Ирина Замотина
Евангелие от покойника
Глава 16
Следующим утром Лика молча ткнула Лёшу под рёбра и прошла на кухню. Видимо, это был намёк на то, что пора вставать и куда-то ехать.
Весь вчерашний вечер после состоявшейся ссоры они провели в абсолютном молчании. Лика не выглядела обиженной или рассерженной, она попросту его не замечала. Казалось, после неприятной сцены она решила, что Лёша превратился в мелкое насекомое, на которое не стоит тратить время. Лёша понимал, что с этим надо что-то делать, и он как бы, наверное, может быть, должен извиниться. Но, во-первых, было стыдно признаваться в мотивах своего поведения, а, во-вторых, он не знал, как первым заговорить, не вызвав тонну едких насмешек и волну презрения в свой адрес.
Спать хотелось просто до ужаса. Всю ночь снились странные, туманящие голову сны, которые не давали отдыха. Лёша чувствовал себя гораздо более уставшим, чем вечером. Он высунул руку, чтобы нащупать скомканную одежду, поёжился от холода, царившего вокруг, спрятал руку обратно, чтобы немного погреться и собраться с мыслями, и затем резким движением схватил вещи и начал одеваться прямо под одеялом. Повоевав пару минут с джинсами, он-таки смог их застегнуть, мужественно откинул тёплое, манящее одеяло, встал и, широко зевая, побрёл на кухню.
Там уже одетая и собранная Лика пила чай из огромной красной кружки и щёлкала каналами телевизора, стоявшего на полке кухонного шкафчика. Лёша бросил на неё смущённый взгляд и потянулся за кружкой – налить себе кофе.
– Кофе нет. Чай пей!
Лёша чуть кружку не уронил от неожиданности: её голос был слишком резким и властным, как удар хлыста по спине. В ответ он молча кивнул и потянулся за пакетиком чая.
– Из еды есть только яичница, если ты её, конечно, пожаришь.
– Нет, спасибо, я не могу есть с утра.
Он налил себе чай, чуть не разбив кружку, поскольку не смог сосредоточиться на том, что он делает, и тяжело опустился на высокий стул около барной стойки. Повисло тягучее молчание. Лика всё с тем же невозмутимым видом продолжала щёлкать телевизионным пультом. Лёшу раздражало постоянное мельтешение картинок и голосов, но попросить перестать он пока не решался.
– Что ты ищешь?
– Какие-нибудь полезные новости: либо про убийства, либо про нашего будущего вождя пролетариата.
– Но там же всё равно правду не скажут.
– Да зачем мне правда? Мне просто нужно упоминание, связь с этими событиями, всё остальное я сама почувствую.
– Ясно… – Разговор не клеился.
Помолчав ещё какое-то время, Лёша понял, что деваться некуда, и произнёс:
– Прости меня…
– Всё нормально. Это нормальная реакция на происходящее. Просто я не могу тебе ничем помочь и не могу объяснить, что тебе дальше делать и что с тобой будет, поскольку сама не знаю. Единственное, что я могу сделать, – это научить драться, чтобы тебя как можно дольше не убили. Я даже защитить тебя не смогу, если что, поскольку этим начнут пользоваться и манипулировать мной и тобой. И первый мой урок – это терпение. Терпи голод, однажды ты скажешь мне за это спасибо.
– Спасибо, – прошептал Лёша.
– Правда, постарайся не думать об этом, так тебе будет легче. – В глазах Лики мелькнуло сочувствие.
Она пару секунд помедлила, собираясь, затем достала из кармана таблетку и положила её перед Лёшей.
– На твою дозу!
Лёша удивлённо уставился на знакомый кружок. Рот наполнился слюной, а в желудке засосало. Он молниеносно схватил дозу и закинул в рот. Таблетка начала растворяться. С каждой секундой тело наливалось энергией и восторгом. Лёша в порыве благодарности поднял взгляд на Лику. Она пыталась это скрыть, но её лицо выражало только неприязнь.
– Что-то не так?
Вместо ответа она резко встала, поставила кружку в посудомоечную машину и затараторила: – Нам пора. Я, правда, плохо представляю, как мы выполним это задание, так что тебе лучше поскорее найти себя в этом мире. Собирайся!
Лёша нехотя отправился в ванную, чтобы прийти в чувства. Неплохо было бы принять душ, а то, кажется, скоро он начнёт пованивать, что вряд ли обрадует Лику и окружающих. В ванной обнаружилось только одно большое полотенце, и Лёша решил попросить у Лики что-нибудь, чем можно было бы вытереться.
В прихожей её не было, в комнате, где он спал, тоже, оставалась только спальня. Ничего не подозревая, Лёша приоткрыл дверь и просунул голову внутрь, уже открыв рот, чтобы задать свой насущный вопрос, но то, что он увидел, ошеломляло.
Лика сидела на коленях спиной к нему. Перед ней стоял огромный угловой шкаф, створки которого были распахнуты. Среди вешалок с одеждой начищенными стальными боками сверкал большой встроенный ящик, очевидно, сейф. Лика протянула дрожащую руку к передней панели сейфа, начала судорожно нажимать кнопки, набирая многосложный код. Когда замок пикнул в последний раз, она замерла на мгновение, сделала глубокий вздох и рывком открыла дверцу.
Несмотря на толстые стенки, которые могли бы защитить содержимое даже от ядерного взрыва, сейф оказался гораздо вместительнее, чем можно было ожидать. Лёша сначала даже не понял, чем он заполнен, а когда присмотрелся, не поверил собственным глазам. Сейф был до упора забит белыми таблетками – дозами, которые Лика так старательно выбивала из Матвея и так бережно хранила. Все они, скрупулёзно собранные в ровненькие башенки, стоявшие вплотную друг к другу, заполняли пространство сейфа. Казалось, что если положить туда ещё хотя бы одну таблетку, то хрупкое равновесие будет нарушено и конструкция хлынет единым белоснежным потоком на пол. Лёша даже не мог представить, сколько их там было – тысяча, а, может, даже больше… Широко раскрытыми глазами он взирал на этот стратегический запас и совершенно не мог понять, зачем ей было нужно столько таблеток.
– Вау… А зачем тебе столько? – не выдержал он.
Лика вздрогнула от неожиданности, захлопнула дверцу сейфа, вскочила на ноги и в одно мгновение оказалась рядом с Лёшей. Он даже не успел понять, что происходит, как уже согнулся от жуткой боли в животе. Она со всей силы заехала ему кулаком под рёбра. Лёша попытался опуститься на пол, чтобы перевести дыхание, но Лика схватила его за волосы и потянула вверх. Из глаз брызнули слёзы. Лёша завис на полусогнутых ногах, мучаясь от спазма в животе и боясь пошевелиться, чтобы не сделать себе ещё больнее. Она второй рукой сильно сжала его шею, почти всадив острые ногти в кожу и прошипела:
– Ещё раз увижу здесь – убью…
Её голос был глухим и жёстким, потерявшим человечность. Лёша осторожно приоткрыл глаза и сквозь пелену слёз увидел лицо, вернее, гримасу. Глаза пылали огнём слепой ярости, рот уродливо искривился, обнажая острые хищные зубы, а вокруг носа собрались старческие морщины, придававшие ещё большее сходство со звериной мордой. Лёша испугался, что сейчас его задушат, тем более что пальцы вокруг шеи сжимались всё сильнее.
Ужас парализовал тело, Лёша приоткрыл рот, чтобы вымолить прощение, но вместо внятных звуков смог издать только приглушённое бульканье. В ответ Лика прорычала:
– Это мои таблетки! Только мои! Даже не смей думать о них! Иначе…
Её зрачки сузились, видимо, Лика заметила страх, который пронизывал Лёшу, заставляя его дрожать, словно от пятидесятиградусного мороза, чуть повернула голову набок и, скривив уголок рта, разжала хватку. Лёша тяжело рухнул на пол, дрожа от шока и осознания того, что чуть не умер, сгруппировался и попытался вжаться в стенку, чтобы стать как можно незаметнее. Она молча повернулась и направилась в ванную, откуда вскоре послышался шум воды.
Лёша проводил угрозу взглядом, зажимая себе рот в попытках справиться с внезапным приступом икоты, и поняв, что его не видно, ползком перебрался в другую комнату. Он осторожно прикрыл дверь и залез под одеяло, стараясь не издавать звуки, чтобы не дай бог, не привлечь внимание.
Сердце бешено колотилось, пытаясь выпрыгнуть из груди, желудок жалобно ныл, а мозг отказывался предлагать хоть какие-то версии происходящего. Лёша не имел ни малейшего представления, что произошло. Но Лика взбесилась, когда поняла, что кто-то узнал про таблетки. Она пыталась их скрыть. Но это идиотизм! Он не взял бы чужого… Без спроса. А красть что-то у неё – это всё равно, что прыгать в жерло вулкана, предварительно отравившись и перерезав вены.
Почему она так бережно их хранит? Почему потеряла человеческий облик, когда тайну обнаружили? Если бы Лёше было сейчас куда идти… Что делать? Лика в ванной, входная дверь рядом с ней, проскользнуть незамеченным не удастся, из окна тоже не выпрыгнуть. Защищаться бесполезно. Если захочет, убьёт, даже не задумываясь. Перед глазами возник труп Ильи и протяжно засосало под ложечкой.
Его размышления прервал звук шагов. Лёша в панике замер, завернувшись в одеяло и молясь, чтобы она прошла мимо. Но шаги затихли, и дверь распахнулась. Лёша мысленно попрощался с жизнью. На пороге стояла Лика с мокрыми волосами и одеждой, по которой струйками стекала вода.
– Прости. Я не должна была так себя вести, – прошептала она.
Лёша никак не отреагировал, ожидая последствий. Лика подошла к кровати, мягко опустилась на край и положила ледяную руку ему на голову.
– Прости, мне стоило вести себя по-другому. Просто… – Она сделала паузу, – никогда не приближайся к моей комнате и особенно забудь то, что ты видел, тогда всё будет хорошо.
Лёша высвободил голову из убежища и осторожно посмотрел на неё. Лика выглядела спокойной и самоуверенной, как и обычно, самообладание и легкая ироничная полуулыбка вернулись, а от прежней бури не осталось и следа.
– Что это было? – выдавил он.
– Ничего, просто не ходи туда, и это никогда не повторится. Я должна была тебя предупредить и быть более осторожной. Я просто забыла, что могу быть не одна. Я не хотела сделать тебе больно.
– Ты уверена?
– Да, конечно. Мне правда неудобно. На этот раз я накосячила, так что готова списать тебе все косяки и начать наше общение с чистого листа.
Она подмигнула и протянула руку. Всё ещё опасаясь неадекватной реакции и нового приступа ярости, Лёша осторожно её пожал.
– Вот и славно. А теперь собирайся! Нас революционер ждёт.
Глава 17
Час спустя они остановились в южной части города среди сталинских домов, суровых и строгих, как будто вздыхающих о временах прежнего величия. По заснеженным улицам уныло и медленно брели пешеходы, напоминая сонных мух, залетающих поздней осенью в дом в последней попытке найти тепло. Единственное оживление вносил промоутер, с трудом натянувший на огромный тулуп ядовито-зелёный бутерброд рекламного плаката и кричащий в громкоговоритель задорные стихотворные слоганы. Лика, видимо, поддавшись общему настроению, тяжело вздохнула, посмотрела на себя в зеркало и нервно поправила куртку.
– Он здесь живёт? – спросил Лёша.
Он ещё плохо понимал, как ему теперь себя вести. Лика явно хотела забыть сцену, произошедшую в квартире, или предпочла бы сделать вид, что ничего не было, но Лёша ещё был к этому не готов. Пожалуй, он впервые по-настоящему понял, насколько важны эти несчастные таблетки и что она действительно готова ради них на всё. От мысли, что всё её существование, а теперь соответственно и его, полностью сводится к несчастным белым кружочкам и имеет весьма конкретную стоимость, начинало подташнивать. Лёша был не уверен, что сможет общаться с Ликой на прежней, почти приятельской ноте, мешало мерзкое ощущение, что внутри что-то оборвалось и им теперь обоим неуютно находиться рядом. При этом с каждым днём он чувствовал себя всё ближе к Лике, всё роднее, ведь они были объединены общей судьбой или даже общим проклятьем. Так, наверное, ощущают себя два недолюбливающих друг друга человека, после кораблекрушения очутившиеся на одном плоту.
Лика не стала утруждать себя словами, молча кивнула, откинулась назад, прислонила голову к холодному стеклу, прикрыла глаза и, видимо, приготовилась ждать. Лёше не хотелось задавать дополнительные вопросы, он и так чувствовал себя ребёнком-почемучкой, но оставаться в неведении тоже не хотелось. Он засопел, скривил губы и принялся демонстративно играть собственными пальцами, поочерёдно соединяя наиболее удалённые из них. Так продолжалось несколько минут, наконец, он заговорил:
– Почему мы не идём туда?
Лика помедлила, словно выныривая из глубин подсознания, затем отстранённо ответила:
– Мы ждём Лаза. Раз мы работаем вместе, то не имеем права что-то предпринимать, пока он не появится. Это грубое нарушение правил и акт агрессии.
– Поняяяяятно… – протянул Лёша. Он пристально посмотрел на Лику, ожидая продолжения, но она опять неподвижно замерла в уголке сидения.
– А что наш «оппозиционер» из себя представляет? – Лёша произнёс это слова, сделав особый акцент на слове «оппозиционер», копируя интонацию Лики.
– Какая разница? Нам нужно, чтобы он выжил, – тихо продолжила она, пряча раздражение. – Предельно понятное и конкретное задание. Для его выполнения мне не нужно ничего знать о его тонкой душевной организации, а тем более о той придури, которая сподвигла его на политическую деятельность.
– Ты что-то имеешь против политиков? – удивился Лёша.
– Нет, мне без разницы.
– Тогда откуда такая агрессия?
– Ну лично мне… – Лика явно злилась, но пыталась перенести злобу с Лёши на предмет разговора. – Вся эта политика, идеология, оппозиция и прочее кажется тараканьими бегами. Тирания сменяется демократией, коммунизмом, монархией, суть при этом не меняется. – Она говорила всё быстрее. – Всё равно всегда есть элита, которая правит всеми остальными. Конкретные персоналии значения не имеют. В любом случае сейчас у руля именно та политическая власть, которая в данных условиях рынка лучше продаётся и активнее идёт на уступки.
– Но… – Лёше хотелось поспорить, хотя тёплых чувств к политикам он не испытывал. – Вдруг он хочет, как лучше, людям помочь, страну улучшить. Зачем ты так… сразу?
– В политику редко идут из-за человеколюбия, гораздо чаще из-за жажды власти и гордыни. Человек считает, что знает, как улучшить жизнь других людей, а главное: что он понимает, что есть хорошо, а что есть плохо. То есть ставит себя выше других, считает, что сам умнее, упрямее, целеустремлённее и так далее. Кажется, в христианстве это называется гордыней, а не заботой о ближнем… – Лика сморщилась, наклонила голову и двумя пальцами потёрла глаза.
– Ты всё упрощаешь, и тебе нравится думать, что все вокруг злые.
Лика от неожиданности этого обвинения открыла глаза и несколько раз растерянно моргнула, добродушно улыбаясь:
– Ты серьёзно?
– Ну да… А что?
Лика залилась звонким смехом, от чего он окончательно смутился и покраснел.
– Ты очарователен… Спасибо! – широко улыбаясь, поблагодарила Лика. Но вдруг, словно почувствовав болезненный толчок, она резко напряглась и перестала улыбаться.
Лёша вопросительно приподнял брови.
– Лаз здесь, – выдохнула Лика. Она не двигалась, но мгновенно сжалась в маленький комок и приготовилась к обороне. Почувствовав это неуловимое стремление, Лёша даже не увидел, а интуитивно понял, что Лаз стоит позади Лики. Она несколько раз медленно вздохнула, натянула на кисти кожаные перчатки и открыла дверь машины.
Недалеко от них стоял высокий человек плотного телосложения. Его мужественный силуэт с широченными плечами, обтянутыми кожаной курткой, похожей на Ликину, выделялся на фоне белого снега. У него были густые русые волосы, частично скрытые черным капюшоном, высокие выразительные скулы, покрытые короткой щетиной, и зеленоватые добрые глаза, при взгляде в которые сразу представлялись бескрайние холмы и долины, дикие, непокорные и бросающие человеку вызов. От него веяло физической силой, здоровьем и уверенностью в себе. Лёше показалось, что он уже видел его однажды – на одной из иллюстраций к сборнику древнегреческих мифов – он был среди героев, которые смело завоёвывали государства и безрассудно спорили с богами.
– Привет… – Лика неуклюже махнула рукой в знак приветствия, вылезая из машины.
– Привет…
– Как дела? – выдохнула она.
– Нормально. А ты? Как?
– Нормально… – Повисла мучительная пауза, в которую каждый подыскивал способ продолжить диалог. Наконец, рассеянный взгляд Лики попал на Лёшу, и она схватилась за него как за соломинку.
– Это Лёша, знакомься. У нас недавно. Я его учу. – Она старалась спрятать глаза.
Лаз протянул руку Лёше, и тот невольно поморщился от крепкого рукопожатия.
– Давно не виделись. – Лоб Лаза рассекла печальная складочка.
– Да, давненько… – Её голос чуть задрожал от ветра. – Как будем работать?
– Предлагаю так: встречаем в квартире и сопровождаем до места назначения.
Долгие разговоры давались Лазу не просто. Он по крупицам выдавливал из себя каждое слово. Казалось, что его горлу, предназначенному для раздачи команд и перекрикиванию звуков сражения, было тяжело приспособиться к повседневной спокойной речи и нейтральному тону.
– Я пойду скрытно, ты мониторишь подходы, а Лёша… Ты ведь Лёша? Просто смотрит по сторонам и ищет убийц среди людей.
– Хорошо! У тебя есть соображения на этот счёт? Я до сих пор мало понимаю, что это всё значит… – Лика сосредоточенно ломала костяшки пальцев.
– Честно? Я тоже. Странно. Я с таким не сталкивался.
– Я тоже. – Она покачала головой.
Повисла очередная пауза.
– По…ехали? – почти прокашлял он.
Лика кивнула и чуть сгорбленно направилась к машине. Лаз, несколько раз оглянувшись по сторонам, исчез. Лёша был готов к тому, что сейчас произойдёт что-то необычное, но все равно вздрогнул от неожиданности, когда Лаз растворился в воздухе. Он постоял, упрямо вглядываясь в смятый сугроб, ещё хранивший следы Лаза, и повернулся к автомобилю.
Они забрались в тёплую машину. Лёша мысленно благословил того, кто придумал климат-контроль, и начал усиленно тереть отмерзающие руки. Лика загнула рукав куртки и посмотрела на часы.
– Он выйдет из дома через полчаса, его встретят друзья на машине, и он поедет на Марсово поле на митинг. Там пробудет часа четыре и вернётся домой, при этом на каждом из отрезков пути его могут убить.
– И у нас нет никаких намёков на кандидатуру убийцы? – радуясь теплу, весело поинтересовался Лёша.
– Неа, иначе было бы скучно. – Лика достала из кармана мешочек с таблетками и съела одну.
Лёша удивлённо посмотрел на неё, намекая, что с ним тоже было бы неплохо поделиться.
– Тебе, конечно, не за чем. Ничего делать не будешь. – Лика задумчиво оглядела Лёшу. – Но половинку дам.
Он даже не успел сообразить, что она имеет в виду, как она уже поспешно разломила таблетку на две половинки и поспешно убрала мешочек.
– Но! – заикнулся было он.
– Я не буду просто так переводить энергию. Начнёшь приносить пользу – получишь больше. – В её голосе появилась ярость.
Лёша неуверенно кивнул и проглотил таблетку.
– Лаз уже там. Идём!
С этими словами Лика включила мелодичную музыку, помялась в кресле в поисках более удобного положения и, прикрыв глаза, погрузилась в себя. Лёша, проследив за её телодвижениями и мучаясь от неуверенности в том, каких же дальнейших действий от него ждут, всё же постарался присоединиться.
На этот раз он достаточно долго сидел с закрытыми глазами, не видя ничего кроме темноты и жёлто-зелёных звёздочек. Ему это уже порядком надоело, к тому же он не понимал, почему Лика пожадничала целую таблетку. Лёша сидел, пытаясь выйти за рамки сознания, но, видимо, без допинга проделывать такие манипуляции было сложно.
– Не пытайся выйти, ты можешь увидеть всё отсюда, это сэкономит много энергии. Он на пятом этаже в середине дома. – Лика опять влезла в сознание.
Лёша недовольно вздохнул, откинулся назад и представил здание, прорисовывать отдельные штрихи и фрагменты, постепенно концентрируясь на центре многоэтажки.
Через какое-то время стены исчезли, и он увидел крохотную комнату с оранжевыми обоями с осенним орнаментом. Комната была квадратной формы, в дальнем углу стоял потёртый трёхстворчатый шкаф, рядом с ним – стандартный рабочий стол, а вплотную к окну – двуспальный, не заправленный диван, на котором, закинув ногу на ногу и качая ступнёй, валялся мечтательного вида молодой человек и что-то восторженно декламировал.
– Как-то он мало похож на надежду русской демократии, – прокомментировал Лёша.
– Какая демократия – такая и надежда, не придирайся, – отозвалась Лика.
– Ты что-нибудь чувствуешь?
– Пока нет, нигде… – Она казалась раздосадованной.
– А Лаз где?
– Я не знаю. Он сейчас ото всех скрыт.
– Но нас-то он чувствует?
– Должен…
Политик тем временем перевернулся на живот, его голос стал громче. Он интенсивно жестикулировал, по всей видимости стараясь максимально продемонстрировать свои убедительность и чистоту помыслов. Глаза горели искренним огнём убеждённости и даже веры. Кажется, он и правда в будущем мог бы стать не только хорошим оратором, но и харизматичным лидером организации, партии, а может, даже страны. Если, конечно, никому не перейдёт дорогу раньше, что, по всей видимости, он уже сделал. Лёшу удивила открытость и даже наивность его лица. То ли из-за освещения, то ли из-за искренней воодушевлённости, он выглядел скорее юношей, только что попрощавшимся с детством, чем взрослым человеком.
– Странно, что его кто-то хочет убить.
– Внешность порой бывает очень обманчива. Ладно, кина насмотрелся, теперь топай к нему. Вещи в багажнике. Представишься журналистом, он поверит.
– Это как?! Зачем?! Чтоб меня тоже убили?!
– А я тебе на что? Или ты мне не доверяешь? – иронично поинтересовалась Лика.
– Доверяю, конечно.... Но мне кажется неразумным находиться рядом с предполагаемой жертвой убийства.
– Кто не рискует, тот ничего и не получает! Выходишь из машины, заглядываешь в багажник, там – фотоаппарат, диктофон и удостоверение на твоё имя, хватаешь и идёшь прямо к нему. Говоришь, что ты из газеты, и с ним договаривались, что ты проведёшь с ним весь день, чтобы показать читателям один день из жизни молодого политического деятеля.
– Если что – моя смерть будет на твоей совести. – Лёша понял, что спорить дальше бесполезно.
– Плюс один, запишу на свой счёт.
Лёша вздохнул, «вернулся» в машину и открыл глаза. Лика сидела всё в той же позе и выглядела крайне спокойной и даже умиротворённой.
Он с трудом выполз из машины на холодную улицу и побрёл к багажнику. Замёрзшими скрюченными пальцами с большим трудом открыл заиндевевший багажник и обнаружил внутри матерчатую сумку с фотоаппаратом, блокнотом и корочкой удостоверения. Чуть не поскользнувшись, Лёша повесил сумку через плечо, фотоаппарат на шею, а удостоверение засунул в карман.
Затем нехотя поплёлся к подъезду. К счастью, домофон не работал и дверь оказалась открытой. Лёша медленно побрёл вверх по лестнице.
Остановившись на пятом этаже, он замер в нерешительности, поскольку не успел с точностью рассмотреть, в какой из квартир живёт его подопечный.
«И что мне делать? Звонить везде? – Не вариант…»
– Лика! Лика! – осторожно позвал он, но ответа не последовало.
«Отлично…»
– А зовут-то его как?! – обратился Лёша к отсыревшим облупившимся стенам подъезда. Стены молчали.
«Понятно… Разбирайся сам».
Новоиспечённый журналист закрыл глаза и постарался прочувствовать каждую из квартир на площадке. Крайняя левая отозвалась тёплой вибрацией. Он сосредоточился на ней сильнее, смог проникнуть внутрь, зайти в вытянутую прихожую с цветастыми обоями и жуткими антресолями, заваленными всяким хламом, затем в уже знакомую оранжевую комнату. Подопечный был всё там же, но теперь уже старательно гладил рубашку, сердито общаясь с раскалённым утюгом. Лёша изучил комнату и на свою удачу заметил на столе небольшую синеватую зачётку. Он двинулся к ней и, чуть напрягшись, смог незаметно открыть и прочитать.
«Арсеньев Тимофей Александрович. Ну что ж, будем знакомы».
Он быстро вернулся обратно к своему телу, поправил одежду, пригладил волосы, нажал на кнопку звонка и замер в ожидании. Через несколько мгновений в глубине квартиры раздался звук шарканья разношенных и плохо держащихся на ногах тапочек. Шаги приблизились, чей-то глаз закрыл огонёк света в дверном глазке и дверь гостеприимно распахнулась.
На пороге стоял тот самый Тимофей Александрович в футболке с символом супермена и домашних спортивных штанах.
– Здравствуйте! – Лицо Тимофея светилось приятной и лучистой улыбкой. – Вы ко мне?
Лёша завис в ступоре, будучи неспособным выдавить из себя хоть что-то. Так нагло врать прямо в лицо человеку, рассказывать абсурдную легенду оказалось гораздо труднее, чем думалось в начале. Он осознавал, насколько по-идиотски выглядит, зависнув здесь на пороге с выпученными глазами, но ничего поделать не мог.
– Вы, наверное, журналист? – пришёл ему на помощь сам подопечный.
Лёша яростно закивал и немного приподнял фотокамеру в подтверждение своей профессиональной деятельности
– Да-да… Журналист… Алексей, – не придумав ничего лучше, он представился собственным именем. – Газета «Труд».
– Но говорили же, что из «Комсомольской правды» человек приедет, – нахмурился Тимофей
– Эээ… – Лёша был готов впасть в истерику. – Я и там и там работаю…
– На полставки что ли? – вновь заулыбался политик.
– Ага, – облегчённо кивнул Лёша и попытался незаметно вытереть со лба пот, благо, длинные волосы позволяли это сделать.
– Проходите, проходите… – Тимофей отступил назад, приглашая Лёшу зайти.
– Спасибо, – промямлил тот в ответ, воюя с непослушными ногами.
Дверь закрылась. Тимофей покопался в шкафу в поисках вешалки, выудил её с радостным «О!». Но по отходящей от вешалки дуге он понял, что та сломана, и начал новые поиски.
– Да не надо, не надо, – попытался отбиться одеревеневший Лёша.
– Ну что вы? Я ещё не собран. Рубашку погладить… То сё, вы обувь не снимайте, а в куртке вам жарко будет.
Лёша в очередной раз кивнул и начал раздеваться, запутался в ремнях сумки и фотоаппарата, разозлился своей неловкости и одним рывком стянул с себя куртку, сумку и камеру, которая шлёпнулась на пол.
– Осторожно! – только и успел крикнуть Тимофей, протягивая руку, чтобы предотвратить или хотя бы смягчить падение.
– Ничего, всё нормально. Цела…
Лёша поднял камеру, осмотрел и, не обнаружив внешних повреждений, решил, что всё хорошо.
– Чайкофеводы? – скороговоркой предложил пышущий энтузиазмом хозяин квартиры.
– Нет, нет…
– Вы тогда проходите в комнату, я сейчас доглажу рубашку, переоденусь, и мы скоро выйдем. За нами заедут…
Лёша помялся, чувствуя неловкость от ситуации и ощущая, что за ним, наверняка, наблюдают как за хомячком в клетке. Он нехотя прошёл в комнату и опустился на кожаное кресло, стоявшее у рабочего стола. Тимофей вернулся в гладильной доске и принялся скрупулёзно наглаживать стрелки.
– А вы со многими уже так дни провели? И с кем, если не секрет? – Хозяин хитро подмигнул и понизил голос, став ещё сильнее похожим на школьника.
– Ээээээ… Вы о чём? – сперва не понял вопрос Лёша.
– Ну с кем ещё из политиков вы так ездили? – Его уши заалели. Было понятно, что Тимофею очень льстил интерес журналистов, он по-детски гордился и его распирало чувство собственной важности.
– Ой, нет. Я новенький. Я только первый раз, до этого мой предшественник ездил, так что не могу вам подсказать. – Лёша быстро сообразил, что со своими знаниями о политике моментально сядет в лужу и уничтожит легенду.
– Аааа… ясно… – Юное дарование расстроено засопело.
Наконец он догладил брюки и, и удалившись за дверцу шкафа, методично и аккуратно в них влез. Лёша никак не мог удобно усесться в кресле. Ему постоянно что-то мешало, кололо и саднило. Плюс раздражала оторвавшаяся заусеница на большом пальце, которую он то и дело начинал отчаянно ковырять.
– Ну вот и всё! – Тимофей с крайне серьёзным видом завязал галстук на какой-то хитроумный узел, застегнул пиджак и придирчиво со всех сторон оглядел себя в зеркало, стряхивая несуществующие пылинки. – Но ребята как-то не торопятся. – Сморщив лоб, он посмотрел на наручные командирские часы, великоватые для хрупкого запястья.
– А вы знаете всех, кто там будет? – Лёша решил, что надо попытаться быть полезным и выяснить вводную.
– Да нет, в основном наша организация по защите прав человека, может, ещё кто-то придёт. Пиаром занимаюсь не я, так что даже не знаю. – Он неловко пожал плечами, как будто прося прощения за то, что не может помочь.
– А у вас много врагов? – Лёша сам удивился серьёзности тона, с которой был задан вопрос. При взгляде на этого юношу он вообще начинал сомневаться, что хоть кто-то мог желать ему зла, а тем более смерти.
Видимо, Тимофей разделял его позицию и фыркнул от удивления.
– Ну откуда у меня враги? – Его губы растянулись в простодушной улыбке. – Я не так много сделал, чтобы это хоть кто-то заметил, не говоря уже о недоброжелателях. Вот в будущем, когда мы реализуем нашу программу, тогда все не разделяющие наши идеалы и ценности…
«Понятно, парнишу понесло…» – подумал про себя Лёша и, перестав слушать политическую жвачку, попытался сосредоточиться на ощущениях. Несмотря на все усилия, поиски дали только неловкость и раздражение. Казалось, никакой угрозы нет, что ещё больше насторожило. Ему просто не верилось, что может произойти что-то нехорошее, а тем более смерть. Лёша пытался увидеть в лице Тимофея признаки обречённости и судьбы, но ничего не было.
Вдруг пронзительно зазвучала стандартная мелодия старого мобильного телефона. Тимофей бросился к трубке, внимательно выслушал собеседника и, пару раз угукнув, повесил трубку.
– Нам пора – машина внизу, – улыбнулся он, но сообразив, что улыбка не вяжется с солидностью и важностью роли, придал лицу суровое выражение, что только добавило комичности образу.
Лёша почувствовал, как сердце, сдерживаемое прутьями рёбер, затрепетало словно испуганная канарейка. Здесь за каменными стенами здания он чувствовал себя гораздо спокойнее. Казалось, что стены маленькой, тёплой и уютной квартирки непостижимым образом смогут защитить от неумолимо приближавшейся опасности. Он тяжело вздохнул и поплёлся в прихожую натягивать всё ещё мокрые ботинки. Тимофей же, наоборот, выглядел воодушевлённым и со скоростью ужаленного хорька носился по квартире, в самый последний раз проверяя, не забыл ли он чего важного. Вся его напускная солидность, смешанная с детским восторгом от предстоящего мероприятия, непосильным грузом давила на Лёшу. Ему хотелось взять энтузиаста за плечи, встряхнуть и заорать: «ПРЕКРАТИ!! ТЫ СДОХНЕШЬ СЕГОДНЯ!! ХВАТИТ!!!». Но он понимал, насколько странно и неадекватно это будет выглядеть. Скорее всего, его просто выставят за дверь, приняв за жертву городского стресса. Но от осознания собственной беспомощности легче не становилось. «Лика, как же я на тебя надеюсь,» – пронеслось в голове.
Тимофей собрался и, надев серую шапку-ушанку, вытянул руку, уступая дорогу Лёше. Тот, стараясь не смотреть на хозяина квартиры, направился к выходу.
