Андрей Игоревич Фальков
Советско-Вьетнамский роман
Глава 21. Полковник Рузаев наблюдает Апокалипсис ХХ века
Что страна! Хотя бы рота
Видеть издали могла
Какова его работа
И какие тут дела.
А вблизи от деревушки
Где застал их свет дневной
Самолеты, танки, пушки
У обоих за спиной
А.Твардовский
«Василий Теркин»
Проснулся Рузаев от холода. Небо уже посветлело, начинался быстрый южный рассвет. Он потянулся, протер глаза и полез в полевую сумку за шоколадом, чтобы подкрепить силы. Но поесть не успел. Среди голубого неба, так низко над лесом, будто идя по головам, промелькнули бесшумные черные тени. И только потом, когда тени молниями исчезли из виду, раздался громовой удар и рев реактивных двигателей. Пара «Фантомов» прошла на бреющем и скрылась. Подполковник знал, что на такой скорости и с такой высоты по цели они не ударят. Вот сейчас развернутся, и тогда начнется. На выходе из боевого разворота их наконец-то увидят наши. И произойдет то, что он так давно хотел увидеть не через прицел локатора, а своими глазами.
Обламывая ногти, ударяясь коленями, Рузаев быстро полез вверх по скале. Карабкаясь по каменному боку, он краем глаза следил за черными точками штурмовиков. Самолеты развернулись, сделали небольшую горку и ринулись на цель.
Рузаев перевернулся, прижавшись спиной к шероховатому камню. Он поднялся выше деревьев и сквозь листву видел голубую чашу залива и притулившуюся к берегу деревню. Часть крыш из пожухлой рисовой соломы скрывала листва, зато длинный пирс для рыбачьих лодок на высоких сваях и лодочный сарай хорошо виднелись на фоне воды.
Рузаев видел, как по пирсу бегут люди, заметившие самолеты. Маленький пулеметчик запрыгнул в корзину, обложенную мешками с песком, и начал ловко заправлять ленту. Из домов выбегали жители, таща за собой детей.
«Бедные люди, – неожиданно с болью осознал Рузаев. – Они так долго воевали, что каждое движение отработано до автоматизма». Да, в деревне началась паника, люди боялись, и все же каждый бежал в точно выбранном направлении. Деревня сверху напоминала муравейник, в который мальчишка ткнул палкой – все бегут и суетятся, казалось бы, глупой суетой, а, в конце концов, крыша оказывается заделана. И еще он вспомнил, что американцы называли их глупыми суетливыми макаками.
Самолеты ударили по окраине деревни кассетными бомбами. От обоих самолетов отделились серые сигары, которые раскрылись в воздухе и распались на сотни маленьких бомбочек. Бомбочки образовали клубящийся смертоносный рой, и этот рой ударил по окраине, прямо в толпу людей, которые бежали, неся за спинами детей, кошелки с имуществом и катя перед собой ручные тележки. Гудящий рой осколков пронизал воздух, не убивая наповал, а лишь нанося чрезвычайно мучительные раны.
В огромных клубах дыма и пыли вверх полетели бревна, пучки соломы, обломки, какие-то лохмотья. Промелькнула тележка с оторванным колесом, за ней – половина человеческого тела. Казалось, крик боли пронзил воздух, крик, неслышимый на таком расстоянии из-за гула разрывов.
Захлебываясь, вдогонку самолету застучал пулемет, тут же ему стал вторить еще один, замаскированный где-то на лесной прогалине. Самолеты, сотрясая ревом воздух, ушли на разворот.
– Ну! – полковник стукнул кулаком по камню. Зенитно-ракетная батарея молчала, хотя самолеты сделали горку и пошли на второй заход. Это было непонятно. Батарея могла прикрыть этих несчастных – и не прикрывала.
Рузаев знал, что американцы боялись. Боялись наших ракет, которые четко объяснили им, кто хозяин в небе Вьетнама. И они боялись самих вьетнамцев, их маленьких, почти игрушечных солдатиков, едва достававших до плеча упитанным рослым рейнджерам и весивших в два-три раза меньше их. Маленьких солдатиков, не способных в рукопашном бою одолеть втроем одного «коммандос» не из-за недостатка выучки, а из-за вечного голода и невыносимо тяжелого детства. Но эти солдатики, невероятно трудолюбивые, были хозяевами в своих лесах и могли незаметно обойти любых часовых и неожиданно оказаться прямо посреди воинской части врага. Эти маленькие солдатики были мастерами маскировки и своими ловкими и сильными руками строили целые города под землей, абсолютно незаметные не только с воздуха, но и с земли. Они могли прорыть ходами целый холм и спрятать у него внутри стрелковую дивизию. Вьетнамцы походили на русских тем, что знали лес и любили его. Американцы леса боялись, им за каждым кустом мерещился маленький солдатик с желтым узкоглазым лицом. Не в силах справиться с Вьетконгом в его родном доме, янки пытались стереть с лица земли сами джунгли. Кассетные бомбы, напалм, химическое оружие – все это они бросили в бой. Убить как можно больше. Просто жми кнопку и выливай химическую смерть, превращай квадратные мили земли в выжженную пустыню. А потом по этой пустыне пройдут рейнджеры и воткнут посередине звездно-полосатый флаг как символ новой демократии.
Американцы надеялись на такую войну. Они надеялись летать и убивать с воздуха совершенно безнаказанно, так, как это делалось всегда во всех странах, как они привыкли. Но летать не очень-то получилось, потому что полковник Рузаев стоял на страже и защищал этих маленьких смешных человечков. И хваленым рейнджерам приходилось-таки лезть в джунгли с автоматом в руках, пытаясь завоевать чужую землю и навязать ее населению «общечеловеческие ценности», как янки это понимают. Но там за каждым деревом их ждали маленькие, голодные, страдающие от дистрофии солдатики, которые были у себя дома и защищали свою землю.
Страх подвел американцев и на этот раз, превратив отлаженную войсковую операцию в очередную бессмысленную и губительную для них самих бойню. Думая, что на окраинах деревни, в лесу, среди мирных крестьян прячутся партизаны, они нанесли еще один удар – напалмом.
Знаете ли вы, что такое напалм? Это всего-навсего смесь бензина, масла и парафина с фосфором. Брошенный с самолета контейнер с напалмом расплескивается на огромной площади, и эта смесь вспыхивает, превращая целую деревню в сплошное море огня. Капля напалма, попав на кожу или одежду, намертво прилипает к ней и горит, пока не прожигает тело до костей. Символично, что именно фашисты придумали, а американцы с удовольствием использовали столь зверское оружие. Напалм не убивает сразу – человеческое тело медленно горит несколько минут. Его невозможно потушить. Напалм способен гореть под водой. Его невозможно отчистить – пытающийся заняться спасением может загореться и сам. И даже если раненого забросать землей и сбить пламя, напалм вновь загорится, как только получит доступ воздуха. Хуже только фосфор, который тоже с удовольствием применяют янки. Врачи во вьетнамских госпиталях расскажут вам, как прямо на операционных столах у них гибли люди, раненые. Пациент горел на столе, а хирург ничего не мог сделать. Интересно, что бы сказали американцы, если бы небезызвестный Саддам бросил на их войска хотя бы одну такую бомбочку? А на парочку ферм штата Айова?
Пара «Фантомов» бросила напалм на джунгли, в которых пытались скрыться беженцы. Раздался рев двигателей пронесшихся над вершинами деревьев самолетов, тупой удар. Хлопок, и выше вершин поднялось ярко-рыжее бензиновое пламя. Резко запахло гарью. Вонючий дым заволок небо. В лесу творилось что-то невообразимое.
***
На этот раз американцы, пытаясь сбить зенитчиков с толку, применили мощные помехи и перехитрили сами себя. Они включили все технические средства, какие только имели, и полностью понадеялись на них. Пара «Фантомов» со станциями активных помех прошла над глубокими тылами. Кашечкин видел, как экран локатора заливает молочная муть помех, как помехи усиливаются и через них проступает апертура антенны. Кашечкин внимательно всмотрелся в экран. Муть нарастала, самолеты приближались. Он выключил передатчик и перехватил поудобнее штурвальчик управления.
– Товарищ подполковник, – Кашечкин подкрутил наводку, – а ведь я их вижу!
– Помехи сильные? – Сорокин следил за планшетом.
– Помехи активные. Засветок от самолетов нет.
– Как же ты их видишь?
– Вот же их тень. Они сами от своих передатчиков светятся!
Сорокин взглянул через плечо.
– Молодец, лейтенант! Как дистанция?
– Дальность не определяется. Помехи. А высоту и азимут вижу.
– Майор Гора! – Сорокин все еще не верил в такую удачу. – Координаты получаете?
– Получаю, – подтвердил тот, – дальность поражения сокращена, но стрелять могу. И по цели, и по источнику помех.
Американцы заходили на разворот прямо над станцией, и Кашечкин достаточно хорошо видел и излучение от передатчика помех, и неуклюжие маневры «Фантомов».
– Вот хорьки слепые! – усмехнулся Гора.
– Они без приборов в двух шагах ничего не видят, – подтвердил Кашечкин, доворачивая молчащую антенну вслед за «Фантомом».
Американцы действительно ничего не видели. Правда, обнаружить позицию дивизиона с воздуха было весьма непросто. Трудолюбивые вьетнамцы, как кроты, зарыли станцию в землю. Тягачи, дизеля, пусковые установки – все было спрятано. Больше всего советских офицеров на этой позиции поразили огромные деревья, вершины которых вьетнамцы тросами привязали к тягачу. Сверху лес как лес, но стоило тягачу включить лебедку, и деревья послушно пригибались, образуя просеку для старта ракеты. Сама пусковая установка закрывалась шалашом из свежесрубленных древесных стволов с ветками. Около каждого ствола дежурил вьетнамец, готовый снять маскировку.
– Ну, вы даете! – прибыв на место,Сорокин с недоверием осмотрел это сооружение. – А успеете все снять?
Тхан Донг, отвечавший за инженерные работы, отдал команду, и вьетнамские солдаты, как полчища муравьев, кинулась на установку. Миг – и зелень исчезла, а обнаженный пусковой станок с ракетой поднялся на стальных лапах.
– Тридцать секунд! – похвастал Тхан Донг, уже успевший выучить русский язык.
– Спрятаться не забудьте! – напомнил Сорокин. – При старте ракеты ударная волна такая, что весь ваш хворост летать будет.
Тхан Донг молча показал на окопчик, в который нырнули солдаты.
Теперь все эти выдумки вьетнамцев спасали им жизнь. Светя помехами и ничего не замечая вокруг, американцы разворачивались прямо над головой. Рев двигателей заглушил жужжание аппаратуры, достиг пика и начал удаляться.
– Рубеж-два! – доложил по телефону наблюдатель.
– На деревню пошли, – заметил Сорокин.
– Есть дистанция! – радостно вскрикнул Кашечкин. – Могу определить расстояние!
– Откуда? – удивился Сорокин.
– Смотрите! Помеха ослабла, затем усилилась. Они пролетели над холмом. Дистанция одиннадцать. Вот, опять мигнул! Они над морем! Дистанция восемнадцать! Идут над морем на малой высоте.
– К стрельбе готов! – отрапортовал Гора.
– Держать сопровождение! – скомандовал Сорокин. – Включить передатчик!
– Есть цель! Азимут вижу! Высота недоступна!
– Следить! – Сорокин весь сосредоточился. – Они должны сманеврировать.
– Есть маневр! – доложил Гора.
– Огонь двумя ракетами!
Одна ракета на подлете задела землю и взорвалась. Другая достигла-таки цели.
***
Рузаев, удобно устроившись на выступе скалы, наблюдал в бинокль за маневрами американцев. Самолеты, сбросив груз, резко набрали высоту, чтобы самим не задеть прибрежные холмы. Ведущий взял вправо, уходя в сторону моря, а ведомый почему-то продолжал набирать высоту.
И тут показалось, что в самолет ударила молния. Со сверхзвуковой скоростью, бесшумно, оставляя яркий белый след, ракета попала прямо в самолет. «Фантом» исчез в облаке разрыва, из которого полетели какие-то горящие детали, а затем выскочил фюзеляж, лишенный хвоста и крыльев.
«В двигатель попали», – подумал Рузаев. До него докатился гулкий удар разрыва.
– Молодцы! – похвалил он своих подопечных.
Второй «Фантом», увидев все произошедшее, резко снизился и понесся над морем, вздымая столбы воды выхлопами турбины. Его мотало из стороны в сторону, пилот едва выравнивал машину, но жить экипажу хотелось отчаянно. Из-за холмов бесшумной молнией выскочила вторая ракета, пронеслась выше самолета и гулко лопнула где-то над водой. «Фантом» в ужасе прижался еще ниже, почти задевая брюхом волны. Нос его рыскал, как форштевень катера в шторм. Турбина засасывала целый вал воды, который сверкающей стеной вставал в воздухе.
– Эх, уйдет, уйдет ведь! – Рузаев выругался про себя. Словно в ответ на его слова из своей ячейки выскочил маленький косоглазый пулеметчик и яростно потряс кулачком вслед улетевшему врагу.
Тем временем горящий фюзеляж сбитого «Фантома» тяжело ткнулся в землю, и на его месте поднялся яркий столб пламени. В воздухе раскачивались два парашюта – и пилот, и оператор успели катапультироваться. Легкий ветерок неумолимо сносил их к деревне.
То, что американцы попадут в руки партизан, полковник не сомневался. Партизаны могли отвести пленных на допрос, а могли сунуть в их собственный напалм, который снес полдеревни и весь окружающий лес. Рузаеву же они нужны были живыми. Он на спине съехал со скалы и кинулся в деревню, на ходу расстегивая кобуру пистолета.
Едва только он спустился по тропинке, гул пламени и крики жителей стали слышнее. Пробежав еще несколько шагов, Рузаев чуть не сбил с ног старого крестьянина, который неожиданно вышел из-за поворота. Крестьянин потерянно брел вверх по тропинке, волоча за собой какой-то мешок. Лицо его окаменело и напоминало маску, а глаза стеклянно смотрели в одну точку. Редкая седая бороденка нелепо топорщилась как-то вбок. Из ушей текла кровь.
– Ди лен нянь15! – крикнул ему Рузаев, но старик даже не посмотрел на него. Он все так же медленно, с трудом переставлял ноги.
Рузаев понял, что старик контужен и не слышит его, а может, даже и не видит. Рузаев махнул рукой и побежал дальше. Задерживаться он не мог, у него своя задача, американцы нужны ему живыми и желательно не успевшими побывать в руках крестьян. Кроме того, он понимал, что янки теперь не ограничатся одним налетом. Они засекли батарею и попытаются ее разгромить.
И еще Рузаев знал, что они попытаются отбить пилотов, которые наверняка успели связаться с базой. В безнадежных случаях янки пилотов оставляли на полное растерзание Вьетконга, но когда была хоть малейшая надежда спасти, действовали решительно. А значит, в ближайшее время следовало ожидать десанта коммандос.
Рузаев выскочил из джунглей на дорогу и замер. Он еще не видел результатов налета так близко и так свежо. На дорогу не упала ни одна бомба, но вершины многих деревьев были порезаны осколками, будто их жевало какое-то гигантское животное. Саму дорогу покрывал слой всякого мусора. Поверх этого мусора валялись какие-то обломки и тряпки. Чуть поодаль стояла ручная тележка, скарб из которой вывалился в пыль. На тележке лицом вниз лежала мертвая женщина. Из-под нее натекла лужа крови, кровь пропитала рукав и стекала по руке, капая на землю.
Внезапно за лесом снова что-то громко ухнуло, и эхо взрыва гулко прокатилось по вершинам деревьев. Рузаев сделал еще несколько шагов, старясь не смотреть на убитую женщину, но тут нечто страшное с криком выскочило из зарослей и бросилось к нему.
Рузаев с ужасом увидел, что на дорогу выбежала девушка, почти девочка. Она была совершенно обнаженная, в крови и саже. Все ее тело пересекали черные полосы, длинные черные волосы разметались по плечам, глаза округлились, а рот был распят в диком крике.
Время будто остановило свой бег. Рузаев видел искаженное лицо. Он видел обнаженную полудетскую фигурку, неразвитые груди, узкие бедра. Девочка не осознавала своей наготы, того, что бежит прямо на офицера, она ничего не видела и не замечала.
Рузаев бросился к ней, схватил, и тело девочки с ужасающей силой забилось у него в руках. Широко раскрытые глаза смотрели прямо на него и ничего не видели. Неожиданно она сильно и очень больно вцепилась в него, не переставая кричать, точнее, не кричать, а выть на одной ноте. Рузаев схватил ее за волосы, свисавшие странными клочками, и оторвал от себя. Спину девочки пересекала пунцовая полоса обгоревшей кожи. Посередине полосы шел черный шрам, который непрерывно сочился кровью.
– Напалм! – понял Рузаев. – одежда сгорела.
Он потянул девочку за руку, обратно на лесную тропинку. Она прекратила кричать, уже осмысленно взглянула на Рузаева, потом вся обмякла и упала на землю. Худенькие ручки скребнули землю, она застонала и затихла.
Рузаев легко подхватил ее и перекинул через плечо, стараясь не задеть ожог на спине, развернулся и бросился бегом назад, вверх по тропинке, к пещере старика.
***
Второй батальон дивизии полковника Каупера активно готовился к предстоящей операции. Готовился и рядовой Сильвестр Макарони. Еще с вечера он проверил все снаряжение и получил полный боекомплект. Ночь они провели в полевом лагере, у костра. Лейтенант Фишер принес карту.
– Значит, так, ребята! Наша задача – захватить деревню косоглазых! Мы вытесняем их на холмы, вторая и третья роты высаживаются рядом и добивают. Затем мы продолжаем бой, соседи ловят русских. Поняли?
– А у нас хватит сил? – осторожно поинтересовался сержант.
– Кто задает дурацкие вопросы? Мы сможем удерживать их столько, сколько захотим! В случае чего получим поддержку с воздуха.
Сержант еще раз посмотрел на карту.
– Поняли, ребята?
– Да, сэр!
– Тогда вперед!
* * *
Едва забрезжил рассвет, над лагерем второго батальона прозвучал сигнал горниста. Взревели двигатели вертолетов, стоящих на широком песчаном пляже. Воздушный поток от винтов разметал струи крупного песка, заставлял кланяться резные листья пальм.
Десантники кинулись к вертолетам, на ходу поправляя оружие.
– Эй, как себя чувствуешь, Сильвио? – крикнул Брайан.
– Отлично, лучше всех!
Макарони подтянулся и прыгнул в грохочущее нутро. Сержант, проверявший установленный на консоли пулемет, проводил его глазами.
– Ну, все готовы?
Горнист затрубил еще раз. Сержант Дойли, свирепо кося глазом, надел темные очки и развернул пулемет в походное положение.
– Мать твою! Выпустим кишки косоглазым, выпустим кишки! – он вставил ленту, защелкнул крепление и сдвинул дверь.
– Пошли, ребята!
Пилот махнул рукой. Все вцепились в сиденья. Вертолет взревел, наклонился и хищным прыжком взмыл в небо.
Занимался рассвет. Солнце, еще не поднявшееся над горизонтом, подсвечивало облака. Светя мощными посадочными фарами, вертолеты дружными стайками взмывали в воздух, издали похожие на черные хвостатые мячики. Они сразу выстраивались пятерками и ложились на курс над серебристой гладью океана.
Взошедшее солнце разогнало туман. Вертолеты шли на небольшой высоте, их мотало восходящими потоками.
Брайан позеленел и сплюнул, его укачало.
– Никак не могу привыкнуть к этим вертолетам.
Ему никто не ответил. Из-за шума приходилось кричать, никакой охоты разговаривать не было.
– Седьмой, седьмой! – услышал сержант в наушниках. – Я их вижу. Выходим на цель. Построиться в атакующее положение.
– Есть, сэр! – отрапортовал сержант и крикнул через плечо:
– Начинаем. Мы обычно атакуем на рассвете и включаем Вагнера.
– Что? – переспросил новичок Брэдли.
– Вагнера. Музыку. Пугает косоглазых так, что у них душа в пятки уходит. Каску сними, парень!
– Зачем? – удивился Брэдли, глядя, как взвод снимает каски и подсовывает их под себя. – Чего это вы, ребята, на касках сидите?
– Не хотим, чтобы нам задницы оторвало, – усмехнулся Макарони, – Косоглазые иногда стреляют.
– Снижаемся. Включаем музыку и летим! – крикнул Дойли. Он открыл дверь, снял пулемет с фиксаторов и развернул его наружу.
– А, черт! – вырвалось у него.
– Что?
– Полоса не расчищена!
– Первый, первый! – заорал он в микрофон. – Почему деревня плохо зачищена? Где авиация! Черт!
– Ну? – Макарони толкнул его в бок. – В чем дело?
– Говорит, русские.
– Что русские?
– Русские прикрыли. Летчики смогли сделать только один заход. План остается прежний. Не расслабляться. Что русские, что косоглазые, один черт. Давить!
Сержант заправил ленту и положил руку на станину пусковой установки ракет. Вертолет снижался под величественные звуки «Полета валькирии».
Макарони достал магазин и защелкнул его в винтовку. Все рейнджеры проверяли оружие. Сильвестр дернул затвор, но затвор не пошел. Магазин заело. Вообще, винтовка М-16 было хорошим, но капризным оружием.
Сильвестр чертыхнулся про себя, вынул магазин и слегка постучал его о поручень. В магазине что-то щелкнуло, патрон встал на место, и Сильвестр наконец-то смог перезарядить винтовку.
Брэдли молился, тихо шевеля губами. Макарони жевал жвачку, глядя в иллюминатор. Сержант устроился поудобнее в открытой двери и затянул подбородный ремень.
Они прошлись вдоль пляжа на самой малой высоте. Сильвестр увидел, как из деревни по узким улочкам разбегаются косоглазые в своих смешных шляпах. Школьная учительница гнала стайку детей к лесу, не подозревая о том, что именно по лесу будет нанесен главный удар.
Здесь, за холмом, джунгли дымились широкой выжженной полосой. Самолеты сумели-таки нанести удар, облегчив задачу десанта.
– Огонь!
Загрохотал пулемет. Трассы пулеметных очередей и следы ракет уперлись в деревню.
Откуда-то снизу застучал пулемет вьетнамцев. Вертолет развернулся и ударил ракетами прямо по пулеметному гнезду. Из него полетели какие-то щепки.
– Неплохой выстрел, ребята! – засмеялся сержант. – Ставлю вам за это ящик пива.
Они развернулись и пошли в сторону пляжа. Сильвестр вздохнул, надел каску и приготовился прыгать.
***
Уже возле самой скалы, на поляне, Рузаев, который нес девочку на плече, нагнал контуженого крестьянина. Тот дотащил-таки свой мешок до их вчерашнего костра и теперь застыл, раздумывая над дальнейшими действиями. Перед ним стоял отшельник в своей желтой хламиде и пристально смотрел на нового гостя.
Рузаев бережно положил девочку на листья. Она застонала и болезненно сжалась. Отшельник молча, все с той же скорбной грустью, посмотрел на нее.
– Ну, миротворец хренов? – Рузаев с трудом перевел дыхание. – Что теперь делать будешь?
Старик-отшельник сделал шаг к ним.
– Лечить.
– Тебе теперь только это и остается. Хоть чем-то помочь сможешь?
– Да. И ей, и ему. – Он кивнул на крестьянина, все так же стоящего с мешком.
– А воевать будем? Или на бога продолжим надеяться?
Старик не отвечал.
– Если бы мы не опоздали, если бы могли сбивать самолеты на подходе, этого, – он показал на девочку, – не было бы.
– Будем лечить, – словно не слыша его слов, повторил старик.
– Будете. Если янки дадут. Они скоро вернутся! Вернутся, и такой костер здесь устроят, что лечение ваше не поможет! – закричал Рузаев, глядя в невозмутимое лицо монаха. – Вернутся и сожгут всех. И ее, и всю деревню, и тебя. Всех.
– Я не боюсь. – Старик был спокоен. – Что эта жизнь, что следующая – все это череда иллюзий. А ты иди.
– Что? Да что же ты за человек такой! Дворником был, дворником и остался.
– Иди. – Старик опустился на колени перед девочкой, положил ей руки на затылок. – Иди. Спаси, кого сможешь.
– Понял-таки?
– Иди, – старик вздохнул. – Это моя внучка. Делай свое дело и ни о чем не беспокойся. Твою руку направит Шива, и греха на тебе нет.
Рузаев быстрыми шагами направился к зарослям, но перед тем, как зелень скрыла его, обернулся.
– Врачам их покажи!
– Иди, делай свое дело! Может, и спасешь еще одну душу.
– Чертовы янки! – вспомнил Рузаев, повернулся и снова бросился в деревню. Парашюты давно исчезли где-то в зарослях.
Соломенные крыши ярко горели. Дым пожара слегка рассеялся, окрасив небо в грязный цвет. На улицах валялись обломки, остатки домашней утвари, носились ошалевшие куры. Прямо посреди улицы лежали трупы – женский и детский. Не глядя на них, пробежали двое солдат с автоматами.
– Зынг лай! Зынг лай16! – закричал им полковник. – Где командир?
Солдаты остановились и недоуменно посмотрели на него. Наконец, опознали форму и поняли, кто стоит перед ними.
– О до17, – махнул один рукой и добавил какую-то длинную-длинную тираду.
– Той кхонг хиеу син ной тям хэн18, – едва выговорил заученную наизусть фразу Рузаев.
Солдат снова протараторил что-то на своем птичьем языке, развернулся и намеревался бежать дальше.
– Зынг лай19! – снова скомандовал Рузаев. Он подошел к солдатам, взял говорившего за плечи и развернул, – ди дэн до20!
Солдат, поняв, что от него требуется, снова быстро затараторил, обращаясь к своему напарнику, но полковник резко встряхнул его и металлическим голосом скомандовал:
– Ди дэн ген! Нгой-ти-ху-ди21!
Солдаты переглянулись, подхватили оружие на ремень и мелкой трусцой побежали по улице, ведущей вверх по склону.
По всему их пути деревня казалась вымершей. Обломки, куриный пух, следы бегства – и ничего более. Крестьяне с семьями попрятались в зарослях, немногочисленные партизаны затаились. Горящие дома никто не тушил. В одном переулке лежали трупы – их тоже никто не убирал.
Рузаев вслед за солдатами подошел к хлипкой бамбуковой лестнице и полез вслед за ними в пулеметное гнездо, примостившееся на откосе. Рузаев перевалился через мешки и в недоумении остановился. Гнездо было пустым. На куче мешков, прикрытый ветками, стоял хорошо знакомый зенитный пулемет ДШК с заправленной лентой. На полу валялась куча стреляных гильз и какие-то ящики. Командира не было. Не было никого, кто мог объяснить его отсутствие.
Полковник огляделся. Пулеметное гнездо наполовину зарыто в земляной склон. Деревья, срубленные, чтобы не мешать обзору, навалены вокруг, прекрасно маскируя его с воздуха. Рузаев автоматически, наметанным глазом, определил сектора обстрела. Получалось неплохо. Вроде бы можно остаться и подождать. Даже если высадят десант, вполне можно помочь огнем.
Выше, в горах, между этой разбитой деревней и его дивизионом, стоял целый партизанский пехотный полк. Без поддержки с воздуха десанту через джунгли не прорваться. А поддержки не будет. Рузаев слишком хорошо знал Сорокина, чтобы сомневаться в этом. На выручку летчикам бросят, скорее всего, лишь пару вертолетов.
Полковник еще раз оценил обстановку. Чем больше он вглядывался, тем меньше нравилась ему позиция. Сделанная с чисто восточной тщательностью, она чисто по-восточному была лишена той неожиданности, того маневра, который только и спасает на войне. Да, место хорошее. Прямо перед глазами расстилалась полоса пляжа. Но не видно соседнего пулеметчика. Удобно, но слишком близко. Вертолеты так не встречают.
Полковник еще раз задумался о своем задании. С одной стороны, он хотел найти командира, договориться с ним о пленных и идти к себе в часть. С другой стороны, своим военным нутром он чувствовал, что простым налетом дело не обойдется. Чутье победило. Рузаев молча откинул ветви с ДШК и принялся быстро складывать станину.
Оба вьетнамца уже признали его за командира. Они сноровисто вытащили ленту и аккуратно уложили ее в коробку. Когда Рузаев закончил, они деловито взвалили тяжеленный пулемет на узкие плечи и начали осторожно спускать его по лестнице. Маленький отряд готовился к встрече незваных гостей.
***
В кабине управления зенитно-ракетного дивизиона продолжалась боевая работа. Пискнул зуммер. Сорокин надел наушники.
– Медведь слушает. Так. Так. Ясно. Мы их видим, но достать не можем. Добро.
– Ребята, внимание! – Сорокин нажал «отбой» и обратился к сидевшим в кабине. Гора, Кашечкин и три вьетнамских оператора подняли головы от пультов.
– Наблюдатели сообщают о приближении американского десанта на вертолетах. Пока насчитали пятнадцать машин. Похоже, по нашу душу. Мы демаскировали себя пусками, позиция рассекречена. Будем перебазироваться на запасную.
– Далеко! – заметил Гора.
– Это не авиация, это десант. Если прорвутся, прочешут все окрестности.
– Сканирую сектор и выключаюсь. – Кашечкин снова приник к экранам.
– Добро. – Сорокин развернулся на своем табурете.
Кашечкин взялся за штурвал управления и повел луч антенны вдоль самого горизонта. Над северной бухтой на экране блеснула засветка.
– Две цели, на малой высоте, курс три-три-пять!
– К нам идут. Помехи есть?
– Помех нет. Пытаются маскироваться обтеканием рельефа.
– Гора, стрелять можно?
– Только на маневре.
– Цель уходит на курс три-два-два! – доложил Кашечкин.
– Будем перехватывать. – Сорокин схватил наушники.
– Восьмой? Наземная разведка сообщает о высадке десанта. Сопровождаем две цели. Нет, нельзя эвакуироваться.
Сорокин замолчал, прислушался к наушникам и оглядел кабину. Гора и Кашечкин сосредоточенно вели цели, чего нельзя было сказать о вьетнамцах. Одним глазом они смотрели на экраны, а другим – на дверь.
– Ох и вломят нам сейчас… – задумчиво произнес Кашечкин, подстраивая наводку.
Один из вьетнамцев вскочил, тихо подвывая, кинулся к двери и налег на рычаг запоров. Броневая дверь не поддавалась, он дергал ее, дергал быстро и бессмысленно, забыв снять блокировку. Внезапно дверь распахнулась, открытая снаружи, вьетнамец выскочил из нее. Раздался смачный удар, и вьетнамец, держась за щеку, влетел обратно. В двери показался Шульц, потряхивая ушибленной рукой.
– Чэ лай! Ви чи ку ди22! – закричал он по-вьетнамски и добавил несколько чисто русских выражений, которые все вьетнамцы, однако, поняли. Смысл их сводился к тому, что пока советские офицеры защищают землю дружественного Вьетнама, они не позволят коммунистическим вьетнамским солдатам вместе с голыми женщинами разбегаться в интимные места. А если это произойдет впредь, то он, Шульц, лично совершит и с ними, и с их мамами, бабушками и всеми родственниками такие развратные действия, что мало никому не покажется.
Ободренные этой речью операторы уткнулись в пульты, благоговейно ожидая команд Кашечкина.
– Азимут на ручное! – скомандовал тот.
– Есть ручное! – оператор отщелкнул штурвал и повел прицел в указанном направлении.
– Высота на ручное!
– Есть! – второй оператор, зажмуривая подбитый глаз, повел цель.
– Дальность веду сам! – Кашечкин собрался, превратившись в хищника на тропе, в охотника, глядящего на дичь через прицел.
– Четвертая установка перезаряжена! – доложил Гора.
– Во дают вьетнамцы! – удивился Сорокин. – В два раза быстрее норматива.
– Жить хотят, – откомментировал Шульц. Он стоял в кабине, ни к кому не обращаясь, боясь отвлечь офицеров.
– Цель на подходе. Захват устойчивый, – снова доложил Кашечкин.
– Низко. Пока еще низко. Что же зенитки его не достают? Низко… – комментировал Гора. – Низко. Есть маневр!
– Огонь тремя установками! – скомандовал Сорокин.
Снаружи ухнуло так, что весь блиндаж затрясся. Неплотно закрытая дверь с лязгом захлопнулась, но в щель затянуло клуб порохового дыма.
– Отстрел ускорителей! – доложил Кашечкин. – Сопровождение устойчивое!
В кабине с хрустом застучал хронометр, отсчитывающий секунды полета ракеты.
– Цель снижается. Первая ракета ушла в землю, – доложил Гора. – Вторая ушла на самоликвидацию. Третья на подлете…
***
Рузаев посмотрел на часы. С начала налета прошло уже много времени. Следовало спешить. Он быстро спустился и широким шагом пошел к скалам, торчащим над заливом. Вьетнамцы мелкой рысью припустили за ним, сгибаясь под тяжестью пулемета.
