Андрей Игоревич Фальков
Советско-Вьетнамский роман
Глава 11. Глава, в которой герои романа собираются вместе
Вот уже который месяц и уже который год
Прилетает "черный мессер" – спать спокойно не дает.
Он в окно мое влетает, он по комнате кружит.
Он как старый шмель рыдает,
Он как старый шмель рыдает -
Мухой пойманной жужжит.
Б.Окуджава
«Черный мессер»
– Ну, здравствуйте, лейтенант Кашечкин! Вот и увиделись!
Рузаев подошел и крепко пожал Кашечкину руку.
– Здравствуйте, товарищ полковник! Ваше задание выполнено!
– Которое задание? – Рузаев внимательно посмотрел на него.
– Тягач водить научился.
– Добро, – Рузаев усмехнулся, – а стрелять не разучился?
Рузаев и Кашечкин впервые после учений встретились уже в международном аэропорту «Внуково» в Москве.
– Отличник боевой и политической!
– Рад за тебя. Растешь! Будем теперь служить вместе.
– Товарищ полковник, а вы про место службы все знаете?
– Не все, но многое.
– Расскажете?
– Конечно, в самолете.
Летели они долго. Магистральный четырехмоторный ИЛ-18 сначала нес их над родными русскими и казахскими просторами, над горами в Тегеран. В Тегеране заправились и полетели снова, на этот раз в Индию, в Бомбей. На этом перелете Кашечкин впервые увидел океан и джунгли. Он прилип к иллюминатору и отрывался от него только для того чтобы поесть. Рузаев в душе смеялся над его мальчишеством, но вслух ничего не говорил. Он был мудрый командир.
В Бомбее немного прогулялись и вдохнули тропического воздуха. После холодного самолета жара показалась чудовищной, Кашечкин сразу вспотел и нырнул обратно в самолет. Когда взлетели, он уже сладко спал, откинув кресло.
До столицы Лаоса, Вьентьяна, летели еще восемь часов. И, наконец, последний перелет до Ханоя занял всего час.
***
То, что американская армия завязла в джунглях, полковник Хантер понял довольно быстро. Даже привлечение его полка и зачистки на тропе Хо Ши Мина пока не давали результатов. Вьетконговцы, как тараканы, разбегались по лесу и тут же скапливались в новом месте.
– Я пригласил вас, господа, – начал полковник свою речь перед командирами экипажей, – чтобы довести до вашего сведения новую тактику ведения войны. Вот здесь, – он положил руку на папку, – новые директивы командования. И чтобы они не казались странными, начну с положения на театре военных действий.
Хантер замолчал. Офицеры переглянулись.
– Как вам известно, миротворческая миссия ограниченного контингента перешла в открытые боевые действия. Наибольшие потери несет пехота. Есть некоторые потери в штурмовой авиации. Войска Фам Ван Донга перешли к оборонительным боям. Эти неудачи есть следствие открытой помощи Вьетконгу со стороны Лаоса и Китая и скрытой помощи Советского Союза. Поэтому командование поставило задачу воздушным силам – пресечь любую активность Вьетконга в плане перевозок. Прошу высказываться.
– Сэр, – один из офицеров встал со своего места, – вы же прекрасно знаете условия местности. Надо уничтожить сами джунгли, и только тогда мы сможем добраться до партизан.
– Да, – Хантер кивнул, – и каковы ваши предложения?
– Ядерное оружие? – раздался недоверчивый голос.
– Хотелось бы, конечно, – кивнул Хантер, – но в условиях Вьетнама его применение не даст результатов. Крупные города не являются стратегическими центрами. А в условиях гористой местности, по рассредоточенным базам, оно неэффективно. Командование обсудило этот вопрос и решило, что атомную бомбу во Вьетнаме мы применять не будем. Еще предложения?
– Нужно оружие массового поражения.
– Да, это ближе. Командование разрешило нам однократное применение нервно-паралитического газа «зарин» в районе Куангчи. В этом районе обнаружен подземный лагерь с госпиталем для партизан. Операция будет проводиться тайно. Разовая квота – пятьдесят тонн «зарина».
– Наконец-то мы выкурим их из нор! – радостно заметил майор Слоу.
– А как же ООН? – недоверчиво спросил кто-то.
Хантер махнул рукой.
– Есть разрешение командования. Будем давить их, как тараканов. И еще одна приятная новость. Нам передано химическое оружие, не подпадающее под конвенцию ООН.
Офицеры застыли, внимательно глядя на Хантера.
– Состав «эйджент оранж» совершенно безвреден для людей и относится к группе дефолиантов. Его разрешено распылять как над войсками противника, так и над мирным населением. Более того. Его можно распылять даже над нашими войсками. Он абсолютно безвреден. После его распыления с любой растительности в течение суток опадает вся листва, и вьетконговцев видно, как на ладони. И тут появляетесь мы. Как думаете, с чем?
– С газом «зарин», сэр! – четко отрапортовал Слоу.
– Майор, химическое оружие – разовая акция! – Хантер поморщился. – Противника на очищенных от растительности местах следует уничтожать кассетными боеприпасами и бомбами типа «ананас». Наша миротворческая миссия должна войти в новую фазу активных действий.
– Мы выкурим их, как сусликов из нор! – снова повторил Слоу.
– Именно. Когда они окажутся на открытом пространстве, следует применить все средства для их скорейшей ликвидации. Операция близится к завершению. Именно стратегическая авиация решит исход нашей миссии.
На следующий день Хантер лично наблюдал за зарядкой в бомбардировщики баков с новым реагентом «оранж». Каждый бомбардировщик, стоявший возле ангара, окружало по четыре тягача, передававшие цилиндрические баки в бомбовые люки. Целями были основные направления наступления рейнджеров, чтобы те могли двигаться по чистой местности. Склад срочно получал заряды напалма и «ананасов», которые следовало применить после окончания действия дефолианта.
Хантер принюхался. Из-за безвредности порошка контейнеры не заваривались, а закрывались крышками, и тонкий пряный запах стоял над аэродромом, перебивая вонь горелого керосина.
Проследив за перегрузкой, Хантер поднялся на диспетчерский пункт. Первый бомбардировщик уже начинал рулежку.
«Как сусликов», – вспомнил Хантер слова Слоу. Действительно, как сусликов. Слоу уже закончил рулежку и остановился, ожидая разрешения на взлет.
– Давай, сынок! – Хантер дал отмашку. – Вытрави их из нор!
Слоу дал форсаж и пошел на взлет. На рулежку выходил второй бомбардировщик. Миссия выполнима.
***
Июнь месяц во Вьетнаме – это начало сезона дождей. Полковник Георгий Рузаев и лейтенант Василий Кашечкин, едва сойдя с трапа в военном аэропорту Ханоя, остановились, ошеломленные солнцем.
– Здравия желаю! – чуть козырнув, к Рузаеву обратился высокий, худощавый, сильно загоревший человек. Из-под фуражки выглядывали седые волосы. Слегка прищуренные темные глаза внимательно смотрели на Рузаева. Взгляд их был твердым и холодным. На плечах – погоны полковника с голубыми просветами.
– Здравия желаю. Шульц. Герман Генрихович. Военный советник.
Шульц протянул Рузаеву руку и крепко пожал. Ладонь его была мягкая, но сильная
– Подполковник Георгий Семенович Рузаев, командир батареи. А это лейтенант Кашечкин, офицер наведения.
Вася Кашечкин, сознавая собственное достоинство и величие, козырнул. Шульц ответил четким приветствием.
– Как добрались, товарищи?
– Хорошо. Только жарко у вас тут.
– Скоро еще жарче будет, – усмехнулся Шульц. Он был рад их прибытию, и не скрывал этого. – Как там Москва?
– Москва все хорошеет. А вы давно здесь, Герман Генрихович?
– Два года уже. Буду вас сопровождать и на первых порах помогу наладить взаимопонимание с местным населением. Пойдемте, – Шульц повернулся и пошел в сторону ангаров.
– Подождите, а наши вещи?
– Вьетнамские товарищи позаботятся.
Двое солдат уже спешили к самолету. Вася с удивлением рассматривал этих маленьких человечков с раскосыми глазами. Но больше всего его удивили не рост и не глаза, а черные жесткие волосы, щеткой торчавшие из-под фуражки. Вася никогда еще не видел иностранцев, тем более иностранцы никогда еще не носили его чемоданы. Вася остановился, замерев от удивления, и проводил их долгим взглядом.
– Лейтенант Кашечкин! – чуть насмешливо окликнул его Рузаев, – не отставайте!
Вася вприпрыжку бросился за командиром, но тут его нежную душу подстерегала новая опасность. Навстречу прямо к ним шла девочка в военной форме. Кашечкин увидел длинные, красивые волосы цвета воронова крыла, стройную фигурку, угольно черные глаза… И еще, уж чего греха таить, увидел он маленькую девичью грудь. Эта девушка-девочка с вполне сформировавшейся фигурой, но маленькая, как статуэтка и с детски чистым лицом поразила сердце Васи. Поразила так, что на секунду померк божественный образ Светланы Акиньшиной. А когда черноволосая нимфа подошла и по-русски поздоровалась с Шульцем и Рузаевым, когда прозвенел ее ангельский голосок с музыкальным акцентом, сердце Вася замерло и глаза заволокло туманом. Лицо приобрело счастливо-глупое выражение, а в воздухе зазвенели стрелы Амура.
– Лейтенант Кашечкин, познакомьтесь. Это Фан Ки Ну, наша переводчица, – отрекомендовал Шульц. – Фан, это лейтенант Василий Кашечкин, в скором будущем старший лейтенант. Лейтенант, соберитесь! – строгий голос Шульца вернул Васю на землю с небес.
Фан Ки Ну протянула маленькую ручку, и Вася, краснея, неловко пожал ее.
– Здравствуйте, Василий Кашечкин, – прощебетала Фан. – Очень приятно.
– И мне очень приятно, – ответил Вася и покраснел еще гуще.
– Василий, идите-ка вперед, – холодно скомандовал Рузаев.
Сердце Фан сжалось от какого-то предчувствия, и хорошего, и страшного одновременно. И пока Вася шел к ангару, она непрерывно смотрела ему в спину.
– Герман Генрихович, как боевая обстановка? – спросил Рузаев, тоже глядя вслед Васе.
– Очень тяжелая. Авиация противника действует непрерывно, все время бомбят, средств ПВО катастрофически не хватает. Если бы вы знали, как Освободительная Армия вас ждет!
– Мы уже здесь. Комплекс разгрузили?
– Да. – Шульц мгновенно настроился на деловой лад, – и регламентные работы произведены.
– Хорошо. Осмотрю все лично. – Рузаев тоже сосредоточился.
– Конечно. Завтра и начнем
– Нет. Начнем сегодня.
Шульц выдержал паузу и затем с чувством пожал Рузаеву руку.
– Спасибо. Я думал, вы устали, отдыхать с дороги будете.
– На фронт отдыхать не ездят, – отрезал Рузаев.
– Тогда сегодня осмотр, а завтра едем на позиции.
– За сутки доедем? – поинтересовался Рузаев.
– Доедем. Комплекс доставят за три дня.
– Только бы американцы его на марше не перехватили.
– Я прослежу лично. Шпионов здесь нет, все спокойно, – заверил Шульц. – Я вас отвезу на склады. Фан Ки Ну будет переводить. Переночуете в гостинице, вечером заеду.
– Добро, – кивнул Рузаев – Лейтенант Кашечкин! – крикнул он в открытую дверь ангара, – берите девушку и идите к машине. Я скоро буду. Фан Ки Ну, проводите лейтенанта.
Фан Ки Ну взяла обмякшего Кашечкина своей маленькой ручкой под локоть и повела к машине. Ей было хорошо. А Вася еще не осознал, куда попал, и ему тоже было неплохо. Пока что.
***
Рузаев и Кашечкин проверили состояние оборудования и, особенно, электрики. Все было в норме. Тут же, не отдыхая, прямо в ночь, поехали на позиции. Ехали всю ночь и все утро. Советские офицеры, не привыкшие к этому часовому поясу, устали страшно, но уснуть в машине не смогли. Уже днем, при ярком свете, приехали на базу. Под густым пологом деревьев прямо в земле была вырыта целая сеть тоннелей, абсолютно не видимых с воздуха. Рядом располагалась деревня, на окраине которой стояли деревянные домики для военных. Гигантские деревья муссонного леса окружали этот с трудом отвоеванный у джунглей клочок земли. Деревья заслоняли солнце, создавая полумрак, и казалось, что они вот-вот кинутся на человеческие строения, чтобы подмять их под себя и превратить в такие же джунгли. Кашечкин, под утро все же заснувший прямо на сиденье автомобиля, потянулся, протер кулаком глаза и сладко зевнул.
– Что? Приехали, товарищ комбат?
– Приехали, Василий, приехали
Шульц вышел из машины.
– Тяо как, лиен со6! – к Шульцу уже подходили вьетнамские партизаны.
– Здравствуйте, товарищи, – Шульц по-русски крепко пожал им руки.
Из домика к офицерам вышла Фан Ки Ну, которую Шульц заранее направил в лагерь. Первым ее заметил Кашечкин. И замер, прикрыв ладонью сведенный зевотой рот.
– Здравствуйте, товарищ советник. – Фан Ки Ну обращалась, как и положено в армии, по старшинству.
– Здравствуйте, товарищ подполковник. Здравствуйте, товарищ лейтенант.
– Ой! Здравствуйте! – Вася отнял руку ото рта и расплылся в улыбке, – вы к нам надолго?
– Я? – удивилась Фан Ки Ну. – До окончания подготовки позиций и обучения расчета.
– А мы долго будем готовить. И учить будем долго! – обрадовался Кашечкин.
– Лейтенант Кашечкин! – снова прервал его Рузаев, – пойдемте смотреть новое место жительства. Нам дают день отдыха.
Осматривать поселок, состоявший из двух домиков, их повел пожилой вьетнамец, которого Фан Ки Ну представила как товарища Тхан Донга. Видимо, товарищ Донг был очень доволен тем, как он сумел подготовиться к встрече «товарищей лиен со», и весь светился от гордости, показывая запредельную в их местности роскошь.
– Вот! – хвастался он. – Здесь ваши комнаты. У каждого отдельная. Кровать вам. Тумбочка. Стул вот есть! Хороший, французский. Скоро обед приготовят, приходите в столовую, покушаете.
– А столовая где?
– Там, – махнул Тхан Донг в сторону леса, – недалеко. А вот здесь у нас даже душ имеется!
– Душ – это хорошо, – отметил Рузаев. – А вот где у вас это, как его… – Рузаев замялся.
Фан Ки Ну, готовясь переводить, терпеливо ждала.
– Оправляться личному составу где! – наконец сумел сформулировать он.
– Простите, что? – удивилась Фан Ки Ну, – вот же все так удобно.
– Я имею в виду туалет.
– Да вот же, – улыбнулась Фан Ки Ну, показывая на обширный эмалированный рукомойник, – умывайтесь, пожалуйста!
– Он про сортир спрашивает, – хладнокровно уточнил Шульц. – Армейский нужник у вас где?
Фан Ки Ну удивленно вскинула брови и что-то быстро стала говорить Тхан Донгу. Между ними завязался оживленный диалог, в ходе которого Тхан Донг становился все более озадаченным и расстроенным.
– В чем дело-то? – не выдержал Шульц.
– Товарищ Тхан Донг говорит, что вообще-то лес большой, и в любом месте можно испражняться. Еще у них есть яма, там, за домом, но ей пользуются редко, потому что запах сильный.
– А будка? – удивился Кашечкин.
– Товарищ Тхан Донг не понимает. Там над ямой лежит бревно. Садиться можно прямо на него.
– То есть сидеть на бревне посреди площади под окнами двух домов. А в соседнем доме что находится?
– Там казарма женского состава.
– Да, – протянул Рузаев, – недоработочка. Спросите товарища Тхан Донга, а нельзя ли загородочку какую-нибудь сделать? Ну, чтобы не на виду сидеть, хоть чуть-чуть закрыться.
Фан Ки Ну снова поговорила с Донгом и пояснила:
– Товарищ Тхан Донг просит прощения, он не знал, что обычаи советских товарищей такие же, как у французов. Он извиняется и говорит, чтобы вы отдыхали и не беспокоились, а он все сделает.
– А это, того, нельзя ли побыстрее… – смутившись, спросил Кашечкин.
– Сейчас все сделаем! – Улыбнулся Тхан Донг и, выглянув в открытую дверь, что-то закричал наружу. – Идите, все готово!
Офицеры вышли во двор и увидели замечательную картину – на самом краю ямы стояли три солдата и держали в руках растянутые наподобие ширм одеяла.
– Прошу, – с самодовольным видом пригласил Тхан Донг, – пожалуйста! Тужтесь в свое удовольствие, они постоят, сколько понадобиться. Когда закончите, крикните погромче!
– И так каждый раз? – в ужасе переспросил Кашечкин.
– Нет, что вы! К обеду все будет как надо, – еще больше обрадовался Тхан Донг.
– Делать нечего, пойдемте! – усмехнулся Шульц.
– Неужели и позиции так же оборудованы? – забеспокоился Кашечкин.
– Вот и посмотрим. Лейтенант Кашечкин, не задерживайте товарищей – оправиться и в душ.
Вася, сглотнув противный комок в горле, на глазах прекрасной Фан Ки Ну зашел за одеяло и подумал, что хуже этого ничего уже быть не может. Но он ошибся – самое интересное было впереди.
Когда Шульц с Рузаевым зашли в дом, Кашечкин уже мылся в душе. Из-за занавески слышался веселый плеск и пение.
– Значит, так, – Шульц обратился к Рузаеву, – вода здесь не просто плохая. Она чудовищная и кишит паразитами. Сырую воду не пить, ни под каким предлогом, даже если ее пьют сами вьетнамцы. Во-первых, они привыкли, а во-вторых, они тоже заражаются. Подцепите какую-нибудь заразу, которую в Союзе и лечить-то не умеют – намаетесь по здешним госпиталям.
– Добро. Пить только кипяченую воду. – Рузаев кивнул.
– Да. Заранее наполняйте фляжки. И еще. Чтобы вода была лучше, мы добавляем в нее немного рисовой водки. Вообще-то местная водка – дрянь ужасная. Я вам дам бутылку хорошего рома, добавляйте его в воду. Знаю, что это нехорошо, но выхода нет.
Рузаев снова кивнул.
– Далее. Белье во дворе сушить нельзя. Здесь водится муха, которая может завестись в мокрой одежде. Кашечкин, слышите меня? – крикнул Шульц, перекрывая плеск.
– Слышу! – ответил Вася. – У меня рому нет, у меня только бутылка водки. Мама дала.
– О! – одобрил Рузаев, – молодец, мама!
– И последнее, – продолжил Шульц, – в душе вода еще хуже. Упаси вас боже хоть каплю проглотить. Когда будете мыться, закрывайте глаза и затыкайте уши, чтобы глисты не попали на слизистую оболочку. Тут у них иногда даже пиявки сквозь душевую сеточку проскакивают.
– А-а-а-а!!! – раздался дикий вопль Кашечкина.
– Лейтенант, в чем дело? – Рузаев отдернул занавеску.
Кашечкин выскочил из-под душа и, стоя с закрытыми глазами, шарил рукой по стене, ища полотенце.
– Отвечайте.
– У-у-у, – плотно сжав веки и губы, Вася с мычанием тряс головой.
– Можете открыть рот. А так же глаза, – заметил Шульц. – Вы уже на сухом месте.
– Да, – Вася ошалело потряс головой, затем икнул и согнулся в рвотном спазме.
– Воды наглотался, – понял Шульц, – и много?
– Я это, того, – Вася пытался подавить рвоту, – я думал, показалось. А оно на языке шевелилось! Думал, показалось! А значит, это правда!
– Червяка проглотил? – так же спокойно поинтересовался Шульц.
– Похоже. Я умру? – в глазах Васи стояли слезы.
– Не должен. Если быстро примем меры, стой смирно, а я схожу за лекарством.
– Да, пожалуйста, – пробормотал голый и мокрый лейтенант Кашечкин.
Шульц полез в вещевой мешок, порылся в нем и достал бутылку, заполненную какой-то желтоватой маслянистой жидкостью. На дне бутылки, уютно свернувшись кольцами, плавала маленькая дохлая змея.
– Что это? – удивился Рузаев.
– Лучшее лечебное средство, – улыбнулся Шульц, – китайская водка.
– А змея зачем?
– Для усиления целебных свойств. Змеиный яд удивительно сочетается с китайским спиртом.
– А можно без змеи, товарищ подполковник, – жалобно спросил Вася, – можно нашей, московской?
– Без змеи? – Рузаев взял бутылку, оценивающе прищурился и с омерзением налил стакан желтой вонючей жидкости, – без змеи нельзя. Без змеи не стошнит. Пей, нарушитель дисциплины.
Вася взял стакан, зажмурился и одним махом выпил.
– Огурца нет, – предупредил Шульц, – но есть банан. Будешь?
Вася молча кивнул. На глазах его выступили слезы. Он схватил маленький банан и затолкал его в рот.
– Хорошо пошло. Правильно, – отметил Рузаев.
– Надо повторить, – Шульц налил еще полстакана.
Обезумевший Кашечкин молча взял стакан и снова выпил.
– Молодец, – откомментировал Рузаев. – теперь срочно, товарищ лейтенант, наденьте штаны, пока не развезло.
Вася покорно начал одеваться. В одну штанину он залез нормально, на второй его уже сильно качнуло.
– Действует! – радостно отметил Рузаев
Шульц молча кивнул и открыл входную дверь, Вася пулей выскочил в нее. Снаружи донеслись звуки рвоты.
– Сильная вещь эта китайская медицина! – заметил Рузаев.
– Пожалуйста, впредь будте осторожны. А пока помогите.
Вдвоем они приподняли Васю, который, очистив желудок, спал на самом солнцепеке, и перенесли его в тень.
– Еще раз напоминаю об осторожности, – серьезно заметил Шульц. – Мойтесь, отдыхайте, обедайте. В пятнадцать ноль-ноль я за вами заеду.
***
Рузаев ополоснулся в душе, согласно инструкции, закрыв глаза и заткнув уши. Вода была теплая и противная, удовольствия не доставила, да еще влажный воздух не давал как следует обсохнуть. Усталость давала знать о себе, но спать совершенно не хотелось. Сказывалось нервное перенапряжение последних дней. Рузаев присел на низкий порожек двери, достал сигареты и закурил, стараясь струйкой дыма отогнать нескольких надоедливых москитов. Выкурив сигарету, Рузаев встал и пошел посмотреть на Кашечкина, которого они с Шульцем благоразумно занесли в бунгало и положили на койку, дабы не позорить честь советского офицера перед вьетнамцами.
Услышав шаги Рузаева, Кашечкин проснулся и вскочил с койки, все еще слегка пошатываясь.
– Иди умойся, Василий, – усмехнулся Рузаев, – легче станет.
Кашечкин подошел к умывальнику, открыл кран и с ужасом посмотрел на воду.
– А может, не стоит? – слабо спросил он.
– Что ж ты теперь, всю командировку немытым ходить будешь? Смотри, весь землей покроешься, грибы на тебе вырастут.
– А вдруг опять?
– Глаза закрывай, как Герман Генрихович говорил. И, главное, рот береги. А то ты им злоупотреблять стал. Рот офицеру, согласно Устава, для чего положен? Для рапорта начальству, для руководства подчиненными и для приема пищи. А ты им все спорить норовишь.
– Не, я не спорю, я уже, товарищ комбат! – Вася храбро зачерпнул пригоршней воду и плеснул ее в лицо.
– На, – Рузаев выложил на тумбочку армейскую алюминиевую фляжку в зеленом матерчатом чехле, – выпей полстакана, и полегчает. Но не больше!
– Что это? – Кашечкин торопливо вынул голову из умывальника.
– Вода с ромом. Герман Генрихович дал, специально для тебя. Да не бойся ты, – Рузаев заметил, что Кашечкина передернуло, – в ней градуса почти нет. Но много не пей, полстакана, и все. Не хватало, чтобы тебя снова развезло. Приведи себя в порядок и выходи.
***
Рузаев вышел наружу и снова закурил, дожидаясь Кашечкина. Внезапно неподалеку раздались выстрелы. Стреляли сразу несколько стволов, сперва одиночными, затем короткими очередями.
Тут же из дверей выскочил одетый в форму Кашечкин.
– Что это, товарищ комбат?
– Не знаю. Тихо!
Выстрелы повторились. Они чередовались через ровные промежутки, аккуратными пачками.
– Война? – снова спросил Кашечкин.
– Нет. Не похоже. Стреляют из наших, из «калашниковых». И слишком равномерно. Нет, на бой не похоже.
Внезапно там, в лесу, грохнуло так, что в домике зазвенели стекла. Пригнувшись, Рузаев тенью метнулся к деревьям, внимательно осмотрелся и махнул лейтенанту. Тот быстро подбежал.
– Как бы нам не влипнуть, – заметил Рузаев, – пока мы еще ничего здесь не знаем. И смотри, ни одного вьетнамца! Даже переводчицы нет. Спрячься тут, а я посмотрю.
Лейтенант очень не хотел пачкать свою полевую форму и не залег, а только прижался к дереву, рассчитывая, что его и так не видно. Полковника не было минут десять, и Кашечкин начал беспокоиться.
– Лейтенант Кашечкин! – внезапно раздался веселый голос откуда-то сбоку, – маскироваться не умеете!
– Извините, товарищ комбат.
– Отставить извинения. Будете направлены на дополнительные полевые занятия. А вообще-то, отбой тревоги.
– Что там?
– Стрельбы учебные. Пойдем, посмотришь, как твой будущий расчет владеет стрелковым оружием.
– Есть пойти посмотреть, – лейтенант быстрым шагом пошел к Рузаеву. Тот развернулся и двинулся на выстрелы в сторону полигона.
– Да пошевеливайся быстрее, а то девчонка твоя там заждалась.
– Какая девчонка? – не понял Кашечкин.
– Переводчица наша, Фан. Все там, и она там. О тебе спрашивает.
– Ну что вы, товарищ комбат… – протянул смутившийся Кашечкин.
Но Рузаев его уже не слушал. Выстрелы звучали все ближе, они вышли на неширокую просеку, видимо, недавно вырубленную. Огромные деревья с еще не увядшей листвой лежали прямо на земле, здесь же валялись срубленные стволы поменьше, какие-то пальмы и папоротники. На одном конце просеки, на открытом месте и в зарослях, скопилось около сотни молодых партизан с автоматами, под предводительством командиров, среди которых офицеры узнали и Тхан Донга.
– Тяо как, лиен со7! – обрадовано закричал Тхан Донг и пошел им на встречу.
Все вьетнамцы обернулись на этот возглас и обступили советских офицеров.
– Здравствуйте, товарищи, – приветствовал их Рузаев. – Мы просто посмотреть хотели.
Откуда-то из толпы выбежала Фан Ки Ну и начала переводить.
– Товарищ Тхан Донг говорит, что на сегодня у них запланированы стрельбы, и он будет рад показать советским, как умеют воевать бойцы Национального фронта.
– Спасибо. С удовольствием посмотрим. Это, наверное, новое поколение учится?
– Нет, что вы! У нас каждый крестьянин владеет оружием, а эти бойцы служат уже более полугода. Мы просто проверяем их качество стрельбы.
– Зачет, по-нашему. – Рузаев с сомнением покачал головой, посмотрев на поясные мишени, стоящие всего в ста метрах от рубежа огня, – это все старослужащие?
– Больше половины.
Рузаев подошел ближе и стал наблюдать, как трое бойцов вышли на исходную позицию, легли, передернули затвор и открыли огонь короткими очередями.
Прозвучала команда, бойцы прекратили огонь, на смену им пришли другие.
– Фан Ки Ну, спросите у товарища Тхан Донга, какие у них нормативы, – не удержался Кашечкин, сам неплохо стрелявший, и еще в училище любивший выезды на полигоны.
– Что такое нормативы? – не поняла Фан Ки Ну.
– Это сколько раз попасть надо.
– Товарищ Тхан Донг говорит, дается пятнадцать патронов, попасть надо не менее семи раз.
– Что? – изумился Вася, – семь раз, со ста метров, по мишени в полроста? Это же…
– Лейтенант Кашечкин! – попытался остановить его Рузаев, но было поздно.
Тхан Донг заметил, а Фан Ки Ну начала переводить.
– Да, так стреляют бойцы народной армии. Вы тоже так стреляете?
– Это норматив для новобранцев, – выдавил Кашечкин, – мы стреляем не так.
– А как? – заинтересовался Тхан Донг, – Расскажите. А еще лучше, покажите!
– Да нет, вы не поняли, – замялся Кашечкин, но Тхан Донг уже подавал ему автомат.
– Лейтенант Кашечкин, на рубеж! – скомандовал Рузаев, исподтишка показав ему кулак.
– Есть на рубеж! – Вася отсалютовал автоматом и направился к куче веток на огневом рубеже.
С похмелья Васина голова болела отчаянно, руки тряслись. Спиртовые пары слегка клубились в голове, зеленая мишень периодически расплывалась на фоне листвы и, казалось, корчила рожи. Несмотря на солнце, в джунглях стоял полумрак, и резкие светлые пятна бликов сильно мешали.
Привычным движением лейтенант снял автомат с предохранителя, тщательно прицелился и плавно нажал спусковой крючок. Автомат, установленный на очереди, коротко стукнул двумя выстрелами. Вася поймал ритм дыхания и наконец-то совместил его с колебаниями мушки. Вздох – прицелиться – выстрел – выдох. Автомат послушно стучал ровными очередями по два-три выстрела. Вьетнамцы замерли, не сводя глаз с мишени и с Васи.
Затвор сухо щелкнул. Лейтенант отработанно поставил автомат на предохранитель, встал и отрапортовал:
– Лейтенант Кашечкин стрельбу закончил.
– Вольно! Встать в строй, – скомандовал Рузаев.
Василий повернулся через левое плечо и строевым шагом подошел к Рузаеву. Проверяющий вьетнамец выскочил из укрытия, подбежал к Васиной мишени и что-то прокричал. Все вьетнамцы загалдели.
– Тринадцать из пятнадцати, – перевела Фан Ки Ну, – товарищ Тхан Донг говорит, что это великолепный результат.
– Я мог бы и лучше, если бы не усталость, – Вася почувствовал облегчение. – Да я что, вот товарищ комбат стреляет!
– Товарищ подполковник, а вы могли бы показать? – перевела Фан Ки Ну слова Тхан Донга.
– Автомат – не офицерское оружие, – усмехнулся Рузаев, – я все больше по самолетам стреляю. Из автомата не интересно.
– Да, – подтвердил Тхан Донг, – и у нас командиры вооружены в основном пистолетами. У нас есть товарищ Аунг Сан, который очень хорошо стреляет из пистолета. Не хотите посмотреть?
Этот открытый вызов на соревнование насмешил и слегка рассердил Рузаева. Но делать нечего. Он прекрасно помнил, что уклонение от вызова в глазах азиата означало открытое признание собственной слабости, а победа в соревновании давала непоколебимый авторитет. Авторитет Рузаеву нужен абсолютный, потому что завтра эти солдаты должны будут в бою беспрекословно ему повиноваться. И верить. Ему и Кашечкину, верить в их ум и меткость.
– Ну что ж, пожалуйста, товарищ Аунг, покажите нам свое мастерство.
Аунг Сан по-восточному поклонился, достал пистолет и, взяв его сразу двумя руками, тщательно прицелился, раздался выстрел, со ствола дерева шагах в тридцати полетела кора. Аунг Сан, чуть помедлив, выстрелил еще. Вторая пуля расщепила ствол рядом с первой. Восемь раз стрелял Аунг Сан, и восемь раз пули ложились рядом. После девятого выстрела ствол дерева хрустнул, и оно переломилось. Вьетнамцы восторженно закричали.
Рузаев усмехнулся.
– Замечательно! А где вы научились такой манере стрельбы, чтобы оружие сразу двумя руками держать?
– О! – расцвел Аунг Сан, – я много лет наблюдал за учениями американцев в Сайгоне. Лучшие их десантники так стреляют. А вы как стреляете, так же?
– Нет, не так.
Рузаев достал свой верный «ТТ», перезарядил его и прицелился в другое дерево. Как на тренировках по стрельбе, он расставил ноги, вытянул правую руку, а левую заложил за спину. Свободной левой рукой он изо всех сил сжал пустую гильзу, чтобы вся дрожь мышц ушла в нее. Девять выстрелов грянули, слившись в подобие автоматной очереди, и с древовидного папоротника отлетели девять листьев с перебитыми черешками.
– О! – вздохнули разом Аунг Сан и Тхан Донг.
Все вьетнамцы разразились восторженными криками.
– Удивительно, – признал Аунг Сан, – может, отнесем мишень подальше?
– Спасибо, не стоит, – Рузаеву не хотелось открытого поражения этого пожилого вьетнамца, но не хотелось и поддаваться. – Давайте, я лучше вам пару цирковых номеров покажу.
С этими словами Рузаев вставил в свой пистолет новую обойму.
– Лейтенант Кашечкин, дайте ваше оружие!
Рузаев взял по пистолету в обе руки, глубоко вздохнул и открыл огонь сразу с двух рук. Листья с верхушки еще одного папоротника брызнули в стороны, и через несколько секунд перед изумленными зрителями торчала лишь голая палка.
– Ай-хо! – выдохнул Тхан Донг, – где вы научились так стрелять?
– Я всю войну прошел, от начала и до конца. В разведке служил. Понимаете, что это значит? С сорок первого по сорок пятый. И остался жив. Вот повоюете сами, узнаете.
– А можно так научиться?
– Кто жив останется, то научится.
Рузаев отдал Кашечкину пистолет и начал убирать свой в кобуру.
– Товарищ комбат, вас тут бойцы спросить хотят, – обратилась к нему Фан Ки Ну.
– Да, переводи.
– Они спрашивают, это вы будете командовать их силами ПВО?
– Не всеми ПВО, конечно. Только этой батареей.
Оглушительным радостным криком встретили все солдаты и командиры этот ответ.
