Ирина Муравская
Пари на красавицу
Глава шестнадцатая
Девушка на стене
POV ГЛЕБ
Стою перед зеркалом, застёгивая пуговицы на заранее подготовленной и принесённой Викторией рубашке. Виктория – наша прислуга, вернее прислуга отца.
Но когда-то была наша. Когда я тоже здесь жил. От того так странно теперь находиться в собственной бывшей комнате.
За прошедшие месяцы здесь ничего не менялось, разве что пыль вытиралась. А так всё по-старому: Xbox, плазма, хаос из журналов и книг на стеллажах, гардеробная размером с ещё одну комнату, личный санузел и огромная кровать, на которой уместилось бы человек шесть.
Идеальный траходром. На ней в своё время не одна девица извивалась до судорог, ну да ладно. Это всё лирика и уже не актуально.
Игнорирую висящий на вешалке пиджак с галстуком и выхожу в общий коридор, увешанный дорогими картинами в массивных рамах.
Вообще, я стараюсь как можно реже приезжать сюда. Удовольствие это место всё равно не приносит. Только разочарование и неприятные воспоминания.
Здесь прошло всё моё сознательное детство. Здесь когда-то шумно справлялись праздники. Здесь мы были вполне счастливой семьёй…
И хоть фотографии давно убраны, а, быть может, и вовсе уничтожены, каждый квадратный метр до сих пор дышит этими мгновениями. Что причиняет почти физическую боль.
Вот тут мы играли с сестрой в прятки, а в этой части дома она как-то устроила уголок живописи, изрисовав обои и белую антикварную мебель. А вот там находилась спальня родителей, где мелким я проводил времени больше, чем где бы то ни было.
Мама всегда была мне ближе. Отец вечно пропадал на работе, порой зависая там сутками, мама же всегда была рядом. Классное время.
Спускаюсь по лестнице в светлую гостиную-зал, уставленную мебелью, достойной аристократии: чего только стоит мраморный бюст обнажённой девушки в нише и стеклянные витрины, прячущие фарфоровую посуду.
Гости уже собрались. Не светское мероприятие, а сборище пингвинов: все напыщенные и чёрно-белые. Только бабские цветные наряды с побрякушками и разбавляют однообразную палитру.
Народу много, но я никого не знаю. Сплошные старпёры, в смысле ровесники отца. Его спонсоры, коллеги, члены закрытого клуба, в котором он состоит и какие-то высокопоставленные шишки, сюсюканья с которыми обеспечивают ему поддержку в предвыборных дебатах.
А, нет. Кое-кого точно знаю.
Замечаю Дарину и её родителей. Невеста сегодня, как и положено невесте, обрядилась в белое. Коктейльное платье красиво сидит на точёной фигурке, очерчивая изгибы, но не вызывает никаких эмоций.
А всего пару месяцев назад я бы первым делом утащил её наверх, где с удовольствием поимел бы разок-другой. Собственно, так наше знакомство в своё время и состоялось.
– Мог бы и причесаться, – передо мной вырастает отец. Как всегда с иголочки. И как всегда с восковым лицом. Ни одной эмоции, ни одной морщинки. Волос и то лишний не торчит.
– Потерял расчёску.
Моё ехидство благополучно пропускается мимо ушей. Впрочем, как и всё остальное, что не представляет для него интереса. Я привык к этому.
– Хотя бы его не потеряй, – мне протягивают бархатную фиолетовую коробочку.
– Что это?
– Кольцо, разумеется. Ты же вряд ли сподобился о нём подумать. Так что я решил не полагаться на тебя и занялся этим вопросом лично. Полагаю, Дарина оценит.
Конечно, не удосужился. Даже не подумал бы тратить на эту ерунду время.
Мимоходом заглядываю внутрь.
Да уж, она точно оценит. Такой-то бриллиантище. Ручная работа. Гравировка.
– Она охрипнет, пока будет пищать от счастья, – невесело замечаю.
Она – да, а я словно лимонов обожрался до рвотных позывов. Еле получается сохранять нейтралитет и не начать плеваться. От вечера, от повода, от наречённой.
– Вот и прекрасно. Я именно на это и рассчитываю. Спрячь его. Достанешь, когда дам знак. И будь добр, сделай всё красиво. Без нелепых подколов и непредвиденных эксцессов.
Стискиваю бархатную коробочку до побелевших костяшек, мечтая запулить её куда-нибудь подальше. Хоть в окно.
– Зачем жениться? Разве это необходимо? – делаю глубокий вдох, перебарывая искушение, и убираю её в карман брюк.
– Должна же быть от тебя хоть какая-то польза, – словесной пощёчиной оглушают меня и уходят обратно к гостям, оставляя обтекать от унижения.
Обиды нет, я давно привык к роли "нежеланного ребёнка". Особой любви папаша никогда ко мне не испытывал, но явное отвращение началось после семейной трагедии.
Полагаю, это из-за того, что я напоминаю ему о маме. И о Насте. А его это бесит. Уверен, он хочет, чтобы меня тоже не было. Но я есть. Вот незадача.
Подзываю пухлую невысокую Викторию с лицом давно ославяненной восточной наружности, снующую мимо расфуфыренных богатых ушлёпков, и перехватываю с её подноса бокал с шампанским. Осушаю его в один глоток и сразу беру второй. Затем третий.
Уже лучше. Теперь можно ещё какое-то время продолжать лицемерить. Что и делаю.
Очаровательно улыбаюсь, обмениваюсь рукопожатием и делаю вид, что мне интересна та хрень, которую гости с воодушевлением несут в массы. Все подобные вечера однообразны и скучные до скрежета зубов.
Нет. Это не мой мир, и я никогда не хотел быть его частью. Раньше мы с мамой прятались от всех на кухне и тайком в темноте поедали мороженое. Она тоже не любила дешёвую театральщину.
Не представляю, как она в принципе согласилась выйти замуж за отца, потому что он-то в этом котле варился ещё до их знакомства. Только тогда ставки были ниже, ограничиваясь делами семейного бизнеса.
К Дарине не подхожу, так что она делает это сама. Восхитительная актриса. Ведёт себя так, словно в последний раз мы распрощались после бурного секса с взаимными любезностями.
И ведь знает, что с каждым днём вызывает у меня лишь всё больше отвращения, но идти на попятную не собирается. Странная девица.
Со мной то всё понятно, я связан по рукам и ногам, но ей зачем этот брак? Она же не такая дура. Знает, что счастливым он не будет.
– Остыл? – одаривают меня милейшей улыбочкой. Ясно. Тактика: "я буду терпеливой и мудрой" в действии.
– К тебе? Да.
– Не надо так. Зачем грубить?
Это что, угрызения совести? Откуда они взялись? Тьфу, блин. Это всё Мальвина. Она плохо влияет на мой внутренний моральный компас.
– Ты права, – выдавить из себя сложно, но кое-как справляюсь. – Извини.
Зря. Лучше бы не открывал рот. Дарина вечно всё воспринимает не так, как надо.
– Ну, конечно же, извиняю, – довольно зардевшись и хлопая размалёванными глазищами, на моём локте повисают с цепкостью пиявки. – Я же знаю, ты человек настроения. Вспыльчивый, резкий, но добрый.
– С добрым – это ты загнула, – высвобождаюсь, иначе конечность можно будет ампутировать. У Дарины бульдожья хватка. И наглость английской королевы. Наглядный пример выращенной на вседозволенности зажравшейся девочки.
Смешно. Нашёл кого судить. Будто я многим лучше.
– Глеб, в чём дело? Откуда это пренебрежение? Всё ведь было нормально, – обиженно надувают глянцевые от блеска губы.
– Было.
– Это не ответ.
– Я знаю.
Брюки вибрируют. Нет, это не я и не моя физиология. Это всего лишь айфон.
Покровская.
Прислала фото, где вся их танцевальная группа делает селфи на фоне барной стенки с выпивкой. Она тут такая смешная. С двумя высокими хвостиками и забавно скорченной моськой.
“У нас тут весело. Если освободишься раньше, подкатывай. Люда тебя ждёт”
– приходит следом.
Люда? Люда меня ждёт? Вот же врушка. Стала бы ты писать мне из-за Люды!
– Понятно, – Дарина заглядывает мне через плечо, рассматривая фото. – Следовало догадаться. Ну и что в ней такого? Чем она лучше других твоих прошмандовок? Их фотки у тебя в телефоне не висят.
Раздражённо выключаю экран. Это личное, её нос-то куда лезет? А если откушу?
– Она лучше тебя. А это уже немаловажно.
– И что ты хочешь этим сказать?
И правда. А что я хочу этим сказать? Вообще-то я много чего хочу сказать, но рано или поздно наступает тот самый момент, когда нужно не языком чесать, а делать.
Болтал я много, пора бы и делом заняться, поэтому…
– Хочу сказать, что тебе сегодня выпала честь развлекать это стадо в одиночку. У меня есть более важные дела, – бархатная коробочка перекочёвывает из кармана в высокий вазон, украшающий подножие лестницы.
Глухой стук оповещает, что колечко надёжно спрятано. Пускай теперь удочкой выуживают, если так надо.
До Дарины доходит.
Не сразу, но доходит.
– Глеб, ты не посмеешь!
– Уже посмел.
– Вернись, не бросай меня!
– Прости. Такая я скотина, да.
Знаю, что это подло и не по-мужски. Сбегать – прерогатива девчонок, но.... оставаться я не хочу. А сообщать отцу, что ни помолвки, ни свадьбы не будет, пока не готов.
Не сегодня. Позже. Возможно, завтра. Или послезавтра. Точно в ближайшее время, но не прямо сейчас. Для начала надо продумать планы отступления. Не для меня, для мамы. Я не должен её потерять. И Мальвину тоже не должен.
Ухожу через главный вход, не оборачиваясь. Не знаю, осталось ли это незамеченным. Да и похрен. Пускай обсуждают. Чё, зря собрались, что ли?
На улице прохладно и влажно, хоть и грозовые тучи решили передохнуть на ближайшую недельку, осев в другом месте. Однако я погорячился, не прихватив косуху. Понял это уже выезжая с территории, но возвращаться не буду.
К тому моменту, как байк паркуется возле кафе, успеваю продрогнуть. Не критично. Тем более, что в момент согреваюсь, едва заметив в отсветах неоновых вывесок бирюзововолосую фигурку, успевшую отжать у местного диджея пульты. Пацан стоит в сторонке и озадаченно чешет затылок, пока та лихо шаманит с его аппаратурой.
А так было можно?
Наверное, можно. Судя по всему, место это у них насиженное, где все друг друга знают. А я тут был один раз, и то давно. Не помню, что мне не понравилось. Место в целом атмосферное, дух западных закусочных передан во всех красках. Даже в форменных платьицах официанток…
Официантка, точно! Вспомнил!
Я тогда подцепил тут официантку и, чтобы больше с ней не пересекаться, сюда не захаживал. Как её звали… Алина… Нет, Ангелина вроде.
Да, точно.
Надеюсь, она здесь больше не работает. Всё-таки года три уже прошло. Такие встречи крайне нежелательны сейчас. Когда я только-только пытаюсь выстроить мостик доверия с Мальвиной.
Далеко не прохожу. Не хочу быть замеченным. Пока что. Пока мне просто нравится наблюдать за ней. Поэтому занимаю крайний столик, заказываю кофе у подошедшей девушки, слава богу не Ангелины, и, пользуясь возможностью, наглейшим образом, без опасности для здоровья, пялюсь на неё.
Покровская отрывается на полную катушку. Маленькая батарейка, заряжающая всех в ближайшем радиусе. Народ уже подтягивается под бодрые миксы, а она ещё сильнее их подзуживает озорной улыбкой и завораживающей пластичностью тела.
Как она двигается…
Мать твою, как же она охрененно двигается…
Её стол тоже не сидит на месте, показывая всем пример. На небольшом участке, который никогда и планировался как танцпол, разворачивается мини-представление.
Неторопливо попиваю кофе, наблюдая как прямо в процессе создаётся без малого настоящий номер. Слаженный, драйвовый. Это и есть особенность стрит дэнса? Умение подстраиваться под обстоятельства и друг друга?
Что ж, это реально круто.
За один танец телефон звонит дважды. Разумеется, отец. Сбрасываю вызовы, предвкушая взбучку. Её не миновать. И приходящее следом сообщение это только подтверждает:
"Завтра в офисе, в два. Только попробуй не явись".
Мда.
Завтра будет весело. Ну да хер с ним. Это будет только завтра, а у меня ещё есть моё сегодня.
Мальвина, наконец, оставляет в покое чужое рабочее место и перебирается к остальным танцевать. Тоже зрелище на миллион, но вот тут уже я хочу быть не просто наблюдателем, но и участником.
Тем более, что Вольт с готовностью оказывается рядом и вовсю трётся возле неё. Лапает без стеснения и в открытую заигрывает. А она, как назло, сегодня в серебристом открытом топике, нихрена не прячущем шикарные сиськи.
Для чего джинсовка, я спрашиваю, если она ничего не прикрывает? Где, я спрашиваю, привычные балахоны??? Меня они полностью устраивали!
Нет, вы посмотрите на этого сучонка! Слишком осмелел. С чего эта волосатая девка вдруг так ожила? Какой петух клюнул эту пылающую задницу?
Оставляю возле опустевшей чашки деньги и поднимаюсь с места, намереваясь разбить эту сладкую и уж больно довольную парочку, но наперерез мне выскакивает официантка. Та, что брала заказ.
– Может, хотите ещё что-нибудь?
Да. Набить умывальник вот той гниде.
– Нет, – отмахиваюсь. Всё моё внимание сконцентрировано выше её плеча, за которым кое-кто так и рвётся загреметь в больничку. – Спасибо.
– Точно? У нас большой выбор сиропов. Пробовали кофе с миндалём и мятой?
– Нет.
– Хотите, принесу? За счёт заведения.
С каких это пор в кафешках бесплатно напитки раздают?
Озадаченно перевожу взгляд на девушку и только тогда до меня доходит, что со мной, оказывается, флиртуют. Причём напропалую. Вон и пуговка расстёгнута, и грудь выпячена, и губы как могут искусывают.
Офигеть. Со мной заигрывают, а я в упор не вдупляю.
Это что-то новое.
– Ничего не нужно и ничего я не хочу. Ты только не обижайся, но… Вот же сука патловолосая! – в мозгу коротит, когда замечаю, как Вольт утягивает Мальвину в закуток. Знаем мы, для чего это делается! И хрена лысого я ему позволю её коснуться!
Отпихиваю официантку и в состоянии отключенного за ненадобностью мозга иду за ними с единственной конкретной целью: "убивать".
– Праша, я тут хотел тебя спросить… – на подходе слышу неуверенный голос. Не иначе, как в чувствах собрался признаваться. Так ломаются только в этом случае.
– О чём? – слышу второй голос, по которому понятно, что не для меня одного всё очевидно. Ничё, ничё, Покровская. Супермен уже летит на помощь. И я даже, в отличие от него, надел трусы под штаны!
– Да, – появляюсь из-за угла, заставляя от удивления подскочить обоих. – О чём ты там хотел спросить?
POV МАЛЬВИНА
Воу, воу, воу! Полегче!
Воронцов-то тут откуда взялся???
Я его уже и не чаяла лицезреть. И Илья как бы тоже. Непросто ж так он битую половину вечера выспрашивает у меня подробности: дескать, что у меня с Глебом и в каких отношениях я с ним.
А я, блин, ни в зуб ногой, ни в глаз пальцем. Понятия не имею: что у меня с ним и как. Я давно запуталась в артхаусе наших недоотношений.
– Это приватный разговор, – замечает с досадой Вольт. Если бы взглядом можно было прибить, у нежданного гостя уже нарисовалась бы огромная шишка на макушке.
– Был приватный, стал общедоступный.
– Слышал что-нибудь о манерах?
Не прекращая словесных пикировок, меня тихонько и как бы невзначай, зажимают с обеих сторон. Справа один, слева другой. Позади стена. Класс. Мышка в мышеловке. И два кота точат коготки, готовые вонзить в мягкое мяско свои когти.
Надеюсь, перетягиванием каната хотя бы не надумают заняться. Я хрупкая, разорвусь нафиг.
– А ты слышал, что чужих девушек трогать нельзя?
– Чужих и не трогаю. Она теперь свободная, – парирует Илья.
Замечаю удивление в глазах Воронцова.
А, ну да. Он же не знает, что я с Ромой рассталась.
– Свободная? – не знал, но теперь знает. У кого-то только что появился смысл в жизни. – Так даже лучше. Была свободная, стала занятая. Можешь идти.
Обращаются не ко мне, но попытка – не пытка.
– Ура, – пытаюсь проскочить в тесном промежутке между парнями, однако Глеб тормозит меня вытянутой ладонью, возвращая на место.
– Не ты. Ты, – смотрит в упор на соперника.
Никто больше не чувствует? Что-то палёным запахло. А если пожар? Почему больше никто не чешется? Аллё! Срочная эвакуация! Всем немедленно выйти из здания! Паника приветствуется.
– Никуда я не уйду.
Ну всё, сгорел сарай – гори и хата.
– А давайте я уйду? – снова пытаюсь вырваться, и снова неудачно.
– Проваливай, говорю.
– С удовольствием, – третья попытка сбежать не удаётся, как и первые две.
– А то что? – объект номер один уязвлён.
– Я девочек обычно не бью, но с тобой вроде как не считается, – объект номер два нарывается на конфликт.
Блин, Глеб. Ну какого чёрта?
Реально мартовские коты, пережравшие мяты. Лбами столкнулись, шипят, выпускают когти, хвосты вспушивают. Капец. Делаем ставки, дамы и господа. Делаем ставки.
– Кого ты там назвал девочкой? – объект один доходит до кипения. Сейчас у чайника сорвёт крышечку.
– А разве не девочки носят хвостики? Если до тебя ещё не дошло – она моя, – ну всё, Воронцова понесло в невиданные дебри.
– Кто это сказал?
– Я.
– Что-то не вижу клейма.
Та-а-ак!
– Эй! А ну-ка притормозили, ловеласы недоделанные! – вклиниваюсь между ними, растопыривая руки. – Вы ничё не попутали? Я вам кто, лошадь, чтобы меня клеймить? Башкой думайте, прежде чем вякать. Это касается обоих! И зарубите на сопливых носах: я своя собственная! И если я больше не в отношениях, это не значит, что стала доступной. Так что отвалите! Задрали. Клейтесь друг к дружке! Из вас выйдет отличная пара грёбаных эгоистов!
Душу воздух пальцами, гневно вскрикиваю и, психанув, сваливаю. Пошли в пень. Надоели! Откуда эта мерзкая черта в парнях: решать за других?
Хоть бы один додумался поинтересоваться: а чего хочу я? Думают только о себе! Лишь бы помериться причиндалами: у кого яйца круче и пипирка длиннее.
Вот пускай между собой и разбираются. Захотят – поубивают, захотят – засосутся в туалете. Лишь бы отстали! Не на это я рассчитывала, когда приглашала Воронцова. А на что рассчитывала…
Да ни на что. Пригласила, потому что захотела. Потому что после последней встречи меня всю таращит, словно энергетиков перепила. Хочу его видеть, хочу его слышать, хочу его касаться, хочу ему нравится…
Даже, вон, вырядилась ради него. Накрасилась, блин! Ещё и заставила всех фотку сделать. Чтоб он наверняка заценил, если бы так и не смог приехать. Ну не дура? Втрескавшаяся по уши дура.
Блин, блин, бли-ин!
Глеб догоняет меня, когда я успеваю вернуться к осиротевше брошенному столу, зарезервированному за нами. Ребята танцуют, а закуска с пивасиком стынет. Креветосы, кальмары, сухарики. Ну разве не рай?
– Стой. Подожди. Подожди, говорю, – ловят меня за запястье.
– Что, уже намиловались? Когда свадьба, голубки? Ах, да. Простите. Забыла. Твоё сердце же уже занято блондинкой с ногами от ушей. Жаль. Вы были бы такой красивой парой.
Воронцова всего перекашивает.
– Тупая шутка.
– Фу на тебя. Не будь гомофобом. Сейчас в моде толерантность, слышал?
Смотрит на меня. Внимательно. Проницательно.
– Ты хоть понимаешь, что несёшь?
– Не всегда. А это что, прям обязательно-обязательно? Я просто раньше как-то не заморачивалась, – утаскиваю из миски креветку и, не щадя, откручиваю ей голову. – Почему ты здесь? У тебя же было какое-то супер-пупер важное дело запланировано.
Веду себя как сука. Сама слышу и вижу, но ничего не могу с собой поделать. Чисто бабская фишка.
– Я его отменил.
– Почему?
– Ради тебя.
О… Такими ответами он меня, блин, вечно ставит в тупик.
– И что за дело было, если не секрет? – чтобы не сталкиваться с ним взглядом, расчленяю несчастную креветку дальше, дёргая её за хвост. Мамочка попалась. С икрой. Даже как-то неловко. Женская солидарность и всякое такое.
– Моя помолвка.
Деликатес попадает не в то горло, вызывая приступ кашля.
– Отменил, в смысле – перенёс? – хрипя, подтираю выступившие слёзы.
– Отменил, в смысле – отменил.
В заложивших ушах барабанной дробью начинает отбивать пульсация участившегося сердцебиения.
– И что это должно значить? – на всякий случай опираюсь руками на столешницу, а то ноги как-то опасно подгибаются.
– Что конкретно в слове "отменил" тебе не понятно?
– Предпочитаю уточнять, чтобы не вводить себя в заблуждение.
– Свадьбы не будет. Мы с Дариной расстались. Осталось сообщить об этом отцу.
Это у меня в черепной коробке сейчас салют запускается? Откуда звёздочки перед глазами?
– А как же… ваша договорённость?
– Я что-нибудь придумаю.
– Но так же неправильно… – я точно непроходимая бестолочь. Вместо того, чтобы прыгать от радости, меня щипает за бока совесть. Не хочу быть ответственной за возможные последствия. – А если что-то…
– Теперь мы можем с тобой, наконец, сходить на свидание? Нормальное, не дружеское? – перебивает меня его вопрос.
Он что, правда делает это всё ради того, чтобы пойти со мной на свидание!? Зачем? Потому что я ему реально не безразлична? Или это такой хитрый план заставить меня развесить уши и затащить в койку?
Боже, Покровская! Ну нельзя ведь настолько во всём сомневаться! Это каким аморальным должен быть парень, чтобы спекулировать на больной матери ради разового траха? Глеб, несомненно, засранец, но не до такой же степени…
– Да или нет? Не слышу ответа, – продолжают напирать. Не люблю давление, но в данном случае оно обосновано. Имеет право.
Ну что, дурёха? Что будешь делать? Продолжать играть в недоверчивую хмурую буку или рискнёшь поверить? Ух…
– Ты верхом или на своих двоих приехал?
Выбор сделан. Надеюсь, я о нём не пожалею.
– Верхом.
– Может, тогда уедем?
На лице Глеба медленно расплывается улыбка.
– Поехали.
– Даже не спросишь, куда?
– С тобой куда угодно.
Он решил меня добить? Я и так уже вата. Всего пару минут назад психовала, а теперь готова если не на всё, то почти на всё.
Едва сдерживаюсь, чтобы не запрыгнуть ему на шею и не зацеловать. Останавливает разве что Вольт, наблюдающий за ними из другой части зала. Не хочу при нём. Это будет нечестно. И некрасиво.
Не прощаемся ни с кем и уходим по-английски. Прошу сначала заехать домой. Воронцов согласно кивает, вручая мне запасной шлем. Минут сорок спустя он уже ждёт на улице, пока я ухожу в дом за рюкзаком.
Домашние ещё не спят, так что приходится заливать про продолжение веселья и что буду дома к полуночи. Наверное, сообщать, что у ворот меня ждёт недавний ухажёр сестрёнки не лучшая идея, да?
Прикол, конечно.
Только сейчас приходит шальная мыслишка: если у нас ВДРУГ что получится, будет крайне неловко знакомить своего парня с мамой. С учётом того, что они уже знакомы.
Своего парня.
Сразу себя одёргиваю.
Рано! Слишком рано! Нечего об этом и думать.
Возвращаюсь к Глебу и прошу отвезти меня в заброшенный военный городок. С прошлого раза я не успела закончить там работу. Одной после страшилок Аники идти туда было снова стрёмно, а компания за это время так и не нашлась. Да и времени особо не находилось.
Сегодня же всё складывается как нельзя удачно. Хотел свидание, получай. И уж прости, если оно не такое, как тебе представлялось…
Опустевшая полуразрушенная территория выглядит настолько же удручающе, насколько завораживающе. Есть нечто волнительно и особенное в том, чтобы бродить по поросшим травой брусчатым дорожкам мимо ангаров, когда-то продуктового магазинчика, полуразрушенных казарм и грустных разваливающихся пятиэтажек со слепыми окнами.
А если решишься забраться туда внутрь? Это же непередаваемые эмоции, когда пробираешься через завалы к выщербленной лестнице и заглядываешь внутрь квартир, находя там остаточные следы человеческого пребывания. Сломанная мебель, отклеенные обои, пыльные порванные книги на грязном полу, старые забытые детские игрушки.
Воображение тут же рисует миллион картинок о тех моментах, когда тут кипела жизнь: по коридорам бегали маленькие ножки, на кухне варились борщи, а в спальнях свершалась любовь… Теперь же от этого места осталось лишь воспоминание.
Жутковато. Но о-очень интересно.
Но сегодня в дома не заходим. Тормозим возле длинного одноэтажного сооружения с широким арочным проёмом. Проржавевшие ворота давно растащили на металлолом. Вроде тут когда-то были гаражи для военного транспорта. Внутри беспросветная чернота, но туда нам и не надо.
Разворачиваю поле деятельности снаружи, у обшарпанной стены, где с прошлого раза красуется увеличенная раза в четыре от реального размера часть лежащей на сгибе локтя девушки с распущенными волосами.
Рисунок изначально планировался большой, мне хотелось захватить максимальное количество места. Работа трудоёмкая, поэтому цвета много я решила не использовать. Только грунтовка, синева на заливке, и стандартные оттенки для теней и контуров: чёрный, белый, серый.
Не скажу, что рисую прям офигенно. Школьный учитель по изо так и вовсе всегда ворчал, что мои натюрморты заваливают не только горизонты, но и законы логики. Однако то, что сейчас на меня смотрит, а именно половина лица с большим глазом и полными губами, мне нравится.
Глебу тоже.
Ну или же он просто решил сделать мне комплимент.
Темнеет, так что достаю портативный походный фонарь и устраиваю его на земле так, чтобы свет выхватывал как можно больше стены.
Надеваю респиратор с перчатками и становлюсь похожа на Дарта Вейдера22. Сходства добавляет чёрный худи, который я с собой захватила. Ночи то всё ещё прохладные.
На улице тихо-тихо. В этой тишине звон встряхиваемого баллончика звучит, как грохот молота по наковальне. Обычно я надеваю наушники, но сегодня обхожусь без них.
Даже без музыки погружение в процесс происходит стремительно. Начинаешь быстро забывать не только о времени, но и о том, что ты, так на минуточку, не один и из вежливости неплохо было бы поддерживать беседу. Именно поэтому мне больше нравится рисовать без свидетелей.
Я думала, Глеб начнёт быстро возбухать и толком не даст мне порисовать. Мол, ты притащила меня сюда, чтобы я что? Подавал краску? Охранял тебя от бомжей и крыс? Но нет. Молчит, ни разу не окликнул. Сидит, наблюдает за процессом. Даже, кажется, успел снять его на камеру.
Заканчиваю с лицом девушки и делаю паузу, прежде чем перейти к её обнажённому плечу. Надо передохнуть, а то в задранном положении рука быстро устаёт и мышцы сводит.
– Ну как тебе свидание? – стягиваю перчатки и снимаю маску, под которой успело всё вспотеть. – Огонь? Хочешь продолжение?
Да. Считайте меня маленьким троллем, но я не могу не поиздеваться над ним. Если он рассчитывал, что я такая вся поплыву после его заявления, и мы поедем прямиком к нему, то… Обломись, родной. Не с той связался.
Поэтому сейчас готова к любому ответу. Уже даже составила целый список в голове дерзких пикировочек, начиная с: "А в чём дело? Я тебе нравлюсь, но пажом моим быть не хочешь?" и закачивая: "Не устраивает? Я нарисую стрелочки, чтоб ты не заблудился, ища выход".
– Лучшее, что у меня было.
Открывший было рот с хлопком челюсти закрывается. Чёрт. На такое заявление заготовок у меня точно нет.
– Шутишь?
– Ты бы только предупредила, что мы тут задержимся, заехали бы перекусить чего взять. А то я даже не обедал.
Кто ещё кого троллит.
– Глеб, карты на стол. Ты со мной играешь?
– Опять двадцать пять? – устало вздыхают. – Что ещё нужно сделать, чтобы ты мне поверила?
– Не знаю… Просто я знаю тебя. Все знают.
– Знают, что? Что я… как ты там меня назвала? Пробледушка-проглебушка?
– Ой, вот только не строй обиженку. Будто это не так.
– Ну, разумеется, так, – психанул. По висящему на руле шлему раздражённо прилетает кулак. – Я же каждую вторую посвящаю в семейные секреты! А молчат они потому, что у них рот другим занят. Следуя твоей логике странно, что трусы на мне вообще когда-либо одеты.
Окутанный мягким светом фонаря, Воронцов сидит на чуть скособоченном мотоцикле, перекинув ногу через сидение. Как никогда близкий дрогнувшему сердечку и, твою мать, такой привлекательный. В этой своей расстёгнутой на верхние пуговички рубашечке, с небрежным хаосом на голове.
А эти скулы? А взгляд?
А-а-а!
Ну нельзя так. Надо на законодательном уровне запретить быть таким симпатичным! Это не просто удар ниже пояса, это безжалостные пинки по лежачему!
Секунда, пять, десять… Решение принимается.
Нет.
Решение уже принято. Ещё в ту ночь, когда он заявился ко мне пьяным. Последнюю неделю я лишь тешила иллюзии, что могу хоть что-то контролировать. Но на самом деле я не могу н и ч е г о. Потому что давно и беспросветно влипла.
Молча сажусь напротив, зеркально отражая позу Воронцова. Байк проседает от двойного веса, но выставленная подпорка выдерживает.
На меня непонимающе смотрят, вопросительно изогнув мохнатые брови. Как бы говоря: "давай, чего уж, стреляй наповал своими очередными охренеть какими вескими аргументами".
Вот только у меня их нет. Больше крыть нечем. Карт тоже не осталось. Как и желания сопротивляться.
– Чего пялишься, сволочь мажорская? – вздыхаю обречённо. – Ликуй. Ты победил.
Как там говорят? С богом? Была – не была? Кто не рискует, тот…
Короче, нефиг опять размусоливать.
Не давая себе времени передумать, просто целую его.