Елизавета Сагирова
Лето придёт во сне. Запад
Встать на ноги удалось с третьей попытки, одеться и обуться – со второй, подхватить рюкзачок – с первой. Помогал ли нашатырь, или дурман сам постепенно рассеивался, отгоняемый начавшим поступать в кровь адреналином, но в голове стало заметно яснее. Бросив на Яна последний испепеляющий взгляд, я следом за Яринкой поспешила к лестнице, чтобы подняться в мансарду к Бранко и поторопить его в бега, покуда не захлопнулась ловушка, в которую вдруг превратился дом, до сих пор казавшийся таким надёжным и безопасным.
Но Бранко уже спускался нам навстречу. Он держался за перила и щурился от яркого света, но шагал довольно уверенно: по крайней мере, не падал, как я недавно. Но тоже спросил, едва увидев нас:
– Что случилось?
Яринка открыла рот, но я опередила её:
– Здесь скоро будут люди Бурхаева, нужно бежать! Собирай вещи и спускайся в гостиную!
Большего не потребовалось. Сонно прищуренные глаза серба широко распахнулись, он замер на миг, а потом с завидной для одурманенного снотворным человека резвостью рванулся обратно по лестнице. Видимо, воспоминания о зловещем бурхаевском подвале в его памяти были ещё живее, чем в моей.
Мы с Яринкой тоже развернулись, устремились вниз. На площадке встретились с Яном и Дэном и до первого этажа проследовали уже все вместе. Дэн матерился, Ян виновато отмалчивался, но оба спешили как могли. Тесной топочущей гурьбой мы скатились по лестнице в гостиную, где увидели Игу и Белёсого, уже одетых, с сумками. Белёсый ошалело таращил глаза, но ничего не спрашивал.
– Такси здесь! – почему-то шёпотом сообщил Ига. – Кого не хватает?
– Бранко, – так же сдавленно ответила ему Яринка, – но он уже идёт.
– Давайте за дверь! – зашептал Ян. – Только тихо.
Ещё не понимая, почему «тихо», но, подражая друзьям, я прикусила язык и на цыпочках затрусила через гостиную вместе со всеми. Едва мы выскользнули наружу, в приятную прохладу летней ночи, нас догнал Бранко с объёмной сумкой на плечевом ремне. Я задалась вопросом, чего он мог набрать с собой, когда у всех остальных вещей было по чуть-чуть, но вспомнила про краски, кисти, парикмахерские инструменты, прибамбасы для тату и пирсинга. Да, Бранко не был бы Бранко, если бы оставил всё это.
Просторный двор с небольшим фонтаном и яркими клумбами сейчас выглядел непривычно, и я не сразу поняла, почему. Не горели многочисленные фонарики, что обычно целыми россыпями светились на газонах, на веранде, на кромке забора, на деревьях и кустах. В отличие от дома, где свет сиял почти везде, двор оказался погружён в темноту. И благодаря этой темноте мы сразу увидели огонёк такси за калиткой.
Нас же много, успела подумать я, шагая по дорожке между Яринкой и Дэном, как мы все уедем в одной машине? Но тревога оказалась напрасной: Ига и Ян обо всём позаботились, и ждал нас почти такой же микроавтобус, как тот, в котором друзья примчались мне на помощь, чтобы вырвать из лап Бурхаева. И это почему-то вдруг успокоило меня, наполнило странной уверенностью, будто всё идёт как надо, что где-то наверху именно так и было задумано.
В такси мы не разговаривали. Усатый пожилой водитель покосился на нашу пёструю компанию всего один раз и ушёл в себя, но начинать обсуждать при нём свои дела, всё равно было немыслимо. Поэтому ехали молча и только бросали друг на друга взгляды самого разного эмоционального содержания. Больше всех доставалось Яну. Я, Яринка, Дэн и Белёсый с четырёх сторон зло зыркали на него, не в силах дождаться возможности высказать любящему сыну своего отца всё, что мы думаем о его поступке и о нём самом. Ига, будучи подельником Яна в этом безумии, предпочёл сидеть, опустив очи долу, а Бранко вообще ещё ничего не знал и только вопросительно поглядывал на всех по очереди.
А за окнами микроавтобуса проносились огни, которых становилось всё больше и больше по мере того, как мы двигались к центру Москвы, на площадь Трёх Вокзалов, как сказал таксисту при посадке Ян. Значило ли это, что, несмотря на возможную погоню, мы отправляемся по намеченному маршруту Москва – Красноярск? Соображалось мне ещё не ахти: снотворное продолжало действовать, затуманивая сознание, затормаживая реакцию, отчего происходящее казалось нереальным. Может, и правда я сейчас продолжаю спать в своей постели, и всё это мне лишь снится?
Незаметно для себя я привалилась плечом к Дэну и осоловевшими глазами посмотрела за окно, где сияющие пейзажи ночного города сменяли друг друга: ночная Москва оказалась красивее и величественнее дневной. Стало даже жалко, что я уже уезжаю отсюда. Вернусь ли когда-нибудь?
– Вытряхиваемся, приехали. – Ига сверкнул белозубой улыбкой, пытаясь показать, что всё хорошо и вообще ничего ужасного не случилось. Но в ответ получил лишь мрачные многообещающие взгляды.
Последним микроавтобус покинул Ян. Он же и расплатился с водителем. Дожидаясь его, мы встали полукругом на шумной и людной даже в ночной час улице, инстинктивно держась ближе друг к другу, соприкасаясь локтями, вцепившись в свои сумки и рюкзаки.
Едва захлопнув дверцу микроавтобуса, Ян повернулся к нам, поднял вверх руки, словно сдаваясь в плен, и торопливо заговорил:
– Ребята, я знаю, что вы хотите мне очень многое сказать и о многом спросить! Я готов выслушать что угодно и ответить на любые вопросы, но, прошу, чуть позже! У нас через двадцать минут отходит поезд, надо торопиться!
– Он же в девять утра! – выразил всеобщее недоумение Белёсый и выразительно глянул на чёрное ночное небо.
Ян потупился, но ответил без задержки:
– Пока вы спали, я взял ваши паспорта и поменял билеты. На более ранний поезд. Чем быстрее нас не станет в Москве, тем лучше.
– Взял?! – возмутилась я, потому что вспомнила, как перед сном положила свой новый паспорт под подушку. Выходит, Ян бессовестно обшарил наши комнаты и вещи!
– Простите, – но, произнеся это, Ян не опустил глаз.
– Сволочь! – Похоже, других ругательств у меня в памяти просто не осталось.
– А как же Юрьич? – вдруг спохватился Бранко. – Его мы не разбудили! И кто ещё остался в доме?!
Божечки, Михаил Юрьевич, почему мы не вспомнили про него?!
Яринка и Дэн хором ахнули: видимо, они, как и я, напрочь забыли о нашем лидере. Что ж, оставалось надеяться, что одурманенность снотворным может служить нам хоть каким-то оправданием перед собой и друг перед другом.
– Всё в порядке! – Ян снова поднял руки. – Тем, кто остался, ничего не угрожает! И мы убегаем не от моего отца, а как раз таки от Михаила Юрьевича.
Я совсем перестала что-либо понимать – только таращилась на Яна, как баран на новые ворота. Судя по воцарившемуся вокруг молчанию, остальные реагировали так же.
– Пятнадцать минут до отправления, – заметил Ига с ноткой печали в голосе. – Ребята, мы собираемся выполнять свою работу или нет? Если да, то нужно идти. В поезде у нас будет полно времени для объяснений.
– Так мы всё-таки едем в Красноярск? – спросила я, поймав себя на том, что внутренне уже была готова отправиться на поиски родителей самостоятельно.
– Разумеется! Всё в силе. – Ян сделал несколько шагов в сторону, оглянулся на нас. – Кто не передумал – пойдёмте, нам пора. Ждать больше нельзя.
И мы пошли. Сначала Ига, за ним я, Яринка и Дэн сдвинулись с места одновременно, следом поспешил Белёсый, а последним, что-то раздражённо пробормотав на сербском, – Бранко.
Поезд не ушёл без нас, несмотря на то что мы, как мне показалось, добирались до него бесконечно долго. Но, думаю, это произошло из-за обилия впечатлений. Вокруг было слишком много людей и огней, всё шумело и двигалось, гудели автомобили, гудела толпа, гудела моя бедная, оглушённая снотворным и последними безумными событиями голова… Как-то незаметно получилось, что Дэн всю дорогу крепко держал меня за руку и тащил вперёд, не давая толком оглядеться. Прямо перед глазами маячили спины Яна и Иги, так что поезд я увидела, только когда оказалась уже перед ним.
После нашего с Яринкой невольного путешествия на юг Руси к поездам я относилась более чем прохладно. Неумолимый и равнодушный ко всему перестук колёс теперь ассоциировался у меня с неким злым роком, с неумолимой движущей силой, над которой нет и не может быть никакой человеческой власти. Если бы вдруг понадобилось охарактеризовать поезда одним словом, я бы сказала – неизбежность.
Неровной цепочкой мы пробежали мимо нескольких вагонов и чуть не врезались друг другу в спины, когда Ян, по-прежнему возглавляющий наш маленький отряд, резко затормозил. Вытянув шею, я увидела, как он протягивает стопку одинаковых маленьких книжиц пожилому мужчине в синей униформе. Ага, вот и наши паспорта!
– Это проводник, – шепнул мне Дэн, обернувшись. – Человек, который сопровождает пассажирские вагоны. Представляешь, до Христианской революции большинство проводников были женщинами! И вроде даже неплохо зарабатывали.
Я мельком позавидовала этим когда-то жившим на Руси женщинам. Чёрт с ним, с заработком, но ведь, наверное, здорово работать вот так: всегда в дороге, всегда с новыми людьми, в красивой форме с погончиками, засыпать и просыпаться под стук колёс… Интересно, а на Западе сейчас есть такая профессия? Я уже хотела обернуться и спросить об этом у Бранко, но тут Ян призывно махнул рукой:
– Заходим!
И мы друг за другом потянулись в вагон.
Надо отдать должное Яну: несмотря на спешку и, мягко говоря, неспокойную на момент обмена билетов обстановку, он умудрился взять для нас два соседних купе и даже выкупить единственное оставшееся в них свободное место, чтобы никто посторонний не затесался в нашу тесную компанию.
Конечно, едва загрузившись в вагон, мы все набились в одно купе, где набросились на Яна с гневными вопросами и обвинениями. Каждый немедленно желал знать, что происходит и, если на то пошло, на чьей стороне сам Ян? Даже Яринка не стала жалеть забившегося в угол возлюбленного: голосила чуть ли не громче остальных.
Хаос прекратил Ига, который сделал страшные глаза и, ткнув пальцем в дверь, зашипел:
– Полиция!
Гомон мгновенно смолк: все, как заворожённые, уставились на дверь, из-за которой доносились голоса и шаги других пассажиров. Однако секунды шли, никакая полиция вламываться к нам не спешила, и общий гнев вот-вот обрушился бы на Игу, но тот успел опередить события.
– Полиция есть в поезде, – торопливо выкрутился он. – И, если мы будем так галдеть, она обязательно сюда нагрянет. Поэтому давайте обойдёмся без этого. Сейчас мы с Яном всё объясним.
Повисла тишина. Вопросов у всех накопилось множество, но теперь каждый почему-то ждал, когда их задаст кто-то другой.
– Вы как хотите, – заговорил наконец Белёсый, – а я сяду.
Он растолкал нас широкими плечами, закинул рюкзак на верхнюю полку, а сам влез за столик к окну, где развалился, откинувшись на спинку сиденья. Остальные переглянулись и последовали его примеру. Стоять остался только Ян: он прижался спиной к двери, словно ожидая нападения, и ни на кого не смотрел.
Пол качнулся, под ногами перестукнули колёса. Обернувшись к окну, я увидела, как медленно поплыла назад платформа, залитая призрачно-синим светом фонарей. Вот так, я снова еду в поезде, мамочка моя, колесо судьбы вращается, каждый раз возвращая нас к чему-то уже пройденному, и я снова еду в поезде, помоги мне какой-нибудь бог, если он, правда, есть…
– Отдай нам документы! – вывел меня из фаталистических размышлений голос Бранко. – И билеты.
Ян, не поднимая головы, полез за пазуху, выложил на столик стопку паспортов и развёл руками:
– Билеты отдать не могу, они электронные.
Я поймала себя на том, что очень тороплюсь выудить свой паспорт из общей кучки. Ну здравствуй, зависимость от бумажки, без которой я какашка, как быстро ты пришла…
Какое-то время все шуршали одеждой и вжикали молниями карманов, пряча подальше заветные книжицы, потом снова уставились на Яна.
– Начнём, пожалуй, – вместо него заговорил Ига. – Главное вам уже известно. За ужином вы выпили вина, в которое было подмешано лёгкое снотворное, и крепко уснули…
– Нет уж! – перебила его Яринка. – Не надо вот этого: «было подмешано», «выпили вина»! Говори как есть: Ян подмешал снотворное в вино и подсунул его нам! Так ведь, любимый? Ты это сделал прямо в погребе, когда пошёл за вином? Потому и не захотел, чтобы я спустилась туда с тобой?
Я думала, что Ян отмолчится, позволив ответить Иге, но он кивнул:
– Да, Яриш.
– Что?!. – поражённо переспросил Бранко, который единственный пока не знал о снотворном. – Зачем ты нас усыпил?
И всё тем же ровным, лишённым эмоций голосом, ни на кого не глядя, Ян рассказал.
Когда стало ясно, что Яринка в деле освобождения отца ему не помощница, Бурхаев-младший обратился к Иге, своему другу с раннего детства. Такому близкому, что однажды ради их дружбы тот уже пошёл на крайне опасное дело – помог вызволить Яринку из Оазиса, выйдя в открытое море на крохотной лодке. Но, кроме готовности помогать друзьям, Ига отличался ещё и крайней степенью авантюризма: именно поэтому он не остановился на спасении моей подруги, а остался с людьми Михаила Юрьевича творить историю государства. Не отказался он от риска и на этот раз. Подмешать снотворное в вино, которое все пригубили за ужином, было делом нехитрым. Дальше оставалось дождаться ночи, под её покровом освободить Бурхаева, вывести наверх, открыть калитку и посадить освобождённого узника в заранее вызванное такси.
– Потом мы вместе собрали ваши паспорта, обменяли билеты в интернете, – закончил за Яна Ига, – и начали вас будить.
Воцарилась нехорошая тишина. За окнами пролетала, уносилась назад бесконечная Москва, небо на востоке уже начинало сереть.
– Зачем? – всё тем же ошарашенным голосом озвучил Бранко висящий в воздухе вопрос. – Зачем вы так сделали?
– Это мой отец, – просто ответил Ян.
– А это мой друг, – почти весело добавил Ига и обезоруживающе улыбнулся. – Ну вот. Всё. Теперь делайте с нами что хотите.
– Выбросить их на ходу? – предложил Белёсый после краткого молчания.
– Давайте, – согласился Бранко, – Только аккуратно, чтобы ноги не переломали. Пусть на этих ногах идут назад, спасают Юрьича и остальных. Ян, ты же дураком вроде не был, неужели не понимаешь, что сделает твой отец со всеми вашими, до кого сумеет добраться?
– Мне вот ещё интересно, – добавила Яринка, глядя на Яна, как на чужого человека, – что бы вы стали делать, если бы не смогли нас разбудить? Если бы снотворное подействовало слишком сильно?
– Не подействовало бы, – качнул опущенной головой Ян. – Я долго выбирал такое, чтобы не навредило вам и не усыпило слишком сильно. Оно вообще не должно усыплять, оно только углубляет естественный сон человека, делает его крепче. Это было нужно, чтобы никто случайно не проснулся, пока я не выведу отца. И чтобы паспорта у вас забрать…
– Но зачем?! – снова спросил Бранко. – Ты же сам помог пленить своего отца, даже по морде ему врезал и ствол у виска держал! Или это была игра, чтобы привести его в дом? Чтобы он потом смог привести ещё кого-нибудь?
Версия не выдерживала никакой критики, и Бранко сам это понял, едва закрыл рот. Не было Яну смысла разыгрывать такой спектакль, ведь если бы он и оказался предателем, то в любой момент сам мог привести в дом кого угодно, хоть отца, хоть полицию.
– Он пленил своего отца, чтобы спасти Дайку, – ответил Ига, глядя на Бранко. – И тебя, кстати, тоже. Если бы мы просто забрали вас, без Бурхаева, его гориллы изрешетили бы всех прямо на дороге.
– Мой отец – подонок, – ровным тоном добавил Ян. – С этим не поспоришь. Я врезал ему по морде за то, что он сделал в Оазисе с Яришей, но я не мог бросить на верную смерть, не мог просто взять и уехать с вами! Вы же понимаете, что его никто бы не отпустил…
После последовавшей за этими словами томительной паузы заговорил Дэн, который до того молчал, неотрывно глядя на сцепленные перед собой руки:
– Понимаем. А ты понимаешь, что натворил? Это не только конец для всех, кто остался в доме, и для всех, кто вернётся позже, – ведь там наверняка будет устроена засада. Это конец всему сопротивлению. Если Михаил Юрьевич попадёт в руки полиции, из него вытянут всё, что он знает, а знает он больше нас всех вместе взятых. И потянется цепочка… Ты понимаешь, что сегодня разрушил то, что создавалось годами? И что нам всем уже нет смысла куда-то ехать и что-то делать? Разве что всё-таки искать дикарей, чтобы присоединиться к ним и прятаться в лесах…
Его слова повисли в воздухе похоронным звоном. Но, прежде чем мы все успели проникнуться их безнадёжным смыслом, Ян горячо заговорил:
– Нет! Этого не будет! Я же не просто вывел отца за ворота и отпустил на все четыре стороны: мы поговорили. Он не станет мстить. Я понимаю, что после всего случившегося в такое трудно поверить, но скоро вы сами убедитесь, что я прав.
Мы переглянулись.
– Угу. – Белёсый покивал с преувеличенно серьёзным видом. – Ты хочешь сказать, что твой папаша вдруг резко перевоспитался, обдумал своё нехорошее поведение, раскаялся и теперь просто уехал домой, чтобы принять ванну и лечь спать? У меня только один вопрос: ты идиот?
Ян побледнел ещё больше, но глаз не опустил.
– Я не говорил, будто он раскаялся, это было бы неправдой. Но он – мой отец, и, поверьте, я знаю, чем и как можно на него воздействовать. Гарантированно.
– Так поделись, любимый, – промурлыкала Яринка. – Успокой нас.
– Нет, – так же негромко, но твёрдо ответил Ян. – Не могу. Это только наше с ним дело. Извините.
Белёсый громко хлопнул себя по мясистым бёдрам, и все вздрогнули.
– Великолепно! То есть мы должны просто поверить тебе на слово?
– Не должны. – Ян сунул руку в карман брюк и достал прямоугольную чёрную коробочку. Мне понадобилось время, чтобы опознать в ней сотовый телефон: давненько я их не видела. – Вот! Утром мы позвоним Юрьичу и убедимся, что он жив-здоров, что ночью не было налёта на дом, никого не убили и не арестовали…
– Ну-ка, дай сюда! – Белёсый вдруг поднялся и стремительным змеиным движением выхватил телефон у не ожидавшего этого Яна. – Зачем ждать утра? Мы сейчас позвоним!
Неожиданно для самой себя я тоже вскочила. Напряжение последних часов искало выхода и нашло его во внезапной затмившей разум ярости на этого бледного урода, которого я меньше всего хотела видеть рядом и который, не имея на это абсолютно никаких прав, вёл себя всё увереннее и наглее! Да, на Яна я тоже злилась, но он всё равно оставался возлюбленным моей лучшей подруги, а значит, и моим другом. А ещё не так давно он предал в руки врагов собственного отца, чтобы выручить меня из плена. Так что вопрос, чью сторону занять, не стоял.
Подавшись вперёд и перегнувшись через столик, я ударила Белёсого по руке, сжимающей телефон. Он, тоже не ожидавший нападения, тем более с моей стороны, вздрогнул и разжал пальцы. Телефон упал по счастливой случайности не на пол, а на ногу Иги, который его и поднял, тут же принявшись внимательно осматривать на предмет повреждений.
– Спятила, дура?! – заорал Белёсый, покрываясь красными пятнами, и качнулся вперёд, собираясь дотянуться до меня.
Но сидящий рядом Дэн чуть приподнялся, и бывший охранник, грязно выматерившись, плюхнулся на своё место.
– Следи за языком, тут девочки! – мрачно сказал ему Бранко, который совершенно не жаловал Белёсого с момента их знакомства в бурхаевском подвале и тяготился его присутствием не меньше моего.
Тот осклабился:
– Они такие же девочки, как ты – мужик!
На этот раз терпение лопнуло даже у виноватого Яна:
– Серый, а может, ты пойдёшь в другое купе? Ты же прекрасно понимаешь, что тебе здесь никто не рад. Я не знаю, зачем Юрьич отправил тебя с нами, но ты однозначно лишний.
– А может, затем и отправил, что чуял предателя? – не остался в долгу Белёсый и попал в точку.
Ян побледнел так, что его веснушки стали почти чёрными, и не нашёлся с ответом.
Ига тем временем убедился, что телефон после моей необдуманной выходки остался цел, и поднял его в руке, привлекая общее внимание.
– Здесь есть номер Юрьича. Мы можем позвонить ему в любой момент и убедиться, что дома всё в порядке. Но, если сделать это сейчас, мы его, скорее всего, разбудим.
За окном купе серел рассвет, но солнце ещё не показалось над горизонтом. И Москва наконец-то осталась позади: теперь мы мчались мимо однообразных промышленных строений, время от времени разбавленных перелесками.
– Ну и разбудим? – удивилась Яринка. – Разве он не должен узнать, что Бурхаев на свободе, как можно раньше?
– Видите ли, – Ян поёрзал у двери, – если мы разбудим его сейчас, он же сразу эвакуирует дом, потому что тоже подумает, будто мой отец вот-вот нагрянет мстить. А это совершенно лиш…
Договаривать Ян не стал, не было смысла: Дэн уже выхватил многострадальный телефон из рук Иги и набирал номер. Все затаили дыхание.
– Можно к тебе? – шёпотом спросила я, свесившись с верхней полки.
– Давай, – раздалось снизу, и всё это очень напомнило мне приют. Ночи, когда я так же спускалась с верхнего яруса кровати на нижний, чтобы, с головой забравшись под одеяло, пошептаться со своей лучшей и единственной подругой. Только сейчас вместо сонного дортуара – купе движущегося сквозь ночь поезда, освещаемое периодическими вспышками проносящихся за окном фонарей. А вместо Яринки – Дэн.
Я слышала, как он возится, отодвигаясь к стене, пока я в темноте пытаюсь нащупать босой ступнёй нижнюю полку. Кроме нас, здесь находился ещё только один человек – Белёсый, и, хотя он вроде уже давно спал на соседней верхней полке, богатырски похрапывая, разговаривать в голос всё равно не хотелось. Четвёртое место пустовало. Ещё днём его занимала Яринка – до тех пор, пока не помирилась с Яном и не ушла ночевать к нему.
Я вытянулась рядом с Дэном, почувствовала тепло его тела, услышала ровное дыхание, но это не вызвало у меня ни капли неловкости или стеснения. Напротив, лежать вот так, вместе, прижимаясь друг к другу, казалось чем-то естественным и уже давно привычным.
Накрываться одеялом мы не стали, только максимально сблизили головы, почти соприкоснувшись лбами. Помолчали, прислушиваясь к перестуку колёс под полом. С момента нашей сумбурной посадки на поезд минули уже почти сутки, Москва осталась далеко позади, и сейчас мы мчались по Уральским предгорьям. А это значит, что уже завтра днём за окнами будет Сибирь…
Словно прочитав мои мысли, Дэн шепнул:
– В Тюмени простоим почти час. Можно успеть купить телефоны на вокзале.
Я кивнула, слегка коснувшись при этом его щеки кончиком носа. О том, что нам всем нужны сотовые, мы договорились ещё утром, когда все немного успокоились и смогли прийти к мало-мальскому компромиссу. Далось нам это нелегко, а Михаил Юрьевич, которого мы подняли звонком спозаранок и сообщили, что Бурхаев на свободе, а мы уже на пути в Красноярск, только подлил масла в огонь, да ещё как! Конечно, сначала все обрадовались тому, что наш лидер вообще ответил на звонок, что он жив-здоров и свободен, что в оставленном нами доме царят мир и покой. Ян оказался прав – его отец не нагрянул туда с карательной миссией. Пока не нагрянул. По поводу того, что это временно, иллюзий не питали ни мы, ни Михаил Юрьевич, который наверняка, едва положив трубку, объявил срочную эвакуацию с заметанием всех следов. Но это уже была не наша забота.
– Думаешь, хватит денег? – спросила я Дэна.
Надо отдать должное Михаилу Юрьевичу: когда он вник в суть дела, то не стал тратить время на ругань в адрес Яна и Иги. Вместо этого, после короткого молчания, сухо сообщил, что, коли мы уже движемся в нужную сторону, задание остаётся в силе, с той лишь разницей, что теперь в целях нашей же безопасности кое-какие детали поездки изменятся. И мы будем узнавать о каждом своём следующем шаге поэтапно. Тут никто не посмел возразить, хоть и поняли, что это означает, по сути, движение вслепую. Но разве можно было теперь винить Михаила Юрьевича за утерю доверия к нашей команде?
Первые инструкции мы получили сегодня же вечером. Точнее, получил их Белёсый, поскольку сейчас и в дальнейшем Михаил Юрьевич пожелал общаться только с ним. Мотивы такого решения остались для всех загадкой, но сам Белёсый не скрывал самодовольства, когда протянул руку за единственным в нашем распоряжении телефоном. Он улыбался, пряча гаджет в карман, а я готова была топать ногами от досады – ведь теперь шансы избавиться от этой бледной занозы таяли на глазах.
И не я одна была недовольна таким распределением ролей. До сих пор мы привыкли считать Дэна нашим негласным лидером. Это никогда не обсуждалось, но казалось естественным и правильным. Видеть же в этой роли Белёсого не хотел никто. И в знак протеста на вечернем совете было решено всем обзавестись своими телефонами, чтобы быть на постоянной связи друг с другом, а в случае нужды дозвониться до Михаила Юрьевича напрямую, без ненужного нам посредника. Кое-какие деньги в нашем распоряжении были: Дэн получил их на дорожные расходы вместе с паспортами.
– Должно хватить, – успокоил он меня. – Мы возьмём самые простенькие трубки.
– Для Бранко тоже? – Я вспомнила, что посулила сербу, когда уговаривала отправиться с нами. Если получится исполнить обещание и дать ему возможность поскорее связаться с Доннелом, то хоть на этот счёт моя совесть будет спокойна.
– Для всех, – кивнул в темноте Дэн, – Это необходимо на случай, если мы вдруг окажемся оторваны друг от друга. А такое очень даже возможно.
– Почему ты так думаешь?
Дэн помолчал, посопел, но всё-таки ответил, понизив голос почти до предела слышимости:
– Не нравится мне, что Яну и Иге оставили их настоящие имена. Юрьич обмолвился, что это понадобится, чтобы направить погоню по ложному следу, а значит, ребятам, скорее всего, придётся ехать куда-нибудь отдельно от нас. Я вообще подозреваю, что до конечной цели должна будешь добраться только ты.
Я ошарашенно молчала. Удивило даже не то, что нас используют втёмную, словно пешки в некоей игре, а то, что Дэн понимает это, но всё равно едет.
– И что делать? – потерянно спросила я, не найдя других слов.
– То, что должны, – просто ответил друг. – То, что скажут.
Белёсый у себя на верхней полке громко всхрапнул, словно соглашаясь с этими словами.
– Но, Дэн, – я всё ещё не понимала, куда он клонит, – разве ты не хочешь знать, к чему нас всё это приведёт? Почему мы должны делать только то, что скажут? Мы же можем поставить Михаилу Юрьевичу условие – либо все мы до конца вместе и не расстаёмся, либо пусть посылают кого-нибудь другого!
– Я не стану этого делать, – так же спокойно, но непоколебимо ответил Дэн.
– Почему?! – Я забыла, что нужно говорить шёпотом, и почти вскрикнула, отчего Белёсый снова всхрапнул и заворочался во сне.
Мы подождали, пока он затихнет, и это дало мне немного времени, чтобы начать самую малость понимать позицию друга.
– Ты что же, – теперь я шептала еле слышно, – готов… как там сказал Михаил Юрьевич? Ставить общие интересы выше своих?
Мои волосы шевельнулись от лёгкого дуновения, и я поняла, что Дэн беззвучно смеётся в темноте.
– Эх, Малявка! – Его губы почти касались моего лба. – Я даже завидую твоей способности жить одним моментом. Ты не заглядываешь вперёд, не интересуешься ничем, что не касается тебя напрямую. Это, наверно, здорово. Для тебя. Но ответь: ради чего, начиная с приюта, мы всё это затеяли? Для чего были запрещённые книги, прогулки, стрельба из рогаток, ваш с Яриной побег? Разве мы с тобой не говорили о том, как хотим всё изменить? И что для этого нужно найти тех, кто думает так же, как и мы? Других.
Мне очень не хотелось отвечать. Я понимала, что мой ответ разочарует Дэна, возможно, даже оттолкнёт, но промолчать, а тем более соврать, тоже не могла.
– Я хотела только убежать на Запад, как сказала мне моя мама. Я всё делала лишь для этого.
– Знаю. – Как ни странно, голос Дэна звучал по-прежнему доброжелательно. – Но тогда ты была ребёнком. Сейчас тебя, конечно, тоже нельзя назвать взрослой, но неужели ты с тех пор совсем не стала мыслить иначе?
– Стала, – ответила я, но, прежде чем Дэн успел обрадоваться, пояснила: – Раньше я хотела попасть туда, где мне будет хорошо. Теперь хочу найти родителей, потому что с ними мне будет хорошо везде. Остальное меня не волнует.
– И ты никогда не думала, что, вместо того чтобы бежать туда, где будет хорошо, можно сделать так, чтобы хорошо было здесь?
Я вспомнила Оазис. Бетонный пирс, к которому день и ночь причаливали юркие катера и белоснежные яхты, сходящих с трапов богато одетых гостей – сильных мира сего, высаживающихся на этот не отмеченный ни на одной карте остров, чтобы вкусить удовольствий, запрещённых там, откуда они приплыли. И чтобы потом, вернувшись, делать вид, будто свято придерживаются той лживой морали, что навязывают народу. И ответила на вопрос Дэна:
– Я не верю, что здесь может быть хорошо.
– А вот это зря, – серьёзно шепнул он. – В истории хватает примеров, когда люди заставляли меняться мир вокруг себя. Главное – поверить, что это возможно. Русь была когда-то страной свободных людей, не слушающих поповские россказни. Она снова может стать такой, и тогда нам не понадобится никуда бежать.
– И сколько на это уйдёт времени? Мы не доживём.
– Ещё как доживём! Революции свершаются мгновенно, в этом их притягательность для народа.
– Так всё-таки революция?! – не спросила, а скорее утвердила я для себя.
По голосу Дэна было слышно, что он поморщился.
– По сути, да, но мне не нравится это слово: напоминает ту революцию, которая привела ко всему этому мракобесию, – Христианскую. Я предпочитаю говорить – восстание. Ведь мы просто хотим вернуть то, что было раньше.
– И поднять железный занавес? – задавая этот вопрос, я почему-то думала про Ральфа Доннела. Ральфа, который сейчас не может попасть на Русь.
– Желательно, хотя пока думать об этом слишком рано, – ответил Дэн и дунул мне в переносицу. – Но боюсь, пройдёт много времени, прежде чем остальной мир снова сможет принять нас.
Мы замолчали, вслушиваясь в мерный стук колёс. Вагон покачивало, Дэн ровно дышал в каких-то миллиметрах от моего лица, и это было так удивительно не похоже на всё, что происходило в последние дни, что казалось почти нереальным, а оттого – несерьёзным. Не хотелось думать ни о каких важных делах, не хотелось ни беспокоиться о завтрашнем дне, ни тем более определяться в своём отношении к грядущей революции или восстанию, как это ни назови. А хотелось мне спать. И ещё, где-то в глубине души, чтобы Дэн обнимал меня, пока я сплю.
Он, словно услышав эту потайную мысль, придвинулся ещё ближе, хотя казалось, что ближе уже невозможно, но не обнял меня, как я ожидала, а попросил едва слышно:
– Будь с нами, Дайка. Со мной.
Сон уже забирал меня в мягкие кошачьи лапы, но я нашла в себе силы пробормотать: