Автор, пиши еще!
Дом на Сиреневой улице
Экономика должна быть экономной
Владимир Петрович Аристов не считал себя жадным. Так его называли бестолковые люди, которые понятия не имели об экономике и экономии. Коллеги по ВУЗу, покупающие дорогие автомобили, соседи, тащащие в квартиры дорогую до неприличия бытовую технику, родители, зачем-то сделавшие в своем доме недешевый ремонт, ― все они вызывали у Владимира Петровича чувство досадного недоумения и искренней жалости. И уверенность, что пока люди не научатся грамотному распределению доходов, в стране не будет порядка, крепла с каждым днем его жизни.
Трудился Аристов Владимир Петрович в местном университете, где три раза в неделю вдалбливал в юные умы базовый предмет ― экономическую теорию. А также подрабатывал преподаванием 1С: Бухгалтерии в Центре занятости населения. Заработанные честным трудом деньги Владимир Петрович тщательно и бережно собирал на отдельном счете, откуда распределял по банковским картам, каждая из которых отвечала за свой вид расходов. Узнав по меньшей мере о пяти картах, мама Аристова сокрушенно покачала головой и аккуратно посоветовала сыну обратиться к психологу. Конечно же, совет финансово безграмотной и расточительной родительницы с негодованием был отвергнут.
Владимир Петрович к своим тридцати восьми годам несколько раз задумывался о женитьбе, но приходил к выводу, что содержать жену слишком дорого, а если попадется какая-нибудь мотовка, так и вообще невозможно. Впрочем, у него было несколько романов с коллегами или студентками, но все они заканчивались тем, что женщины покидали его. Одна из них, доцент кафедры Управления персоналом, заявила напоследок, что Аристов не видит радостей жизни за своим скупердяйством, и так нельзя. А он всего лишь пытался убедить ее, что тратить столько в месяц на косметику и кофе недопустимо.
Однако заявление оставило след в памяти Владимира Петровича, можно сказать, даже задело. И спустя три месяца после расставания с очередной претенденткой в жены, обозвавшей его сухарем, он решил разориться и купить профессиональную кофемашину. Чтобы доказать и себе, и давно нашедшей другого жениха доценту кафедры Управления персоналом, что умеет тратить деньги и на удовольствия.
К покупке Владимир Петрович, как всегда, подошел основательно. Он тщательно исследовал цены на кофемашины в ближних магазинах, посмотрел интернет-магазины и цены на доставку, заглянул даже в иногородние. В итоге ужаснулся дороговизне и стал размышлять над альтернативой. Она быстро нашлась в частных объявлениях на сайте Волчок, где торговали, в основном, подержанными товарами. На минуту Аристов заколебался, не будет ли действительно жадностью с его стороны купить кофемашину б/у, и не окажется ли вредная доцент права. Но потом, порывшись еще с полчаса, отыскал объявление, где предлагали новую. По крайней мере, так утверждал продавец.
Владимир Петрович узнал адрес, откуда надо было забрать кофемашину, изучил карту в навигаторе и засомневался. Ехать предстояло на другой конец города в какой-то частный сектор. Однако заниженная цена и возможность поторговаться на месте решила дело.
В назначенный день Аристов шагнул из подъезда в июльскую жару и, морщась от крика детей в песочнице и от звука барабанов, доносящихся из открытого окна откуда-то сверху, добрался до своего автомобиля, стоявшего в тени. Уже вырулив со двора, он понял, что машина сильно нагрелась, и кондиционер справится не скоро.
Доехав до нужного района, Владимир Петрович перестал обливаться потом, зато страшно захотел пить. Нужный дом нашелся не сразу, поэтому к тому времени, как пришло время торговаться, Аристов был в дурном настроении и только и мечтал об огромном глотке прохладной воды. Еще и продавец оказался очень не любезен и едва помог дотащить кое-как упакованную кофемашину до автомобиля. А на просьбу налить воды не откликнулся, сделал вид, что не расслышал.
Злой, как сантехник после рабочего дня в канализации, Владимир Петрович выехал из богом забытого района и, скрепя сердце, остановился возле торгового павильона, чтобы купить бутылку с водой. В салоне автомобиля он с ненавистью зыркнул на устроившуюся на заднем сиденье кофемашину, выпил литр воды чуть ли не залпом и, облегченно вздохнув, поехал домой.
Однако радовался он рано. Вскоре выпитое дало о себе знать. Владимир Петрович собрал волю в кулак, твердо намереваясь дотерпеть до дома, но проклятый организм побеждал с каждым километром. Наконец, сдавшись, Аристов зарулил к торговому центру «Ваш сад», надеясь, что туалет там бесплатный, как и парковка.
Внутри было прохладно, но на этом везение закончилось. В женском туалете недавно случилась авария с водопроводом, и поэтому люди обоих полов толпились у единственного оставшегося мужского. Прождав десять минут и отдав двадцать рублей, Владимир Петрович пулей выскочил из торгового центра, быстрым шагом дошел до автомобиля, завелся, тронулся с места и услышал характерный неприятный звук.
Аристов считал себя интеллигентным человеком, поэтому нецензурно выражался крайне редко. Но теперь удержаться от того, чтобы выругаться вслух, было трудно. Два передних колеса машины оказались проколоты о проклятые куски стекла, невесть как взявшиеся на ровном асфальте парковки.
– Ай-ай-ай, ― услышал Владимир Петрович голос и обернулся. ― Как же неудачно.
К нему на инвалидной коляске подъезжал человек лет шестидесяти, одетый, несмотря на жару, в хорошо пошитую костюмную «тройку». Рядом, переваливаясь с ноги на ногу, шел широкоплечий громила в джинсах и рубашке с коротким рукавом.
– Здравствуйте, ― заговорил пожилой. ― Позвольте помочь, чем могу.
Разъяренный Владимир Петрович хотел вежливо отказаться, но пробурчал что-то невнятное.
– Видите ли, я хозяин «Вашего сада» и огорчен, что на моей парковке такое случилось. Приношу извинения.
– Ни-ничего страшного, ― неискренне пропыхтел Аристов, присматриваясь к собеседнику получше. Коляска больше походила на космический корабль и явно стоила таких же космических денег, а громила рядом наверняка был телохранителем.
– Мосолов, ― протянул человек в «тройке» ладонь, которую Аристов машинально пожал, ― Игорь Валентинович. В торговом центре есть магазинчик, торгующий резиной и колесами. Продавцом там сам хозяин, в один миг и заменит. Скажете, что от меня, не откажет. Быстро справитесь и поедете.
– С-спасибо, я право же… ― забормотал сбитый с толку напором собеседника Владимир Петрович, стараясь подсчитать, во сколько ему обойдется вся эта помощь.
– Женек, проводи человека, ― приказал телохранителю Мосолов, видимо, посчитал мычание собеседника за согласие. ― И проследи, чтобы все четко было. А я пойду, поболтаю с охранником. Стекло на парковке, надо же, безобразие какое…
И Мосолов, бормоча себе что-то под нос, быстро поехал в сторону бокового входа. А Владимир Петрович обреченно поплелся обратно в торговый центр в сопровождении громилы.
Через полчаса шустрый невысокого роста человек по имени Ахмед закончил менять колеса и даже согласился выписать товарный чек на услуги, которые, как и товар в магазинчике, стоили совсем недешево.
– Все в порядке? ― спросил снова появившийся на парковке Мосолов.
– Да, спасибо, ― выдавил из себя Аристов, которому на самом деле хотелось зарычать.
– Вот и отлично. Удачи вам, уважаемый…
– Владимир Петрович я, ― представился Аристов и, вспомнив о вежливости, еще раз пожал руку собеседника.
Выехав с парковки и притормозив на повороте на магистраль, Владимир Петрович заметил, что Мосолов разговаривает с Ахмедом у дверей торгового центра, и в душу преподавателя экономической теории закрались смутные подозрения о том, что происшествие со стеклом было не случайно. И оба его участника сейчас в очередной раз делят прибыль.
Домой Аристов вернулся уже не злым, а грустным. И рассеянно отметил, что барабаны еще звучат из окна дома, но уже не бодро, а размеренно, как в музыке, которую играют на похоронах. Кое-как, кряхтя и делая перерывы, он дотащил упаковку с кофемашиной до квартиры и оставил ее в прихожей, не торопясь разворачивать. Да чего уж там, он смотреть-то на нее мог с трудом. Если это и есть наслаждение жизнью, то с него, пожалуй, достаточно.
Владимир Петрович переобулся в тапочки, тщательно вымыл руки и прошел на кухню, чтобы заняться привычным ритуалом, который он совершал после каждого похода по магазинам ― подсчетом расходов по чекам.
Он разложил бумажки на столе рядом с ноутбуком и открыл файл с электронными таблицами. Справившись, Владимир Петрович тяжело опустился на стул, не веря своим глазам. Затем он открыл сохраненную в истории поиска страницу с ценами на кофемашины в магазине через квартал отсюда, сравнил цифры… И по квартире пронесся страшный вопль, который был исторгнут глоткой Владимира Петровича Аристова, пережившего самое страшное потрясение в своей жизни.
Снаружи с куста испуганно вспорхнула стайка воробьев, а барабаны наконец-то умолкли.
Инга
Все вещи Инги уместились в спортивную сумку. На прощание она крепко обняла Карину:
– Спасибо, что приютила.
– Пожалуйста. Если что, звони, – откликнулась та.
Перекинув сумку через плечо, Инга открыла дверь и замерла. У крыльца стоял Леха Сиплый, а с ним двое громил.
– Ну здорово, что ли, – сказал Леха, голос у него был все таким же сиплым. – Не надумала мои деньги отдавать?
– Я же сказала, верну через месяц, – нервно ответила Инга.
– Обстоятельства изменились, – произнес Сиплый. – Нужно сейчас.
На этих словах один из его подручных вынул руку из кармана – на ней оказался кастет. Второй достал из кармана нож, щелкнул, выпуская лезвие.
Инга обернулась. Карина уже скрылась в глубине дома. Не хочется её в это впутывать.
– Мог бы просто поставить в магазине камеры и всем было бы проще, – сказала Инга.
– Ты чё, обокрала меня, а теперь жизни учишь? – спросил Леха.
В его голосе не было угрозы – только искреннее удивление.
– Я тебя не обкрадывала, сам знаешь.
– Даже если так, ты продавец, лицо материально ответственное. За недостачу отвечаешь. Такой уговор был.
– У меня сейчас нет денег. Дай мне хотя бы две недели.
– Неделю, – ответил Сиплый. – И радуйся, что я добрый. Пошли, братва.
***
Фасовщица, курьер, обжарщица гренок, продавщица. Общежития для рабочих, квартиры и дома друзей, съемные хаты. За четыре года после выпуска из детдома Инга кочевала по разным работам и разным пристанищам.
Недавно показалось, что жизнь налаживается. Подошла её очередь на квартиру, наконец-то будет свое жилье. Четыре года – это немало, но и не слишком много, многие ребята ждут и подольше.
К тому же Инга устроилась на новую работу – офис-менеджером в крупную компанию. Да, платят не очень много, зато стабильно. Работа подай-принеси, но не сильно сложная. Распределяешь почту, ксеришь бумажки, смотришь, всего ли в офисе хватает. Плюс не уволят просто так. Оформление по ТК, отпуска и больничные, в выходные и праздники – заслуженный отдых.
Ну и конечно, Инга слишком рано обрадовалась. Реальность напомнила о себе мерзкой рожей Лёхи Сиплого.
У Инги были отложены деньги, но они должны были пойти на покупку мебели. Социальное государство Российская Федерация считает, что стен с окнами, отоплением и водопроводом тебе уже достаточно. Мебель покупай уже за свои – ну а что, взрослый человек, сам за себя отвечаешь.
Инга зашла в квартиру. Свою, хоть и совсем пустую. Опустила сумку, выдохнула.
Решила сходить в душ, а заодно подумать, что из мебели ей срочно нужно, а без чего можно обойтись.
***
«Холодильник и раскладушка», – думала Инга под струями воды из душа, закрыв глаза – «Холодильник возьму в рассрочку. Без плиты пока обойдусь».
Она чуть успокоилась и в этот момент в неё резко начала бить струя воды. Не из душа, откуда-то ещё. Потом ещё одна. И ещё.
Инга открыла глаза, нагнулась и увидела в кране дырки. Их было три.
– Твари! – крикнула Инга вслух, непонятно к какому обращаясь. – Какие же твари!!!
После вызова сантехника в список ее покупок добавился новый смеситель.
«Этот уже на ладан дышит», – сказал мастер.
Инга позвонила на новую работу. Узнала, что первая зарплата только через десять дней.
Нужно было срочно найти деньги.
Занять у кого-то? Исключено, все её друзья сами не богатеи, да и навязываться плохо.
Взять кредит? В банках её пошлют, а микрозаймы брать она не совсем конченая.
Наконец в голове созрело решение. Инга позвонила Марине Георгиевне.
***
Инга и Марина Георгиевна встретились в парке. Лето, суббота, отличная погода. В парке было полно народу. Впрочем, для Инги это было неважно, к толпам она привыкла.
За те четыре года, что они не виделись, Марина Георгиевна сильно постарела и осунулась. Инга старалась не смотреть собеседнице в глаза. Чувствовала вину.
– Марина Георгиевна, мне так стыдно. Но я хочу попросить вас о помощи.
– Что случилось?
– Я… мне выдали квартиру.
– Так это же чудесно! – просияла Марина Георгиевна.
– Да, но… мне нужно ее обставить. Купить хотя бы холодильник и раскладушку. Плита, стол, стулья, шкафы – это я все потом докуплю. Вы не подумайте, я работаю… Я всё верну. Если вы, конечно…
– Ты что-то ещё не рассказала, да?
– Да, вы правы, – сказала Инга. – Ещё я должна денег. Одним нехорошим людям. Все так навалилось.
– Расскажи, почему ты тогда сбежала? – спросила Марина Георгиевна.
– А это важно? – удивилась Инга.
– Да, конечно, черт возьми, это очень важно, – разозлилась вдруг Марина Георгиевна. – Меня этот вопрос мучает девять лет. Я приходила к тебе каждый год до самого выпуска, и ты ни разу не рассказала, что случилось. Я что, плохо о тебе заботилась?
– Нет, дело не в вас, – на глазах Инги выступили слёзы. – Это так сложно… Простите меня.
– Я давно тебя простила. Мне говорили, что усыновленные часто отталкивают приемных родителей. Боятся, что их снова отвергнут и стараются ни к кому не привязываться.
– Дело не в этом. Просто все было так непривычно. Одно дело, когда тебя усыновляют в год, а другое – когда в тринадцать. Вы поймите… А ещё старшие.
– Что – старшие?
– Они рассказывают всякие страшилки, – сказала Инга. – Что подростков усыновляют чтобы насиловать или просить милостыню, продавать наркотики.
– И ты поверила? – с осуждением спросила Марина Георгиевна.
– А что мне оставалось делать? – Инга чуть не кричала. – Я тогда ничего не знала о мире. Я была не готова!
– Ладно, все, успокойся. Прости, что заставила тебя это вспоминать.
– Все в порядке. Я виновата перед вами.
– Сколько денег тебе нужно?
Инга назвала сумму.
– У меня столько сейчас нет, – сказала Марина Георгиевна. – Я попробую что-нибудь придумать и позвоню тебе.
– Спасибо, – ответила Инга.
Уходя она думала: «Ага, конечно, позвонит она».
Вернувшись в квартиру, Инга составила план действий.
Одолжить у Карины спальный мешок. Не лучшая замена кровати, но пойдет на первое время. Сейчас лето, тепло.
Дыры в кране заткнуть какими-нибудь тряпками. Смеситель ей пока не по карману. Как и холодильник, даже в рассрочку.
Для начала расплатиться с Лехой Сиплым. Не хватало ещё, чтобы её на перо поставил. Остальное постепенно докупать с зарплаты.
Она решительно достала телефон.
***
Инга забрала спальный мешок у Карины и вернула долг Сиплому. Денег у неё осталось немного, но на десять дней до зарплаты должно было хватить.
Инга купила пиво, хлеб и сосиски. Доковыляла до квартиры, открыла дверь. Рухнула на спальный мешок. Открыла банку. Отпила – и тут зазвонил телефон.
Это была Марина Георгиевна.
– Алло.
– Алло, Инга, я нашла для тебя деньги. У сестры одолжила.
– Вы серьезно?
– Конечно, серьезно, буду я таким шутить.
Инга поставила банку на пол. На её глазах выступили слёзы.
– Спасибо, большое спасибо! Я так вам благодарна.
– Встретимся завтра, хорошо? Часиков в двенадцать, там же, где и сегодня?
– Да-да, конечно.
Инга уже начала думать о том, на что и где она может потратить деньги, когда её прервал голос Марины Георгиевны:
– Инга, послушай, я ещё кое-что хотела сказать. Может быть, ты позволишь мне стать частью твоей жизни? Мне уже поздно пытаться стать твоей матерью, но я бы хотела… быть для тебя близким человеком…
– Да, конечно, ради вас я…
– Нет, слушай, я не хочу, чтобы твой ответ был основан на чувстве вины или благодарности за финансовую помощь. Я хочу, чтобы ты ответила искренне.
Инга вздохнула.
– Я много вспоминала те три недели, которые провела у вас, – сказала она. – Сейчас мне кажется, это было лучшее время в моей жизни. Мне вас не хватало все эти годы.
– И мне тебя… дочь.
Инга не стала её поправлять.
Под крылом у Финиста
Ульяна с еще большей силой стиснула дверную ручку. В таком положении она стояла уже добрых минут пятнадцать, рискуя опоздать. Ее ладонь сильно вспотела, а сердце гулко билось о ребра.
Жизнь изменилась. Это сейчас здесь порог. А раньше была наглухо закрытая толстая дверь. Что стоит отпустить ручку и просто перешагнуть его?
«Я смогу. Не ради себя. Ради них, смогу», – убеждала себя Ульяна, прикусив изнутри щеки.
Звук входящего сообщения был оглушительным в тревожной тишине.
«Ульяна Владимировна, у нас ЧП! Свет вырубили! Мы пытаемся решить этот вопрос, но, скорее всего, придется перенести презентацию на другой день».
Шумно выдохнув, девушка закрыла входную дверь и с трудом отлепила скрюченную ладонь от ручки. Села на край банкетки и, вытерев капельки пота над губой, почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение.
Ей стоило огромных усилий решиться на все это. Пришлось даже нарядиться, изменив своему привычному домашнему стилю. Научиться улыбаться, не пряча глаз.
Второй раз она уже не соберет себя в кучу. Не сможет.
«Все отменяется. Другой день мне не подходит. Извините за неудобства», – написала она, но так и не отправила, отвлекшись на Мурку.
Кошка вцепилась в ногу и истошно мяукала, оставляя зацепки на сарафане.
– Что, Мурочка? Думаешь, не стоит сразу отказываться? – Ульяна почесала за ухом питомца. – Или ты просто на лоджию просишься…
Телефон вновь подал звук, на этот раз звонком.
Филипп. От улыбки на его фотографии девушке стало еще хуже, однако она приняла вызов.
– Уль, я только сейчас вышел из аэропорта и узнал, что все на грани отмены, – протараторил друг. – Только не вздумай опять клацать створками, поняла меня? Сейчас со всем разберемся.
– Филь… – всхлипнула она. – Я не могу…
– Нет-нет-нет, рано сдаешься!
– Прошу… Возвращайся назад… Я… я компенсирую… – девушка выключает телефон, совершенно не думая о том, что не только бросает своего единственного настоящего друга, но и подводит людей, которые очень на нее рассчитывали.
Пора смириться, что ей уже никогда не стать нормальной.
Вместе с Муркой Ульяна вышла на лоджию, сплошь заставленную цветочными горшками.
Здесь память о бабушке, единственном человеке, который принимал ее такой, какая есть, была особенно сильной. В отличие от родителей, она никогда не гнала внучку на поиски друзей и женихов.
Пока бабушка еще была жива, Уля все же покидала квартиру: сходить в магазин или на встречу с подругой. Хоть и крайне редко, потому что в кафе ей было неуютно. В кино еще больше. На пляже хотелось спрятаться под водой и никогда не выныривать, а в парке – залезть на дерево. Торговый центр же с его грохотом, смесью запахов, толпами людей и вовсе приводил девушку в такой ужас, что справиться с паникой помогала только двойная доза таблеток.
Три года назад бабушка умерла, оставив Ульяне квартиру да Мурку с растениями, чтобы те составили компанию нелюдимой внучке.
Родители Ульяны предлагали обменять эту двушку в старом доме на отличную студию в новостройке. Девушка отказалась, успев прорасти корнями, подобно бабушкиным любимым бегониям.
Зачем себя мучить? – и вовсе подумала Уля, отказавшись от очередной вылазки с подругой, и постепенно стала все реже и реже покидать дом, благо, работа удаленная, а доставку всего, чего угодно, можно заказать до двери. Прогулки на свежем воздухе? Для этого у нее есть велотренажер и «зеленая» лоджия.
Девушка с головой ушла в любимое дело, в то, что умела лучше всего – рисование.
Работая на несколько издательств, она иллюстрировала детские книги и журналы. Это давало ей стабильный заработок.
Это же стало смыслом ее жизни.
Ульяна рисовала и для себя: акварелью – в печали, пастелью – в раздумьях, и маслом – когда загоралась решимостью.
Многие восхищались ее умением с самого детства видеть прекрасное и живое, скрытое в каждом человеке, вещи или событии, и пророчили, что такой талант непременно станет порталом в мир возможностей и встреч.
Вместо этого он стал клеткой.
Однако в этой клетке Ульяне иногда хотелось общения с людьми – она считала себя превосходным собеседником, хоть и удаленным.
Создав арт-аккаунты в соцсетях, она писала четверостишия к своим рисункам и вскоре набрала небольшую армию почитателей.
Из них всех ее особенно привлек один парень, показавшийся самым искренним.
Филипп Гончаров. С соколом вместо фото. Она точно знала, что это сокол – ведь спустя полгода общения, поддавшись зову вдохновения, рисовала парню новую аватарку, с некоей маниакальностью прорабатывая пестрые перья и умные глаза птицы, парящей в воздушных вихрях.
– Филипп, если не секрет, почему вы ассоциируете себя с соколом? Случайно не с Финистом5? Может где-то и Аленушка есть, с которой вы никак не можете воссоединиться? – Ульяна осмелилась написать ему в личке, прикрепив готовую аватарку.
– Возможно, и есть, – в непривычно сухой манере ответил он и, поблагодарив за рисунок, сразу загрузил его в свой профиль.
Их общение продолжалось в поле для комментариев еще год. Несмотря на уйму смайликов-сердечек, легкого флирта и двусмысленных шуточек, эти отношения не развивались.
Поэтому Ульяна никак не ожидала звонка Филиппа. Тем более по видеосвязи.
В горле будто застрял теннисный мяч. Зачем он звонит? Наверняка случайно нажал. Пожалуйста, пусть он сбросит.
Сбросил.
И тут же перезвонил снова.
Быстро размотав гульку и выбрав место неподалеку от торшера с теплым светом, чтобы не выглядеть слишком бледной, девушка собралась с духом и хрипло ответила:
– Филипп… Привет.
– Ну наконец-то! Нехорошо игнорить своего самого преданного фаната, – с притворной обидой укорил он, придвигаясь к экрану: – Уль, да ты что, кудрявая?
– Так… немного, – страшно смутившись, девушка отвела взгляд и перекинула русые волосы на одну сторону. Одно дело, играть возлюбленных в чате, другое – видом и голосом.
– Куда пропала моя Ульянушка? Давно ничего не постит, я весь исстрадался в ожидании.
– Вдохновения не было… – протянула она, с удовлетворением отметив созвучие «Ульянушки» с «Аленушкой».
– А как же твои дети?
– Да нормально, – улыбнулась Уля. – Старший рядом сидит, в носу ковыряется. Показать?
– Ну вот, совсем другое дело, узнаю теперь свою шутницу, – подмигнул Филипп.
«Свою», – она отметила и это незначительное слово.
Конечно же, у молодой художницы ещё не было своих детей. Друг имел в виду отказников из детского дома, где в рамках благотворительной программы Ульяна рисовала нескольким из них портреты. Но не просто портреты, а детские мечты. Кто-то видел себя принцессой, кто-то кентавром или рыцарем, мальчишки постарше представляли себя спасателями в красной бейсболке или накачанными красавцами на собственной яхте. Каждый желающий составлял свое описание и присылал Ульяне.
И лишь по этому описанию она могла настолько правильно прочувствовать этих детей, что к ней стали приходить все новые и новые сиротские мечты, которые она «исполняла» с полной отдачей. Отправляя рисунки почтой, неизменно вкладывала в посылку небольшие подарки.
Филипп был в курсе, потому что именно он и надоумил ее поучаствовать.
С тех пор они с Филом созванивались еще много раз, разговаривая часами напролет.
Первым всегда звонил он.
А однажды Ульяна позвонила сама, за советом или поддержкой, она не знала.
– Финист, прием… – прошептала она.
– Прием, моя дорогая. Что случилось?
Она рассказала, что тот детский дом при поддержке администрации устраивает мероприятие. Ульяну очень ждут, как почетного гостя. Они просят ее расписать стену в холле, а, главное, лично пообщаться с детьми. Будет пресса, музыка, люди…
– Это же отлично, – перебил Филипп. – Ты понимаешь, это самая лучшая награда за твое творчество! Не гонорар, не подарки! Поздравляю! Я бы даже приехал!
– Нет! Я ни за что не пойду! – воскликнула Ульяна, еще не успев осознать его последнюю фразу. – Стой, что? Ты правда приедешь?
– Отвечу, если объяснишь, почему задумала пропустить такое событие?
– Я… не выходила из дома уже два года… И… Ну… Я никак не могу этого сделать… Тем более, прийти туда, где шум и столпотворение.
– Понятно, – он внимательно ее выслушал, после чего явно попытался сопоставить три образа: который он создал сам, который создала она, и тот, который реальный. – А как так получилось-то?
И Ульяна поведала о том, как в пять лет она потерялась на огромной площади. Оставшись один на один с открытым миром, мигом вспомнила все страшилки, что ей без конца вдалбливали родители: с незнакомцами не говорить – они опасны, а милиционер однажды заберет ее за то, что не слушалась и плохо ела. Ничего нельзя трогать, кругом зараза и болезни, от которых можно умереть.
В тот день она спряталась и буквально онемела, только бы ничего не совершить из запретного списка.
Спустя много лет в школе на последнем звонке у нее случился первый серьезный приступ паники. Стояла жара, колонки хрипло надрывались музыкой, потные школьники толкались… Ее душила блузка, душили даже бантики – она словно чувствовала натяжение косичек каждым волоском. Цветы слишком пронзительно пахли, а ленточка через грудь казалась удавкой.
Таких приступов было еще три в течение первого курса в колледже. Родители, заметив, что их дочь становится все более замкнутой, уговорили ее посетить специалиста, который в итоге повесил на нее бирку «агорафоб» и предложил системное лечение. Девушка отказалась и перешла на заочную форму обучения.
Разумеется, позже Ульяна пыталась вытравить из себя этот недостаток, обратившись-таки за помощью психиатра, благо тот жил в том же подъезде, что и она.
Вопреки своему уставу, Иван Аристархович принимал ее у себя дома, учитывая диагноз. Он очень старался решить проблему клиентки, используя разные методы терапии. Спустя несколько сеансов они оба порадовались первым результатам. Но Ульяне было слишком тяжело каждый раз заново переживать прошлое. Поблагодарив психиатра, она соврала, что справилась со своими страхами. Иван Аристархович не поверил, но заставлять не стал.
Филипп молчал. Девушка начала страшно жалеть, что поддалась порыву и выставила на обозрение свой дефект. Надо было оставить все как есть, а теперь… Как он захочет общаться с такой ущербной, как она?
– Ульянушка… – парень тер подбородок, подбирая слова. – Я ценю твое доверие. И восхищен твоей смелостью. Да-да, не отрицай. Ты смелая. Именно поэтому я убежден, что ты должна туда пойти. Знаю, будет нелегко, но ты справишься. Точно. Это нужно не только ради тебя самой. А ради них, этих детей, которые тебя ждут, которых ты смогла вдохновить. Потому что, милая моя… Если уж ты не сможешь выйти наружу и жить, то как смогут они?
Он обещал помочь ей, поддержать, но тогда Ульяна приняла его слова в штыки, хоть и не подала виду.
С какой стати она должна бросать свою безопасную территорию ради каких-то там чужих детей, о которых даже их собственные родители не удосужились позаботиться?
Позже она пришла в себя и поняла, что ошибалась, точно капризный подросток, обидевшись на то, что Филипп заставил ее посмотреть на себя под другим углом. С помощью всего нескольких фраз.
Забавно, что и соседка снизу, любящая устраивать концерты в душе, именно сейчас запела о том, что пришло время парить в небе с орлами и ловить свободу6.
Певица хоть и немного фальшивила, исполняла с таким чувством и надрывом, что у Ули аж мурашки побежали.
Так она в итоге настроилась на советы и помощь Филиппа. Вместе они составили краткую речь, эскиз для стены, подобрали образ и даже обдумали пути отхода в случае панической атаки.
А потом он сказал, что приедет, точнее, прилетит, преодолеет тысячи километров! Не для того, чтобы убедиться, что она выкорчевалась. А чтобы посмотреть на ее перерождение.
И все складывалось отлично. Пока девушка не получила сообщение об отмене мероприятия.
Ульяна так и осталась в нежном сарафанчике и при макияже. Она презирала свою трусость, но ей нравился новый образ, созданный для той, что смогла бросить вызов собственным страхам.
Самые душевные ее картины создавались на эмоциональной волне, вот и сейчас девушка села за мольберт.
Рисунком она вернулась в тот день, на ту площадь с фонтанами. И, заталкивая поглубже темно-серые воспоминания, рисовала новые, в ярких тонах. Теперь там был не пятилетний напуганный ребёнок, а счастливая озорная девчонка, резвящаяся в струях воды.
Ульяна уже «разбрасывала» повсюду золотистые блики солнечных лучей, как раздался звонок в дверь.
Кто это может быть? Соседи к ней не ходят. Доставку не заказывала.
В кружке глазка увидела его – прилетел ее Финист. Уткнувшись лбом в дверь, художница пыталась выровнять дыхание. Жизнь слишком быстро менялась!
– Уль, это я, открывай. Слышу, как ты пыхтишь, – в голосе друга звучало нетерпение. – Я только что из детдома. Впусти, мне есть, что тебе рассказать.
Впустить. Не просто в дом. Он – не приходящий курьер или парикмахер. Впустить сюда – впустить в свою неприглядную обыденность.
А что, если Филипп и есть тот золотистый свет, которым она усердно «согревала» маленькую девочку на своем рисунке?
Спрятав незаконченное творение, Ульяна открыла дверь.
Их первая встреча. Первый контакт. Не мешают ни расстояние, ни стекло экрана… Лишь порог.
Долю секунды они смотрели друг на друга, затем девушка по привычке снова отвела взгляд, упуская неприкрытое восхищение в глазах друга.
– Ульянушка моя, на тебя не наглядеться. Пошли погуляем? Такой красоте нужны зрители.
Она смущенно кашлянула, и Филипп сразу спохватился:
– Или останемся здесь. Я не против, что вся твоя красота достанется мне, – впервые он говорил таким низким голосом, от которого даже сердце зачастило. – Можно войти?
– Да…
Друг по-свойски прошел на кухню. Схватив с тарелки кусочек штруделя, начал жадно его поглощать.
Это было настолько нахальное вторжение, что Ульяне… даже понравилось.
Несмотря на то, что этот человек постоянно топтался в ее зоне комфорта и даже пытался вытолкнуть из нее, только с ним ей было хорошо и надежно, как ни с кем и никогда.
– Прости, – сказал Филипп, вытирая ладонью крошки слоеного теста с губ. – Я обычно веду себя скромнее, но ужасно проголодался. До полета не ел, чтоб не укачало. А потом вопросы твои решал.
