Хлопнула входная дверь, и я осталась одна в тишине чужой квартиры. Покосилась на сервированный на двоих стол – странно, что Платон ушел, не поев. Аппетит окончательно пропал – что я такого сказала, что он обиделся?
Я точно видела, что в карих глазах мелькнула обида и какая-то мимолетная растерянность, прежде чем их взгляд заледенел. Рассердился, что я не доверяю ему? Но я и правда не могла ничего с собой поделать – пока не проясню все относительно Маши, не смогу быть спокойна.
Решив оставить еду на потом, отправилась на экскурсию по квартире.
Комнат оказалось немного, почему-то я представляла, что их здесь с десяток. На самом деле, всего четыре: большая гостиная, совмещенная со столовой зоной. Кабинет, он же и библиотека с большим количеством шкафов, забитых книгами. Еще две спальни. Одна, похоже, гостевая со светлой мебелью и светло-серыми стенами.
Заглянув во вторую спальню, я смущенно замерла на пороге, не решаясь пойти дальше – явно, это была спальня хозяина квартиры. Очень мужская, в холодных темно-синих и стальных тонах, но при этом очень уютная. Даже странно, как это может сочетаться.
Решившись, я все-таки зашла и огляделась. Очень похожа на своего хозяина комната. Каждая вещь на своем месте, постель аккуратно заправлена, и нигде ни пылинки.
Наверное, гоняет свою домработницу и в хвост, и в гриву, добиваясь идеальной чистоты. Во всяком случае, у нас в офисе уборщицы трудятся не покладая рук, поддерживая порядок в каждом уголке многоэтажного здания.
Я подошла к окну, отодвинула штору и долго стояла, прижавшись лбом к прохладному стеклу. Странно, но мне было уютно в этой насквозь мужской комнате. Гораздо комфортнее, чем во второй, гостевой спальне с ее нейтральным дизайном.
Может быть, права мама, всю мою жизнь твердившая, что я неженственная пацанка. Даже после моего дипломного танца в хореографическом, за которым она наблюдала с первых рядов зрительного зала, она лишь поморщилась и процедила: «С такими мужицкими ухватками на сцене тебе делать нечего».
После этого я, наверное, час ревела, запершись в туалете. Мама тогда извинилась. Постучалась в дверь кабинки, где я закрылась, сказала, что пошутила, и сразу ушла.
Больше я на сцену не выходила. Танцевала для себя в группе таких же любителей классического танца, но ни разу не приняла участия ни в одном концерте.
Бабушка меня регулярно ругала за это. А однажды, поджав губы, процедила, что с таким характером мне, действительно, нечего делать на сцене.
Да и правда, что я там забыла? Стать Майей Плисецкой или Галиной Улановой мне все равно не светило. А быть очередным пятым лебедем в шестом ряду в «Лебедином озере» – невелика радость.
Поэтому я засела за изучение английского, делопроизводства, маркетинга, финансов и прочих, необходимых в деловом мире наук. Окончила с красным дипломом университет и…
И вот стою, прижавшись лбом к холодному стеклу в чужой квартире, опять оказавшись у разбитого корыта.
Я отлепилась от окна и еще прошлась по спальне, рассматривая разные мелочи, придающие этой комнате жилую уютность. Заглянула в большую гардеробную, заполненную дорогими костюмами и белоснежными рубашками. Конечно, все та же чистота и аккуратность.
Вспомнила кавардак, вечно царящий в моем плательном шкафу, и усмехнулась: «Ну, мне позволительно. Как бы там ни было, я натура местами творческая, а значит, безалаберная и ветреная».
Присела на кровать, провела ладонью по гладкой ткани покрывала и, сама не знаю зачем, прилегла. Здесь тоже пахло Платоном, тот же острый, холодный аромат, с хорошо заметной горькой ноткой.
Достала телефон из кармана халата и открыла Машин контакт. Помедлив, торопливо напечатала: «Встретимся завтра вечером? Поужинаем или выпьем кофе. Поговорим». И, пока не передумала, торопливо нажала «отправить».
Через минуту телефон пиликнул ответным сообщением: «Думаю, нам давно надо пообщаться. Завтра в семь в «Палаццо Дом».
Я улыбнулась: «Ну, вот и отлично, завтра я задам подруге все интересующие меня вопросы. Хватит уже мне зарываться головой в песок, как страусу».
Отложила телефон в сторонку, повернулась набок и подтянула колени к животу. Полежу так немножко – и пойду поем, наконец-то.
Через минуту я уже спала, убаюканная безопасным уютом этой спальни. Снился мне темноволосый мужчина с карими глазами. Он наклонился ко мне и прошептал:
– Павла, моя девочка, – и поцеловал. Осторожно, очень нежно. Так, что мое сердце начало сладко плавиться.
А потом я поняла, что уже не сплю, и по моей щеке теплыми прикосновениями проходятся настойчивые мужские губы…
Мужские губы еще раз прошлись скользящими движениями по моему лицу. По щеке от виска к подбородку, и обратно.
Ноздрей коснулся густой, сладковатый аромат парфюма, и я мгновенно проснулась.
– Вы что здесь делаете? И кто вам дал право прикасаться ко мне? – выпалила я в яркие синие глаза на модельно-красивом лице, склонившемся надо мной. Глаза эти внимательно меня разглядывали, и их выражение мне совсем не понравилось.
– У-у-у, малышка чем-то недовольна? – красавец Дима, которого я видела вместе с Грегом в коридоре офиса, даже не подумал отодвинуться. Так и нависал надо мной, облокачиваясь одной рукой на постель рядом. Наклонился еще ниже и попытался погладить меня по щеке.
Я дернулась в сторону и оттолкнула тянущуюся ко мне ладонь:
– Вам кто дал право меня трогать, еще раз спрашиваю? И как вы тут очутились?
Красавец, наконец, принял вертикальное положение и, склонив голову набок, принялся меня разглядывать. Противным таким взглядом, словно торговец лошадку на базаре оценивал.
– Это квартира моего брата, красотка. И у меня есть ключи от нее. А вот ты что тут делаешь? Не припомню, чтобы Плат когда-то баб сюда приводил… Чем ты так отличилась, а? Умеешь что-то такое, чего не делали другие его девки? Покажешь? – и он опять начал наклоняться ко мне, странно поблескивая глазами.
Я попыталась отодвинуться, но он неожиданно поймал меня за руку и с силой дернул к себе:
– Куда поползла? Не спеши, я еще не отпускал тебя. Хочу поближе на тебя посмотреть. А может и попробовать – ведь должно быть в тебе что-то вкусное, а киска?
Одной рукой мужчина обхватил меня поперек туловища, а второй больно схватил за волосы. Потянул, заставляя меня запрокинуть голову, и дохнул мне в лицо:
– Ты жена Грега? Он мне сказал, что вы женаты… И что ты тогда делаешь в постели моего брата? Ты же его секретутка вроде. На два фронта работаешь, сучка?
– Пошел к черту вместе со своим Грегом! – я рванулась прочь, оставив чуть не половину волос в его кулаке. Заорала от боли, огнем охватившей голову. Размахнулась и, толком ничего не видя из-за хлынувших слез, ткнула кулаком ему в лицо.
– Ах, ты ж, тварь! – вскричал красавец. Разжал руки и схватился за левый глаз.
– Получи, фашист, гранату, – проорала я и, путаясь в полах халата, торопливо отползла в сторону. Скатилась с кровати и кинулась вон из комнаты, каждую секунду ожидая, что урод догонит и опять меня схватит.
Вылетела в коридор и с разгона врезалась в крупную мужскую фигуру, неожиданно выросшую у меня на пути. Снова заорала и рванулась было прочь, но тут же оказалась в крепких объятиях.
– Павла, что такое? – встревоженно прозвучал знакомый голос над головой, и я вмиг обмякла, почти повиснув в мужских руках. Всхлипнула и изо всех сил вцепилась в Платона, тычась заплаканным лицом ему в грудь.
– Ну-ну, что такое? – Платон прижал меня к себе и принялся гладить по спине.
– А ну, стой, гадина! – раздался вопль Димы, вслед за мной вылетевшего в коридор. Увидев брата, он заорал. – Плат, твоя девка мне глаз подбила!
– Я тебе сейчас его вообще выбью! – рявкнул Платон. – Быстро ключи от моей квартиры выложил и пошел отсюда.
– Братишка, ты чего? Эта тварь меня ударила! – снова взвизгнул красавчик.
Не обращая на него внимания, Платон взял меня за плечи, отодвинул от себя и внимательно оглядел с ног до головы. Спросил:
– Павла, он тебя обидел? Ударил?
Я помотала головой и засмеялась, весь страх мгновенно улетучился, стоило Платону оказаться со мной рядом:
– Нет. Только скальп чуть с меня не снял, индеец недоделанный.
Коротко кивнув, Платон задвинул меня себе за спину. Потом схватил не мелкого Диму за шкирку и, словно котенка, потащил к двери. Вытолкнул несопротивляющееся тело из квартиры и захлопнул за ним дверь.
Вернулся ко мне и снова обнял. Прижал к груди, обхватил затылок широкой ладонью и принялся его гладить, перебирая мои волосы.
– Все, все, моя хорошая. Все прошло. Он больше к тебе не подойдет, я за этим прослежу. Прости, я совсем забыл, что когда-то давно дал ему ключи от своей квартиры. Дима ни разу не приходил сюда в мое отсутствие. Непонятно, с чего его сейчас принесло… – Платон обнял ладонями мое лицо. Наклонился и быстро поцеловал в губы.
Облегченно выдохнув, я обхватила его за шею. Уткнулась носом куда-то под скулу и спросила:
– Ты обиделся на меня? Ушел, даже не поев…
– Нет, не обиделся. Но… огорчился, – мне показалось, что он улыбается. – Ты переживала, что я остался голодным?
– Угу. И из солидарности тоже не стала есть, – промычала я. Втянула в себя его умопомрачительный аромат, провела носом по крепкой шее и, неожиданно для себя, прижалась к ней губами. А потом еще и слегка прикусила, тут же лизнув это место языком.
Мужские руки на моей спине дрогнули. Платон длинно выдохнул и хрипло спросил:
– Павла, что ты делаешь?..
Я подняла голову и взглянула в напряженно смотрящие на меня глаза Платона. Облизнула пересохшие губы и потянула узел его галстука, ослабляя.
Пробормотала смущенно:
– А сам, как думаешь?
– Павла, я уже боюсь гадать. С тобой все ужасно сложно, и… непредсказуемо.
– Хороша бы я была, если бы оказалась простой, как циркуль – куда потянули, то и нарисовала. Соблазняю тебя, вот что я делаю.
Стянула с его шеи галстук, отбросила в сторону. Немного подумала и принялась расстегивать верхнюю пуговицу на рубашке.
Платон стоял, опустив руки, не помогая, но и не мешая. Только блеснул зубами в хищной улыбке:
– Тогда, раз довела до соблазна, доводи и до оргазма.
– Ты хам и зануда, – я прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.
Господи, спасибо, что у этого мужчины есть чувство юмора! Иначе я померла бы от неловкости – пожалуй, впервые в жизни сама склоняю мужчину к сексу.
Откинула голову, рассматривая его голую грудь в распахнувшемся вырезе рубашки:
– Еще скажи «я не знаю, что должен сказать, чтобы просто заняться с тобой сексом. Но давай предположим, что я все это уже сказал, и перейдем непосредственно к нему».
Мужские руки легли на мою талию и медленно двинулись вверх, собирая ткань халата.
– Мне нравится, что у тебя на языке все то же самое, что и на уме, Павла. И нет, я не скажу этого. Я не хочу заняться с тобой сексом просто ради секса.
Мои пальцы, выпутывающие очередную пуговицу из петельки, замерли. Во рту стало сухо. Я подняла к нему лицо и прикрыла глаза.
Попросила:
– Тогда просто поцелуй меня.
Теплые ладони обняли мои скулы. Платон наклонился и прошептал мне в губы:
– И правда, сколько можно болтать. Если вовремя не поцеловаться, то можно навсегда остаться просто друзьями, – а следом, поцеловал.
Нежно и мягко, так же как в прошлый раз умело приласкал губы, раскрывая мой рот своими губами. Наполняя его настойчивыми прикосновениями языка, от которых у меня мгновенно поплыло сознание.
Осторожно прикусывая, вдыхая мои стоны и короткие всхлипы, которые я не смогла удержать. Неспешно провел губами по линиям моих бровей. Поймал движение ресниц…
– Красивая… – обвел кончиками пальцев контуры щеки.
Спустился на скулу и повел вниз по шее, разгоняя по моему телу сладкие мурашки. Наклонился и прижался губами к ямке между ключиц.
Лизнул, заставив меня дернуться от удовольствия:
– Вкусная…
– Платон, – простонала я, чувствуя, что ноги подгибаются и больше меня не держат. Не знаю зачем, попыталась отодвинуться от него.
– Куда собралась? – он подхватил меня под попу и понес куда-то, не переставая целовать. – Моя красавица… уже не отпущу, даже не надейся.
В своей сине-стальной спальне остановился у кровати, поставил меня на пол и попросил:
– Разденься для меня…
– А ты? – я склонила голову к плечу, рассматривая его. – Разденешься первым?
Вместо ответа он взялся за пряжку ремня. Глядя мне в глаза, расстегнул и медленно потянул рубашку из брюк. Неспешно вынул запонки из петелек рукавов. Стянул рубашку с плеч и остался в одних брюках.
Сглотнув скопившуюся во рту слюну, я стояла и шарила глазами по его гладким мускулистым плечам. Сползла взглядом на покрытую темной порослью волос грудь. И ниже, к подтянутому плоскому животу.
Снова вскинула взгляд на лицо и хрипло попросила:
– Дальше…
– Твоя очередь, – он полыхнул глазами и шагнул ближе ко мне. – Теперь ты…
Я взялась за концы пояса халата и медленно потянула. Раздвинула полы и, задержав дыхание, повела плечами, сбрасывая его на пол.
Осталась стоять под темнеющим мужским взглядом, чувствуя, как по коже бегут горячие иголочки его взгляда.
– Дальше ты, – я запустила большие пальцы под резинку трусиков, оттянула и чуть-чуть спустила их вниз. Глядя в горящие огнем глаза, прошептала: – А потом снова я…
– Дальше мы вместе… – Платон шагнул ко мне. Обхватил ладонями талию. Стиснул, толкнул на себя и прорычал:
– Не могу больше, так тебя хочу…
Я уперлась ладонями в его твердую грудь, забралась пальцами в темные волосы и замерла под жгучим, горевшим голодом взглядом. И не в силах больше сопротивляться, обмякла, сдалась, чувствуя, как плавлюсь в этом пламени…
– Павла-а… – пробормотал он хрипло и потянулся ко мне. – Девочка моя сладкая…
Нетерпеливые горячие руки уверенно смяли мою спину. Сладко стиснули ягодицы и снова пошли вверх по спине. Поднялись к шее, касаясь позвоночника твердыми пальцами.
Занырнули в волосы, перебирая их и трогая затылок, так что в моей голове что-то взорвалось огненным фейерверком. Снова спустились к пояснице, стискивая ее до сладкой, восхитительной истомы.
В следующий миг я уже лежала на кровати, прижатая его обнаженным, горячим телом. Бесстыдно стонала и льнула к нему. Запрокидывая голову, выгибалась под мужскими руками, ласкающими мою грудь, плечи, живот… Всю меня…
Извивалась, не в силах удержать свое тело, пока его губы и язык, оставляя влажные дорожки, проходились по моей шее. А затем сдвигались вниз, к ключицам, прихватывая зубами и проводя по ним языком. И ниже, к ноющим от желания затвердевшим соскам.
Я о чем-то бессвязно просила, когда Платон трогал их, сначала губами и затем языком. Затем резко втянул один в рот, заставив меня дернуться от неожиданного острого удовольствия. Ныла, прося еще, когда отпустил и отстранился, чтобы посмотреть на меня.
Потянула его обратно и потребовала срывающимся голосом:
– Целуй еще… Хочу…
– Моя отзывчивая девочка, – прошептал, сдвигаясь ниже. Еще ниже. Туда, где все горело от дикого, сводящего с ума желания…
И тогда я, задыхаясь от нетерпения, выгнулась. Впилась ногтями в его каменные плечи и, широко разведя ноги, со стоном потянула давно желанное мужское тело на себя…
Он сдавленно зарычал, выругался и резко вошел. Длинно, остро, глубоко, именно так, как мне хотелось.
На миг замер и мягко толкнулся во мне. Сначала легко, пробуя и давая мне привыкнуть. Потом быстрее, резче, требовательнее.
Рыча от удовольствия и нетерпения, сдерживая себя изо всех сил и беря все, что ему нужно. И давая все, что нужно мне…
И я тоже рычала, хватая воздух пересохшим горлом. Царапала его спину, оставляя красные полосы. Стонала и ругалась, разводя ноги еще шире. Открываясь для него так, как никогда и ни для кого раньше…
И он брал то, что я давала. Хищно, ненасытно, жадно… С силой вколачивался в мое тело, заставляя меня вскрикивать с каждым его движением, наполняющим меня до предела. До грани, до невозможности.
Доводя до черты, за которой я больше не могу существовать, не сгорев в этом безумии. И я сгораю. В один миг вдребезги разлетаюсь на тысячу огненных осколков, уносящих меня в золотую лучезарную безбрежность.
После мы долго лежали, приходя в себя. Ловя отголоски этого невозможного удовольствия. Одного, общего, но разделенного на двоих.
Переплетались телами, слушали наше слившееся дыхание, ни о чем больше не думая. Просто зная, что как-то сумели выжить, пройдя через это безумное пламя.
Я повернула голову и наткнулась на внимательный взгляд Платона. Попыталась улыбнуться, зная, что никогда не найду слов, чтобы сказать ему то, что чувствую.
Он обнял меня, подтянул к себе, крепко зажав в кольцо своих рук. Прихватил губами краешек ушной раковины, и шепнул:
– Разве таким может быть просто секс?..
– Па-авла… У тебя волшебное имя, – прошептал Платон, ведя костяшками пальцев по моей щеке. И от его слов у меня что-то сладко дрогнуло в горле.
Мы все еще лежали в постели, ленясь вылезать. Да и просто не желая. Даже до душа не добрались, все также нежась в аромате нашей, только что отгремевшей страсти.
– Вот моя мама удивилась бы, услышав тебя, – я улыбнулась.
– А как она тебя в детстве называла?
– И в детстве, и сейчас Павлухой. Когда злится, то Пашкой. Ей не нравится мое имя.
– Почему? – в голосе Платона появилось искреннее удивление.
– Наверное, потому, что так меня назвала бабушка. Мама хотела назвать Миной. Но бабушка сказала, что это не имя, а собачья кличка. И назвала Павлой.
– Помню, в честь Анны Павловой. У них были сложные отношения? У твоих мамы и бабушки? – Платон притянул меня к себе на плечо и положил теплую ладонь мне на спину. Погладил лопатки и принялся водить кончиками пальцев по позвоночнику.
Я повозилась, устраиваясь поудобнее, и запустила пальцы в густые волосы у него на груди – никогда мне не нравились мужчины с такой растительностью на теле. Почему сейчас я не могла от нее оторваться, без конца трогая и рассматривая?
– Сложные? Не знаю… Скорее, странные. У меня ощущение, что они относились друг к другу не как мама и дочь, а как… соперницы, что ли. Вернее, это мама относилась так к бабушке. А бабуля просто посмеивалась над ней и жила в свое удовольствие. Но мама… Да, ей никогда не нравилось то, что делала ее мать. Вот и мое имя попало в список нелюбимых вещей.
– Забавно. Когда я услышал, как тебя зовут, думал, мне послышалось, не бывает у живых женщин таких сказочных имен. Даже переспросил, чтобы удостовериться, что не померещилось, – Платон потерся губами о мою макушку и снова произнес. – Па-авла…
– Платон, ты меня смущаешь, – я зажмурилась, чувствуя, как в животе начинает сладко ныть. Ну, разве можно возбуждаться от того, как мужчина произносит твое имя?!
– Что, Платон? Между прочим, правильно тебя бабушка назвала, если бы не твое имя, я бы, может, и не обратил на тебя внимания, – он нахально усмехнулся.
– Вот ты хам занудливый, – я повернулась и укусила его за подбородок с чуть заметной темной щетиной. – И когда это ты мое имя слышал, интересно, если мы с тобой впервые в самолете встретились?
– И память у тебя короткая, Па-авла. Мы с тобой встречались до этого, между прочим, – он легко рассмеялся и, приподняв мое лицо за подбородок, потребовал: – Ну-ка, поцелуй меня!
– Вот еще! Пока не расскажешь, где меня видел, не буду я тебя целовать.
– Тогда я тебя буду, – покладисто согласился этот невозможный тип и одним движением перевернулся, нависнув сверху.
Поймал мое лицо в ладони и легонько коснулся губ. Отстранился и впился внимательным взглядом:
– Ты всегда такая вредная? Вообще-то, я привык к послушанию.
Я фыркнула:
– Отвыкай, красавчик. У меня генетика не та, чтобы слушаться.
– Бабушкина?
– Она самая. И еще от отца кое-что досталось. Я его знать не знала в детстве, но мама не уставала повторять, что я такая же противная, как и он.
– Противная? – брови Платона удивленно приподнялись. – Это что за бред?
– Ну что за болтун тут меня тискает, а? – попыталась я перевести тему. Попеняла ему: – Вроде бы поцеловать обещал, а вместо этого разговоры затеял…
– Нет, подожди-ка. Что за ерунда, почему противная? – он явно не собирался сдаваться. – Мне правда хочется понять…
Я завозилась под ним – неудобно вот так лежать, прижатой тяжелым, не дающим двинуться телом мужчины, и чувствовать на себе его сканирующий взгляд. Не готова я пока что на такие темы разговаривать.
От моего движения Платон зашипел сквозь стиснутые зубы. Рыкнул:
– Знаешь, чем мужика отвлечь, – и поймал мои губы, целуя так, что я мигом забыла обо всем на свете.
И больше не было ничего, кроме его прикосновений. Кроме жаркого шепота, повторяющего мое имя. Тяжелых ладоней, сжимающих мои ребра в невыносимом желании намертво впечатать в себя. И блаженного экстаза, накрывающего меня бешеной лавиной сметающих все на свете чувств…
– Мне пора домой, – много позже пробормотала я сквозь безудержно навалившуюся дрему. – Завтра на работу, и мне надо выспаться. Еще нужно успеть погладить одежду. А то, знаешь, у меня начальник строгий и ненавидит опоздания.
– Завтра выходной. Четвертое ноября, день какого-то там единства. Мы проведем его с тобой в полном единении, и не выходя из дома, – ответил мне не менее сонный мужской голос. – Давай спи, Павлушка-лягушка. Попозже съездим куда-нибудь поужинать, а то я так и не пообедал.
– Сам лягушка, Платон-бетон. И у нас полно еды на кухне.
– Мне нравится твое «у нас», Павлуша-вреднюша. Но эта еда – уже не еда. Я не употребляю то, что приготовлено больше трех часов назад. Имей это в виду на будущее.
– Ты японец? Это они не едят пищу, если она не приготовлена только что. Это хорошая привычка, только дорогостоящая, – я зевнула и, уткнувшись носом в теплое мужское плечо, все-таки провалилась в сон.