя чувствуешь? – тем временем, пока Маша хлопотала, спросила я у графа.

Он удивлённо приподнял брови и повернулся ко мне.

– Я к тому, что ты сегодня не выезжал.

– Ах, нет, детка, я бесславно проспал. Ночью не спалось, вот утром и отсыпался. А потом… – он умолк ненадолго и решил, видимо, не говорить, что потом, а сказал следующее: – Но свой маленький подвиг я совершил – распоряжения к нашему приезду о́тдал, просмотрел приглашения, некоторые принял, заказал ложи в Опера́ Гарнье и театры. – Кончив перечислять, он хитро взглянул на меня.

– Максим уже сообщил, что мы все вместе едем! – рассмеялась я. – Спасибо, милый, ночь не спишь, готовишь для нас развлечения.

– Котик тоже присоединится к нам.

– Славно, Андрей, соскучилась я. И Маша с Василичем с нами поедут. – Я потянулась поцеловать его, он подставил щёку.

– Мама, я твою Плясунью сегодня загнал, в поводу её дважды вёл, в первый раз, когда Снежка выезжал, и потом, когда на Громе летел. Во второй раз ей тяжко пришлось.

Я улыбнулась – Макс ел так же быстро, как и я. Катя, та эстетка, ест, как Серёжа – размеренно, смакуя каждый кусочек.

– Гром великолепен! Всякий раз, когда его выезжаю, восхищаюсь – и быстрый, и ход у него мягкий. Хороший подарок Его Высочество папе сделал. Сейчас на заводе жеребёнок подрастает, внучок Грома, конюхи говорят, есть надежда вырастить Грома номер два.

Я осмотрела стол в поисках чего-нибудь сладкого и столкнулась с взглядом Стефана – ласково усмехаясь, он выставил из-за чайника вазу с рахат-лукумом.

– Спасибо, Стефан.

– Твой Ярый, мама, тоже хорош. Уверенный и лёгкий. – Макс рассмеялся. – Василич опасался мне его давать, да делать нечего, сколько времени конь без седока в поводу ходит. А Ярый и к моему весу приспособился, летел, как птица. Всех лошадок мы сегодня выездили со Стефаном!

Я вновь взглянула на Стефана и в благодарности наклонила голову, встала и, целуя Макса, шепнула:

– Прости, сынка, покину тебя. Виктор глазами на мне дырок насверлил, торопится ехать.

– Конечно, мама.

Маша гремела посудой у раковины, Ольга резала овощи.

– Машенька, Оля, спасибо, завтрак великолепный.

– Понравился тебе жульен-то?

– Очень вкусно, Маша. А ещё мне мясо очень понравилось, вы с какой-то пряностью его варили, я не узнала, но вкус отличный.

Маша рассмеялась.

– Это Виктор нас с Олей обучает. Скоро три месяца, как каждое утро лекции нам читает, а я насилу десять травок и запомнила.

– Ну уж, Марь Васильевна, не наговаривайте на себя, – не согласилась Ольга.

– Маша, вы в Париже с нами в доме графа жить будете или вам с Василичем отель заказать?

– Ни с вами, ни отель! – тотчас рассердившись, провозгласила она. – Василич ехать отказался.

– Почему?

– Лошадей, вишь, он оставить не может! Узнал, что Максим Сергеич тоже в Париж едет, и мою подорожную растоптал, лошади ему дороже мечты моей!

– Машенька, поедите вы, я обещаю.

– Нет, детка, и уговаривала я, и обижалась… так, как Вася на этот раз сказал, решение не подлежит пересмотру. – Обречённо махнув рукой, она деловито прибавила: – Я тебе лукошко с едой приготовила, вдруг проголодаешься. Там и мясо положила, и сухофрукты, и орехи. Орехи-то теперь всегда есть, НБ исправно колет, и просить не надо, сам напрашивается.

– Благодарю, Машенька, – я взяла старенькое лукошко, хранимое, как память о Глебе, напомнила себе: «До отъезда надо съездить к бабе Тоне, парней повидать», и переспросила: – Так где бы ты остановилась, Маша, в доме Андрэ или в отеле?

Маша посмотрела говорящим взглядом, мол, к чему вопрос, всё решено уже, и отмахнулась:

– У графа, конечно, хочу стряпню повара его испробовать! А то, может, врёт всё Дашка!

Я расхохоталась, Маша, помешкав, тоже рассмеялась и легонько подтолкнула меня к двери:

– Иди, а то Виктор колёса коляски исковеркает ручищами-то, мнёт и мнёт их, как импотент сиськи жены.

– Маша!

– Что Маша? Сердитая я сегодня. Иди от греха подальше, а то ещё что не то скажу. Оох, прости, Господи!

– Даша завтракать приходила?

– Нет. Совесть-то, поди, ещё не всю пропила, дома со стыда отсиживается. Позже схожу отнесу поесть, не переживай. Я на твоём месте давно бы из дома выставила, а ты нянькаешься.

– Маленькая, – позвал Паша.

– Доброе утро, Паша. За мной ты? Можем ехать, Паша, за шубой наверх сбегаю и поедем. – Я устремилась к двери, протягивая ему корзинку с припасами, и уже от порога крикнула: – Спасибо, Маша.

Люся распаковала посылку и любовалась нарядами, разложив их на кровати и на диванчике.

– Люся, подай мне шубу, пожалуйста!

Девушка вздрогнула и тотчас бросилась в гардеробную.

– Какую?

– Крытую, Люся. Куницу крытую.

Люся вынесла шубу, торопливо распахнула её и, помогая мне её надеть, воскликнула:

– А сапоги-то?

– Сапоги я внизу прогулочные надену.

– Нет. – Она покачала головой. – Вы не найдёте. Я их вчера вымыла после вашей прогулки и сушить поставила. Пойдёмте, я принесу.

В холле я столкнулась со Стефаном. Он одет был в лыжный красно-синий костюм и красную шапочку, на шапочке покоились тёмные очки. Костюм скрывал его чуть отяжелевший торс, не скрывая при этом ни широких плеч, ни узких бёдер. Стефан был очень красив и сейчас, в свои пятьдесят.

– Снег чистишь, Стефан?

– Хабиба… – он придержал меня.

– Стефан, меня ждут!

– Я хочу извиниться. Я накричал вчера. Не хотел, чтобы ты смотрела.

– Стефан, я не сержусь. – И я скользнула мимо него в дверь.

Солнце было настолько ярким, а снег столь белым, что, ослеплённая их обоюдным сиянием, я в первое мгновение зажмурила глаза. Засмеялась и этому сиянию, и морозцу, куснувшему щёки, осторожно втянула в грудь хрустальный воздух и прошептала:

– Господи, красота какая! Очки вот зря не взяла.

Стефан подал свои.

– Возьми, чтобы не возвращаться.

Я вновь засмеялась.

– Они упадут с меня, – для наглядности я нацепила очки на нос, наклонила голову, они тотчас упали в руку. Я подала их ему обратно и махнула рукой. – Обойдусь! – Продолжая смеяться, я сбежала с террасы. Паша открыл дверцу внедорожника и помог подняться в салон. Но захлопнуть дверцу не успел.

– Лидия Ивановна! – раздался крик Люси. – Очки! Макс Сергеич послал!

Как была в лёгкой маечке и таких же лёгких брючках, Люся бросилась к машине. Стефан перехватил её, забрал очки и втолкнул обратно в дом. Наконец, очки легли мне в руку, и Паша захлопнул дверь машины.

«Уфф, – выдохнула я. – Суетно сегодня! – Я бросила взгляд на часы Андрэ – минутная стрелка отклонилась на одно деление от двенадцати, часовая стояла на десяти, и вновь рассмеялась: – Почти!»

У меня всегда были неплохие взаимоотношения со временем, я никогда не опаздывала, но моя пунктуальность осуществлялась за счёт запаса времени – прибыв на место заранее, я теряла время на ожидание. А Серёжа так чувствует и рассчитывает время, что никуда не опаздывает и никогда не ждёт, а поспевает точь-в-точь. Мы с Катькой учимся тому же.

Снег, и правда, искрился миллионом радуг. Ёлочки, высаженные лет пять назад вдоль дороги, соединяющей дом и въезд в усадьбу, были укрыты этим ослепительным, играющим огоньками покрывалом почти до самых верхушек, а за их спинами, словно дядьки при молоденьких барышнях, стояли усатые и бровастые в снежных шапках дубки. Я вновь тихонько рассмеялась.

– Детка, нам надо поговорить, – сухо вымолвил Андрэ.

– Конечно, Андрей. – Продолжая улыбаться, я предупредительно развернулась к нему.

– Разговор неприятный, но откладывать нельзя. И я, и Павел, мы оба считаем, что надо срочно принимать меры.

Начало мне не понравилось, я взглянула на Павла в зеркало заднего вида. Прищурившись, Паша смотрел, как, открывая выезд из усадьбы, ползут в сторону ворота. Наконец, стоявшая перед нами машина Пети и Виктора тронулась. Мы тоже. Охранник поднял руку в прощальном жесте. Павел ему кивнул.

– Хорошо, Андрей, я вся внимание.

– Детка, я намерен указать Стефану и его жене на дверь.

Праздничность утра померкла во второй раз, теперь окончательно.

– Я не стал ставить в известность Максима, решил сначала переговорить с тобой.

– Благодарю, Андрей, – машинально поблагодарила я, а сама размышляла: «Кто же твой информатор? Неужели Паша? Не переговорив предварительно со мной?.. Маловероятно».

То, что Макс узнает о Даше, я не сомневалась, информатора главы семьи я знала, но Андрэ я надеялась оставить в неведении.

– Детка…

– Я не могу потерять Стефана, – отрезала я.

Павел бросил на меня взгляд и, ещё более помрачнев, вновь уставился перед собой.

– Детка… – голос Андрэ дрогнул, прежняя твёрдость покинула его, – детка, неужели ты увлечена им? – И, не ожидая от меня ответа, он потерянно пробормотал: – Ну, тогда… тогда… – и замолчал.

«Как же я устала повторять одно и то же, – с тем же раздражением, что и вчера, подумала я, – ни один из вас меня не слышит».

– Я хочу задать вопрос, риторический, для размышлений. Почему Стефан? – Я сделала паузу и продолжала: – В сексуальных отношениях со мной можно одинаково подозревать тебя, Андрей – с тобой я больше всего провожу времени наедине, можно и тебя, Паша – мы часто уезжаем вдвоём и подолгу отсутствуем.

Андрэ намертво сцепил кисти рук, но они у него всё равно мелко подрагивали. Пашка упорно изучал полотно дороги – тёмное, маслянисто-блестящее, тщательно вычищенное коммунальными службами от снега, оно парило под лучами солнца, несмотря на мороз.

– Мне проще самой покинуть дом, чем выставить Стефана. Он, ты, Андрей, Павел, вы часть моей жизни, часть меня. Мужчины моей семьи. Я не могу потерять ни одного из вас. Максиму сделать выбор ещё труднее. Макс со Стефаном провёл больше времени, чем с Сергеем. Кто моим детям Стефан? Второй отец? Дядя? Друг? Кто?

– Детка, Стефан несёт ответственность за свою жену, он обязан принимать решения, а не пускать всё на самотёк.

– Он и принял. – Я поморщилась, вынужденная говорить о сугубо личных делах Стефана и Даши. – Стефан подал документы на развод в сентябре прошлого года.

– И? Они развелись?

Я покачала головой.

– Я просила его не делать этого. Даша без Стефана пропадёт.

– Она и с ним пропадёт.

– Ты прав, Андрей. И я не знаю, как ей помочь. Стефану она не нужна. В доме зятя она не нужна. В нашем доме она тоже никому не нужна. Так получилось, что нужна она только мне. Только я не хочу, чтобы она пропала.

– Детка, ты делаешь ошибку.

– Да, Андрей, я не одну ошибку делаю, я делаю много ошибок! Если бы я не лезла не в своё дело, Стефан бы на Даше не женился, и, кто знает, как бы всё повернулось. От кого ты узнал о Даше?

– Она утром пришла ко мне.

Поражённая его ответом, я вытаращила на Андрэ глаза – что-что, но то, что Даша сама попросит себя выгнать, я не ожидала. Андрэ усмехнулся.

– Обвинила тебя в адюльтере со своим мужем. Заявила, что он ходит к тебе ночами. Прости, детка, я не стал ждать, пока ты проснёшься, вызвал Павла и выяснил, что Стефан, на самом деле, не ночует дома. Ночи он проводит в доме, засиживается допоздна в кабинете, читает, иногда там и спит, иногда спит в «больничке». Павел рассказал и о самой… Даше, – запнувшись, Андрэ произнёс имя с торопливой брезгливостью, будто само звучание этого имени пачкало атмосферу вокруг, – об её пьянках. Стефан – муж этой особы, он обязан позаботиться о ней. А я обязан оградить тебя от оскорблений. В отсутствие твоего мужа, за твою честь отвечаю я. И, в конце концов, Лида, ты сама говорила, как важна хорошая атмосфера в доме. Детка, ты беременна, ты носишь моих внуков!

– Андрей, я придумаю, что делать.

– Ничего не надо придумывать, предоставь эту женщину той участи, которую она сама себе выбрала! Есть люди, которые не могут измениться, они застыли в своём миропонимании. Ты быстро поняла Николая и увидела всю безнадёжность усилий Сергея в его отношении, а сама борешься с судьбой этой женщины много лет. Николай и твоя бывшая горничная очень похожи – оба красивы, оба завистливы и оба глупы. И тому, и другому судьба подарила ангелов-хранителей, но именно ангелам-хранителям они завидуют и именно их ненавидят. Они используют любые средства, чтобы надругаться над благодетелем, а бесконечное терпение принимают за слабость. Сумей Николай оценить роль Сергея в своей жизни, был бы богат, счастлив в семье и, возможно, не умер бы так рано.

«Ты прав, Андрей, ты бесконечно прав, – слушая его, думала я. – Я много лет стараюсь достучаться до Даши и знаю, что стучу в пустоту. Даша – банкрот, вложивший весь свой капитал в иллюзию «жить, как хозяйка». Всё доброе, что было в юной девочке, изъедено молью зависти в труху. – Я придвинулась к графу и опустила голову ему на плечо. Он обнял меня и крепко прижал к себе. – Самая жгучая ненависть рождается там, где должна бы быть благодарность. Да, Даша ненавидит меня, она уверенна, если бы не было меня, то Стефан бы любил её. Если бы меня не было… Господи, – я прикрыла живот руками,– я позволяю, чтобы мои нерождённые и рождённые дети жили в атмосфере ненависти и зависти. Даша и Катю ненавидит! Она ревновала Стефана к Кате точно так же, как ко мне – если бы не было Кати, то Стефан больше бы любил Анюту. К счастью для Анюты и её ребёнка, Катя отказала Эдварду. Но Даше было бы приятнее, если бы не Катя отказала Эдварду, а Эдвард бросил Катю ради Анюты, потому что иначе и счастье дочери совсем не счастье. Страшно вспомнить всё, что было между мною и Дашей, между Катей и Дашей, понимая изнанку поступков Даши… – мне стало неудобно даже в объятиях Андрэ. – Ох нет! Лучше не копаться в этом!»

Чтобы поставить точку в разговоре, я сказала:

– Я сама поговорю со Стефаном. Сегодня. – И отвернулась к окну, отвлекая себя пейзажем за окном.

Дом нам показывал Виктор; как будто это он был продавцом, нахваливал то обои, то фаянс, острым взглядом наблюдая за моим лицом.

Мне дом не нравился, ни обилием маленьких клетушек-комнат, ни длинными переходами между ними. Неплохой была кухня в цокольном этаже – большая и просторная, она могла служить и столовой. Понравилась мне и большая печь – настоящая, на дровах, облицованная плиткой под кирпич. Окон в кухне было много, расположены они были под самым потолком и по всей длине помещения, но свет всё равно был скудным, даже сегодня, в ярко-солнечный день, потому что направлены они были на север. Создавалось впечатление, что люди, строившие дом, плохо представляли, что получится в конце. Вначале построили большие помещения, а потом стали эти помещения делить перегородками. И с солнцем то же, вначале выстроили дом, а потом обнаружилось, что солнца в доме не бывает.

Хозяйка – узколицая женщина с жидкими, собранными в высокий хвост волосами, открывающими красивые ушки – тесно прижатые к черепу, маленькие и круглые, они были сплошь увешаны серёжками. Её ничем не примечательного мужа я уже не помню, помню, у него было кольцо на безымянном пальце, несущее на себе крест, длинный конец которого выходил за сустав пальца и опасно торчал, когда мужчина сжимал руку в кулак. Они тенью ходили за нами, молчали и вообще вели себя так, будто тяготились нашим присутствием, весь их вид говорил: «Ну, раз уж приехали, то придётся показать вам дом, хотя и не хочется».

Виктор как-то внезапно потерял энтузиазм и, не стесняясь хозяев, усталым голосом произнёс:

– Вижу, не нравится. Пойдём, Маленькая. – Развернул коляску и, не прощаясь, поехал к выходу.

Хозяева переглянулись, и я завершила визит:

– До свидания.

Перед тем, как сесть в машину, Виктор неуверенно предложил:

– Есть ещё один дом, он по дороге в усадьбу. Дороговат для нас, но раз уж едем мимо…

– То давай заедем, – вместо него закончила я.

И этот второй дом мне понравился. Начиная от кованой калитки – ажурной сверху и глухой в нижней своей части, просторного двора с высаженными по периметру хвойниками – туи и можжевельники разных сортов и разной высоты были рассажены не строго по линейке, а в нарочито хаотичном беспорядке, и заканчивая планировкой комнат и подсобных помещений дома, всё мне показалось симпатичным. И даже интерьер, несколько потрёпанный и требующий обновления, тоже пришёлся по вкусу.

Открыла калитку полная окающая женщина, улыбчивая и доброжелательная, обрадовалась, признав Виктора:

– Опять вы пришли? Заходите! – Не оглядываясь, она засеменила по очищенному от снега двору впереди нас. – Понравился вам дом-то, раз опять пришли? А хозяина сегодня нету, одна я. – Она широко открыла дверь, приглашая нас внутрь. – Заходите-заходите, не стесняйтесь! – В прихожей указала рукой в сторону лестницы на верхний этаж и вновь пригласила: – Проходите! Сами смотрите, у меня обед готовится.

В этот раз Виктор помалкивал, блестел глазами от удовольствия, видя, что и мне, и графу дом нравится. В спальне на втором этаже, уже посчитав дом своим, заявил:

– Петя женится, здесь с женой спать будут. Маленькая, ты к окну подойди, там бассейн!

Выглянув в окно, я увидела заснеженный внутренний дворик и рассмеялась.

– Бассейн сегодня не увидишь, Виктор. Бассейн снег завалил.

Виктор расстроился.

Осмотрев дом, мы столпились в прихожей, узкой, как и все проходные помещения дома.

– Хозяюшка! – позвал Виктор, напоминая о нашем присутствии.

– Да не хозяйка я, кухарка, – поправила его женщина издалека, следом раздались спешные и мелкие шаги, потом и она сама показалась из коридорчика, очевидно ведущего на кухню. – Поглядели? Проходите кухню смотрите.

Виктор возглавил движение, я и Андрэ двинулись следом, кухарка за нами, Паша с Петром остались в прихожей.

– Тут второй туалет у нас, – сказала женщина за моей спиной.

Попятившись назад, я заглянула в открытую дверь, увидела большое помещение, в нём два рукомойника, писсуар, унитаз, биде, какие-то шкафчики, полочки. А в коридоре двое разойдутся с трудом, а на коляске и вовсе – ни развернуться, ни повернуть в одно движение не удастся, описаешься, пока в туалет заедешь.

Усадьба встретила лаем псов, расшумевшихся так, что было слышно в машине. Пёсики участвовали в снегоуборочных работах. Наш маленький кортеж вынужденно остановился в воротах, выжидая, пока охранник добежит до трактора, сообщит о нас Стефану, Стефан заглушит двигатель и подзовёт псов к себе.

– Засиделась, – проворчала я, распрямляя спину и наблюдая, как Стефан призывает собак – те плохо слушались, им не терпелось броситься навстречу машинам. – Не хочешь пройтись, Андрей?

– Хорошо, детка, – согласился граф. – Давай прогуляемся.

Наконец, машина с Петей и Виктором укатила к дому, и Паша проехал через ворота и остановился у сторожки. Я открыла дверь, Стефан поспешил на помощь – опершись на его руку, я хотела спрыгнуть с высокой подножки, он без церемоний подхватил меня под мышки и опустил на землю.

– Благодарю, Стефан.

Пёсики радостно вертелись вокруг.

– Макс прав, пора вас воспитывать, ребятки, слишком уж вы шумливы и не послушны.

Вдруг один пёсик зарычал – по-щенячьи, совсем не грозно, но Леди присела в испуге, а другие пёсики замерли. Пёс подошёл ближе и уткнулся носом в мою ладонь. Я наклонилась, и пёс сдержанно лизнул меня в нос.

– Здравствуй, Кинг. – Я выпрямилась и потрепала пса за меховой воротник. – Здравствуй, мальчик.

Пёс отошёл, позволив остальным возобновить бестолковую суету. Стефан вновь призвал их к себе, давая Паше безбоязненно отъехать. Шагнув на дорогу, я взяла графа под руку.

– Не замёрзнешь? – спросил он, кладя ладонь в перчатке на мою руку.

Я покачала головой. Собаки вначале бросились за нами, но потом вернулись к вновь заработавшему трактору.

– Макс пригласил инструктора, представляешь, того самого, что с Графом и Лордом работал. Семён его, кажется, зовут.

– Зря. Его не надо было приглашать. Макс не подумал.

– Почему? Семён хороший инструктор. Я обрадовалась, что он до сих пор работает, он и тогда был уже не молод.

– Вот именно! – Андрэ выразительно посмотрел на меня. – Максим должен был подумать, прежде чем приглашать человека, который знал тебя двадцать лет назад.

Я опустила голову.

– Ты прав. Не подумал. И я тоже. Макс искал лучшего инструктора, работающего с московской сторожевой. Ну, и нашёл.

– Посмотрим, что можно сделать. – Андрэ успокаивающе похлопал меня по руке.

Андрэ беспокоился не зря, внешне я не менялась, и это обстоятельство вызывало удивление и интерес у людей, знавших меня много лет назад.

– Мама, дед! – Поспешил к нам Максим, когда мы вошли в гостиную. – Петя сказал, зря съездили?

Я пожала плечом.

– Первый дом совсем неудачный, второй неплох, но для инвалида не годится – дом в трёх уровнях, коридорчики узкие, лестницы тоже. Виктора бассейн за домом прельстил.

Подошедший Пётр исправил слова отца:

– Да не бассейн там, так, фонтан небольшой с рыбками. – Он вздохнул. – Дом мне тоже нравится, и денег на покупку хватит. Переделывать много – внизу одну из комнат надо будет под спальню для отца с матерью перестраивать, пандусы строить. На ремонт, боюсь, не хватит.

– Петя, пандусы там места нет, где строить, – не согласилась я. – Может быть, не стоит торопиться с покупкой и другой вариант поискать?

– Да отец упёрся, хочет весной в свой дом въехать. А тут до весны-то чуть больше месяца осталось.

– Ну, тогда об этом доме и речи нет, чтобы его переделать месяца три надо. А Маша когда приедет?

– Собирается уже. Она у Алексея в Кёльне задержалась, Лёшка болеет, рак у него признали.

Мы с Максом переглянулись.

– Жена у Лёши Лиза – нервная, боится всего на свете. Мама жила у них, пока Лёше химию делали. Дядя Андрей, Макс, Маленькая, вы это… – испугался вдруг он, – отец про Лёшку не знает, он думает, что мама поёт.

– Петя, помощь нужна?– спросил граф.