Дмитрий Анатольевич Кадочников
Луковое горе
Вдруг ожила рация голосом Онура.
‒ Эй, ола, как я смог, договорился пройти без разгрузки! Онур-бей молодец! Для информации кормить больше не буду, пришлось десять штук новыми рублями кое-кому заплатить, иначе сутки бы там сидели!
Водители МАЗа, услышав печальную информацию, переглянулись, не сговариваясь, в голос покрыли матом Онура, его мать и виноватое во всём мировое правительство. Егор же вдруг чётко понял одну вещь: они могли провезти через границу всё, что угодно, если бы заранее знали, кому и сколько нужно дать для отключения на таможенном терминале страшной опции досмотра. И тут разыгравшаяся на фоне усталости и тёплого воздуха из диффузоров фантазия начала рисовать в темноте ночи красочные картины провоза десятков тонн различного контрафакта и огромные барыши. Вот уже через границу двигаются огромные колонны дорогих импортных грузовиков, забитых контрабандой. На бортах грузовиков красуется надпись «Егор и Ко», а в Москве, где же ещё, только там, прямо с видом на Спасскую башню стоит огромное офисное здание, по форме напоминающее проросшую луковицу, и на нём горит вертикально расположенная надпись того же содержания.
Резкий мат и остановка глубокой ночью на трассе отвлекли Егора от приятной дрёмы, рождающей красочные фантазий будущего величия. Караван остановили и сопроводили в примыкающее ответвление от трассы несколько экипажей ГАИ, дежуривших ночью на трассе «Курган-Тюмень».
‒ Что там, чем мы не угодили? ‒ крикнул в рацию Генка.
‒ Нэ, какой угодил-мугодил, всё хорошо, у нас просто номера казахские, сейчас будут насдосматривать, пока денег не получат. Славик сказал, чтобы мы не кипишивали, он всё разрулит.
Из КамАЗа в свет фар вышел сопровождающий в камуфляже, навстречу ему вышли несколько гайцов. Сбившись вместе, все трое закурили, угостившись сигареткой у вышедшего. Короткое обсуждение, еле слышный смех, после чего обрадованные то ли халявными сигаретами, то ли общением гайцы, махнув руками, ушли в свои машины и растворились в ночной морозном дали.
‒ Блин, жопа! Живот крутит! А до ветру идти жутко! ‒ внезапно сел на топчане проснувшийся Михаил.
‒ Давай сгоняй, подождём, ‒ поморгав дальним светом остальным тракам, зевнув, предложил Генка-башкир.
‒ А где мы встали? Темно, кафе нет, заправки нет. ‒ одевая меховую куртку, проскрипел Миха, передёрнув плечами и предвкушая встречу с морозом.
‒Всё утряс наш новый пассажир. Молодчик. Покурил с ментами, и те уехали, видать, авторитет.
‒ Идти страшно, кругом лес. То ли дело в степи: сядешь, видно всё кругом, красота, а тут хрен знает, чего ждать, сидишь, видимость полметра, жуть. А вдруг медведь или кто другой откусит полжопы, а ты и знать не будешь, кто откусил. Жуть! Степь лучше, край ‒ горы, но без леса, ‒ горюя, Михаил выбрался из машины, ворча, углубился в подлесок.
Вскоре тронулись дальше. Уже перед рассветом Егор, устав смотреть на окружавшие дорогу, сосны и огоньки приветливых деревень вдоль дороги, влез в свою щель и уснул.
Во сне Тюмень предстала огромным городом: вокруг небоскребы, и среди них стоял рынок, его куполообразная крыша укрыла собой добрые двести гектаров земли. И вот луковый обоз по широченной дороге въезжает в открывшиеся перед ними ворота, попадает в крытый гигантский ангар, кругом стоят шаланды, снуют мелкие машинки. В этом ангаре идёт быстрая распродажа с машин розничным продавцам. Не успев заглушить двигателя, к Онуру подошло сразу человек десять, начали упрашивать продать лук оптом, вот вмешался Орлов. Он организовал аукцион. Начальная цена объявлена ‒ 12 рублей за килограмм! И вот победитель, который всё забирает за 18 рублей! Победивший ‒ бородатый сутулый парень ‒ бросает перед Орловым открытую спортивную сумку, в которой валом лежат мелкие деньги и блестит мелочь.
‒ Давай считай! А я подгоню свои пятитонки, и быстро всё перекидаем! Что, согласен, южный чурка? ‒ закидывая за губу насвай и хохоча, кричал тюменец.
‒ Давай считать, сетка ‒ двадцать девять кило, пойдёт! ‒ весело ответил ему Лёха, пытаясь освободить сумку от впившегося в неё с другой стороны Онура.
‒ Двинься, лягу посплю! Вон твоя Тюмень! ‒ крик и толчки в спину разбудили Егора, прервав такой приятный сон.
Сбоку от тягача тянулись многоэтажные здания высокой неприступной стеной, отгородившей город от окружающего зимнего леса и бескрайних полей. Впереди едущий КамАЗ уверенно нашёл лазейку среди возвышающихся новостроек, смело въехал на широкую улицу, за ним последовали все остальные грузовики. В душе у Егора возникло томительное ощущение праздника ‒ первый российский город после долгих дней скитания по казахским окраинам. Первые пробки, светофоры и узкие улицы старого города, петляющие среди малоэтажных кирпичных и порой деревянных строений, и вдруг вновь взлетающие ввысь многоэтажки и девятиэтажные панельки со странными округлыми балконами и одним вытянутым узким одиноким окном, дома загадочной ленинградской 123 серии.
Водители, громко матерясь в рацию и просто в пространство, гневно следовали вслед головному траку, а тот будто уходил от погони, кружил и кружил по широким проспектам и узким переулкам города. У Егора сложилось впечатление о Тюмени, как о лоскутном одеяле, где лоскуты ‒ это постройки различной архитектуры, стиля и времени, от крестьянского старинного бревенчатого дома до огромного современного жилого комплекса, от разбитой узкой улицы до широкого ровного проспекта.
Наконец, вдоволь покрутившись по Тюменским улицам, луковый обоз пришвартовался у большого бетонного здания, в рацию Онур объявил:
‒ Всё, тут торговать будем, пять лет торгую ‒ всегда только на этом рынке.
Егор, устав сидеть, с радостью вывалился из кабины на Тюменскую землю. Глубоко вдохнул морозного с запахом выхлопных газов воздуха, сразу вспомнил свою малую Родину. Ноги, заскользив по накатанному снегу, уехали из-под тела куда-то в сторону, повалив коммерсанта в грязный, наскобленный дворником за долгую зиму, заплёванный, серый сугроб.
‒ Вон как встречает своих сынов земля Русская! ‒ смеясь сам над собой, объявил Егор, попытавшись встать, снова упал на колено‒ рабочие ботинки замёрзли и не могли обеспечить комфортного движения.
‒ Давай вставай, поехали, нас приглашают к местному боссу, ‒ Орлов подал руку партнёру, поднял его, начал отряхивать от налипшего снега.
‒ Ачто водилы? Откуда инфа? ‒ поднявшийся пытался отогреть руки, поднёс их ко рту, тщетно обогревая своим дыханием.
‒ Онурка сбегал уже на рынок.Короче, они пускают машины на территорию после обеда, три дня бесплатно, затем с каждой триста рублей в сутки.Через пять дней должны свалить, то есть всё продать и уехать.
‒ А если не успеем?
‒ Выгонят к черту, к ним через неделю Азербайджан начинает приезжать, нам ещё повезло, что прогал образовался, этот рынок весь под азерами.
‒ А какого такого турок нас сюда завёл? А если бы не пустили, то что вы там, сидя в КамАЗе, придумали?
‒ Ну, тогда бы встали на окраине, там, он говорил, можно с машины торговать, в Воркуту уже опоздали, зимник растаял, цена и там упала. Вот Онур и передумал под давлением обстоятельств.
Внезапно возле грузовиков лихо остановилась «девятка», к ней подошли Джавдет с Назимом, замахали руками русским. Из машины появился Онур, отпустив шутку на турецком водителю. Водитель, молодой парень, насмеявшись, ответил ему витиеватой фразой на своём наречии.
‒ Ола, короче, вы русские со мной, а вы, два брата-акробата, ‒ турок строго обвел взглядом молодых парней, хором сосущих насвай, ‒ загоняй на рынок шаланды, подойдёте там к Гураму или Мураму я не помню точно, ваша задача‒ выбить место на рынке для торговли.Как приедем, лук перетащим внутрь как можно больше, лучше весь, на рынке тепло, луку будет нравиться.
Русские переглянулись, поняв, что сегодня день будет мало того, что длинный, но ещё и тяжёлый. Перетащить вчетвером около восьмидесяти тонн лука ‒ ещё та задача. Сев в «девятку» на заднее сиденье, русские коммерсанты притихли, осматривая через окно мелькающие вывески магазинов на русском, названия улиц и суровую архитектуру города.С переднего сиденья лился неспешный диалог на привычном с Казахстана, но непонятном языке. В голове возникал диссонанс, с одной стороны, вроде бы русские находятся на родине, с другой ‒ языковая среда так и осталась незнакомой. В голове Егора крутилась странная мысль: «Неужели Тюмень так далеко шагнула в деле толерантности, что теперь тут вторым языком стали тюркские наречия?» Орлов снова по старой казахстанской привычке забился в угол, шевелил губами и крестился.
‒ Лёха, мы дома, это вон те, с переду, в гостях, расслабься! Хватит зажиматься!
‒ Да я вроде головой понимаю, и люди по улицам ходят не казахи, но, как услышу, незнакомую речь, поневоле всё внутри сжимается.
‒ Нет, я вам скажу, что чем севернее, тем нашего брата больше, весь север ‒ Закавказье да Кавказ, мамой клянусь, ‒ неожиданно встрял в разговор водитель.
Машина заехала в промзону, кругом цеха, грузовые шторные и открытые полуприцепы, а вот с огромного серого бетонного цеха выворачивает рефрижератор, всюду суета. Чуть поодаль видны мостовые краны ‒ коммерсанты попали в царство оптовых баз и складов, почувствовали свою убогость на фоне масштабов тюменской торговли.
Остановились возле огромного типового бетонного цеха с облупившейся дверью на входе, кругом грязный, перемешанный траками снег, в котором до порогов утопали легковушки.Где-то в начале улицы одинокий трактор, надсадно тарахтя, пытался поскорее убрать его, скидывая прочь на высокую обочину.
Скорее с мороза заскочили через скрипучую дверь вовнутрь, по тёмному коридору на второй этаж. Второй этаж встретил людей приветливым ярким светом люминесцентных ламп и длинным рядом деревянных разноцветных дверей с надписями «СоюзСНАБсталь», «ОвощьРОТпоставка», «РТИкомплект» и аналогичными непонятными, бессмысленными заклинаниями в стиле древних восточных сказок.
Егор искал более знакомую дверь с простой русской надписью «М\Ж», при этом думая, как же там водилы терпят, неужели нужда заставит их делать это прямо посередине оживленной улицы. Лёха, не удержавшись, последовал вслед за партнёром в ту же заветную дверь. Онур, поняв в чём дело, понимающе остановился в ожидании русских у заветной двустворчатой дубовой двери в конце длинного коридора.
Вот, наконец, все трое на месте, готовы распахнуть двери в счастливое будущее, на ней грозная надпись красивыми медными буквами «ОптОвощь-Тюмень-МегаФрукт».
Дверь внезапно сама распахнулась, из неё вышел мужчина средних лет в сером костюме, распростерши объятия, истошным голосом закричал:
‒ Олипур не Опнур! Ты ли это! Дорогой, звонил мне с рынка! Неожиданно! Вот жду, что стесняешься, мы с тобой, уважаемый, уж пять лет якшаемся! ‒ мужик манерно закатил глаза, мечтательно зачмокав губами, будто просил соску.
‒ Эй, я не он, я Онур! Мы с тобой только два раза в цене срослись, а так, ты только обещаешь! ‒ Онур схватил протянутую ему руку, вошёл внутрь кабинета, не отпуская хвата.
Вслед за турком в кабинет проникли русские. За столом из массива дерева сидела ярко накрашенная секретарша, перед ней на столе лежали накладные и прочая бухгалтерская документация, она с напряжением в лице вносила эти данные в компьютер. Мужик в костюме вдруг опомнился и решил представиться двум русским, вошедшим в его кабинет.
‒ Я, так сказать, скупаю овощи и прочее, и, кстати, на всех рынках имею места, сдаю товар во все магазины. Зовите меня просто Сигизмунд Иванович, ‒ задрав высоко голову, важно представился пиджак, при этом поправил галстук.
‒ Ага, очень просто, вот это значит… ‒ начал говорить в ответ Алексей, но был прерван Ивановичем.
‒ Парни, не надо комментировать и иметь своё мнение, вы и ваше мнение мне неинтересны, мне интересен ваш товар и цена за него. А вам лучше мне продать его прямо здесь и сейчас, подписав все бумаги, послав далеко за киргизские горы вот этого дурно пахнущего, проще говоря, вонючего турка, ‒ Сигизмунд, хохоча, легонько толкнул плечом Онура, распахнул дверь в свой кабинет, приглашая жестом во внутрь.
В кабинете на столе стоял факс, из него длинным белым языком, шурша, вылезал рулон термобумаги, он пестрел множеством позиций, среди которых читались названия «Яблоко ред», «Лук», «Чеснок», заканчивался длинный список чем-то вроде «Кокоса». Иванович оторвал факс и небрежно кинул его на стол.
‒ Вот видите, сколько я поставляю ежедневно, мне продать ваш лук как два пальца! Вон, смотрите, сегодня сколько факсов! ‒ Сигизмунд приподнял небрежно со стола толстенную пачку факсов ‒ И это всё спрос! И кто его удовлетворяет, кто фруктово-овощной король Тюмени? Я!
Вошедшие молча осматривали кабинет, заставленный шкафами, в них множественные папки с надписями «Сертификаты на картошку 1997 год», «Накладные на яблоко» и так далее. Раздался звонок, мужик вынул из кармана мобильный телефон, медленно промычал в трубку то ли: «Скоро буду», то ли: «Перезвоню». Затем, внезапно сорвавшись, он закричал:
‒ И что, всего пять вагонов свеклы пришло? Давай на девятый склад её! Да! Оборзели! Уволю нах! ‒ после, успокоившись, он повернулся к опешившим коммерсантам и продолжил. ‒ Я вам предлагаю загнать завтра сюда свои шаланды, я их аккуратно разгружу, а сегодня дам аванс под расписку ‒ сто тысяч рублей. Не просто под расписку, а под ваши гарантии, то есть вы мне оставляете в залог документы на машины. Хотя, зачем мудрить, везите товар прям сейчас.
‒ А по чём ты, дорогой Сгизмунд, возьмёшь? Нам спешить некуда! ‒ Онур нарочно исковеркал имя мужика, обратившись во внимание, приготовился услышать приятную слуху сумму.
‒ Для тебя, Бойнур, как для своего друга, целых десять рублей!
‒ Э, ты что, мало, давай одиннадцать с половиной! ‒ Онур насупился, ожидая очередной запрещённый удар.
‒ Ты дурак что ли, вон, на рынке цена двенадцать с половиной рублей! Так там месяц будешь торговать! Десять ‒ лучшее предложение месяца!
Орлов вступил в разговор внезапно, что смутило важного дядьку, введя его в состояние ступора от злости.
‒ Так я не продам, только по 12 рублей, и всё! Иначе нам конец, у нас себестоимость ‒ 12 рублей. Не меньше, нам нужно хотя бы вылезти без убытка!
‒ Мне на вашу себестоимость начхать. Либо мои условия, либо никак. Ещё приползете ко мне, потом будете предлагать помороженный товар за пять рублей, а я не возьму совсем. Я же за вас беспокоюсь! Да, кстати, при разгрузке будем каждую луковичку щупать, нет ли на ней повреждений! И потом, что отберём, я за 10,25 рублей, так и быть, возьму! Ну всё, я устал, у меня дел, ‒ мужик обвёл раскиданные бумаги взглядом и уселся за стол.
Затем он нажал кнопку, вошла секретарша, обдав всех сладким запахом просроченных духов, и пригласила к выходу.
‒ Завтра жду решения до 12 часов! Звоните! Визитку секретарь даст, вы на сотку звоните не позже 12 часов! После я уже у других лук возьму, вона, везут с Азербайджана. Они по 10,25 отдают, я им в обратку товар гружу ‒ доску обрезную, короче, работаем зачётом! Да, может вам доски вместо денег взять? Думайте до завтра!
Коммерсанты вышли из кабинета, грустно переглянулись. Делать нечего, нужно ехать к машинам на рынок, ещё есть время подумать над роскошным предложением человека с простым русским именем. Молча вышли, сели в «девятку», Онур мрачно оборвал начавшего шутить водителя.
За окнами медленно проносился тюменский вечер. Люди неспешно шли с работы домой, жёлтые глазницы домов притягивали к себе усталых жителей. Вдруг Орлов произнёс:
‒ Мужик, Иванович обманывает нас малость. Он когда в телефон орать стал, я заметил, что экран сотового погас, а значит, он этот спектакль для нас разыграл, и вполне может быть, что это звонила его секретарша.
‒ Да, но всё равно я рынок ходил, цена на лук от 11 рублей до 12. Нам нужно сработать хотя бы в ноль! ‒ Онур закурил, задумчиво пуская дым в приоткрытое окно, и продолжил. ‒ Эх, Воркута, там лук по 30 рублей, Салехард ‒ 25 рублей! А доехать уже не успеем, скоро всё потечёт, зимники начнут закрывать. Ну, допустим, до Салехарда успеем, назад водители непонятно как добираться будут. Не, они не поедут.
Приехали к рынку уже затемно, на город опустился ранний мартовский вечер. Онур отпустил знакомого, вместо оплаты произнеся ему фразу на тюркском наречии. Водитель кивнул головой и уехал. Вошли во внутрь огороженной территории, там стояли две группы машин: одна азербайджанская, вторая джамбульская. Кроме грузовиков на закиданной отходами с рынка площадке бродили стаи бездомных собак и кружились чайки с воронами. Машины уютно отбрасывали на грязный снег голубоватые отблески от зажжённых газовых горелок. Из одной машины высунулся Михаил и крикнул:
‒Мы уже на месте, давай приходи на ночёвку! Не тушуйся, Егор, теперь ещё пару недель будешь жить с нами в кабине и снова поедешь за новым овощем, привыкай!
На встречу Онуру вышли два молодых турка, поприветствовали его и, кивнув головой на русских, продолжили разговор на своём непонятном языке, вдруг турок прервал беседу:
‒ Давай на русском, а то подумают вон они, что мы затеяли невесть что.
‒ Отец, место есть, но влезет тонн двадцать, не больше. Думаю, КамАЗ отпустить, он ноет и ноет, рассчитать его первого и пусть едет. Ему предложили местные коммерсы завтра мясо в Астану отвезти, он прямо рвётся уехать, ‒ Джавдет говорил, опустив глаза в землю.
‒ Можно. Занятых денег в впритык хватит его рассчитать, скажу, что либо так, либо едем в Салехард, и начну ему мозг грызть, не проблема. Что остальные?
‒ Остальные сказали, что неделя ещё у нас есть, потом им нужен расчёт. Они груза уже ищут в Казахстан, надеются, хоть куда-то в том направлении найти и скорее уехать зарабатывать.
С рынка вышел сопровождающий Славик, в руке его была открытая бутылка пива, отпив большой глоток и зевая, он произнёс:
‒ Давай, турка, бери тачку, вези меня на отдых и делай себе, что хочешь неделю, потом часть денег мне отдаёшь, и, считай, ещё неделя у тебя.
‒ Да, едем, тут недорогая гостиница есть почти в центре, в типовых девятиэтажках, я три года подряд и всё наши там останавливаются, едем! Эй, Джавдет, тебе задача ‒ лук разгрузить, завтра утром приеду, начнём торговать! ‒ Онур взяв под руку Славика и удалился с территории рынка, оставив за собой лишь смрадный запах немытых поражённых грибком ног.
Коммерсанты оставили КамАЗ поближе к входу и к девяти часам тележками перетащили его содержимое в здание рынка на оплаченное Джавдетом место у самодельного, наспех собранного из сломанных поддонов прилавка. Усталые и голодные турки и русские зашли в ещё открытое кафе, находившееся возле огромной кучи с гнилыми овощами тут же возле стоянки грузовиков. Это была территория, посещаемая лишь торговым людом и водителями, грязная, неопрятная, с кучами отходов, обгаженными, заполоненными гниющим мусором контейнерами, изредка сюда забегали собаки и крысы. Вот на этой территории стояло небольшое кафе, в котором в поте лица трудились несколько узбеков, там же, в ларьке, шла вялая торговля базовыми продуктами: газировкой, пивом и сигаретами. Выходить за территорию рынка в большой шумный город сил уже не оставалось, было решено поесть в местном кафе.
Войдя внутрь заведения, гости сразу наткнулись на липкие, грязные столы и шатающиеся стулья, на полу волнами лежал грязный, рваный, сине-серый линолеум, от зала невысоким прилавком была отделена маленькая кухня. Посовещавшись, компаньоны решили заказать самую безопасную пищу ‒ жареную рыбу, картошку, вареные яйца, большое блюдо маринованного лука да пару чёрствых лепёшек со здоровенным чайником сладкого горячего чая.
‒ Что, КамАЗ сегодня уже ту-ту, обратно? ‒ с трудом пережёвывая жёсткую рыбину, с грустью произнёс Лёха.
‒ Да, отец перед отъездом рассчитал его по минимуму, тот пытался ругаться, но махнул рукой, ему уже завтра под погрузку ехать, ‒ Джавдет увлечённо поглощал лук, будто бы никогда не ел его раньше, и, оттаяв от горячей пищи, произнёс. ‒ Сегодня тут ночуем, а завтра тоже, как белые люди, в гостинице, тут лишь водил оставим и, думаю, к концу недели всё продадим.
Внезапно дверь в кафе отворилась, на пороге возник Онур, подошёл к столу, засунул себе в рот кусок жареной рыбы и, чавкая, заговорил:
‒ Я что приехал, сейчас встретился с азербайджанцами, они просили им в реализацию прямо сегодня отгрузить семь тонн, и, короче, русские тут останутся, а мы в гостиницу.
‒ А кто будет вытаскивать лук азерам? И почему вы в гостинице спите, а мы на свалке ночуем? ‒ не выдержав издевательств, Орлов поднялся со стула, зависнув над столом с куском хлеба в руке, как будто это была шашка.
‒ Нет, вы только считать будете, чтобы лишние не взяли, а сегодня мы спать будем в одном номере с Славой. У них на двоих номер завтра освободится, не в обиду, хотите, я с вами останусь? ‒ турок обеспокоенно обежал стол, обнял Лёху за плечи, посадил его на место и продолжил. ‒ Я же забочусь, со мной всё будет ровно, без обиды.
Невкусная, но сытная еда сделала своё дело: из кафе вышли спокойные, довольные люди, пошли каждый по своим делам. КамАЗ уже развернулся, перед ним охранник, лениво матерясь, распахнул скрипучие ворота. Тягач неспешно начал выезжать прочь с территории рынка, напоследок несколько раз посигналив оставшимся бедолагам. Турки вышли с территории вслед за ним. Егор пошёл внутрь рынка звать азербайджанцев, а Алексей решил подготовить шаланды к пропорциональной разгрузке согласно своим умозаключениям и хитрым расчтам.
Рынок был пуст. То место, где днём торговали овощами, источало запахи подгнившего продукта. Всюду сетки с луком, картошка, далее виднелись горы свеклы, остальные прилавки терялись где-то в сумраке огромного здания. Пройдя чуть дальше, Егор понял, что впереди находится стена, разделившая рынок на несколько частей, в ней были проходы, но идти на другую сторону желания не возникало. Вдруг из темноты вышли восемь человек.
‒ Онур, твой хозяин говорил, что лук вы должны таскать! ‒ вышел навстречу высокий азер с крупной золотой цепью, спускающейся на его огромный живот.
‒ Лук вы таскать должны, я только считать могу! Онур не хозяин, он мастер продажи.
‒ Не спорь, русские, у меня вон пять человек, и все работают. Я знаю, кто хозяин! ‒ азербайджанец, ища поддержки, посмотрел на сопровождавшие его кожаные пиджаки.
‒ Ну ладно, ждите, когда у мешков вырастут ноги, такие маленькие крепкие ноги, и они сами придут сюда и лягут отдохнуть за вашим прилавком.
‒ Э-э! Да шучу я! Пошли, покажешь, где взять лук-млюк! ‒ азер оскалился в широкой улыбке, обнажив золотые зубы, которые зловеще блестели в тусклом ночном свете внутри закрытого рынка.
Вышли на двор. Орлов, увидев людей, радостно замахал руками, указывал на уже распахнутые ворота полуприцепов и кричал, зазывая к себе:
‒ Ола, это ваши? ‒ азер с большой цепью, несмотря на мороз, медленно достал из кармана тонкую сигариллу и начал долго раскуривать её, выплёвывая клубы ароматного дыма.
‒ С утра были наши! Давайте разгружайте, и подпишем бумагу, сколько взяли.
Ноги Егора сковал мороз, и от этого он стал приплясывать на месте, высоко подняв воротник полушубка. Послышались резкие незнакомые команды, свита, сопровождающая человека с цепью, рассыпалась, удалившись в здание рынка. Вскоре из темноты вышло несколько людей бомжеватого вида, они, кряхтя, плюясь и матерясь, взяли телеги и направились к открытым воротам шаланд. Несмотря на худобу и вялые движения, работники быстро вытащили из полуприцепов положенный тоннаж, после встали возле незамерзающего, горячего шефа и вяло отчитались. Он важно достал пачку денег, выдал им по паре мелких купюр и повернулся к Егору.
‒ Смотри вот на бумагу, я её давно написал, тут вписываю количество мешка и ставлю подпись!
‒ Ага, так, мешки… всё верно. Так… на реализацию… тут всё тоже окей!
Подошедший Орлов взял листок, протянутый Егору, и активно начал изучать его, шевеля усами. Егор даже не стал вникать в дальнейшие переговоры Орлова с закалённым северным азером и ушёл спать в свои родной мазурик. Дверь грузовика закрыта, пришлось постучать, в окне появилась заспанная физиономия Генки, вот, наконец, и внутри.
‒ Сегодня последний раз тут ночую, завтра обещают заселить в гостиницу.
‒ Вам везёт, но мы привычные. Уже разведали, рядом у рынка много магазинов, денег нам турка выдал, продержимся, отоспимся. Тут давеча, часов в шесть, сидим, кушаем, подошёл казах, муку повезёте на Кокчетав ‒ мы, конечно, везём. Вроде как через четыре дня на погрузку нужно прибыть, так что вам нужно спешить с продажей.
‒ Жестко, я тут был внутри, всё забито луком. Четыре дня ‒ это прям самое оно, придётся напрячь булки.
‒ Давай спать. Горелка горит ‒ не замёрзнем. На улице опять за тридцать, морозно, ‒ Генка зябко передёрнул плечами, надел на себя ещё куртку и вторые вязанные носки и полез под одеяло.
Егор лёг спать, сняв с себя лишь негнущиеся кирзовые ботинки, что-то ещё снимать желания не возникало. «Хорошо, что насморк притупил обоняние, ‒ мелькнуло в голове. ‒ Иначе бы никогда не уснул».
‒ А, Егор, чувствую, вонь пошла. А мы-то на рынке нашли душевую, помылись, постирались, ‒ с усмешкой превосходства, зевая, проговорил Михаил, переворачиваясь на другой бок. ‒ Да и, кстати, рынок тут ‒ прямо жуть, грязь, а зашли с лицевой стороны ‒ ничё так. Купили продуктов дёшево, днём плов сварганили, а вы, герои, жрали в грязном фургоне. Нам-то Онурка аванс выдал, живём.
Егор, прежде чем уснуть, плотно укрывшись одеялом, решил свести баланс. «Так, на таможне отдали, КамАЗ рассчитали, тут немного авансировали, место на рынке купили», ‒ расчёты показывали, что денег уже не осталось, остались лишь долги перед петуховским деловым и водителями МАЗов. Складывалось впечатление, что турок продал в тайне ещё кому-то лук или они все в сговоре, Онур и Орлов вместе, но зачем? От дурных мыслей голова начала болеть, сон куда-то ушёл, и стало одиноко и грустно от потерянных времени, денег и усилий на работу с матёрыми лгунами и манипуляторами.
Толчок в бок разбудил горемыку. Открыв глаза, Егор поднялся. На дворе стоял сумрак, а толкал его лежащий посередине башкир, ему снился странный сон, котором Генка дёргал левой рукой и шевелил губами. Горелка освещала пространство синеватым уютным пламенем, со стороны могло показаться, что в кабине работал телевизор. Окна изнутри покрылись толстым слоем изморози, если отскрести её часть от стекла, станет видно термометр, на нём ‒ минус тридцать три.
«Лады, облегчу жизнь водилам, заведу им двигатель, прогрею систему», ‒ Егор уселся за руль, завёл тягач. Проснувшийся Михаил промычал сквозь сон глубокую благодарность. Нагрев ботинки над горелкой, Егор лениво выполз наружу и пошёл будить Орлова. Вот и казахский МАЗ, дверь оказалась открыта, внутри также горела горелка. Повезло, с краю спал Орлов. Вот они уже вдвоём, зевая, побрели к прилавку, чтобы ждать турок или первых покупателей. Время ‒ восемь утра, начинался первый рабочий день.
Внутри помещения, среди бетонных стен и тусклого света ламп, ряды самодельных прилавков, собранных из обломков деревянных ящиков и поддонов. Зловоние от гниющих овощей, тут и там горы лука, картошки ‒ это овощной ряд. У прилавков не видно ни одного местного, ни одной женщины, торговлю строго осуществляли азербайджанцы. Речь, смех, вонь ‒ всё смешалось в воздухе. На русских, стоящих за прилавком, показывали открыто пальцами и смеялись группы людей, говорящих на непонятном языке. Алексей с надеждой смотрел на входящих, пытаясь отыскать знакомые лица турок. Покупателей на рынке единицы, зато всюду мельтешили продавцы, гортанно крича друг другу короткие фразы, перекупая или выменивая товар. Конечная цель этих операций находилась за гранью понимания, зато создавалось мощное вихревое движение мешков и телег, казавшееся со стороны покупательской активностью.
‒ Мы, похоже, в Баку? А покупателей не видно. Мы лук выставили по двенадцать рублей, как все, спрос-то нулевой! Что делать? ‒ Лёха задумчиво взял огромную луковицу в руку, начал изучать её и продолжил. ‒ Ума не приложу, как быть, что делать?
‒ Дорогой, не грусти! Онур уже пришёл, всё будет шоколад! ‒ из темноты внезапно материализовался турок с родственниками, в руках его был пакет.
‒ Давайте кушать, я принёс сыр да хлеб, чай купите в буфете, деньги-то есть? ‒ Онур озабочено взглянул в глаза Орлову, тот молча покачал головой, дескать, денег нет.
Турок залез в карман брюк, достал пару тысяч рублей, молча всунул их в руку русского.
‒ Деньги, по тыще на двоих в день ‒ ваша пайка. Как продадим, со всеми рассчитаемся, всё поделим по-братски, ‒ тут турок, краем глаза заметив покупателей, громко закричал. ‒ Берём здесь, берём больше мешка ‒ цена падает. Один мешок ‒ сразу скидка два процента!
Три молодых парня, до этого смотревших лук у прилавка объёмного азера, повернулись одновременно на сигнал турка.
‒ Давай, берём десять мешков. Скидка 20%, правильно поняли?
‒ Для вас дорогих нечего не жалко, я вот этими руками лук растил, поливал ‒ всё, чтобы вам понравилось кушать сладкий отборный продукт.
‒ Не перекуп! Лично твой? ‒ недоумевая, спросили подошедшие парни, заглядывая в глаза продавцу.
‒ Какой перекуп? Вон руки, смотри, мозоль на мозоли, вон дети, смотри, стоят, с ними всё делаем от начала до конца, всё с нашего семейного поля!
‒ На деньги, давай грузи лук на телегу и за нами! Сдачи не нужно, ‒протянул деньги один из парней Онуру.
Как только Джавдет с братом увезли тележку с товаром, турок, взяв деньги, начал ими водить по мешкам, шепча под нос скороговорку-заклинание на успех в продаже. Егор с Алексеем, с удовольствием посмотрев на разыгранную сценку, удалились в сторону мрачного уличного кафе взять чая к переданному им пайку. На двореярко светило солнце, хотелось крепко поесть, забраться в кабины родных МАЗов, поспать пару часов.
Внезапно у стоявших рядом азербайджанских машин произошла ругань, закончившаяся короткой дракой водителя с нанимателем. Кричали так громко, что обращали на себя внимание заезжающих на территорию оптовых покупателей, вскоре с рынка на двор начали выскакивать азербайджанцы. Крики усиливались, в конце концов, машины с азербайджанскими номерами были выдворены прочь, они, обижено посигналив и источая чёрный смрад, покинули территорию. Выскочившая толпа ещё некоторое время, побурлив, растворилась в стенах огромного здания.
Русские, взяв чай из кафе, всё это время поглощали бутерброды, расположившись на переднем бампере своего МАЗа, жадно смотрели спектакль, не понимая ни одного слова. К ним из толпы подошёл Назим.
‒ Кушай. Дальше будем только вечером кушать. Сегодня в гостиницу поедем.
