«Что же, дерьмо случается. Жаль, что много, все сразу и именно со мной», – подумала я философски в ответ на вопрос Аси.
– Солнышко! – смущенно кашлянул ее папик.
Обнял свою красавицу за талию:
– Платон, прошу прощения. Мы вас оставим. Хорошего вечера.
Глеб как-то жалко улыбнулся мне и попытался увести свою спутницу прочь от нашего столика.
Ася, однако, была с этим не согласна. Уперлась каблуками в пол и решила еще что-то высказать. Уже и рот открыла, а в глазах загорелось отчетливое: «Вот я вам сейчас устрою!»
Кстати, забавно смотрелось…
– Глеб…
Голос Платона Александровича прозвучал как всегда негромко, но так, что этот Глеб, словно испуганная черепашка, втянул голову в плечи и торопливо забормотал извинения. Обнял свою дамочку за талию и потащил за собой, аки пароходик баржу.
Так что, красавица все же сдала позиции, и парочка рванула в сторону гардероба. Правда, перед тем, как исчезнуть, милая девушка успела прошипеть в мою сторону:
– Шваль подзаборная…
Проводив Глеба и Асю взглядом, я взяла папку с меню и принялась листать: что там начальник про мраморную говядину говорил? Самое время придавить стресс калориями.
Ну что же, иллюзии лопнули как мыльные пузыри. Да и слава ежикам! Больше никаких сомнений и вранья самой себе. Конец нелогичным поступкам и эмоциональным качелям последних дней. И подруге смогу в глаза смотреть.
Возвращаем к жизни привычную Павлу, расчетливого логика до мозга костей. Умеющую с высокой колокольни плевать на любую хрень, случающуюся в моей жизни с регулярностью боя курантов на главной башне страны.
Осталось дотерпеть до конца ужина, разделить счет пополам с Платоном Александровичем, и больше никаких ресторанов с начальством. Кроме случаев, оговоренных трудовым контрактом. Если, конечно, останусь на этой работе.
– Павла.
Платон Александрович то ли меня позвал, то ли самому себе решил напомнить, с кем в ресторан пришел.
Я подняла на него глаза и вскричала тоном счастливой идиотки:
– Слушаю вас, Платон Александрович…
Платон
Бах! В серых глазах словно шлагбаум с размаху опустился, перекрывая проезд, едва дурочка Ася открыла рот.
«Стоп! Не входить!» – замерцала тревожная надпись.
Блядь, принесло же Глеба с его «солнышком» именно сейчас, когда Павла, наконец, чуть расслабилась и перестала смотреть на меня недоверчивым волчонком.
Вижу ведь, что ее смущает что-то. Очень беспокоит. Непросто подозрение, что у меня есть другая женщина, о чем она мне прямо сказала. Есть что-то еще, что мучает ее посильнее, чем простое недоверие.
Не глядя больше на трусливо извиняющегося Глеба, я положил руки на стол и позвал:
– Павла.
Длинные ресницы старательно захлопали, и на меня уставились два пустых серых озера:
– Слушаю вас, Платон Александрович, – выдала Павла с придыханием. Добавила преданности во взгляд и опять захлопала ресничками. Ну, вылитая та новая секретарша в моей приемной.
Что же, начнем с самого начала.
– Павла, еще раз, медленно и по буквам, хорошо? Я говорю, ты слушаешь. У. Меня. Нет. Невесты. Точка!
Серые глаза снова поменялись, и теперь на меня смотрела снежная королева:
– Платон Александрович, мне это не интересно. Я бы хотела уйти отсюда, – добавила решительно и потянулась за своей сумкой.
– Сидеть, – рявкнул я, и Павла шлепнулась обратно, вытаращив на меня глаза.
– Вы что себе позволяете? – пробормотала начавшими дрожать губами. Отвела глаза и стиснула побелевшие кулачки, лежащие на скатерти.
Я накрыл ладонями ее пальчики. Осторожно сжал, погладил. Стараясь ее успокоить, мягко произнес:
– Павла, ты сейчас остынешь. Нам принесут еду, и ты поужинаешь. Можешь на меня не смотреть и не разговаривать со мной, если тебе неприятно. Я это переживу. Но голодной ты отсюда не уйдешь.
Я полюбовался на ее расстроенную мордашку и продолжил:
– После провожу тебя домой, как и обещал. Одну в таком состоянии я тебя не отпущу. Это понятно?
Дождался ее расстроенного кивка и бросил взгляд на маячившего неподалеку официанта.
– Миньон из мраморной говядины с овощами на гриле, салат со снежным крабом. И прямо сейчас горячий чай и мятный ликер даме, – сделал я заказ, по-прежнему не выпуская ее пальчики из своих ладоней.
Она сидела, старательно отводя от меня взгляд. Кусала губы и часто моргала, явно с трудом сдерживая слезы. Но держалась.
Сильная она, эта удивительная Павла.
– Ася извинится перед тобой, – пообещал я. – Лично придет и извинится.
– А я тебе премию выдам. Или конфет куплю мешок. Договорились? – попытался пошутить, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
Она шмыгнула носом и с кривой улыбкой спросила:
– Большой хоть мешок?
– Как у Деда Мороза на утреннике в детском саду. Ты их будешь есть целый год…
– И стану толстой и беззубой. Лучше не надо, Платон Александрович.
Подняла на меня глаза и будничным голосом объявила:
– Завтра я напишу заявление на увольнение…
– Завтра я напишу заявление на увольнение…
Слова дались трудом и будто горло оцарапали. Снова захотелось расплакаться: как я буду жить, если останусь без работы?
У меня и на пакет гречки скоро денег не будет. Еще и за ужин надо заплатить, чтобы гордость окончательно не растерять. Что же я за идиотка такая, зачем поддалась и притащилась сюда, в ресторан этот дурацкий…
Глаза Платона Александровича потемнели, лицо напряглось. Он с силой сжал челюсти и подался вперед, сокращая расстояние между нашими лицами. Поймал мой взгляд и, не отпуская, проговорил до странности спокойным голосом:
– Напиши, конечно. Подписывать его я не буду, и уволиться не дам, но написать заявление можешь, если тебе так будет легче.
Помолчал, потом мягко добавил:
– Павла, сейчас ты перестанешь думать о неприятных вещах и спокойно поешь. Все сложные вопросы оставим на завтра. Договорились?
Я кивнула, соглашаясь, потому что спорить уже никаких сил не осталось. Но когда принесли счет, сообщила:
– Платон Александрович, за свой ужин я заплачу сама.
Наткнулась на его насмешливый взгляд и со злостью повторила:
– Я хочу сама рассчитаться за свою еду.
– Непременно, – согласился мужчина, мгновенно став серьезным. – Приготовишь что-нибудь вкусненькое и пригласишь меня на ужин или на обед. Еще лучше будет на завтрак, но настаивать не стану. И считай, что мы с тобой в расчете.
Поднялся:
– Пойдем, отвезу тебя домой, принципиальная Павла. Время позднее, а тебе завтра рано вставать на работу. Ты же помнишь, что у тебя начальник деспот и ненавидит опоздания.
Взял под руку и, не обращая внимания на мои попытки доказать ему что-то, повел на выход.
Через полчаса я была дома. Кое-как смыла косметику и рухнула в постель. Долго ворочалась, перебирая в памяти события прошедшего дня. Так и эдак обдумывала свое увольнение. Никак не могла определиться, правильное ли это решение.
Так и не придя ни к какому выводу, решила отложить все вопросы на утро. Уже далеко за полночь, наконец, провалилась в сон.
Вместо будильника меня разбудил телефонный звонок.
– Да, мама, – простонала я, взглянув на экран.
– Павлуха, это что такое? Почему я узнаю такую новость не от тебя? Да как ты могла! – в голосе мамы звенела обида.
Я перекатилась на спину и уставилась в потолок. Сон мгновенно слетел, зато появилось неприятное, ноющее чувство в груди.
– Мама, у меня сейчас шесть утра, – пробормотала, сама не знаю, зачем. Если мама желает со мной пообщаться, на часы она не смотрит принципиально. Тем более, у нее уже восемь, а который час у ее собеседника, маму никогда не волновало.
– Ты развелась с Грегом! – теперь в ее голосе зазвучали слезы.
Я позволила себе усмехнуться: давно прошли времена, когда я на это велась. Начинала упрашивать ее не плакать, просила прощения, толком не понимая, в чем провинилась. Сама начинала рыдать и обещать больше так не делать. Все что угодно, лишь бы мама успокоилась и сказала, что больше на меня не сердится.
– Да, мы развелись.
– Не мы, а ты! Попробуй мне соврать, что это была не твоя инициатива!
– Зачем мне врать? Это было мое решение.
Я с усилием выдохнула, ощущая, что меня начинает мутить.
– Кто тебе сказал о моем разводе?
Мама сердито поцокала языком:
– Павлуха, Павлуха, как тебе не стыдно? Почему твоя сестра в курсе такого события, а я, твой самый близкий человек, узнаю об этом последней?
– Понятно, – я зажмурилась, чувствуя, как усиливается тошнота.
– Я не хотела говорить об этом по телефону. Думала приехать в гости и рассказать.
– Диане-то рассказала, – протянула мама обиженно. Она ненавидела узнавать новости не первой. Буквально начинала болеть, если кто-то опережал ее.
– Мама, я ничего не рассказывала Диане. И не знаю, кто ей сказал.
"Но догадываюсь", – добавила про себя.
– Ладно, Павлуха, мне твое поведение неприятно, конечно. Но, впрочем, ничего нового. Ты всегда была жутко скрытной. Никогда я от тебя ни тепла, ни доверия не чувствовала.
Теперь мамин голос звучал холодно. Было понятно, что она не поверила ни одному моему слову.
– Но, как говорится, нет худа без добра. Раз ты вернулась в Москву, Диана переедет жить к тебе. Девочка должна быть под присмотром, а свекровь в последнее время стала совсем невыносимой, – мама сердито откашлялась.
Я вздохнула. Это еще вопрос, кто из них более невыносим. Конечно, мама моего отчима, отца Дианы, дама с характером, но вполне адекватная. А что касается сестры… О ней я не хотела думать.
– Ты поняла меня? – мама повысила голос. – Сейчас позвоню Диане и скажу, что она может уезжать от бабки.
– Мама, Диана – взрослый человек. Если ей не нравится жить с Клавдией Антоновной, пусть снимет себе квартиру.
– Пашка, ты чокнулась, что ли? – искренне изумилась мама. – Дианочка один раз пожила самостоятельно, и сама знаешь, чем это закончилось. Да и на какие деньги ей квартиру снимать, скажи, пожалуйста? В Москве жилье не три копейки стоит. Так что незачем тратиться, когда есть где жить. Раз уж моя мать свою квартиру тебе оставила, обделив и родную дочь и вторую внучку, то будь добра возмещать сестре эту несправедливость.
Ну, кто бы сомневался, что разговор вывернет на эту тему. Мама никак не могла пережить, что любимицей у ее матери была я, а не Диана.
Все полтора года, прошедших со смерти бабули, я слышала, что, приняв бабушкино наследство, поступила некрасиво. По маминому твердому убеждению, я была обязана отказаться от квартиры в пользу сестры. Потому что она младшая, она беззащитная и ей нужно помогать… Ага, беззащитная…
– В общем, теперь будешь за Дианой присматривать. И найди ей, наконец, нормальную работу, а не такую, как в прошлый раз – повысила голос мама, врезаясь в мои мысли. – А то девочка уже устала дома сидеть.
– Мама, я уже находила Диане хорошую работу, и не один раз. Но везде нужно было работать, а она не хотела, – ответила я, тоскливо размышляя, почему опять начинаю мямлить, вместо того чтобы послать ее требования лесом. Всегда так было – мама на меня нападала, обвиняла, а я лишь неловко оправдывалась.
– В общем, Пашка, ты меня поняла, – голос мамы совсем заледенел. – Я сейчас позвоню Диане, чтобы собирала вещи, и сегодня же перебиралась к тебе. Отдашь ей большую комнату, ясно?
– Нет… – произнесла я, чувствуя, как у меня задрожали руки, а голос едва не сорвался на жалобный писк. – У меня она жить не будет…
«И видеть ее не желаю», – добавила про себя, прежде чем выкрикнуть в изумленно замолкшую трубку:
– И если ты снова попросишь меня что-то сделать для нее, то… то напрасно, я больше и пальцем не пошевелю!
Отбросила телефон в сторону, словно он жег мне руку. Посидела, приходя в себя. Поняв, что больше не засну, сползла с кровати, решив принять душ и сварить кофе,
Долго стояла под тугими горячими струями, смывая с себя липкий осадок, оставшийся от разговора с мамой. Выпила большую чашку кофе с молоком, вытесняя горечь, скопившуюся на дне желудка.
Неспешно накрасилась. Уложила волосы. Оделась и вышла на улицу. Не торопясь, побрела по чисто выметенному тротуару, вдыхая утренний воздух с запахом прелой листвы и осени. И всю дорогу размышляла.
Поднимаясь на крыльцо офиса, я уже точно знала, что не буду писать никаких заявлений об увольнении. Потому что мне нужна эта работа. Еще потому, что когда-нибудь мне нужно начать думать и о себе тоже.
– Платон Александрович, я хотела с вами поговорить, – обратилась я к шефу, едва переступила порог приемной.
Несмотря на то, что из-за раннего подъема я пришла в офис задолго до девяти часов, на работе оказалась не первой.
За секретарским столом уже гордо сидела Алина, выражая всем своим видом желание трудиться не покладая рук, и тыкала пальчиками в клавиатуру. Над ней возвышался Платон Александрович и что-то диктовал, одновременно следя за экраном своего телефона.
– Павла, хорошо, что вы пришли пораньше, – шеф с видимым удовольствием пробежался по мне взглядом. В карих глазах мелькнула улыбка, отозвавшаяся теплом в моем подпрыгнувшем сердце. – Соберите все, что вам нужно для работы, и располагайтесь в переговорной комнате.
– А что случилось? – поинтересовалась я осторожно. Алина тоже вытянула ушки локаторами и с любопытством уставилась на шефа.
– Сейчас сюда придет бригада мастеров, для вас будут готовить рабочее место. Так что пару дней тут будут идти строительные работы. Вы же не можете всю жизнь работать в моем кабинете, прилепившись к краю стола, правда?
– Н-наверное, – согласилась я.
– А где вы ее посадите, Платон Александрович? – встряла в разговор Алиночка. – У меня в приемной, что ли? Так тут места нету.
– Нету? – шеф изумленно приподнял брови. – Вот незадача. Тогда придется вас выселить, Алина. Поставим ваш стол в коридоре перед дверью, будете ненужных посетителей отгонять.
Личико девушки при этих словах удивленно вытянулось. Голубые глаза обиженно захлопали. Но через мгновение в них мелькнула искорка разума, и она игриво протянула:
– Шу-утите, Платон Александрович!
– Шучу, Алиночка, – согласился начальник и велел мне:
– Павла, сварите мне кофе и принесите в комнату для переговоров.
А честолюбивая Алина недовольно попеняла шефу:
– Только я все равно не понимаю, зачем вам нужен помощник, Платон Александрович. Вон Алевтина Игоревна справлялась в одного, и я бы справилась.
Что ей ответил неразумный начальник, я уже не слышала, – чтобы не начать смеяться, чуть не бегом помчалась выполнять распоряжение шефа.
– Слушаю тебя, Павла, – шеф поднес чашку к губам и сделал глоток. Зажмурился довольно. – Божественный вкус. Спасибо.
– Ерунда, не стоит благодарности, – отмахнулась я. – Платон Александрович, я хотела сказать, что не буду писать заявление. Мне нужна работа, и я…
– … умница. И ты умница, Павла, – кивнул он. – Я, помнится, обещал тебе мешок конфет.
– А можно лучше премию? – пошутила я. – Вроде бы такой пункт был в вашем бизнес-предложении.
– Будет премия, – кивнул шеф. – И правда, столько конфет вредно для здоровья.
– В честь чего премии раздают? – раздался от дверей нежный голосок, и я вздрогнула.
В переговорную вошла, как всегда милая и доброжелательная, Светлана Геннадьевна.
– Привет, Платон, – поздоровалась она, подходя к столу, где мы сидели, и словно невзначай касаясь плеча мужчины. Слегка кивнула мне. – Что за премии, и за какие заслуги раздают? Мне бы тоже не помешала.
– Садись, Свет. Одну минутку.
Платон Александрович быстро черкнул несколько строк на квадратном листочке, взятом из прозрачного бокса на столе, и протянул мне:
– Отдайте главному бухгалтеру. Все оформите и возвращайтесь сюда. Так, Свет, теперь с тобой…
Я пошла к выходу, чувствуя между лопаток внимательный женский взгляд. Закрывая за собой дверь, услышала игривое:
– Платон, а мне премию? Разве я не заслужила, а?
По дороге в бухгалтерию я заглянула в листочек, выданный мне начальством. Четким, угловатым почерком на нем было написано:
– «Стоянова П.С. Премия» и сумма, увидев которую я споткнулась и остановилась, открыв рот. Повернулась и пошла обратно, чтобы сказать шефу, что он, скорее всего, ошибся одним нулем.
Решив, что стучать не нужно, распахнула дверь в переговорную.
– Платон Алекса… – оборвала себя на полуслове и замерла, глядя на открывшуюся мне картину.
Засунув руки в карманы брюк, Платон Александрович стоял, отвернувшись к окну, а со спины к нему крепко прижималась Светлана Геннадьевна.
– Хм, простите, – проговорила я, решив, что ни за что не буду выскакивать за дверь с пылающими от неловкости щеками. Здесь, вообще-то, офис, люди работают. С личной жизнью могли и до дома потерпеть. – Платон Александрович, тут в сумме ошибка.
Светлана Геннадьевна при моем появлении отлепилась от мужской спины и недовольно проговорила в мою сторону:
– Вас не учили стучать, прежде чем войти?
– Нет, не учили. Зато учили на работе работать, а личную жизнь оставлять на другое время, – вежливо ответила я.
– Хорошо, если вы всегда это будете это помнить, Павлуша. Про запрет на личную жизнь на работе, – прошипела змея. Томно выгнула спину и кокетливо тряхнула волосами, чуть не задев по лицу обернувшегося на мой голос мужчину.
– Светлана, если у тебя все, то свободна. И да, передай своему заму все документы по австрийцам, пусть изучит, – раздался негромкий голос Платона Александровича. – Павла, что за ошибка?
Он обошел застывшую Светлану Геннадьевну и взял у меня из рук листочек. Глянул и вернул:
– Сумма верная. Что вас смутило?
– Я думала, вы ноль лишний написали, – я закусила губу, начав уже по-настоящему нервничать. Это что за премия в два моих оклада?
– Ошибки нет, – повторил Платон Александрович. – Павла, поторопитесь с бухгалтерией и возвращайтесь – нам с вами нужно обсудить кое-какие вопросы относительно поездки в Австрию. И придется кое-что поменять в документах по сделке из-за переноса даты подписания.
– Платон, зачем твоей помощнице ехать с нами? – подала голос Светлана Геннадьевна. – Неужели мы не справимся вдвоем? И почему я не знаю о том, что поездка переносится?
– Ты не летишь в Австрию, потому и не знаешь, Свет. Я тебе еще вчера сказал об этом. Или ты не помнишь?
– Я думала, ты шутишь… – побледнев, растерянно проговорила женщина. Приоткрыла рот и, враз растеряв свою надменность, прошептала: – Платон, что случилось? Мы так долго работали над этим проектом… Я думала, мы с тобой…
Не отвечая, Платон Александрович повернулся ко мне:
– Павла, почему вы еще здесь? Я полагал, вы уже на пути в бухгалтерию.
Я кивнула. Не глядя на позеленевшую Светлану Геннадьевну, торопливо вышла из переговорной и резво порулила в бухгалтерию за деньгами.
Что же, выдал мне гигантскую премию – возьму. Но если он надеется, что таким образом купил меня, то его ждет большое разочарование.
Через полчаса я неспешно шла по коридору, мысленно облизывая свою банковскую карту, на которую только что упала кругленькая сумма. Прикидывала, что куплю в первую очередь из списка остро необходимых предметов и мысленно благодарила щедрого начальника.
Да так задумалась, что не заметила, как из бокового коридорчика наперерез мне вышла Светлана Геннадьевна.
Перегородила дорогу. Наклонилась и, глядя на меня злыми глазами, процедила:
– Для тебя же будет лучше, если ты уберешься из компании и никогда не станешь возвращаться. Иначе очень скоро поймешь, какую ошибку совершила, перейдя мне дорогу. Я устрою тебе «веселую» жизнь, милая Павлуша. Раздавлю и даже не оглянусь посмотреть, что там за клякса осталась у меня под ногами…
Она выпрямилась и посмотрела на меня с обычной своей нежной улыбкой:
– Ты поняла меня?
Я с умным видом покивала головой и жизнерадостно воскликнула:
– Светлана Геннадьевна, чудесный план! Вы, главное, успейте его выполнить до того, как вам придет время выходить на пенсию.
Нежно похлопала женщину по плечу и, глядя в побелевшие от бешенства глаза, проникновенно добавила:
– А то знаете, как еще бывает? Мнишь себя великим и вечным, планы строишь, угрозами кидаешься. А тут раз, и инфаркт миокарда. И придется свои кровожадные задумки рассказывать сиделке. Или вообще апостолам на том свете. Имейте это в виду, Света.
Я еще раз похлопала дамочку по плечу. Пожелала успехов в исполнении задуманного. Чувствуя на себе десятки любопытных взглядов снующих по коридору коллег, отправилась обратно в комнату переговоров – меня ждала работа.
Еще ждали несколько недобрых вопросов, которые очень хотелось задать Платону Александровичу…
Переговорная была пуста, никакого Платона Александровича в ней не наблюдалось. Только его телефон сиротливо лежал на краю стола. Как это оставил, он же с ним не расстается никогда? Наверное, и душ с телефоном в руке принимает.
Подумала про душ, и услужливое воображение тут же нарисовало картинку: обнаженное большое мужское тело. Тонкие струйки воды стекают с темных волос на шею и гладкую кожу плеч. Сбегают по мускулистой груди, спине…
Так, стоп, Павла!
Я потрясла головой, останавливая разгулявшуюся фантазию нимфоманки. Плюхнулась на стул и откинула крышку ноута – вперед, трудиться. Работа сама себя не сделает.
Какое-то время вгрызалась в злополучные договоры, давно ждавшие моего внимания. Барабанила по клавишам ноута и то и дело косилась на телефон начальника, звонивший уже несколько минут подряд. Только прекращал сигналить, как тут же начинал трезвонить по новой.
Вот какого Платон Александрович его здесь оставил? И что я должна делать – не обращать внимания и не трогать? Или взять в руки и отправиться на поиски его владельца? Может, самой ответить и сказать, что шеф где-то потерялся?
Еще очень, просто ужасно, хотелось посмотреть, кто там такой настойчивый. Почему-то я была уверена, что это может быть только женщина. В конце концов, не выдержала и когда телефон снова зазвонил, схватила его в руки.
"Мария Дмитриевна Азаева" высветилась надпись на экране. Маша Азаева, моя подруга.
Осторожно, словно телефон был стеклянным, вернула его на место. Отвернулась к ноутбуку и только тут заметила, что не дышу.
Вот и все разъяснилось. Машин Платон – это мой Платон Александрович. Ну, и славненько. Продолжим работать.
Я остервенело клацала по клавишам ноутбука, когда зазвонил мой собственный телефон. От неожиданности я дернулась и чуть не снесла ноут со стола. Совсем нервы в новом трудовом коллективе стали ни к черту. Или это из-за мелодии звонка, которую я когда-то поставила на номер сестры?..
Несколько секунд рассматривала высветившееся на экране имя, потом выдохнула и ответила:
– Слушаю.
– Ну что, когда ты будешь дома? – деловито поинтересовалась Диана, как обычно, не считая нужным поздороваться.
Я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза – рано или поздно, но общаться мне с ней придется.
– Але, Павлуха, не слышу тебя. Я уже вещи собрала и не дождусь, когда от бабки свалю.
– Не дождешься. Если хочешь, то сваливай куда-нибудь в другое место. Но у меня ты жить не будешь, – выдохнув, ответила я.
– Пашка, ты чего? – удивление в голосе сестры было абсолютно искренним. – Мама сказала, что я могу собирать вещи.
– Если мама так сказала, то собирайся и поезжай к маме. У меня ты жить не будешь. У тебя все? – уточнила я, стараясь сохранять спокойствие. – Если так, то прощаюсь – мне нужно работать.
– Павлух, ты че, на меня все еще злишься? Я же тебе говорила, что ты не так все поняла тогда. Я вообще не поняла, ты с Грегом развелась из-за того случая, что ли? Так у нас с ним ничего серьезного не было. Он же тебя любит, Павлуха.
– Диана, если он меня любит, то зачем спал с тобой? – против воли вырвался у меня вопрос.
Ведь не хотела, не хотела я обсуждать это по телефону! Да вообще не хотела с Дианой об этом говорить. После того как обнаружила ее в своей постели в обнимку со своим же мужем, я ни одним словом с сестрой не перемолвилась. И до сих пор не чувствовала сил сделать это.
– Да ты че, систер, ты все не так поняла, – возмутилась она. – У нас же с ним ничего серьезного. Говорю, он тебя любит. Я все понимаю, и ни на что не рассчитывала. Я же не дура.
– А мне кажется, дура. И не звони мне больше, пока я сама не захочу с тобой разговаривать, – рявкнула я, не в силах больше слушать этот бред.
Отключилась. Тут же сбросила новый звонок от Дианы и отключила звук. Отшвырнула от себя телефон, легла щекой на стол и закрыла глаза.
В голове было пусто, как в космосе. И холодно. Я читала в книжках, что в космосе именно так – пустота и холод. А я, наверное, метеорит. Или астероид, летящий, сам не знает куда. Куда ветром космическим подует, туда и летит.
– Павла, почему ты не берешь трубку? – Платон Александрович зашел в кабинет и направился ко мне. Остановился почти вплотную, глядя сверху вниз. – Что случилось? Тебе плохо?
– Все в порядке, – я торопливо выпрямилась и навесила на лицо безмятежность.
– Устала? – неожиданно на плечо легла мужская рука. Чуть сжала и гладящим движением переместилась к позвоночнику. – Я тебе звонил несколько раз. И на твой телефон, и на свой.
– Уберите руку, Платон Александрович! – я дернулась в сторону, выскальзывая из-под его ладони. Схватила свой телефон – и правда, шесть неотвеченных вызовов. Пять из них от абонента под именем «Босс». Один от Дианы.
– Забыла, что поставила на беззвучку, извините, – пробормотала торопливо. – А ваш телефон я трогать не стала.
– Напрасно, Павла. Мой телефон можешь спокойно трогать. Ты мой личный помощник и отвечать вместо меня на звонки – твоя обязанность.
– А если это личные звонки? – присутствие мужчины, даже не подумавшего отодвинуться, нервировало и ужасно смущало. Я незаметно передвинулась вместе со стулом – подальше от него и его близости. – Вдруг ваша девушка позвонит, и что она подумает, если я отвечу?
– Павла, ты меня достала, – Платон Александрович повернулся и пошел к двери. Провернул торчащий в замке ключ и стремительно вернулся ко мне.
Подхватил, поставил на ноги. Одной рукой обнял за талию и дернул на себя, впечатывая в свое тело. Ладонью другой руки обхватил мой затылок. Зафиксировал так, что мои глаза оказались напротив него, и негромко произнес:
– Ты упряма, как мул, Павла, и не хочешь слышать мои слова. Поэтому больше говорить не буду.
И не успела я открыть рот, чтобы спросить, почему мул, а не привычный нам осел, наклонился и начал меня целовать.