За прошедшие две недели Алекс виделась с Тони четыре раза и три из них в монтажке при бушующем Дэвиде. Режиссер пылал идеями и уже дважды забраковывал черновую сборку, сделанную полностью в соответствии с его первоначальным планом. Однажды вечером продюсер не выдержала высоты полета творческого гения, негуманно приземлила Тельмана разговором о заложенной в бюджет сумме на постпродакшн и отправила обидчивого приятеля дуться и переосмысливать картину в гордом одиночестве. Вот тогда Тони и Алекс плюнули на горящие сроки и сбежали на Задире, чтобы наполнить тишину Сашиной квартиры ароматами домашней еды и звуками страсти. Тоха вновь ушел до рассвета, оставив на щеке девушки теплый поцелуй, а на столе тарелку с завтраком.
Александра с головой погрузилась в подготовку к «Человеку года». Съемки звезд, разумеется, растянулись дольше планированного, а даже непоколебимое спокойствие Арсена давало трещину. Ответственный продюсер носил карнавальную маску вежливой улыбки, а при разговоре с помощницей превращался в мантикору – рычал львом, шипел змеей, источал яд и почти осязаемо щелкал несуществующим хвостом.
– Скажи-ка пожалуйста, где наш меткий форвард* (нападающий в футболе), которого мы уже двадцать минут как должны снимать?
– Вчера вечером он все подтвердил, – бледнея и кусая губы отвечала ассистентка.
– Милая, вчера вечером в новом клубе была закрытая вечеринка. Для половины ее гостей сегодня еще не наступило. Не удивлюсь, если наш золотоногий мальчик даже не продрал глаз, – и Арсен обдавал неопытную сотрудницу холодом жидкого азота, после чего тут же томно мурлыкал в телефон:
– Кристи, милая, это Арсен. Доброе утро, прости, что разбудил. Ты случайно не знаешь, твой любимый муж уже едет к нам на фотосессию? Да-да, это то самое важное дело, назначенное на шесть вечера. Рядом его нет, постель пустая, но еще теплая? Ты сказала это так эротично, что не будь я занят… – Покровский делал многозначительную паузу, наслаждался ответным кокетливым хихиканьем, хищно улыбался смартфону, при этом не сводя с ассистентки ледяного немигающего взгляда.
– Ориентировочное время подлета – полчаса, если звезда не завернет по дороге опохмеляться.
– Что же нам пока делать? – помощница продюсера растерянно перебирала страницы пухлого ежедневника и не осмеливалась поднять на шефа глаза.
– Можете помолиться, в вашем случае уповать на волю провидения эффективнее, чем включать мозги. Но я бы не отказался от облепихового чая и бейглов с гуакамоле из булочной на углу.
В такие моменты Алекс хотелось оказаться от Покровского на другом конце города. Поведение продюсера точно в кривом зеркале гипертрофированно отражало собственный циничный подход Тимофеевой. Действенный, работающий, результативный подход, отчего менять его не имело никакого смысла. Отмершие нервы, растоптанные чувства, нереализованные амбиции все это переваривалось в общем котле, смешивалось с толикой недосыпов, легальных и не очень стимуляторов, чтобы превратиться в клиническую депрессию или стать прочным фундаментом успешной карьеры. В пищевой цепи кино и шоу бизнеса Саша уже не была легкой добычей, и все же в Арсене приходилось признать хищника не по зубам мелкой рыбешке вроде Тимофеевой.
Визитки номинантов Алекс снимала вместе с Яровым. Парень буквально лучился счастьем от причастности к звездной тусовке, при этом работал Дэн четко и быстро, не в пример легендарному Мутному глазу. Перспективы перед молодым дарованьем открывались радужные. Покровский несколько раз похвалил отснятые оператором материалы, модный фотограф под псевдонимом «Маркиз» пригласил юное дарование на съемки бэкстейджа выездных фотосессий, а популярный писатель взялся откровенно заигрывать с привлекательным парнем и оказывать ему весьма однозначные знаки внимания. Алекс не вмешивалась. Урок с Эммой Денис усвоил и больше личное в кадр не тянул.
Приближалось время генерального прогона церемонии, на котором впервые встречалась вся съемочная бригада. По традиционному для жизни Тимофеевой «счастливому» совпадению репетиция «Человека года» пришлась на поход Алекс в салон красоты и день рожденья Тельмана. По этому случаю в императорский театр продюсер явилась при полном параде – облегченные стрижкой волосы при каждом движении издавали тот неповторимый легкий аромат, что водится только в профессиональных средствах для укладки, свежий маникюр непроизвольно притягивал взгляд его обладательницы, а спортивная кофта прикрывала спину, обнаженную глубоким вырезом блузы. В фойе императорского театра Александру встретили сразу двое: Куликов резко поднялся с обитого бархатом сиденья и шагнул девушке навстречу, Арсен отвлекся от экрана смартфона и тепло улыбнулся Тимофеевой.
– Добрый день, – поприветствовала сразу обоих мужчин Саша. Рыжий радостно улыбнулся в ответ, а Покровский вальяжно приблизился, приобнял Алекс за плечи и оставил на щеке легкий поцелуй.
– Приятные духи, Алекса, – Арсен помедлил вблизи чуть дольше, чем требовали приличия, и продюсер ощутила, как напрягся, изучая их, Тони. При Тельмане и Эмме Саша уже не таилась, позволяя себе и Антону недвусмысленные взгляды, взаимные касания и вольные, понятные им двоим, комментарии. Не смущали девушку и равнодушные продавщицы круглосуточного магазина у дома, куда они пару раз вваливались веселые и счастливые предвкушением близости. Но Арсен всегда балансировал на грани дозволенного флирта, и стоило объекту оступиться, поддаться очарованию, как опытный соблазнитель подхватывал давшую слабину добычу и опутывал своей паутиной. Затянувшиеся странные танцы с Покровским давно стали для Саши привычным ритуалом, неотъемлемой частью их отношений, но сейчас, глядя как под рыжими усами губы вытягиваются в напряженную струну, а зеленые глаза пристально сканируют Арсения, девушка задумалась – а так ли безобидны эти игры. Но Куликов сдержался, не дав ревности разыграться:
– Антон, оператор. Рад знакомству, – и протянул руку.
Покровскому пришлось смотреть на Тони снизу вверх, но взгляд продюсер при этом сохранил превосходящий – снисходительный и оценивающий:
– Арсений Покровский, крайний ответственный за шоу, – ухоженные пальцы сжали широкую массивную ладонь, точно проверяя на прочность. «Цепкая хватка», – отметил Куликов и сдержанно улыбнулся. Мужчине хотелось приобнять Алекс за плечи и прижать к себе, сделать их отношения достоянием общественности и показать этому претензионному мажору чья Тимофеева. Но Алекс не спешила в объятья Антона, она только отстранилась на полшага и с профессиональным спокойствием наблюдала за знакомством мужчин.
– Рад, что ты не привела расплывшееся недоразумение, – Саша сдержанно кивнула. «Проблему с Гриней еще придется решать», – обреченно констатировала про себя продюсер. Технический директор студии названивал ей минимум раз в день, предлагая новаторские идеи по организации съемок церемонии. Неделю назад Алекс попыталась заблокировать номер навязчивого советчика, но Григорий ворвался в монтажку и под предлогом очень важных дел одолжил телефон у Тельмана. Тимофеева мучительно искала способ избавиться от Мутного глаза, но время шло, Гриша неистовствовал, «Человек года» неумолимо надвигался, а решения все не было. Впрочем, дела не ждали, а все прочее легко откладывалось на потом. Отмела девушка и явно выраженную недоговоренность в отношениях с рыжим оператором. Работа требовала здравого рассудка, а для страсти подходили уединенные встречи и полумрак спальни.
В очередной раз проговаривая план и детали мероприятия, Александра и Арсен шли в зал по расшитым золотом коврам. Антон специально отстал – прислушиваться ему не хотелось, а ощущать себя третьим лишним можно было и на расстоянии. Наблюдая со стороны, Тони не мог обвинить Алекс в излишнем кокетстве с Покровским, но мужчину задевала невозможность назвать девушку своей прилюдно. Самолюбие больно колола показательная отстранённость Саши. «Отработаем, потом поговорим. Вечером у Тельмана найдется время, да и позднее тоже», – Куликов планировал провести ближайшие сутки в обществе Тимофеевой. Парень скучал – отрывистое общение в перекурах между сборкой фильма воспринималось дефектным, юродивым подобием насыщенных совместных съемочных дней. Страстные глубокие поцелуи в редкие моменты уединения распаляли, но не приносили разрядки. И сейчас, глядя на спешащую впереди Алекс, Тони улыбался планам на вечер – большая часть из них предполагала Сашу без лишней одежды. За такое несколько часов профессиональной холодности Тимофеевой казались небольшой платой. Но девушка точно уловила мысли мужчины, обернулась, взметнув над плечами грозовое облако волос, и подмигнула, улыбаясь. Тревожные мысли отступили, возвращая богатырское сердце к размеренному рабочему ритму.
На сцене императорского театра уже собралась вся съемочная бригада. Был там и Яровой, принимающий участие второй год подряд, и потому считающийся опытным в данном деле. Кряжистый невысокий мужчина с боевым яростным взглядом тряхнул собранными в хвост длинными седыми волосами, скрестил руки на груди и уставился на пришедших:
– Молодец, Александра Игоревна, кран сразу с собой привела! – и демонстративно оглядел Куликова с ног до головы.
– И куда ж я тебя, каланча пожарная поставить должен? Ты же зрителям весь обзор своими метровыми плечищами закроешь. Что умеешь? – вместо приветствия напал на Антона режиссер прямого эфира.
– И вам доброго дня, Марат Борисович, – Алекс всей душой симпатизировала этому старому стервозному профи, трудящемуся режиссером прямого эфира в местном отделении федерального канала.
– Full HD снимал, DVCam, Betacam, на Red работал (*форматы съемок и марки камер), пару раз с пленкой баловался, но если надо могу и super VHS вспомнить (*полупрофессиональный стандарт аналоговой видеозаписи, широко использующийся в 90ые и 00ые на бюджетных телестудиях), – бодро перечислил Куликов и с ухмылкой добавил, – а еще шью на машинки и неплохо готовлю.
– Все проказник, уговорил, я -твоя! После прогона рванем в ЗАГС, но сначала удовлетворишь меня на сцене и за кулисами – общаки, крупняки и пасхальные* твои. (имеются в виду планы съемок – общие, крупные и чуть ниже, чем по пояс).
Куликов понимающе кивнул.
– Звать тебя как?
– Антон.
– Антошка, Антошка, – запел, притопывая ногами Марат Борисович, – а, черт, не та же песня! Рыжий, рыжий, конопатый… Ты, Антоша, без лопаты?
Тони заржал и протянул режиссеру ладонь, тот пожал ее резко, быстро, удовлетворенно констатировав:
– Дельный кадр, заценим в процесс. Спасибо, девочка моя.
– Шустрик, – обращаясь к Дэну скомандовал режиссер, – ты в этот раз на гоблинах и пионерах* (слэнг. гоблины – зрительская массовка, пионеры – звезды второй величины, охотно участвующие в эфирах и мероприятиях для набора популярности). Перед сном вместо порнушки полистай соцсети и светскую хронику, чтобы со скотобазой* (массовка низкого эстетического качества) не перепутать, а то с перепоя и без грима легко ошибиться. Казусов прошлого года нам не надо.
Покровский удивленно напрягся:
– Я чего-то не знаю – вроде без ляпов обошлось?
– Счастлив вашим неведеньем, товарищ Покровский, но покаюсь в грешке, благо за сроком давности не покараете. Митька тогда гастарбайтеров наснимал, думал, это азиатский бойсбэнд к выступлению готовится, оригинальные образы примеряет. Оказалось, уборщики с работниками сцены подсмотреть представление решили. А мы их крупным планом, во всей красе на экраны выдали.
– Митька это кто? – на лощенном лице напряглись желваки, а тонкие губы сжались невысказанной угрозой.
– Расслабьтесь, большой начальник. Мы его сослали на каторгу сериалы снимать. ТрусИм далее. С крана поливать будет Егорка, – режиссер кивнул неприметному мужчине средних лет, о котором Алекс знала только имя. Незапоминающаяся внешность, спокойное до невыразительности поведение, всегда одинаковый – четкий и качественный результат работы. Встретив такого вне съемок, Тимофеева бы не узнала, не поздоровалась и прошла мимо, хотя уже три года кряду пересекалась с ним на церемонии.
– Ну и общак* (общий план) доверим Сан Санычу. Он же нам прошлый раз на пульте клялся, что съемку по пьяни не запорет?
– Борисыч, я в завязке, хватит уже старое поминать, – невысокий жилистый Сан Саныч скривился, – один раз на эфир с бодуна пришел, так ты меня в главные алкаши студии записал.
– А я, дружок, злопамятная скотинка – и сам помню и другим забыть не даю. Особенно когда от твоего выхлопа всей смене закусить хотелось. Ну если все понятно, рации разобрали, по исходным разошлись, будем реакцию отрабатывать – как в ухо дам* (имеется ввиду передача команды по рации в наушник), сразу реагируем. Ясно?
– Марат Борисович, а кто синхроны гостей снимает и afterparty? – вклинилась Алекс.
– Солнце мое, бери любых. Главное верни мне их пока в тыкву не превратились, и церемония не началась. На вечеринку старперы точно не останутся, нам надо на базу оборудование закинуть. Еще вопросы есть?
– Есть один, но я его с вами тет-а-тет обсудить хотела. – Саша не знала с какой стороны подойти к щекотливой теме наличия на съемках Мутного глаза.
– Звукаря, осветителей и ассистентов из рубки выгнать, утехам предаваться будем? – седовласый стервец подмигнул девушке.
– Пусть остаются. Разговор короткий, но неприятный, – Тимофееву передернуло от грядущей беседы.
– Оральные ласки с уклоном в садо-мазо? Все, как я люблю, – и приобняв Алекс за талию Марат Борисович направился через ряды партера к рубке звукорежиссера, где на время церемонии размещался эфирный пункт. Камер и мониторов пока не было – присутствие съемочной группы на генеральном прогоне было блажью организаторов. Но бестолковый по большей части выезд оплачивался как полноценная смена и операторы во главе с выпускающим эфира старательно имитировали кипучую деятельность на глазах ответственного продюсера.
– Что стряслось, Александра, наш малыш опять дурит? – Марат Борисович был давним знакомым Тельмана, водил дружбу с его отцом и активно помогал начинающему гению при съемках первых работ.
– С Давидом все отлично. Влюбился в очередной раз.
– Блондинка? Актриса? Певичка? Истеричка? – в лукавом взгляде серых глаз плескалась жадная до сплетен натура.
– Все в одном, хотя насчет последнего пока не уверена.
– Эту тебе пока не приходилось с карниза снимать и санитаров вызывать, чтобы успокоительное вкололи? – вспомнил режиссер яркий случай из прошлого.
Далекой весной у Тельмана случился роман с изящной и утонченной флейтисткой. Девушка оказалась мастером эпатажных выходок и специалистом по привлечению внимания. В одну белую ночь Дэвид поднял с постели всех близких и срывающимся от ужаса голосом попросил приехать. С Маратом Борисовичем Алекс столкнулась уже в подъезде. Старый друг семьи примчался по первому звонку своего протеже. В сумерках комнаты они застали трясущегося от бессильных рыданий парня, указавшего им дрожащей рукой в сторону окна. Снаружи на широком подоконнике вцепилась в оконную раму полуголая подруга Тельмана. Завидев гостей, она заорала:
– Не подходите! Я спрыгну! – и заголосила что-то слезливо неразборчивое.
– Давно веселитесь? – Марат Борисович скинул куртку, сел на диван и с интересом уставился на происходящее за окном представление.
– Около часа, – всхлипнул парень и жалостливо обратился к любовнице, – Викусик, слезай, ты же замерзла.
Девушка действительно вид имела изрядно синюшный. Но ни сотрясающая ее модельное тело мелкая дрожь, ни уговоры Тельмана не возымели эффекта.
– Ты меня не любишь! – зарыдала названная Викусиком и отступила к самому краю карниза.
– Стой! – захрипел юноша и попытался рвануть к окну, но был остановлен Маратом Борисовичем.
– Давыдик, ты к специалистам обращался? Или только нас разбудить додумался? – и заботливо дернув, усадил растерянного героя-любовника рядом.
– К-каким специалистам? – непонимающе заморгал Дэвид.
– Ясно. Шурка, звони в скорую, а ментов если сиганет по факту вызовем.
– Сиганет? – судя по виду, парень готов был вот-вот потерять сознание.
Но пожилой мужчина с откровенной скукой на лице смерил извивающуюся на фоне рассветного неба красотку, поднялся и настойчиво потащил за собой Тельмана. Алекс тем временем уже диктовала адрес и описывала ситуацию, на всякий случай утаивая суицидальные детали.
– Сделай нам с Сашенькой кофе, да не бурду свою растворимую, а тот, что Исачка* (сокращенное от имени Исаак, по тексту – отец Давида Тельмана) из Америки присылает, – Марат уверенно двигался в сторону кухни, толкая перед собой безвольного податливого Дэвида.
– А Викуся там не спрыгнет? – испуганно озираясь, мямлил парень.
– Ты же, дружок, вроде на режиссера выучился, а так и не запомнил – без зрителя от представленья мало толку. Не боись, не спрыгнет твоя куся, разве что по дури сорвется.
– С-сорвется? – замер Дэвид.
– И тем самым слегка уменьшит процент мирового идиотизма. Но если ты сейчас же не сваришь мне горячую, терпкую, черную чашку настоящего крепкого кофе, то, клянусь терпением твоей покойной бабки, я сам скину эту ку-кусю в Неву, а еще и чемодан с ее барахлом к ногам привяжу, для верности, чтобы всплыть не надумала.
К приезду скорой на кухне стоял бодрящий кофейный запах, а из комнаты доносился протяжный вой, перемежаемый показательно громкими захлебывающимися рыданиями.
– До чего же равнодушные у тебя, Давидка, соседи. Мои бы уже всем подъездом собрались и службу защиты животных вызвали. А особо рьяные бы и дверь вынесли – из чистого сострадания, лишь совсем чуть-чуть приправленного неуемным любопытством.
В ответ на громкий звонок в дверь звуки из комнаты стихли. Алекс открыла, впуская утомленного сменой фельдшера средних лет. Цепким взглядом мужчина просканировал обстановку, дольше прочих задержавшись на сгорбившемся на стуле Дэвиде. Тонкие губы, давно забывшие, что такое улыбка, вместо приветствия выдали:
– Где больная?
Тельман вяло махнул в сторону комнаты. При виде гостей Викуся, сидевшая на полу, взвизгнула и шустро отползла в угол, где принялась раскачиваться из стороны в сторону, трястись и громко причитать:
– Уходите-уходите-уходите!
Медик положил на журнальный столик свой чемодан, надел перчатки, вытащил ампулу и шприц. При виде иглы девушка в углу завизжала. Не обращая на реакцию пациентки никакого внимания, мужчина обратился к Марату Борисовичу:
– Надо сделать внутримышечную инъекцию. В плечо или ягодицу – оголить и зафиксировать, чтобы не дергалась. Справитесь?
Режиссер, до этого с интересом наблюдавший за происходящим из дверного проема, с готовностью поставил кофейную чашку и двинулся к истерящей красотке. Вика заметалась в раненным зверем, обхватывая себя руками и до крови впиваясь длинными ногтями в кожу.
– Не дергайся, или я вызову санитаров, – констатировал фельдшер.
– Зажмите ее с другой стороны, – бросил он Алекс и Дэвиду. Тимофеева брезгливо посмотрела на измазанную соплями и слезами пассию Тельмана, но команде последовала. Пока Марат Борисович прижимал Вику к стене и уворачивался от щелкающих зубов и пинающихся коленей, Саша перехватила и крепко сжала запястье. Опытному фельдшеру хватило секунды, чтобы ввести успокоительный раствор. Осознав поражение, отбиваться девушка перестала.
– Избавиться от меня решил, тварь? – плюнула она в лицо Тельману и отвернулась к стене.
– Доктор, что с ней? – бледный под цвет обоев Дэвид смотрел на Вику побитым щенком. – Честное слово, я ничем ее не обидел…
– Это крайняя форма женской истерии, – медик говорил равнодушно, размеренно, точно подобные сцены были обычным делом в его практике:
– Бить не пробовали?
Тельман возмущенно вскинулся:
– Бить?! Я ее пальцев не трогал! Все можно решить разговором.
Фельдшер холодно усмехнулся:
– Иногда одна пощечина эффективнее тысячи слов.
– Что же мне делать, доктор? – от стыда и бессилия парень готов был разрыдаться.
– Это не ко мне – это к психиатру, – пожал плечами мужчина и покинул квартиру.
Именно эта история вспомнилась Марату Борисовичу и Алекс по дороге к рубке звукорежиссера. Но сейчас продюсер не хотела вдаваться в детали личной жизни Дэвида.
– Приходите вечером на вечеринку к Тельману, сами все увидите. Заодно и пообщаемся, а то давно мы с вами кофе не пили.
– Соскучилась по старому хрычу? Так заглянула бы на досуге, – режиссер тепло улыбнулся и, увидев Сашино смущение, добавил, – знаю я, что времени у тебя нет. Сам такой же был в молодости, пока не разобрался, что есть движение, что – просто суета. Рассказывай, о чем секретничать позвала?
И Алекс поведала о нерешенном вопросе с навязанным ей студией Григорием.
– Неужто так плох, что даже перебивки* (проходные кадры, используемые при монтаже для «перебивания» сюжета и составляющие часть видеоряда без особой смысловой нагрузки) снимать не доверишь?
– Назойливый и липкий, плюс самомнение. То, что наснимает говна – это еще полбеды, опасаюсь, что он всех вокруг на уши поставит и работать не даст. Можно мне его к вам посадить ассистентом? Придумайте для него занятие, дядя Марик? – голос Алекс слегка подрагивал от мольбы.
– Переигрываешь, Шурка, – беззлобно рассмеялся режиссер и успокаивающе похлопал девушку по руке. – Против правил взывать к моему старому черствому сердцу, но что с тобой поделать, Элли, приводи своего Тотошку, будем его дрессировать. В конце-концов мне не привыкать возглавлять стаю летающих обезьян*. (Отсылка к книге «Волшебник изумрудного города») А теперь, если больше никакие заботы тебя не гложут, давай отработаем положенные нам гроши.
– Вторая камера, спрячь рыжую башку за кулисы! Шустрик, живо к сцену. Егор, не спим! -гаркнул режиссер в рацию и Алекс живо представила как подтянулись и мобилизовались невидимые ей операторы. Тем временем в зал подтягивались прочие участники генерального прогона. Покровский вместе с ведущими сновал по сцене, а Тимофеева расположилась в полумраке звуковой, позволяя себе расслабиться, пока все кругом искрит, грохочет, падает и матерится, словом, идет своим чередом.