Ирина Замотина
Евангелие от покойника
Глава 15
По мере того как они подъезжали к центру города, они видели всё больше разрушенных горящих зданий. Дымилась Петропавловская крепость, большая часть Петроградки была раскурочена до самого фундамента, местами попадались огромные ямы, словно оставшиеся от падения метеоритов. Валялись груды камней и плит. При этом на Биржевом мосту их настигла первая молния, ударив в метре от машины. Миша едва успел вывернуть руль и остановиться.
– Всё, дальше пешком! – скомандовал он, быстро выбираясь из машины. Лёша последовал распоряжению. Эпицентр событий, очевидно, находился на Дворцовой площади. Казалось, что стихии сошли с ума и объединились в безумном хороводе вокруг этого небольшого клочка земли. Площадь была окружена огромным ураганным столбом, который кружился, унося за собой автомобили и деревья. В центре полыхала огромная грозовая туча, отправлявшая в разные стороны гигантские синие молнии. Удары были такой мощи, что земля под ногами дрожала, жалобно вздыхая после каждой вспышки. Сверху потоками обрушился ливень, мгновенно промочивший их одежду до нитки.
Они вглядывались в пространство над площадью, но разглядеть было что-либо невозможно.
– Ты что-нибудь чувствуешь?! – заорал прямо на ухо Лёша, пытаясь перекричать шум стихии.
– Только сумасшедшую энергию, силу, нечто космическое! Но не знаю, кто там – пойдём ближе.
Они согнулись ещё ниже и, преодолевая бешеные порывы ветра, мелкими перебежками двинулись от одного укрытия к другому. Каждый метр давался огромным трудом. Местами приходилось карабкаться словно по отвесной скале. Оба уже были вынуждены использовать дополнительную энергию, чтобы хоть как-то держаться на ногах.
Когда они дошли до центра Дворцового моста, сильнейший порыв ветра сорвал шпиль Адмиралтейства и уронил его прямо в Неву. На землю посыпались груды осколков, которые тут же были подхвачены ветром.
Сделав отчаянный бросок, они смогли добежать до ближайшего здания и вжаться в него. Миша что-то прошептал, надёжно прикрепив их обоих к стене и выстроив огромные каменные преграды. Когда укрытие было установлено, они впервые смогли посмотреть вверх.
От привычного ансамбля Дворцовой площади почти ничего не осталось: Зимний дворец был срезан наполовину будто бы огромным ножом. Здание Генерального штаба разрушено до самого основания, а на месте Александрийского столба и привычной брусчатки зияла воронка. По бокам этой воронки друг напротив друга в воздухе зависли две фигуры: одна абсолютно чёрная и высокая, а другая поменьше с рыжими волосами.
– Это Лика! – заорал Лёша вне себя от радости.
– Лика-Лика! – отозвался Миша, стараясь настроить органы чувств, чтобы лучше видеть и слышать все происходящее.
– Ты можешь понять, что там происходит?
– Пытаюсь, отстань!
Он приложил максимум усилий и наконец смог что-то разобрать.
– Ты должен уйти. Ты забрал всех, кого должен был. Время этого мира ещё не пришло… – зазвучал голос Лики.
– Я могу забрать ещё очень многих! – раздался холодный голос палача.
– Они этого не заслужили.
– Почему же?
– Смерть – это просто наказание, оно не даёт ничего. Души сами должны понять. Иначе все не имеет смысла.
– Что же, по-твоему, имеет смысл?
– Смысл имеет сама жизнь.
– Жизнь – экзамен, который мало кто сдаёт. Тебе ли не знать?
– Я ошибалась, палач. И я плачу за свою ошибку.
– Вот и им нужно заплатить. Иначе они не изменятся. Это справедливо. – С этими словами палач отправил сильнейший энергетический заряд в Лику.
Она тут же выставила руку, перехватывая заряд и собирая его в плотный шарик, который аккуратно лёг на её ладонь, постепенно угасая, пока не потух окончательно и не рассыпался горсткой пепла.
– Ты стала сильнее.
– Да, и многое поняла. Ты не сможешь меня убить.
Вместо ответа палач отправил целый столб огня в сторону Лики, но та выставила ладони, с которых тут же хлынул поток воды и поглотил огонь, оставив вместо него облако пара. Взмахом кисти он притянул пар к себе, закручивая его в воронку и создавая очередной ураганный вихрь. Огромный столб воздуха моментально взмыл к небесам, с лёгкостью поднимая и закручивая казавшиеся теперь невесомыми камни булыжника и куски ограды.
– Опомнись, палач! Ты не для этого был создан! – попросила ещё раз Лика, перекрикивая ветер. Ураган нещадно трепал её одежду и волосы. Глаза горели неестественным огненным блеском.
Палач пропустил её слова мимо ушей, движениями ладоней всё закручивая и закручивая смертельный воздушный поток. Усиливаясь, тот расширялся, увлекая за собой новые предметы: куски лепнины и скульптур с ближайших зданий, кустарники и куски дёрна и даже припаркованный недалеко мопед. Несмотря на творившийся вокруг хаос, палач выглядел невозмутимым. Они с Ликой представляли собой разительный контраст: животный ужас и абсолютное спокойствие.
– Он её убьёт! У неё не хватит сил! – ахнул Лёша, сжимая кулаки. – Мы можем помочь ей?!
– Успокойся! – Миша схватил его за ворот футболки и притянул к себе. – Нас с тобой размажут! Не лезь, идиот! Она справится! Выбора нет! – проорал он прямо в ухо.
Тем временем, сотворив вихрь, палач отправил его в Лику. Она мгновенно исчезла и появилась сбоку от угрозы. Затем она взмыла вверх, вдоль вращающейся воронки и, создав магический купол, начала собирать ураган внутрь. Воронка тут же просела и медленно исчезла в глубине купола.
– Я не проиграю, уходи! – крикнула Лика, создавая голубоватую сферу вокруг палача, та начала сжиматься, с каждой секундой становясь меньше. Палач сконцентрировался, пытаясь её разрушить, но ни огненные заряды, ни ветвистые молнии не помогли. Тогда он сотворил вокруг себя подобную же сферу, но гораздо более тугую, отливавшую свинцом и соединённую тонкими прожилками с его телом и неподвижно замер, тратя всю энергию на её подпитку. Когда две сферы встретились, голубая замедлила движение, а затем поблекла и полностью растворилась в воздухе, тогда как свинцовая начала расширяться.
Лика мгновенно атаковала раздувающуюся сферу, но та лишь поглощала энергию, усиливаясь и прочнея. В какой-то момент она даже начала отражать атаки, отправляя усиленные заряды в сторону Лики. Той пришлось блокировать удары, и они полетели вокруг, а один едва не задел Лёшу.
Увлечённая этим противостоянием, она не заметила, что сзади вдруг начали подниматься две огромные чёрные лапы, которые росли и тянули к ней длинные когтистые пальцы. По мере их приближения к тонкой девичьей фигуре, зависшей между небом и землёй, атаки палача стали более яростными, и Лика с трудом успевала от них уворачиваться.
Взволнованный Лёша попытался настроиться на наставницу, чтобы предупредить, но она была слишком закрыта. Он что есть силы заорал:
– Лика, сзади!
Но было слишком поздно. Две огромные лапы сжали её и начали нещадно мять и комкать, ломая кости и нанося смертельные травмы. По приказу палача, ладони сдавили изломанное тело в последний раз и остановились, открывая ему прекрасный вид на окровавленное и исцарапанное лицо, обезображенное гримасой боли и ужаса. Палач приблизился к жертве, склонив голову на бок и внимательно её изучая. Он вслушивался в булькающий звук, исходивший из глубины горла, и жадно каждой клеточкой впитывал энергию боли и страха.
– Как ты не понимаешь: людям даётся огромное благо – жизнь. Им дали ресурсы, разум и даже свободу выбора, с которой вы ничего не можете сделать. Ни у кого нет больше такого подарка. Живи и радуйся, наслаждайся каждым днём. Но что они делают вместо этого? Убивают, грабят, насилуют и предают. И всё это зачем? Чтобы у соседа было хуже, чем у тебя. Когда они несчастливы сами, они стремятся сделать окружающим ещё хуже, чтобы оправдать собственное существование. Сломать у другого проще, чем построить самому. И за это они и должны понести наказание…
– Во многом ты прав, палач… – прошептала она, делая попытку вырваться из цепкой хватки.
– Только во многом? – Он саркастично улыбнулся, дав знак ладоням сжаться сильнее. – Ты такая же, как они! – горько усмехнулся он. – Ты не ценишь то, что тебе дано. Ты убила маленького ребёнка, маленький комочек жизни, только зарождавшийся в тебе из-за жалости к себе и трусости. Ты предала ребёнка и себя! И вы все такие! – Палач посмотрел на город, простиравшийся под ногами. – Ничего личного, Лика, но они все… – Он широко раскинул руки. – Должны умереть. Миру нужно преобразиться. Он прогнил.
– Не тебе, палач, решать, прогнил этот мир или нет… Они должны решить это сами. – Лике было очень тяжело говорить, но она старалась изо всех сил. Во что бы то ни стало, ей нужно было собрать силы и говорить, говорить, говорить. – В отличие от них ты не знаешь, что такое отчаяние, боль и горе. То самое горе, которое пронизывает каждую клетку тела, заполняет изнутри, принимает твою форму, застывает и остаётся там навсегда. Ты смотришь в зеркало и видишь не себя, не свои нос, глаза и волосы, а видишь только его чёрные пустые глазницы и жуткую перекошенную гримасу. Ты никогда никого не терял и никогда никого не любил. Ты не знаешь, что это такое. И не тебе их судить. Ты имеешь право забирать только тех, чья душа сама этого хочет. Остальные должны остаться здесь.
Вдруг чёрные руки, удерживавшие Лику, вспыхнули ярким огнём и вскоре опали белёсым пеплом. Лика с трудом поднялась и посмотрела прямо в глаза противника. Он тут же сотворил огромную змею, которая попыталась обвить Лику беспощадными кольцами. Но примерно в метре от цели, она сжалась, уменьшилась и исчезла.
– Понимаешь: иногда беспомощность и отчаяние заставляют забыть о самом главном, о том, насколько человек любит близких, любит окружающих, любит этот мир, а главное – любит себя и свою жизнь. Эта самое первое и самое важное, что мы теряем, что у нас коварно забирают будни и обстоятельства. Затем мы теряем силы, веру, надежду и уже не возвращаемся никогда. И именно этой любви не хватает твоим жертвам. Где пропадает она, там появляешься ты. Но кто-то должен вернуть всё на место. Я не смогу убить тебя силой, ты и есть сила! – С каждой секундой Лика приближалась к палачу. – Я не смогу тебе объяснить, что такое человеческие чувства. Я не смогу заставить тебя уйти. Единственное, что я могу сделать, – это дать силы и веру тем, кого ты забрал, я могу научить их любить себя и других…
– Я не уйду! – покачал головой он, закрываясь очередным щитом.
– Они возьмут тебя с собой. – Их уже разделяло не более метра. – Прощай, палач! – Лика резко прыгнула, обхватила его шею прижалась к нему и прошептала на ухо: – Я люблю… Я прощаю… – Палач остолбенел в смятении, но вдруг его щеку перерезала мокрая полоска и площадь озарил ослепительный свет.
Лёша с Мишей невольно зажмурились, спасая глаза от чрезмерного воздействия. Свет был настолько ярким, тёплым и плотным, что обволакивал будто, одеяло. На секунду они перестали понимать, где и почему они находятся.
Когда Лёша наконец проморгался и перед глазами перестали мелькать кислотные пятна, он неожиданно обнаружил, что стоит на крыше всё той же заброшенной пятиэтажки, вот только теперь внизу было множество людей. Кто-то спешил по своим делам, кучка студентов ждала автобус на остановке, а вдалеке целовалась парочка. Город жил привычной неторопливой жизнью, всё вернулось к обычному ритму. Лёша с удивлением посмотрел в сторону Дворцовой: не осталось и следа от недавних вихрей и молний. Небо было чистое и ясное. Рядом стоял такой же удивлённый и исцарапанный Миша.
– Ты как? Кх-кх-кх. – закашлялся Михаил, отплёвываясь от пыли.
– Нормально… Кажется… Не знаю…
Миша в свою очередь оглянулся.
– Что произошло? – осторожно поинтересовался Лёша.
– Не знаю. – Он развёл руками. – Не мне об этом знать.
– А Лика где?
– Я её не чувствую. Правда, я её и не чувствовал, так что… Но кажется, что мир спасён. Люди живы. Конец Света отменяется. – Он довольно оглядел окружающее пространство.
– А Лика как же? – обиженно спросил Лёша.
– Она знала, на что шла. Ей не впервой. Это наша судьба и мы все к ней должны быть готовы. Пойдём! Надо ещё посмотреть, что с Матвеем стало… – Миша с размаха ударил его по плечу, увлекая за собой.
Лёша с горечью оглянулся на площадку крыши, но там по-прежнему никого не было.
Глава 16 (Эпилог)
Лёша медленно вышел из подъезда, дождался хлопка двери, щёлкнул зажигалкой и с наслаждением закурил.
Он старался не курить в квартире из уважения к царившей там атмосфере, поэтому каждый выход на улицу был радостным событием. Впервые он взял в руки сигарету в вечер исчезновения Лики, когда вернулся в квартиру, всё ещё надеясь, но никого не обнаружил. Тогда он вышел, завернул в соседний продуктовый магазин, купил сигареты, бутылку виски и шоколадку. Виски он выпил всего несколько глотков и, сморщившись, закрутил пробку. Зато шоколадку съел всю сразу и с огромным наслаждением. Затем сел на грязную лавочку напротив окон квартиры, затянулся сигаретой, закашлявшись, и приготовился ждать. Почему-то ему было важно сидеть именно здесь и смотреть, не загорятся ли вдруг окна. Но окна в тот вечер так и не загорелись. Он прождал часа три и, поднявшись наверх, завалился спать.
Не загорались окна уже более четырёх месяцев. На самом деле Лёша перестал ждать, прекрасно осознавая, что, если бы она могла вернуться, то она бы уже это сделала. Но когда он заходил во двор, глаза непроизвольно скользили вверх, на всякий случай проверяя, не изменилось ли что-нибудь.
Лёша справедливо рассудил, что жить ему негде, да и на квартиру никто не претендовал, поэтому разрешил себе жить в Ликиной, правда, предпочёл ничего особенно не менять и не переставлять в комнатах.
Оглядевшись вокруг, он медленно зашагал через двор, огибая снующих мальчишек, игравших в футбол, несмотря на ужасную погоду. Лёша поморщился от мелкой, едва заметной мороси, которая меж тем постепенно скапливалась и стекала тонкими струйками по куртке, теряясь в углублениях карманов и уничтожая спасительное тепло, в котором он по очереди грел ладони.
Лёша мог бы поехать на машине и даже уже получил права вместе с ускоренным курсом вождения, но предпочитал добираться до Матвея пешком. Он выбросил окурок, поднял воротник и, насупившись, поспешил по холодным улицам Питера. До назначенной встречи оставалось около получаса – надо было торопиться.
Лёша сильно изменился за прошедшие месяцы: щёки покрыла жёсткая щетина, руки и плечи сильно раздулись от упражнений, а походка стала медлительной и уверенной. Пожалуй, по-настоящему он оценил уроки Лики только после её гибели, когда пришлось решать проблемы самому. Матвея сильно потрепала стычка, произошедшая после того, как Лика заняла чужое место. Были убиты два десятка подчинённых, да и сам Матвей теперь с трудом вставал с места – его тело было разрезано уродливым шрамом – прощальный привет от Аарона, который послал магическое лезвие в заклятого друга. Сращивание тела обратно отнимало у проводника всю энергию. Он выглядел уставшим и печальным. В Доме осталось всего пять верных сторонников, которых он шутливо называл пятёркой Харламова, и теперь раздавал только самые элементарные задания. Зато начал хорошо за них платить, так что с работой теперь проблем не было. Однако приходилось часто сталкиваться с другими Домами, каждый из которых считал своим долгом поглумиться и поохотиться на Матвеевского неудачника. Эти стычки закалили Лёшу и сделали более подозрительным. Он усвоил многие из привычек бывшей наставницы, которые не раз спасали ему жизнь. Голод стал мучить меньше, иногда он даже не вспоминал о таблетках, зато и радужных мыслей стало меньше. Всё чаще начали приходить тоска и одиночество.
Лёша вывернул во двор капеллы и невольно ускорил шаг. Он поступал так каждый раз при приближении к Дворцовой площади, хотя сотню раз зарекался. Когда ворота остались позади и взору открылась площадь, он задержал дыхание, но, естественно, Лики там не оказалось. Лёша огляделся, разочаровался и заспешил вперёд. Оставалось только пятнадцать минут. Нужно было торопиться, тем более что здесь часто появлялись сторонники других домов. Ходили слухи, что Аарон дал своим приказ не убивать, но приятно стычки с ними не заканчивались.
Расклад сил изменился. Теперь всем заправлял Аарон. Он поделил сферы влияния с Лазом, но тому пока приходилось тратить все силы на борьбу с несогласными и подавление недовольства.
Лёша уже привычно проследил, что за ним не было слежки, и прыгнул в пространстве. Он возник на крыльце потёртого особняка и, помедлив, вошёл внутрь. В Доме больше было некому убираться, поэтому прихожая была завалена обломками стен и штукатуркой. Лёша поёжился, снял куртку, повесив её на торчавший гвоздь, и заспешил наверх.
Матвей не изменил любимой комнате, но теперь всё чаще сидел около камина, по-стариковски отогревая ноги у жаркого огня. Сейчас он выглядел гораздо старше, даже древнее. Плечи ссутулились, губы превратились в узкую прорезь, и вся фигура выглядела скрюченной и безжизненной.
– Добрый день, Матвей, – постучал по дверному косяку Лёша.
– Добрый вечер, Лёш. Как задание?
– Выполнил. Мальчик жив. Всё хорошо.
Матвей молча кивнул, протягивая ладони к очагу. Он никак не мог согреться.
– Возьми таблетки на столике. Там же следующее задание. Сделаешь – приходи…
– Да, конечно. Спасибо. – Лёша уже развернулся, чтобы уходить, но в последний момент остановился. – Так и не решился тебя спросить: ты знаешь что-нибудь о Лике? Она хотя бы жива?
– Не знаю. – Проводник тяжело выдохнул, уставившись в одну точку.
– Ну а палач? Он хотя бы мёртв?
– Убийства прекратились. Больше я ничего не могу сказать. Мне жаль.
– Хорошо. Спасибо. – Лёша взмахнул рукой в знак прощания и скрылся за дверью. Он постарался уйти как можно быстрее, чтобы не показать нахлынувшую печаль. Он множество раз представлял себе этот диалог, не решаясь задать сокровенный вопрос, но сейчас мысленно проклинал себя за то, что не подождал ещё какое-то время.
Матвей сидел, вслушиваясь в удаляющиеся громкие шаги, – последние живые звуки в давно омертвевшем доме, вздрагивая с каждым ударом. Пожалуй, он многое бы отдал за то, чтобы в доме раздавались голоса, смех, топот хозяев, гостей и всех подряд. Ему этого очень давно не хватало. Мало кто знал, что этот самый дом был выбран им не случайно. При жизни здание принадлежало Матвею и его большой и всегда шебутной семье. Ему было порой грустно думать, что они не только давно умерли, но уже прошли не один этап перерождения. Его жена теперь была поджарым футболистом и героем светской хроники, а любимица-дочурка боролась за права женщин где-то в Африке. От этого становилось тоскливо и одиноко. Он устало потёр переносицу и откинулся в кресле.
– Ты выглядишь уставшим, Матвей. Тебе пора отдохнуть.
– Давно собираюсь, но всё как-то дела-дела… Не до этого, понимаешь? – Его лицо с натугой расплылось в обычной немного насмешливой улыбке. – Ты знаешь, я ведь даже скучал.
– Я тоже, Матвей, я тоже… – Лика подошла сзади и обняла старческие плечи, даря блаженное тепло. Помедлив, она поцеловала поседевшую макушку. Она выглядела так же: та же куртка, майка и штаны, неизменный хвостик и выбившиеся пряди, вот только её лицо… В нём появилось какое-то неземное спокойствие. Глаза озарились мягким согревающим светом, а на губах блуждала подбадривающая улыбка.
– Почему ты не ушла, глупышка? – прошептал проводник, греясь и набираясь от неё сил. – Ты же могла вернуться обратно к людям и прожить ещё сотню жизней. Или вообще покончить со всем и уйти наверх, туда, откуда мы пришли и куда мы все стремимся.
Лика задумалась, крепче обнимая бывшего наставника.
– Не могла, Матвей. Хотела, но не смогла. Как я на вас людей оставлю? – засмеялась она. – Вам уход за кроликами доверить нельзя, не то, что за людьми.
Матвей глубоко вздохнул:
– Прости меня, малышка. – Он потёрся щекой о ещё ладонь. – Я знаю, что плохо всё получилось. Но я же должен был знать. Я должен был проверить, есть ли для нас хоть какой-нибудь выход.
– Я понимаю, Матвей, – спокойно отозвалась она, поглаживая его голову. Но он продолжал:
– Я знаю, я поступил жестоко. Я мог бы уничтожить палача гораздо раньше, после первых убийств, когда и нужно было это сделать. Да и вызывать Лёшу было жестоко. Втягивать в это во всё, ставить перед выбором его, а потом и тебя – ещё более жестоко… – Он закрыл глаза ладонью и покачал головой. – Но я не мог по-другому. Мне нужен, если не выход, то хотя бы надежда на выход. Хоть какой-то свет, хоть искорка. Только ты могла справиться со всем. В тебе осталось что-то светлое и доброе. Другие бы провалились. Понимаешь? – Матей оглянулся и посмотрел на собеседницу. Его глаза были полны отчаяния.
– Я понимаю, Матвей. Правда, понимаю… – так же спокойно отозвалась Лика и улыбнулась чуть шире. – Всё хорошо. Если так случилось, то так и должно было быть. Я люблю тебя, Матвей. Не волнуйся. Ты очень многое для меня сделал.
Проводник медленно кивнул, словно что-то понимая.
– Что с нами будет? Что будет с Лёшей? Ты его заберёшь?
Лика на секунду задумалась:
– С вами всё будет хорошо. А Лёшу? – Нет, не заберу. Ему надо прожить свою жизнь. Я отняла её когда-то. Но дала теперь вновь. Ему надо её прожить, тогда он сможет пойти дальше… к людям. Просто пока я не могу ему об этом сказать. Но он поймёт это сам, просто чуть позже. Он у меня молодец… – Лика улыбнулась, смотря вдаль.
– Да, наверное, ты права. Тебе лучше знать… – Матвей помедлил. – А я когда-нибудь смогу попасть обратно к людям?
– Конечно. Просто время пока не пришло… – Она осторожно щёлкнула его по кончику носа.
– А когда оно придёт?
– Когда ты ему разрешишь…
Матвей чуть смутился, склонил голову в задумчивости, а когда поднял, Лики уже не было в комнате. Он растерянно оглянулся, но она бесследно исчезла.
Вечером, когда Лёша вернулся домой, открыл дверь, бросил ключи на тумбочку и прошёл на кухню, чтобы запихнуть продукты в холодильник, на столе он обнаружил тонкий листок бумаги, на котором знакомым убористым почерком было написано:
«Лёшка, ты всё сможешь. Будь собой, ведь ты у меня самый лучший. Я очень тебя люблю. Я буду тебя ждать…
Мама».
Для оформления обложки использована фотография «Плащ совести». Автор: Замотина И.А
