Дмитрий Анатольевич Кадочников
Луковое горе
Странное ощущение возникло у Егора: вдруг он отделился от своего тела, начав наблюдать за происходящим со стороны. Два человека вошли в калитку дома, двор заставлен мешками с надписями на боку «Чуйская долина», двор сверху перекрыт балками, на них шифер. Из ниоткуда появился мужчина: коренастый, чёрные волосы и борода. Улыбаясь ослепительно-белыми зубами, он произнёс:
– Давно вас жду, вот товар, грузите!
– Мы за луком, а это какой-то лавровый лист! Где лук!? Алексей, страшно шевеля усами и нижней челюстью, вышел вперёд.
– На луке денег не поймаешь, все у меня берут этот лист, и всё тип-топ.
Егор внезапно вернулся в своё тело, увидел, что балки, отчего-то прогибаясь, трещат, шифер, не удержавшись, посыпался сверху, хозяин внезапно превратился в огромного пса, оскалился, затряс головой, обрызгивая всё вокруг тягучей слюной, и легко перемахнул через забор, скрывшись из виду. Мощный удар склизкой ото мха балкой по голове вышиб остатки сна, Егор испуганно открыл глаза…
Предрассветный сумрак смотрел через окна внутрь дома, выхватывая из лап тьмы храпящие, хаотически раскиданные по полу зала тела. «Пора вставать, делать перевязку, то да сё. Скоро все проснутся, и на погрузку», – пронеслось в голове. Егор, лениво зевая, выполз из дома в холодное предрассветное утро.
Во дворе тихо. Вдали послышался звук приближающегося автомобиля. Скрежет тормозов, хлопок дверью – открылась калитка. Во двор зашёл в измятой одежде заспанный Талха и, лениво зевнув, спросил:
– Чё, уже встали, небось, все и всё съели? Я жрать хочу, только встал и сюда.
– Нет, я один встал, они всю ночь обсуждали невесть что на вашем родном и могучем.
Талха взял железный прут, начал бить им по старому автомобильному диску и громко кричать по-турецки. Из сарая выползли заспанные работники, в доме послышался звон упавшей посуды. Всё вокруг пришло в движение: кто-то жадно курил, кто обливался водой. Егор вошёл в дом, за столом на полу сидел костяк коммерческого движения Михайловки во главе с Онуром. Завтракали лепёшками с мёдом. Турки, не стесняясь, погружали бесформенные куски хлеба в мёд до середины пальцев, затем несли ко рту, роняя тяжёлые жёлтые капли на скатерть, чему безмерно радовались проснувшиеся мухи. Орлов вкушал мёд, осторожно набирая его здоровенной ложкой и аккуратно неся ко рту над куском хлеба.
– В кругу друзей, не щёлкай клювом! – пригласил Орлов партнёра к трапезе, обсасывая медовые усы.
– Нет, не хочу. Вопрос, мы за вещами сюда заедем?
– Конечно! И сюда, и туда – всюду заедем! – улыбнулся Онур, со скрипом почёсывая щёку с пятидневной щетиной.
Все разом вышли на улицу: с водителем получилось девять человек. Саид грустно стоял поодаль, осознавая свою вину, ведь теперь из-за него всем нужно как-то влезть в маленький «москвич-412». Вскоре, тяжело задевая кормой ухабы, машина отъехала от дома. В полуоткрытые окна седана высовывались части костюмов пассажиров, было похоже, что на рынок везут одежду в секонд-хенд и лишь впереди можно различить двух прижатых к лобовому стеклу турок: Онура и Талху.
Егор не мог понять, повезло ли ему с тем, что он сидел снизу – на него навалились жилистые тела турок-грузчиков. Голова билась на каждой кочке о чью-то твёрдую, как камень, коленку, в грудь упирались чьи-то костлявые локти, воздуха катастрофически не хватало. Кричать было бесполезно – кричали все, чтобы заглушить какофонию звуков. Талха врубил нечто протяжное восточное, и голос из динамиков перекрывал стоны пассажиров. От нехватки кислорода, отчаяния и начавшейся клаустрофобии Егор провалился в воспоминания прошлых лет…
Вот он удачно защитил дипломный проект, вся группа скинулась на поход в кафе. Долгие разговоры до поздней ночи, воспоминания студенческой жизни, признания в вечной дружбе, завершающиеся массовым купанием в фонтане возле главного корпуса…
Толчок, удар лбом в чей-то нос, громкий крик, боль от раны на ноге привели в чувство русского. Конвульсивные попытки освободиться, бессилие и злость с отчаянием охватили Егора. Вдруг двери разом распахнулись и лежавшие на нём тела мешками выпали на обочину. Он, тоже выпав на землю с заднего дивана, наблюдал, как Талха и Фара распутывали спутанные части тел, извлекали измятого Орлова, обхватившего сумку руками и ногами, дико вращающего глазами. Он бессвязно бормотал о каком-то, лишь ему известном, единственно верном, философском учении, спутанно перебирая фамилии пионеров-героев. Видя всё происходящее, Егор со злорадной усмешкой произнёс:
– Ну, брат, тебя и торкнуло! Ещё одна такая поездка и сам станешь овощем.
– Нет, я уже в порядке. Мы где, когда едем за луком?
– Ты посиди маленько, подыши, только больше не кричи.
Возле обочины стояли в ожидании погрузки три шаланды: два одноосных МАЗа и красавец двуосный КамАЗ. Отряхнув пиджак и жадно затянувшись сигаретным дымом, к тягачам направился Онур. Разминавшие затёкшие тела работники приходили в себя, закидывались, кто насваем, кто сигаретным дымом. Перешли к мрачной перебранке с Джавдетом. Русские, ничего не понимая, сели, развалившись, на диван пустого «москвича», наслаждались тягучей, как терпкое молодое вино, мелодией востока, льющейся из старых трескучих колонок. Водитель, впав в коматоз, подпевал, не попадая в ноты, качаясь всем телом, изображая маятник.
Вот, наконец, пришёл старший турок, грозно осмотрел спорщиков, достал из кармана пачку измятых купюр и молча раздал их. Спор сразу стих, работники замерли, ожидая команды.
– Все кроме Джавдета, Алексея и Талхи в машины! И быстро на погрузку! Вы, – ткнув пальцем в грудь Джавдета, командовал Онур, – срочно делать декларацию в город! Таможня ждёт денег!
Вот и мазурик, за рулём сидит Михаил, хозяин огромных собак. Кабина изнутри вся обшита кошмой, пассажирское сидение отсутствует. В спальнике лежит мужчина, по виду башкир, по-русски говорит чисто, без акцента.
– Ты, значит Егор? Залазь, садись я Гена, зови так – тебе проще.
– Да, понял. Сейчас ещё залезут, надо подождать работников!
– Нет, они все уже распределились, нам одного хватит, – водитель включил передачу и рывком начал движение по пыльной разбитой грунтовке.
Сидеть на топчане без оказалось непростым занятием и очень утомительным.
– Тут двадцать километров ехать, терпи! Зато мы первые, хоть пыль не глотаем! – весело выкрикнул водитель, ловко переходя с пониженного на повышенный ряд передач.
Вот и аул, на окраине стоял огромный курган явно искусственного происхождения. Навстречу машинам вышли казахи, многие в халатах. Повсюду глиняные, с примесью соломы дома и сараи. Вокруг степь и жухлая трава, ветер катит по ней колючки. Где-то на окраине поселения поднимал пыль проходящий табун лошадей. Из КамАЗа выскочил Онур. Он без слов начал жадно обнимать казахов, после, дымя сигаретой, направился в сторону глиняных построек.
Егор нехотя спрыгнул на землю, последовал за турком, с других машин, чертыхаясь, вылезли работники, повернулись как один лицом к восходящему солнцу, жадно ловя его первые утренние лучи и оттягивая миг начала работы. Они видели себя уже где-то в другом месте, в котором они окажутся вскоре после тяжелого дня с деньгами, и улыбки блаженства озарили их серые лица.
– Ко мне! Егор и Фара, давайте быстрее! – раздался грозный окрик из-за угла, и скоро появился маленький обросший щетиной и покрытый пылью шеф.
Вот глиняная мазанка, двери распахнуты, она доверху забита красными сетками с луком.
– Давай бери мешки на удачу, вес смотрим, качество, и если яхши, то в шаланду, – Онур жестами подозвал казахов и о чём-то с ними договаривался.
– Фара, ты сечёшь, о чём они? – Егор, устав быть глухонемым, решился на вопрос.
– Они так обговаривают условия. Нужно пять грузчиков и счетовод, кто с нами всё считать будет, наш им говорит. Они ему, мол, нет, только трёх грузчиков и без счета, сарай – двадцать тонн. И так по кругу одно и то же.
Разговор продолжался минут пятнадцать, уже подъехала на погрузку первая шаланда, открыли полуприцеп, он изнутри обшит кошмой – всё готово к преодолению морозных и ветреных казахских степей. Наконец, прозвучала команда по-турецки, Фара показал Егору, что он тоже в деле и будет на подаче мешков. Внутрь фуры запрыгнули мастера плотной укладки.
Началось: мешок на весы и в машину. Часть мешков, не выдержав нагрузки, рвалась, рассыпая лук по земле. Турки гневно ругались на трёх языках на китайское качество. Принесли баул запасных мешков, погрузка начала буксовать. Вот Онур, запустив руку в мешок, с силой сжал луковицу – она превратилась в кашу. Ругань, прибежали казахи, все замахали руками, с трудом признавая брак. Бракованные мешки сложили в отдельную кучу. Вскоре казахи принесли бидон кумыса, уставшие пыльные грузчики жадно пили перебродившее молоко, довольно крякая.
Егор вспомнил детство. Давно, проезжая Башкирию, он с родителями на какой-то старой станции купил на пробу кумыс, напиток произвёл неизгладимое впечатление своим терпким, ядреным вкусом похожим на перекисший квас. И вот снова этот кислый напиток. Зачерпнув кружку, Егор тут же опрокинул её в рот: нутро наполнил яркий кислый вкус, из глаз выступили слёзы, но становилось легче, усталость отступала.
– Пей, этот мягкий, алкоголя нет, – успокаивал улыбчивый круглолицый казах – партнёр по загрузке. Его узкие глаза ещё больше сузились, когда он улыбался, казалось, что он задремал и вот-вот, громко захрапев, свалится возле бидона.
Работа ускорила течение времени, вот солнце уже в зените – полдень, загрузили два МАЗа, опустошив четыре глиняных постройки, осталось загрузить последний изотермический КамАЗ. Перерыв.
Уставшие грузчики расположились на земле, расстелив кошму возле последнего сарая, молча вскипятили чай на костре, наломали привезённые Онуром лепёшки, подставили разгорячённые лица свежему степному воздуху, шумно втягивая в себя горячий напиток, жадно закусывали его бесформенными кусками сахара. Егор не понимал разговоров дословно, он просто на уровне подсознания мог легко понять их суть. Отработав вместе полдня, он ощутил некое единение с этими людьми, даже незнакомый язык казался в эти мгновения чем-то органичным, по сути, понятным, как понятно дуновение тёплого ветра или холодный косой осенний дождь.
…Алексей, отправленный Онуром назад в город, задумчиво наблюдал в лобовое стекло, как эскадра из трёх шаланд, утопая в пыли, двинулась в сторону от трассы. Джавдет, приняв командование на себя, грозно крикнул на водителя. Талха зло пришпорил «Москвич», тот возмущённо взвизгнул шинами, нехотя развернулся, затем радостно покатился по хорошей дороге назад в цивилизацию. Орлов свернулся на заднем диване и уснул…
Во сне он ехал по родному городу. Широкий пустой проспект, и он на новой шестёрке глубокого синего цвета. Механически бросив взгляд на себя в зеркало заднего вида, Лёха вздрогнул, на него смотрел смуглый узкоглазый джигит с золотыми зубами, в них дымилась папироса.
– Что, это кто? Как такое случилось? – джигит, сидящий за рулём, отчаянно закричал, от крика папиросный огонёк упал на его руку, он почувствовал боль от ожога. Рука отдёрнулась, уголёк полетел вниз.
«Это, оказывается, всё явь, кто же я? Почему?» – вопросы, невпопад задаваемые самому себе, не улучшили ситуацию. В зеркало заднего вида виден приближающийся МАЗ, знакомый по Джамбулу. Резкий удар грузовика, скрежет металла…
Алексей открыл глаза, его голова билась на кочках о стекло, слюна из края рта водопадом стекала на джинсовую куртку. Откидывая с трудом голову назад, Лёха проверял действительность вопросом: «А мы где, что происходит?»
– Во даёт! На месте мы, пора тебе бежать, чтобы очередь занимать! – весёлый Талха ещё раз резко осадил «москвич», отчего сонный пассажир ударился головой о переднее сиденье, окончательно проснувшись. Турки весело засмеялись, говорили на своём, толкали друг друга, передразнивали движения русского.
Невысокое обшарпанное здание таможни, где-то тут же недалеко давали справку о безопасности овощей в соответствии всем стандартам. Много людей, все суетились, о чём-то спрашивали друг друга, кричали, ели. Тут и там пункты питания: жарилось мясо и лепёшки, сновал народ – прямо центр деловой активности. Возмущённый насмешками молодых турок Орлов грозно приказал:
– Вот вы, займите очередь, я подойду кушать. Вперёд!
– Яхши, считай, уже сделали, – Джавдет легко покинул машину и направился к группе казашек.
– Давай сюда, всё решили! – издалека крикнул молодой турок, махая рукой.
Алексей нехотя, лениво подошёл к кричавшему, молча упёрся в него вопрошающим взглядом.
– Всё решили. Вот у неё, – Джавдет показал кивком головы на женщину, – очередь подходит к инспектору, за пять штук она нам е продаст, пошли!
– Вот тебе бумаги, иди сам, я пожую! Я ясно говорю? – Лёха, возмущённый насмешками над собой, был зол.
Он протянул папку с документами на сделку по луку и деньги. Джавдет молча всё взял и, кивнув головой, исчез вместе с женщиной – они растворились в цветастой толпе подобных им.
«Ладно, а я всё же пойду перекушу», – принял решение Орлов, направляясь к стилизованному под юрту кафе.
На прилавке грудами лежали куски тортов, в баках бурлили шурпа и бешбармак, на сковородах скворчали, стреляя жиром, куски мяса. Лёхе хотелось сладкого, было решено взять торт и чай, выйти прочь от ароматов на свежий воздух, сесть на скамейку и вкусить джамбульских сладостей. Казах-повар, получив деньги за заказ и внезапно подмигнув, произнёс:
– Хотите отдохнуть? Есть баня и другие ништяки, вижу, не местный.
– Да нет, я по делу, коммерсант!
– Тем более! Чем торгуем? Есть всё, вот визитка, брат мой, – казах протянул теснённую золотом карточку и добавил. – Алтынбек всё продаст, всё купит. Скажи, что от брата Ирлана, и всё будет шоколад.
– И лук будет? Вот за «Волгу» лук хотел купить и в Кузню отправить, можно?
– Конечно. Из Новосиба вчера только уехали двое: мы машины у них берём, им фрукт, овощ в шаланды-маланды грузим уже года три. Могу дать их данные. Хотите, проверьте!
– По чём хоть вышло на круг с доставкой за килограмм?
– Ну, брат, они девяносто тонн брали, вышло около пяти ваших рублей с доставкой. Они оптовики, у вас-то в плане сколько?
– Я понял, спасибо, позвоню! – Алексей спрятал визитку в сумку, сгрёб торт и чай и быстро вышел из кафе.
Сидя на скамейке и механически жуя сладкое, опытный коммерсант рассчитывал, что же получится в итоге у него, какая выйдет конечная цена лука, если его дотащить до Тюмени или даже Салехарда? Цифры рядами обезумевших закорюк бесновато прыгали перед глазами, время остановилось, ничто, казалось, не могло отвлечь от расчётов, повторяемых снова и снова. Итог получался неутешительным: даже без учёта солярки, за которую не пришлось платить, ценник составлял минимум девять рублей за килограмм.
«Едрид-мадрид, девять! А на рынке в Кате десять, в Тюмени всего одиннадцать! Это что, доход всего два рубя с кило?! И этот жалкий доход делить с турками и Егоркой! Так без навязанных нам Онурм его киргизских родственников наших девяносто тонн пополам – девяносто тысяч, минус солярка… останется всего тридцать! Нет, даже Егору не светит возврат его средств, а вдруг какие косяки и расходы.
– Эй ты, великий и умнейший, всё сделали. Таможню пройдём на границе, сюда иди! – русский язык, как скальпель, разрезал пространство тюркской речи, отвлекая от подсчётов жонглёра цифрами и смыслами, поглотителя сладкого.
– Иду, ждите! – грозно выкрикнул Лёха, с силой метнув последний кусок торта с красивой розочкой в урну, переполненную пустыми бутылками. Торт, гулко ударившись, охнул, взметнул красивым веером капли жирного розового крема, долетевшие до бросавшего.
– Блин, и тут косяки, – Алексей отчаянно затряс ногой, но крем не стряхивался, плотно вцепившись в его ботинок.
Молча, с угрюмым видом Орлов грузно упал на диван «москвича» и гневно прошипел:
– Давай сюда бумаги!
– Вот паспорт, все договоры, декларацию сделаем в Петухово на таможне – там все свои, – уверенно цыкнув слюной через зубы, заявил Джавдет.
– А у твоего родственника тоже лук по этому документу оформлять будем? С него причитается за паспорт!
– Э! Какой ты мелочный! Сочтёмся, брат, никакого обмана! – Джавдет покачал головой, показывая крайнее негодование.
Молча, злясь друг на друга, горе-компаньоны расположились в машине: один уставился в свои записи, второй зло вырубил магнитолу, крикнув что-то обидное водителю так, что тот в гневе матюкнулся, со скрежетом воткнул передачу и погнал уставший дымящийся аппарат, не разбирая дороги, прочь из города.
Вот и аул, резкий с заносом разворот, клубы пыли, удар головой Алексея о стекло возвестили последнего, что пора заканчивать расчёты – пора поработать руками.
Егор издали увидел приближение Орлова. Сначала до его ушей донеслись лязгающие звуки, затем на горизонте показалось облако пыли – это великий турецкий раллист Талха вёл свой разваливающийся на ходу болид к финишу.
– Онур, я всё. Тут грузить осталось всего треть кузова, пойду, – Егор устало вышел из цепи погрузки, показав рукой на подъехавший «москвич».
– Да, конечно! Эй, Джавдет, Талха, сюда иди! Грузить надо! Бегом! – Онур приобнял русского в знак уважения, что тот не побрезговал физическим трудом и работал, как все.
Алексей мрачнее тучи обошёл машины, ощупал лук, бросив в сторону Егора короткую фразу:
– Прогуляемся, вон, на курган заберёмся, расскажу кое-что.
Во время подъёма на курган Алексей страдал, сетуя на несправедливость высших сил к нему. Говорил о казахском варианте дешёвого лука, открывал блокнот, тыкал пальцем в мелкие строчки расчётов. Егору было всё равно, он понимал, что его деньги ушли и он теперь не более чем разнорабочий на содержании. Он наслаждался терпким запахом степи, красивым видом гор на горизонте и игрушечными корпусами завода у их подножья.
Солнце уже устремилось за горизонт, разбрасывая во все стороны ярко-розовые лучи, на небе стала появляться бледная луна. Вот они на вершине, внизу остались стоять крошечные мазанки, у одной из них копошились люди. Поодаль три грузовичка разворачивались, готовясь к дальнему переезду.
– Красиво! День встречается с ночью на фоне гор и слабо светящихся огней города. Смотри! – Егор обвёл руками пространство.
– Неплохо, но прибыль мала! Хотя… ну её! – Орлов хлопнул тетрадью, подставил лицо степному ветру и прикрыл глаза.
Они молча спустились. Грузовики качали воздух, шумно выдыхая его и поднимая дорожную пыль. Посреди дороги стоял круглый, как шар, казах и кричал:
– Кто тут главный? Я мент! Не пущу, вижу нарушение!
– Э, да вона пришли главные! Они – смотрящие в своём селе! – ответил, смеясь, высунувшийся водитель КамАЗа.
– Вы кто? Мне сказали, что вы блатные! Рэкетом, значит, деньги добыли! Делитесь – положено!
Тут на крики подбежал Онур, обнял казаха, откатив его с дороги при помощи пары тысяч тенге. Казах хитро улыбнулся, сжал руки в кулаки, приветственно подняв их вверх потряхивая ими. Между его пальцев торчали зажатые купюры. Онур, улыбаясь, подошёл к русским и радостно объявил:
– В нашу честь бешбармак кушать зовут, кумыс с градусом пить, казы есть – старейшина уже ждёт!
Оставив у погружённых машин грузчиков и выдав им деньги за работу да паёк в виде воды и лепёшек, Джавдет с отцом и русскими направились к дому, у которого собралось несколько казахов, приветственно махая руками. Дом достаточно просторный, белые стены сложены из самодельных кирпичей, состоящих то ли из опилок, то ли из травы с глиной, и для пущей красоты обмазаны грубыми, неровными слоями той же глины. Крыша такая же, как и на всех сараях – из шифера, потемневшего от времени, с крошащимися гранями. Тёмные, с маленьким окном сени, глиняный, покрытый куском кошмы и цветастыми коврами пол, вход в зал, в котором по кругу расставлены на полу яства и раскиданы подушки.
Возле ароматных блюд сидел пожилой казах, радостно улыбаясь гостям. Расселись, первым в чан с бешбармаком двумя руками залез казах, его руки были покрыты несмываемой грязью и незаживающими мозолями. Гости переглянулись, ожидая, что же дальше, с трудом сдерживая смех. Гостеприимный хозяин извлёк лапшу и куски мяса, положив их на тарелку первому гостю и таким же образом по порядку всем присутствующим, затем, наклонив чан, разлил для всех жирный бульон. После данной процедуры его руки стали заметно чище. Егор переглянулся со всеми, все кивнули головами друг другу и приступили к трапезе. Вкус был отменный, если не видеть процесс раздачи, вообще всё было бы замечательно. После подали жареное мясо, конскую колбасу, терпкий, как полынь, слегка отдающий спиртом кумыс. Из гостеприимного дома гости вывалились затемно, сытые и радостные. На дворе лаяли собаки, где-то слышалось конское ржание.
– Ну что, грузовики едут ко мне домой, там коврами их доутеплим, а вы – сначала за вещами к Саиду и потом ко мне, – медленно перекатывая, слова промурлыкал Онур, сладко и глубоко затянувшись любимой сигаретой.
– Блин, опять с грузчиками ехать, – отрыгивая мясо и грозно икнув, возмутился Лёха.
– Нет, вы вдвоём – на «москвиче», грузчики – со мной, да, ещё Джавдет с вами, – Онур будто внезапно удивился, увидев рядом сына.
– Джавдет, помнишь, по Абая, направо переулок Амангельды, – отец протянул сыну свёрток.
– Это что, июльский долг? Побьёт?
– Нет, осенью бы мог, теперь уже рад будет, что так отдали. Хотя тут нет процентов, ну… всё равно будет рад, – задумавшись, добавил Онур и махнул рукой: «Вперёд, по машинам!»
Вот он, привычный боевой «москвич», ставший любимым задний диван, и ямка под пятую точку. Надсадно зарычали перегруженные грузовики и медленно уплыли в темноту степи, оставив за собой далёкие габаритные огни и смрадный запах выхлопа, смешанного с дорожной пылью. Джавдет за это время пересчитал мелкие купюры, переданный в пакете, и, тяжело вздохнув, произнёс упавшим голосом:
– Давай на Амангельды, трогай!
Егор устало смотрел в сгустившийся сумрак, пытаясь узнать утреннюю дорогу, но всё было тщетно – лунный свет, прорывавшийся сквозь низкие облака, успевал лишь коротким сполохом высветить реальность. Дорога вскоре стала ровной, показались дома, свет в них не горел, мрак поглотил Тарас.
– Плановое отключение, у нас всегда так: то там выключат, то тут, – опередил вопросы водитель.
Машина повернула в переулок, тут была жизнь: окна излучали в темноту жёлтый уютный свет, работали ларьки. Остановка. Джавдет, прочитав молитву, вышел из машины и исчез в первом подъезде. Егор успел задремать…
Сон перенёс его назад в прошлое. Он едет с бензином из Балхаша, в степи замерзают Онур и хитрый друг Орлов. Вот уазик поравнялся с «Волгой», двое прыгают возле машины, из последних сил пытаясь сохранить тепло. Ветер норовит сбить их с ног и укатить далеко в степь. Егор кричит:
– Стой! Я выхожу!
Водитель и пассажиры враз замолкают. Шофёр зловеще оскаливает в улыбке зубы.
– Нет, не сейчас, завтра отдашь, тороплюсь я, брат. Вот завтра поеду тут днём, тогда и отдашь…
Охваченный ужасом, Егор проснулся. В салоне сидел Джавдет и радостно беседовал на непонятном наречии с водителем, оба смеялись, рядом спал, уронив голову на грудь, Орлов.
– Чё, удалось? – зевая и передёрнув плечами, спросил проснувшийся.
– Ага, взял, и ещё кусок колбасы домашней всучил в благодарность.
Вот и дом Саида. Быстро забрать вещи и назад. Беспорядка, оставленного гостями, как ни бывало: всё прибрано, чужие вещи аккуратно сложены на топчане. Грустный Саид сидел один, нервно накручивая диск телефона.
– Жена, блин, час назад в больницу увезли – рожать. А я вот сижу, вспоминаю телефоны сосок. Она все их выбросила, нет слов, хоть с вами езжай.
Русские, собрав вещи, быстро попрощались с хозяином, торопясь, выбежали обратно к Онуру. Скорее уезжать из этой неприветливой местности, где речь и нравы непонятны, а жизнь среди местных неприятна. У дома Онура стояли три шаланды: изотермический фургон и две шторки. Турки утепляли кормы шторных прицепов цветастыми коврами ручной работы. Раздался резкий скрип тормозов. «Москвич», жалобно заскулив подвеской, остановился. Казалось, что машина что-то чувствовала и прощалась с русскими навсегда. Все уже были готовы занять свои места. В Россию уезжал гуманитарный конвой под контролем русских и трёх турок: Назима, Джавдета и Онура. У дома стояли и грустно смотрели вслед конвою «преданные» Талха и Фара. Егор сел в кабину к знакомому Михаилу. МАЗ резко дёрнулся, с трудом выехал на дорогу, оставив за собой огромное чёрное облако. Тучи ушли, луна ярко осветила Михайловку, степь и острые пики гор на горизонте.
«Прощай, “родная” Михайловка!» – ликовало подсознание Егора. От радостного волнения у него начали дрожать губы, зубы выбивали чечётку, слова и мысли путались. Он не нашёл ничего лучшего, чем, отвернувшись, уставиться взглядом в пыльное боковое стекло.
