Андрей Игоревич Фальков
Советско-Вьетнамский роман
– Товарищи говорят, что с таким командиром они легко победят янки и их сайгонских прихвостней.
– С хорошими бойцами все получится, – кивнул Рузаев, – давайте уж я вам еще кое– что покажу. Есть у вас ненужная шляпа?
Прекрасная конусообразная шляпа из рисовой соломы тут же оказалась у него в руках.
– Нет, эту жаль. Старую дайте.
– Берите, берите, – торопливо закивал Тхан Донг, дрожа от радостной возможности услужить такому человеку.
– Ну что ж, давайте. Кашечкин, отойдите метров на пятнадцать и подбросьте.
Кашечкин, однажды видевший этот трюк, взял шляпу и отошел.
– На счет «три» бросайте, – скомандовал Рузаев, – раз, два, три!
Кашечкин ловко кинул шляпу в воздух, и она, кружась, полетела через просеку. Рузаев несколько раз выстрелил, и при каждом выстреле из шляпы летела пыль и клочки соломы. В летящий предмет легко попасть из дробовика, но не из пистолета, и вьетнамцы, знавшие это, замерли от восторга. Но выразить восторг им не дали.
– Тяо как донг ти8! – внезапно раздался голос Шульца, говорившего по-вьетнамски.
– Товарищи офицеры, – Шульц перешел на русский язык, – я вас там жду, а вы – здесь.
Вьетнамцы загалдели, но Шульц твердо развернулся и повел Рузаева с Кашечкиным назад, в расположение части.
– Товарищи, – сказал он, когда они отошли достаточно далеко, – что за несерьезное отношение к делу.
– Это серьезное отношение. Это проверка боевого состава.
– И шляпа тоже?
– Со шляпой погорячились. А вообще, боец должен доверять командиру.
– Это же просто технический персонал и приданные части. Всего-навсего рабочие и боевое охранение. Им и оружие-то не понадобится.
– Товарищ Шульц, что-то вы слишком пренебрежительно относитесь к личному составу, – Рузаев остановился, – не по-коммунистически как-то.
– Я здесь уже два года, а вы порядков местных не знаете, – зло ответил Шульц, – а если бы вы опозорились? Кто бы вас выручил?
– Товарищ комбат не опозорился бы, – не по Уставу встрял в разговор Кашечкин, – товарищ комбат, между прочим, чемпион южноуральского округа по стрельбе.
– Это верно? – переспросил Шульц.
– Да, – кивнул Рузаев.
– Что ж, вопрос исчерпан. Пойдемте обедать.
Они вышли из сплошных зарослей к домикам. Внезапно Рузаев замер, пораженный.
– Что это?
– Где? – не понял Шульц.
– Да вот же! – Рузаев показал пальцем на задворки и зашелся в диком хохоте.
Посмотрев в указанном направлении, фыркнул и Кашечкин.
– Да, постарались вьетнамские товарищи, – сухо улыбнулся Шульц.
На месте выгребной ямы красовалось новенькое, чудовищное в своей монументальности сооружение. Это была не фанерная будочка, как предполагали офицеры. Это была крепостная стена, сложенная их крупных булыжников, залитых свежим бетоном. Стена была полуметровой толщины и диаметром метра четыре, не меньше. Но самым смешным было то, что этот монстр скрывал человека только до пояса, а выше все оставалось на виду.
– Да, – протянул Вася, обходя это фортификационное сооружение вокруг, – и ведь всего за полдня соорудили!
– Старались товарищи, – отметил Рузаев.
– А это что? – удивился Кашечкин.
И действительно, сооружение представляло собой не замкнутый круг, а нечто вроде полукольца. С одной стороны закрытое, оно зияло с другой стороны широким, как ворота, проемом. Проем этот смотрел прямо на окна женской казармы.
Сзади подошли Тхан Донг и Фан Ки Ну.
– Товарищ Тхан Донг спрашивает, все ли хорошо сделали? – перевела Фан Ки Ну.
– Да, спасибо. Товарищи благодарят, – по-вьетнамски ответил Шульц.
– А что, повыше нельзя? И дверцу вместо дырки? – спросил было Кашечкин, но Рузаев быстро вмешался.
– Не надо переводить, мы сами все уладим.
– А на мой взгляд, очень хорошо сделали, – заметила Фан Ки Ну, – ваш домик полностью закрыт, и вас никто не будет тревожить.
– А мы? – Кашечкин не мог молчать.
– О, вы нас абсолютно не тревожите. Нам даже приятно, – Фан Ки Ну улыбнулась, – пойдемте обедать.
***
Столовая для гостей представляла собой плетеную хижину, рядом с которой находился очаг с вмурованным в него котлом. Ели вместе за деревянным столом. Рузаев наклонился и выловил откуда-то из-под стола бутылку настоящей пшеничной водки.
– Вот так! – прокомментировал он, – надеюсь, все будут.
– У меня только одна и есть, – смутился Кашечкин.
– Товарищ! Хоть у вас мама и опытная, – Рузаев ловко разлил водку по пяти чашечкам, – но и я путешественник бывалый. Это личные запасы. Ну, за хорошее начало!
Чокнулись и выпили. Шульц и Рузаев только крякнули, а Тхан Донг поперхнулся и полез руками в блюдо с рисом. Глядя на это, Рузаев снова нырнул под стол. На это раз у него в руках был настоящий кирпичик черного хлеба.
– Режьте, – вздохнул он, – от сердца отрываю.
Обрадованный Шульц, уже два года не видевший настоящего русского хлеба, схватил огромный штык-нож и начал кромсать им буханку на толстые ломти. Выпили еще раз и закусили.
– Плохо, стаканов нет, – заметил Рузаев.
– Зато чашки хорошие!
Тхан Донг, Рузаев и Шульц пили крупными глотками, причем вьетнамец заметно охмелел. Кашечкин и Фан Ки Ну отхлебывали по чуть-чуть, и их обоих одинаково передергивало.
– Ничего, привыкай, – Рузаев хлопнул Кашечкин по плечу, – на фронте это называлось «наркомовские сто грамм». Наркомовские, понял?
– Не надо привыкать, – заметил Шульц.
– Почему? – удивился Рузаев.
– Здесь водки нормальной нет. Табак есть, чай есть, а водки нет. Не умеют делать.
– Что же они так?
– А вы заметили, – неожиданно сменил Шульц тему, – как они к нам относятся. Как бан лиен со9! Запомните эту фразу. Как бан лиен со.
– Да, советские друзья, – подтвердил Тхан Донг.
– Они ведь нам самое лучшее отдают. Нам вот на обед и рис есть, и масло, и свинина. А у самих ничего нет! Сами-то они этого позволить не могут.
Фан Ки Ну молча слушала Шульца, а Тхан Донг, не понимая, согласно кивал и улыбался.
– Вот вы над туалетом смеялись, а ведь достаточно было им намекнуть, и они за полдня построили. Как муравьи навалились и сделали, по мере своего понимания, – продолжил Шульц.
– Да, да, – кивал Тхан Донг, – верно.
– Надо – они всю батарею на руках перенесут. И вас собой закроют. Потому что вы двое – их последняя надежда на победу. На победу малой кровью!
Шульц ударил кулаком по столу.
– А вы по шляпам стреляете. А они, – он кивнул на Тхан Донга, – пылинки с вас сдувать будут. И дел важных ждать будут. Вы для них – единственное средство нагнать страху на американцев. Такого, чтобы они в самолет залезать боялись.
Шульц немного помолчал, затем продолжил:
– Они вам очень благодарны. И на все для нас готовы. На все.
Шульц, смакуя, допил водку и закусил черной горбушкой.
– Так что ешьте, и за дело.
Глава 12. О том, как американцы
учатся насаждать демократию
Empty spaces – what are we living for
Abandoned places – I guess we know the score
On and on
Does anybody know what we are looking for
Another hero another mindless crime10
Queen
Взвод сержанта Дойли погрузили в катер и повезли по реке. Другие взводы, также на катерах, следовали на некотором отдалении.
Катер шел вверх по течению, мощно взрывая воду тупым носом. По берегам реки тянулись бесконечные заросли, болота и рисовые плантации, неотличимые от болот. Здесь же дружными кучками располагались деревушки на сваях из бамбука. При виде катеров местные жители настораживались, но особого беспокойства не проявляли.
Сильвестр сидел на планшире и наблюдал за жителями. Мужчины что-то делали на широких верандах, нависающих на свайных опорах над рекой. Женщины ходили по плавающим настилам и полоскали с них белье в мутной, грязной воде. Мощная волна, идущая за катером, набегала на эти мостики, и люди еле удерживались. Одна женщина не успела вовремя убежать, волна ударила в бамбуковый настил, перевернула плетеную корзину, и белые тряпки поплыли по воде. Женщина забегала, замахала руками, открывая рот в неслышном за рокотом моторов крике. Разморенный жарой и одуряющим однообразием дороги, Макарони рассмеялся.
– Что там?
Сержант лениво, через плечо, смотрел на него.
– Корзину у вьетнамца смыло.
– Ну-ка! – Катер отошел довольно далеко от места происшествия и сержант, чтобы лучше видеть, достал бинокль. – Класс!
Минуту он с удовольствием наблюдал за суетой вьетнамцев, которых захлестывали буруны, а затем крикнул рулевому:
– Эй, там! Держи ближе к берегу.
– Есть, сэр!
– И прибавь, если можно!
– Немного можно.
Катер зарычал сильнее, приподнял нос и пошел возле самых бамбуковых свай. Мощный вал катился по человеческому муравейнику. Сержант весело хихикал. Старые солдаты и новобранцы, понявшие маневр сержанта, сдвинули козырьки кепок и начали наблюдать.
– О, побежал, побежал! Убежит, нет? Убежал!
– Смотри, смотри, свалился!
– О, поплыли! И корзина уплыла!
– Ладно, хватит! – прекратил их восторги сержант и вновь скомандовал рулевому: – На середину выруливай!
Катер зарычал глуше и пошел ближе к середине реки. Навстречу ему, вниз по течению, спускалась длинная лодка, наполненная всяким хозяйственным добром. Два вьетнамца, один на носу, другой на корме, увидев катер, начали лихорадочно тыкать в воду длинными шестами, пытаясь отвести лодку в сторону. Рулевой, чтобы дать им пройти, немного сбросил газ.
– Куда! – усмехнулся сержант. – Держать курс.
– Так ведь это корыто!
– Дави его!
Двигатель взревел, и катер вновь поднял пенный бурун перед носом. Вьетнамцы громко заверещали, стоявший на носу мужчина бросил шест и замахал руками. Катер приближался, и оба вьетнамца сиганули в воду. Форштевень с хрустом врубился в утлую деревяшку, лодка перевернулась, и винт разрубил ее пополам. Минута – и посреди пенного следа на волне закачались обломки лодки, какие-то корзины, россыпи орехов и две головы. Одна голова спокойно поплыла к свайному домику, а другая повернулась к американцам и начала громко кричать какие-то слова, размахивая над головой худеньким кулачком.
Глядя на этого смешного крестьянина с его нелепыми угрозами, сержант перешел на корму, расстегнул кобуру и пару раз выстрелил. Пули выбили фонтанчики недалеко от вьетнамца, и тот нырнул, подавившись последними словами.
– Вот так надо внушать им уважение! – сержант дунул в ствол пистолета и спрятал его обратно в кобуру.
Увидев этот жест, Сильвестр весь подобрался. Это был жест его мечты – дунуть в пистолет над телом поверженного врага. Замирая от внутреннего волнения, он спросил:
– Это и есть враги, сэр?
– Это? – сержант удивленно дернул шеей. – Это, парень, союзнички у нас такие.
– Что? – не понял Сильвестр.
– Наши враги – партизаны. Они далеко еще. Враги – северные вьетнамцы. А это вьетнамцы южные. Союзнички, мать их!
– Что же мы с ними так обращаемся?
– А как мы с ними обращаемся? Мы же пока эту сволочь гражданскую не убиваем. Вот пусть и будут благодарны.
Солнце еще стояло высоко, когда катера ткнулись к берегу.
– Рамос и Макарони со мной, в охранение. Остальным разбивать лагерь. От катеров не отдаляться, – скомандовал Дойли.
– Уже прибыли? – спросил Сильвестр, идя за сержантом.
– Нет еще. Здесь переночуем. Не ночью же туда являться!
– Почему?
– Ночью косоглазые тебе знаешь что устроят? Не знаешь? Вот лучше этого и не знать.
На следующее утро катера быстро дошли до излучины реки и высадились ниже деревни. Взвод рассыпался цепью, и солдаты, стреляя, кинулись вперед. Со стороны деревни раздались выстрелы.
– Ложись! – скомандовал сержант. – Приготовились! Мелкими перебежками!
Старослужащие, повинуясь легким движениям руки сержанта, перебежками окружили деревню. Казалось, она кишит вьетконговцами, но потом огонь быстро ослабел.
– Уходят. Не хотят огонь на деревню вызывать, – откомментировал сержант.
Не заходя в деревню, взвод начал вытеснять партизан на поля, совершенно безлесные, покрытые высокой травой.
Сильвестр, пытаясь не отстать от старослужащих, бежал, падал и стрелял по маленьким фигуркам впереди. Над его головой свистели пули. Невдалеке раздался крик, затем мучительные стоны. Сильвестр понял, что кого-то ранили.
– Стой! – сержант махнул рукой. – Хватит людей терять! Вызываем авиацию!
Рейнджеры вытянулись цепью и залегли, глядя на то, как партизаны поспешно отступают. Те, чувствуя неладное, открыли сильный огонь.
Неожиданно воздух буквально застонал. Хищная длинная тень пронеслась по небу.
– Вот они! – вскрикнул сержант. – Ложись, ребята!
Воздух над скоплением партизан вздрогнул, там появился огромный клуб пламени, который прокатился, снося все на своем пути. Дальний лес утонул за стеной ярко-оранжевого пламени с дымным султаном.
– Вот и все. Барбекю готово!
Сержант встал и вгляделся в стену пламени.
– Хорошо! Чувствуете, сынки, как пахнет? Это напалм. У него запах бензина. Это запах победы! Вставай!
Сержант толкнул Сильвестра носком ботинка. Сильвестр послушно встал.
– А они не вылезут?
– А там некому больше вылезать. Авиация хорошо поработала. Теперь и мы поработаем.
Первый и третий взводы остались в охранении, остальные пошли обратно в деревню. Только тут выяснилось, что рядовой Морган погиб в этом бою. Сержант угрюмо смотрел на мертвое тело, которое санитары несли к катерам.
– Ну, видел?
Сильвестр кивнул.
– Запомни хорошенько. Эти крысы могут кусаться! А этот сраный клоповник, – он махнул в сторону деревни, – их кормит! Ничего, сейчас разберемся.
Рейнджеры бегом бросились к деревне. Сильвестр, в первый раз увидевший гибель человека, стоявшего с ним в одном строю, немного замешкался. Наверное, именно поэтому он и заметил, как от деревни, пригибаясь, бегут двое вьетнамцев.
– Сержант! – крикнул Сильвестр, снимая винтовку с предохранителя. – Там кто-то бежит!
Дойли остановился и поднял свое оружие.
– Стреляй!
Сильвестр прицелился и выстрелил.
– Промах! – откомментировал сержант. – Стреляй очередями!
Фигурки петляли, стараясь сбить прицел, но Сильвестр снова нажал спусковой крючок. Одна фигурка споткнулась и упала. Сержант очередью срезал вторую.
– Поздравляю!
У Сильвестра дрожали руки.
– Кто это был? Партизаны?
– Нет. – Сержант усмехнулся. – Крестьяне разбегались. Нас боялись. И правильно боялись.
Когда они вошли в деревню, рейнджеры уже начали выгонять на улицы всех жителей. Озверевшие солдаты не церемонились, били их прикладами, упавших пинали ногами. Одна женщина высунулась из-за угла и тут же шмыгнула в тень.
– Смит, Макарони, за мной! – Сержант заметил подозрительное движение.
Они побежали за женщиной и увидели, как та пытается приподнять раненого вьетнамца.
– Стой!
Сержант рванул ее за плечо. Женщина смотрела на него безумными, испуганными глазами.
– Ну-ка, – сержант оттолкнул ее в сторону и наклонился над раненым. – А вот это партизан. У него же вся рожа в пороховой гари!
Женщина дернулась, но Сильвестр уперся ей в живот стволом винтовки.
– Так-так, – сержант покачал головой, – и что будем делать? Как думаете?
– Не знаю, сэр! – осторожно заметил Смит.
– Зато я знаю. На, – он протянул Смиту свой пистолет, – пристрели его!
– Что? – не понял Смит.
– Пристрели эту сволочь! Пристрели!
– Не могу… – Смит побелел.
– Тогда я сам тебя пристрелю, – безумные глаза сержанта снова смотрели в разные стороны. – Убей его, молокосос! Это приказ!
Смит дрожащими руками взял пистолет, помедлил и выстрелил. Живот вьетнамца окрасился кровью, он дико закричал и скорчился.
– Дурак, – откомментировал сержант, – в голову надо было. Стреляй!
Но Смит отвернулся, и его начало выворачивать мучительными спазмами. Тогда сержант вынул из его руки пистолет и спокойно дважды выстрелил вьетнамцу в голову. Полетели ошметки мозга и кровь.
– Восемнадцатый, – усмехнулся сержант.
Сильвестр отвернулся. Сержант подождал, пока его и Смита закончило трясти.
– Ну, все проблевались? – спокойно спросил он.
– Да, сэр! – Макарони отдал честь.
– Молодец, гангстер! – сержант похлопал его по плечу. – Готов выполнить приказ?
– Да, сэр!
– Тогда убей ее!
Дойли ткнул стволом во всхлипывающую женщину.
– Зачем?
– Чтобы вьетконговцам больше не помогала. Ну?
Сильвестр сделал шаг назад и поднял винтовку. Женщина, увидев его жест, взвизгнула, вскочила и бросилась бежать. Макарони нажал спуск, и пуля разбила ей затылок.
– Отлично! – похвалил сержант. – Ну, пошли, нам еще много работы предстоит. Надо всю эту сраную деревню очистить. Вперед, ребята!
***
Сказать, что младший лейтенант Дональд Мюррей был очень плохим курсантом, нельзя. Он оказался даже лучше, чем можно было ожидать, исходя из студенческой биографии. Он не был плохим летчиком. Просто недисциплинированным. А чего еще ожидать от студента, который всеми силами старался удрать от всяческого дела и который, в конце концов, оказался в армии, да еще и на войне?
Скажем, летать он научился хорошо. Еще в университете Дональд гонял на машине так, что сидевшие с ним девушки визжали, а парни морщились. Эта автомобильная лихость сильно помогла ему овладеть скоростной боевой машиной. Но вот приучить себя выполнять задания, спокойно и вдумчиво пилотируя в заданной зоне, он так и не смог. Именно поэтому его и выставили в первую очередь из училища во вновь формируемую часть.
Жизнь в армии казалась Мюррею омерзительной именно из-за дисциплины. Хорошо еще, что он попал в авиацию, а не в пехоту, и ему не пришлось заниматься строевой подготовкой, а потом лазать по этим джунглям с автоматом в руках. Обязанности его были сложны, но не обременительны, противник оставался далеко внизу, а миссия по восстановлению мира не грозила затянуться.
Авиационный полк, в который попал Мюррей, действовал с острова Фукуок уже почти год. Ветераны полка почти ежедневно, как на работу, вылетали на задание, бомбили косоглазых и вечером возвращались назад. Они-то и растолковали Мюррею правила здешней жизни.
Приличных городов на этом паршивом острове не водилось. Существовала военная база и деревушки. Самые продвинутые деревушки лепились к базе и кишели косоглазыми, которые только и мечтали получить донг11-другой с ее обитателей. Все пространство вокруг базы превратили во вьетнамский рынок, и не успел Мюррей выйти за ворота, как ему всучили соломенную шляпу.
На этом рынке продавали все – вещи, еду, выпивку. А за доллары могли в пять минут организовать девочек или завертку наркоты.
Ветераны местную наркоту хвалили, а вот девочек настоятельно не рекомендовали. Точнее, они категорически не рекомендовали девочек из притонов, мотивируя это тем, что сами притоны – место темное. И что со временем, когда Мюррей освоится, ему лучше найти себе постоянную девушку в деревне. Или парочку. И что лейтенант Даллас в скором времени возвращается в Штаты и вполне может предоставить свою туземную жену Мюррею. В общем, здесь неплохо.
Не понравился Мюррею их командир звена, капитан Блай. Он совершенно не занимался вводом молодого пополнения в строй. Он не показывал им местные достопримечательности и не водил в офицерский бар. Он не давал рекомендаций по выпивке и девочкам. Он скомандовал тревогу и с секундомером наблюдал, как они бежали к машинам. А затем заставил бежать еще раз. А потом посадил каждого из новичков в свою машину и заставил больше часа маневрировать в тренировочной зоне. А затем построил их возле своих машин, на самом солнцепеке, и начал речь.
– Вы считаете себя офицерами. Вы думаете, что вы летчики. Но то, что на гражданке вы учились в колледже и то, что вас научили летать, еще не делает вас летчиками. Вам еще нельзя поручать ответственных заданий. Поэтому мы начнем с простых миссий. И когда вы вернетесь, не думайте, что стали ветеранами. Я лично буду следить за каждым вашим шагом. – Блай прошелся вдоль строя и посмотрел в лица летчиков и операторов. – Я буду следить за вами. Я не хочу, чтобы вы сложили головы за тысячи миль от Штатов по собственной глупости. Но и беречь вас я не буду. Запомните это раз и навсегда. Вопросы есть?
– Сэр, – начал Мюррей, сдерживая внутренний смех, – а телесные наказания вы не применяете?
Блай смерил его взглядом с ног до головы.
– Нет. Телесные наказания применяю не я. Вы что думаете, вьетконговцы совсем дикие? У них и самолеты есть, и зенитные пулеметы. Так что когда косоглазые возьмут вас за горло, а вы будете жаться ко мне, я сперва надаю вам пинков. И лишь потом возьму под свою опеку.
Еще меньше Мюррею понравился командир полка, полковник Уилсон. Этот вообще речей не произносил. Этот устроил учения и в бинокль внимательно следил за всеми маневрами новичков. А затем, после разбора полетов, подошел к Мюррею, посмотрел на него, произнес: «Мне не нужны трупы летчиков!» и назначил ему дополнительные полеты.
***
И все же характер Мюррея давал себя знать. Военная служба и лично капитан Блай сильно дисциплинировали его, но перевоспитать совсем не могли. И вот однажды вечером, получив разрешение отсутствовать сутки, Мюррей двинулся за ворота базы.
Он направился в поселок, который вьетнамцы создали специально для выжимания денег из американских военнослужащих. Это была утоптанная площадь, на которой с утра и до поздней ночи под видом колониальных товаров продавалась всякая необходимая для веселья всячина. Подойдешь к такому вьетнамскому торговцу, и он, кажется, чинно торгует фруктами, а посмотришь попристальнее – у него и другой товар есть.
Начал свое веселье Мюррей с выпивки. Пить им запрещалось, и поэтому в увольнении он решил расслабиться. Выложив кучу баксов, он купил у старого вьетнамца рисовую водку. А потом столкнулся с Джойсом. Водку они выпили и вернулись, чтобы набить старику морду. Но старик уже успел удрать, поэтому пришлось бить морду другому вьетнамцу. А потом они пошли в бар и стали пить еще что-то. Кажется, бармен утверждал, что это виски.
– Америка! – подвыпивший Мюррей сравнивал содержимое стаканов. – Я жил на восточном побережье. И на западном. Я там учился. И чего мы здесь воюем? В Штатах сейчас лучше.
– Не скажи! – Джойс отпил из своего стакана.
– Ты что, считаешь, что здесь хорошо?
– Нет. Но есть хорошее место.
– Калифорния! – Мюррей стукнул кулаком по столу.
– Остров Тасмания!
– Что? – не понял Мюррей. – Это где?
– Это Австралия.
– Откуда ты знаешь?
– Я там родился, – мечтательно протянул Джойс. – У отца была ферма. На этой ферме пять тысяч овец. Встаешь утром, травой пахнет, овцами, молоком. Отец верхом на лошади, и меня рядом сажает.
– А меня отец все время на машине возил! – заметил Мюррей.
– Машина – не то. Вот утром, верхом, с отцом, овец гонишь…
– Джойс, – вполголоса спросил Мюррей, – а ты как сюда попал?
– Я по контракту. Я ведь австралиец.
– Слушай, Джойс, – неожиданно для себя Мюррей прослезился, – я тоже хочу утром, на лошади.
– Приезжай в гости, – кивнул Джойс. – Земля большая, ее всем хватит. Утром встанем, выпьем молока, оседлаем лошадей, и в дорогу. Загоним стадо, вечером вернемся. Хорошо!
– Приеду! – Мюррей опять стукнул кулаком. Стаканы подпрыгнули и зазвенели. – Закончим эту войну, и приеду.
– Нескоро мы ее закончим, – Джойс покачал головой.
– Да будь она проклята!
Мюррей выкрикнул эти слова и замер, подавленный простой мыслью. Неприятие войны давно копилось в его душе, но только тут приобрело такую выраженную форму.
– Джойс, – тихо спросил он, – а за что мы тут воюем?
Джойс пожал плечами.
– Не знаю. Мне деньги нужны. Я за свои деньги воюю.
– А я за чьи деньги воюю? – удивился Мюррей.
– За чьи-нибудь обязательно воюешь. Войн без денег не бывает.
– А зачем они воюют? – он кивнул на вьетнамцев.
– За власть воюют.
– А мы с ними?
– Мы с ними. Знаешь, как они нас ненавидят? А как боятся? Южных вьетнамцев всего горстка, и без нас их бы давно разгромили. Вот они нас и терпят. Боятся, а терпят.
Мюррей сплюнул.
– Джойс, а тут девочки есть?
– Есть. Я тут себе замечательную девочку нашел. Кинешь ей сотню в месяц, и она вся твоя. Я по девкам тут не ходок, да и тебе не советую.
– Да, – Мюррей вздохнул, – хорошо тебе.
– А хочешь, – Джойс заговорщицки подмигнул, – я ее тебе уступлю? Мне она надоела.
– А она симпатичная?
– Спрашиваешь! Хочешь, этот месяц будем иметь ее вместе, а потом она вся твоя будет?
– Годится! – Мюррей встал.
– Тогда с тебя выпивка! – Джойс усмехнулся, – и за этот месяц ей платишь ты.
– Пополам! – возразил Мюррей.
– Э, нет. Это же клад, а не девочка. Не проститутка. Только с тобой будет, и больше ни с кем. Свистнешь – в казарму прибежит. Ее охрана уже знает, пропустят. Во!
– Ладно, веди, показывай! – усмехнулся Мюррей.
– Выпивка с тебя.
Джойс подмигнул и вышел в душную тропическую ночь. Мюррей кинул деньги на стойку и пошел за ним.
***
Первый боевой вылет Мюррея был несложным. Он почти не волновался. Гораздо больше нервничал его оператор, сержант Макинтош, для которого это тоже был первый боевой вылет. Но все прошло гладко. Блай сам, аккуратно и точно, вывел их на цель, они сделали по два захода, и Мюррей с удовольствием заметил, как на месте попадания что-то загорелось. Второй и третий вылеты прошли также гладко, и, наконец, капитан поручил ему достаточно опасную миссию по бомбежке военных складов под Данангом.
Воздушная обстановка была спокойная, и три «Фантома» шли без строя на большой дистанции, на трех тысячах футов. Мюррей уверенно вел машину, изредка поглядывая на затылок шлема Макинтоша. Справа огромной синей чашей лежал океан, по которому были разбросаны крупинки островов. Слева, вдалеке, громоздились темные горы. Мюррей спокойно осматривал их, когда темная тень промелькнула со стороны солнца.
– Чарли-второй, справа «МИГи»! – раздался в шлемофоне голос ведущего.
Мюррей рванул ручку на себя, вспоминая все, что он знал из тактики. Он помнил, что «МИГ» легче «Фантома», и поэтому главное – не дать втянуть себя в сражение на маневре. Кроме того, «МИГ» лучше летит на малой высоте.
Перегрузка вдавила его в кресло.
– Чарли-третий, они над тобой! – неслось из шлемофона.
Мюррей выровнял самолет и увидел сверху, как пара «МИГов» заходят на еще не успевшего набрать высоту Джойса. Ударили пулеметы, и из «Фантома» полетели какие-то лохмотья.
– Дональд, бомбы! – закричал Макинтош.
– Что? – не понял Мюррей.
– Бомбы сбрасывай и баки отстреливай!
– Дерьмо! – Мюррей выругался на свою забывчивость и щелкнул рычажками. Кассеты с бомбами и подвесные баки полетели к земле. Облегченная машина стала намного послушнее. «Фантом» ведущего тем временем включил форсаж и стал потихоньку уходить от «МИГов».
– Пятнадцатые, – определил Макинтош, – старые, еще времен корейской войны.
– Чарли-второй, Чарли-третий, на базу! – раздался голос Блая. – Я сам разберусь!
Его «Фантом» выскользнул откуда-то снизу. «МИГи» заложили вираж и пошли на сближение. Мюррей дал газу и ушел на разворот. В наушниках звучали какие-то визгливые вопли и ругань Блая. Эскадрилья поспешно разбегалась в разные стороны, и только Блай со Смитом пытались оказать сопротивление. Мюррей не рискнул ввязываться в драку. Судя по стихшему эфиру, бой быстро прекратился.
– Чарли-первый, как дела? – не выдержал Мюррей.
– Ушли. – Блай был раздражен. – Чарли-третий, как там?
– Стабилизатор не работает, – ответил Джойс, – Но машина слушается.
– Дотянешь?
– Дотяну.
Джойс первый раз побывал в подобной переделке. Голос его дрожал.
– Чарли-третий! – окликнул его Мюррей. – Как давление в системе?
– Гидросистема не задета!
– Долетим.
Дальше они летели, перебрасываясь короткими фразами. Мюррей видел самолет Джойса, летящий впереди. Его сильно качало из стороны в сторону. Они сели через двадцать минут, показавшиеся Мюррею вечностью. Его собственный самолет не был поврежден, но Мюррей не сводил глаз с датчиков, ожидая, что какой-нибудь прибор покажет неполадку.
Мюррей вылез из кабины и, шатаясь, как пьяный, пошел к ангару. Светило яркое солнце, и он удивился тому, какие резкие и темные тени отбрасывают самолеты. Налетел ветер, пальмы по краям площадки начали размахивать своими листьями-лапами. Мюррей посмотрел на них и удивился тому, что не замечал раньше их красоты.
Санитарная машина подъехала к одному из самолетов, из кабины выволокли Джойса и его оператора. Не убитых и не раненых, но не стоящих на ногах. Мюррей помахал ему рукой, и только теперь осознал, что остался жив, и что это небо, эти пальмы, эти тени сказочно прекрасны, потому что они – живые. И Мюррей почувствовал, что ему не нужен этот вьетнамский базар, эти самолеты, этот офицерский бар, эти женщины. Ему страстно захотелось жить долго и не умирать никогда.
***
Одной из самых сложных задач летчика на истребителе-бомбардировщике является сопровождение пехоты. Здесь важна точность действий. Немного недовернешь, и кассетные бомбы или бак с напалмом попадут не на врага, а в джунгли за его спиной. Дашь немного больше – и бомбы вывалятся на собственные войска. Поэтому наводили точно и тщательно. Новичков инструктировал сам полковник Уилсон. Первый раз на сопровождение пехоты их повел лично капитан Блай.
В тот раз пехотный батальон зажал вьетконговцев в клещи и загнал на самую вершину большого холма. Джунгли на холме и его западный склон кишели косоглазыми, и чтобы проредить этот муравейник с минимальными потерями, рейнджеры вызвали авиацию. Их звено шло двумя парами, и ведущим у Мюррея был капитан. Вьетнамская авиация им не попадалась, и они спокойно, плотной группой, на шести тысячах футов, подошли к цели. А затем пришлось снизиться до трехсот футов, чтобы не промахнуться.
Как только они снизились, вьетнамцы открыли по ним бешеный огонь из ручного оружия. Мюррей знал, что этот огонь крайне неэффективен и все пули пролетят мимо, либо чиркнут по обшивке, не причинив ни малейшего вреда. А также он знал, что месяц назад в соседней эскадрилье вьетконговцы сбили-таки один самолет из обычного ручного пулемета. Когда они зашли на цель, и зеленый мех джунглей превратился в море отдельных деревьев, у Мюррея защемило под ложечкой. Навстречу самолету понеслись светлые строчки трасс. Казалось, зелень шевелится от скрытых под ней насекомых, которых надо срочно вытравить.
Капитан Блай нес напалм, а Мюррей – кассетные бомбы. Блай шел первым, чтобы взрывная волна не повредила его самолет. И когда сброшенный им бак лопнул, Мюррей увидел, как сплошное яркое море горящего напалма заливает лес, мощно просвечивая его изнутри. От сплошного потока оторвалась огненная клякса, подпрыгнула и разлилась в стороне. От этой кляксы в стороны разбегались маленькие, похожие на муравьев фигурки, отчетливо видимые на фоне лесной прогалины. На это муравьиное скопление и вывалил Макинтош все кассеты с «ананасами». Секунда, и растревоженный муравейник исчез под крылом.
Что там творилось, Мюррей не видел. И вообще он почти никогда не видел результатов своей работы. Слишком быстро летел «Фантом». Да его это и не слишком интересовало. Отбомбился – и на базу. А о результатах пусть докладывает разведка, изучившая фотографии, сделанные хвостовой камерой.
