Елизавета Сагирова
Лето придёт во сне. Запад
Я растерянно заморгала. Какому идиоту пришло в голову заслать в такое место людей, для которых тайга – дом родной?
– Они убежали?
– Конечно. – Дэн улыбался. – Очень скоро.
– Куда?
– Так в Сибирь же. Убежали и нашли других дикарей… Ой, извини.
Я нетерпеливо отмахнулась: в голове теснились десятки вопросов. Разумеется, я знала и помнила, что наша деревня – не единственное пристанище тех, кто вырвался из-под слишком заботливого крыла Руссийской православной церкви. Но как моим родителям удалось разыскать их? Тайга огромна! Не имея оружия, компаса, тёплой одежды и удобной обуви, по ней не пройти и пару дней. Где мама и папа раздобыли всё это после побега? Гнались ли за ними? И если да, то как получилось, что не поймали? Ведь наверняка в колониях-поселениях приняты все меры для скорой поимки беглецов. А главное: если родителям действительно удалось добраться до других дикарей – откуда это стало известно здесь?
Дэн догадался, о чём я думаю. Улыбнулся снисходительно:
– Малявка, ты не представляешь, сколько нас на самом деле. Всё больше и больше людей понимают, что в действительности представляет собой власть церкви. А понимая, попадают к нам. Так или иначе. Наши друзья по всей стране, в том числе – в Сибири. В том числе те, кто знает дикарей из тайги… Извини.
– Да говори, как привык, мне не обидно. – Я нетерпеливо поёрзала на деревянном коньке крыши. – Значит, эти друзья рассказали про моих родителей? И Михаил Юрьевич теперь точно знает, где их найти?
– Почти, – уклончиво ответил Дэн. – Тут уже начинается твоя работа.
– Сделаю всё что угодно! – повторила я и замерла, приготовившись внимательно слушать.
Но Дэн был краток:
– Ты поедешь в Сибирь и найдёшь их.
Будь моё положение чуть менее устойчивым, я бы точно скатилась с крыши. А так лишь покачнулась и ещё твёрже упёрлась подошвами в покатую черепицу.
– Чего? Дэн, это шутка, что ли?! Как я поеду?! У меня даже документов нет!
– Будут, – хладнокровно ответил Дэн. – Это уже не твоя забота. Я же сказал – за последние годы мы весьма укрепили свои позиции.
Я помолчала, пытаясь уложить в голове мысль о скором путешествии. Тепло взглянула на Дэна:
– Спасибо вам. Наверно, ведь подделать документы очень дорого, и то, что вы это всё для меня…
– Не только для тебя, – перебил Дэн, упрямо глядя в сторону. – Я же сказал, что ты должна будешь кое-что выполнить.
Его хождение вокруг да около мне не нравилось, и я даже пожалела о своём опрометчивом обещании сделать всё что угодно. Хотя чем меня можно напугать? Я же не в Оазисе, с чужими мужиками ложиться никто не заставит.
– Просто скажи уже, что нужно делать!
И Дэн сказал:
– Ты должна найти не только своих родителей, но вместе с ними и других… дикарей. Найти – и привести нас к ним.
– Зачем? – спросила я, помолчав. Вроде ничего ужасного Дэн не сказал, но мне не понравился его тон: слишком небрежный, делано равнодушный. – Почему я? Разве вы сами не можете прийти к ним? Ты же сказал, что друзья везде и…
– Дикари очень осторожны, – досадливо перебил Дэн. – Я бы даже сказал – слишком осторожны. Те из них, что выходят в города и знают о местоположении остальных, никогда не приведут туда чужаков. Даже тех, кто разделяет их взгляды. Но если вдруг появится одна из них – кто-то из разорённых деревень – то это совсем другое дело. Понимаешь?
– Понимаю, – медленно кивнула я. – Одна из них – это я. Но вдруг мне не поверят? Как доказать, что именно я – Дайника из Маслят?
– Докажешь легко, – успокоил Дэн. – С тобой поговорят, зададут вопросы, и я уверен: ты сможешь рассказать нечто такое, что известно только вашим людям. Какие-то подробности, имена, места…
Я кивнула. Тут Дэн, пожалуй, прав. Даже сейчас, по прошествии лет, подробности таёжной жизни не стёрлись из моей памяти. Те подробности, которые просто неоткуда было бы узнать чужому человеку. Вот только…
– А зачем вам нужны дикари? – В моём голосе прозвучало больше подозрения, чем мне хотелось, и Дэн глянул недоумённо, даже обиженно:
– Неужели не понимаешь? Пора объединяться! Пока столько людей прячутся по лесам, другие борются! Мы боремся, и нам нужна помощь! Скрываться от власти можно долго, но это не выход. Вместе станем сильнее.
Я снова кивнула. Опять Дэн прав – на примере моей злосчастной деревни отлично видно, что бегство не выход, что оно создаёт лишь иллюзию безопасности, которая может быть разрушена в любой момент.
– А если они не захотят встретиться с вами?
Дэн помрачнел:
– В том-то и трудность, что, скорее всего, не захотят. Поэтому ты не должна даже спрашивать об этом. Твоя задача – просто сообщить нам их местоположение. И мы придём.
Я помолчала.
– То есть застать врасплох? Не дать беглецам возможности уйти от переговоров?
– Именно.
На этот раз я молчала дольше. Луна заметно сместилась по небу, наши с Дэном тени, удлиняясь, протянулись по скату крыши вниз.
– Как-то это… – Я помялась, не зная, как правильно оформить в слова охватившее меня неприятное чувство. – Как-то похоже на предательство. Нечестно.
Дэн досадливо выдохнул:
– А что делать? Мы пытались с ними связаться! Находили людей, передавали сообщения – и устные, и письменные – назначали встречи. Они не реагируют никак, в принципе не желают иметь ничего общего с внешним миром. А ведь им, скорее всего, неизвестно, что баланс сил изменился, что мы теперь не просто кучка недовольных, что нас много! Поэтому и думают, будто затея бороться с властью церкви изначально обречена на провал. Нужно им объяснить, что теперь всё реально, что мы действительно можем что-то поменять! Тогда они присоединятся к нам.
Я умолкла в третий раз. Вроде то, что говорил Дэн, звучало убедительно и разумно. После случившегося с моей деревней я тоже считала, что лучше бы беглецам уже перестать бегать. Не знаю, сколько людей скрывается на бескрайней Сибирской равнине, которая после войны стала совсем уж диким краем, но наверняка немало. А даже если и мало – какой для них смысл бесконечно прятаться там, обрекая себя на постепенное одичание? Я не осуждала выбор своих родителей и других беглецов: наверняка тогда у них были веские причины поступить именно так – но ведь, как правильно сказал Дэн, всё изменилось.
Не к месту вспомнился вдруг услышанный где-то глупый стишок про партизана, который продолжал скрываться в лесах и спустя годы после того, как закончилась война.
– Что смешного я сказал? – спросил Дэн, и я поняла, что тихонько хихикаю.
Помотала головой, но Дэн продолжал вопросительно смотреть на меня, и стало ясно, что он ждёт ответа на другой вопрос, пусть ещё и не заданный вслух: согласна ли я отправиться к дикарям, разузнать их местоположение и привести туда Михаила Юрьевича? Или не его?
– Слушай, Дэн, а кто вообще у вас главный? – Я вдруг вспомнила, что, занятая мыслями о родителях, совсем не пыталась узнать хоть что-то о том, во что оказалась втянута. Кто все эти люди, которые спасли меня и приютили? Своих друзей я, конечно, знаю, но ведь не они здесь принимают решения.
– Главный?
Почему-то я сразу догадалась, что друг переспросил это только для того, чтобы потянуть время, и почувствовала раздражение.
– Ну да, главный! Главарь, вожак, предводитель, гуру, вождь? Ведь кто-то же начал это всё… И что это вообще? Революция? Вы затеваете гражданскую войну?
– Вы? – снова переспросил Дэн. – Дайка, ты уже второй раз говоришь «у вас», «вы». Почему не мы? Разве ты не с нами?
– Как же я могу быть с вами, если даже не знаю, кто вы и чего хотите? – резонно ответила я, подавив желание торопливо заверить друга в том, что, конечно же, я с ними. С ним!
– Мы хотим светское демократическое государство, – сухо ответил Дэн и замолчал. Обиделся?
Мне его ответ показался крайне туманным, но, если честно, и не интересовал особо. Чего бы там ни добивалось сопротивление, к которому я невольно примкнула, сейчас куда важнее другое. Плевать, в конце-то концов, и на Михаила Юрьевича с его секретами, и на беглецов, которые наверняка будут недовольны визиту незваных гостей, агитирующих их идти на баррикады, плевать даже на дующегося Дэна! На всё плевать! Я хочу к маме и папе.
– Хорошо, – быстро сказала я. – Что нужно делать?
– Что – хорошо? – Дэн то ли действительно не понял меня сразу, то ли захотел, чтобы я выразила своё согласие более конкретно.
– Хорошо, я согласна поехать в Сибирь, найти беглецов и привести вас к ним! Нас к ним…
Друг несколько долгих секунд внимательно смотрел мне в глаза, а потом расплылся в широкой улыбке, становясь прежним родным Дэном.
– А я и не сомневался, Малявка. Ты же боец!
Я не улыбнулась в ответ. Конечно, он не сомневался! Разве могла я отказаться, после того как мне пообещали встречу с родителями, которых я уже считала потерянными навсегда?
– Так что нужно делать?
– Сейчас нужно ложиться спать. А утром Михаил Юрьевич всё тебе скажет.
Я кивнула. По-новому огляделась вокруг, стараясь запомнить крыши окружающих меня особняков, разноцветные фонарики, причудливо подстриженные кусты и низкорослые деревья. Всё это скоро сменится бесконечной чередой вековых елей и кедров, бурелома и болот. Тайгой…
Разве что луна останется прежней.
Я вскинула голову, прищурилась на ночное светило. Луна стояла почти в зените и сияла оттуда, как золотой прожектор. Точно такая же луна висела над Оазисом в ту ночь, когда Яринка сбежала с острова, умчалась в неизвестность на крохотной лодке. Теперь умчусь я.
– Что-то не так? – спросил Дэн, разглядев печаль на моём запрокинутом к небу лице.
– Обидно, – призналась я. – Только со всеми вами снова встретилась, так долго этого ждала, и опять расставаться…
– Зачем расставаться? – удивился Дэн. – Ты что, думала, Михаил Юрьевич отправит тебя в такую даль одну? И я, и Ярина, и Ян, и, наверное, даже Ига – мы поедем с тобой!
И как я могла так ошибаться? Нет, эта сегодняшняя жёлтая и уютная луна совсем не походила на ту холодную морскую луну нашей с Яринкой разлуки.
Разумеется, спать я не пошла. Когда мы с Дэном спустились с чердака и пожелали друг другу спокойной ночи, ноги сами понесли меня к Яринке: не терпелось рассказать новости, обрадовать (или огорчить?) предстоящим новым путешествием.
Моя подруга и её любимый жили в угловой комнате второго этажа. Я сбежала по лестнице, миновала короткий коридор и уже схватилась за ручку двери, от волнения забыв постучаться, когда меня остановил раздавшийся из-за неё возглас Яна:
– Он мой отец!
Я замерла. Было слышно, как Яринка что-то ответила, но она говорила негромко, и слов я не разобрала. Зато прекрасно услышала Бурхаева-младшего:
– Да, знаю! Поэтому я отказался от него, от его фамилии, от его наследства! Но не могу допустить, чтобы он погиб из-за меня, как ты не можешь этого понять?! Нет, не хочу ничего слышать!
Я торопливо попятилась, но опоздала. Дверь распахнулась, Ян выскочил из неё; его рыжие волосы были взъерошены, а лицо раскраснелось. Не взглянув на меня, он шагнул на лестницу и заспешил вниз.
Я осторожно заглянула в комнату. Яринка стояла там, скрестив руки на груди, такая же красная и взъерошенная, как её возлюбленный. Посмотрела на меня – и я увидела знакомую сердитую складку между бровей подруги, которая почему-то вызвала во мне странный и неуместный приступ ностальгии.
– Дайка? Заходи… Слышала, да?
Я переступила порог, притворив за собой настежь распахнутую Яном дверь, ответила:
– Услышала только, как Ян про отца кричал. А что с его отцом?
Я знала, что Бурхаев, со дня нашего победоносного прибытия в этот дом, сидит в подвале (и это не могло не вызывать у меня злорадства, учитывая то, как ещё свеж был в памяти его подвал), знала, что он зачем-то нужен Михаилу Юрьевичу, но вот зачем, почему и что с ним сделают потом, меня до сих пор не интересовало.
– Да прекрасно всё с ним! – досадливо ответила Яринка. – Спит, жрёт, пьёт и каждый день кроет всех матом.
– А Ян чего психует тогда?
– Ян… – Яринка покосилась на закрытую дверь. – Это же всё равно его отец, понимаешь? Ян не хочет, чтобы его убили.
– Его собираются убить?
– Пока нет. Пока мы пытаемся завладеть его деньгами, и могут понадобиться бурхаевские подписи. Но ясно же, что потом эту бешеную скотину отпускать нельзя.
– Завладеть деньгами? – Мне снова стало неловко, как недавно на крыше, когда Дэн сообщил об истинной цели моего визита к беглецам. – Зачем вам… нам его деньги?
– Глупая, – грустно вздохнула Яринка. – Ни одна революция не делается бесплатно.
Ага, значит, всё-таки революция… Ладно, это пока неважно.
– То есть Бурхаева рано или поздно убьют?
– Конечно. А ты разве против?
Я вспомнила, как кричал в подвале Бранко, как там пахло моими палёными волосами, и ответила:
– Ничуть. Это давно нужно было сделать. Но Яна я тоже понимаю.
– А я нет. – Яринка начала расхаживать туда-сюда по уютной, в медовых тонах комнате. – Мне вот своего папашу вообще не жалко, пусть хоть на моих глазах подыхает. Какое значение в таких случаях имеют родственные связи? Разве не важнее, кем является человек? Если он мразь и подонок, то остальное уже не в счёт, ведь правда?
Я пожала плечами. Мои родители были во всех отношениях прекрасными людьми, и я даже гипотетически не хотела думать о том, как поступила бы на месте Яна.
Яринка перестала мерить шагами комнату и, ссутулив плечи, опустилась на краешек кровати.
– Знаешь, – сказала она после минуты молчания, – у нас с Янчиком отношения… такие… ну, равноправные. Как это раньше было принято, до Христианской революции. Мы всегда принимаем решения вместе, он не пытается мною командовать, у нас всё…
– Демократично? – подсказала я, вспомнив слова Дэна о государстве, которое он хотел бы видеть.
– Да, демократично! – подхватила Яринка. – Абсолютно. И мне это очень нравится, мы же ни разу не ссорились! А теперь он даже обсуждать ничего не хочет… Говорит, что зря мне доверился, что нужно было промолчать. А самое паршивое, что я чувствую себя виноватой! Знаю, что права, а всё равно стыдно.
Я пока ещё мало что понимала, но побоялась настырными расспросами спугнуть Яринкину откровенность, поэтому лишь заметила:
– Ян же сейчас весь психованный. Наверное, не стоит близко к сердцу принимать то, что он говорит.
– Он правду говорит. – Яринка ссутулилась ещё сильнее. – Я – единственный человек, которому он мог довериться, и я его не поддержала.
– Не поддержала в чём? – всё-таки осмелилась спросить я.
– В том, чтобы тайком отпустить Бурхаева.
Тут уже стало не до деликатности, и я подскочила на месте, как ужаленная, открыла рот.
– Что-о?! Он в своём уме?! Да если отпустить Бурхаева, он же сразу вернётся со своими дуболомами и устроит тут резню!
– Ты это понимаешь, – грустно усмехнулась Яринка. – Я это понимаю. А Ян не понимает. Он говорит, будто сумеет что-то объяснить отцу так, что тот расхочет нас убивать. Нет, ну представляешь, да?! «Папа, ты был плохим дядей, ты гадко поступал, но теперь должен стать хорошим, простить моих друзей и забыть всё, что было». И Бурхаев такой: «Да, сынок, я много думал, пока сидел в этом уютном подвале, и решил обратиться к свету».
Я не сдержалась – захихикала.
– Смешно, – так же грустно подтвердила Яринка. – Вот только Ян этого не хочет понять. Он даже слушать меня не хочет. Видела же, как выскочил?
Да уж, видела. Выходит, что Ян, несмотря ни на что, любит отца и не переставал любить его всё это время, пусть и старался вычеркнуть из своей жизни. Можем ли мы в таком случае полностью доверять Яну? Конечно, вслух эту мысль я не озвучила, но запомнила. Внимательно вгляделась в Яринкино лицо – а не посетили ли её те же сомнения?
Вряд ли. Яринка выглядела, несомненно, расстроенной, почти раздавленной и, разумеется, виноватой. Но винила она только себя: ей бы и в голову не пришло обвинять в чём-то любимого. А тем более – подозревать. Да и мне лучше не торопиться с подозрениями.
– А что, Бурхаева можно просто взять и выпустить? – Я задала этот вопрос только для того, чтобы больше не слушать тягостную тишину, прекрасно зная, что наш недруг заперт в подвале вовсе не на банальный засов, который может отодвинуть любой желающий. И Яринка это подтвердила:
– Нельзя. Но Ян знает код замка.
Теперь мне стало по-настоящему тревожно, даже мысли о родителях отошли на задний план.
– Э… я надеюсь, он сейчас пошёл не…
– Да нет, конечно! – Яринка вскочила на ноги и снова забегала по комнате. За то время, что мы не виделись, её волосы заметно отросли и теперь густой кудрявой копной ниспадали почти до талии. Я невольно залюбовалась игрой света на ярко-рыжих локонах (мне с моим мышиным ёжиком теперь только и осталось, что любоваться чужими волосами) и не сразу поняла, что говорит моя подруга.
– Ян же был уверен, что я его пойму и поддержу! Это я-то! Будто я могла забыть, что его отец со мной в Оазисе сделал! Да я этого мудака своими руками убить готова, не то что спасать!
– Занимай очередь за мной и за Бранко, – хмыкнула я.
– Вот уж не думала, что этот старый хрен встанет между нами! – Яринка в отчаянии обхватила руками голову. – Дайка, что мне делать? Бурхаева отпускать нельзя, но и доверие Яна я терять не хочу!
– Да не сможет Ян отпустить Бурхаева! Не думаю, что это так просто.
– Непросто, – согласилась Яринка. – Но и Ян не дурак, он всё продумал…
Подруга осеклась и неуверенно покосилась в мою сторону. Я подняла вверх руку в клятвенном жесте:
– Не собираюсь выдавать твоего Яна ни Михаилу Юрьевичу, ни кому-нибудь ещё.
– Да знаю я. – Яринка заметно смутилась. – Просто… ты уверена, что тебе вообще нужно всё это знать? Ведь тогда и ты виновата будешь, что знала и не…
– Поздно, я уже знаю. – Стало даже смешно. – От деталей ничего не изменится.
– Верно. – Яринка снова села на кровать и приглашающе хлопнула ладонью по одеялу. Я пристроилась рядом.
– У нас тут… да и во всех домах Черешнино системы безопасности как в банке, – понизив голос почти до шёпота, начала рассказывать подруга. – Камеры кругом, по забору сигналка, входная калитка тоже на кодовом замке. Поэтому выпустить Бурхаева без шума и улик можно, если только обесточить на время весь дом.
– Погоди… – Я наморщила лоб. – Но ведь если обесточить дом, то кодовые замки тоже обесточатся, и тогда их не получится открыть, разве нет?
– Да, – кивнула Яринка. – Поэтому Ян один и не справится. Тут нужны два человека. Чтобы один открыл подвал, а второй сразу же выключил электричество во всём доме.
– А замок на калитке?
– Можно перелезть через забор, если сигнализация не будет работать.
Я представила себе Бурхаева-старшего: старого, грузного, одышливого – и с сомнением покачала головой:
– Забор-то метра два…
– Два с половиной, – поправила Яринка. – Но ведь можно и садовую лестницу приставить.
Угу. С одной стороны приставить лестницу, а с другой – пусть Бурхаев сам сигает. Желательно башкой вниз. Под аплодисменты собравшейся публики.
– А все будут стоять и смотреть, как Ян с отцом тащат лестницу из сада и лезут через забор? Тут же всегда народу полно! И окна…
– На следующей неделе пару ночей почти никого не будет, – ещё тише сказала Яринка. – Михаил Юрьевич собирает людей на какое-то важное задание. Здесь останутся только самые младшие и Бранко.
– Почему Ян тогда останется?
– Придумает что-нибудь. Заболел там или ещё чего.
– Чёрт!.. – Теперь ссутулилась я. Да уж, как не вовремя меня принесло к подруге! Наверное, лучше было бы действительно ничего не знать, чем сейчас пассивно ждать, пока наш враг окажется на свободе, чтобы нанести ответный – и наверняка сокрушительный – удар.
– Яринка, но ведь надо что-то делать. Мы не можем допустить…
– Конечно не можем! – вскинулась подруга. – Это же будет конец всему и всем! Ян просто рехнулся, иначе я не могу объяснить его поведение!
– А если… теоретически… рассказать всё Михаилу Юрьевичу? Что будет с Яном?
– Прикончат, наверно, вместе с папашей, – глухо ответила Яринка. – Как предателя. По закону военного времени.
Я с сомнением покачала головой. Верить в такое не хотелось, да, по правде говоря, и не верилось, но спорить с подругой я не стала, а то подумает ещё, что собираюсь выдать их. Вместо этого спросила:
– Есть какие-нибудь идеи?
– Есть, – кивнула Яринка и зло прищурилась. – Убить Бурхаева до того, как Ян успеет его выпустить.
Предложение не вызвало у меня ни удивления, ни отторжения. Убить Бурхаева ещё как стоило, и сделать это, если по-умному, нужно было уже давно. Ховрина, Бурхаева, Ирэн, Карла…
– Так давай убьём.
Яринка посмотрела на меня с надеждой:
– А как?
– Ну… может, отравить еду, которой его кормят? Ему же готовят отдельно?
Подруга медленно кивнула:
– Да. Можно попробовать. А если поймут, что это мы?
Я пожала плечами:
– Скажем, что ужасно ненавидели Бурхаева, вот и решили разделаться с ним сами. Причины для ненависти у нас обеих есть. Только сделать это нужно как можно скорее, чтобы успеть до отъезда.
– До какого отъезда? – Яринка удивлённо подняла голову.
Ах да, я же совсем забыла, зачем явилась сюда, о чём хотела рассказать!
– Мы только что говорили с Дэном, он…
Подруга слушала очень внимательно: не перебивала и не задавала вопросов – только брови её то удивлённо поднимались к волосам, то сосредоточенно хмурились. А когда я закончила и перевела дух, она вдруг просветлела лицом.
– Так вот же! Вот и выход! Конечно, я и Ян поедем с тобой! Мы поедем с тобой, и Ян не успеет выпустить Бурхаева, а потом уже будет поздно! Ты же можешь попросить, чтобы нас отправили как можно скорее?
– Наверно могу, – неуверенно отозвалась я. – Но ты думаешь, Ян поедет?
– Поедет! – отрезала Яринка. – Потому что я поеду. Ему уже пришлось однажды выбирать между мной и отцом, и он выбрал меня. Выберет снова.
– Хорошо, тогда завтра… – начала я, но тут снаружи раздались шаги, и подруга суетливо пихнула меня локтем в бок, прерывая на полуслове.
Вернулся Ян. Похоже, что он не ожидал увидеть меня здесь, возможно, даже не заметил в полутёмном коридоре, когда покидал комнату.
– О Дайка… привет.
Выглядел Ян неважно: я бы даже подумала, что недавно плакал, но его глаза не были опухшими, как это обычно бывает после слёз.
– Привет. – Я торопливо поднялась. – И пока, уже ухожу. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – в унисон ответили Яринка и Ян, и получилось это у них так слаженно и дружно, что я вдруг преисполнилась уверенности: нынешняя размолвка, чем бы она ни закончилась, не разрушит любовь моей лучшей подруги и её избранника.
Глава 8
Дикая Дарья Сергеевна
Но и на этом сегодняшняя слишком бурная ночная жизнь не закончилась. Стоило мне закрыть за собой дверь Яринкиной комнаты и выйти на лестницу, как навстречу шагнула массивная мужская фигура, и я невольно отшатнулась, узнав Белёсого.
Вообще-то его появление вовсе не было неожиданностью. За время, которое я провела в этом доме, мы уже не раз сталкивались, и я знала, что Белёсый теперь тоже живёт здесь. Знала ещё, что тут он и останется, поскольку его миссия в приюте – ждать моего возвращения – успешно завершена. И пусть для меня было загадкой, почему Михаил Юрьевич и остальные начали вдруг доверять бывшему охраннику, я в свою очередь уже достаточно доверяла им, чтобы смириться с таким решением. Тем более нравилось мне это или нет, а Белёсый сыграл важную роль в нашем с Бранко спасении. Это он предупредил моих друзей о готовящейся засаде, благодаря чему они сумели не только вытащить нас из бурхаевских лап, но и заполучить самого Бурхаева. Спросите, как он мог кого-то предупредить, если сообщал о моём возвращении, уже сам будучи пленником? А вот так и мог: произнеся специально оговорённые для подобных случаев словосочетания, на которые в обычной ситуации никто не обратит внимания. Примерно, как, если вместо «всё хорошо» сказать «хорошо всё», собеседник будет знать, что на самом деле ничего не хорошо. В общем, не сильна я в этих шпионских играх, да и какая разница? Существование Белёсого под одной крышей со мной (благо, крыша достаточно большая) меня не напрягало. До сегодняшнего дня.
– Тихо-тихо, чего ты такая шуганая? – улыбаясь во все свои тридцать два огромных зуба, Белёсый поднял перед собой ладони в успокаивающем жесте. – А ещё говорят – огонь и воду прошла.
Я не стала интересоваться, кто про меня такое говорит. Спросила сразу:
– Что тебе нужно?
Белёсый стал серьёзным, помялся с ноги на ногу.
– Да вот, разговор один есть. Может, зайдём ко мне в комнату?
При мысли о том, чтобы оказаться с ним наедине в замкнутом пространстве, меня передёрнуло. Это не укрылось от глаз Белёсого: уголки его губ разочарованно опустились.
– Слушай… Дайка, – после недолгой и неловкой паузы сказал он, – я знаю, что ты меня терпеть не можешь, но мы же теперь в одной лодке, верно? Надо как-то уживаться.
– Так живи, разве я тебе мешаю?
– Не мешаешь. – Белёсый вздохнул, снова помялся и сказал прямо: – Но я попросить хотел, чтобы ты взяла меня с собой. Я завтра вызовусь добровольцем, а ты не будешь возражать, лады?
Я поспешно взялась рукой за перила, инстинктивно ища точку опоры, потому что сразу поняла, куда именно просится со мной Белёсый. Это что же, моя карма – обо всём узнавать последней?!
– И… зачем ты мне там нужен? – Я постаралась сделать вид, будто меня совсем не удивила такая его осведомлённость о готовящемся путешествии.
Внизу, на лестнице, раздались чьи-то голоса, и мы оба вздрогнули.
– Ну, не хочешь зайти ко мне, давай хоть просто отойдём, – буркнул Белёсый и зашагал по коридору в сторону, противоположную комнате Яринки и Яна.
Немного поколебавшись, я последовала за ним, и мы оказались у небольшого окна с торцевой стороны дома. Мельком глянув в него, я заметила, что снаружи по-прежнему сияет луна, такая яркая, что почти затмила собой свет многочисленных цветных фонариков Черешнино. Время наверняка давно перевалило за полночь, а я, вместо того чтобы выспаться перед завтрашним важным разговором с Михаилом Юрьевичем, точу тут лясы с придурком Белёсым!
Внезапно разозлившись, я сложила руки на груди и резко спросила:
– Давай, говори, чего надо, и побыстрее!
– Да я уже сказал, чего надо. – Белёсого не возмутила моя резкость: он снова улыбался. – Ответ за тобой.
– Откуда ты вообще узнал, что я уезжаю? – Любопытства сдержать не удалось, увы.
– Так кому ещё знать, как не мне? – вроде как даже обиделся Белёсый. – Это же я нашёл твоих родителей.
– Ты?! – Лунный свет померк в моих глазах.
– Ну а кто ещё? Я работал в охране приюта, а где, по-твоему, хранятся данные о воспитанниках? Не буду врать, будто разузнать всё было просто, но, как видишь, я справился.
– Зачем? – глупо спросила я: ничего другого не пришло в голову.
– Ну-у… – Белёсый помялся. – Если честно, то не ради тебя, конечно. Мне сказали, я сделал. Так что можешь не благодарить.
Благодарить я и не собиралась, но всё-таки от сердца отлегло: очень не хотелось бы ходить в должницах у этого человека.
– Ну ладно. Нашёл, так нашёл. А со мной-то тебе зачем ехать?
– Слушай! – Белёсый начал раздражаться. – А давай это моё дело, а? Может, я Сибирь посмотреть хочу, когда ещё шанс выпадет? Может, просто на одном месте сидеть надоело.
– Не-а. – Теперь заулыбалась я: сдержанно, но злорадно. – Видишь ли… Сергей. Я тебе не доверяю. Так что либо ты говоришь, чего ради тебе приспичило тащиться с нами – и тогда я подумаю, – либо спокойной ночи.
Белёсый картинно закатил глаза:
– Будь проклят день, когда я с тобой связался!
– А я тебя и не просила связываться! – парировала я, и мы замолчали, сверля друг друга злыми взглядами.
Белёсый сдался первым:
– Да ладно тебе, Дашк… Дайка. Давай уже, что было, то прошло? Кто старое помянет… Я с тобой в открытую, ну и ты зла не держи. Понимаешь, мне ведь в прошлой моей жизни ничего не светило: без образования выше зачуханного охранника не подняться, как ни пыхти. А здесь, в подполье нашем, перспективы хоть и призрачные, но есть, ага? Тут уже можно барахтаться, лапками бить, авось да масло получится. Если всё выйдет, как задумано, то во главе новой власти встанут те, кто в этой заварухе с самого начала был. Сечёшь?
Я молча моргала, и, не дождавшись ответа, Белёсый продолжал:
– Может, ты сама догадываешься, а может, по малолетству-то и нет, но твоя роль во всём этом сейчас не последняя. Если тебе удастся объединить нас с дикарями, это будет решающая… решающий… Короче, тогда уже и можно всё начинать по-настоящему, ага?
Белёсый азартно ударил кулаком о раскрытую ладонь и с воодушевлением уставился на меня.
– То есть ты хочешь… – Я соображала по-прежнему медленно, но суть начала улавливать. – Хочешь поучаствовать в чём-то важном, чтобы потом, когда начнётся делёжка власти, урвать свой кусок?
Белёсый поморщился:
– Ну, не совсем. На кусок власти я не рассчитываю, не того полёта птица, однако оказаться поближе к тем, кто будет у этой самой власти, вполне возможно, если заранее подсуетиться. А тут такой шанс, сама понимаешь. Ну так что – берёшь меня в команду?
А на кой хрен ты там нужен? Это единственное, что пришло мне на ум в ответ на такой идиотский вопрос. Нет, ну серьёзно, зачем я буду брать с собой в долгое и, скорее всего, трудное путешествие того, кого на дух не переношу? Мне же в его присутствии каждую секунду будет некомфортно! Неужели этот придурок сам не понимает?
Придурок не понимал. Смотрел на меня с радостным нетерпением, словно ждал появления Деда Мороза, и чуть ли не потирал руки.
– Я подумаю, – наконец выдавила я, отводя глаза.
Улыбка сползла с лица Белёсого, бледная физиономия вытянулась:
– Даш… Дайка, да ты чего? Я не подведу! Мы же теперь в одной упряжке! Тем более всё равно кто-то взрослый должен с тобой поехать!
– Дэн поедет. – Я пожала плечами. – И, наверное, Ян. Они совершеннолетние.
– Совершеннолетние ещё не значит взрослые, – самодовольно возразил Белёсый. – Тебя должен сопровождать кто-то с богатым жизненным опытом и с головой на плечах.
Для меня это прозвучало совершенно неубедительно, и я лишь упрямо повторила:
– Я подумаю.
– В конце концов, – видимо, поняв, что пора пускать в ход тяжёлую артиллерию, насупился Белёсый, – это я спас тебя и твоего голубоватого дружка из того подвала. Я нашёл твоих родителей. Не хочешь меня отблагодарить?
Я отвесила глубокий поклон, чуть не стукнув Белёсого головой в живот и заставив попятиться.
– Спасибо тебе, добрый человек! От меня и от голубоватого дружка!
– На здоровье, – с отвращением буркнул Белёсый. – Ну так чё? Работаем?
– Я подумаю, – ответила я и, насладившись выражением бессильной ярости на бледной роже, двинулась к лестнице.
Сергей качнулся было ко мне, словно хотел остановить силой, но в последний момент отпрянул и лишь проводил злым взглядом.
Вообще-то я планировала сразу лечь спать, чтобы хорошо отдохнуть перед важным завтрашним днём, но после встречи с Белёсым планы пришлось изменить. И вместо того чтобы вернуться в свою комнату, я снова зашагала вверх по лестнице, туда, где в мансарде, как истинно творческий человек, поселился мой недавний попутчик и товарищ по несчастью Бранко.