Августа Волхен
Чары крови и роз. Другая история Белль
Глава 25. Рождество
Шли дни, Белль с предвкушением ждала прихода своего любимого праздника – Рождества. Но перед ним её ждала ещё одна дата, и отнюдь не радостная, – годовщина гибели Аннабель Джейн. И хоть Белль по-прежнему не знала, снятся ли ей фейри или приходят в её сны неупокоенными душами, она решила: будет правильным сделать что-нибудь приятное для Джейн. Но что можно сделать приятного тому, кто уже умер? Белль решила, раз Джейн выросла в сороковые годы и была верующей, ей будет приятно помолиться вместе.
Семья Тэйлор не была глубоко религиозной, но они посещали воскресные службы и молились перед едой – потому что так было принято. Белль иногда задумывалась, были ли действительно верующими её родители, но она точно знала, что дедушка был. Когда он рассказывал о сотворении мира, людей и Лилит, в глазах его загорались искорки восторга, особого вдохновения и азарта, смешанного с благоговением. Для него это были не просто увлекательные истории – это было нечто большее: то, что не выпячиваешь наружу, а хранишь в сердце как драгоценность и делишься только с самыми близкими. Белль была для него таким близким, и она, даже будучи совсем маленькой девочкой, умела принимать сердцем дедушкину любовь к этому миру и его Создателям.
Идею вместе помолиться и попеть псалмы Джейн встретила с восторгом. Диана закатила глаза, Виола поинтересовалась, что такое псалмы, а Хлоя неожиданно расплакалась.
– Лилит не простит меня!.. – всхлипывала Хлоя. – Она меня никогда не простит…
– Нет, Лилит любит тебя…– обняв Хлою, шептала Джейн. – Ты хорошая…
– Не любит!.. – упорствовала Хлоя. – Я злая!
– Нет, ты добрая… – возражала ей Джейн. – Просто с тобой случилось много плохого…
Виола тоже расплакалась и прижалась к рыдающей матери.
Белль наблюдала за этой картиной и её мучил лишь один вопрос:
– Почему Лилит не простит тебя? – спросила она. Точно так же говорил Адам, и Белль стало интересно, совпадение ли это.
Зелёные глаза Хлои, обращённые к Белль, были полны слёз и сверкали ненавистью – в этот раз к самой себе:
– Я… хотела убить себя и свою дочь! – в голосе звучали горечь и злость. – И… – она сглотнула и вытерла глаза тыльной стороной запястья, – по моей вине погибли все вы, – холодно и жёстко закончила она.
– Почему?.. – спросила Джейн с глубочайшим недоумением.
Белль задумалась.
– Ты… – медленно начала она, – винишь себя в том, что проклятие до сих пор не снято? – и взглянула на Хлою.
– А кто ещё в этом виноват? – спросила Аннабель Хлоя будто бы с вызовом. – Если бы я разрушила проклятие, то вы, – она обвела взглядом Диану, Джейн и остановилась на своей дочери, – были бы живы.
Неожиданно подала голос Диана и взглянула на Белль:
– А ты была бы со своим возлюбленным, – в тоне Дианы не было привычной насмешливости. Она перевела взгляд на Хлою. – Но если так рассуждать, то я виновата точно так же, как и ты. Из-за меня погибла Джейн. Потому что я недостаточно старалась.
– Я тоже не справилась, – тихо произнесла Джейн, и её тёмно-вишнёвые глаза наполнились слезами, когда она посмотрела на Белль. – И если с тобой…
– Прошу вас, – остановила её Белль, – давайте не будем себя обвинять! Если у вас не получилось снять проклятие, это не значит, что дело в вас, – она сделала паузу, оглядев подруг. – Возможно, тогда ещё не пришло время. Это ужасно, что вы погибли, но каждая из вас что-то изменила в Адаме, а значит, каждая из вас потихоньку разрушала злые чары. Яростная вера в успех Хлои, непосредственность и весёлость Виолы, невозмутимость и независимость Дианы, доброта Джейн – вы все повлияли на Адама, вы не позволили ему умереть, а замку разрушиться. Благодаря вам всё ещё жива надежда, что на остров вернётся магия, а варгисы смогут воссоединиться со своими родными. Не знаю, смогу ли я снять проклятие, но если смогу, то знайте – без вас я бы этого ни за что не сделала.
Закончив, Белль оказалась в объятиях всех четырёх фейри. Они плакали, прижимая её к себе, благодарили и говорили, что у неё всё получится.
Проснулась Белль в утреннем полумраке своей спальни. Её лицо было мокрым от слёз.
Весь день она проходила сама не своя, то и дело возвращаясь мыслями к ночному разговору. Вечером Белль по обыкновению разбирала пророчества и, когда уже настало время идти переодеваться к ужину, на телефон неожиданно пришло сообщение. В последнее время Белль регулярно переписывалась с Вики, Кевином и мистером Купером, так как из-за перебоев связи звонки перестали проходить. Но в этот раз сообщение было не от них, а с незнакомого номера. Белль разблокировала телефон и увидела фотографию, которая, судя по освещению и расположению гор, была сделана на рассвете: лёд блестел в персиковых лучах зимнего солнца; по очертанию отрогов хребта Ружейников на заднем плане Белль поняла, что это сосулька на западной стороне Загадочницы. Белль узнала ледовый молоток, воткнутый в сияющий хрусталь замёрзшего водопада. Эти молотки с зелёно-чёрными рукоятками подарили Фредерику Аарон и Джеймс лет пять назад. Фото было подписано коротко: «143», и сначала это показалось Белль странным, как и то, что Фредерик использовал не свой номер.
Белль сама решила приостановить их общение, и до сегодняшнего дня Фредерик ограничивался приветами, переданными через Вики. Но это нежданное рассветное фото порадовало её. Так что же значат эти цифры? Белль знала, как Фредерик любит цифры, поэтому решила поискать значение комбинации «143» в сети. Связь отчаянно тормозила, и Белль убежала к себе, держа в руке телефон с медленно ползущей вперёд строкой загрузки.
Переодевшись, Аннабелль уже собиралась выйти из комнаты, когда браузер наконец выдал ответ на её запрос: «Я скучаю по тебе90» – вот что значили эти цифры.
В тот вечер Белль была не лучшим собеседником. Она была тиха и рассеянна, а с её лица не сходила тихая и совершенно счастливая улыбка.
Больше сообщений с того номера не приходило, а когда Белль попыталась на него позвонить, он оказался недоступным. Белль даже не знала, дошёл ли до Фредерика её ответ: «Я тоже».
***
Близилось Рождество. Когда Белль была маленькой, вечером накануне Сочельника дедушка, Вики и Белль украшали ёлку орехами и конфетами, а ещё старинными игрушками, многим из которых было больше сотни лет; развешивали гирлянды по дому, расставляли на полках свечи, снежные шары и, конечно, вешали у камина вышитые носки для подарков. Дом становился таким волшебным, что хотелось ходить на цыпочках и говорить шёпотом, чтобы не спугнуть это волшебство. В Сочельник вся семья ходила в церковь на службу, а потом собиралась в гостиной за большим столом у ёлки. Все ели ванильный пудинг и рождественское полено91, взрослые пили грог, а дети – чай с пряностями. Дедушка играл на скрипке старинные рождественские песни, а мама аккомпанировала ему на гитаре. Все пели, танцевали и радовались празднику. Даже отец подпевал себе под нос, пряча улыбку. За это единение Белль любила Сочельник даже больше утра Рождества, хотя утром они с Вики получали подарки. Двадцать седьмого декабря дедушка возил Вики и Белль в Торнфилд на Святочный бал, который проходил на льду и где все танцевали на коньках. С двадцать восьмого по тридцать первое декабря была Ярмарка мастеров, которую больше ста лет назад основал Александр Дэвис. На Ярмарку свозили разные изобретения и произведения искусства со всего мира. Раньше в выставке мог поучаствовать чуть ли не каждый желающий, но в последние лет пятьдесят попасть на Ярмарку стало крайне трудно, а теперь сложно даже просто приехать на Элфин во время Святок. После закрытия Ярмарки был Новый год, который отмечали просмотром какого-нибудь старого зимнего волшебного фильма в ожидании полуночи. Дедушка заводил старинные настенные часы, и ровно в полночь они били двенадцать раз. Все считали удары и потом обнимались под омелой, желая друг другу счастливого года. Завершал Святки праздник Крещения, после которого Вики и Белль вместе с дедушкой разбирали ёлку, снимали украшения с дома, и тот становился собой обычным. Но Белль знала, что внутри дом по-прежнему хранит мерцание гирлянд и кружение метели снежных шаров.
Без дедушки Рождество растеряло половину своего очарования, и Белль вновь ощутила его волшебство лишь когда переехала жить в Торнфилд к Вики. Сестре удалось ухватить всю суть радости предпраздничных хлопот, наполнить магией украшение дома, сделать увлекательными походы в магазины за продуктами к рождественскому столу по заснеженным улицам, вернуть душевность семейным посиделкам. Тогда-то к рождественским праздникам добавился ещё один – день рождения Фредерика. Но он был скорее праздником-мечтой, потому что Белль так и ни разу не удалось встретить его полноценно со всеми, ведь он совпадал со Святочным балом на льду, на котором она обязана была присутствовать как символ города. Скалодром, нелинейный хоррор квест-рум, кулинарная вечеринка, городской детектив-квест – вот как отмечали день рождения Фредерика последние четыре года, после того, как Фредерик и Камилла вернулись на Элфин. Интересно, что в этом году Аарон и Джеймс придумают для друга? Может, это будет, наконец, ледолазание или лыжный поход с ночёвкой в «Приюте альбатроса» как они давно хотели? Теперь ведь нет Камиллы, которой был не по душе такой формат празднования…
В преддверии Рождества Белль перечитала «Сверчок за очагом» Диккенса и «Дары волхвов» О’Генри. Она любила эти добрые истории о простых радостях, преодолении невзгод и душевной близости накануне Рождества. А потом Белль вновь засела за «Книгу пророчеств», и неожиданно ей повезло. Конечно, пророчество было странным и свободным к трактовке, но Белль увидела в нём отсылку к собственным способностям: «Егда расцвете шипок белый в сердце фаран и ста червленосветлым92, прости Лита дети своя. Рэйн, 1402». Белль умела превращать белые розы в алые, но о каком сердце-пустыне шла речь?.. Сфотографировав пророчество, Белль пошла в Розарий.
Изменить цвет розы с белого на красный по собственному желанию оказалось довольно сложно, поэтому Белль едва не опоздала на ужин, потратив на тренировку этого умения больше часа. В конце концов, Белль поняла, что важно не выходить из себя из-за неудачи, концентрироваться на внутренних ощущениях в районе солнечного сплетения (возможно, именно так и стоило трактовать слова о сердце-пустыне) и соединять жизненную силу цветка со своей.
Ровно в семь вечера в белоснежном платье с белой розой в руках Белль вошла в столовую. Она немного волновалась – ей хотелось, чтобы демонстрация прошла идеально и произвела нужный эффект.
– Добрый вечер, Аннабелль Грейс, – прокатился по зале бархатистый баритон хозяина замка.
– Добрый вечер, Адам, – откликнулась Белль и шагнула ближе, к самому средоточию тьмы.
Белль всё ещё было непривычно называть хозяина замка по имени, но она заставила себя произнести его имя уверенно. Выдохнув, она негромко начала:
– «Егда расцвете шипок белый в сердце фаран, – Белль сделала паузу, переводя дыхание, – и ста червленосветлым», – продолжила она, собирая тепло в сердце, сплетая силу белой розы со своей собственной.
Белль не глядела на розу, но почувствовала, как та изменила цвет – из снежно-белой превратилась в карминно-красную, расцвела кровавым пятном на фоне белого платья. Аннабелль посмотрела на свою работу с удовлетворением и гордостью и, торжественно улыбнувшись, закончила:
– «Прости Лита дети своя».
Она смолкла и стало тихо-тихо. Пауза всё увеличивалась, а лорд Спенсер, от которого Белль ожидала реакции, молчал.
– Это я к тому… – негромко и смущённо проговорила Белль: ей стало неловко за своё непрошенное шоу, – есть надежда, что я сниму проклятие.
И вновь – молчание.
– Даже не спросишь долго ли я это репетировала? – спросила Белль с лёгкой обидой, умело спрятанной под насмешливым тоном. – Потому что репетировала я долго – целый час.
Адам по-прежнему безмолвствовал, и Белль, мысленно отругав себя за тягу к дешёвым эффектам, пошла к своему месту за столом и поставила розу в вазу, принесённую услужливым Лантерном.
– Я знаю, что ты можешь снять проклятие, – наконец нарушил молчание Адам. – Не нужно мне ничего доказывать, Аннабелль Грейс.
– Хорошо, – согласилась Белль и с аппетитом принялась за суп.
Ночью, увидевшись со своими подругами-фейри, Белль пожаловалась им:
– Я, значит, битый час училась менять цвет розы с белого на красный, показываю ему, а он говорит: «Не надо мне ничего доказывать».
– Сколько?.. – поражённо переспросила Джейн.
– Час, – ответила Белль. – Но в свою защиту скажу, что меня никто не учил.
– Ты научилась это делать за час? – переспросила Диана. – Я убила на это больше трёх лет и так ничего не вышло!
– А я – больше десяти лет! – откликнулась Хлоя, и в голосе её прозвучали опасные и пугающие нотки просыпающейся ярости. – Ты не могла научиться этому за час!!
Белль повернулась к Виоле, подумав, что, если ни у кого из фейри не получилось в своё время изменить цвет розы, значит, ей с этим умением будет легко разрушить чары. Виола лизнула леденец в форме розового сердечка и ответила:
– Нет, у меня не получилось. Только у Джейн вроде вышло. Да, Джейн?
– Спустя почти четыре года, – грустно ответила Аннабель Ламберт. – Но это не помогло снять проклятие…
Белль кивнула. И вновь надежда на гарантированный успех рассеялась как утренний туман. Потом она спросила:
– Значит, вы тоже знаете об этом пророчестве? Вы читали «Книгу пророчеств»? – предположила она.
Но оказалось, что все фейри, включая Виолу, узнали об этом пророчестве от Адама.
– А почему он мне не сказал? – удивилась Белль. – К тому же я уже полгода как умею изменять цвет роз с белого на красный. Правда, впервые это получалось у меня случайно… – она смолкла, вспоминая, как из могилы Капкейка проросли красные розы, хотя горожане бросали туда белые, предназначенные для Молочного бала. Если лавина, сгубившая Капкейка и других альпинистов в базовом лагере, действительно сошла из-за пробуждения вулкана Драконьей горы, то получается, есть уже четыре пророчества, которые указывают на то, что Белль может вернуть своим братьям и сёстрам прощение Создательницы. Пробуждение Драконьей горы – пока единственное преимущество Белль перед Аннабель Джейн.
– Я думаю… – тихо произнесла Джейн, – Адам боится потерять тебя. Поэтому он не сказал.
– Я не верю, что ты делаешь «белый шипок червленосветлым»! – заявила Хлоя, и тон её стал ещё агрессивнее.
– Я была уверена, что все фейри это умеют, – удивилась Белль.
Диана выпустила клубок вишнёвого дыма и пожала плечом, Джейн и Хлоя переглянулись и ответили «нет».
– Просто покажи нам, – вновь выпустив дым, сказала Диана, – как ты это делаешь.
– Без проблем, – согласилась Белль, а про себя подумала: «Только бы не облажаться».
В оранжерее Белль выбрала большой раскидистый куст роз, белоснежных как облака в июне, взяла в ладонь полураспустившийся бутон и закрыла глаза, нащупывая бьющуюся силу живого растения и концентрируя собственную в солнечном сплетении.
Белль хотела изменить цвет лишь одной розы, но её вдруг окатило горячей волной растительной энергии, и когда она открыла глаза, то увидела пылающий алым розовый куст стремительно уносящимся вверх под изумлённые возгласы четырёх фейри.
Ледяной пол ожёг Белль спину, открытые руки и босые ноги, заставив открыть глаза. Вверху, в полумраке оранжереи, качали головками красные розы; рядом послышались шаги и встревоженный голос Эллиаса:
– Белль, ты в порядке?..
Он бережно поднял Белль с пола, укутал в свой пиджак и подхватил на руки, потому что она не могла даже удержаться на ногах. Вновь теряя сознание, Белль увидела: в радиусе трёх метров все кусты расцвели красным.
Часы в кабинете мистера Холта показывали начало пятого утра, когда Белль, с аппетитом уплетая принесённый Лантерном горячий хорошо прожаренный сочный говяжий стейк, рассказывала о произошедшем в Розарии и о том, что её туда привело. Эллиас согласился с её предположением, что, вероятно, погребение на освящённой земле кладбища и заупокойная месса не помогли погибшим фейри по-настоящему обрести покой и покинуть Землю, а значит остаётся только снять проклятие. Белль спросила у Эллиаса о возможностях фейри менять цвет у роз или других растений, но тот ответил, что никогда не наблюдал такого ни до, ни после проклятия. Магия фейри давала силы цветам расти пышнее и пахнуть ароматнее, но для этого нужны были хотя бы корни или семена: фейри могли вырастить цветы из ничего только в период проявления и формирования у них магии.
Засыпая в утреннем полумраке своей спальни, Аннабелль думала: а как объяснить изменение цвета розы с точки зрения генетики и законов Менделя? Получается, магия фейри встраивается в генетический код растения, отвечающий за цвет, и меняет его? Надолго ли? Возможен ли регресс? При каких условиях он может наступить?
Белль подумала, не спросить ли об этом Эллиаса? Но тот был слишком далёк от биологии, на Адама надежд было ещё меньше. Эх, поговорить бы об этом с Фредериком!.. Он любит сложные задачки, вместе они обязательно бы разобрались в природе этого явления.
Белль проснулась около десяти и позавтракала, после чего Эллиас настоял на длительной совместной прогулке за пределами замка. Они поехали верхом к озеру Лионелля. По пути Белль попыталась позвонить Фредерику, но оба его номера были недоступны. Тогда она позвонила Вики. Связь была неважная, но сёстрам удалось поговорить. Вики сказала, что Фредерик уехал в Лондон почти неделю назад. Внутри Белль заворочалось беспокойство: в Лондоне была Камилла. Неужели он уехал к Камилле? А как же тогда все его слова здесь, в замке, и его сообщение?.. Конечно, Белль сама отпустила его: может, он решил воспользоваться этим и вернуть Камиллу? Но такая непоследовательность была не в духе Фредерика. Белль задумалась. Может, то фото и послание из цифр отправил вовсе не он? Но тогда кто? И зачем? Белль вспомнила, как обещала Фредерику принять любое его решение и заставила себя не думать о причинах его отъезда в Лондон, а наслаждаться красотой долины Ришты, чуть присыпанной снежком.
Когда Эллиас и Белль приехали к озеру, декабрьское солнце стремительно катилось к закату. Любуясь скалистыми берегами и соснами, отражающимися в прихваченной ледком синей воде, Белль рисовала в воображении пасущихся единорогов – белых, длинногривых с серебряно-золотыми рогами. Ей виделись кентавры, царственно прохаживающиеся у воды и беседующие о вселенной и положении небесных тел. Белль видела танец драконов над хребтом Ружейников, и как дриады росших к западу от озера берёз и осин водили весёлый хоровод, а наяда озера Лионелля сидела на камне, возвышающемся из воды и расчёсывала гребнем свои длинные золотые волосы. Белль знала: многие дети Лилит ушли в Лэитель задолго до проклятия, потому что банши предсказали наступление эры людей. Но несчастья острова пришли не из-за людей, а из-за сына Лилит, поддавшегося очарованию могущества служительниц Х’гивхаты. В памяти Белль всплыли строки из пророчества Эорин: «И родихся тьма в сердце земли Литовой, и объя тьма всю вселенную. И пролихся реки крови неповинныя, егда воссех на престоле нечестивыя». И в этот закатный час у сверкающего синевой и янтарём озера Белль стало темно, зябко и тоскливо, и она вновь пообещала себе найти способ разрушить проклятие.
Её окликнул Эллиас, позвав к импровизированному столу – накрытому салфеткой камню, на котором были разложены сэндвичи, шоколад и стояли кружки с чаем.
Вечером за ужином лорд Спенсер сказал:
– Эллиас рассказал мне, что случилось в Розарии.
Кровь прилила к щекам Белль, а уши у неё запылали огнём.
– Простите, – торопливо начала оправдываться она, – я думала, что я во сне, я не собиралась портить столько роз, я просто…
– Аннабелль Грейс, – понизив голос, остановил её Адам. – Я ни в чём тебя не упрекаю. Никакие розы не сто́ят твоего здоровья. Я всего лишь хотел справиться о твоём самочувствии после произошедшего ночью.
Белль замерла с вилкой в руке. Его голос бархатом тёплой августовской ночи окутал её, чуть покалывая холодным светом острых звёзд, и заставил дыхание сбиться от этого контраста. Белль отложила вилку и незаметно щипнула себя на внутреннюю сторону запястья.
– Хорошо, что вы не сердитесь, – сказала она, немного смущённо улыбнувшись. – Потому что я не уверена, что смогу вернуть всё, как было.
Белль взглянула на стоящую в вазе со вчерашнего вечера алую розу, а затем поверх неё – в самоё сердце тьмы.
– Это и не нужно, – произнёс Адам, вновь укутывая Белль своим голосом точно тёплым плащом в студёную ночь. – Красные розы всегда были символом моей семьи.
Белль смотрела во тьму, рисуя в воображении монструозный облик Адама, лишь бы не поддаваться властному, головокружительному очарованию его голоса, но Чудовище никак не складывалось перед мысленным взором и Белль вновь пришлось ущипнуть себя.
– Я четырежды верил в спасение и четырежды обманывался, – произнёс хозяин замка негромко. – И иногда мне хочется… чтобы я обманулся и в пятый раз, – добавил он совсем тихо, будто про себя.
Белль, вновь очарованная его голосом, охваченная шёлковыми путами терпко-сладкого оцепенения, не сразу осознала смысл сказанного им.
– Почему?.. – вновь ущипнув себя, спросила она. – Вы не хотите, чтобы проклятие было снято?..
Лорд Спенсер ответил не сразу:
– Нет, разумеется, я хочу этого, – в голосе его прозвучала усталость и грустная улыбка. – Конечно, хочу, – повторил он и смолк.
Белль не понимала, почему он сказал, что хочет обмануться, но не стала настаивать. Вместо этого она сказала, улыбнувшись:
– Вы можете не использовать на мне магию своего голоса?
Лорд Спенсер усмехнулся и ответил ей встречным вопросом:
– Ты можешь перестать быть такой красивой?
– Сейчас, – сказала Белль и взяла со стола белоснежную салфетку из тончайшего льна, развернула и надела себе на голову, укрыв лицо. – Так лучше? – спросила она из-под свисающей ткани.
Адам рассмеялся:
– Какое же ты всё-таки ещё дитя!
Белль стянула с головы салфетку и серьёзно ответила:
– Вообще-то мне девятнадцать, и я уже достаточно взрослая, – она расправила салфетку на коленях и, повернув голову набок, задумчиво добавила: – Хотя по сравнению с вами я новорождённый младенец, – она улыбнулась и потянулась за клубничной. – Так что же, – она сделала выразительную паузу и понизила голос, – вы больше не будете, – стараясь изобразить его тон, продолжила она, – говорить со мной так? А то я уже устала себя щипать.
Помолчав, Адам спросил:
– Тебе не нравится мой голос?
– Очень нравится, – призналась Белль. – Но… – она замялась, – я не люблю терять контроль над собой.
– В этом мы с тобой похожи, – заметил Адам.
Он смолк, и Аннабелль поняла: похоже, он не собирается ей ничего обещать, поэтому решила перевести тему и спросить о том, что её очень интересовало с прошедшей ночи.
– В пятидесятых годах было землетрясение?
– Да, небольшое, летом пятьдесят первого, – ответил лорд Спенсер. – Из-за активности Драконьей горы. Но совсем слабое. Люди его не заметили.
«Значит, Дракон-гора пробуждалась перед переездом в замок Аннабель Джейн, – подумала Белль расстроенно. – У меня снова ноль преимуществ».
– А что такое? – спросил Адам, не дождавшись комментария Белль по поводу её вопроса.
– Взвешиваю свои шансы снять проклятие на основе пророчеств, которые исполняются лишь в моём случае, – ответила Белль. – Но все они уже исполнились в случае Аннабель Джейн. Однако это не помогло ей снять проклятие. Четыре-четыре, – резюмировала она.
– Тебе не хватает всего одного, – мягко сказал лорд Спенсер.
Белль взглянула во тьму, ожидая продолжения.
– Веры в себя.
Она усмехнулась и заметила:
– Вера в себя должна на чём-то основываться. Пока я вижу, что Аннабель Джейн исполнила все известные мне пророчества. А ещё она лучше меня во многом… – задумчиво добавила Белль.
– Почему? – поинтересовался Адам. Казалось, ему и впрямь было интересно.
– Вы прожили с ней почти сорок лет и не поняли этого? – изобразила удивление Белль. И ответила на его вопрос: – Она по-настоящему добрая, и милая, и искренняя, любящая и терпеливая. Она пожертвовала жизнью ради вас. – Последние слова прозвучали жестоко, и Белль стало стыдно, что она произнесла их, не подумав.
Пока она пыталась понять, как сгладить ситуацию, Адам сказал:
– Я не буду разубеждать тебя в том, что ты можешь сравниться с Аннабель Джейн в доброте и сострадании, потому что так не считаю. Я не заслуживал её жертвы, и, если б мог, отдал бы свою жизнь вместо её.
«Легко так говорить, когда уже ничего не изменить», – пронеслось в мыслях Белль. И она тут же одёрнула себя: может, хватит уже все слова Адама воспринимать со скепсисом?
– Что ж, – нарушила Белль затянувшуюся тишину, – имеем, что имеем. Может быть вы были слишком… плохим, чтобы заслужить спасение от Аннабель Джейн, – усмехнувшись, добавила она. – Поэтому… придётся вам довольствоваться шансом на спасение от девочки похуже, чем она.
– Мне нравится ход твоей мысли, – произнёс Адам, и в его голосе прозвучала улыбка. – А ещё мне нравятся плохие девочки, – добавил он, многозначительно понизив тон.
Кровь прилила к щекам Белль, едва она вспомнила, с кем разговаривает. Но ей удалось быстро взять себя в руки.
– С ведьмами мне точно не сравниться, – нервно усмехнулась Белль и вдруг вспомнила одинокую фигуру Роуз Эйр в тёмном развевающемся на ветру платье и её вопрос: «Ты не видела моего малыша?» – Кстати, – проговорила она, потянувшись к бокалу. – Где вы похоронили Уолтера?
– Ты не перестаёшь меня удивлять, Аннабелль Грейс, – с лёгким разочарованием произнёс Адам.
– Я вспомнила про ведьм, потом про призрак Роуз Эйр и про то, что она искала своего сына, – коротко пояснила Белль ход своей мысли. – Вашего общего сына, – поправила она себя. – Я пытаюсь понять, почему она стала призраком. Возможно, дело в Уолтере? – предположила Белль. – Он тоже похоронен в склепе?
– Да, – подтвердил Адам, помолчав.
Белль задумалась: может быть, стоит перезахоронить его останки на кладбище?
– Какое тебе дело до Роуз? – после затянувшейся паузы спросил Адам с недоумением в голосе. – Она служила Х’гивхате, ненавидела фейри и убивала их.
– Я знаю, – ответила Белль. – Но мне жаль её. Она с таким искренним беспокойством искала своего ребёнка… – Белль вспомнила свой разговор с юной ведьмой. – А ещё, – добавила она, глядя во тьму, – Роуз ведь была матерью вашего ребёнка. Возможно, в этом истинный ключ снятия проклятия.
Адам не стал спорить.
– Пойдём, – сказал он.
Белль поднялась со своего места и последовала за непроницаемым сгустком тьмы. Почти у выхода из замка их догнал Лантерн с пальто Белль в руках.
Адам и Белль спустились в склеп. Могила Уолтера, совсем крохотная, с белым мраморным надгробным камнем, притаилась в стороне от могил родителей и брата Адама. «Уолтер Мэтью Спенсер. 10 – 31 октября 1864». Белль смотрела на тире между цифрами «десять» и «тридцать один», словно бы только сейчас осознав, как незаслуженно мало прожил этот мальчик. Надпись перед глазами подёрнулась пеленой, и Белль прижала ладонь к губам. Она не будет плакать, она здесь не за этим. Нужно решить, как поступить.
Выровняв дыхание, Белль спросила:
– А где захоронено тело Роуз?
– Там же, возле Багровой бухты, – ответил Адам.
– Возможно, дух её не упокоится, пока она не найдёт сына, – размышляя вслух, произнесла Аннабелль. – Но место вашего сына или на кладбище, или здесь. Он невинный младенец и заслуживает достойного упокоения. А Роуз – ведьма. Её нельзя перезахоронить на кладбище вместе с сыном, и здесь ей тоже не место. Конечно, она была вашей женщиной, но, если по замку начнёт бродить её призрак, я этому не обрадуюсь, – Белль нервно усмехнулась.
– Я не собираюсь её хоронить в склепе своей семьи, – успокоил её Адам с мягкой улыбкой в голосе.
– Хорошо, – кивнула Белль. – Но всё же что делать? Как помочь Роуз? И нужно ли помочь Уолтеру? – она задумалась. – Вы служили по нему мессу?
– Насколько мне известно… Эллиас приглашал священника, – помолчав, ответил Адам.
Белль поняла, что сам Адам не присутствовал на мессе. И неудивительно: ведь он только стал Чудовищем и наверняка был в отчаянии.
– Хорошо, – кивнула Белль. – Пусть преподобный Мэтью Ричардсон ещё раз отслужит мессу. Вы будете присутствовать, – решительно добавила она, глядя во тьму.
– Наконец-то ты открыла для себя удовольствие командовать, – чуть насмешливо заметил Адам.
– О, это так весело, – улыбнулась Белль. И, посерьёзнев, продолжила: – Месса может помочь Уолтеру, но едва ли поможет Роуз, – она задумалась.
Повисла пауза.
– Я поговорю с Эверин, – нарушил тишину Адам.
– Это было бы замечательно! – отозвалась Белль с восторгом.
– Кому, если не банши, знать о таких вещах, – в голосе хозяина замка прозвучала улыбка. – Я поговорю с ней после Рождества, – добавил он. – Надеюсь, ты готова немного подождать.
Белль, конечно, согласилась.
Следующий день Белль провела согласно своему установившемуся расписанию: после завтрака – прогулка верхом, после ланча – чтение «Книги пророчеств» в ожидании ужина. Аннабелль поняла, что действительно ждёт встречи с Адамом. Может быть, ей казалось, но, возможно, хозяин замка и впрямь изменился, стал мягче и внимательнее к ней, и Белль хотелось в это верить.
Когда они обменялись приветствиями, а Белль, утолив голод, перешла к десертам, Адам сказал:
– Скоро Рождество. Наверное, ты хочешь провести его в кругу семьи.
Белль замерла с кружкой чая в руке. К чему он ведёт? Неужели собирается отпустить её в Торнфилд?..
– Я спросил у Эллиаса, – продолжил Адам. – Утром двадцать четвёртого января обещают хорошую погоду. Он доставит тебя в Торнфилд на вертолёте и заберёт после полудня двадцать пятого.
Белль не верила своим ушам: Адам отпускает её к Уайтам? Больше, чем на сутки?
– Почему ты решил отпустить меня?.. – вырвалось у неё.
– В замке слишком тоскливо, – ответил тот. – Я не хочу, чтобы ты грустила в такой праздник.
Аннабелль подняла голову и всмотрелась в густую тьму, словно надеясь увидеть там ответ.
– Когда ты успел так измениться?.. – выдохнула она в недоумении, переходящем в восхищение.
Адам усмехнулся.
– Это очень великодушно и… – продолжила с восторгом Белль и смолкла. Ей нужно было подумать.
Конечно, она хотела поехать в Торнфилд. Связь в замке становилась всё хуже, а иногда и вовсе пропадала. Белль не удавалось созвониться с Вики по видео уже больше двух недель. От одной мысли, что скоро она сможет увидеть и сестру, и племянников, и Генри и, может быть, даже Фредерика, Белль стало теплее на душе. Провести свой любимый праздник в кругу семьи после почти двух месяцев разлуки – что может быть прекраснее?
