Августа Волхен
Чары крови и роз. Другая история Белль
Глава 24. Истинное обличие
Только после второй чашки кофе, выпитой ближе к одиннадцати утра, Белль немного пришла в себя и вспомнила, что забыла спросить у лорда Спенсера место захоронения фейри. А это было важно.
Время до ланча Белль провела в седле, катаясь в окрестностях замка, а после пошла в библиотеку. Вооружившись блокнотом и ручкой, Белль скрупулёзно взялась разбирать и переводить каждую фразу в «Книге пророчеств». Работы было много, разбор текста шёл трудно, однако Белль решила никуда не торопиться и не подгонять себя. Возможно, расшифровывание пророчеств – это путь в никуда, но ей нужно было занять голову и руки, и она не собиралась проводить время в замке без дела.
За ужином Белль спросила лорда Спенсера о том, где покоятся тела фейри. Ответ был простым и весьма логичным:
– В крипте.
Аннабелль задумалась. Когда крипта стала семейным склепом Спенсеров, её заново освятили, но это случилось почти сто восемьдесят лет назад. А спустя чуть больше десятилетия именно там ведьмы стали проводить свои ритуалы и там же было наложено проклятие. Удивительно, как все обитатели крипты не повставали из могил и не начали терроризировать замок. Но зато есть надежда, что, если перенести останки фейри на Торнфилдское кладбище и отслужить над ними мессу, души несчастных обретут покой и перестанут преследовать Белль. И она спросила:
– Милорд, позволите ли вы перевезти останки погибших фейри на Торнфилдское кладбище, чтобы их души обрели там успокоение? Мы с Эллиасом прочитали, что нужно захоронить тела на освящённой земле и отслужить над ними мессу, – добавила она. – Это должно помочь.
– Хорошо, – ответил лорд Спенсер. – Я попрошу Эллиаса связаться с преподобным Ричардсоном и организовать всё.
– Я бы хотела присутствовать на мессе, – произнесла Белль. – Пожалуйста, – добавила она, смягчив тон.
– Хорошо, – вновь согласился он.
На следующее утро на вертолёте прибыл преподобный Ричардсон, и Эллиас, которому лорд Спенсер объяснил, где лежат останки погибших фейри, провёл процессию в склеп. Белль с факелом в руке держалась поближе к Эллиасу, следом шёл священник, тоже с факелом, а шествие замыкали варгисы Дэвид и Нил, которые несли носилки.
Едва они спустились по ступеням, Эллиас свернул влево и остановился около украшенной барельефом стены. Наклонившись, он нажал на выступающий камень, и стена со скрипом отъехала в сторону. Белль подумала: если бы она решила искать место захоронения фейри сама, ни за что его не нашла.
Внутри тесной комнатушки стояло четыре белых каменных гроба – три больших и один маленький. Ни надписей, ни рисунков не было высечено на них. Эллиас кивнул Нилу и Дэвиду, и те сдвинули тяжёлую каменную плиту с первого гроба. Оттуда повеяло запахом смерти, земли и глициний. Белль заглянула внутрь: на каменном дне лежали истлевшие остатки голубого платья, а среди них – белоснежный точно отполированный череп и хрупкие кости скелета. Перед тем, как варгисы вскрыли крышку, Белль не знала, чего ждать: она никогда не присутствовала на эксгумации фейри, но вид этих белых костей потряс её. Неужели, это всё, что осталось от Джейн?.. И никаких цветов! На могилах фейри всегда цвели цветы, а здесь – лишь тонкие косточки среди холода и тьмы каменного склепа.
Тем временем Дэвид и Нил открыли другие саркофаги. В гробах Аннабель Хлои и Анабель Виолы был лишь белый прах, истлевший до состояния порошка, и тяжёлый густой аромат цветов – флёрдоранжа и туберозы соответственно. В могиле Аннабель Дианы кроме белого праха и резкого запаха нарциссов были обломки костей и расколовшийся на несколько частей череп.
Белль стояла над останками своих сестёр, вцепившись пальцами в каменный край гроба Джейн, чтобы не упасть: тяжёлый дух мёртвых цветов и смерти застилал лёгкие, голова кружилась, а тяжёлые гробы перед глазами качались точно стояли на палубе корабля. Но Белль должна была попытаться напоследок увидеться с фейри, чьи останки лежали в каменных саркофагах. Возможно, сёстры появятся, если она останется одна. И Белль сказала, обернувшись к варгисам и священнику:
– Не могли бы вы оставить меня минут на десять?
– А это неопасно? – с сомнением спросил Эллиас.
– Нет, всё в порядке, – твёрдо ответила Белль, хоть сама сомневалась в этом: неизвестно, чего можно ждать от Хлои.
Эллиас кивнул варгисам и преподобному Ричардсону, и все четверо отступили к выходу.
– И, пожалуйста, закройте дверь, – добавила Белль.
Когда стена со скрежетом скрыла от Белль мужчин, она негромко позвала:
– Аннабель Джейн! Аннабель Диана! Анабель Виола! Аннабель Хлоя!
В эту минуту она действительно верила: фейри откликнутся на зов. Так и случилось: вскоре все четверо появились в тесной комнатушке.
– Спасибо, что пришли, – начала Белль. – Я хотела с вами попрощаться.
– Что ты собираешься делать? – спросила Аннабель Диана, скрестив руки в длинных чёрных перчатках.
– Захоронить ваши останки на освящённой земле кладбища, – ответила Белль. – Так ваши души обретут покой.
Аннабель Хлоя угрожающе приблизилась к Белль.
– Я никуда отсюда не уйду! – заявила она и замахнулась на Белль лопатой (и где она только её взяла?)
– Не надо, Хлоя, – мягко попросила Джейн.
– Не дури, – сказала Диана, закуривая свою вишнёвую сигарету, вставленную в длинный мундштук. – Неужели тебе не надоело тут торчать?
– Мне никогда здесь не нравилось, – заявила малышка Виола, усевшись на край гроба матери.
Белль задумалась, сказала ли это девочка назло матери или правда так считала? Виола достала розовый леденец в форме сердечка и принялась облизывать его, болтая ногами в полосатых чулках.
Хлоя, конечно, никого не послушала. Она прижала Белль к стене, приставив заострённое полотно лопаты к горлу, чтобы железное полотно обжигало нежную кожу.
– Я раскусила тебя, – произнесла Хлоя, сверкая горящими безумием зелёными глазами. – Ты хочешь избавиться от нас и надеешься, что тогда Адам станет твоим. Но он любит меня!
– Он никого не любит, Хлоя, – устало сказала Диана, выпустив облачко вишнёвого дыма. Казалось, что она говорит это Хлое далеко не в первый раз. – Ему плевать на всех нас. На неё, – Диана указала кончиком мундштука на Белль, – не плевать. Потому что она живая. И только в этом она лучше нас. А умрёт – станет такой же ненужной, как и мы.
Хлоя вспыхнула и бросилась на Диану, занеся над головой лопату.
К Белль подошла Джейн.
– Спасибо, что делаешь это для нас, – тихо сказала она, обнимая Белль. И, помолчав, спросила: – Как ты думаешь – что нас ждёт там? – Джейн взглянула наверх. – Куда мы попадём?
Хлоя и Диана перестали драться и прислушались к разговору.
– Я думаю, ты попадёшь в рай, – ответила Белль и улыбнулась, полная уверенности.
– А я? – спрыгнув с бортика саркофага, спросила Виола с детским любопытством, смешанным с беспокойством.
– Ты тоже, – с улыбкой ответила ей Белль. – Мне кажется, все вы заслуживаете покоя, – она обвела сестёр взглядом.
Тишина наполнила тесную комнату.
– Мне только жаль, – тихо произнесла Джейн, – что мы с тобой больше не увидимся.
– Мне тоже жаль, – откликнулась Белль. – Но в другой жизни мы обязательно встретимся. Я верю в это.
Джейн кивнула и крепко обняла Белль.
Каменная стена со скрипом стала отодвигаться. И через миг Белль уже обнимала вместо подруги пустоту. Остальные фейри тоже исчезли.
– Прощайте, – шепнула Белль им вдогонку.
Аннабелль и Эллиас вернулись в замок с кладбища после наступления сумерек. Белль чувствовала усталость и опустошение. Она забралась в ванну и долго сидела в тёплой воде, пахнущей мятой и лавандой. Белль вспоминала прощание с сёстрами в склепе, заупокойную мессу над невысокими холмиками свежей земли. На кладбище ни одна из фейри не пришла на её зов. И так было правильно: теперь они в ином мире. Но на душе Белль было одиноко и пусто. Она коснулась ожога на шее – единственного доказательства, что фейри были вместе с ней в склепе, и в тот миг боль показалась Белль приятной, как мостик между ней и сёстрами, исчезнувшими навсегда.
За ужином, на котором Белль так и не смогла ничего съесть, она рассказала лорду Спенсеру о событиях прошедшего дня, а он молча слушал, не задавая вопросов, а когда она закончила свой рассказ, поблагодарил её.
Наступил декабрь. Каждое утро между завтраком и ланчем Белль проводила в седле: благодаря прогулкам вне замка она меньше мёрзла и в целом чувствовала себя лучше. А вторую половину дня до ужина Белль занималась в библиотеке, последовательно разбирая каждое пророчество. После ужина с лордом Спенсером, общение с которым превратилось в мирные беседы о литературе, музыке и театре, Белль около часа или двух читала в своей гостиной под шум дождя за окном и треск огня в камине, а потом шла спать. И почти каждую ночь ей снилась Аннабель Джейн. В этих снах Белль переставала чувствовать себя одинокой. В них всё было как наяву: наполненные ночным холодом коридоры замка, полумрак гостиной, уютный огонь в очаге, шелест страниц любимых книг, прохладные нежные руки Джейн, её улыбка и голос. Фейри вспоминали своё прошлое, но чаще говорили о будущем – о том, каким станет замок и весь остров после того, как проклятие будет снято. Всё чаще к их беседе присоединялись Диана с неизменной вишнёвой сигаретой в длинном мундштуке и Виола, чьи карманы были набиты конфетами и леденцами. А иногда приходила Хлоя. Она больше не бросалась на Белль и казалась погружённой в глубокую меланхолию. Хлоя садилась с пяльцами у огня и вышивала цветы – туберозы, флёрдоранжи, нарциссы, глицинии и фиалки. У неё всегда получались именно эти цветы и каждый раз, когда она смотрела на готовую работу, на её лице появлялось выражение недоумения.
Во сне Белль казалось, что всё происходит с ней на самом деле, но она неизменно просыпалась в своей постели в полном одиночестве и ничто не указывало на присутствие четырёх фейри. Белль понимала: она скучает по ним, и во сне она была счастлива, но каждое утро ощущала себя ещё более одинокой, чем вечером.
На ужинах за пространными беседами об искусстве Белль часто хотелось поговорить с лордом Спенсером об Элфине, о том, каким остров был до проклятия. Этот вопрос живо интересовал всех пятерых фейри, и они часто между собой рассуждали об этом: ведь никто из них не знал острова до проклятия. К счастью, о прошлом Эфлина Белль всегда могла расспросить Эллиаса и потом рассказать сёстрам.
В беседах с герцогом Белль куда чаще жаждала другого. После того знаменательного разговора, на котором лорд Спенсер так неожиданно признал её победу, ей отчаянно хотелось попросить его показаться на свету в своём истинном обличии. Все четыре фейри в её снах сказали, что никогда не видели Адама без окутывающей его темноты. Поэтому у Аннабелль родилась теория: возможно, её тёзки, которые после мессы теперь просто снились ей, не видели Адама, так как она сама не видела его, но если она увидит, может и в сне произойдут изменения, и кто-то из фейри (а может, и все четыре) признаются, что видели его? Но иногда в голову Белль закрадывалось беспокойство: похороны и месса всё-таки не помогли, и погибшие фейри не обрели покоя и поэтому приходят к ней в снах. Однако Аннабелль старалась не углубляться в эти мысли, ведь в таком случае лишь снятие проклятия поможет её подругам, а она не была до конца уверена, что это ей под силу. Лишь однажды Белль осторожно спросила у Аннабель Дианы, как звали её погибшую подругу. Белль не знала ответа на этот вопрос и думала таким образом проверить, является ли сон плодом её сознания или происходящее во сне от неё не зависит. Но Аннабель Эддингтон отказалась отвечать: то ли потому что в голове Белль не было этой информации, то ли потому что Аннабель Диане по-прежнему было больно вспоминать о смерти подруги.
Поэтому Белль так и не удалось разобраться в природе своих встреч с фейри и порой это мешало ей нащупывать границы реальности и сна, во что можно верить, а во что нет.
Вечером одиннадцатого декабря лорд Спенсер и Аннабелль говорили о Шекспире. Оба они сошлись во мнении, что антистратфордианская теория85, появившаяся в XIX веке, – это чушь, и её последователи совсем не учитывают исторический контекст эпохи XVI века и считают, что все свидетельства современников Шекспира – подделка.
– А ещё Шекспир был на Элфине, – добавила Белль, которая прочла об этом в хрониках в библиотеке. – И у нас вроде бы нет причин не доверять кентаврам.
– «Сон в летнюю ночь» вдохновлён той поездкой, – согласился лорд Спенсер. – Хотя в большей степени Шекспира интересовали дети Лилит доэлфинской эпохи.
– Да. И, честно говоря, мне всегда это казалось странным, – сделав глоток чая, задумчиво произнесла Белль.
Лорд Спенсер усмехнулся:
– Он был влюблён в фейри. А она дважды отвергла его. Ей посвящён сто тридцатый сонет, в котором он описывает достоинства своей возлюбленной, простой женщины, которая лучше любой богини.
Аннабелль знала, что одной из муз Шекспира была фейри, отвергшая его, но ей не пришло в голову, что сто тридцатый сонет был посвящён именно той фейри.
– Вот откуда это, – улыбнулась Белль, вспоминая строки сонета. – «Её глаза на солнце не похожи, нельзя уста кораллами назвать». И что на дамасские розы не похож оттенок её щёк… И акценты на том, как пахнет его возлюбленная, как говорит и как ходит. – Белль помолчала. – Я считала, этот сонет о том, что красота в глазах смотрящего с любовью, а в отношениях важна искренность. И о том, что поэты часто используют лесть, чтобы соблазнить женщину.
– Всё это есть в сонете, – ответил лорд Спенсер. – Но за насмешливым тоном и восхвалением простой женщины поэт прячет собственное разбитое сердце.
– Многие шедевры написаны из-за разбитого сердца, – заметила Белль. – Счастливые и довольные люди редко пишут стихи. А если и пишут, то едва ли у них получается что-то по-настоящему цепляющее…
Она задумалась, вспоминая своих любимых поэтов: Китс, Йейтс, Дикинсон, Рембо, Бретон, Рильке, Целан, Мандельштам… Кого из них можно было назвать по-настоящему счастливым? Да и что такое счастье, в конце концов? Оно у каждого своё. Разве не была счастлива Эмили Дикинсон, когда жила затворницей, носила белое, глотала книги одну за другой и сочиняла свои вызывающие россыпь мурашек стихи?
– Что для вас счастье? – вопрос сорвался с губ Белль неожиданно для неё самой.
– Это недоступная мне роскошь, – после короткой паузы ответил лорд Спенсер.
Белль понимающе кивнула.
– Но… – всё-таки решилась возразить она, – ведь проклятие однажды проклятие будет разрушено, и вам придётся снова стать счастливым, – она улыбнулась. – Что вам для этого нужно?
И вновь повисла тишина.
– Перестать чувствовать вину, – голос лорда Спенсера прозвучал глухо.
Белль кивнула.
– В таком случае, для начала снимем проклятие, – сказала она и улыбнулась с выражением полной уверенности в успехе.
– А что такое счастье для тебя? – спросил хозяин замка чуть позже.
Белль улыбнулась: вот он её шанс.
– Мне хотелось бы, – начала она, подбирая слова, – чтобы вы доверяли мне чуть больше. Это сделало бы меня немного счастливее, – она вновь улыбнулась.
– Я доверяю тебе, – голос лорда Спенсера пробежал по коже Белль рокотом грозы, заставшей высоко в горах.
– Тогда… – Белль больно щипнула кожу на руке и заставила себя сделать вдох, – почему вы не покажетесь мне?
– Потому что… – негромко начал лорд Спенсер, – я не хочу пугать тебя. Ты… – его голос дрогнул, – не захочешь больше встречаться со мной.
– Во-первых, вы этого не знаете наверняка, – ответила Белль решительно. – Во-вторых, меня не так просто напугать, как вы думаете. В-третьих, ваш про́клятый облик не определяет, кто вы такой, как и моя внешность фейри и магия очарования – не вся моя суть. И в-четвёртых, я обещала остаться здесь на год и помочь вам, а значит сделаю это.
– Что ж, – помолчав, произнёс лорд Спенсер. – Когда ты хочешь меня увидеть?
– Прямо сейчас, ваша светлость, пока вы не передумали, – улыбнулась Белль. Быстро поставила кружку с недопитым чаем на стол и встала с кресла.
Её вдруг охватило волнение. Нет, ей не было страшно. Просто сейчас она увидит истинное обличие хозяина замка и не будет больше интриги, как он выглядит. Тьма густым облаком двинулась навстречу Белль и остановилась в пяти футах86.
– Я готова, – сказала Белль, ощущая, как трепещет сердце в груди.
Белль ожидала, что темнота рассеется как туман, но тьма втянулась внутрь себя, как если бы на видео засняли, как выходит дым из печной трубы и прокрутили задом наперёд.
Чудовище было гигантским, больше шестнадцати футов87 ростом. Покрытая буро-коричневой шерстью сгорбленная спина Зверя, из которой выступали две пары светло-бежевых бивней, уходила под самый потолок. Белль упорно рассматривала шкуру, потому что ей было жутко взглянуть на голову монстра. Она была гладкой и кожистой как у кальмара, только серого цвета. На голове расположились две пары длинных рогов, походивших на бивни, одни были направлены вверх, а другие вниз, и ещё одна пара коротких бивней, загнутых внутрь. Голова смотрела тремя парами глаз. Одни огромные, фасетчатые как у мухи, сияли оранжеватым инфернальным светом и располагались в нижней части головы, и две пары маленьких тёмных как у паука глаз, – на висках, между основаниями рогов. А ниже фасетчатых глаз и небольших ноздрей начинались длинные серые ноздреватые щупальца, которые едва заметно шевелились, демонстрируя присоски осьминога, от одного взгляда на которые у Белль по спине пробежали ледяные мурашки. У Чудовища были длинные и тонкие, но сильные конечности (передние длиннее задних), покрытые серебристой чешуёй, напоминавшей рыбью, и заканчивающиеся арахнодактилическими88 пальцами с длинными острыми когтями. Вся фигура Зверя была более массивной сверху, а книзу сужалась, заканчиваясь коротким чешуйчатым хвостом, частично прикрытым шкурой. Между лапами и сквозь медленно двигающиеся щупальца Белль разглядела пепельно-серое слизистое брюшко, напомнившее ей о Луисе из «Иного».
Белль ощутила всё нарастающее тревожное напряжение лорда Спенсера, переходившее в пока неясное чувство, и одёрнула себя: она уже несколько минут в полном молчании бесцеремонно рассматривала его, точно какой-то музейный экспонат. Пора было что-то сказать, чтобы нарушить становящуюся гнетущей тишину, но ничего подходящего Аннабелль не пришло в голову. Кроме одной мысли: а насколько спонтанным было проклятие? Весь облик Чудовища говорил о продуманности, в нём была логика, пусть и извращённая, но не лишённая изящества, точно образ Зверя ведьма собирала как паззл: шкура медведя, бивни слона или кабана, рога антилопы, голова кальмара, глаза мухи и паука, щупальца осьминога, чешуя рыбы… Сложно было придумать такое за пару минут, поддавшись приступу ярости.
– Кажется, – наконец произнесла Белль, и её голос эхом пронёсся по гулкому коридору, нарушая застоявшуюся тишину, – ведьма долго точила на вас зуб.
Лорд Спенсер усмехнулся, но усмешка получилась неловкой, смазанной, и Белль наконец поняла, что хозяин замка испытывает помимо напряжения. Это было смущение! Ему было очень неловко под взглядом Белль, и когда она поняла это, её сердце забилось быстрее: он в самом деле переступил через себя, выполняя её просьбу, и сейчас чувствовал себя незащищённым.
– Вы напрасно думаете, – проговорила Белль, – что выглядите так уж ужасно. – В этот момент она, взбудораженная его уязвимостью и смущением, которые никогда прежде от него не ощущала, верила в каждое своё слово. – В моём воображении всё было гораздо хуже. Ваш образ… – она смолкла на пару мгновений, подбирая слова, – результат творчества. Извращённого злого воображения, но… – она сбилась с мысли и не договорила.
– При случае я обязательно передам ведьме твою восторженную оценку, – ответил лорд Спенсер с нервным смешком.
Он пытался взять себя в руки, но получалось не особенно хорошо: ему и правда было в новинку показываться кому-то в своём монструозном обличие. Белль хотела спросить, неужели он считает, что Айрин Бёрд всё ещё жива, но потом вспомнила, что та была вампиром, и промолчала. Вместо этого Аннабелль сделала небольшой шажок навстречу Чудовищу и спросила, сама удивившись сорвавшемуся с губ вопросу:
– Можно я прикоснусь к вам?
– Зачем?.. – изумлённо и обеспокоенно спросил герцог, невольно сделав движение назад.
У Белль у самой не было ответа на этот вопрос, и ей стало неловко, что она, не подумав, произнесла свою просьбу вслух, поэтому она торопливо проговорила:
– Если вам неприятно…
– Мне всё равно, – холодно отрезал хозяин замка.
Поколебавшись, Белль решила воспользоваться этим своеобразным разрешением. Втайне она надеялась, что это прикосновение заставит лорда Спенсера ощутить себя ещё более уязвимым. Белль медленно подняла ладонь и осторожно поднесла её к серой слизистой поверхности живота, скрывающегося за чуть колыхающимися щупальцами. Если бы Белль сейчас увидел Кевин, он бы глазам своим не поверил: ведь она не могла даже смотреть на Луиса в «Ином» без отвращения, а сейчас собиралась потрогать весьма напоминавшую его тело слизистую кожу.
– Не боишься получить ожог? – спросил герцог, скрывая за насмешливостью всё нараставшее беспокойство.
– Заживёт, – ответила Белль, не отводя глаз от места, к которому тянула руку, и осторожно коснулась ладонью серой влажной от слизи кожи Чудовища, стараясь не задеть щупальца. – Нет, не обжигает, – констатировала она.
Слизь была противной на ощупь, вязкой и прохладной. Белль слегка раздвинула слипшиеся пальцы, и вдруг гигантское тело задрожало, утробно заурчав, а щупальца пришли в движение. Белль отдёрнула руку и поспешно отбежала назад.
– Простите! – шепнула она. – Это была дурацкая идея, я не хотела причинять вам…
Ей стало очень стыдно за свою глупую выходку, она замерла, опустив глаза, чувствуя, как по ладони стекает слизь.
– Вообще-то, – медленно и словно прислушиваясь к себе, произнёс Зверь, – это было… приятно.
Белль в изумлении подняла голову:
– А я подумала… – начала было она, широко распахнув глаза.
– Я удивлён не меньше тебя, – сказал лорд Спенсер.
Аннабелль сделала несколько шагов вперёд и оказалась рядом с ним.
– И сколько же лет к вам никто не прикасался? – тихо спросила она, глядя в большие мерцающие оранжевым светом фасеточные глаза Чудовища.
– Сто тридцать лет.
Это был большой срок. Большинству живых существ нужны прикосновения, а ещё лучше – объятия. Белль не знала, как устроена гормональная система Чудовища, и нуждается ли оно в выработке окситоцина89, но вновь подняла ладонь и осторожно приложила её примерно к тому же месту, что и раньше. Потом бережно провела вбок. Слизистый живот словно подёрнулся рябью, гигантское тело вновь мелко задрожало, вибрируя и урча, а щупальца зашевелились.
Аннабелль улыбнулась:
– Вы будто мурчите. Как кот.
Зверь глухо рассмеялся.
Аннабелль убрала руку, взяла со стола и вытерла руку. Затем осторожно коснулась бурой шкуры. Бережно провела рукой по серебристой чешуе передней правой лапы Зверя. Дотронуться до щупальцев она не решилась, они пугали и вызывали отвращение, которое она пока не смогла подавить. Однако облик Чудовища был не таким пугающим, как Белль себе представляла. И это не удивительно: ведь пугает неизвестность.
– Я правда считаю, – произнесла она, глядя на Зверя, – что вы отнюдь не такой страшный и отвратительный, как думаете.
Лорд Спенсер горько усмехнулся. Помолчав, Белль продолжила:
– Я понимаю, как вам тяжело. Каждый день находится в этом неудобном, некрасивом обличие. Ни спокойно полежать, ни почитать, ни поездить верхом… Но ведь это не навсегда, – она улыбнулась. – Нужно верить в это.
Вдалеке послышались шаги начальника службы безопасности. Тьма вмиг укрыла гигантскую фигуру Зверя.
– Ты можешь идти, Аннабелль Грейс, – сказал герцог. – Доброй ночи.
– Доброй ночи, милорд. Спасибо вам.
Белль развернулась и ушла, ощущая спиной взгляд трёх пар глаз, глядящих на неё из тьмы.
Оставшись наедине с собой в светлой уютной ванной, Белль пыталась понять, что чувствует. Она несколько раз тщательно вымыла руки с мылом, потом сняла с себя платье, вывернула наизнанку и положила в корзину для грязного белья, стянула термобельё и нижнее бельё, и убрав их тоже в корзину, залезла в ванну и включила душ на полную мощность. Мысли беспокойно роились в голове, но тёплая вода расслабляла и помогала их упорядочить.
Весь облик Чудовища, достигавшего самого потолка и заполнявшего всё пространство вокруг, пугал, но так, как пугают страшные сказки: тебе жутко, но хочется продолжения. Белль сама не знала, как решилась коснуться Зверя, рискуя задеть ноздреватые щупальца с присосками, одно воспоминание о которых заставляло её сжаться от отвращения. А эти жуткие инфернальные фасетчатые глаза? И мертвенно серая гладкая кожа… И неестественно длинные кожистые пальцы с длинными когтями… Нет, ведьма постаралась на славу: Чудовище было омерзительным. Но всё-таки… Под этой отталкивающей оболочкой скрывался настоящий Адам, и когда его тело не прятала тьма, Белль явственнее чувствовала, что Адам – живой, он уязвим, как и все живые существа. И ей нравилось ощущать, что под панцирем его уверенности в себе, силы, обаяния, насмешливости и гордости живёт одинокая душа, которая нуждается в тепле и заботе и боится быть отвергнутой.
Когда Белль, старательно отмывшись, вышла из ванной и села с книгой у камина, то решила, что позже обязательно попросит лорда Спенсера вновь показаться ей.
На следующий вечер Белль искренне поблагодарила герцога, что тот не отказал ей в просьбе и доверился ей.
– Для меня это очень много значит, ваша светлость, – закончила она.
Помолчав, лорд Спенсер ответил:
– Не кажется ли тебе, Аннабелль Грейс, – в его голосе прозвучала улыбка, – что использование титула стало теперь неуместным?
– Я думаю, вы правы, – согласилась Белль, – но нам обоим будет нелегко перестроиться. – Она помолчала. – Теперь я понимаю, – добавила она и улыбнулась во тьму, – почему вы называете меня «Аннабелль Грейс».
Хозяин замка не ответил, и Белль продолжила:
– Чтобы не запутаться. Я ведь у вас пятая Аннабелль, – она невинно улыбнулась.
– Могу назвать тебя просто Аннабелль, – после непродолжительной паузы ответил герцог. Голос его звучал отстранённо и даже холодно, но Белль услышала, что его обладатель заметно уязвлён.
– Нет, мне нравится, когда вы называете меня полным именем. Адам Бартоломью Морган, – торжественно выговорила она.
– Давно я не слышал своего полного имени, – задумчиво произнёс герцог. – Впрочем «Адам» будет достаточно.
Вскоре вместо дождя вновь пошёл снег – негустой, мелкий и полупрозрачный – он едва укрыл к утру лужайку с дубом во дворе замка. Но Белль было радостно вновь увидеть снег – он напомнил ей о Фредерике. Иногда ей казалось, будто Фредерик никогда не приезжал в замок, что она увидела его во сне.
В самом деле Белль с каждым днём становилось всё труднее проводить границу между сном и реальностью. Беседы с фейри были слишком яркими и связными для сна, а после того, как Белль увидела истинное обличие хозяина замка, Зверь несколько раз являлся ей среди ночи, возникая над её постелью, точно живая гора. И Белль, вжавшись в спинку кровати и подтянув одеяло до самого подбородка, глядела в жуткие фасетчатые глаза, горящие потусторонним оранжевым светом, заворожено следила, как медленно шевелятся серые ноздреватые щупальца в ведомом лишь им гипнотическом ритме. Всё было как наяву, и наутро Аннабелль неизменно задавалась вопросом: может быть, герцог всё-таки приходил к ней?..
