Ирина Муравская
Пари на красавицу
Глава двенадцатая
Бабские склоки
POV ГЛЕБ
Покровская мрачно выпрямляется. Грациозная ножка исчезает с бортика. Жаль. Такая поза.
– Повтори.
Повторяю, коль просили.
– Дома окажешься завтра. Ночевать останешься у меня.
Чётко и по делу.
– Воронцов, ты охренел? Мы только что о чём с тобой разговаривали?
– Да понял я уже всё, понял. Успокойся и не наводи панику. Слово даю, не буду домогаться. Могу на мизинчике поклясться, если успокоит.
– Свяжи себя смирительной рубашкой, тогда успокоит.
– Нет у меня её, – вешаю на крючок полотенце и белую футболку. – Это чтобы переодеться. Твой наряд мега крут, но спать в нём вряд ли удобно.
– Воронцов, ты гонишь? Я у тебя не останусь.
– Увы, выбора нет. Ключи в том самом месте, которое ты так рьяно избегаешь. Чтобы достать их, придётся раздеть меня полностью, – спасаюсь бегством от пущенного кручёным пасом Конверса и поспешно отгорождаюсь закрытой дверью. Бам. Ракета "земля-воздух-земля" встретилась с препятствием. – Мойся спокойно. Я не буду подсматривать. Честно, – обещаю я… подглядывая в щёлку.
Дверь с хлопком закрывается, едва не прищемив мне нос, и запирается на щеколду.
– Я отсюда не выйду! До утра, – предупреждают по ту сторону.
– Не вопрос. Ты тогда сиди, а я пиццу пошёл заказывать. Подушку, одеяло принести?
– Сволочь.
– Сволочь за то, что подушку предлагаю? Ну ладно. Так спи, – дверь снова содрогается. На этот раз от яростного пинка. После чего ойкает и затихает. Секунда, пять, десять. – Мальвина, – негромко зову я.
– Чего тебе?
– Можно ещё вопрос?
– Валяй.
– А если мы… всё-таки попробуем?
– Что попробуем?
– Быть вместе.
Долго молчит. А мне прям волнительно.
– Любовницы – не мой профиль, – наконец, грустно отвечает дверь.
– Почему любовницы?
– Потому что у тебя есть невеста.
Фак. Правда есть. Причём прилипчивая, как жвачка. Я надеялся разделаться с Дариной до осени, у отца как раз закончатся его тупые выборы, вот только проблема нежданно-негаданно усугубилась.
Свадьба.
Свадьба, чтоб её. В страшном сне не придумаешь. Да не собираюсь я жениться. Не в ближайшее время. И точно не на этой дуре с соломенной башкой.
По ту сторону, вероятно, ждут ответа, но что на это можно сказать?
Оптимальный вариант – сменить тему.
– Когда наскучит сидеть, выходи. Мы с пиццей будем тебя ждать, – предупреждаю я и оставляю её одну. Надо замыть пятно на светлой обивке. И спрятать обувную лопатку. На всякий случай.
Покровская не показывается долго. Это ожидаемо, но периодически тайком нет-нет, да прокрадываюсь к ванной и тихонько подслушиваю, дышит ли она там. А то кто знает, вдруг утопится ненароком. Исключительно из вредности и желания мне насолить. С неё станется.
Но нет, живая. Слышу, как трындит по телефону.
Надо же, и его успела прихватить. О чём и с кем болтает из-за шума льющейся из крана воды непонятно. Ясно только, что жалуется. При чём на меня. Рядом с моим именем несколько раз проскальзывал мат.
Кхы. Обо мне говорит. Лестно, чёрт возьми.
Явление Христа народу происходит где-то через час с хвостиком. Честно говоря, думал придётся ждать дольше.
– Надо же, какие люди. А я красную ковровую дорожку не подготовил. Это ничего? – насмешливо интересуюсь.
Мальвина стоит на пороге с мокрыми волосами. В моей футболке, из-под которой выглядывают знакомые шортики. В руках скомканное платье и Конверсы. Домашняя, простая.
– Заткнись, – огрызается та, сбрасывая всё добро в кресло.
– Вижу, кто-то смирился с судьбой пленницы. Может, мне тебя тут на постоянке оставить? Ты удивительно гармонично сочетаешься с интерьером.
Забавно, но это так. Она идеально смотрится по цветовой палитре на фоне белой кирпичной стены с синими полками.
– Если не закроешься, жахну чем-нибудь.
– Чем?
– Правда интересно?
– Не очень. Садись, – подвигаюсь, освобождая ей место на диване и сдвигая к центру бастион коробок с эмблемой пиццерии. – Несколько разных заказал. Я ж не знаю, с чем ты любишь.
– А говорят, джентльменство сдохло, – рядом послушно падает юркая тушка, для удобства подворачивающая под себя ноги и выуживающая уже остывший кусок теста с ветчиной и беконом.
– Кто говорит?
– Я. Я там твоим шампунем голову помыла. Надеюсь, теперь не облысею.
– Обязательно облысеешь. Специально на этот случай добавляю в свои баночки-скляночки кислоту. Всё для самых важных гостей.
– Я – важная гостья?
– Самая важная.
Ха. Смутилась. Ты такая прозрачная, Мальвина. Прозрачная, и всё равно неприступная.
– Зачем я тебе тут? Тебе ничего не светит.
– Это я уже, как ни странно, понял. Ты умеешь доходчиво объяснить.
– Тогда зачем?
– Потому что хочу.
– А хотелка не треснет столько хотеть?
– Я не виноват, что все мои "хочухи" крутятся вокруг тебя.
– А кто виноват?
– Гормоны, эндорфины… Меркурий не в том созвездии.
– Ну и чем будем заниматься, пока Меркурий с нужным созвездием закорешится? – с тяжёлым вздохом спрашивают, вгрызаясь острыми зубками в пиццу.
– Позволь уточнить: а секс точно отменяется? – не, ну была-не была. Вдруг прокатит?
– Только сунься и поедем в травмпункт зашиваться.
Вероятно, я мазохист. Потому что угроза вообще не пугает. Если что и тормозит, то понимание, что давление в таком щепетильном деле – не лучший помощник.
– Тогда давай кинцо глянем. Мы в последний раз так и не досмотрели твои "Голодные Игры".
Как она смотрит этот фильм – это надо видеть. Отдельный вид искусства. Пока я пытаюсь разглядеть хоть какую-то логику в мире, где люди семьдесят лет преспокойно отправляют детей умирать и думать не думают ни о каких революциях, эта мадам ревёт белугой на первых же минутах жатвы.
Сначала Покровская стеснялась, стараясь незаметно смахивать слёзы и тихонько шмыгать носом, но потом забила и уже больше не заморачивалась.
И не надо.
Это зрелище приятнее и куда интереснее, чем бессмыслица, творящаяся на арене. Маскировка под камень? Реал? И откуда у него для этого соответствующие материалы? С прорубленной до кости ногой по лесу бегал и подбирал оттенки?
– Конечно, не досмотрели. Потому что кое-кто уснул, – соглашается Праша, залезая во вторую коробку и выковыривая из пиццы ананасы. Ага. Ананасы не едим. Будем знать.
– Да. Ты.
– Да, я.
Да, она. Загадка природы. Начинать смотреть с пищащим восторгом, шикая на меня каждый раз, когда я пытаюсь открыть рот и что-то прокомментировать, но засыпать мёртвым сном на середине – это как? Мальвина расскажет. Она делает это профессионально.
И сегодняшний вечер не становится исключением. Наоборот, бьёт все рекорды по скорости. Получаса не проходит, а она уже сладко сопит.
При чём даже в таком состоянии умудряется закрываться. Колени поджаты к груди, руки снова скрещены. Не хватает таблички: "не трогать, под напряжением".
А вот буду трогать. Выключаю настенную плазму и отношу её, податливую и такую хрупкую в спальню. Укладываю, укрываю, ложусь рядом. За не зашторенным окном светло от фонаря у мусорных контейнеров, так что без проблем могу рассмотреть её черты.
Телефон Покровской, который я прихватил с собой, призывно загорается на прикроватном столике. На дисплее отображается входящее сообщение в чате ватсапа. От Вольта.
"Всё хорошо? Тебя ждать?"
Стискиваю зубы.
Нет. Не ждать. Ни сегодня. Ни завтра.
На завтра она тоже только моя. Я обещал, что отвезу её домой и отвезу. Но не уточнял, когда.
Следующие несколько минут блуждаю взглядом по спящему силуэту, хотя мысли занимает совсем другое. Отец взбесился на то, что я свалил из ресторана: без извинений и без объяснений.
Он уже дал мне это понять малоприятным смс с требованием явиться в офис в понедельник. Пытался дозвониться, но я заранее переключил айфон в авиарежим, когда мы гуляли по парку. Чтобы не портил настроение.
Покровская начинает возиться, словно чувствует мой взгляд. Со слабым скулением трётся лицом об подушку, обнимает её обеими руками и отворачивается, оставляя меня довольствоваться лишь её рассыпавшимися по спине волосами.
Скромно. Очень скромно, но ничего.
Мы дойдём и до большего.
Всему своё время.
***
Для начала можно заморочиться совместным завтраком. Диво для меня новое, слово заморское. Прежде с девушками до этой стадии не доходило. Так что логично возникла первая, она же основная проблема: готовить я не умею.
Кофе и бутерброды – потолок моих кулинарных изысков. Обычно я вообще с утра не ем, так что и не заморачивался никогда.
– Помочь? – усмехается сидящая на кухонном острове Мальвина. Проснувшаяся недавно, она уже бодро хрустит яблоком и беззаботно болтает в воздухе босыми ножками.
– Да я понять не могу, как эта хреновина открывается, – уже минут пять пытаюсь открыть штуку, которая должна готовить горячие бутерброды. Противостояние техники и человека грозило замахнуться на самый эпичный махыч, но тут в дело вмешалась… женщина. Спрыгнувшая ко мне Праша одним щелчком восстанавливает вселенское равновесие. – Чё? И всё? – разочарованно тяну. – Я думал, тут вместе с этой фиговиной подниматься должно.
– Ага. Если разок поднимется, потом обратно не опустится и можно спокойно покупать новую бутербродницу.
– Готовка – не мужское занятие.
– А чьё? Женское? Думаешь, нам по приколу у плиты по два часа торчать, чтобы потом всё это сожралось за пять минут и в туалет спустилось?
– Некоторые находят в кулинарии призвание. Если мы поженимся, кухней заправлять будешь ты. Я сюда не сунусь.
Помещение оглушает грохот – это Покровская сносит сушилку для посуды, стоящую возле мойки. Тарелку и кружку кое-как ловит, а вот вилки с ложками звонко разлетаются по столешнице.
Едва сдерживаю смех, наблюдая за её суматошностью. Мальвина собирает столовые приборы, ставит обратно в отдельно прикрепляющуюся металлическую чашку, та снова срывается и всё повторно летит в разные стороны.
– Да ну чтоб тебя! – бесится она и недоубранная одинокая вилка в руке свирепо летит в общий хаос.
– Ты такая забавная, когда психуешь, – у меня опять улыбка не слезает с рожи. Ничего не могу сделать.
– Ага. Оборжаться можно. Дай сюда, не мучай сыр, – у меня отбирают нож и начинают нарезать тонкие полоски Маасдама. – Твёрдый. Плохо плавиться будет.
– Есть ещё шоколадная паста.
Лезвие зависает в воздухе.
– И ты молчал? Тогда нафиг нам сыр? Тащи сюда!
Чего его тащить? Холодильник рядом, так что минут через десять мы уже едим горячие бутерброды в виде поджаренных треугольников со сладкой начинкой. Едим прям стоя, не отходя от кассы, запивая всё свежесваренным кофе.
– Ты бы так не делала, – то ли предупреждаю, то ли прошу, наблюдая за тем, как она меланхолично почёсывает одну ногу другой, пальцем подбирая вытекающий шоколад и слизывая его. Невинный жест выглядит капец каким призывным. Возможно из-за трёхнедельного воздержания. Минет в расчёт не беру. Он случился спонтанно. Тяжело сопротивляться, когда с тебя стаскивают штаны.
– Как?
– Вот так? – опять облизывает. Покровская, нарываешься.
– Твои проблемы, – остатки бутерброда равнодушно засовывают в рот.
Мои?!
Мои, значит. Ну окей.
Мальвина пятится, когда я наступаю, но далеко ей всё равно не уйти. Врезается лопатками в встроенную в панельный короб духовку, а я, пользуясь возможностью, ловлю её в западню, выставив вперёд руки. Делаю ещё шаг, и мы практически сливаемся, так близко друг к другу стоим.
Попалась.
На меня испуганно таращатся с набитыми щеками. Жуют. Таращатся и жуют. Проглатывают.
– Что ты делаешь? – хрипит Праша.
– Решаю свои проблемы, – склоняюсь над ней так, что касаюсь кончиком носа дрожащей щеки. Вздрагивает, но не отталкивает. Хорошо. Очень хорошо. Попробуем пойти дальше. Спускаюсь ниже, туда, где на шее призывно пульсирует венка…
Короткий тихий стон оповещает, что ей нравятся поцелуи с лёгким прикусыванием.
Мне тоже нравятся.
Мне всё в ней нравится.
– Не надо, – просит она. Голос такой слабый. Такой неуверенный.
– Почему? Потому что не хочешь?
– Не хочу.
Слышу. Я ведь всё слышу. Меня ты не обманешь, маленькая врушка.
– Сама знаешь, что это не так, – мягко разворачиваю её голову так, чтобы наши взгляды встретились. Глубокие синие воды неспокойны. Они бурлят и вскипают, обещая разразиться бурей. Не девушка, а сгусток эмоций. Даже сопротивляясь, она не в силах их сдерживать. И это охренеть как заводит.
– Это ничего не меняет.
– Это меняет абсолютно всё, – мои пальцы задерживаются на её губах. Медленно скользят по ним. Сминают, оттягивают. Контролировать себя уже нет сил. Я обещал не приставать, но это было вчера. И обещание своё сдержал – вчера не приставал. А сегодня уже можно.
Пальцы смещаются и оказываются у неё на затылке, зарываясь в мягкие волосы. Несильно, но с нажимом стискиваю кулак, вынуждая Покровскую задрать подбородок.
– Ну давай, – шепчу, рисуя узоры из поцелуев по нежной коже. Горячих, влажных, распаляющих. Новый стон подтверждает это. Да, да, да. Если позволишь, это станет лишь началом. Моё возбуждение ты ведь тоже ощущаешь. – Ты только моя, – смещаюсь и теперь наши губы практически соприкасаются. Играю ими: ловлю, выпускаю, снова ловлю… Кулак всё ещё наматывает её волосы, и я знаю, что никуда она уже не денется. – Моя Мальвина… – чувствую, как расслабившееся тело льнёт ко мне.
Как стискивает ворот моей футболки…
А затем получаю долгожданный поцелуй с привкусом шоколада!
ДА!
Хочется рычать и танцевать от восторга.
Моя, моя, моя!
…И именно в этот момент квартиру оглушает дверная трель.
Волшебное наваждение испаряется. Покровская резко отталкивает меня. Стыдливо румяная, тяжело дышащая и только что не хватающаяся за голову. Момент безвозвратно испорчен.
Твою мать!
Какой твари хватило мозгов притащиться именно сейчас? Именно в эту секунду?! Убил бы.
Звонят второй раз.
Точно убью. Сейчас будет месиво.
– Какого х… – иду в коридор, рывком распахивая входную дверь и замолкаю на полуслове при виде нарисовавшейся Дарины. Зашибись. Вот только её не хватало. – Что ты тут забыла? Я тебя не приглашал.
– Знаю, – на мою грубость у неё давно иммунитет. Даже не моргнула. – Но вчера ты так внезапно ушёл, я хотела узнать, всё ли хорошо. Понимаю, новость о свадьбе стала неожиданностью, но сбегать с середины разговора…
Торможу её вскинутой ладонью.
– Я твоего совета не спрашивал. Проваливай.
– Плохое настроение с утра? Хочешь, подниму? Впрочем, у тебя и так уже всё готово, – многозначительный взгляд на мой до сих пор выпирающий в спортивках стояк. – Тогда не буду медлить с подарком. Планировала дождаться вечера, но… С Днём Рождения, – Дарина без разрешения проходит в прихожую. Кашемировое пальто кокетливо спадает к её ногам, выставляя напоказ дорогое нижнее бельё в кружевах.
Эффект неожиданности получается, но строго наоборот. Она первой замечает вышедшую к нам Мальвину. Вышедшую и слышавшую весь разговор.
Обе меняются в лице, а я лишь с плохим предчувствием протираю вдруг занывшую переносицу.
Да, мать твою.
С Днём Рождения меня.
POV МАЛЬВИНА
– О… – с демонстративной ленцой тянет Дарина, оценивающе разглядывая меня с ног до головы. Ну да, есть ведь на что смотреть. Стоит полуголая девка, в мужской футболке – кадр что надо. Тянет на скандал. – Тебя уже, смотрю, поздравили.
Удивление? Обида? Ревность?
Вообще мимо.
Презрение. Вот как на меня смотрят. С видом, который говорит громче любых слов: "очередная одноразовая потаскушка. Ничего нового. Не ты первая, не ты последняя".
И она чертовски права. Именно поэтому не могу обидеться ни на тон, ни на нелестную характеристику. Я хоть и не успела совершить непоправимое, но всё равно чувствую себя использованной и поруганной.
Дура. Какая же ты дура, Покровская.
Однако не позволять же себя оскорблять.
– Не переживай, на тебя его хватит, – спокойно отвечаю.
– И что это должно значить?
– Что я ухожу. Развлекайтесь, голубки. Не буду мешать.
Прочь из этого дурдома. Вон. Не пустят через человеческий выход, полезу по балконам как камикадзе-самоубийца. Плевать, что этаж фиг знает какой. Двенадцатый, тринадцатый? Лучше сорваться, чем ещё хоть минуту тут находиться.
Торопливо ухожу в гостиную, на лету хватая брошенные со вчера на кресле вещи и, широкими шагами пересекая комнату, прячусь в спальне. Тугое платье с корсетом с трудом натягивается. Я и вчера-то едва в него влезла, а впопыхах щас сломаю молнию к едрёне фене.
В эту секунду ненавижу свой внешний вид. Нелепее не придумаешь. Как и ситуация, в которой я оказалась.
Трындец. Это ж надо было так попасть.
Слышу за стеной громкие голоса. Равнодушный мужской и женский обиженный. Следом вопль и хлопок двери.
Он её выгнал? Выгнал собственную невесту? Вот так просто? Глеб всегда с ней так разговаривает? А может со всеми девушками? А со мной сюсюкает только потому что ещё не получил то, что хотел?
Блин, а ведь практически получил.
Я ведь сломалась…
Там, на кухне, я самым позорнейшим образом сломалась.
"Моя Мальвина".
От бархатного шёпота в голове и сейчас встают на дыбы все мурашки, а несколько минут назад вовсе срезало мозг. О чём говорить, если я толком и не помню, что происходило.
Всё в дымке, сквозь которую проступали лишь его обжигающие поцелуи, гипнотизирующий шёпот и дурманящие прикосновения…
Дура. Дура, дура, дура-а-а!
Воронцов влетает в комнату, когда с платьем уже покончено. К этому моменту я сижу на смятой постели и торопливо всовываю пятки в кеды. Его кеды. Он ведь мне их подарил.
Хочется в сердцах запустить ими в него, но перспектива добираться через полгорода босиком не радует. Потом отдам. Или выброшу. А лучше сожгу. Но предварительно изрежу. На кусочки. Принесу в жертву богам.
– Прости, – раздосадовано взъерошивает он свои примятые за ночь волосы. – Я понятия не имел, что она притащится.
Ушам своим не верю! Это его оправдание? Реал? А, ну так это же полностью меняет дело, блин!
Придурок.
Блин, блин, блин.
Пошёл в ты задницу, Воронцов!
Пошёл в задницу!
Далеко и без каких-либо вариантов возвращения!
– Что так? – презрительно фыркаю, туго затягивая шнурки. Слишком туго, но пофиг. – На сегодня планировал только меня чпокнуть? А невесте на какое число выделил местечко? Завтра после обеда? А Леру куда? На следующие выходные? У тебя, наверное, такое плотное расписание.
Ему не нравится мой сарказм. Бедняжка. Мне, знаешь ли, тоже сейчас не комильфо.
– Не неси чушь, – устало качает он головой. Устало? Это он-то устал??? – Сама знаешь, что это не так.
– Ничего я не знаю. Хотя нет, знаю. Знаю кто ты и что собой представляешь. Всегда знала, но как наивная школьница всё равно повелась. Да и как устоять! Так ведь красиво поёшь. "Ты мне нравишься… Кажется, я в тебя влюбляюсь…" Глеб Воронцов влюбился. Хохма года, – подскакиваю с постели, стаскивая с себя полузадранную футболку, и практически швыряю её ему в лицо. – Ищи другую идиотку. С меня хватит. Наше соглашение аннулируется. И сделай одолжение: больше никогда со мной не заговаривай. А ещё лучше, попробуй устроить так, чтобы мы даже в одном коридоре не пересекались. Год выходило отлично. Уверена, и ещё месяцок сумеешь.
– Мальвина, – он хватает меня за руку, и я не выдерживаю, отвешивая ему с разворота звонкую пощечину. Такую, что его голова дёргается назад, а на коже остаётся след.
– Ещё раз меня так назовёшь и дальше будет перелом, – холодно предупреждаю. И не шучу. Я сейчас мальца на взводе, так что плохо себя контролирую. Могу и пырнуть ненароком, если что колюще-режущее под руку попадётся.
– Праша… Прасковья! – снова окликает меня его голос, но не собираюсь отвечать. Хватаю с прикроватного столика телефон и мчусь обратно в гостиную, а оттуда в прихожую.
Новенькая светлая квартира со свежим евроремонтом теперь напоминает тесную клетку. Нет, газовую камеру. Повсюду воняет едкими духами Дарины, словно она их из пульверизатора распылила напоследок, метя территорию.
От запаха ноют виски и щекочет в носу. Или же от назревающих в глубине слёз. Слёз жалости к себе, которые ни в коем случае нельзя выпускать наружу. Только не здесь.
Ключ в замке, слава богу. Успеваю провернуть его два раза и потянуть металлическую ручку на себя, но дверь в последний момент подпирают плечом, мешая уйти.
– Праш, дай объяснить, – меня опять пытаются коснуться, от чего всю передёргивает.
– НЕ НАДО. МЕНЯ. ТРОГАТЬ! – пячусь назад. – И так уже не представляю, как отмыться от этой грязи.
– Не преувеличивай. Всё не так…
– Так или не так, мне плевать, – пытаюсь расширить щель, чтобы протиснуться, но безрезультатно. Я слабее физически. – Я больше не хочу иметь ничего общего с тобой. А, и это… – горько усмехаюсь собственной глупости. Блин, нет, ну это надо влипнуть! – Поздравляю со свадьбой. Приглашение присылать не нужно. Всё равно не приду.
– Не будет никакой свадьбы.
– А невеста в курсе? – со всей дури наступаю Глебу на ногу и пользуясь тем, что от боли он её неосознанно убрал, вылетаю в подъезд.
Не жду лифта. Мчусь вниз по лестнице, через раз подскальзываясь на ступенях и норовя отшибить себе копчик. Не знаю, что подгоняет сильнее: желание сбежать от дрянного запаха или страх, что Воронцов может побежать следом.
Странное переплетение коридоров выводит на первый этаж, к почтовым ящикам и опрятному холлу, уставленному горшочными цветами. Пищит домофон и я, наконец, на свободе.
Обнаженные участки кожи облюбовывает ветер. Холодно, но мне нравится. Прямо чувствую, как выдувается вонь духов. И его запах. Ещё бы так же из памяти стереть его поцелуи…
Сегодня погода резко контрастирует со вчерашней. Солнца совершенно не видно за затянувшими небо тучами. Пасмурно и уныло. Подстать моему настроению.
Запрокидываю голову к небу, закрывая лицо ладонями и приглушённо скулю. Истерика вот-вот нагрянет, уже слышу её тихую поступь.
– Что, после полуночи карета больше не ждёт принцессу? – вздрагиваю, слыша насмешливый голос.
С опозданием замечаю фальшиво улыбающуюся Дарину, сидящую в ярко-красном Ауди, припаркованном левее от подъезда. Парковка в этом месте, кстати, запрещена, но ей вряд ли есть дело до такой мелочи.
Водительская дверца открыта нараспашку, позволяя разглядеть салон из светлой кожи и модельную ножку в чулке, кокетливо выставленную наружу. Всё остальное снова прикрывает пальто.
– Кареты нынче непрактичные, пробки создают и требуют дозаправки, так что принцессы самоходные, – блин, у меня нет абсолютно никакого желания разговаривать с этой расфуфыренной красоткой.
– А может просто в принцессы метит каждая дешёвка?
Прекрасно. Сразу переходим на личности? Я ж в долгу не останусь.
– Может быть. Тебе лучше знать.
Липовая улыбочка стирается с размалёванного лица. Дарина аки королева вылезает из авто. Ну прямо грациозная лань в Лабутенах. Скромных познаний в брендах хватает узнать фирму по красной подошве.
– Это ты меня имеешь в виду? – ути, какие мы грозные. – Но ведь это не я спала с парнем, который не только занят, но и помолвлен.
Так я тоже ни с кем не спала, как бэ. Васчето. Но тратить время на объяснения не считаю нужным. Только оправдываться перед этой кралей мне не хватало для полного счастья. И так уже унизилась дальше некуда.
– Судя по всему, Глебушка тоже не особо заморачивается над тем, что у него есть невеста, – вместо этого резонно замечаю.
– Это тебя не касается.
– Ты права. Его похождения совершенно не моя забота. Разгребай помойку в башке своего женишка сама. Хотя, о чём это я? Ты явно для него не в приоритете, раз он так на тебя орёт. Сразу видно, кто в доме хозяин.
– Что бы ты понимала, глупышка.
Глупышка?!
Я ей кто, десятилетка, сующая конфеты в нос?
Высокомерная белобрысая курица. Вот прям бесит.
– Мне и понимать ничего не надо. И так понятно, что не любит тебя твой дорогой Глебушка.
– Будто тебя любит.
– И мне не любит. Он никого не любит. Кроме себя.
– Ничего, я это переживу. Достаточно того, что он со мной.
– С тобой и ещё с десятком-другим левых девушек.
– Ах, дорогуша, – надменно закатывает свои глазёнки Дарина. Щас же наклеенные ресницы поотвалятся и внутрь провалятся. – Пускай мальчик играется в своё удовольствие. Неужели не понимаешь: вы меняетесь, а я незаменима. И в один прекрасный момент он поймёт, что лучше меня ему всё равно не найти.
Грё-ёбанный же йод. Сколько гонора.
– Ты так в этом уверена?
– Абсолютно. Я богата, красива и влиятельна. Я ему подхожу. В отличие от тебя, замухрышка. Кто ты такая? На что годишься? Плясать на столах и светить задом?
Слушайте, можно я ей нос подправлю? Чуть-чуть совсем. Он какой-то несуразный: тонкий и длинный. Надо слегонца примять. Так будет лучше смотреться, отвечаю.
– Ну почему же, – хмуро поджимаю губы, с вызовом упирая руки в бока. – Я ещё и крестиком вышивать умею.
Вырвавшийся из Дарины смешок больше напоминает писк прокуренной чайки. Не хотела бы я слышать, как она ржёт в голос. Там, наверняка, даже кони разбегутся, сгорая от стыда за собственную несостоятельность.
– Такое убожество, – выплёвывают мне, как белую перчатку по роже.
– Это ты о своём смехе?
Узкие раскосые глаза нехорошо прищуриваются.
– Это я о тебе, милочка. Знаю я таких, как ты. Ляжете подо всё, лишь бы…
– А, а, а… – предупредительно вскидываю палец, прерывая её. – Вот сейчас очень аккуратно выбирай выражения… милочка.
– А иначе что?
– А иначе влеплю такого леща, что зубы ходуном заходят.
– Какая ты грубая. И невоспитанная.
– Зато ты, как погляжу, высоких моральных правил. Не холодно? Под пальтишко не задувает?
– А тебе под юбчонку?
И правда. Обе стоим как не пойми кто. Одна озабоченная эксгибиционистка, другая стриптизёрша на выезде. И всё по вине Воронцова.
Блин. Все беды в мире от мужиков.
– У меня всё прекрасно, – заверяю её. – Вентиляция и всякое такое. Премного благодарна за беспокойство.
– Беспокоиться должна я. Вдруг ты заразная? Не хочу подцепить бешенство.
Ну всё. Воздушный шарик моего терпения лопнул. Она меня достала.
– Ну-ка повтори.
– Говорю, бешенство боюсь подхватить после тебя! Придётся делать прививку. И мне, и Глебу. А то кто вас знает, перед кем вы там ещё изгаляетесь.
Очаровательно. Просто очаровательно.
– Нас? Кого это "нас"? – едко уточняю.
– Непонятно разве?
– Нет, скажи уж. Будь любезна. Если оскорбляешь, делай это как положено.
– Ты совсем идиотка?
Ещё и идиотка? Она решила собрать комбо? Ну всё. Сама допрыгалась, сучка.
Дарина преспокойно стоит и смотрит на меня, горделиво вскинув подбородок. Ждёт, что я на это отвечу.
А я чего?
А я ничего.
Лениво тянусь, сцепив пальцы в замок. Вправо наклон, влево. Хрущу шеей и, почёсывая под глазом, вперевалочку приближаюсь к ней.
В следующую секунду на всю улицу слышится истошный визг Дарины, когда в её драгоценные лохмы впиваются мои ногти.
Кто-нибудь заказывал белобрысые патлы на завтрак без кетчупа, ммм?