Артур Кинк
Тайна лечебницы Отектвуд
– Более чем. В течении трех дней они вышлют экспертов для осмотра машины.
– Вы не видели вчера сестру Колбан?
– Лично нет. Видел ее в окно, она была в процедурном кабинете на третьем этаже.
– Ясно, езжайте Лоусон.
Кори несся по трассе, не лучше сестры Эдисон. Не знаки, не лежачие полицейские не были ему указом. Он рулил одной рукой, другой прижимал телефон к уху.
– Ты сам не спишь и мне не даешь.
– Рейчел, у меня дело государственной важности.
– Если у тебя опять умер пациент, то просто заведи новую историю, перепиши листы назначений и приклей чужие анализы.
– Нет, Рей! Помнишь того писателя, Брюса Батеки? Я его нашел. Его зовут Честер Честити. Он действительно лечился в Отектвуде. Ты не представляешь, что он мне рассказал.
– Свою эротическую прозу наизусть читал?
– Нет, Рей. В Отектвуде действительно ставят опыты над людьми. Над детьми. Чудовищные. У меня волосы на голове дыбом встали. Я собираюсь написать на них жалобу.
– На основании бредней писателя эротомана?
– На основании показаний пациента, незаконно подвергнутого нетрадиционному лечению. Ни одна психиатрическая школа не встанет на их защиту. Так же у меня есть показания других пациентов. Пожалуйста, позвони нашему научному руководителю. Мне нужны будут его рекомендационные письма.
– Кори, остынь. А что, если ты окажешься не прав? Ты рискуешь вылететь из школы.
– Значит от тебя помощи мне не ждать.
– Нет, Кори. Я позвоню профессору Уоллесу. Будь осторожнее.
Осторожность нужна хирургам. А Лоусон психиатр. Как говорил профессор Хоуп «В нашей специализации нет такой ошибки, что не исправил бы кетамин.»
Сэм едва ли его узнал, но чеки и документы забрал. Пожал Кори руку и предложил еще одну развалюху. Кори вежливо отказался. Среди одноэтажных домов и пустырей не было ни одной вывески «Юрист». Была одна, «адвокат», но это оказался табачный магазин. Звонить семейному адвокату не хотелось, так как он мог проболтаться матери. В раздумьях, Кори добрался до церкви, со стороны жилой пристройки. Машины отца Игмена не было. Он каждый день, после утренних проповедей ездил в приюты и инвалидные дома. Перемахнув через низкий заборчик Кори взбежал на крыльцо и постучал. Ирма открыла дверь в длинной майке до колен и шлепанцах. Под майкой не было лифчика и Кори слегка перехватило дыхание. После монашеского черного платья это впечатляло.
– Опять прогуливаешь школу, соня?
– Патрик заболел. Я сижу с ним.
– Я сделал принес твою контрольную по физике, – Кори положил тетрадь на стол. Его взор приковали глубокие совсем свежие порезы на внешней передней стороне бедер. – Что это? Кто это сделал? – он рассмотрел руки ближе. В реальности, не на фотографиях. Ожоги от сигарет, порезы, синяки.
– Никто, я часто ударяюсь. – Ирма врывалась из рук Кори и быстро накинула теплый халат с длинным рукавом.
– Ирма, это не шутки. Кто бил тебя? Твой отец знает? Это он сделал?
Ирма молча застилала постель и собирала разбросанные братьями и сестрами игрушки.
– Одевайся, мы идем к шерифу.
– Нет. Кори пожалуйста, – она упала на колени, собрав под собой ковер и обхватила ноги Лоусона. – Не рассказывай никому. Не надо шерифа.
Почему они все такие упрямые? Почему они не хотят справедливости? Кори искренне этого не понимал.
– Прошу, не говори. Что хочешь сделаю. Хочешь со мной переспать?
От такого предложения у Кори подкосились колени. Разумеется, он хотел.
– Ирма! Что ты несешь? Немедленно скажи мне кто это сделал, или я звоню шерифу.
– Папа. Но он не со зла. У него тяжелая жизнь. Он ухаживал за мамой. Я сама виновата. Я не слушалась его. Грубила.
У Кори не было слов. Он опустился на ковер рядом и обнял девушку.
– Ты ни в чем не виновата. – Кори хотел поцеловать ее в щеку, но она резко повернулась и уткнулась в его губы своими, солеными от слез. Он не мог сдерживаться, и не хотел.
Алабама, Отектвуд, 1:20 p.m.
Холодный воздух влетал в окно и стелился по полу. Кори стащил с кресла покрывало и накрыл их с Ирмой тела. Час, на который он отпросился затянулся. Да и плевать. Кори подтянул свои джинсы, брошенные на полу и достал две сигареты, для себя и Ирмы.
– Ты правда сохранишь эту тайну? Я не хочу, чтобы у моей семьи были проблемы.
Кори молчал. Оставить восьмерых детей сиротами, или умолчать о домашнем насилии. Неужели выбор бывает таким сложным? Почему справедливость такая жестокая?
– Я никому не скажу.
– Спасибо! – девушка прижалась к нему еще ближе и закинула ногу на талию доктора. – У тебя сегодня выходной?
– Нет. Я уже часа два как должен быть на работе. Что ты знаешь о нашей лечебнице?
– Там мама лечилась. А что?
– А то, что там ставят эксперименты на больных.
– Как на кроликах?
– Да.
– Святая дева Мария! – Ирма перекрестилась. – Господь ведь накажет их.
– Господь накажет, но я хочу немного ускорить этот процесс. В этом городе есть какая-нибудь адвокатская контора?
– Мистер Руфус. Его офис рядом с сытым Биллом.
– Тогда с тебя тоже обещание. Никому не говори про Отектвуд. Про то, что я тебе рассказал.
Ирма изобразила, будто закрывает рот на замок и выбрасывает ключ. Быстро натянув штаны и чмокнув девушку в щеку, ушел так же, через забор.
Кори ожидал увидеть деревенскую акулу правосудия. В дешевом костюме и флагом конфедерации за спиной. Акуле оказалось почти восемьдесят. Это был сутулый старик в толстых очках. Пахший плесенью и валерианкой. Он дремал без работы и так как Кори оказался его единственным клиентом за сегодня, да и на месяц вперед, он, не дослушав поковылял к машине.
Впервые Лоусон шел такой уверенной походкой по клинике и плевать было, что ему не тянут руки. Макгрегор так пафосно не поднимался на ринг, как доктор Лоусон спускался в корпус Д.
– Прошу сюда мистер Руфус. – Кори подвел его к одиннадцатой палате, где на полу сидел Крашер, совершенно голый, а по подбородку стекала слюна и капала на плитку пола.
– Это ваш подопечный? Он точно вменяем? – Руфус брезгливо отшатнулся и Крашер плюнул в него и попал на туфли.
– Это не он. – Кори побагровел от злости. Крашер снова сделал это. Обманул его. В панике ухватил старика под руку и потащил к палате Смита.
Смит выглядел не лучше, но в отличии от Крашера, точно не прикидывался. Он ревел, как раненое животное, уткнувшись лбом в стену. На пухлом лице отпечатались очки для световой терапии.
– Лоусон, Доктор Шварц срочно вызывает.
– И на чем я доберусь обратно? – спросил брошенный возле поста охранника дед.
Лицо у Шварца было особенно красное. Даже бордовое. От злости у него подрагивали кисти рук. Рядом сидела доктор Калуум. Кори уже догадался по какому поводу его вызвали.
– Доктор Лоусон, объяснитесь! – прикрикнул Шварц и Калуум ласкового зашипела на него.
– Объясните, – более тихо сказал Шварц. – Почему мне звонит мой старый друг и спрашивает, какие я тут опыты на людях ставлю? Не надо прыгать через голову, Лоусон. Не надо выставлять меня идиотом, я уже не в том возрасте. Если твоему пылкому воображению что-то показалось, обсуди это со мной или с другими докторами. Я надеюсь девять-один-один ты не звонил? ФБР ко мне не нагрянет?
– Доктор Шварц хочет сказать, что нас настораживает твое поведение, Кори.
– Доктор Шварц, пациенты говорят…
– Какие пациенты? Крашер? Он болен! Сегодня он скажет, что над ним проводили опыты, завтра скажет, что наш министр обороны инопланетянин. И ты будешь в это верить? Ты позоришь свою школу, своих преподавателей. Ты позоришь звание врача и белый халат. Сотни людей гибнут из-за того, что такие как ты пугают их врачами-палачами!
– Не только Крашер. Ваш бывший пациент Честер Честити.
Калуум и Шварц переглянулись.
– При мне, а я работаю здесь больше двадцати лет, пациента с таким именем никогда не было.
– Доктор Шварц, доктор Лоусон, нам всем нужно успокоиться и решить это недоразумение. Скажи мне, Кори, когда у тебя появились мысли, о незаконности действий нашей больницы, до инцидента с мистером Юнионом или после?
– Когда больные пожаловались…
– До или после? – грубо перебила его Барбара.
– После, – вздохнул Кори. Ему не выйти победителем в этом споре. Нужно выйти хотя бы здоровым. Или живым. – Думаете это паранойя?
– Это состояние может стать ею, если мы ничего не предпримем.
– Кори, тебе нужно решить сейчас, кем ты видишь себя в будущем? Если так будет продолжаться, то диплома доктора медицины тебе не видать. Как не прискорбно это признавать, но в современном мире психическое расстройство звучит как клеймо на всю жизнь. Ты хочешь работать фасовщиком в супермаркете? Или клеить этикетки на бутылки? Или ты хочешь быть врачом?
– Я хочу быть врачом. – от давления становилось душно. Кори отчитывали как нашкодившего пацана. Отчитывали два психиатра с многолетним стажем. Одно слово или движение и приговор – псих.
– Мало хотеть. Нужно много работать. Почему ты не ходишь к доктору Калуум на терапию?
– Не было времени. Как вы знаете у меня дом сгорел, и я запарился со страховкой.
– У тебя стрессовое состояние. Я понимаю. Мы справимся с этим вместе. Профессору Уоллесу не обязательно об этом знать. Я замну эту ситуацию с ним. В твою пользу и, разумеется, в пользу твоей сестры. Она не должна страдать от твоей глупости. Будь на моем месте кто-то другой, вы оба вылетели бы из Маунт-Синай как пробка из бутылки и ни одна больница не приняла бы вас даже полы мыть после такого. Но отныне ты будешь полноценно лечиться у доктора Калуум и принимать лекарства. Учти, следующего раза не будет. Твое общение с пациентом Крашером я тоже прекращаю. Теперь, он забота доктора Хамсвилла. Если узнаю, что ты находился рядом с ним хоть секунду, пеняй на себя. Ты все понял, Лоусон?
Кори молча кивнул.
– Будьте с ним мягче. На парня столько свалилось. – тихо проговорила за его спиной доктор Калуум, и они вместе покинули кабинет.
Кори был абсолютно опустошен. А на что он вообще надеялся? Что раскроет заговор? Что Крашер способен на содействие? Все это одна большая ложь. И врут все. Даже сам Кори врет. Он врет сестре, врет больным, врет Ирме, врет миссис Эдисон. Он не заслуживает другого. Шварц еще проявил к нему милосердие.
Без халата было очень холодно. Кори не открывал глаз. Он хотел, чтобы это скорее закончилось. Что бы он проснулся дома, в Нью-Йорке. Заурядным ботаником. Что бы самым большим потрясением в его жизни, вновь стала концовка третьего сезона Твин Пикс.
– Согласия я у тебя не беру, историю мы на тебя не заводили, но скажи Кори, ты готов?
– Наверное.
– Не бойся и расслабься. За электросудорожную терапию, некоторые вываливают кучу денег. Многие мои пациенты говорили, что это как хороший сеанс спа или как прыжок с парашютом. Поверь мне, ты заново родишься.
Барбара говорила убедительно. Даже заманчиво, будь Кори простым обывателем.
– Если хочешь, я приглашу реаниматолога? Мы одна команда, Кори, и мы не желаем тебе зла.
Кори хотелось в это верить. Хотелось верить хоть во что-нибудь, кроме врачей, что мучают детей, кроме священника, что избивает свою дочь, кроме того, что приветливый дворник Эндрю – хладнокровный убийца.
Он послушно кивнул, снял обувь, устроился на кресле и позволил Барбаре прикрепить электроды к голове. Покончив с ними, она взялась за фиксаторы.
– Это на случай, если у тебя будут судороги. Ты ведь и сам знаешь схему.
Первая подача тока прошлась легкой, даже приятной вибрацией по всему телу. От кончиков ушей до кончиков пальцев. Вторая уже приносила дискомфорт. Будто стиральная машинка ударила током. Третья была как падение в ледяную воду. Дыхание перехватило, тело свело. После четвертой Кори забыл, как дышать. Все его сожаления, все вопросы, все стремления выбило как ударом в нос на крыльце забегаловки. Глаза были открыты, но он ничего не видел. Только эхо голоса Барбары и чей-то механический навязчивый голос. «Все хорошо. Мы не причиняем зла. Все хорошо. Мы не причиняем зла.» Кори попытался повторить эти слова, но губы онемели. Железная дверь лязгнула так громко, что Кори бы упал, если бы не лежал.
– Сейчас мое время, Дэн. – голоса были тягучие, как арахисовое масло. Кори пытался уловить каждое слово, чтобы не провалиться в поток: «Все хорошо. Мы не причиняем зла.»
– Виски! – вопль Крашеравского голоса ударила хуже тока. Кори попытался уцепиться хотя бы за него, во время очередного разряда. Что он здесь делает? Хамсвилл назначил ему эти процедуры?
– Вы обещали, что не тронете его!
Громкий шлепок о кафель.
– Он здесь по своей воле, Чарльз. Выведи его Дэн, немедленно!
– Ты ведь знаешь, что он теперь никому не причинит вреда. Даже, Чарли? Дернешься, и Барбара поджарит мозги твоего любимого доктора. Давай вставай ублюдок!
Алабама, Отектвуд, 8:25 p.m.
Глаза не хотелось открывать, как после долгого сна до полудня.
– Доктор Лоусон, пора вставать.
Кори присел на кресле. Лоб чесался после электродов и геля.
– Как ты?
– Не знаю. Я будто сутки проспал.
– Давай измерим давление. Видишь, Кори, ты даже выглядеть стал по-другому. Неделя сеансов и ты даже не вспомнишь о своих тревогах. Тебе не стоит много двигаться сегодня. Переночуешь здесь. Скажу Мириам, что- бы приготовила для тебя отдельную палату.
Алабама. Отектвуд. 10:30 p.m.
Лоусон лежал на промаркированной белой простыне. Со всех сторон доносились стоны больных. Ощущения от терапии он бы сравнил c изготовлением чучела. Что его шкуру натянули на каркас и набили паклей. А мозги и все остальное выбросили за ненадобностью.
Может он и правда повелся на сказки сумасшедших, а Отектвуд уважаемое учреждение, помогающее людям уже больше века.
В коридоре послышалось шарканье и громкий шлепок. Кто-то из больных упал по дороге в туалет.
«Вы обещали, что не тронете его!»
Лоусон подскочил на кровати. К голосам в голове он уже привык. Но что это значит? Это его воспоминания? Или чьи-то другие?
Кори приоткрыл дверь палаты. В темном коридоре было тихо. Только Мириам ругала больного, за то, что пошел в туалет, а не использовал судно.
Ничего не хорошо. Нет никакого добра в этом месте. Нельзя поддаваться. Это только начало. После завершения всего курса Кори больше ничего не будет помнить. Он покинет это место как белый лист. Как и прочие пациенты.
Каждое движение отзывалось болью в мышцах. Кори хватался за липкие поручни, но не в силах удержаться падал обратно на кровать. Ночь обещала быть тяжелой.
Из восьми часов метания по постели, Кори спал от силы минут двадцать, но проснулся с твердым решением не дать выбросить свои воспоминания на помойку. На планёрке, делая вид, что внимательно слушает, Кори записывал в блокнот, все что не хотел забыть. Для сокращения и шифровки записей он использовал стенографию, как Честер Честити. Сегодня присутствовали не только врачи. Шериф Айк и двое патрульных объявили о пропаже сестры Аланы Колбан прямо во время рабочей смены, так же они предупредили работников о правилах поведения в лесу и посоветовали не ходить по ночам в одиночку. Можно еще и комендантский час ввести, и вообще перестать ловить преступников. После планерки, возле кабинета Шварца выстроилась длинная очередь. Шериф опрашивал всех коллег.
– Алана была очень замкнутой. Она ничем не делилась с коллегами. – коротко ответила Тисс.
– С мужем у нее были проблемы. Все время в синяках ходила. А лупил он ее, за то, что таскалась по мужикам. Пациентам глазки строила. – разошлась Мириам. Странно, что она не упомянула о докторе Шварце, с кем они вместе регулярно покидали стационар и приезжали по утрам на работу. Кори слушал ее визгливый голос через дверь и не верил, что их интрижка прошла мимо внимания Мириам.
– Доктор Лоусон, когда вы в последний раз видели миссис Колбан.
– Утром, на парковке. В машине доктора Шварца. И вечером, около девяти. Ее силуэт в окне. Возможно, мне показалось, но она с кем-то общалась на повышенных тонах.
– Вы слышали разговор?
– Нет. Я был в корпусе Д, в комнате отдыха для персонала, а она была в процедурном кабинете на третьем этаже.
– В графике только вы, миссис Колбан и мистер Ли. Она могла говорить с кем-то из больных?
– Понятия не имею.
– Алана говорила, что-нибудь о своей личной жизни? О семье? У нее были враги?
– Со мной мало кто говорит. Я лишь видел, что она часто приходила на работу с синяками и она рассказывала, что ее муж злоупотребляет алкоголем.
– А кто ж им не злоупотребляет. – вздохнул Айк.
– Я не видел лично, но думаю, что миссис Колбан и доктор Шварц были любовниками.
– Я знаю. Мы с Арчибальдом давние друзья и он не скрывал своих отношений с Аланой.
– Просто, это могло стать мотивом. Муж Аланы…
– Да. Коблан поколачивал женушку, но кто нет?
– Шериф Айк, могу я задать вопрос, не относящийся к делу?
– Валяй, студент.
– К вам часто обращаются с проблемой домашнего насилия?
– Не часто. Алана точно не обращалась. У нас принято не выносить сор из избы.
– Ирма Игмен. Она никогда не обращалась к вам? Может быть соседи или ее учителя?
– Игмен? Никогда. Я бы хотел, чтобы все семьи в нашем городе брали пример с Игменов. Восемь детей и жена инвалид. Отец Игмен герой. Кто бы из нас так смог? Мужчины бросают здоровых женщин, испугавшись ответственности, а Игмен все тащил на своих плечах. И пастырь он хороший. Я сам в церкви бываю редко, но все его советы мне помогали.
– Ирма сама сказала мне, что отец бьет ее. Я видел побои у нее на теле. Не такая уж и образцовая семья, как вам может показаться?
– Ты уверен? – Айк не выдержав и наплевав на запреты Шварца и правила больницы вставил сигарету в рот. – Игмен бьет детей? Это же абсурд. Ирма никогда не обращалась за помощью.
– Она напуганная семнадцатилетняя девчонка. Она не верит в помощь, если даже дом для нее не безопасное место.
– Без ее заявления, я не могу ничего сделать.
– А мое заявление?
– Можешь прийти в участок в любое время, но без показаний потерпевшей смысла нет. Вернемся к Алане. Ты не видел на территории больницы посторонних?
– Я никого не видел, кроме нашего охранника Криса и Мейсона Ли.
– Ты спал в ту ночь?
– Нет. У меня круглосуточный пост. – соврал Кори. Он спал, спал без задних ног под таблетками в палате Крашера. В тот момент могло произойти что угодно. Муж ревнивец, агрессивный пациент. Даже Мейсон Ли мог с ней что-то сделать, отпусти она безобидную критику в его адрес.
– Позови следующего. И кстати, Шварц сказал тебе, что мы арестовали поджигателя?
– Нет. Кто это?
– Эндрю Савиц. Он побоялся, что ты найдешь тело в доме. Труп что мы нашли, опознали. Алекс Хилл. Работал санитаром всего несколько месяцев.
Эндрю не поджигал дома. И скорее всего не убивал санитара.
– За что он расправился с ним?
– Сказал, что в парня вселились бесы. Ваш клиент. На днях мы переведем его из следственного изолятора к вам на экспертизу. Сам сможешь его расспросить. Давай, зови следующего.
«Никому не верь.» такую триггер-фразу выбрал для себя Лоусон. Зажимая в здоровой руке один цент, он вошел в кабинет.
– Бедняжка Алана. И зачем она только жила с этим уродом? – Барбара протирала кушетку.
– Вы женщины вообще странные. Мечтаете о принцах миллионерах с членом до колена, а живете с алкоголиками импотентами. Даже, Лоусон? – доктор Хамсвилл развалился на стуле рядом с Барбарой и поедал чипсы, соря на пол крошками. – Женская логика хуже Альцгеймера.
– Ну да. А вы мечтаете о немых порнозвездах, но женитесь на кассиршах из Диски весом в тонну! Мужская логика!
– Я вам не мешаю? – спросил Кори.
– Доктор Хамсвилл уже уходит. – сказал Барбара.
– Да. Ухожу. У меня ведь прибавилось работы, из-за твоих больных, – язвительно сказал Хамсвилл. – Кстати, зачем ты отменил Крашеру все лекарства? Или вы в школе еще не проходили синдром отмены?
– У него нет ни одного симптома, который стоило бы купировать транквилизаторами.
Хамсвилл молча удалился и Кори отдал себя в руки доктору Калуум.
– Ты уже сделал обход? Сегодня мы увеличим сеанс. Ты хорошо перенес прошлую процедуру.
– Как скажешь.
«Никому не верь.» Повторять это с каждым ударом тока было все труднее, и труднее. Рот сох, мысли путались. Но зато навязчивые слова из магнитофона, становились не более чем фоном для этой экзекуции. Не видеть зла, можно только выколов себе глаза. На очередном пропуске тока через тело Кори, он невольно разжал руку и цент со звоном покатился по полу.
Алабама, Отектвуд, 5:50 р.m.
Пустая тушка плелась по липкому от мочи, с высоким содержанием глюкозы, полу клиники. Так бы описал себя Кори. Он читал свои записи, но не мог уловить сути. Они походили на параноидальный бред, примеры которого они читали в школе. Кори сел на стул в коридоре, вынул из кармана монетку и уронил на пол. Ничего не произошло. Инсайта не случилось. Глупый доктор Лоусон. Верит в то, что можно обмануть тех, кто много лет превращает людей в сумасшедших. Будто он один на весь мир самоуверенный выскочка.
Управление транспортом было противопоказано, после электросудорожной терапии, но лучше встретится лоб в лоб с лесовозом, чем провести еще одну ночь в этом сумасшедшем доме. Черт, а в ведь правда в сумасшедшем доме.
Горожане ехали с работы, шли из магазинов с большими пакетами, забирали со школы детей, пили пиво у фонтана. Они, наверное, даже не помнят, что когда-то лечились в Отектвуде. Что врачи делали там с ними, с их братьями или сестрами, женами, мужьями, коллегами. А потом они удивляются и вздыхают, почему их дети избивают друг друга за школой, почему трупы молодых девушек находят в лесу. Они боятся возвращаться домой поздно, но все равно идут через темные кварталы. Они боятся вспомнить, кто сделал их такими, но не боятся быть ими.
Кори остановился у сытого Билла. Группа подростков окружила лавочку, на которой спал Росс Эдисон. Долговязый парень чиркнул зажигалкой и поднес к челке пьяницы.
– Эй! – Кори посигналил и даже высунулся из машины. Парни бросились в рассыпную.
– У нас тут не бесплатный туалет! Либо заказываем, либо на выход! – Эйприл тоже выгоняла из бара подростков, но уже девочек. Среди них была Кристина Смит и Ирма Игмен. Последнюю Кори не ожидал увидеть в подобной компании.
– Привет, Кори. – сухо поздоровалась Эйприл.
– Кори! – зато Ирма проявила весь спектр эмоций и бросилась к парню обниматься.
Эйприл громко хлопнула дверью бара, увидев эту картину.
– Это твои одноклассники?
– Мы учимся в одной школе.
– Тебе стоит думать об учебе, а не шататься с ними по городу.
– Не начинай говорить, как мой отец.
– Здесь я с ним согласен. Что у тебя с ними общего? Смотри, твои подруги даже ждать тебя не стали.
– У меня и так нет друзей.
– И что? У меня их тоже никогда не было. Единственный мой друг – это моя сестра. Давай я отвезу тебя домой.
– Нет, пожалуйста, Кори, я не хочу домой. Там мой отец. – Ирма оттолкнула Лоусона и побежала в след за своими подругами.
Это не может так больше продолжаться. Кори должен помочь ей, помочь хоть кому-нибудь в этом городе, пока он еще не потерял рассудок. Он запрыгнул в машину и поехал к церкви. Оттуда доносился шум дрели. свет фонаря разбивался о витражное стекло и едва освещал помещение. Кори приоткрыл еще одну дверь за шторой и увидел отца Игмена, стоявшего к нему спиной. Образ истерзанного тела Ирмы всплыл перед глазами так резко, что Лоусон зажмурился. Будто в темной комнате, резко включили лампу.
«Убейте его! Я не хочу домой! Мне страшно!» – слова Ирмы настоящей, смешались со словами Ирмы из сна. Она кричала, громче дрели, от ее крика было не спастись, заткнув уши пальцами.
«Мне страшно, Кори!» – к Ирме присоединилась Рейчел. Рейчел замурованная в манекен. Лоусон двинулся вперед и запнулся за изображение Христа в деревянной раме.
– Доктор Лоусон? – священник заглушил инструмент и повернулся к Кори. Крики исчезли.
– Простите, я помешал вам.
– О нет! Эти двери открыты для всех и в любое время, сын мой. Ты хочешь о чем-то поговорить?
– Да.
– Так говори. Не стесняйся.
– Отец Игмен, что бы сделали вы если бы узнали о насилии в чужой семье? Если бы узнали, что отец бьет своих детей?
– Я бы попытался наставить его на путь истинный. Как пастырь. А как отец восьмерых детей, начистил бы рожу ублюдку. О ком ты говоришь, Кори? Я могу чем-то помочь? А шериф? Дети обращались в полицию?
Каков актер. Делает вид, что ничего не знает. Конечно, он ведь столько лет играет роль образцового папаши.
– В полиции ждут показаний жертвы, а жертва напугана.
– Бог поможет им. Если они боятся идти в полицию, пусть придут в церковь. У тебя самого все хорошо? Выглядишь напуганным.
– У меня все путем. Не беспокойтесь, святой отец.
– Ты не торопишься, Кори? Не подержишь стремянку?
– Конечно. – Кори кивнул и взялся за ножки лестницы. Игмен вскарабкался и снова включил дрель. Голоса вернулись. Они продирались сквозь визг сверла.
«Никому не верь.» – твердил про себя Кори. Опилки прилипли к влажным от пота очкам. Старые иконы зашевелили губами. Вместо святых на них были лица Ирмы, Эбхаус, Ронаски. Фиолетовые лица, с перетянутыми шеями. Кори закрыл глаза, чтобы не видеть их, и увидел себя. Снова на месте Кэтрин. Но в этот раз палачом был не Рафаэль, а сам Игмен.
«На что еще ты сгодишься господу, без рук и без ног? Надо отрезать тебе язык, чтобы не пререкалась!»
Его грязные от ремонта пальцы, потянулись к лицу Кори.
«Не смотри на меня так.» – в руках Игмена взвизгнуло сверло. Оно шоркнулось об оправу очков Лоусона. Он хотел бы проснуться, но он не спал. Вжавшись до боли в металлическую стремянку, Кори дернул ее в сторону. Шнур дрели вырвался из розетки. Голоса смокли. Игмен с грохотом упал на пол, ударившись спиной об ящик с инструментами.
Лоусон вытер строительную пыль со стекол. Игмен стонал, пытаясь подняться на ноги. Он морщился и тер затылок рукой.
Он должен прекратить страдания Кэтрин и ее детей. Он должен убить его. Голоса в голове, замерли в сладком ожидании.
– Что ты делаешь, Кори? – спросил отец Игмен, глядя на своего прихожанина с молотком в руках. – Положи молоток. Ты в доме господнем! Одумайся сын мой.
Кори замахнулся и нанес удар. Игмен успел закрыть голову руками и пястные кости хрустнули. Еще удар. Он попал Игмену в щеку, содрав ее и оголив розовую от крови челюсть.
– Боже! Хватит!
Игмен орал как резаный. Как Кэтрин Игмен. Как его дочь, когда он избивал её. Последний удар и он замолчал. Замолчал навсегда. Как и голоса. Прохладная тишина заполнила комнату. Витражное стекло играло со светом от фонаря на теле. Кори посмотрел на молоток в крови, и он не чувствовал тошноты. Он проломил человеку череп и не чувствовал паники. Умиротворение. Он помог Ирме. Он помог всем молящим в его голове. Подняв с пола масляную тряпку, Кори вытер поручни и ручку молотка. Игмен был худощавый, но крепкий и тяжелый. Лоусон с трудом перевернул его на живот лицом в кучу плинтусов и положил молоток под лоб. Если Айк будет расследовать это так же, как смерть Апекса, то непременно спишет все на несчастный случай.
На улице Кори задрожал. То ли от холода, то ли от собственной кровожадности. Он убил вдовца и отца восьмерых детей. Он убил священника. Он будет гореть за это в аду, если тот конечно есть.
Забравшись в машину, Кори ждал, когда придет сожаление. Когда придет испуг от содеянного. Он ждал, когда голоса поблагодарят его, но они испарились, не сказав спасибо.
Кори ехал прочь. Он хотел бы заплакать, но глаза были сухими. Ехал мимо водонапорной башни, мимо грязного ручья, включив радио погромче, чтобы не утонуть в этой жестокой пустоте внутри своей головы.
Остановился у валежника. Уже без карты прошел через густой лес, перешагивая и обходя густой лес. Уже не боялся крика совы или шороха полевки под ногами. Дернул дверь, спустился, завел двигатель и завалился на больничную койку. Из-под облупившейся на потолке краски виднелся черный полукруг. Такой же кривой, как и все рисунки на теле Крашера. Кори смотрел на него, и он расплывался. Очки сползли на лоб.
