Мюррей постепенно втягивался в боевую жизнь и из зеленого новичка превращался в ветерана. Он знакомился с джунглями, глядя на них с высоты. Он знакомился с жизнью вьетнамцев, гуляя по базару и окрестным селам. Жизнь его распалась на две половинки. В одной жизни он гулял с ребятами, пил в баре, веселился и смотрел на вьетнамцев. В другой – сидел в штабе над картами, летел над океаном и аккуратно поливал напалмом таких же вьетнамцев.
Воевать было просто. Все сводилось к обслуживанию техники, да и то всю черновую работу делала аэродромная служба обслуживания. Мюррей бросал напалм и видел его взрывы, но никогда не видел его в сыром виде. Техники крепили под крыльями герметичный контейнер – и все. Мюррей осматривал, проверял замки и взрыватель, а внутрь не лез.
Не видел он ни разу и живого вьетконговца. В его глазах они были даже и не людьми, а какими-то мелкими букашками, которые разбегались по земле при виде его самолета. И он вообще не чувствовал, что кого-то убивает. Он летел, выводил самолет на цель, Макинтош нажимал кнопку, и все. Огненная волна накрывала мелких букашек далеко-далеко внизу.
Не на равных играют с волками
Егеря – но не дрогнет рука, -
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.
В.Высоцкий
На следующий день Рузаев и Кашечкин с утра приступили к проверке боевой готовности комплекса. Фан Ки Ну еле успевала за Рузаевым, который до мельчайших деталей изучал состояние техники и тут же экзаменовал вьетнамских операторов. Они знали несколько основных команд по-русски, так же как и Рузаев выучил пару вьетнамских фраз, но без Фан Ки Ну наладить взаимопонимание еще не получалось.
Больше всего Рузаева беспокоили дожди и сами вьетнамцы. Дожди были удивительные. Только что небо было чистое, и вдруг на землю вываливались целые потоки воды. Час шел чудовищный ливень, потом небо светлело и снова появлялось солнце, жаря раскаленными лучами все вокруг. Но эти лучи не сушили землю. Наоборот, от них с мокрой земли поднимались густые клубы влаги, липкой и удивительно едкой. Дао Тхи Лан уже предупреждал их, что от сырости и дерево, и ткань одежды, и изоляция проводов мгновенно гниют и расползаются. Двигатели машин, залитые водой, не заводятся. Даже в лесу нет бревен – упавшие стволы мгновенно превращаются в труху. Влага, способная съесть автомобильный мотор, тем более губительна для электроники и конденсаторных батарей, которыми была напичкана станция.
Не меньшую сложность представляло и общение с вьетнамцами. Феноменально упорные и трудолюбивые, они днем работали, а по ночам сидели за книгами и учили, учили… Не имея образования, они наизусть выучивали то, что не могли понять. Они были готовы на все, на любые жертвы ради победы. Но в то же время, раз вбив себе что-то в голову, они потом переучивались с трудом. Уже утром Рузаев, ругаясь, сдирал изоляционную ленту с приемников давления, которую вьетнамцы накрутили, «чтобы вода не попадала».
Рузаев еще раньше, при вступлении комплекса в строй, гонял и гонял вьетнамцев до изнеможения, и теперь видел, что они вполне способны управлять дизельной электростанцией, заряжать установки и дежурить в кабинах. Что же касалось точного наведения, то здесь Рузаев, не строя иллюзий, полагался только на себя и на Кашечкина. Все же трех классов образования и двухмесячной подготовки было маловато.
Около полудня в небе раздался рев, и на хорошей высоте прошла пятерка «Фантомов». Они шли плотным строем и только на значительном отдалении чуть снизились. Раздались приглушенные расстоянием звуки взрывов, затем пятерка в том же строю, на той же высоте парадным маршем вернулась назад.
– Они что, каждый день так летают? – Рузаев обернулся к Дао Тхи Лану.
– Нет, не каждый день, – покачал Дао Тхи Лан головой, – пять раз в день бывает тоже.
– На такой высоте?
– Да. Им так удобнее всего бомбить. Что, плохо?
– Наоборот. Идеальная цель. Плотная группа на высоте около километра. Сильно бомбят?
– Сильно. У нас там склады. И там тоже были, – Дао Тхи Лан махнул рукой, – и там были.
– А теперь?
– Теперь нет. Ковровая бомбардировка, и ничего нет. Ни деревни, ни складов, ни дороги.
– Давно была бомбардировка?
– Недавно. Три дня назад. Все погибли, все.
– А маскировка не спасла?
– Ничего не спасло. Они бомбят, о!
– Полковник, далеко это место? Хотелось бы посмотреть.
Тхи Лан как-то странно взглянул на него.
– Можно ехать. Сейчас безопасно.
Рузаев, Кашечкин, Тхи Лан и водитель-вьетнамец сели в «газик» и по скрытой лесом дороге отправились к бывшим складам. Через час езды они остановились. Дорогу преграждал завал стволов. Дальше, впереди, лес редел и совсем сходил на нет.
– Приехали. Здесь!
Тхи Лан вылез первым, Рузаев и Кашечкин за ним. Впереди простиралась вырубка. Земля на ней была перепахана крупными, в человеческий рост, воронками, и завалена кусками обгорелого дерева. Дожди уже сгладили воронки, вбили остатки деревьев в землю, и от этого вырубка выглядела еще хуже.
– Вот, смотрите.
Рузаев огляделся. Прямо в джунглях, словно чудовищным катком, была вырублена полоса метров триста шириной и почти в километр длиной. Посреди зеленоватых обломков выделялось желтое пятно.
– Что это? – Рузаев показал на пятно.
– Это деревня была. А это склады, – Тхи Лан показал на еще одно пятно.
– Ничего себе! – он полез через обломки.
– Не ходите туда! – остановил его Тхи Лан.
– Почему?
– Там мины. Неразорвавшиеся маленькие шарики.
– А как люди оттуда выходили? Кто их спасал?
– Там нет людей. Некого спасать. Это люди. – Тхи Лан махнул рукой в сторону темного пятна.
– Ясно. – Рузаев кивнул. – И как летели американцы?
– Как всегда. Три бомбардировщика.
– Это были не «Фантомы»? – уточнил Рузаев.
– Нет, большие самолеты. Кассетные бомбы. Бомбы падали сплошным ковром. Ничего не осталось.
– По-моему, тут даже почвы не осталось! – заметил Кашечкин.
– Все-все уничтожено, – подтвердил Тхи Лан, – лес, дома, люди. Все осталось там, под землей.
Рузаев и Кашечкин молча смотрели на эту гигантскую мясорубку, которая изгрызла такие огромные площади.
– Много погибло? – спросил Рузаев.
– Немного. Сто человек.
– Постарались янки! И часто они вас так бомбят?
– Здесь раз пять-шесть в день. Здесь склады. В других местах реже, два-три раза в день.
– Сколько же здесь бомб? – удивился Кашечкин.
– Много. У них бомбы ковром падают. Нигде не скрыться! – спокойно ответил Тхи Лан. – Они нас найти в лесу не могут, поэтому и уничтожают все подряд. А недавно ядом поливать стали. Пролетит самолет, все листья с дерева опадут. Потом бомбят.
– Все время строем летают?
– Да, один за другим. Один бомбы бросил, за ним другой, третий. Вот как здесь.
Рузаев еще раз внимательно осмотрел жуткую просеку. Опытным глазом он отметил направление и высоту захода, рассеивание бомб. В одном месте земля встала валом, и Рузаев понял, что здесь отбомбился один самолет и начал работу другой. По картине слепого, безжалостного уничтожения он восстанавливал тактику действий летчиков и тут же рисовал ее в блокноте.
– Тактику они не меняют? – снова уточнил он.
– Нет. А зачем? Стараются сделать больше шума и страха.
– Психическая атака, – усмехнулся Рузаев, – стараются испугать противника. Удается?
– Да, – Тхи Лан посмотрел ему в глаза, – это очень страшно. И нечем ответить. Нас бомбят, а нам абсолютно нечем ответить.
Кашечкин еще раз посмотрел на прогалину. Отдельных воронок не было, все перемешалось в единый завал из взрытой земли и крупных щепок.
– А в войну так же было? – спросил он Рузаева.
– Нет. Фашисты бомбили, конечно, но не сплошным ковром. Эти хуже фашистов.
– Да, бомб не жалеют. И попадают снайперски, – заметил Кашечкин.
– Зато непуганые. И атакуют плотной группой! – спокойно ответил Рузаев.
Небо снова задрожало от гула. На этот раз на фоне чистого неба они хорошо разглядели, как пятерка «Фантомов» развернулась фронтом и, даже не снижаясь, сбросила бомбы на какую-то дальнюю цель. Куда падали бомбы, они не видели, и не слышали разрывов, потому что вновь хлынули потоки дождя.
Вернулись на позицию уже в темноте. Только под самый вечер вьетнамцы успели доставить ракеты и зарядить установки. Рузаев, проверив готовность, скомандовал отбой. Сам он достал записи, открыл свой блокнотик и устроился на командирском месте, вычерчивая планы. Начертив план, он что-то долго считал, затем, недовольный итогами, сминал лист, рвал его в мелкие клочки и выбрасывал.
Не спалось и Кашечкину. Он еще не имел опыта боевой стрельбы и сначала повторял инструкции и руководства, затем прокручивал в уме все свои действия. Каждый раз в результате этих действий самолет противника уходил. Кашечкин вздыхал и начинал все по новой.
Не спал и полковник Тхи Лан. Он проверял караулы, которые заставил-таки выставить русский командир. Он с надеждой и сомнением рассматривал кабины и пусковые станки ракет, зачехленные тягачи и вагончики передвижной дизельной электростанции. И ему казалось, что обнаружившие их американцы ровными рядами, под рев моторов и барабанный бой, как на учениях, бомбят и бомбят их позицию. Вокруг все перерыто взрывами и сожжено напалмом, а американцы все бомбят и бомбят, добивая раненых.
Советские офицеры заняли свои места еще до рассвета.
– Включайте мощность! – скомандовал Рузаев, разложив перед собой наконец-то дочерченный план.
Кашечкин щелкнул тумблерами. Раздался тонкий свист, затем басовитое гудение. Аппаратура прогревалась, экраны засветились зеленым.
Вьетнамцы-операторы, вышколенные на курсах, делали свое дело безошибочно, хотя и медленно.
Кашечкин дал мощность в антенну и повел ее по кругу, осматривая небо сектор за сектором.
– Восемнадцатый, как воздух? – Рузаев включил микрофон и динамик.
– Чисто! – голос с сильным акцентом прорвался сквозь треск помех.
– Следите!
Рузаев сидел на высоком железном табурете с круглым сиденьем, на котором мог легко поворачиваться и видеть работу всего личного состава. Он отвернулся от экрана и оглядел планшет – огромный плексигласовый круг, на котором планшетист ставил маленькие фигурки самолетов по данным дальней разведки. Утренний воздух был чист.
– Двадцать второе июня… – тихо заметил Кашечкин, истекая потом возле горячей аппаратуры, – а в Москве сейчас хорошо…
– Лейтенант Кашечкин, не расслабляться! – приструнил его Рузаев.
Лязгнули запоры, приподнялись ручки, броневая дверь открылась, и вошел Тхи Лан.
– Разрешите? – вежливо спросил он. В обстановке боевого дежурства Рузаев был единственным командиром с неограниченной властью.
– Входите! – Рузаев не отрывался от планшета. – Как обстановка?
– Вчера было восемь налетов. Разбит один склад. Погибло двенадцать человек. Ночью налетов не было.
– Это хорошо.
– Да. Обычно ночью охотники хоть одну машину да сожгут. И начинают бомбить рано.
– А сегодня у них перерыв на утреннюю зарядку. Два часа следили, и все чисто. Вы, может, напугали их чем-то?
– Товарищ полковник, а вдруг, они сегодня совсем не полетят? – заметил Кашечкин.
И тут же динамик ожил.
– Цель два-два-четыре! Высота пятнадцать!
Планшетист включил свой экран и выставил на плексиглас отметку цели. Кашечкин быстро и точно развернул антенны.
– Скоростная группа из шести самолетов-штурмовиков, идет курсом три-один-ноль. В зоне поражения через тридцать секунд!
– Взять на сопровождение!
– Есть сопровождение!
Из головы Кашечкина тут же вылетели все-все руководства и инструкции. Перед ним была реальная цель, и руки сами делали то, что нужно.
– Сколько их? – неуверенно спросил Тхи Лан.
– Истребители-бомбардировщики типа «Фантом», шесть штук, идут плотным строем! – отозвался Кашечкин.
– Тхи Лан, не мешайте!
– Ай-ай, шесть! – Тхи Лан в ужасе причмокнул губами и, пятясь задом, вышел из кабины.
– Установки?
– Есть установки!
Оператор-вьетнамец Зуан Лон проверил готовность ракет.
– Цель в зоне поражения! Сопровождение устойчивое!
Кашечкин спокойно вел группу в прицеле локатора, удивляясь тому, насколько проще работается сейчас, чем на учениях.
– Хорошие ребята, непуганые. По струнке маршируют! – откомментировал Рузаев. – Что ж, попробуем и мы повоевать. Приготовились!
Рузаев в последний раз проверил положение цели.
– Пуск!
За стенами кабины взвыл ускоритель, снося ракету с пусковой установки. Раздался хлопок, и сигнал от нее появился на экране.
– Есть ракета! – Кашечкин прикусил губу. – Сопровождение в норме!
Со звонким хрустом застучал секундомер, отмечающий время полета ракеты, и эти тридцать секунд показались им вечностью.
– Подрыв!
Кашечкин увидел, как влетела прямо в середину строя и погасла отметка ракеты. Группа распалась – четыре отметки продолжили полет, а две вдруг изменили траекторию.
– Есть! – Кашечкин еще не верил своим глазам. – Две цели поражены. Одной ракетой!
Рузаев молча покачал головой.
Младший лейтенант Дональд Мюррей стал заправским воякой и неплохим военным летчиком. Он по-деловому вылетал на задания, возвращался, получал увольнения и шел во вьетнамский поселок. Там он или напивался, или шел к подруге со странным именем До Тхи Хай Зунг. Иногда он делал оба дела вместе. Иногда пил и в качестве развлечения бил морды косоглазым. Война была неприятной, но не страшной.
В этот день задание на бомбежку каких-то целей в джунглях казалось совсем простым, но капитан Блай решил лично вести звено, чтобы проверить его слетанность. Мюррей, конечно, полетел бы на выполнение задания, как ни хотелось ему увильнуть от него. Но во время проверки обнаружилась течь в гидроприводе, которую уже не успевали устранить до вылета. Кто бы и огорчился, но только не Мюррей с Макинтошем, для которых выпить пива с техниками было все же интереснее очередного вылета.
Поэтому рулежку звена Мюррей наблюдал со стороны. Блай прямо на земле выстроил их парами с минимальными интервалами и заставил взлетать попарно. Сотрясая воздух громом двигателей, шестерка «Фантомов» разбегалась и взлетала в безоблачное небо.
Нагрузились прилично. Взяли только бомбы и пару ракет воздух-земля, оставив на складе «Сайдуиндеры», предназначенные для обороны от «МИГов». В общем, готовились пострелять по очередной мишени под пристальным наблюдением отца-командира.
Весь маршрут шли парами, на небольшой дистанции. Блай маневрировал, и летчикам приходилось четко отрабатывать его эволюции. При подходе к цели Блай вообще полностью сомкнул строй так, что шестерка тяжелых машин шла, почти касаясь друг друга крыльями. Погода стояла прекрасная, видимость «сто», операторы заранее приготовились к сбросу.
Цель была хорошо видна и звено, перестроившись, приготовилось к снижению. Неожиданно самолет капитана резко встряхнуло. Связь со Смитом и Мэрфи прервалась, их машины вывалились из строя.
–«Чарли-три», «чарли-пять»! – Блай не сдерживал раздражения, – почему покинули строй?
Пилоты молчали. Блай продолжал вести звено прежним курсом, не понимая, что могло случиться. Вражеских истребителей вокруг не было. Зенитная артиллерия на такую высоту не доставала. Сразу два самолета сломаться не могли.
– «Чарли-первый», зафиксирован взрыв. Происхождение непонятно.
– «Чарли-второй», продолжаем задание, – решительно скомандовал Блай, – разбираться будем после.
Он довернул и начал пикирование на объект, в уме просчитывая красивую траекторию, по которой его эскадрилья выйдет с бомбометания. И получит благодарность полковника Уилсона за отлично выполненное задание.
– На цель заходят! – доложил Кашечкин. – Двоих потеряли, а не перестраиваются!
– Держать сопровождение!
– Есть!
– Приготовились! Пуск!
Еще одна ракета, ухнув, пошла к цели. Американцы, так и не понявшие, в чем дело, на этот раз были ближе и шли развернутым строем. Ракета врезалась в крайний самолет и разорвала его на части прямым попаданием.
– Есть попадание! Три сбиты! – вскрикнул Кашечкин.
– Перехватываем на выходе с цели!
Рузаев, как дирижер, командовал операторами и разворачивал пусковые установки. Он боялся перезаряжать их в зоне пуска и отчаянно прикидывал оставшийся боезапас.
Три «Фантома» красиво, четко, строго по уставу вышли с цели, и тут Рузаев успел-таки подставить им еще одну ракету. Истребитель-бомбардировщик наткнулся на раскиданное ею облако обломков, резко клюнул носом и свалился в штопор. Только тут янки поняли, что происходит что-то невообразимое, и дали деру. Но им, никогда еще не сталкивавшимся с зенитно-ракетными комплексами, и в голову не приходило, что набор высоты от ракет не спасает. Они не знали, что единственное их спасение – это уходить на самой малой высоте. И они привычно и четко легли на курс. И Рузаев с удовольствием отправил им вдогонку две последние ракеты, хотя шансов поразить самолеты в хвост было немного.
Одна ракета все же догнала «Фантом». Капитан Блай, пять минут назад командовавший шестью самолетами, один, лично, удирал на север. Уже предупрежденные о произошедшем, все самолеты военно-воздушных сил США возвращались на базы. Через полчаса в небе Вьетнама не стало ни одного американца – впервые за последние два года войны. Вслед за авиацией расползлись по щелям и десантные вертолеты – они стали легкой добычей вьетнамских истребителей. А ночью произошло и вовсе страшное – американские солдаты впервые в жизни остались без всякой поддержки с воздуха, в джунглях, лицом к лицу, один на один со свирепыми партизанами Вьетконга. И началось то, что последующие поколения стыдливо назвали «роковой ошибкой Соединенных Штатов».
Пусть же вихрем сабля свищет!
Мне Костаки не судья –
Прав Костаки – прав и я!
Козьма Прутков
Сначала Сильвестру было страшно и противно бесчинствовать в мирных селениях под руководством полусумасшедшего сержанта. А потом ничего, в службу он втянулся. Все же он был не кем-то, а настоящим рейнджером, героем-освободителем. Он завел себе темные очки и черную бандану, красиво схватывающую его длинные грязные черные волосы. Он научился еще сильнее выпячивать челюсть. А еще он научился свирепо косить глазами, совсем как сержант в бешенстве. Сам себе Сильвестр нравился – считал, что когда он вернется с войны, его будут любить все девушки.
Правда, ему начали сниться кошмары. Это было неприятно. А однажды после кошмара он встал и почувствовал, что глаз у него косит уже совершенно естественно и сама собой дергается щека.
А вообще шла обычная работа. Американские войска попытались выбить вьетконговцев из южных районов. Разовые карательные операции против партизан и мирных жителей переросли в настоящие боевые действия. Фронтовая авиация наносила удары по вражеским частям, а потом пехота проводила массовые зачистки.
Однако партизаны в джунглях были почти неуловимы. Они нападали на войска и исчезали в зарослях. Чтобы очистить от них леса, авиация месила и месила обширные территории Южного Вьетнама. Рейнджеры ждали выстрела из-за любого куста и стремились, чтобы кустов не оставалось. Авиация сносила все на своем пути.
Иногда под этот удар попадали, спору нет, и партизанские войска. В этом случае их сопротивление сильно ослабевало. Но чаще, конечно, бомбили обычные деревни и поля. По окончании операции крестьяне возвращались домой, а домов не было. Конечно, бамбуковые хижины не составляло никакого труда восстановить, но вместе с хижинами исчезали и поля. Бомбардировки сносили ирригационные системы и уничтожали верхний слой почвы так, что там больше ничего не росло. Жители вздыхали и шли в партизаны. Поэтому американцы быстро поняли, что «гражданское» население тоже лучше в живых не оставлять.
Сержант Дойли берег солдат. Патронов и снарядов он не жалел, с удовольствием наблюдая, как после взрыва косоглазые смешно кувыркаются в воздухе. И лишь после хорошей подготовки посылал ребят в бой. А иногда и не посылал, если противник попадался вооруженный.
Этот бой тоже начинался удачно, а вот потом вьетконговцы подтянули подкрепление и потеснили взвод Дойли к каменистому руслу реки.
То, что за них взялись не слабо обученные крестьяне, а настоящие войска, американцы почувствовали сразу. Шквальный огонь был не только дружным и плотным, но и метким. В их взводе уже двое были легко ранены, но еще немного такого боя, и раненых прибавится.
Сержант Дойли привык, что стоит как следует нажать на косоглазых, и они разбегаются по лесам. Однако выяснилось, что они наткнулись не просто на регулярные войска, а на военную базу. Вьетнамцы не думали убегать или сдаваться, они ловко маневрировали, стараясь зайти с флангов. И сержант растерялся. Этот противник был наглым и умелым и даже не думал сдаваться.
– Сержант! – радист кричал, перекрывая грохот боя. – Сержант, вас лейтенант требует к себе.
Облегченно вздохнув, Дойли нырнул за камни и побежал к командному пункту роты.
– Ну что, сержант, плохо дело? – лейтенант Фишер начал с самого главного.
– Плохо, – сержант кивнул. – Без авиации не обойдемся.
– Знаю, – лейтенант кивнул. – Наша задача оторваться от противника и дать авиации возможность нанести удар.
– Отступаем, лейтенант?
– Да, – Фишер кивнул, – объясняю план. Вы с взводом перемещаетесь на запад вдоль русла реки. Мы отступаем на юг, вы прикрываете фланг. Таким образом, мы оторвемся от партизан и дадим летчикам возможность полить их напалмом.
– А не опасно? Нас могут отрезать.
– Не успеют, – Фишер покачал головой, – самолеты уже в воздухе. Выполняйте, сержант!
– Есть, сэр!
Сержант пробрался к своему взводу, внимательно осмотрел все пути отхода и скомандовал:
– Ребята, внимание! На счет «три» прекращаем огонь и бегом за мной! Раз, два, три!
Они, прячась за камнями, кинулись вверх, вдоль русла.
Сначала все пошло по плану. Вьетконговцы еще некоторое время обстреливали опустевшую позицию, а затем разгадали маневр и с громкими криками кинулись вперед. Сержант усмехнулся, выждал немного, а потом сам лично начал поливать оставленную позицию огнем из пулемета. Сбоку ударила вся рота. Вьетнамцы смешались и отошли. Тогда и лейтенант Фишер спокойно отвел своих.
– Ну, сейчас им устроят костер! – Сержант хихикнул. – Будет много жареных тушек.
Однако минуты шли, а в воздухе было тихо. «Фантомы» не появлялись. Осмелевшие вьетнамцы вылезли из нор и двинулись вперед, отрезая взвод от основных сил.
– Черт! – сержант выругался. – Что за дерьмо! Они же сейчас нас в клещи возьмут!
Взвод открыл огонь, но его сил явно не хватало.
– Роту, вызови роту! Лейтенант! – Сержант громко кричал по рации. – Лейтенант, где авиация? Что? Это приказ? Дерьмо… Да, сэр!
– Ребята, – срывающимся голосом сержант обратился к бойцам, – авиации не будет. Вообще никакой. Пробиваемся к нашим и уходим отсюда!
– К вертолетам?
– Вертолетов тоже не будет. Ничего не будет! Сматываемся!
Но это было проще сказать, чем сделать. Вьетнамцы, казалось, лезли изо всех щелей. Американцы бежали и отстреливались, а маленькие солдаты все приближались. Их узкоглазые, искаженные яростью лица казались очень страшными. Сильвестр оборачивался и стрелял. И сержант стрелял. Его знаменитый нож для перерезания глоток нелепо болтался на поясе, мешая двигаться. Сержант выхватил его, и в глазах, глядящих в разные стороны, вспыхнуло безумие. Но тут за спиной раздался хлопок гранаты, и взрывная волна ткнула его носом в песок.
В этом бою до ночи дожила только половина солдат его роты. Лишь полевая артиллерия смогла остановить наступление косоглазых. В открытом бою, без прикрытия техникой, американцы отнюдь не были сильнее вьетнамцев. Санитары подбирали раненых и выносили убитых. Сильвестр не получил ни малейшей царапины. Он только икал и трясся, как тогда, когда убил первого вьетнамцы. Сержант Дойли, которого солдаты выволокли с поля битвы, тоже икал и трясся. Это была уже четвертая его контузия, и мозг, привыкший к сотрясениям, не претерпел значительных изменений. Все шло своим чередом.
Капитан американских военно-воздушных сил Джеральд Блай понял, что происходит нечто из ряда вон выходящее, когда увидел молнии серебристых ракет, устремившихся к его звену, и не смог сманеврировать. Мощные воздушные взрывы выбили из строя еще три самолета, а он сам, прижимаясь к земле, пошел в сторону базы. Самолет получил небольшие повреждения и нечетко слушался рулей. База постоянно вызывала его, а он не знал, что докладывать. Начиналась настоящая война. На своих крыльях Блай вез в полк настоящую войну и настоящий страх. Самому себе, командованию, летчикам и в их числе младшему лейтенанту Мюррею.
До того война была неприятной, но не страшной. Берешь бомбы, летишь, бомбишь, возвращаешься. Первый раз Мюррей испугался, когда рассматривал простреленный «МИГами» самолет Джойса. Но это был еще не страх, это был испуг. Первый настоящий страх пришел только сейчас, когда с задания вернулся один капитан Блай, да еще вернулся так, что не смог с первого раза посадить машину. Когда остановилась турбина, он вылез из кабины и, не говоря ни слова, сразу пошел в штаб. Не переодеваясь. Как был, в перегрузочном костюме и шлеме. А потом из кабины появился его оператор. Тот не пошел никуда, а встал на колени прямо под самолетом, поцеловал землю и начал истово креститься.
Мюррей не знал, что произошло. Но, взглянув на Блая, а потом на оператора, он тоже опустился на колени и перекрестился. Давно он этого не делал. Последний раз он читал молитву в пансионе. А вот тут вспомнил первую попавшуюся и, стоя коленями на жестком бетоне, одними губами шептал священные слова. К нему подошел Макинтош и тоже опустился на дорожку.
В связи с этим случаем боевые вылеты прекратили почти на неделю, ограничиваясь только полетами над Южным Вьетнамом. Командование сразу засекретило все подробности вылета Блая, и он сам куда-то исчез. Но в полку ходили упорные слухи, что вьетнамцы применили новое оружие, которое им поставили то ли русские, то ли китайцы.
На шестой день их всех собрал полковник Уилсон. Рядом с полковником, вне строя, стоял Блай. Видно было, что он нервничает. Впрочем, полковник тоже утратил часть своего спокойствия. Покачавшись с пятки на носок, он начал речь:
– Господа офицеры! Противник применил новое оружие, зенитно-ракетные комплексы. Наша разведка ранее сообщала о наличии таких комплексов у Советского Союза. Но мы не думали, что русские осмелятся применить их в этой локальной миротворческой операции, противопоставив воздушным силам Ограниченного контингента. К сожалению, наглость противника превзошла все ожидания. Презрев слова Президента, Советский Союз в очередной раз вмешался, не получив никаких санкций ООН. Поэтому силам поддержания мира… А… – Уилсон запнулся, махнул рукой, пожевал губами и немного помолчал.
– Что это я… Начиная с этого дня, боевые вылеты будут представлять серьезную опасность. Тем почетнее наша миссия. Да, у нас есть потери, но с ракетами тоже можно бороться!
Уилсон снова задумался.
– Центральное разведывательное управление подготовило подробный доклад об известных технических характеристиках комплекса. К сожалению, русские окружили их секретностью, и многие попытки получить информацию не увенчались успехом. КГБ готовило нам сюрприз. Нельзя сказать, что он не удался.
Стоявшие «вольно» офицеры переглянулись. Уилсон вытащил блокнот, перелистал его и продолжил.
– Мы выяснили основные недостатки комплекса. Ракеты у него мощные, но тяжелые. Маневренность плохая. Поэтому если летчик замечает старт ракеты, от нее можно уйти резким маневром. Пуск ракеты хорошо заметен. Для разгона на начальном этапе используется мощный пороховой ускоритель. Его срабатывание и отстрел видны с воздуха. Так что внимание вас спасет. Да.
Полковник говорил твердо, уверенно, со знанием дела. Мюррей увидел, что на последних словах Блай посмотрел на Уилсона и отвернулся.
– Проведя исследования, военные инженеры предложили следующий маневр. Увидев пуск, летчик должен направить самолет непосредственно на ракету и лететь так двадцать секунд. Считаем: «Миссисипи-один, Миссисипи-два, Миссисипи-три…»
Полковник считал, а Мюррей вдруг живо представил, как он доворачивает машину и ведет ее навстречу тяжелой зенитной ракете. И как эта ракета рвет на куски самолет вместе с ним. Так же, как она уже порвала пять самолетов.
«Заткнись!» – хотел крикнуть Мюррей, но лишь тихо пошевелил губами.
– Миссисипи-десять, Миссисипи-одинннадцать… – считал полковник.
Ракета летела Мюррею прямо в лоб. Это вам не букашек напалмом поливать! Это начиналась настоящая война.
– Миссисипи-двадцать! – закончил полковник. – Берете ручку на себя вертикально вверх, а затем горку, переходящую в пикирование. И все. Ракета пролетит выше. Показываю еще раз.
Полковник снова начал считать, и спина Мюррея вновь покрылась холодным потом.
– Вопросы? – спросил Уилсон, закончив демонстрацию маневра.
– Есть. Полковник, вы уверены, что маневр поможет?
– Уверен.
– Данные, на основе которых маневр рассчитывался, проверенные?
Полковник задумался, а потом честно ответил:
– Не знаю. Может быть, эти данные побывали в руках КГБ. Еще вопросы есть?
– Да. Полковник, кто-нибудь кроме капитана Блая, вернулся из столкновения с ракетами?
– Нет, никто больше – нехотя произнес полковник, – и других вылетов еще не было. Проверить теорию маневра придется нам. Сегодня начинаем тренировки. Разойдись!
Строй распался. Мюррей развернулся и хотел идти, но его остановил окрик Блая.
– Лейтенант Мюррей, останьтесь!
Мюррей остановился и замер перед капитаном. Блай подошел к нему, обвел глазами асфальт вокруг, будто всматриваясь в тени погибших летчиков, и поднял взгляд.
– Учить вас буду лично я.
– Есть, сэр! – Мюррей щелкнул каблуками.
– На завтра назначена операция по штурмовке ЗРК. Она поручена мне.
– Есть, сэр! – снова ответил Мюррей, внутренне холодея от неприятного предчувствия.
– Вы будете в моей группе. Рядом со мной. Вот теперь можете идти.
Мюррей козырнул и медленно пошел к ангарам.
Весть о том, что в ходе одного боя сбито пять самолетов, причем два из них – одной ракетой, распространилась среди вьетнамцев с ураганной скоростью. Солдаты, даже стоя на посту, даже в присутствии командиров громко обсуждали такую новость и при этом подпрыгивали от радости. После обеда, когда убедившийся в полном отсутствии противника Рузаев объявил отбой, они устроили митинг.
Работал и «беспроводной телеграф». Слухи распространялись мгновенно как среди солдат, так и среди крестьян. Поэтому на митинг явились не только солдаты, но и крестьяне ближайших деревень, которым было тоже очень и очень интересно.
– Товарищи! – митинг открыл известный Рузаеву Аунг Сан, – дорогие товарищи! Долгое время мы терпели налеты американской авиации, не всегда имея силы дать отпор. Наконец-то положение изменилось. Благодаря усилиям коммунистической партии, благодаря руководству товарища Хо Ши Мина, благодаря советским товарищам мы наконец-то сможем рассчитаться с ними за все то горе, которое они принесли нам.