POV МАЛЬВИНА
Воу, вот это адреналин!
Сердце заходится. Дыхание учащается. На лбу выступил пот. Все эмоции на пределе и даже круче.
Кончики пальцев пронзает электричеством. Разрыв бомбы. И вроде заранее знаешь, что так будет, а эйфория накатывает как в первый раз.
Нереальный сумасшедший восторг.
Коленки подрагивают, но я продолжаю стоять в исходной стойке: ноги разведены, руки сцеплены спереди в замок, голова опущена.
Козырёк кепки закрывает обзор, но я и так знаю, что остальные тоже готовы. Видеть не вижу, зато прекрасно слышу гул собравшейся толпы, нетерпение и щелчки настраиваемых над головой софитов.
Делаю мысленный отсчёт, дожидаясь музыкального сигнала.
Блин, даже как-то обидно.
Раньше-то его давала я, а теперь вот оказалась по другую сторону. Сказал бы кто об этом полгода назад, попросила бы завязать чувака с алкоголизмом, чтоб по синьке не нёс чушь.
Но вот она я. Здесь.
Десять.
Прикрываю глаза, позволяя слуху перенять бразды правления над другими чувствами.
Девять.
Шум и крики сразу становятся громче.
Восемь.
Глубокий вдох. Заставляю тело расслабиться…
Семь.
Выравниваю дыхание.
Ох, только бы не налажать.
Только бы не упасть.
Только бы не запороть связку.
Столько этих "только бы"…
Шесть.
Против воли мысли уходят не туда. О движениях уже не думается…
Пять.
Сегодня такой день, но того, кто нужен, чья поддержка сейчас действительно необходима, его нет…
Четыре.
Он далеко, и я даже не хочу думать о том, где и с кем.
Три.
Нет. Прочь из моей головы! Заставляю сознание очиститься. В данный момент есть только я и моя команда.
Два.
Нельзя их подвести. Нельзя подвести себя.
Один.
Даже за закрытыми веками чувствую, как нас накрывает лиловый свет. Все сторонние шумы перекрывают биты, заряжая танцпол и заставляя содрогаться пол. Чувствую, как пружинит, ловя вибрацию, подошва моих Конверсов.
Начали.
Вскидываю голову, разводя плечи, и… встречаюсь с зелёными глазами. Внутри радостно ёкает.
Он всё-таки пришёл. А рядом с ним…
Сделка
POV ГЛЕБ
За пару месяцев до этого
– У кого какие планы на лето?
– Родаки тащат в Швейцарию. Гонять на лыжах. Как будто им тут зимы не хватило.
– А я мотнусь к океану.
– Мои сваливают в Европу, так что дом полностью в моём распоряжении. Тусовки, девочки…
– До сих пор живёшь с предками? – ехидничает Олег.
Кто бы говорил, как будто на свою хату он сам заработал.
– Маман встала в позу: говорит, не даст денег на собственное жильё. Приходится. А у тебя что? – тишина. – Эй, Глеб? – перед глазами что-то мельтешит. А, пятерня Стаса.
– Чего? – выхожу из диалогового окна ватсап. Пришедшее пару минут назад сообщение: "Сегодня, на арке. Ставка – десятка. Ты в деле?" остаётся без ответа. Пока думаю.
– Осталось тут разлагаться совсем немного. Спрашиваю, какие планы на лето?
– Да никаких. Отец занят предвыборной кампанией, все мозги проел. Так что я теперь должен быть хорошим мальчиком и не портить его репутацию, – отмахиваюсь без особого восторга, на что слышу хоровое лошадиное ржание.
– Ты? Хороший мальчик? Справишься?
– Обижаешь. Уже почти два месяца шёлковый хожу.
– Слышь, а с тем Харлеем-то что?
– Чё, да ничё. Сгорел и отправился на свалку.
Бедный байк. Я тебя любил. Если ему там, в раю разбитого металлолома, будет легче, пусть знает – воспоминания о нём навечно останутся шрамами на моей спине. Аминь.
– Ума не приложу, почему ты так часто бьёшь мотики. Ты же круто води… – внимание Олега, а оно у него размером со спичечный коробок, моментально переключается на Леру Титову, красотку с нашего курса, появившуюся на пороге аудитории.
Красотку по всем фронтам: сиськи, задница, походка от бедра и выставленная напоказ сексуальность, подчёркнутая короткой юбочкой. А, про взгляд конченой стервы со стажем забыл.
Лера у нас особа с запросами. Мальчики-сверстники – не её уровень. Она всем дала это понять, когда прошлой осенью появилась в универе. Пацаны тогда знатно посыпались. Все считали своим долгом попробовать подкатить, но получали жёсткий посыл.
– Ох, какая, – присвистнул Олег, наблюдая, как та направляется к верхним рядам парт, где уже собрались её подружки, такие же пригламуренные козы. – Я бы посмотрел на того, кто сможет завалить эту кралю. Лично б руку пожал герою.
С трудом подавляю саркастичное хмыканье.
– Брось. Хватит делать из неё центр земли. Она просто набивает себе цену.
– Центр – не центр, но ведь хороша. Интересно, она ещё девственница? Может, поэтому ломается?
– А ты проверь, – предлагаю ехидно.
– Да уже пробовал. Такого пендаля получил, забыл?
– Как забыть. До сих пор в легендах ходишь. Ты просто неправильно зашёл. С такими по-другому надо.
– Слышь, профессионал, – с вызовом пихают меня в плечо. – Что ж тогда она до сих пор не оказалась в твоём списке?
Пф, да потому что я не веду списков. Это попахивает нарциссизмом.
– Так я ведь и не заморачивался.
Какой резон, если она даже не в моём вкусе? Не люблю такой типаж. Слишком приторный, а я сладкое не ем. Мои избалованные рецепторы давно пресытились такими десертами, так что с недавних пор предпочитают что-то более… забойное. С кислинкой.
– А если заморочишься?
– А если заморочусь, то склеить можно кого угодно. Даже Титову.
Это факт. Аксиома. Непреложная истина.
Олег многозначительно протягивает мне ладонь.
– За базар готов отвечать?
– Это наезд?
– Это предложение.
– А мне с него какая выгода?
– Почёт и уважуха.
Пф, всего-то?
– Не-а. Надо бы довод повесомей.
Всё же чтобы морочиться нужен стимул.
– Окей. Ставлю на кон свой Порше. Достаточно “весомей”?
О. А вот это стимул так стимул. Что-что, а тачку свою друган любит. Пылинки с неё сдувает. Мне она, конечно, без особой надобности, но как не воспользоваться возможностью? Предложение звучит слишком заманчиво.
Протягиваю ему в ответ руку.
– Так что же, заключаем пари?
– Пари. Срок – месяц.
Месяц – это даже много, но пусть будет так.
– Идёт. Стасян, разбей нас.
– Во вы дебилы, – хмыкает тот, но послушно выполняет просьбу.
Сделка официально считается заключённой.
Погнали.
POV МАЛЬВИНА
Несколько дней спустя
– На выставку в субботу пойдёшь? – спрашивает меня Аника.
Для друзей Аника, для остальных Анна Павловна. Анна Павловна с дредами, проколотой губой и забитым рукавом, ага. Хоть прямо сейчас чеши учить дошколят арифметике.
– Если успею. У ребят тренировка.
– Десять раз успеешь.
– Тогда иду.
– У меня опять кожа шелушится, – жалуется сидящий рядом Боря.
Жеманный тощий глист с замашками личности крайне сомнительной ориентации. Во всяком случае, нормальный парень не надел бы в универ розовую футболку и не сделал бы прошлой осенью мелирование.
Да, друзья у меня огонь. Мне под стать.
– Мажься смягчающим кремом, – советую я.
– Мажусь. Не помогает, – грустно вздыхают в ответ. – Ты чё там делаешь?
– Заказываю баллончики с краской, – отвечаю, удобно подперев голову кулаком и склонившись над планшетом так, что бирюзовые волосы спадают каскадом, частично закрывая меня от собеседников.
– Хобби, приносящие сплошные убытки, – хмыкает Аника, ковыряя не очень симпатично выглядящую макаронную запеканку. Словно её уже пожевали, выплюнули и слепили обратно. На кухне, видимо, сменился повар, потому что раньше у еды был более презентабельный вид. – Хм… Я, пожалуй, пойду возьму себе что-нибудь другое.
– Я тоже хочу! – встрепенувшись, подскакивает Боря.
– Праша, ты будешь?
– Нет… Хотя, возьмите булочку с корицей, – уже им в спины летит мой окрик.
Остаюсь на некоторое время одна. Правда ненадолго. Улавливаю шорох и передо мной усаживается довольная морда Глеба Воронцова, на редкость противной персоны.
Красавчик-брюнет с просто охренительными скулами, за которые можно устроить третью мировую. Богатенький мажорик, самоуверенный засранец, коллекционер женской невинности и редкостное хамло.
Удивительно, но в нём поразительно гармонично сочетались сразу две ипостаси: "Мистер Очарование" и редкостный утырок, которого утюгом по роже охота треснуть. Желательно раскалённым.
А всё потому, что Глеб у нас прямолинейный. Особо не церемонится с теми, на кого у него нет планов. А вот если планы есть… Хех, в таком случае только и остаётся, что срочно прививку делать. От любовной глеболихорадки. А то ж если зацепит, потом долго не оклемаешься.
– Эй, Мальвина! У меня к тебе дело на миллион.
Мальвина, блин.
Офигеть как оригинально. Комик от бога.
Не, я не отрицаю, что цвет моих волос сразу проводит незамысловатую цепочку ассоциаций, но твою ж накусь и выкусь, люди, проявите хоть немного фантазии!
– Скройся с глаз моих, Воронцов, – прошу я, принципиально не понимая головы.
– Да ладно тебе. Всё ещё злишься за Парашу?
Параша – дебильное сокращение от Прасковьи, моего имени. Тоже данное этим недалёким гением. Примерно в том же временном отрезке, что и Мальвина.
С Глебом мы познакомились в прошлом году, на вечеринке в честь посвящения первокурсников. Среди которых была и я. Он-то уже тогда ветеран, крутой как варенное яйцо, припёрся туда со своими друганами кадрить свежее мясо. И меня стороной не обошёл.
Неудачно.
Для себя.
Нарисовывается, значит, весь такой расслабленно-небрежный мачо: в косухе и с встопорщенными лохмами. Типа, я настолько крут, что расчёски при виде меня обращаются в бегство. Включает всё своё природное обаяние и начинает фонить что-то про мою красоту, глаза цвета океана, клёвые бирюзовые волосы, пирсинг-колечко в носу, как мне всё это идёт и прочее бла-бла-бла…
А я к тому моменту уже знатно навеселе. Ну и как заржу с полным ртом пива. Точно не помню, но вроде бы меня насмешили его уши: такие забавные, чуть оттопыренные и зауженные на кончиках. Как у эльфов.
Короче, освежила ухажёра я знатно, наградив хмельным запашком. Проржалась, обозвала его Чебурашкой и пошла искать место, где можно проблеваться. Дальше смутно помню. Удивительно, что вообще в ту ночь до дома добралась невредимой. А то ж могли и подловить где-нибудь за углом.
Понятно, что после такого фиаско общение у нас не заладилось. Потом, конечно, им была предпринята ещё парочка попыток меня склеить, тупо почесать задетое самолюбие, но дальше дело не зашло. Я на шею ему не вешалась, а Глеб и несильно настаивал. Фитиль так и не зажёгся.
На том и разошлись. Однако ненавистную кликуху он на меня, собака такая сутулая, повесил. В отместку за Чебурашку.
Всё ещё тыркаюсь в планшете, пока Воронцов упрямо ждёт ответа. Что меня знатно поражает. Чего он ждёт? Воодушевления? Интереса? Экстаза?
Мы с ним общались в последний раз месяца полтора назад, когда препод по философии попросил его передать мне нещадно перечёрканный реферат. Могу ошибаться, но на начало великой дружбы между мужчиной и женщиной это как-то ну совсем не тянет.
Сидим.
По столешнице начинают настойчиво барабанить, привлекая к себе внимание.
Раздражающе настойчиво барабанить.
Прям конкретно выбешивая.
Не выдерживаю, встречаясь с нахальными зелёными глазами.
– Ну чего тебе?
– Говорю, дело есть на му-у-ульон, – Воронцов наклоняется ближе, понижая голос до полушёпота горе-заговорщика, надумавшего ограбить банк в детской маске зайчика. – Как насчёт делового предложения, от которого ты не сможешь отказаться?
Ну точно. Ща предложит что-нибудь грабануть. С его наклонностями первым вариантом на ум приходит почему-то секс-шоп.
– Уже отказалась.
– Ты даже не выслушала.
Вскидываю кисть, давая рассмотреть ему свой уже заметно пообколупавшийся чёрный лак и стёсанную костяшку на безымянном. Это я так доставала из-под дивана закатившуюся серёжку.
– Сколько видишь? – вкрадчиво интересуюсь я, шевеля кончиками пальцев.
– Пять.
Сжимаю все, оставляя один. Средний.
– А теперь?
Глеб хихикает. Оценил.
– Как некультурно. Ты же девочка.
– Девочка считает до пяти и красиво уходит в закат. Попробуй успеть меня заинтересовать. Один, два…
– Это касается твоей сестры.
Ненавижу эту дрянь.
– Сводную. Она мне не сестра. Три…
– Неважно. Мне нужна твоя помощь. Ты же всегда «за» ей насолить, я знаю. Да все знают.
– Четыре…
– Помоги затащить её в койку. Буду должен.
Пять так и не звучит…
Ого. Чёрт какой. Смог-таки заинтересовать.
Нет, неправильно выразилась. Скорее поразить. Поразить своей феноменальной тупостью.
Да! Вот так будет вернее.
– Ты того? – многозначительно покручиваю у виска. – Кукушка от зашкаливающего эго поехала? Я похожа на сутенёршу?
– Да нет. Ты не так поняла…
– Да так я поняла, так. Ты больной озабоченный полудурок. Иди лечись.
Подхватываю вещи и болтающуюся на спинке стула сумку, рывком подрываясь из-за стола. Не буду ждать Анику с Борькой, догонят. Нахрен. От дебилов нужно держаться подальше. Вдруг это заразно и передаётся воздушно-капельным.
Нифига. Догоняет. Слышно, как топают по глухому полу коридора его найковские кроссы в три моих зарплаты. Приставучий мажоришка.
– Мальвина, стой! – из принципа игнорирую. – Мальвина! Параша… Тьфу, блин, прости… Покровская!
Торможу, без особого воодушевления оборачиваясь.
– Параша – это то, куда я засуну твою башку, если ещё раз так меня назовёшь!
– Ладно, ладно. Прашечка, так лучше?
– Не лучше. Зови по фамилии. Это раздражает меньше всего.
Прасковья, Праша, Прашечка… Параша, чтоб её.
Мамочка у меня огонь. Знала, как подгадить.
Мне, конечно, очень приятно, что меня назвали в честь покойной прабабушки, но это имя в наше время как объявление на лбу крупными буквами: «тренировка чувства юмора, стеби сколько душе влезет. Грустный ослик всё вывезет. Выбора нет».
Вот народ и отжигает в меру своей соображалки. Самое распространённое конечно же: «Девушка Прасковья, из Подмосковья…». Каждый второй доморощенный ловелас считает своим долгом спеть эту серенаду.
Но Глеб пошёл дальше и оказался ещё оригинальней, сыграв на других нотах.
Мальвина, блин.
Сам ты Буратино. Поленом бы тебя по роже…
– Окей, Покровская, – примирительно вскидывает руки Глеб. Какой покладистый. Это потому что ему от меня что-то надо. Но надолго его не хватит. Снова начнёт обзываться. Собственно, одна из причин, почему он меня так раздражает. Я его не трогаю, хрен ли меня касаться? Хорошо ж всё было! Год жили – не тужили, обоюдно не вспоминая друг о друге, зачем портить идиллию? – Выслушай всю ситуацию, – меня подзывают поближе в духе: тсс, иди чё покажу. Класс. Ну прям фетишист-вуайерист в засаде, приманивающий одиноких барышень тёмной ночкой.
И, видимо, я одинокая барышня… Потому что подхожу.
– Ну, давай. Вещай свой гениальный план, – милостиво разрешаю. – Я настроила локаторы.
– Ты ж с сестрой своей не ладишь.
– Это вопрос или утверждение?
– Утверждение. Но вопросительное. Так как?
– Ну… допустим, у нас контры.
– Контры? Да вы друг дружку не перевариваете.
Это так заметно? В универе мы почти не пересекаемся. У неё своя компашка, у меня своя. А вот дома, сука, делим на двоих ванную. И это мой личный болючий чирей на заднице. Болючий, гнойный и мерзкий.
– Ближе к делу, товарищ. Ближе к делу, – тороплю я.
– Не хочешь её проучить? Бабы мстительные, я знаю, – ух ты ж, с какой самоуверенностью заявляет. Прям гуру женской психологии выискался.
Вырвавшийся из меня смешок больше напоминает хрюканье.
– Проучить? Подложив под тебя? Всё настолько хреново, что секс с тобой сплошные мучения?
Ага. А вот уже и не такой самоуверенный. Теперь Глеб смотрит так, словно мысленно заряжает кольт и лупит пулю точно мне в лоб.
– Можем чуток задержаться на пары, и я, не отходя от кассы, докажу тебе обратное.
Меня только что не передёргивает.
– О, нет. Спасибо. Это тоже самое, что искупаться с бомжами в бассейне.
– Обижаешь.
– Да? А кто не далее, как на прошлой неделе обучал в подсобке Машку с параллели ораторскому искусству?
– Ты имела в виду: оральному? – хмыкает Воронцов. То, что их застали и сплетни быстро разнеслись по универу, его мало волнует. Порой складывается впечатление, что его вообще ничего в жизни не волнует.
– Я имела в виду: у меня нет желания пачкаться об твои хламидии. Они ещё не надумали составить петицию?
– Какую?
– Ну типа: долой триппер, требуем абсолютную монархию и полный соцпакет!
В ответ с тяжёлым вздохом закатывают глаза. Ща как в черепе затеряются, потом не найдём.
– Мальвина, у тебя язык без костей!
Какое мудрое наблюдение. Нобелевку в студию.
– Ты учебник анатомии только на разделе половых органов открывал? В языке костей вообще нет.
Глеб нетерпеливо отмахивается, всем видом показывая, что такие детали его мало беспокоят. Мол, это был оборот речи, чего прикопалась?
– Так что по Лерке? – не унимается он.
– А что по Лерке?
– Поможешь?
– В чём?
– Мне нужно её закадрить.
– Стоп. Только что было про койку.
– Это приятный бонус. Но первостепенно надо, чтоб она в меня втюхалась.
Класс. Ещё лучше. Накачать эту клушу снотворным так-то проще, чем искать гипнотизёра.
– А сам что, уже не справляешься? Как же твоё природное обаяние, харизма и мешок денег вместо цветов?
– Скажем так, они её не впечатлили.
Ух ты.
– Надо же. Я даже слегка зауважала Лерку. Правда, её не впечатляет никто, кроме неё самой, так что вроде как и не считается.
Моя «сеструндия» (плеваться хочется от этого слова) пусть и дура набирая, но себе цену знает. Она – это не клуши с потока, у которых при одном виде на Воронцова слюни чешутся и в одном месте течёт…
Стоп, не так. Наоборот…
А, нет. Всё правильно.
Крч. Я согласна, Глеб собой неплох: высокий, смазливо симпатичный, харизматичный, да ещё и богатый – ну чисто как кошерное кофе "Четыре в одном", однако.... Ну девчат, камон, очнитесь. Объективно – он кобелина. Не объективно – просто козёл.
– Ну вот мне и надо сделать так, чтобы для меня она сделала исключение.
– Я похожа на ведьму? Я любовные зелья кашеварить не умею. А тут либо приворот, либо литр водки в одно жало и молотком по мозгам. Чтоб память отшибло и все твои любовные похождения хотя бы за последние пару месяцев забылись.
Воронцов сердито отвешивает мне щелбан. Отблагодарить его в ответ подзатыльником не получается. Уворачивается, зараза.
– Давай помоем тебе рот с мылом? – предлагает он.
Совсем оборзел.
– Себе кое-что другое помой. Половину универа поимел, а теперь хочешь сопливой романтики? Тем более, от этой фифы. Да она тебя на три метра не пустит и дихлофосом на всякий случай вокруг обпшикается. И правильно сделает.
– Да не упёрлась мне твоя романтика, – ух, сколько недовольства. Как будто его обидела сама мысль, что я допустила эту самую мысль, что ему кто-то может реально понравиться. – Поспорил я на твою Мисс Недотрогу. Последний год, как не воспользоваться возможностью совместить приятное с полезным? Ну так что, ты в деле?
Спор? В натуре? Не гонит? Ещё и так прямо заявляет. Ну конечно, знает же, что я из принципа и не подумаю Леру предупреждать.
Но неужели он реально думает, что я соглашусь? Да от этой дебильной авантюры разит гнильём за километр. Мы с ней на ножах, не спорю, но не до такой же степени, чтоб подкладывать её под мужиков…
– Ты больной озабоченный придурок, – оглашаю я официально закреплённый с этой минуты за Воронцовым статус, отмахиваюсь и ухожу.
Пусть ковыряется в этой луже сам. Без меня.
***
Так я думала ровно до момента, пока, вернувшись вечером с рампы1, не обнаруживаю ванную, забрызганную въедливыми разводами от краски.
В раковине валяется использованный тюбик, грязная щеточка и вскрытая упаковка. Концентрированная вонь аммиака режет глаза, хоть противогаз надевай. Эта дебилка даже не догадалась оставить открытой дверь, чтоб проветрить.
– Твою-ю-ю ж… – вляпываясь пальцем в невысохшее тёмное пятно шиплю я, вылетая из ванной и врываясь без стука в обитель сводной сестры. К сожалению, мы даже спальни делим по соседству на первом этаже частного дома, куда я переехала с мамой после её официальной свадьбы с Андреем. Просто Андреем. Не папой же его звать. – Что за сральник ты устроила???
– Отстань, – меланхолично отмахивается Лера. Сидит за туалетным столиком и намазывает на лицо какую-то дрянь болотного цвета. Ну натурально кикимора. Ей от собственного отражения не противно?
За собой эта низкокалорийная красотка ухаживает с замашками королевы, имея забитые до отказа полочки со всяческими кремами, скрабами, мазями и лосьонами. Всегда с иголочки, без единого прыщика. Зато бело-розовая комната, филиал дурдома для Барби, похожа на свалку.
Буквально.
– Отстань??? – шиплю, из вредности вытирая испачканный палец об её стену. – Я за тобой эту помойку убирать не буду! Иди и сама отмывай раковину!!!
– Не могу. У меня маникюр.
– Значит, щас я его плоскогубцами вырву, всё равно ненастоящие. Иди, сказала, убирай! Пока окончательно всё не засохло.
– Тебе надо, ты и убирай, – проверяя влажные каштановые пряди на прокрашенность равнодушно дёргает плечом Лера, отчего шёлковый халатик с леопардовыми пятнами кокетливо сползает вниз.
– Как можно быть такой свинотой?
На меня соизволяют, наконец, обратить внимание. Причём одаривают им, будто барскую шубейку кидают перед нищебродом. Типа, на, подавись. И помни про мою щедрость.
– Ну тобой же как-то можно. Ни кожи, ни рожи. За собой не ухаживаешь, ходишь чёрте в чём. Из друзей: латентный голубок и чудище лесное с ульем на башке.
А вот это перебор. Друзей трогать плохая затея.
– Язык откуси и прожуй вместо ужина, выдра силиконовая.
Тут, конечно, мальца завираюсь. В Лерке нет ничего силиконового. Наверное. Хотя кто его знает. Я её голой не видела. И не планирую. Иначе потом придётся глаза себе выколоть.
– Ты просто мне завидуешь!
– Чему? Свистящему воздуху в дырочках от твоих сожжённых волос?
– Моей популярности.
Серьёзно? Она это серьёзно? Боже. И как у Андрея, адекватного и нормального, могла родиться такая бестолочь? Наверняка пошла в мамашу, что сбежала от них к какому-то малолетнему сопляку-альфонсу.
– Если правда думаешь, что это то, чем стоит гордиться, мне тебя жаль.
– Жалей себя. Это ты так и останешься никому ненужной.
Ну всё, достала. Хватаю со стеллажа с мягкими игрушками и книгами по, ёпт твою мать, психологии, стакан с недопитым смузи.
Лера никогда не относит посуду сразу на кухню. Та может неделями копиться, а полки на кухне пустовать. Зато найти в её шкафу грязную тарелку с приклеившейся ко дну вилкой – плёвое дело.
Дом оглашает дикий истеричный крик, на который сбегается мама, Андрей и Вовчик, мой родной восьмилетний брат. Ещё одно бонусное очко отчиму – не каждый мужик согласится на женщину с таким прицепом.
– Что слу… – Андрей замолкает и начинает ржать при виде дочери, с лица которой вместе с маской стекает красная жижа. Да там всё теперь ею украшено. – Ммм… ну понятно.
– Придурошная!! Что ты наделала??? – визжит Лера, дрыгая конечностями. Её так колбасит, словно я на неё дождевых червей высыпала, а не… Нюхаю. Что это, клубника? Вишня?
Торжественно ставлю опустевший стакан перед сестрой.
Сестрой, чтоб тебя.
– Это называется контратака. А теперь, когда пойдешь смываться, будь любезна, отмой заодно и ванную.
Молча ухожу в соседнюю комнату, минуя тяжело вздыхающую маму, уставшую от наших вечных перепалок, и закрываю за собой дверь.
За стеной продолжают истерить, но мне уже пофиг. Сама нарвалась. И так каждый день. Не ванная, так что-нибудь другое загадит. Никогда за собой ничего не уберёт.
По дому эта краля делать из принципа ничего не хочет: царице не пристало, видите ли, с веником прыгать. С готовкой не помогает, только сжирает всё, а потом орёт, что потолстела и требует у папани денег на фитнес.
В магазин за майонезом и то не сходит, всегда найдёт отговорку: магнитные бури, педикюр, религия не позволяет. Вся помощь маме ложится на меня, словно мы тут слуги. Нет, эту цацу давно пора спустить с небес на землю.
Именно поэтому на следующий день вылавливаю в холле Воронцова.
– Я в деле.
– Прошу уточнить.
Прикалывается?
– Твоё пари ещё в силе?
– Конечно.
– Ну вот. Я в деле. Размажем эту заразу.
Глаза напротив загораются азартом.
– Отлично. С чего начнём?
Эй, я у него что, мозг намечающейся операции? Когда это меня успели из пассивной сообщницы повысить сразу до генерала? Вот это карьерная лестница, вот это я понимаю.
– Как минимум, для начала стоит узнать слабые места противника. А для этого необходимо пробраться в логово врага.
– Логово?
Во ту-у-у-упой.
– В её комнату, балда! Помнится, сестрёнка ведёт дневник. С него и начнём. Она сегодня на своей йоге зависает, до семи не вернётся точно. Родаки тоже приедут поздно, у мелкого дополнительные. Так что, чтобы в шесть был как штык.
– А чё не раньше?
– Потому что, котик, у меня есть и своя личная жизнь. А, и это… Захвати антисептик и резиновые перчатки.