Андрей Шестаков
Операция «Вариант» (Как закрывается «Ящик Пандоры»)
Ты полетишь в Семипалатинск отдельно от всех. Твои документы будут оформляться в последний момент, чтобы русские не смогли быстро вычислить твое настоящее имя. Под чужими, данными и с некоторыми косметическими уловками у нас появится некоторое преимущество в этом вопросе. Ты будешь обладать дипломатическим статусом. Поэтому при любом варианте развития событий русские ничего не смогут предпринять против тебя. В самом худшем случае объявят персоной нон грата и выдворят из страны, но ты к тому времени уже выполнишь задание.
– Я это уже слышал и кроме того, вы плохо знаете КГБ, – опять резко возразил Милнер. – Эти парни, как и мы при необходимости, способны на все. Они могут полгода держать меня в психбольнице и качать психотропами, а потом выдать вам. Но к этому времени я превращусь уже в безмозглое существо.
– В настоящее время это невозможно. Русские слишком дорожат нашим добрым расположением, чтобы решиться на что-то подобное.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Кроме того, как я говорил выше, параллельно, мы будем проводить операцию по твоему прикрытию. Наш агент в руководстве КГБ акцентирует внимание на некоторых членах нашей делегации, которые и без того подозреваются в причастности к ЦРУ. Это тоже сыграет свою роль. Ты же знаешь, как русские подозрительны?
– Знаю, и поэтому, чтобы прекратить твою бессмысленную болтовню предлагаю другой вариант. Может быть мне надо въехать в СССР под своим именем, а то ведь КГБ может арестовать меня прямо по прилету в Москву, как лицо, въехавшее в СССР по поддельным документам.
– Исключено, – уверенно возразил аналитик. – Именно на твоем инкогнито строится успешное начало операции. Контрразведка, конечно, все равно тебя вычислит, но на это уйдет достаточно много времени и в Курчатове тебя, точно никто знать не будет. Русские поймут, что мы затеяли какую-то рискованную игру, но у них не будет времени, чтобы разгадать наши замыслы.
– Тогда поработайте еще мне этот план не нравится.
С этими словами Милнер встал и насвистывая како-то гавайский мотив покинул кабинет главного аналитика.
23 июня 1988 года (четверг) – 10.00. Лэнгли, ЦРУ США
Аналитик, удобно развалившись в кресле ждал реакции, а руководитель отдела спецопераций угрюмо смотрел на папку с только что поступившим донесением «Орнитолога», которую Райдер положил на его стол.
Переведя взгляд на подчиненного и, как всегда, не увидев никаких эмоций на его лице Эспозито со вздохом открыл папку и начал читать:
Расстояние между г. Курчатов до объектов патрулирования (по прямой) составляет:
Сектор «Опытное поле, площадки 4 и 4а, РБШ» – 60–80 км
Сектор «Сары-Узень, Муржик» – 110–130 км
Сектор «Дегелен, Телькем» – 110–130 км
Сектор «Балапан» – 90–110 км
Испытательная площадка «Опытное Поле»
«Опытное Поле» было первой испытательной площадкой полигона. Оно находится на границе между Карагандинской и Павлодарской областями и занимает площадь примерно 300 кв.км (радиус около 10 км).
Эта площадка была создана для проведения поверхностных и атмосферных испытаний ядерного оружия и функционировала для этих целей в период с 1949 по 1962 гг. (до присоединения СССР к Международному договору о запрещении ядерных испытаний в трех средах – в космосе, воздухе и воде, подписанного 10 октября 1963 в Москве между СССР, США и Великобританией).
В конце 70-х годов здесь были проведены мощные взрывные тесты с использованием обычных химических взрывчатых веществ.
«Опытное Поле» – это место проведения первого советского ядерного испытания (29 августа 1949 года). 12 августа 1953 года здесь, также впервые в Советском Союзе, было взорвано термоядерное устройство, а 22 ноября 1955 года осуществлен боевой сброс первой в мире термоядерной бомбы мегатонного класса. Последний ядерный взрыв в атмосфере был проведен на «Опытном Поле» 24 декабря 1962 года.
Площадка была оборудована большим количеством сильно укрепленных железобетонных приборных сооружений с аппаратурой для регистрации параметров испытания. Кроме того, на «Опытном Поле» вокруг эпицентров взрывов было создано огромное количество сооружений: гражданских (жилые дома разной этажности), промышленных (железнодорожные и автомобильные мосты, заводские здания, туннели и станции метро) и военных (фортификационные сооружения) для испытания их прочности и степени защиты. Остатки этих сооружений были хорошо различимы до недавнего времени.
Взрывы на «Опытном поле» обусловили наибольшее загрязнение местности.
Испытательные площадки «Сары-Узень», «Муржик», «Актан-Берлик», «Телькем», «Балапан», «Дегелен»
Площадки «Сары-Узень» "С", «Мыржик» "М" и «Актан-Берлик» " A" расположены в районе горного хребта Мыржик, секущего границу между Карагандинской и Семипалатинской областями. Данные о занимаемой площади отсутствуют.
Площадки "С" и "М" территориально граничат, вследствие этого при описании в различных источниках местоположения ядерных испытаний и данные по площадкам зачастую путаются.
Площадка "С" активно использовалась до середины 70-х годов. Опубликованы данные о проведении на ней минимум 19 подземных ядерных взрывов в период с октября 1965 года по апрель 1980 года. По данным исследований, проведенных в рамках проекта “INTAS”, можно говорить о проведенных здесь не менее чем 23 испытаниях в 60…80-х годах.
Некоторые испытания на СИП были проведены в мирных (промышленных) целях, таких как прокладка каналов для переброски воды из северных рек в аридные зоны бывшего СССР, строительства водохранилищ в засушливых районах (испытания на площадке «Телькем»). Например, на площадке «Мыржик» было проведено испытание, для моделирования строительства набросной плотины в ущелье Медео для защиты Алматы от селей (испытание «Лазурит», Р-1).
На площадке «Балапан» осуществлялись подземные ядерные взрывы в вертикальных скважинах (107 испытаний).
Вертикальная скважина представляет собой горную выработку начальным диаметром до 1500 мм, частично имеющую обсадку трубами различного диаметра, ниже – открытый ствол диаметром 500–900 миллиметров. Глубина скважины 30–600 метров. Испытываемый заряд опускается в нижнюю часть скважины вместе с датчиками измерения параметров взрыва, которые с помощью кабельных линий связаны с регистрирующей аппаратурой. Для размещения оборудования, приборных сооружений аппаратуры подрыва, телеуправления и контроля в районе скважины оборудовалась площадка "центр" или автоматизированный командный пункт.
Площадка «Дегелен» использовалась для проведения подземных ядерных взрывов в горизонтальных штольнях гор Дегелен (215 испытаний).
– И зачем мне это? – недовольно пробурчал Эспозито.
– Эту информацию мы уже нанесли на карты для подготовки Милнера.
– Ну и работайте по плану. Зачем загружать мою голову этой бессмысленной информацией?
– Сэр, я хотел бы обратить ваше внимание на ход работы с Милнером. Подготовка…
– Даже не начинай, Сэмюэл. Это ваши проблемы.
– Но вы хотя бы можете поговорить с Джоном…
– Забери свои бумаги и исчезни, а Милнер пусть наберет меня по телефону. Видеть вас не хочу. Вместо работы устроили шапито какое-то.
Глава 20
24 июня 1988 года (пятница) – 11.00. Лэнгли, ЦРУ США
Подготовка к решающей фазе операции "Ящик Пандоры" входила в завершающий этап. Напряжение в отношениях между главным аналитиком и оперативником стало раздражать Эспозито, и он сам, без предупреждения зашел в апартаменты Райдера.
Милнер сидел за столом хозяина кабинета и изучал карты и снимки автодороги Курчатов – Семипалатинск, сделанные спутниками-шпионами космической службы фоторазведки. Он отмечал места, где могут находиться стационарные посты службы наружного наблюдения КГБ, сверялся с расчетами аналитиков какое количество времени понадобится на эту часть операции и, одновременно, вяло переругивался с Райдером.
– Что тут непонятного, Джон? Ты чего «завис» на элементарных мелочах? – вникнув в проблемы обсуждения, деланно засмеялся Эспозито. – В этой прерии все открыто на многие мили. Здесь нет необходимости маскировать на местности агентов наружного наблюдения. Они будут двигаться на авто за твоей машиной и видеть все твои маневры, поэтому мы и разработали такой практичный и эффективный вариант ухода от слежки.
– Я тебе уже говорил, Джакомо, что, мне не нравится эта стерильная с виду операция…
– Только не начинай, Милнер. Давай посмотрю, что тебе не нравится.
Руководитель отдела спецопераций взял со стола папку со сценарием, бегло просмотрел и продолжил:
– Сначала вы заявляетесь ко мне и говорите, что подготовили приемлемый вариант операции, теперь, в процессе доработки возникают вопросы, что вполне естественно, но вместо того, чтобы совместно их устранять вы устроили здесь черт знает что. Сейчас я буду излагать вам ваш план и, если что-то не устраивает давайте решим все вопросы сразу. Прерывайте меня и обсудим. Понятно?
Райдер и Милнер молча кивнули.
– Итак, на основе программы проведения САИ на территории СССР аналитиками разработан следующий алгоритм действий. 10 сентября обычным рейсовым самолетом ты, Джон, вылетаешь из Москвы в Семипалатинск. Сутки тебе даются на доизучение и оценку обстановки на месте. Заблаговременно, для обеспечения содействия и контроля за ситуацией мы активизируем "крота" в руководстве КГБ СССР. 11 сентября ты осуществляешь последний акт операции «Ящик Пандоры». В случае возникновения проблем и непредвиденных ситуаций ты выходишь на прямую связь с «Орнитологом» …
– И он сдает меня КГБ, – не выдержал Милнер, – чтобы, например, продвинуться в члены Политбюро ЦК КПСС.
– И он окажет тебе содействие, чтобы довести операцию до завершения – не отреагировав на реплику подчиненного спокойно закончил Эспозито.
– А насколько надежен этот ваш «оборотень»? – поинтересовался Милнер.
– Ты же знаешь, Джон, что на подобные вопросы нет точного ответа.
– Сколько получает от нас этот «Орнитолог»? – спросил после некоторого раздумья оперативник.
– Зачем тебе это, Джон? – вопросом на вопрос поинтересовался Эспозито.
– Я хочу оценить степень его лояльности к нам.
– Скажем так за помощь тебе он получит лояльность всех служащих Госдепартамента США, отвечающих за вопросы иммиграции и предоставление гражданства, а также будет безбедно проживать на нашей территории до своей естественной кончины. Такой ответ тебя устраивает?
– Тогда ставлю вопрос по-другому. Ты, лично, Джакомо, ему доверяешь?
– В нашем деле, Джон, никому нельзя доверять, и ни в ком нельзя быть на сто процентов уверенным, даже в себе. Не мне тебе объяснять, что в разведке слишком мало правил, которые необходимо соблюдать.
– Тогда пошли вы к черту с такой работой. Я буду проводить операцию один или отказываюсь от этого задания.
– Не начинай, Джон, – раздраженно перебил Эспозито, – Мы не в лагере гребаных бойскаутов, и ты прекрасно знаешь, что пути назад уже нет. Твоя кандидатура согласована на самом верху, а после этого, никаких отказов не принимается.
– Вы проверяли этого своего "крота"? – несколько успокаиваясь спросил оперативник.
– Неоднократно и он всегда выдерживал проверку, – вставил реплику Райдер, и продолжил, – Предварительно он получил задание попасть в руководство группы КГБ, которая будет непосредственно заниматься обеспечением безопасности САИ в Семипалатинске.
– И у него получилось? – с сарказмом спросил Милнер.
– Да, – веско ответил шеф ОСО.
– Значит вы не сомневаетесь, что план сработает?
– Да, – в один голос подтвердили Райдер и Эспозито.
– Шеф, не вы ли говорили, что не сомневаются только боги?
– Я говорил по-другому, но это к делу не относится, – уклонился от дискуссии Джакомо.
– Как он был завербован? – задал свой очередной вопрос Милнер.
Райдер вопросительно посмотрел на Эспозито и когда тот разрешающе кивнул начал неторопливо, словно сверяясь с досье, выкладывать информацию о "кроте".
– «Орнитолог» был сыном крупного партийного функционера одной из республик СССР. По окончании школы он не без протекции своего отца поступил в Краснознаменный институт КГБ СССР. По окончании, с помощью связей папаши получил назначение в посольство одной из африканских стран. Здесь, без контроля со стороны родителя и попустительства со стороны руководителя местной резидентуры начал злоупотреблять спиртным и неслужебными связями с местными красавицами. На этом компромате был нами завербован. Но даже мы тогда не смогли остановить его дальнейших амурных похождений, и он был отозван в СССР. По возвращении в Москву «Орнитолог», как обговаривалось ранее в Африке, должен был изъять из тайника контейнер с дальнейшими инструкциями и крупной суммой денег. Но за контейнером он не пришел. Как выяснилось позднее «Орнитолог», опасаясь разоблачения решил оборвать связь с ЦРУ. Мы, потеряли его, пытались разыскать, но тогда это не удалось.
Однако, позднее, установив наблюдение за его отцом, который прилетел в Москву на отчет в Политбюро, мы вышли на след нашего агента. В процессе розыска было установлено, что отец «Орнитолога» смог оставить сына в органах КГБ, но не в силах был спасти от ссылки в один из областных центров. Правда он добился, чтобы "Орнитолога" направили в ту республику, где сам работал на руководящей должности по партийной линии. Чтобы избежать рецидивов в поведении сыночка, отец женил его на дочери первого секретаря республиканской компартии. «Орнитолог» избавился от пагубных привычек и начал «делать» карьеру.
Через 10 лет, когда его перевели на повышение в Москву, мы напомнили ему о себе. Во время отпуска в Болгарии «организовали» «Орнитологу» повторную встречу с вербовщиком, после которой он решил продолжить сотрудничество с ЦРУ. Далее мы осторожно вели своего подопечного по ступеням карьерной лестницы в КГБ, и он дослужился до должности одного из руководителей советской контрразведки.
В этом месте Эспозито не выдержал и прервал доклад аналитика:
– Хватит, Райдер! Какого черта, Джон? Ты дал согласие на участие в операции и теперь вместо полноценной подготовки ведешь себя как капризная девчонка.
– Это тебе твой аналитик слил? – начал заводиться Милнер.
– Вам придется вместе работать – жестко заявил Эспозито и посмотрев уничтожающим взглядом на подчиненных, продолжил, обращаясь к оперативнику, – Мы из-за твоих гребанных амбиций не продвигаемся вперед.
– Пусть он сначала научится правильно планировать операции, а потом…
– Я не хочу ничего больше слышать про твои претензии. Работайте вместе и, если кто-нибудь из вас еще хоть раз посмеет бойкотировать мои указания, клянусь закончит свои дни на гребанной бирже труда. Я не шучу, – угрожающе выпалил шеф ОСО и выбежал из кабинета грохнув дверью.
Сразу после этого, Милнер тоже покинул кабинет аналитика, крикнув на ходу:
– До следующей недели…
Райдер не успел ничего ответить и выдержав небольшую паузу позвонил заместителю директора ЦРУ.
– Чего тебе? – недовольно спросил Хоуден?
– Эспозито мне угрожает…
– Я в курсе. Действуй по нашему плану и ничего не бойся.
– Да, но он мне угрожает…
– Я же сказал успокойся. Это пустое, – раздраженно буркнул заместитель директора и в трубке послышались короткие гудки прерванного вызова.
28 июня 1988 года (вторник) – 10.00. Москва, КГБ СССР
– По операции «Паритет» понятно. Мы топчемся на месте. Как там настроение у наших аналитиков? – поинтересовался Соболев, выслушав ежедневный отчет своего зама
– Молодцы. Стараются, – сдержанно, через паузу похвалил Степной. – Только жалуются, что времени на личную жизнь не хватает.
– Нам с тобой ее тоже никогда не хватало. Я уже не говорю о наших семьях, которым мы уделяем незаслуженно мало внимания. Но это, к сожалению, как говорит наш генерал "лирика". Подбодри их, до завершения САИ остается не так уж много времени, так что пускай потерпят, потом в отпуск пойдут.
– А мы, когда в отпуск?
– А нам с тобой Юрий Александрович сейчас надо думать о том, чтобы в Комитете удержаться, а потом …
– Уже и помечтать нельзя, – засмеялся Степной.
– Ишь ты мечтатель с Лубянки нашелся, – ухмыльнулся полковник, и добавил, – Для того, чтобы мечты стали явью, давай работать. Нужно срочно направить «Альфе» и «Омеге» последние ориентировки по американцам, полученные по каналам разведки, а также внутренние инструкции контрразведки и военной контрразведки о порядке работы на ядерном полигоне и в его окружении на период САИ.
– А указания координационного центра по результатам последнего заседания?
– Подполковник Еркенов, в части касающейся, на месте доведет. Не надо канал связи второстепенной информацией перегружать.
– И это говорит Член КаЦэ?
– Помнишь у Маяковского есть стихотворение «Прозаседавшиеся»? Вот и я не вижу прока в этих заседаниях. Надо нам самим получше работать. Поэтому подбодри аналитиков, а Еркенова попроси пусть там рыбалку какую-нибудь придумает или еще что для психологической разгрузки.
– Вот это дело… – радостно потер руки Степной, словно сам получил разрешение посидеть с удочкой на берегу Иртыша.
– Но чтоб потом у меня не пищали «некогда отдыхать», – нарочито строгим голосом прдупредил Соболев.
29 июня 1988 года (среда) – 15.00. Лэнгли, ЦРУ США
Милнер и Райдер с утра работали над планом операции «Ящик Пандоры».
– После корректировки общая схема мне понятна. Она не лишена недостатков, но в моем исполнении может сработать, – самоуверенно заявил оперативник. – Теперь давай без ваших аналитических "соплей" разберем конкретные вопросы, которые требуют доработки. Ваше предложение по уходу от советской службы наружного наблюдения?
Аналитик достал из своего сейфа карту и разложив ее на столе начал инструктировать разведчика, одновременно показывая ориентиры на местности.
– От Семипалатинска до Курчатова 140 километров. Автобан там достаточно прямой и проходит по ровной полустепной местности. И, значит, сопровождать тебя будет не больше двух машин наружного наблюдения.
Русские стараются не нарушать женевских договоренностей по САИ и будут работать очень аккуратно. Нам на руку, что ядерный полигон находится под юрисдикцией военных, а значит, учитывая разногласия между военной и территориальной контрразведками, наряды наружного наблюдения не будут иметь пропуска на территорию полигона. Это значит, что сопровождающий тебя пост наружного наблюдения останется перед КПП на въезде в Курчатов.
– Насколько это точная информация?
– Абсолютно точная, от «Орнитолога»
– На ядерный полигон ведет только одно шоссе? – уточнил оперативник.
– Из Семипалатинска – да. Есть еще из Павлодара, но оно при проведении САИ будет закрыто. Поэтому передвижение будет только по шоссе Семипалатинск – ядерный полигон.
– Получается, что из этой ядерной помойки только один выход…
– Именно так. и это учитывалось при планировании операции. Посмотри на снимки космической съемки, – сказал аналитик и передал Милнеру папку. Когда оперативник раскрыл альбом на нужной странице, Райдер продолжил, – Итак служба наружного наблюдения доведет тебя до въезда на территорию полигона, дальше им двигаться запрещено. Сотрудники комендатуры на период САИ будут требовать, чтобы машины не стояли возле шлагбаума. Место возле КПП открытое и специфика наружного наблюдения потребует, чтобы автомобиль с кагэбешниками находился от пункта пропуска на некотором расстоянии. Вероятнее всего наряд наружки съедет с дороги и замаскируется где-то в кустарнике на берегу реки Иртыш.
– По наружке все ясно, можешь не повторяться. Каким образом я буду добираться до Курчатова?
– На основании имеющихся по САИ договоренностей тебе, как члену американской делегации, имеющему особый дипломатический статус, выделят машину с водителем.
– Водитель наверняка будет офицером КГБ, вы это учитывали?
– Он будет скорее всего осведомителем КГБ, но обязательно членом КПСС, – заметил аналитик, и начал дотошно объяснять свою точку зрения. – Местного офицера КГБ, в любое время может узнать кто-то из жителей города и невольно выдать его. Офицер из другого города просто не знает местности, а специально готовить его для столь незначительной роли нецелесообразно, как считают наши оппоненты. Поэтому, чтобы избежать ненужных сложностей, обычная практика КГБ для наблюдения за подозрительными иностранцами, это закрепление за ними машины какого-нибудь государственного или партийного учреждения с водителем лояльным к КГБ. Но это обстоятельство, в нашем случае наоборот, будет способствовать успешному выполнению задания.
– Вот здесь поподробней.
– Водители госорганов обычно дисциплинированы, исполнительны, но работают только по команде, то есть не должны проявлять самостоятельности и действовать инициативно. Данная особенность присуща всей организации работы русских государственных служб, поэтому даже КГБ, при всем своем могуществе является неповоротливой и медлительной структурой.
– Можно ближе к теме?
– Можно. Водитель – агент будет тщательно проинструктирован и готов ко многим ситуациям, но он не действующий сотрудник, поэтому в целях контроля обязан докладывать своему куратору из КГБ о каждом твоем шаге и получать указания как действовать дальше. Для этих целей он будет иметь рацию, по которой будет связываться со своим куратором в твое отсутствие. При передвижении постоянная связь не обязательна, так как, считается, что все контролирует наружка. Другое дело в Курчатове, но там связь будет нестабильная из-за армейских помех, а значит водитель не сможет постоянно общаться с руководством, поэтому на этот период утратит свою функциональность и престает быть опасным для тебя. В то же время начальство без его докладов будет спокойно объект, то есть ты, находится под неусыпной опекой. И если агент не выходит на связь, значит нет необходимости, ведь он контролирует ситуацию. Тем более наружка продублирует докладом ваш заезд на территорию полигона.
– Как я должен действовать в Курчатове? – перешел к следующему этапу операции Милнер.
– Ты проедешь КПП и попросишь водителя ехать к гостинице. Там вас наверняка будут «встречать» военные контрразведчики. После расселения зайди в номер шофера, выбери момент и брызни в лицо спреем из спецбалончика, который будет в дорожной сумке, приготовленной для тебя в посольстве в Москве.
– Это чтобы меня потом обвинили в попытке убийства и отправили надолго в Сибирь?
– Можешь быть спокойным, он отключится на четыре часа и проснется совершенно здоровым, просто не сможет вспомнить, что с ним произошло, и кто был с ним в номере. После этого вернешься к себе переоденешься в одежду «шофера», которая также будет в твоей московской сумке и скрытно покинешь гостиницу. К сожалению, поэтажной схемы отеля у нас нет, лишь космический снимок.
При выезде из Курчатова твое авто не вызовет подозрений. Водитель возвращается, а клиент, которым интересуется КГБ, остался в гостинице. Сотрудники наружного наблюдения доложат в штаб, что водитель возвращается и им будет дана команда оставаться на месте. Здесь тебя подстрахует наш «Орнитолог». Рацию в машине не отключай, просто не отвечай на вызовы. Подумают, что она неисправна.
– А если возникнут подозрения у офицеров на КПП? – въедливо спросил оперативник.
– Мы подготовим тебе водительское удостоверение, какие имеются у шоферов обкомовских машин в СССР. Кроме того, на лобовом стекле такой машины будет наклеен «вездеход», как это называют в России, поэтому тщательного досмотра не будет.
– Что такое этот «вездеход»?
– Специальное разрешение проезда всюду без права специальным, дорожным и иным проверяющим службам останавливать и досматривать данный автомобиль. Поэтому проблем быть не должно. После минования КПП можешь ехать максимально быстро и даже допускать небрежность в соблюдении некоторых правил дорожного движения. С этого момента твоим главным козырем будет скорость. Весь наш план построен на нестыковках в действиях русских. У тебя будет максимум два часа на то, чтобы вернуться в семипалатинскую гостиницу «Иртыш».
– Что дальше?
– По дороге переоденься и избавься от костюма водителя. Подъехав в Семипалатинске к гостинице, максимально быстро поднимешься в свой номер. Да, когда будешь уезжать в Курчатов не сдавай ключи на ресепшн.
– Этого мог бы не говорить.
– Просто решил напомнить. Ты ведь давно уже не работал в России.
– Семипалатинск – это Казахстан, а мне не надо забивать голову азбучными истинами, – решил поставить лишний раз аналитика на место, почувствовавший раздражение Милнер.
– Хорошо, – миролюбиво сказал Райдер. – В гостинице все надо делать максимально быстро. Бегом по коридору, готовя на ходу фотоаппарат, врываешься в номер. Ослепляя всех присутствующих фотовспышкой, поднимаешь скандал. Вот и все.
– Как я затем объясню, почему вернулся из Курчатова один, без водителя?
– Водитель крепко заснул в Курчатове. Ты, вспомнил, что в спешке, забыл кейс с секретными документами в Семипалатинске. Вернулся за ним, а в твоем номере вопреки существующим договоренностям КГБ копается в твоих личных вещах и копирует секретные документы из кейса.
– Дерьмо твой план, – вдруг спокойно сказал Милнер. – Незаконный угон автомобиля в СССР отправит меня в советские лагеря лет на десять.
– Ничем серьезным тебе это не грозит. Ты американский дипломат, имеющий соответствующий иммунитет. Максимум, что они могут сделать это выслать тебя из страны.
– Но если они меня вышлют…
– Ты плохо знаешь русских, Джон, хотя и не плохо знаешь русский язык, – аналитик улыбнулся краем рта довольный своим каламбуром. Но увидев, что шутка оперативнику не понравилась, продолжил деловым тоном. – Во-первых, после столь очевидного провала они не пойдут на открытый конфликт. Во-вторых, они будут предполагать, что ты уже отыгранная карта, которая выполнила свою роль в этой игре и начнут внимательно следить за другими нашими людьми. В-третьих, наш "крот" будет главным контрразведчиком в Семипалатинске и будет действовать по нашему сценарию. При возникновении даже малейшей опасности он найдет возможность проинформировать тебя по телефону, а в самом крайнем случае проигнорирует указание Центра и даст время на исчезновение. В любом случае он спасет тебя.
– Как я узнаю, что агенты КГБ вошли в мой номер? – раздраженно спросил Милнер.
– «Орнитолог» будет все контролировать. Он глава контрразведывательного центра по САИ. Ему будут идти доклады обо всех действиях местной контрразведки. Он будет следить за всеми передвижениями и группа, которая войдет в твой номер, будет там находиться столько времени, сколько необходимо для выполнения твоего задания. Не сомневайся.
– Ваш агент в случае опасности первым сдаст меня, – зло перебил оперативник.
– Ты, повторяешься, Джон. Он тебя не знает, и ты не будешь с ним контактировать. «Орнитолог» получит здание направить группу офицеров КГБ в номер американского дипломата для вскрытия кейса и снятия копий с документов в нем находящихся. И на правах руководителя будет удерживать группу в номере до твоего возвращения. Ваш телефонный контакт возможен лишь с нашей санкции, в случае возникновения какой-либо реальной опасности.
– А вы давно проверяли своего агента? – не удержался Милнер.
– Мы его постоянно проверяем, – устало ответил Райдер, – и оснований не доверять ему у нас пока не возникало.
Оперативник, немного подумав, задал неожиданный вопрос: – А может быть этот «Орнитолог» поможет мне уйти от слежки по дороге в Курчатов и не надо будет «светиться» на КПП?
– КГБ на своей территории очень плотно работает и наши возможности в СССР весьма ограничены. Тем более в этом Семипалатинском регионе, где до этого не ступала нога американца… Нет, это слишком рискованно. Не только для него самого, но и для успешного осуществления всей нашей операции. Так что уйти от наблюдения – это твоя главная задача. Если ее выполнишь, то успех операции обеспечен.
Глава 21
7 июля 1988 года (четверг) – 10.00. Лэнгли, ЦРУ США
Милнер сидел в кабинете Сэмюэла Райдера и изучал карту Семипалатинского ядерного полигона, заучивая сложные названия расположенных на нем объектов.
– Ты называй объекты, Джон, а я буду комментировать, – посоветовал аналитик.
Оперативник, развернул карту на девяносто градусов и сбоку прочитал:
– Площадка «А».
– Она нам пока не нужна, – заметил Райдер, – Давай дальше.
– Площадка «Б» – «Балапан» – проведение испытаний путем подземных ядерных взрывов в вертикальных скважинах.
– А вот это как раз то, что нужно. Именно на ней Советы собираются проводить ядерные взрывы по программе САИ.
– Надеюсь, меня там в это время уже не будет, – лениво отозвался Милнер.
– Если ты сработаешь как надо, то САИ не будет иметь продолжения, – поправил его аналитик, и подсказал. – Так, давай дальше смотри, там еще недалеко поселок «Балапан», обозначен как «Б2». Там живут ученые, когда проводятся испытания и технический персонал по обслуживанию площадки. В период САИ там будут жить и наши ученые. Туда ты как раз якобы и будешь следовать из Семипалатинска.
– Да, нашел. Это недалеко. Дальше площадка «Г».
– Она тебе тоже не понадобится, – успокоил Райдер..
– А что там?
– Жилой блок, обслуживает площадку «Д».
– Площадка «Д» здесь неподалеку, – показал пальцем Милнер.
– «Д» – это «Дегелен» на ней проводят подземные ядерные взрывы в горизонтальных штольнях, – пояснил аналитик. – Пропускай также площадки «М», «С», «Т» – они тебе тоже не понадобятся.
– А площадка «Н»?
– Вот ее назначение нам неизвестно, и она нас очень интересует, но это не имеет отношения к твоему заданию. Что еще привлекает твое внимание?
– Тут еще прямо на объекте «Н» написано по-русски «РБШ» – поинтересовался разведчик, – это что такое?
– Нам известно только, что аббревиатурой «РБШ» зашифрован научно-исследовательский облучательный комплекс.
– Здесь же недалеко обозначения «П-1». «П-2», «П-3».
– Это так называемое «Опытное поле» – место где проводились первые ядерные испытания. Поверхностные и воздушные ядерные взрывы.
– Там сбрасывали бомбы с самолетов? – уточнил Милнер.
– Да и это в том числе. Что еще?
– Площадка «10 – Байкал»?
– На ней расположен научно-исследовательский реакторный комплекс.
– Сколько там реакторов?
– Два, а зачем тебе это?
– Убегать буду взорву, – засмеялся оперативник.
– Ну и шутки у тебя Джон. А если серьезно ядерный реактор не так просто взорвать.
– Хорошо, давай заканчивать. Объект «100»?
– Научно-исследовательский реактор ИГР. В разговоре они называют его объект «Сотка».
– И последнее – объект «Ш».
– С него ведется обслуживание площадок «Опытное поле», «Н», «РБШ» и «100».
– Откуда такая подробная информация, ведь Семипалатинский ядерный полигон закрыт для посещения иностранцев? – с удивлением поинтересовался Милнер.
– Съемки из космоса и, кроме того, для подготовки САИ наши ученые уже побывали на полигоне. Некоторые русские оказались очень гостеприимными. Так, что все просто.
